Текст книги "Мир без конца"

За обедом Ральф затеял разговор, для которого приехал:

– У меня для тебя, братец, еще новости. Граф хочет строить новый замок в Эрлкасле.

Мерфин пристально посмотрел на него:

– И что, он просит меня сделать чертежи?

– Я тебя предложил. Леди Филиппа говорила, какая старомодная у него башня, и я сказал, что знаю человека, с которым можно посоветоваться.

Мод встрепенулась:

– Как чудесно!

Мастер был сдержан.

– И граф сказал, что хочет взять меня?

– Да.

– Странно. Несколько месяцев назад я не мог найти работу, и вдруг два крупных заказа. Но Эрлкасл в двух днях пути. Не представляю, как можно одновременно строить замок там и мост здесь.

– Нет, от моста придется отказаться, – покачал головой сквайр.

– Что?

– Но ведь заказ графа поважнее.

– Не уверен.

– Тогда поверь мне.

– Он так и сказал?

– Ну конечно.

– Это замечательная возможность, Мерфин, – вмешался отец. – Построить замок самому графу!

– Конечно. Но мост городу тоже очень нужен.

– Не будь идиотом, – бросил рыцарь.

– Стараюсь изо всех сил, – огрызнулся Мостник.

– Граф Ширинг – один из самых влиятельных людей в стране. По сравнению с ним настоятель Кингсбриджа – никто.

Ральф отрезал кусок гусиной ноги и положил в рот, но жевал с трудом. Этого он и боялся. Брат опять все усложнил. Этот строитель не послушает и отца. Он никогда не был послушным, даже в детстве. В отчаянии сквайр выпалил:

– Понимаешь, граф не хочет, чтобы здесь строили новый мост. Роланд считает, это оттянет торговцев из Ширинга.

– Ага, – кивнул Джеральд. – Ты же не пойдешь против графа, Мерфин.

– Так вот в чем дело! – протянул юноша. – Роланд предлагает мне работу, только чтобы в Кингсбридже не построили мост? Так, Ральф?

– Ну, не совсем так.

– Но это условие. Если я хочу строить замок, то должен отказаться от моста.

Джеральд раздраженно прикрикнул:

– У тебя нет выбора, Мерфин! Граф не просит, а приказывает.

Ральф мог бы сказать отцу, что никакими приказами братца не переубедить. Тот на самом деле покачал головой:

– Не думаю, что он может приказывать аббату Кингсбриджа, поручившему мне строительство моста.

– Но он может приказать тебе.

– Ты так считаешь? Он не мой лорд.

– Не валяй дурака, Мерфин. Тебе не победить в схватке с графом.

– Не думаю, что Роланд схватился со мной, отец. Это борьба между графом и аббатом. А меня старый вояка хочет использовать как охотничью собаку, но мне лучше остаться в стороне.

– А по-моему, тебе следует слушаться графа. Не забывай: он, помимо прочего, еще и твой родственник.

Мерфин решил зайти с другого боку:

– А тебе не приходит в голову, что это будет изменой аббату Годвину?

Джеральд презрительно фыркнул:

– Чем это мы обязаны аббатству? Из-за монахов мы и оказались в такой нищете.

– А соседи? Жители Кингсбриджа, среди которых вы жили десять лет? Им нужен мост. Это их спасение.

– Мы благородной крови, – набычился рыцарь. – Что нам до нужд торгашей.

Мастер кивнул:

– Я тебя понимаю, но как простой плотник не могу разделить твою точку зрения.

– Да дело не только в тебе! – взорвался Ральф. Придется выложить все. – Граф дал мне поручение. Если я его выполню, он может сделать меня рыцарем или по крайней мере вассалом. Если нет, останусь сквайром.

– Это очень важно. Мы все должны стараться угодить графу, – взмолилась Мод.

Молодой строитель задумался. Он часто ругался с отцом, но не любил спорить с матерью.

– Я обещал построить мост. Город рассчитывает на меня. Я не могу его бросить.

– Да почему же не можешь? – всплеснула руками Мод.

– Не хочу, чтобы за мной закрепилась репутация ненадежного работника.

– Но все поймут, почему ты предпочел заказ графа.

– Может, и поймут, но уважать не станут.

– На первом месте у тебя должна стоять семья.

– Мама, я боролся за этот мост, – упрямо буркнул Мерфин. – Сделал хорошие чертежи, убедил весь город, что мне можно верить. Больше никто не построит так, как нужно.

– Если ты откажешь графу, на жизни Ральфа можно ставить крест! – воскликнула она. – Неужели ты этого не понимаешь?

– Жизнь не должна зависеть от таких вещей.

– Но увы, от этого никуда не денешься. Хочешь пожертвовать братом ради моста?

– Мне кажется, это почти то же самое, что просить Ральфа спасти человеческие жизни, уговорив его не идти на войну.

– Ну хватит, перестань! – рявкнул Джеральд. – Чего сравнивать плотника с воином.

Какой просчет со стороны отца – отдавать такое явное предпочтение младшему сыну, подумал Ральф. Ему показалось, что Мерфина это ранило, – во всяком случае, брат покраснел и закусил губу, словно удерживаясь от резкого ответа.

– Я не просил вас отдавать меня в плотники. – Фитцджеральд-старший говорил тихо, а сквайр знал: это признак того, что брат принял бесповоротное решение. – Как и Ральф, я хотел быть рыцарем. Ребяческое желание, теперь это понятно. И все-таки из-за принятого вами решения я стал тем, кем стал. Вышло так, что из меня получился хороший плотник. Я могу добиться успеха на этом поприще и намерен когда-нибудь построить самое высокое здание в Англии. Вот что вы из меня сделали, и лучше вам с этим смириться.

Возвращаясь в Эрлкасл с плохими вестями, Ральф ломал голову, как обратить поражение в победу. Он не сумел отговорить брата строить мост, но как еще можно помешать этой затее? Беседовать с аббатом Годвином или Эдмундом Суконщиком смысла нет, это понятно. Им мост нужен даже больше, чем Мерфину, да и в любом случае простой сквайр их не переубедит. Ну, допустим, граф пошлет отряд рыцарей, допустим, они убьют строителей, но это не только не решит проблему, а создаст новую.

Мысль ему подбросил сам Мерфин, рассказав, что Джейк Чепстоу, арендовавший у него пол-акра под склад, покупает дерево в Уэльсе, чтобы не платить пошлину графу Шафтсбери.

– Мой брат считает, что должен подчиниться аббату Кингсбриджа, – доложил Ральф графу по возвращении. Прежде чем Роланд успел рассвирепеть, сквайр добавил: – Но, по-моему, есть лучший способ задержать строительство моста. Каменоломня аббатства находится в вашем графстве, между Ширингом и Эрлкаслом.

– Но она принадлежит монахам уже несколько веков, – прорычал Роланд. – Это дар короля. Мы не можем запретить им брать камень.

– Но можете обложить его пошлиной. – Ральф почувствовал угрызения совести: он губил столь важное для брата дело. «Я вынужден», – уговаривал он себя. – Возить камни будут по вашей земле. Тяжелые повозки испортят дороги и приведут в негодность броды. За это нужно платить.

– Да они завизжат как поросята. Дойдут до короля.

– Ну и пусть. – Фитцджеральд вложил в голос уверенность, которой вовсе не испытывал. – Это займет много времени. А в нынешнем году строить можно еще месяца два, не больше. Горожанам придется прерваться до первых морозов. Если все пойдет хорошо, строительство отложится до следующего года.

Роланд посмотрел на Ральфа в упор:

– Пожалуй, я тебя недооценивал. Может, ты годишься не только на то, чтобы вытаскивать утопающих графов из воды.

Сквайр подавил торжествующую улыбку.

– Благодарю вас, милорд.

– Но как же мы будем взимать эту пошлину? Обычно таможня стоит на перекрестке или у речного брода, в таком месте, которого путникам не миновать.

– Поскольку нас интересуют лишь строители, отряд можно поставить прямо возле каменоломни.

– Прекрасно. Вот ты его и возглавишь.

Через два дня Ральф подъезжал к каменоломне, а с ним четверо верховых воинов и двое мальчишек, погонявших ломовых лошадей с палатками и съестными припасами на неделю. Пока сквайр был собой доволен. Ему дали невыполнимое задание, и он его вытянул. Граф сказал, что он способен не только на спасение на водах. Дела идут в гору.

Фитцджеральд, правда, переживал из-за Мерфина. Почти всю ночь пролежал без сна, вспоминая детство. Он всегда уважал умного старшего брата. Детьми часто дрались, и Ральф всегда чувствовал себя хуже, когда брал верх, чем когда бывал бит. Тогда Фитцджеральды быстро мирились. Но взрослые драки помнятся дольше.

Его не очень беспокоила неминуемая стычка с возницами. Плевое дело для отряда вооруженных воинов. Отряд состоял не из рыцарей – подобная возня ниже их достоинства. Ральф взял Джозефа Вудстока, славившегося своей жестокостью, и еще троих. И все-таки он хотел поскорее с этим разделаться. Заночевали в лесу в нескольких милях от каменоломни. Начальник отряда хотел перехватить первую же утреннюю повозку.

Рассвело. Лошади грациозно вышагивали по истоптанной бычьими копытами и изрытой тяжелыми телегами дороге. Солнце поднималось в небе, неплотно затянутом дождевыми облаками, между которыми сияла голубизна. Люди Ральфа были в хорошем настроении, им не терпелось испытать свою силу на невооруженных возницах, ничем особенно не рискуя.

Ральф увидел поднимающийся над деревьями дым от нескольких костров. У грязной поляны, за которой зияла невиданных размеров яма – в сотню ярдов шириной и по меньшей мере в четверть мили длиной, – дорога заканчивалась. Размытый спуск вел вниз, к палаткам и деревянным хижинам каменотесов, столпившихся вокруг костров в ожидании завтрака. Сквайр услышал глухой стук молотков: некоторые работники уже забивали клинья в щели каменного массива и откалывали камни.

От каменоломни до Кингсбриджа – один день пути, поэтому большинство повозок приезжали вечером и уезжали утром. Несколько телег уже были нагружены камнями, а одна медленно тащилась по дороге к лесу.

Заслышав лошадей, каменотесы подняли головы, но не сдвинулись с места. Рабочие особо не торопились затевать разговор с вооруженными воинами. Ральф терпеливо ждал. Судя по всему, из каменоломни вела всего одна дорога – длинный грязный склон, – и вела как раз к нему.

Повозка медленно поднималась вверх, возница длинным хлыстом погонял быка, неохотно переставлявшего ноги. На телеге лежали четыре огромных необработанных камня с клеймом добывшего их каменотеса. Людям платили за каждый камень, которые пересчитывали сначала на каменоломне, а затем на строительстве.

Когда повозка подъехала ближе, Фитцджеральд узнал возницу – Бена Колесника из Кингсбриджа. Он был немного похож на своего быка – такая же толстая шея и мощный торс. И лицо его выражало ту же мрачную враждебность. С этим может оказаться хлопотно, подумал сквайр, однако укоротить можно.

Колесник направил быка на лошадей, перекрывших дорогу, и не думая останавливаться. Лошади были не боевыми, а обычными, верховыми, и, нервно засопев, подались назад. Бык остановился сам. Дерзость Бена рассердила Ральфа, и он крикнул:

– Ты нахальный медведь.

– А ты чего встал у меня на пути? – отозвался Бен.

– Я собираю пошлину.

– Никакой пошлины не существует.

– Провоз камней по земле графа Ширинга стоит пенни за повозку.

– У меня нет денег.

– Ищи.

– Ты что, меня не пропустишь?

Наглец не больно-то испугался. Это разъярило Ральфа.

– Как ты смеешь задавать мне вопросы! – крикнул он. – Камни останутся здесь до тех пор, пока кто-нибудь не заплатит за них пошлину.

Вместо ответа Бен долго смотрел на него, и сквайр не мог отделаться от мысли, что Колесник собирается сбросить его с седла.

– Но у меня нет денег, – ответил наконец возница.

Фитцджеральду захотелось проткнуть упрямца мечом, но он сдержался.

– Не делай вид, что ты еще глупее, чем на самом деле, – презрительно хмыкнул он. – Иди к мастеру и скажи, что люди графа тебя не пропускают.

Бен еще раз внимательно посмотрел на него. Колесник думал. Потом, не говоря ни слова, развернулся и потопал по спуску, оставив повозку. Порученец Роланда в ярости ждал, глядя на быка. Погонщик вошел в деревянную хижину, что стояла на полпути к каменоломне, и через пару минут появился с худощавым человеком в коричневой тунике. Сначала Ральф решил, что это мастер, но, присмотревшись, узнал Мерфина.

– О Господи, – простонал сквайр.

К этому он готов не был. Пока брат поднимался по длинному склону, Фитцджеральд-младший терзался от стыда. Понимал, что предает брата, но не ожидал увидеть его здесь.

– Привет, Ральф. – Строитель подошел ближе. – Бен говорит, что ты не хочешь его пропускать.

Посланец графа встревожился. Мерфин всегда обладал даром убеждения. Решил держаться холодно, не выдавая чувств. Он ведь просто выполняет поручения своего господина.

– Граф решил воспользоваться своим правом собирать пошлину за провоз камней по его дорогам, – сухо бросил сквайр.

– Ты не сойдешь с лошади поговорить с братом?

Ральф предпочел бы остаться в седле, но отказ накалит обстановку. Спешившись, начальник отряда тут же почувствовал себя побежденным.

– Никакой такой пошлины не существует, – пожал плечами Мерфин.

– Теперь существует.

– Монахи работали на каменоломне сотни лет. Из этого камня построен Кингсбриджский собор. И никто никогда не взимал никакой пошлины.

– Может, граф не стал бы взимать пошлину с собора, – нашелся порученец. – Но желает получать ее с моста.

– Роланд просто не хочет, чтобы город построил мост. Причина в этом. Сначала он подсылает тебя подкупить меня, а затем, когда не получилось, вводит новую пошлину. – Мерфин задумчиво посмотрел на Ральфа: – Это ведь твоя идея?

Тому стало не по себе. Как брат догадался?

– Нет, – ответил он, покраснев.

– По лицу вижу, что твоя. Уверен, я и навел тебя на эту мысль, рассказав про Джейка Чепстоу, который возит дерево из Уэльса, чтобы не платить графу Шафтсбери.

Сквайр все больше чувствовал себя идиотом и свирепел.

– При чем тут это?

– Ты предал меня, потому что я не иду у вас на поводу, и ради графа с радостью топчешь мои надежды.

– Не важно, чья это идея. Граф решил ввести пошлину на провоз камней.

– Он не имеет права.

Бен Колесник, который следил за разговором, расставив ноги и уперев руки в бедра, спросил у мастера:

– Ты говоришь, эти люди не имеют права меня останавливать?

– Именно так.

Ральфу захотелось крикнуть брату, что Бен полный тупица и, чего доброго, поймет слова Мерфина как разрешение ехать. Колесник действительно хлестнул быка. Тот склонил шею и двинулся вперед.

– Стой! – сердито крикнул сквайр.

Бен еще раз хлестнул животное:

– Пошел!

Бык напрягся, повозка дернулась, лошади испугались. Конь Джозефа, вращая глазами, встал на дыбы и подался назад. Вудсток натянул удила, опустил коня и достал из седельной сумки длинную деревянную дубину.

– Ты будешь стоять, когда тебе приказывают! – крикнул он Бену.

Воин выехал вперед и замахнулся. Колесник увернулся от удара, схватил дубину и рванул на себя. Джозеф и без того накренился от замаха, а резкий рывок вышиб его из седла, и человек Роланда грохнулся оземь.

– Не-ет! – закричал Мерфин.

Ральф понял, почему брат пришел в ужас. Человек, носящий оружие, не в силах пережить такое унижение. Теперь схватки не избежать. Тем лучше. Простой строитель не оказал должного уважения посланникам графа. Сейчас он увидит, что это значит.

Бен обеими руками держал оружие Джозефа. Тот вскочил на ноги и, увидев, что Колесник размахивает дубиной, выхватил кинжал. Но возчик оказался быстрее. Наверняка когда-то воевал. Колесник замахнулся и со всей силы опустил дубину на голову Вудстока. Тот рухнул замертво. Ральф взревел от гнева, вытащил меч и бросился на здоровяка.

– Не-ет! – вновь закричал Мерфин.

Начальник отряда изо всей силы вонзил меч Бену в грудь между ребер. Клинок пронзил полное тело и вышел со спины. Кровь хлынула фонтаном. Сквайр почувствовал победное удовлетворение. Больше Колесник не будет дерзить. Ральф встал на колени возле Джозефа. Взгляд у того застыл. Сердце не билось. Мертв.

С одной стороны, это даже хорошо, так проще: Колесник убил одного из людей графа и поплатился. Никто не сочтет это преступлением, и меньше всех Роланд, беспощадный ко всем, кто шел ему наперекор. Мерфин думал иначе. Лицо его исказилось словно от боли.

– Что ты наделал! – словно не веря глазам, воскликнул строитель. – У Бена двухлетний сын! Они зовут его Бенни.

– Боюсь, вдове придется поискать другого мужа, – ответил Ральф. – И пусть лучше выберет такого, кто знает свое место.

27

Год выдался неурожайным. В августе было так мало солнца, что к сентябрю зерно толком не поспело. В деревне Вигли все ходили мрачные. Никакого оживления, обычно сопутствующего сбору урожая: танцев, эля, ухаживаний. Неспелое зерно сгниет. Многие начнут голодать еще зимой.

Вулфрик под дождем косил ячмень, а Гвенда шла следом и вязала снопы. В первый солнечный день сентября начали убирать самый ценный злак – пшеницу – в надежде, что хорошая погода простоит и зерно успеет подсохнуть.

В какой-то момент батрачка поняла, что Вулфриком движет бешенство. В одночасье потеряв всех родных, он разъярился. Ему очень хотелось обвинить кого-нибудь в их гибели, но что такое крушение моста? Случайность? Козни злых духов? Божья кара? И юноша давал выход своей ярости в работе. Ею двигала любовь, такая же сильная. Они трудились до самой темноты. У Гвенды болела спина. Девушка просыпалась, когда Вулфрик задолго до рассвета хлопал кухонной дверью. Но молодые люди от всех отставали.

Оба начали ощущать перемену в отношении сельчан. Всю жизнь на Гвенду смотрели сверху вниз как на дочь жулика Джоби, а женщины, когда поняли, что она хочет увести Вулфрика у Аннет, прямо-таки озлобились. Осиротевший наследник всем нравился, многие понимали, что его желание взять такой большой надел неразумно, однако уважали за старание. Юноша и девушка работали за троих батраков и сделали невероятно много. Мужчины теперь восхищались молодым соседом, а женщины улыбались Гвенде.

В конце концов сельчане стали им помогать. Отец Гаспар закрыл глаза на работу по воскресеньям. Перкин с сыном Робом, собрав свой урожай, перешли на землю соседа. Появилась и мать Гвенды Этна. Когда они на телеге везли к амбару Вулфрика последние снопы, получилось даже нечто вроде традиционного осеннего праздника – все, шагая за телегой, пели старинные песни.

Вопреки пословице, гласящей, что, если хочешь танцевать уборочную джигу, сначала походи за плугом, пришла и Аннет. Как и полагается невесте, она пристроилась слева от Вулфрика. Гвенда тащилась сзади и с досадой наблюдала, как кокетка поджимает губки, запрокидывает голову и жеманно смеется на каждое слово жениха. Как можно быть таким дураком, чтобы попасться на это? Неужели он не заметил, что пустышка вообще не работала на его земле?

День свадьбы пока не назначили. Хитрющий Перкин ни за что не выдаст дочь за человека, который еще неизвестно, получит ли наследство.

Вулфрик доказал, что способен работать на земле. Теперь в этом никто больше не сомневался. Его возраст уже не играл роли. Единственным препятствием оставался гериот. Сможет ли он собрать деньги, чтобы уплатить налог на наследство? Это будет зависеть от того, сколько удастся выручить за урожай. Зерна у него не много, но, поскольку непогода стояла везде, цена на пшеницу, вероятно, подскочит. В нормальной ситуации зажиточная крестьянская семья скопила бы деньги на гериот, но сбережения семьи Вулфрика покоились на дне реки в Кингсбридже. Так что все оставалось неясным, и Гвенда могла позволить себе мечтать о том, что возлюбленный получит землю и каким-то образом полюбит ее. Всякое бывает.

Когда разгружали телегу, подошел крайне возбужденный Натан Рив.

– Эй, вы! Стойте!

– Я не могу оставить урожай на улице, вдруг дождь, – покачал головой Вулфрик.

– Мы просто втащим телегу в амбар, – уточнила Гвенда. – А что за срочность, Нейт?

Староста уже бежал к следующему дому:

– Новый лорд едет!

– Подожди! – Молодой наследник побежал за ним. – Ты скажешь ему, чтобы передал мне наследство?

Все замерли в ожидании ответа. Рив неохотно развернулся и посмотрел на Вулфрика. Он не мог не поднять голову, собеседник был выше почти на фут.

– Не знаю, – медленно ответил староста.

– Но я доказал, что могу работать на земле, ты же видишь. Загляни в амбар!

– Да, хорошо поработал, в этом никто не сомневается. А гериот заплатишь?

– Это зависит от цены на пшеницу.

– Отец! – тихонько толкнула Перкина Аннет. Тот медлил. Дочь еще раз пихнула отца в бок. – Ты же обещал, помнишь?

– Да, помню.

– Так скажи.

Перкин обратился к старосте:

– Я гарантирую гериот, если лорд передаст парню наследство.

Гвенда ахнула. Натан переспросил:

– Ты за него заплатишь? Два фунта и десять шиллингов.

– Если ему не хватит, я одолжу. Конечно, сперва они поженятся.

Натан понизил голос:

– А кроме того…

Они понизили голоса, и батрачка лишь догадывалась, что Перкин предлагал горбуну взятку – вероятно, десятую часть налога, то есть пять шиллингов.

– Отлично, – кивнул наконец староста. – Я передам рекомендацию. А теперь все в церковь, живо.

И убежал. Вулфрик широко улыбнулся и поцеловал Аннет. Все жали ему руку. Гвенде стало больно. Ее надежды рухнули. Дочь Перкина слишком умна. Уговорила родителя одолжить Вулфрику денег, который получит земли отца – и женится на ней.

Девушка пересилила себя, помогла закатить в амбар телегу и двинулась в церковь за счастливой парой. Все кончено. Новый лорд, не зная ни деревни, ни людей, скорее всего учтет рекомендацию старосты. Раз Натан принял взятку, значит, уверен в исходе.

Конечно, отчасти это ее вина. Чуть не сломала себе спину, помогая Вулфрику собирать урожай в тщетной надежде, что возлюбленный поймет, какая она хорошая жена по сравнению с Аннет. «Все лето я копала себе могилу, – думала Гвенда, шагая по кладбищу к церкви. – Но, повторись эта ситуация, сделала бы то же самое. Просто не смогла бы смотреть, как он надрывается один. Что бы ни случилось, он все равно будет знать: я была с ним». Только эта мысль не очень утешала.

Почти все сельчане уже собрались в церкви. Натану даже не пришлось их торопить. Все хотели первыми оказать почтение новому лорду и увидеть, какой он: молодой или старый, красивый или уродливый, веселый или кислый, умный или глупый, а самое важное – жестокий или добрый. Каждое его качество, пока он остается лордом – а это может длиться годы, а то и десятилетия, – скажется на их жизни. Разумный лорд может превратить Вигли в благоденствующую деревню, а дурак будет выбивать изнурительные налоги, сурово карать за каждую провинность и чинить несправедливость. Первое решение, которое ему предстояло принять, касалось Вулфрика.

Когда послышался конский топот, гул затих. Батрачка услышала тихий подобострастный голос Натана, затем властный – лорда. Она решила, что это высокий мужчина, уверенный в себе, но молодой. Все посмотрели на двери. Они открылись, и Гвенда ахнула.

Вошел высокий молодой человек, чуть старше двадцати. Гордое лицо, дорогой суконный плащ, на поясе меч и кинжал. Судя по всему, он был рад, что стал лордом Вигли, хотя в его высокомерии сквозила какая-то неуверенность. Темные волнистые волосы обрамляли красивое лицо, которое уродовал лишь сломанный нос.

Ральф Фитцджеральд.

Первый свой манориальный суд новый лорд назначил на ближайшее воскресенье. Целую неделю Вулфрик ходил как в воду опущенный. Глядя на него, Гвенда чуть не плакала. Все лето работал без устали, не жаловался на участь тягловой лошади, но мужество, видимо, покинуло его. Он сделал все, что в человеческих силах, и теперь судьба зависит от кипевшего ненавистью лорда.

Девушке так хотелось как-то обнадежить возлюбленного, взбодрить, но, увы, она и сама не питала иллюзий. Лорды часто бывали мелочными, мстительными, а Ральф не производил впечатление великодушного человека. В детстве Фитцджеральд был глуп и жесток. Она не забыла тот день, когда младший брат Мерфина убил из лука ее собаку. И нет никаких оснований считать, что он переменился.

Новый лорд въехал в усадьбу лендлорда со своим закадычным дружком, похожим на быка молодым сквайром по имени Алан Фернхилл; они с присущей их сословию беспечностью пили лучшее вино, ели цыплят и тискали служанок.

Поведение Натана Рива подтверждало опасения. Староста не вымогал у Вулфрика более крупной взятки – верный признак того, что ему известен исход дела. Аннет, похоже, тоже сомневалась в успехе жениха. Гвенда подметила в ней явные изменения. Красотка уже не так резво запрокидывала голову, не так виляла бедрами, реже слышался ее мелодичный смех. Батрачка надеялась, что Вулфрик всего этого не заметит: у него и без того хватает забот. Но ей показалось, что теперь он раньше возвращается по вечерам от Перкина. И угрюмее.

В воскресенье утром девушка с удивлением поняла, что возлюбленный все еще надеется. Когда служба закончилась и отец Гаспар уступил место лорду Ральфу, Вулфрик закрыл глаза и зашевелил губами, вероятно, вознося молитву Деве Марии.

В церкви, конечно, собрались все сельчане, включая Джоби и Этну. Гвенда не общалась с родителями. Иногда, правда, перекидывалась парой слов с матерью, но только когда рядом не было отца. У родителя на лице осталось ярко-красное пятно от ее горящего полена. Она не встречалась с ним глазами, так как все еще боялась его, хотя чувствовала, что и папаша теперь побаивается дочери.

Лорд сидел в деревянном кресле, окидывая своих вилланов взглядом оценщика, как покупатель на скотном рынке. Натан объявил, кто в какой день следующей недели должен нести повинность на барской запашке. Не предложил задавать вопросы, а это значит, что Ральф не собирается ни с кем договариваться, только приказывать.

Натан затронул и другие текущие вопросы: в понедельник на Сотенном поле нужно закончить сбор колосьев, чтобы во вторник на жнивье выпустить скот, а в среду на Долгом поле пора начинать осеннюю вспашку. Обычно по таким вопросам спорили редко, лишь самые ретивые излагали свои доводы и предлагали разные варианты, но сегодня все сидели тихо, пытаясь получше понять нового лорда.

На главном решении староста заострять внимание не стал. Так же монотонно он продолжил:

– Вулфрику не дозволяется наследовать земли, которые держал его отец, так как ему всего шестнадцать лет.

Гвенда посмотрела на Фитцджеральда. Тот попытался спрятать улыбку, поднеся руку к лицу, и – как ей показалось, бессознательно – дотронулся до сломанного носа.

– О своем решении относительно земель покойного Сэмюэла лорд Ральф сообщит позже, – объявил староста.

Вулфрик застонал на всю церковь. Он ожидал такого решения, но услышать его было тяжело. Девушка видела, как юноша, пряча лицо, повернулся ко всем спиной и прислонился к стене, чтобы удержаться на ногах.

– На сегодня все, – закончил Рив.

Фитцджеральд встал и медленно прошел по церкви, бросая взгляды на раздавленного Вулфрика. Каким же он будет лордом, думала батрачка, если перво-наперво использовал свою власть для того, чтобы отомстить. Следом, опустив глаза, шагал Натан. Горбун понимал, что решение несправедливое. Они оба вышли, все загудели, только Гвенда молчала, не отрывая глаз от возлюбленного.

Юноша удержался на ногах, но на него было больно смотреть. Глазами он нашел Аннет. Та дрожала от ярости. Конечно, красотка сейчас ответит Вулфрику взглядом, но вместо этого дочь Перкина быстро отвернулась. Гвенда недоумевала. Высоко подняв голову, Аннет двинулась к выходу, за ней родные. Она что, даже не поговорит с Вулфриком? Вероятно, молодой человек задал себе тот же вопрос, так как рванулся за ней:

– Аннет, подожди.

Все затихли. Девушка развернулась, и Вулфрик замер.

– Мы ведь все равно поженимся, правда?

От его жалостливой мольбы влюбленная батрачка содрогнулась всем телом. Аннет молча смотрела на жениха, и тот продолжил:

– Лордам нужны хорошие вилланы, которые работали бы на их земле. Наверно, Ральф даст мне маленький надел…

– Ты сломал ему нос, – резко перебила Аннет. – Он никогда тебе ничего не даст.

Гвенда вспомнила, как приятно было дочери Перкина, когда эти двое из-за нее дрались. Вулфрик упорствовал:

– Тогда стану батраком. Я сильный. У меня всегда будет работа.

– Но ты будешь беден всю жизнь. Ты это хочешь мне предложить?

– Мы будем вместе, как мечтали в тот день в лесу, когда ты сказала, что любишь меня. Помнишь?

– И какая же будет у меня жизнь с безземельным батраком? – сердито спросила красотка. – Я тебе скажу. – Она кивнула на мать Гвенды, стоявшую с Джоби и тремя малышами: – Стану как эта – черная от забот и тощая, как пучок ракитника.

Джоби вздрогнул и замахнулся на Аннет обрубком:

– Эй ты, потише, наглая кокетка.

Перкин загородил дочь и примирительно похлопал в ладоши.

– Прости ее, Джоби, она переволновалась; девочка не хотела никого обидеть.

Вулфрик стоял на своем:

– Ничего не имею против Джоби, но я не такой, Аннет.

– Да такой же точно! У тебя нет земли. А он именно поэтому нищий, и ты именно поэтому будешь нищим, и дети твои будут голодными, и жена твоя будет серой мышью.

Это правда. В трудные времена безземельные страдали первыми. Когда приходилось экономить, прежде всего увольняли батраков. И все-таки Гвенде было трудно поверить, что женщина способна отказаться от возможности провести жизнь с Вулфриком. Но кажется, именно это собиралась сделать Аннет. Юноша, видимо, понял ее так же и проскулил:

– Ты меня больше не любишь?

Этот красавец унижался, пластался перед никчемной пустышкой, и все-таки Гвенда любила его в этот момент, как никогда.

– Любовь несъедобна, – ответила бывшая невеста и вышла из церкви.

Через две недели она вышла замуж за Билли Говарда.

Гвенда пошла на свадьбу, где собралась вся деревня, кроме Вулфрика. Несмотря на скудный урожай, праздник получился хороший. Объединились два больших земельных надела: сто акров Перкина и сорок – Билли. Более того, хитрец попросил Ральфа отдать ему земли отца Вулфрика. Если лорд согласится, дети Аннет станут наследниками почти половины деревни. Но Фитцджеральд уехал в Кингсбридж, пообещав принять решение по возвращении.

Перкин откупорил бочку самого крепкого эля, сваренного женой, и забил корову. Гвенда наелась и напилась от пуза – будущее слишком туманно, чтобы отказываться от сытного ужина, – поиграла с сестрами Кэт и Джоуни в деревянный мяч, затем посадила на колени маленького Эрика и стала ему петь. Через какое-то время к ней подсела мать:

– Что ты теперь будешь делать?

Девушка была все еще обижена на мать за то, что та простила Джоби, но на вопрос ответила:

– Пока можно, поживу у Вулфрика в амбаре. Может, там и останусь.

– А если парень уйдет… я хочу сказать, уедет из деревни?

– Не знаю.

Но пока Вулфрик еще работал на земле своего отца: пахал жнивье и боронил землю, лежавшую под паром. Гвенда ему помогала. Натан платил молодым людям как обычным батракам, поскольку доля будущего урожая таким не полагалась. Староста очень хотел, чтобы оба остались, иначе земля быстро придет в запустение, и они решили работать до тех пор, пока Ральф не объявит следующего держателя. А потом наймутся.

– Где Вулфрик? – спросила Этна.

– Думаю, он не расположен праздновать эту свадьбу.

– А что между вами?

Гвенда открыто посмотрела на мать.

– Он говорит, что я его лучший друг.