Текст книги "Бумажный зверинец (сборник)"

Регулярный клиент

– Это Жасмин, – говорит она.

– Это Роберт.

Голос в телефоне явно принадлежит тому же человеку, с кем она разговаривала несколько часов назад.

– Хорошо, что ты пришел, дорогой. – Она выглядывает в окно и видит его фигуру, стоящую на углу, перед круглосуточным магазином, как она и просила. Он выглядит чистым, хорошо одетым, как будто пришел на свидание. Хороший признак. На нем бейсболка команды «Ред Сокс», натянутая почти до бровей, – довольно дилетантский способ обеспечения анонимности. – Я нахожусь чуть пониже по улице Морленд в доме 27. Это серый каменный многоквартирный дом, который раньше был церковью.

Он повернулся, чтобы посмотреть:

– Да, в чувстве юмора тебе не откажешь.

Они все так шутят, но она все равно рассмеялась.

– Я нахожусь в квартире 24 на втором этаже.

– Там только ты? Я не встречу никаких вышибал, требующих предоплаты?

– Я тебе уже говорила: работаю одна. Просто подготовь деньги, и ты отлично проведешь время.

Она вешает трубку и бегло осматривает себя в зеркало, проверяя, все ли в порядке. Черные чулки и пояс с резинками совершенно новые, а кружевное бюстье подчеркивает ее тонкую талию и увеличивает грудь. Она нанесла легкий макияж, однако тени как раз такие, чтобы подчеркнуть ее глаза. Большинству ее клиентов это очень нравится. Экзотика.

Свежие простыни на большой кровати, небольшая плетеная корзинка с презервативами на ночном столике рядом с часами, показывающими точное время 5:58. Свидание продлится два часа, после чего у нее будет достаточно времени, чтобы привести себя в порядок, принять душ и посмотреть свою любимую телепередачу. Она думает, не позвонить ли позже маме, чтобы попросить ее приготовить морского окуня.

Она открывает дверь еще до того, как он постучался, и, глядя на его лицо, убеждается, что все сделала хорошо и вид у нее отменный. Он заходит, а она закрывает дверь, прислоняется к ней и одаривает его улыбкой.

– Ты еще красивее, чем фотографии в твоем объявлении, – говорит он и пристально смотрит ей в глаза. – Особенно прекрасны глаза.

– Спасибо.

В коридоре она уже может хорошо его рассмотреть, она сосредотачивается на своем правом глазу и быстро мигает дважды. Вряд ли это когда-либо ей понадобится, но девушке необходимо себя защищать. Когда она перестанет заниматься своим ремеслом, то, скорее всего, выбросит все это на дно Бостонской бухты, прямо как в детстве, когда она еще совсем маленькой девочкой писала секреты на кусочках бумаги, сворачивала их и спускала в унитаз.

Он хорошо выглядит, но совершенно не запоминается: выше шести футов, загорелый, не лысый, а тело под отутюженной рубашкой смотрится мускулистым и ухоженным. Глаза дружелюбные, и она уверена, что он не будет слишком груб. Она догадывается, что ему не больше сорока, возможно, он работает в деловом центре, в одной из юридических или финансовых компаний, где служащие носят рубашки с длинными рукавами и черные брюки, что вполне разумно из-за постоянно включенных кондиционеров. Ему присуще то наглое высокомерие, которые многие ошибочно считают мужественной привлекательностью. Она замечает, что кожа у основания безымянного пальца светлее. Так даже лучше. Женатый мужчина, как правило, безопаснее. А женатый мужчина, который не хочет, чтобы она знала о его браке, – наиболее безопасный тип: он ценит то, что имеет, и не хочет это потерять.

Она надеется, что не ошиблась и он принадлежит к ее регулярному типу клиентов.

– Я очень рад нашему знакомству, – он достает простой белый конверт.

Она берет конверт и пересчитывает купюры. Затем, не говоря ни слова, кладет его поверх стопки с корреспонденцией на маленький столик у входа. Берет его за руку и ведет в спальню. Он останавливается, чтобы осмотреть ванную комнату и другую спальню в конце коридора.

– Ищешь вышибалу? – поддразнивает она.

– Просто хочу убедиться. Я ведь неплохой человек, которому есть, что терять.

Он достает сканер и поднимает его вверх, пристально глядя на экран.

– О Боже! Да ты действительно параноик, – говорит она. – Единственная камера здесь – в моем телефоне. И она точно отключена.

Он откладывает сканер в сторону и улыбается:

– Знаю. Просто хотел, чтобы это подтвердило оборудование.

Они входят в спальню. Она наблюдает, как он осматривает кровать, бутылочки с лубрикантами и лосьонами на комоде, длинные зеркала, закрывающие дверь в туалет рядом с кроватью.

– Нервничаешь? – спрашивает она.

– Немного, – соглашается он. – Я нечасто этим занимаюсь. Даже вообще никогда не занимался.

Она подходит к нему и обнимает, давая вдохнуть запах своих духов, такой цветочный и легкий, что не задержится на его коже. Через мгновение он обнимает ее в ответ, положив руки на ее обнаженную поясницу.

– Я всегда считала, что человек должен платить за опыт и чувства, а не за материальные вещи.

– Хорошая философия, – шепчет он в ее ухо.

– Я дам тебе опыт общения с подругой молодости, и опыт этот будет несколько старомодным, но неимоверно приятным. Ты будешь вспоминать его, вспоминать так часто, как захочешь.

– Ты сделаешь все, что я захочу?

– В разумных пределах, – отвечает она. Затем поднимает голову, чтобы взглянуть на него. – Но тебе нужно надеть презерватив. Кроме этого, я вряд ли откажу тебе в чем-то. Но как я сказала по телефону, за некоторые вещи придется доплачивать.

– Я сам достаточно старомодный. Не возражаешь, если я буду говорить тебе, что делать?

Она уже вполне расслабилась с ним, чтобы не сделать из его слов каких-либо негативных выводов.

– Если хочешь привязать меня, то за это нужно будет доплатить. И я не буду этого делать, пока хорошенько тебя не узнаю.

– Нет, ничего такого. Может, просто слегка попридержу тебя.

– Хорошо.

Он подходит к ней, и они целуются. Его язык проникает ей в рот, и она стонет. Он делает шаг назад, кладет руки ей на талию и отворачивает ее от себя:

– Ляжешь лицом в подушку?

– Конечно, – она ложится на кровать. – Ноги под себя или в стороны?

– В стороны, пожалуйста, – в его голосе появляются командные нотки. А он ведь еще даже не разделся, даже не снял своей бейсболки «Ред Сокс». Она несколько разочарована. Некоторые клиенты ценят послушание больше секса. Ей практически ничего не нужно делать. Просто надеяться, что он не будет слишком грубым и не оставит отметин.

Он забирается на кровать и движется к ней на коленях между ее расставленными ногами. Он наклоняется и берет подушку, лежащую рядом с ее головой.

– Очаровательно, – говорит он. – Теперь я попридержу тебя немного.

Она томно вздыхает лицом в подушку так, как ему обязательно должно понравиться.

Он кладет подушку ей на затылок и крепко прижимает, чтобы воспрепятствовать любой попытке движения. Он достает из-за пояса пистолет и одним быстрым движением подносит ствол, длинный и толстый ствол с глушителем, к тыльной части бюстье и делает два быстрых выстрела прямо ей в сердце. Она тут же умирает.

Он убирает подушку и откладывает пистолет. Затем достает небольшой хирургический набор из своего кармана вместе с парой латексных перчаток. Он работает быстро и эффективно, легко и точно делая надрезы. Он успокаивается, когда находит то, что ему нужно, ведь иногда по ошибке выбирает не тех девушек. Редко, но увы – такое случается. Во время работы он тщательно вытирает рукавами пот со своего лица, а благодаря кепке на лицо не падают волосы. Вскоре все закончено.

Он слезает с кровати, снимает окровавленные перчатки и оставляет их вместе с хирургическим набором на теле. Затем он надевает новую пару перчаток и ходит по квартире, методично пытаясь найти место, где она прячет деньги: внутри сливного бачка, за холодильником, в тайнике над дверью в туалет.

Он идет на кухню и возвращается с большим пакетом для мусора. Он берет окровавленные перчатки и хирургический набор и кидает их в пакет. Он берет ее телефон и нажимает кнопку, чтобы открыть голосовую почту. Он удаляет все сообщения, включая то, что оставил сам, когда в первый раз позвонил по этому номеру. Он мало что может сделать с журналами звонков в телефонной компании, но это и не страшно, ведь он оставит свой предоплаченный телефон там, где его сможет найти полиция.

Он снова смотрит на нее. Нет, он не опечален, но чувствует легкий оттенок утраты. Девушка была красавицей, и было бы здорово сначала насладиться ею, однако это оставило бы слишком много следов, даже с презервативом. Тем более что потом можно всегда оплатить услуги другой. Ему нравится платить за материальные вещи. Когда он платит, то чувствует прилив сил.

Из внутреннего кармана своей куртки он достает листок бумаги, аккуратно его разворачивает и кладет рядом с головой девушки.

Он убирает пакет с мусором и деньги в небольшую спортивную сумку, которую находит в одном из шкафов. Затем тихо выходит, взяв конверт с наличными, лежавший рядом со входом.

* * *

Из-за своей дотошности Руфь Ло еще раз просматривает числа в электронной таблице, где приведены выписки с кредитных карт и банковских счетов, и сравнивает их со значениями, указанными в налоговой декларации. Сомнений не оставалось. Муж клиентки прятал деньги от Налогового управления США и, что гораздо хуже, от ее клиентки.

Лето в Бостоне может быть убийственно жарким. Но Руфь не включает кондиционер в своем маленьком офисе, расположенном прямо над лавкой мясника в китайском квартале. За прошедшие годы она сделала стольких людей несчастными, что не было никаких причин предоставить им шанс незаметно приблизиться к ней, скрываясь за посторонними шумами.

Она достает свой сотовый телефон и начинает по памяти набирать номер. Она никогда не хранит номера в телефоне. Другим она говорит, что это в целях безопасности, однако ей самой иногда кажется, что таким образом она хоть как-то демонстрирует свою независимость от компьютеров.

Она останавливается, заслышав шаги поднимающегося по лестнице человека. Шаги эти звонкие и изящные, должно быть, поднимается женщина на тонких каблуках. Сканер в коридоре не сработал на оружие, однако это еще ничего не значит: она может убить без пистолета и ножа, как, впрочем, и многие другие.

Руфь бесшумно кладет телефон на стол, дотягивается до ящика, чтобы взяться правой рукой за рукоятку вселяющего уверенность Глока-19. Только тогда она слегка поворачивается, чтобы взглянуть на монитор, где транслируется видео с камеры безопасности, установленной прямо над дверью.

Она чувствует себя очень спокойной. Регулятор хорошо делает свое дело. Пока нет смысла выпускать адреналин.

Посетительница – женщина старше пятидесяти лет, в синем кардигане с короткими рукавами и белых штанах. Она ищет кнопку звонка у двери. Ее волосы настолько черны, что, скорее всего, крашены. Похоже, что она китаянка: худая, миниатюрная, зажатая и нервная.

Руфь успокаивается и отпускает пистолет, чтобы нажать кнопку, отпирающую дверной замок. Она встает и протягивает руку:

– Чем я могу вам помочь?

– Вы Руфь Ло, частный детектив? – В акценте женщины слышны, скорее, оттенки мандарина, а не кантонского или фуцзяньского диалекта. Возможно, она практически никак не связана с местным китайским кварталом.

– Да, это я.

Женщина кажется удивленной, как будто Руфь выглядит несколько не так, как она ожидала:

– Сара Динг. Я думала, что вы китаянка.

Когда они пожимают друг другу руки, Руфь смотрит Саре прямо в глаза: женщины примерно одного роста – пять футов четыре дюйма. Сара следит за собой, но ее пальцы тонкие и холодные, как когти птицы.

– Я наполовину китаянка, – говорит Руфь. – Мой отец – кантонец во втором поколении, моя мать была белой. Мой кантонский весьма посредственный, и я совсем не знаю мандарина.

Сара садится в кресло напротив стола Руфи.

– Но у вас офис в таком месте.

Та пожимает плечами:

– Много врагов. Многие некитайцы чувствуют себя очень неуютно в китайском квартале. Они сильно выделяются из окружения. Поэтому для меня безопаснее работать здесь. Кроме того, здесь самая низкая арендная плата.

Сара утомленно кивает.

– Я хочу, чтобы вы помогли мне с моей дочерью. – Она двигает по столу папку.

Руфь садится, но не берет папку.

– Расскажите мне о ней.

– Мона оказывала эскорт-услуги. Месяц назад она была убита в своей квартире. Полиция считает, что это ограбление, возможно, замешана банда, и у них нет никаких зацепок.

– Это очень опасная профессия, – говорит Руфь. – Вы знали, что она этим занимается?

– Нет. После университета у Моны начались трудности, а мы никогда не были так близки, как… Как мне бы хотелось. Мы думали, что последние два года ее дела пошли на лад, а она говорила нам, что работает в издательстве. Очень трудно узнать своего ребенка, если ты не смогла стать той матерью, которая ей нужна. В этой стране совсем другие правила.

Руфь кивает. Знакомые стенания иммигрантов.

– Сожалею о вашей утрате. Но, скорее всего, я ничего не смогу сделать. Большинство моих дел связано со скрытыми активами, неверными женами и мужьями, страховым мошенничеством, проверкой биографических данных – вот такими вещами. В прошлом я работала в органах в отделе по расследованию убийств. Я знаю, что следователи довольно тщательно ведут свои дела.

– Но это не так! – В голосе женщины слышатся гнев и отчаянье. – Они думают, что она обычная китайская шлюха и умерла просто по глупости или же связалась с какой-то китайской бандой, которая не стала бы трогать нормальных людей. Моему мужу настолько стыдно, что он даже не вспоминает ее имени. Но она моя дочь, и она мне дороже всего, что у меня есть.

Руфь посмотрела на нее. И почувствовала, что регулятор подавляет в ней чувство жалости. Жалость может привести к принятию весьма скверных деловых решений.

– Я все думаю, что наверняка был какой-то признак, который я не заметила, и что можно было как-то сказать ей, что я люблю ее. Если бы я только не была такой занятой, чуть более готовой проявить излишнее любопытство, копнуть поглубже, пусть даже она и причинила бы мне боль. Я с отвращением вспоминаю, как со мной общались следователи, – как будто я трачу их время, – но они пытались этого не показать.

Руфь не стала объяснять, что все следователи в полиции используют регуляторы, которые делают невозможным тот тип предубеждений, о котором говорила Сара. Вся суть регулятора состояла в том, чтобы сделать работу полицейских в условиях постоянного стресса более привычной и обыденной, чтобы они меньше полагались на догадки, эмоциональные импульсы и позывы принимать решения исходя из скрытых предубеждений. Если полиция утверждает, что это насилие, связанное с организованной преступностью, то у нее на то достаточно оснований.

Она ничего не сказала, потому что женщина перед ней страдала от душевной боли, а вина и любовь были настолько перемешаны в ее лице, что она решила заплатить за поиски убийцы своей дочери, чтобы хоть как-то попытаться оправдать себя – мать, дочь которой занялась проституцией.

Ее гнев и беспомощность смутно напоминают Руфь о чем-то, что она давно пыталась забыть.

– Если я даже найду убийцу, – говорит она, – вам от этого легче не станет.

– Мне все равно, – Сара пытается пожать плечами, но этот американский жест выглядит нелепо и неуверенно. – Мой муж считает, что я сошла с ума. Я понимаю, насколько это безнадежно, но вы не первый детектив, с которым я разговаривала. Некоторые из них предложили обратиться к вам, потому что вы женщина и китаянка, так что, может, у вас будет достаточно сочувствия, чтобы увидеть здесь то, что они не смогли.

Она открывает сумочку и достает чек, протягивает его через стол и кладет на папку.

– Здесь восемьдесят тысяч долларов. Я заплачу в два раза больше вашей ежедневной ставки и вдвойне покрою расходы. Если вы все используете, я дам больше.

Руфь смотрит на чек. Она думает о плачевном состоянии своих финансов. В сорок девять лет сколько еще может выпасть шансов отложить хоть какие-то деньги на будущее, когда она уже не сможет работать?

Она чувствует себя спокойной, рациональной и понимает, что регулятор отлично справляется со своей работой. Она точно знает, что принимает решение на основе издержек и выгод, а также реалистичной оценки этого дела, а не потому, что сгорбленные плечи Сары Динг выглядят как две хрупкие плотины, которые вот-вот рухнут под бурным потоком скорби.

– Хорошо, – говорит она. – Согласна.

* * *

Мужчину зовут не Роберт. Он не Пол, не Мэтт и даже не Бэрри. Он никогда не использовал имя Джон, потому что такие шуточки заставили бы девушек нервничать. Когда-то давно, еще до тюремного заключения, его называли Наблюдателем, потому что он любил отмечать все детали, заранее посещать место будущего дела, чтобы проработать оптимальные варианты действий и найти лучшие пути отхода. Он все еще воспринимает себя так, когда остается один.

Он снимает номер в дешевой гостинице вдоль трассы 128 и начинает каждое утро с душа, чтобы смыть холодный пот после кошмара.

Это пятая гостиница, где он остановился за последний месяц. Если оставаться на одном месте дольше недели, то начинаешь привлекать к себе внимание работников гостиницы. Он наблюдает, а не является объектом для наблюдения. В идеале ему следует совсем уехать из Бостона, но он еще не исчерпал всех возможностей этого города. Уезжать отсюда, когда ты еще не увидел всего, что хочется, кажется неправильным.

Наблюдатель завладел шестьюдесятью тысячами долларов наличными в квартире той девушки – совсем неплохо для дневного заработка. Девушки, которых он выбирает, со всей остротой понимают недолговечность своей карьеры, и не имея вредных привычек, они прячут деньги как готовящиеся к зиме белки. А так как они не могут положить их в банк, не вызывая подозрений у налогового управления, то прячут деньги в тайниках своих квартир. Потом приходит он и заявляет на них свои права как на найденный клад.

Деньги – это хороший побочный заработок, но не они привлекают его.

Он выходит из душа, вытирается и садится в кресло прямо в полотенце, чтобы еще немного поработать над тем крепким орешком, который ему предстоит расщепить. Это небольшая серебряная полусфера размером в половинку грецкого ореха. Когда он впервые достал ее, она была покрыта кровью и плотью, и он долго оттирал ее бумажными полотенцами, смоченными водой, над раковиной мотеля, пока металл не начал блестеть.

Он с трудом открывает порт доступа на тыльной стороне устройства. Открыв ноутбук, он подключает к нему один конец кабеля, а другой вставляет в полусферу. Он запускает программу, за которую заплатил огромные деньги, и дает ей поработать. Было бы эффективнее оставить программу работающей все это время, но ему хочется быть рядом, когда шифрование будет взломано.

Пока программа работает, он просматривает объявления эскорт-услуг. Сейчас он жаждет развлечений, а не идет на дело, поэтому ищет не таких, как Жасмин, а тех, кто ему действительно нравится. Они дорогие, но не слишком, тот тип, который напоминает ему о девушках, которых он желал в школе: шумные, веселые, с отличной фигурой, но обязательно набирающие вес через несколько лет – та беззаботная, но ускользающая красота, которая от этого становится еще более вожделенной.

Наблюдатель знает, что только такой бедняк, каким был он в свои семнадцать, стал бы заморачиваться ухаживанием за женщинами, пытаясь сделать все, чтобы им понравиться. Человек с деньгами и властью, каким он стал сейчас, может купить все, что пожелает. Есть какая-то чистота и непорочность в его страсти, которую он считает более благородной и не такой лживой, как страсти нищих людей. Они лишь мечтают о том, чтобы жить его жизнью.

Программа издает звуковой сигнал, и он переключается на нее.

Успех.

Изображения, видео, звуковые записи загружаются на компьютер.

Наблюдатель просматривает изображения и видеозаписи. Фотографии лиц и передаваемых денег… Он тут же удаляет те, где запечатлен он сам.

Но видео – это самое лучшее. Он откидывается на спинку стула и смотрит на мерцающий экран, любуясь операторскими способностями Жасмин.

Он разделяет видео и изображения по клиентам и помещает их в соответствующие папки. Это кропотливая работа, но ему она безумно нравится.

* * *

Первое, что Руфь делает с деньгами, – проводит жизненно необходимые калибровку и подстройку оборудования. Для преследования убийцы необходимо быть в наилучшей форме.

Она не любит таскать с собой пистолет. Мужчина в спортивной куртке со спрятанным под ней оружием может сливаться с толпой практически в любой ситуации, однако женщина в такой одежде, под которой можно скрыть пистолет, всегда будет выделяться как белая ворона. Держать пистолет в сумочке – ужасная идея. Он создает ложное чувство безопасности, однако сумочку всегда могут украсть, и тогда она останется безоружной.

Она сохраняет хорошую для своего возраста форму, однако ее противники всегда выше, тяжелее и сильнее. Она научилась компенсировать эти недостатки тем, что старается держаться начеку и наносит удар первой.

Но этого недостаточно.

Она идет к своему доктору. Но не к тому, кто прописан в ее медицинской карте.

Доктор Би выучился в другой стране, но ему пришлось покинуть свой дом, так как он разозлил не тех людей. Вместо того чтобы оформить вид на жительство и получить лицензию на ведение врачебной практики, что позволило бы легко найти его, он решил заниматься своим делом подпольно. Он мог сделать то, что никогда бы не посмели те доктора, которые заботятся о своих лицензиях. Он работал с пациентами, к которым те даже и не прикоснулись бы.

– Сколько лет, – говорит доктор Би.

– Проверьте все, – говорит она ему. – И замените, что нужно.

– Умер богатый дядюшка?

– Я выхожу на охоту.

Доктор Би кивает и вводит анестезию.

Он проверяет пневматические поршни в ее ногах, замененные композитные сухожилия в плечах и предплечьях, энергетические аккумуляторы и искусственные мускулы в руках, усиленные фаланги пальцев. Он подзаряжает все, что нужно подзарядить. Он изучает результаты наращивания кальция (мера по устранению хрупкости костей, неудачный побочный эффект ее азиатского происхождения) и настраивает регулятор, чтобы он дольше работал.

– Все как новое, – говорит он ей. И она платит.

* * *

Затем Руфь просматривает ту папку, что принесла Сара.

Там есть фотографии: школьный бал, выпускной, каникулы с друзьями, поступление в вуз. Она обращает внимание на название университета без удивления и печали, хотя именно туда мечтала поступить Джесс. Регулятор, как всегда, позволяет ей оставаться хладнокровной, способной воспринимать любую информацию и выделять из нее полезную.

Последняя семейная фотография, которую выбрала Сара, была снята ранее в этом году, когда Моне исполнилось двадцать четыре. Руфь внимательно рассмотрела ее. На фотографии Мона сидит между Сарой и ее мужем, беззаботно и радостно приобняв родителей обеими руками. Нет никакого намека на какую-то скрываемую от них тайну и никаких признаков (насколько могла оценить Руфь) синяков, употребления наркотиков и других отметин потери этой девушкой контроля над своей жизнью.

Сара очень аккуратно подбирала фотографии. Они должны были рассказать многое о жизни Моны, заставить людей проявить к ней сочувствие. Но Саре незачем было так стараться. Руфь уделила бы им столько же внимания, если бы ничего не знала о жизни девушки. Она профессионал.

Дальше идет копия полицейского отчета и результаты вскрытия. Отчет в основном подтверждает то, о чем Руфь уже догадалась: никаких признаков наркотиков, никакого взлома, нет следов борьбы. В ящике ночного столика перцовый баллончик, но он не использовался. Криминалисты полностью обследовали место преступления и нашли клетки волос и кожи десятков, может, сотен мужчин, что гарантировало практически полное отсутствие улик.

Мона была убита двумя выстрелами в сердце, затем ее тело было изувечено: вырезаны оба глаза. Полового акта не было. Квартира ограблена: вынесены все ценности и наличные.

Руфь выпрямилась. Нетипичный метод убийства. Если бы убийца планировал изувечить лицо, можно было просто застрелить ее в затылок – более надежный способ.

На месте преступления найдена записка на китайском, в которой заявлялось, что Мона наказана за свои грехи. Руфь не умеет читать по-китайски, но не сомневается в точности перевода в полицейском отчете. Полиция также получила распечатку телефонных звонков Моны. Было несколько номеров, по которым данные сотовых станций показали, что их владельцы приходили в тот день к Моне. Единственный номер без алиби – предоплаченный телефон с незарегистрированным владельцем. Полиция отследила его местоположение и нашла в мусорном контейнере там же: в китайском квартале. Дальше они продвинуться не смогли.

Довольно небрежное убийство, думает Руфь, если это действительно дело рук банды.

Сара также предоставила распечатки объявлений Моны об оказываемых эскорт-услугах. Мона использовала несколько псевдонимов: Жасмин, Акико, Синн. Большинство ее фотографий – в дамском белье, несколько – в вечерних платьях. Снимки сделаны так, чтобы выгодно подчеркнуть ее тело: вид наполовину прикрытой кружевами груди сбоку, вид ягодиц сзади, вид полулежа на кровати, рука на бедре. Если на снимках виднеется лицо, то глаза закрыты черными прямоугольниками в целях обеспечения хоть какой-то анонимности.

Руфь включает свой компьютер и заходит на интим-сайты, чтобы просмотреть другие объявления. Она никогда не работала в полиции нравов, поэтому ей приходится сначала ознакомиться с жаргоном и специальными сокращениями. По всей видимости, Интернет преобразовал эту сферу деятельности, позволив женщинам уйти с улиц и стать «независимыми поставщиками» без сутенеров. Сайты организованы так, чтобы клиенты могли выбрать именно то, что им нужно. Можно сортировать и фильтровать по цене, возрасту, оказываемым услугам, этнической принадлежности, цвету волос и глаз, времени доступности и оценке других клиентов. Сфера деятельности отличается высокой конкуренцией, а сайтам свойственна какая-то безжалостная эффективность, которую Руфь нашла бы весьма депрессивной без регулятора: можно было измерить (при использовании статистического программного обеспечения) обесценивание каждой девушки с каждым уходящим годом – то, сколько мужчины дают за каждый фунт, за каждый дюйм отклонения от нужного им идеала, насколько на самом деле блондинка дороже брюнетки и насколько может повысить свою ставку девушка, которая может сойти за японку, по сравнению с той, которая за японку ни за что не сойдет.

Некоторые рекламные сайты требовали оплаты членских взносов для просмотра фотографий с открытыми лицами девушек. Сара также распечатала эти фотографии Моны класса «премиум». На секунду Руфь подумала, что должна была чувствовать Сара, оплачивая взносы, чтобы убрать черные прямоугольники с соблазняющего взгляда своей дочери – той, перед которой, казалось, открывается беззаботное и многообещающее будущее.

На этих фотографиях на лицо Моны был нанесен легкий макияж, а на губах была видна обещающая или же невинная улыбка. Она была необычайно хорошенькой даже по сравнению с другими девушками ее ценового диапазона. Она принимала посетителей только у себя, возможно, считая, что это безопаснее и позволяет ей лучше контролировать ситуацию.

По сравнению с остальными объявления Моны можно было назвать «элегантными». В них не было орфографических ошибок и открыто грубого языка, содержались намеки на те сексуальные фантазии об азиатских женщинах, которые свойственны здешним мужчинам, и вместе с тем предлагалось американское качество, и этот контраст подчеркивал стратегически верно расставленные экзотические нюансы.

Оценки анонимных клиентов хвалили ее отношение и готовность «пройти лишнюю милю». Руфь предполагает, что Мона получала хорошие чаевые.

Руфь возвращается к фотографиям с места преступления и кровавым снимкам безглазого лица Моны. Интеллектуально и бесстрастно она изучает комнату Моны во всех деталях. Она замечает разницу между ними и эротичностью фотографий на объявлениях. Эта молодая женщина очень гордилась своим образованием и считала, что она может создать с помощью тщательно подобранных слов и фотографий некий фильтр, чтобы привлечь только нужный тип клиентов. Это было и наивно, и мудро одновременно, и Руфь почти могла почувствовать, несмотря на регулятор, некоторую симпатию к такому уверенному безрассудству.

Что бы ни вынудило ее пойти этим путем, она никогда и никому не причинила вреда, а теперь уже мертва.

* * *

Руфь встречает Ло в комнате, попасть в которую можно только пройдя длинные подземные туннели и ряд закрытых на замок дверей. Здесь пахнет плесенью и человеческим потом, а также пряной едой, гниющей в мешках для мусора.

По пути она видела еще несколько закрытых комнат, за которыми, как она догадывалась, находился человеческий груз: люди, которые отдали свои жизни в руки этих змеенышей, чтобы их контрабандой провезли в эту страну, где они могли бы работать, мечтая о будущем богатстве. Она ничего никому о них не скажет. Ее сделка с Ло зависит от ее осмотрительности, тем более что Ло более сносно относится к своему грузу, чем многие другие.

Он похлопывает ее по спине, скорее в качестве жеста, а не теплого приветствия. Она предлагает раздеться, чтобы доказать отсутствие записывающих устройств. Он отмахивается.

– Ты видел эту женщину? – спрашивает она на кантонском, показывая фотографию Моны.

Ло достает сигарету изо рта, внимательно изучая фотографию. В тусклом свете татуировки на его голых плечах и руках приобретают зеленоватый оттенок. Через несколько секунд он протягивает фотографию обратно:

– Нет, не думаю.

– Она была проституткой, работавшей в Квинси. Кто-то убил ее месяц назад и оставил такую записку. – Она протянула фотографию записки, оставленной на месте преступления. – Полиция считает, что это сделала какая-то китайская группировка.

Ло смотрит на фотографию. Он поднимает брови, пытаясь сосредоточиться, затем сухо смеется:

– Да, конечно, эту записку оставила китайская банда.

– Ты можешь сказать, какая?

– Конечно! – Ло смотрит на Руфь, и его ухмылка обнажает зазоры между его зубами. – Эта записка была написана буйным Так-Као, членом Банды Вечного Мира, после того, как он убил невинную Май-Инг, прекрасную служанку с континента, в приступе ревности. Оригинал можно увидеть в третьем сезоне сериала «Мой Гонконг, твой Гонконг». Тебе повезло, что я его фанат.

– Это взято из мыльной оперы?

– Да. Или у твоего человека хорошее чувство юмора, или он не знает китайского и нашел это в Интернете. Это может провести полицию, но нет, мы, конечно, не будем оставлять подобных записок. – Он задумался, а потом сплюнул на землю.

– Возможно, это просто подделка, чтобы запутать полицию. – Она тщательно подбирает слова. – А может, одна группировка оставляет такую записку, чтобы натравить полицию на конкурентов. Полиция также нашла в мусорном баке китайского квартала телефон, который, возможно, использовался убийцей. Я знаю несколько азиатских массажных салонов в Квинси. Может, эта девушка составляла слишком сильную конкуренцию? Ты действительно ничего не можешь сказать по этому поводу?