Текст книги "Идеальное совпадение"

Глава 12. Свободен от возложенных ожиданий

Мэйвен

За сегодняшний день я столько раз зевнула, что сама этому поражалась, но даже при всей усталости было занятно сопровождать Винса в его выходной.

Я удивилась, что из парка мы отправились прямиком на стадион, где он переоделся и направился в личный тренажерный зал команды на верхнем этаже. Там он поздоровался с несколькими игроками, они немного поболтали, а потом каждый приступил к тренировкам. Правда, штангу они не тягали, скорее делали кардио: парочка игроков занимала беговые дорожки, а Винс почти час провел на велотренажере.

Закончив, он потратил много времени на так называемое восстановление. Один из тренеров провел с ним интенсивный сеанс баночного массажа перед продолжительным массажем, а под конец Винс провел двадцать минут в сауне. Я довольно долго ходила за ним по пятам, чтобы сделать несколько снимков, но быстренько ретировалась, потому что оказаться в горячей комнате с Винсом – верный способ подвергнуть испытанию свой профессионализм.

Потом он съел блюдо, приготовленное шеф-поваром команды, и мы отправились обратно в его квартиру. Пока нас не было, приходила домработница, и теперь его квартира сияла чистотой.

Он провел долгий сеанс медитации, чему я удивилась, а потом стал делать записи в дневнике, что повергло меня в шок. Я представляла, что по выходным Винс смотрит Нетфликс или веселится с друзьями. И Винс признался, что раньше именно так и делал, но в большинстве случаев он придерживался определенного распорядка – тем более во время сезона.

Пока он писал в дневнике, я вышла на красивый балкон, чтобы позвонить Рее и Камилле. Они были в восторге от выкладываемого контента. Между игрой и отснятыми кадрами с его выходного дня наши подписчики совсем обезумели. Как и мои начальницы.

– Да это же просто клад, – сказала Рея. – И не волнуйся за свой сад, растения и дом. Мы наняли на месяц помощницу, которая за всем приглядит.

Это меня утешило и вместе с тем обеспокоило, потому что я сама хотела заниматься своим домом и садом, а не поручать эту задачу постороннему человеку.

И все же я бы солгала, заявив, что мне не было весело и что эта работа не будоражила меня. Я решила последовать совету отца и жить настоящим. Каковы шансы, что мне когда-нибудь снова представится такая возможность?

Отвечу: они равны нулю.

Закончив телефонный разговор, я решила с головой уйти в работу и извлечь из нее максимум пользы. И когда тихонько вернулась в квартиру, Винс с ухмылкой посмотрел на меня.

Я решила не обращать внимания, как от его взгляда екнуло сердце.

В течение дня Винс в основном молчал, а я делала фотографии и видео и наблюдала за ним со стороны. Я предложила ему сделать вид, будто меня тут нет, и после прогулки по парку Винс преуспел в выполнении моей просьбы. Я уже почти соскучилась по его замашкам плейбоя, дерзким фразочкам и добродушному подшучиванию. Но наблюдать за ним со стороны, смотреть, как проводит выходной профессиональный хоккеист, – настоящее волшебство.

Я не знала, чего ждать, но, видимо, предполагала, что выходной он проводит с женщинами и сорит деньгами. И уж точно не думала, что Винс будет так сосредоточен на деле, будет работать над телом и разумом, придерживаться распорядка, который поможет ему восстановиться после игр на прошлой неделе и подготовиться к предстоящим.

Вот почему он был одним из лучших новичков в лиге. Возможно, удача и талант имели к этому какое-то отношение, но его преданность делу тоже играла роль.

Я думала, он не станет обращать на меня внимания, пока я, извинившись, не покину его квартиру, но, когда наступил вечер, а солнце начало опускаться за горизонт, Винс достал из холодильника две банки пива. Он открыл их и, приподняв бровь, спросил, не хочу ли я выпить.

Обычно я не особо тяготела к пиву.

Но потом подумала: а какого, собственно, черта? Это же тоже часть эксперимента. И потому кивнула.

– Разве не пришло время включить Нетфликс? – спросила я, сделав глоток.

Винс улыбнулся, как Чеширский кот, обошел кухонный островок и направился мимо меня в другой конец комнаты.

– Не совсем, – сказал он.

И поставил пиво на край стола рядом с гончарным кругом.

– Погоди, – взволнованно произнесла я и спрыгнула с барного стула, почти подскочив к Винсу. – А мне можно краешком глаза поглядеть, как Винс Танев создает свои керамические произведения искусства?

– Не могу понять, ты сейчас язвишь или искренне говоришь?

– Всего по чуть-чуть. – Я взяла один из стульев на колесиках, стоявших рядом, и, сев, подъехала к Винсу. – Итак, что ты делаешь? Что изготавливаешь? Расскажи мне все.

Немыслимо, но за весь день я не видела Винса таким расслабленным, как сейчас, когда он оказался в этом закутке. Это то же самое, что сбрасывать неудобную обувь после долгого тяжелого дня.

– Эта штука отправится в печь, потому что наконец-то просохла, – сказал Винс, взяв широкую неглубокую миску зеленого цвета, напоминавшую ту, которую можно использовать для макарон или салата. – А я помаюсь дурью, придумывая форму этих ребят, – сказал он, показав на крошечные стаканы.

– Что это, кстати?

– Когда я их лепил, то думал о японских чашках, – ответил Винс. – В основном для сенчи. Но посмотрим, какими они получатся.

– По мне, они выглядят неплохо.

– Пока да, – сказал он. – Но я могу напортачить с ними в процессе или в печи. Особенно учитывая, что мы живем во Флориде. – Он покачал головой. – Здешняя влажность все портит.

Я почувствовала себя девчонкой в мастерской Санты и расплылась в улыбке, наклонившись вперед и разглядывая его труды.

– А потом, – продолжил Винс и потянулся к одной из полок за пластиковым контейнером. Он поставил его на стол и открыл крышку, показав запечатанные пакетики с глиной самых разных цветов. – Начну что-нибудь новое.

– Что ты с ними делаешь, когда заканчиваешь? – спросила я.

Он пожал плечами.

– Смотря по обстоятельствам. Что-то оставляю, что-то раздариваю, а что-то выкидываю в мусорку, где им самое место.

– Или отдаешь на благотворительность, чтобы выручить хорошие деньги.

– Кто-то же должен помогать богатым засранцам очистить совесть, – многозначительно сказал он, и мы понимающе улыбнулись друг другу.

Я продолжала закидывать Винса вопросами, но он обладал ангельским терпением, обстоятельно поясняя каждое свое действие. Вопросов касаемо лепки у меня было столько же, сколько и по хоккею, разве что первое увлекало сильнее, потому что к этому делу был личный интерес.

Мне нравилось заботиться о своем саде, нравилось убирать землю руками. Мысль о том, чтобы создать что-то ими, взять что-то у земли и сотворить красивое и полезное, была страшно заманчивой.

– Как ты вообще к этому пришел? – спросила я после того, как он положил несколько предметов в печь. Затем Винс взял пакет с глиной и стал добавлять кусочки на весы, пока не набрал нужный вес.

– Если честно, не знаю, – признался он, накрыв рабочее место большим куском фанеры. Он выложил на нее глину и сел, отрегулировав табуретку и стол, подняв на идеальную высоту. Затем погрузил руки в глину и начал ее месить. – Вроде как случайно попалось.

– Как гончарное дело может случайно попасться?

– Я учился в Мичигане на первом курсе, это был первый год, когда я играл в хоккей на таком уровне. И я знал, что будет сложнее, чем в старшей школе, но даже не осознавал, как тяжело просто быть спортсменом колледжа. Это не обычный хоккей, – сказал Винс, формируя кончиками пальцев глину плавными, неспешными движениями. – И это не занятия на уровне средней школы. Это изнурительные тренировки, игры в напряженном графике, получение образования, карьера. Да, конечно, все мы хотим стать профессиональными спортсменами, и большинство понимает, что так или иначе мы попадем в профессиональный спорт – во всяком случае, на какое-то время. – Он пожал плечами. – Но а вдруг получишь травму, которая положит конец карьере? Вдруг поиграешь несколько лет, а потом от тебя откажутся? Не все мы сможем играть на профессиональном уровне. Слишком много игроков, которые мечтают о том же.

– Никогда не думала об этом, – тихо призналась я, раздумывая над его словами. Я всегда считала, что в колледже спортсмены получают поблажки, что этим везунчикам не нужно надрываться так сильно, как остальным.

Теперь я чувствовала себя немного виноватой из-за таких убеждений.

– В общем, мягко говоря, я испытывал стресс, – продолжил Винс, а я с восхищением смотрела, как он расправляет глину и придает ей форму, как изящно и слаженно разминает кончиками пальцев и ладонями.

Я никогда так не пялилась на чьи-то руки и сейчас поймала себя на мысли, что прониклась его действиями, крупными пальцами и гладкими загорелыми руками.

– В свободное от учебы время я постоянно находился на катке, либо на тренировке, либо на играх. Мы, безусловно, и веселились, но порой вечеринки тоже изматывали, потому что за слишком бурной ночкой могла последовать чертовски дерьмовая игра.

– Мне нужно было что-то для себя, – сказал он. – Что-то, не подразумевающее никакого давления. Однажды ночью, когда не мог уснуть, я листал телефон, и в ленте оказалось замедленное видео с изготовлением вазы. Наверное, я посмотрел его раз десять. – Винс улыбнулся, словно окунувшись в воспоминания. – А потом записался на занятия.

– И тебе так понравилось, что ты оборудовал себе дома студию?

– Нет, только когда получил подписной бонус[10]10
  Подписной бонус – это гарантированная выплата хоккеисту, не зависящая от локаута, пандемии или каких-то прочих катаклизмов.


[Закрыть], – сказал он. – Эта фигня дорого стоит. Но да. Я понял, что сейчас гончарное дело необходимо мне даже больше, чем в колледже.

Казалось, Винс остался довольным подготовкой глины, потому слепил ее в комок и потянулся к гончарному кругу.

– Здесь, в этом мирке, – сказал он, оглядев полки с глиной и свои готовые, недоделанные и совсем не законченные проекты, – я свободен. Свободен от ожиданий, свободен от возложенного на меня бремени. Если напортачу… – продолжил Винс, немного смочив круг и запустив его. Глина вращалась ровно и красиво всего мгновение, после чего Винс надавил на нее слишком сильно, и она деформировалась, чуть не отлетев, прежде чем он отключил питание. Затем он быстро придал глине новую форму и снова вернул ее на место, как будто ничего не произошло. – …то просто начну сначала.

Сердце сжалось, а губы расплылись в улыбке.

– Это даже красиво.

– Не это ты сказала в вечер нашего знакомства, – подколол меня Винс.

– Да, но я думала, что раскусила тебя.

Он приподнял бровь.

– То есть ты признаешь, что была неправа?

– Этого я не говорила, – быстро добавила я. При воспоминании о Джеймсе в груди стало так тесно, что на мгновение я задержала дыхание.

Он был таким же обаятельным, как Винс, таким же удивительным. Он заставлял меня смеяться, пробуждал во мне желание, заставлял чувствовать себя в безопасности.

А потом, черт возьми, разбил мне сердце.

– Но… – дополнила я, почти пожалев о своем признании. – Ты точно испытываешь на прочность мои убеждения.

– То есть?

Винс сидел за гончарным кругом, а я задумалась, смотря, как он лепит мокрую глину кончиками пальцев.

– Когда-то я встречалась с парнем, похожим на тебя.

Услышав это, Винс остановился, и глина потеряла форму, на что он чертыхнулся и начал заново.

– Он тоже был богат, – уточнила я. – Спортсмен. Самоуверенный и популярный, ему принадлежал весь мир. И мимоходом упомяну, что он и его семья показали мне наглядно, как сильно я не вписываюсь в их мир.

Винс на мгновение замолчал, сосредоточившись на глине. По-моему, он даже стиснул челюсти.

– Что он сделал?

Я вздохнула.

– Ну, мы влюбились. Безумно влюбились друг в друга. Он внушил мне, что не имеет значения, насколько бедна моя семья, или что у него денег больше, чем у бога. Он оживлялся, когда я делилась с ним рассказами о своем прошлом. Он любил знакомить меня с чем-то новым – например, с изысканной кухней, или брал на яхту, которая стоила дороже всех домов, где мы жили семьей. А познакомившись с моими родителями, он тут же их очаровал. Он был обаятельным и способным заставить любого влюбиться в него.

Я просто смотрела, как Винс лепит глину, смотрела, как он старается сформировать по бокам идеальную толщину.

– Он подарил мне кольцо обещания, – голос у меня немного дрогнул. – Оно было безумно дорогим для такого кольца. И великолепным. И имело для меня особое значение. Я жила как в сказке про Золушку и ее принца. – Я подавила смешок. – Пока меня не пригласили на свадьбу его брата.

– Там я чувствовала себя не в своей тарелке, – проговорила я, почувствовав, как краснею от смущения и злости. – Я надела платье из обычного магазина, а остальные были в бальных платьях и смокингах. Того сезона, конечно, потому что носить что-то из линейки, выпущенной годом ранее, ужасно. Я училась в колледже, у меня не было работы, где я могла бы позволить себе даже ту скромную одежду, которая есть у меня сейчас. Я выживала благодаря кредитам и стипендии.

– Джеймс заверил, что все в порядке, но не прошло и недели, как он порвал со мной. А потом его родители позвонили, чтобы объяснить причину, – сказала я, снова рассмеявшись. – Как будто я и без них не могла понять. – Я выпрямилась, изобразив чопорный и праведный голос его матери: – Мэйвен, ты милая девушка, но не создана для нашего мира. Ты должна знать, что Джеймса ждут большие перспективы. Ему нужна женщина, которая понимает это и принимает роль, которую занимает в его жизни.

Винс молчал, но ноздри его раздувались, а руки двигались чересчур агрессивно. Глина склеилась, и ему пришлось начать снова.

– И я понимаю, что это несправедливо, – сказала я прежде, чем Винс успел заговорить. – Но слушала его рассказы о его семье и наблюдала, как они общаются с друзьями. Слышала на той свадьбе, как они говорят о благотворительности, сколько пожертвовали той или иной организации. Между тем они понятия не имели, каково быть моими родителями, жертвовать временем и деньгами, чтобы по-настоящему помогать другим. – Я покачала головой. – Трудно не испытывать горечь, когда побывала и на той, и на другой стороне. А если вспомнить, что Джеймс с такой легкостью лгал мне, встречался со мной несколько лет, подарил мне гребаное кольцо, а потом просто передумал, а все потому…

Я не смогла закончить, но невысказанные слова повисли между нами.

Потому что я была бедной. Потому что была недостаточно хороша. Потому что не вписывалась в его общество.

Винс наконец посмотрел на меня так, будто хотел что-то сказать, а его руки замерли на круге.

– Что? – спросила я.

Он открыл рот, затем снова закрыл. Сглотнул и спросил:

– Как его фамилия?

– А тебе зачем?

– Просто думаю, мне стоит узнать его фамилию, прежде чем я сотру этого парня в порошок.

Я с недоумением уставилась на Винса, а потом расхохоталась, запрокинув голову назад.

– Ой, да заткнись.

Винс торжествующе ухмыльнулся, как будто просто хотел поднять мне настроение и заставить посмеяться над ситуацией, которая нанесла такой непоправимый урон.

Он вернулся к лепке и, не отрывая взгляда от рук, сказал:

– А если серьезно, он идиот. И мне жаль, что его семья так поступила с тобой.

– Все в порядке.

– Тебе стоит познакомиться с моими родителями, – добавил Винс, а я вытаращила глаза, обрадовавшись, что сейчас он меня не видел. – Думаю, они смогли бы тебя переубедить.

Я выдавила улыбку, но промолчала. Не хотелось признаваться, что я считаю это невозможным. Часть моей работы заключалась в том, чтобы изучить Винса Танева, а я знала, что родом он из семьи, возможно, даже более богатой, чем та, которая от меня отказалась. У его родителей был особняк в Ист-Гранд-Рапидс, коттедж в Скалистых горах, пляжный домик здесь, в Тампе, и яхта на озере Мичиган, на которой они устраивали частные вечеринки. Его мать и отец были родом из богатых семей.

Может, они не совсем походили на жителей Лонг-Айленда и Хэмптонса, где жил и Джеймс, но все же ничем не отличались от них.

– А ты? – спросила я, желая сменить тему. – Тебе разбивали сердце?

Он выдохнул.

– О, боже. Я что, на допросе?

– Ты не обязан отвечать, если не хочешь.

Винс ухмыльнулся, слегка покачав головой и работая с глиной.

– Думаю, нельзя разбить себе сердце, если никогда не было серьезных отношений.

Я мысленно хмыкнула.

Ничуть не удивлена.

– Не потому, что не хочу, – сказал он, взглянув на меня так, словно знал, к какому предположению я пришла. – Просто еще не нашел подходящую женщину.

– Занятно, потому что, судя по фотографиям, которые я видела в интернете, с этим у тебя проблем нет.

– Найти женщину, чтобы она согрела мне постель, просто, – парировал он, посмотрев мне в глаза. Я немного съежилась под его взглядом. – Это другое.

– Выходит, этих женщин ты не сможешь пригласить в дом мамы?

Он слегка приподнял брови, как бы говоря: «Это ты сказала – не я, но да».

Я сдержала смех. Это говорило только о том, что его мама была такой же, как мама Джеймса, сообщившая, что я не подхожу ее сыну, что не вписываюсь в их общество. Мамы, у которых были деньги и сын-спортсмен с перспективами, возлагали большие надежды на будущую невестку.

Взглянув на свои не покрытые лаком ногти, я проглотила комок в горле и сказала:

– Хорошо иметь стандарты.

– Думаю, да, – сказал он. – Я просто хочу встретить женщину, которая будет бросать мне вызов, которая будет разжигать мою кровь и вынуждать желать большего. С которой жизнь станет лучше. – Винс сглотнул. – Не ту, которая хочет меня только из-за моей профессии, из-за того, кто я есть, или того, что она может от меня получить.

Его ответ немного удивил. Похоже, удивления я сегодня испытала немало.

– Жаль, что тебе приходится иметь дело с такими людьми.

Он улыбнулся краешком губ.

– Осторожно. Ты произнесла эти слова так, словно я тебе дорог.

И мы замолчали.

У меня кружилась голова от сегодняшних открытий. То он кипел от злости, крепко стискивая мой подбородок, то теперь я увидела его уязвимую сторону.

Я уже не знала, о чем и думать.

И черт возьми, у меня точно нет коробки, в которую можно было бы его запихнуть.

Но одно у меня было. Числа в наших соцсетях, которые росли и напоминали, что это только работа. Мы оказались в одном помещении только по одной причине – потому что это работа. Для нас обоих.

Я могу думать о своем объекте все, что пожелаю, и даже позволить себе удовольствие оценить, насколько хорош собой этот мужчина. Но на этом все.

Мы совершенно не сочетались – просто оказались рядом по чистой случайности.

Приближалась ночь, и Винс включил музыку, которую я слышала в то первое утро, когда оказалась в его квартире. Музыка на французском и арабском создавала ни на что непохожую атмосферу, особенно вкупе с его творчеством.

Я рассчитывала, что вид того, как Винс лепит вазу из глины, будет красивым.

И не ожидала, что он окажется таким эротичным.

Но слова лучше не подобрать. Чертовски сексуально, как этот спортсмен-здоровяк создает крупными мозолистыми руками что-то хрупкое и утонченное. Его пальцы и ладони были испачканы глиной, и Винс с удивительной точностью превращал кусок терракотовой глины в некий шедевр.

Я вытащила камеру и сняла видео, когда он почти закончил. Я уменьшила масштаб, запечатлев ухмылку Винса, который взглянул на меня и покачал головой, а потом снова сосредоточился на работе. Затем осторожно приблизилась, увеличив масштаб камеры, чтобы сфокусироваться на его руках.

Только на его руках.

И чтобы добавить немного кинематографичности, замедлила некоторые фрагменты, отредактировав видео так, чтобы десять секунд зрители видели, как руки и кончики пальцев Винса Танева парят над влажной глиной и придают ей форму в очень медленном темпе.

От просмотра этого видео до того, как я его выложила, у меня пересохло в горле, как будто оно было слишком горячим, как будто я планировала выпустить в мир секс-видео вместо невинного ролика о мужчине, лепившем керамическое изделие.

Я подписала видео, изложив часть истории, как в жизни Винса появилась гончарня, и выделила одну фразу жирным шрифтом.

«Это единственное дело в моей жизни, не ориентированное на цель, единственное место, где я свободен».

Когда на следующее утро я проснулась, видео уже разлетелось по соцсетям.

И набрало более восьми миллионов просмотров.

Глава 13. А рыба зачем?

Винс

Протяжный звук гудка – услада для моих ушей.

Болельщики в Тампе сходили с ума, кричали, размахивая над головой сине-белыми шарфами, когда мои товарищи обступили меня со всех сторон. Под рев стадиона мы нахальным танцем праздновали гол, в котором мне посодействовал Картер. Все смеялись и аплодировали, и даже судьи заулыбались, покачивая головами и бросая взгляды, подсказывающие, что лучше бы нам закругляться и готовиться к началу следующей игры.

Мы вели со счетом 3:0, когда до конца игры оставалось меньше восьми минут.

Один из нападающих команды соперника с силой ударил меня в плечо, когда я проехал мимо него, и я развернулся и покатился рядом с ним, улыбаясь.

– О, а ты тафгай, да? – прощебетал я. Потом указал на него клюшкой и крикнул Джексону: – Осторожно, тут тафгай.

– Отвали, Голубь, – выплюнул он.

– Этот голубь обгадил твоего вратаря, – напомнил я. – Как скамейку в Центральном парке.

Он с силой отпихнул меня, но я только рассмеялся и откатился к скамейке запасных. Снял перчатку и помахал ему пальцами, отчего игрок стиснул зубы.

– Хорош, Танев, – предупредил тренер, когда я оказался рядом с ним. Но я заметил, как он ухмыльнулся. – Прибереги силы для драк, когда они нам понадобятся.

Я перепрыгнул через борт и сел на скамейку, с благодарностью приняв воду от одного из наших тренеров, пока пытался отдышаться. Шайбу вбросили, и я сосредоточил все внимание на товарищах.

Но по венам будто пробежал электрический ток, и я почувствовал, что там, в туннеле, стоит Мэйвен.

Проведенная с ней неделя изменила мой мир. И если во время игры в Бостоне Мэйвен действовала мне на нервы, то сегодня, пока я готовился к игре, ее взгляд действовал на меня успокаивающе.

Мы провели вместе целое воскресенье, а вчера она тоже ходила за мной по пятам, была рядом во время тренировки, съемок и всего, что было в перерыве между ними. После того холодного приема, который она продемонстрировала мне в первую встречу, Мэйвен успела оттаять и теперь охотно со мной разговаривала, смеялась и даже немного открывалась.

Мэйвен Кинг была воплощением противоречий: очаровательная, щедрая, свободолюбивая хиппи, а вместе с тем замкнутая язвительная паршивка. Я совершенно не привык к общению с такими женщинами, однако все равно был очарован ее характером– и ею.

Хочу я того или нет, но теперь она тоже часть моего распорядка.

Я ухмыльнулся, вспомнив, как она стояла в дверях моей квартиры, когда пришло время идти на стадион. Она прислонилась бедром к дверному косяку, одетая в белую юбку-карандаш, которая облегала ее изящные формы, и темно-синий топ, подчеркивающий тонкую талию. Ее кудрявые волосы красиво обрамляли лицо, а блестящие губы растянулись в улыбке, когда Мэйвен увидела, как я беру сумку и направляюсь к двери.

Она даже с места не сдвинулась, когда я подошел к ней.

– Боюсь, не могу тебя пропустить, – слегка наклонив голову, сказала Мэйвен. – Пока не поругаемся.

Она подшучивала надо мной, напомнив о предыдущей игре, и я скрестил на груди руки, смерив ее взглядом.

– И по какому поводу ты хочешь поругаться?

– Уж сам решай.

– Хм… – сказал я, задумчиво постучав по подбородку. – Нужно придумать, что тебя разозлит.

– Сомневаюсь, что для тебя это проблема.

Я ухмыльнулся, а потом бросил на пол сумку и начал безжалостно щекотать Мэйвен.

Я улыбнулся еще шире, вспомнив, как она визгливо смеялась, как по ее лицу текли слезы, пока старалась вырваться. В попытках высвободиться, она прижалась ко мне всем телом, и я почувствовал ее хрупкую фигуру, вдохнул ее аромат – лимон и ваниль, – напомнивший освежающий десерт, который мне непременно захотелось попробовать.

Когда я наконец отстал от нее, Мэйвен пыталась отдышаться и, как только у нее это получилось, тут же ударила меня прямо в живот.

Запыхтев, я согнулся пополам, но тем не менее рассмеялся.

– Ну ты и придурок! – закричала она. – Я вдохнуть не могла!

– Может, теперь поцелуемся и помиримся?

В ответ Мэйвен стиснула зубы, развернулась на каблуках туфель одного цвета с ее блузкой и важно прошествовала по коридору, как модель. А я последние несколько часов пытался сосредоточиться на игре, а не на мыслях о том, каково было держать Мэйвен в объятиях.

Я вернулся в настоящее, перепрыгнул через борт и выехал на лед. Мы играли упорно, не сдаваясь даже тогда, когда счет показал, что уже можно расслабиться. Нам хотелось, чтобы эта команда и остальные участники встречи услышали наше послание громко и ясно.

«Тампа» – сильный соперник, и обыграть нас будет непросто.

Когда прозвучал последний гудок, пот застилал глаза, а зрители аплодировали так громко, что стадион содрогнулся от этого звука, а затем нас забросали мягкими игрушками в виде самых разных рыб.

Приходилось уворачиваться от игрушек, когда мы совершали круги почета, но никто из нас не возражал. Эта традиция существовала на протяжении не одного десятка лет. Рыба была принесена в жертву птице, нашему талисману. Когда зародилась традиция, болельщики бросали настоящую рыбу. Да, эта практика была дурно пахнущей, мерзкой и довольно бесчеловечной, но быстро превратилась в то, что представляет сейчас. Лед переливался всеми цветами радуги, как при хет-трике, а после игры каждая игрушка будет передана в дар местным приютам и нуждающимся семьям.

Мы неторопливо совершили круг почета, и ни один болельщик не сдвинулся с места, пока мы не вернулись в раздевалку. Через несколько минут объявили имена трех отличившихся игроков.

Одним из них стал я.

Я объехал по кругу под мигающие огни, толпа скандировала мое имя, а я искал взглядом ребенка, которому отдам свою шайбу. Заметив знакомое лицо у стекла в центре, я ухмыльнулся.

Я подкатился к нему, и он запрыгал еще радостнее, поняв, что я его заметил. Мальчик дернул маму за майку, а она рассмеялась и в ответ поблагодарила меня милой улыбкой, наклонив голову.

Вместо того чтобы подбросить шайбу над стеклом, как обычно, я кивнул охране и жестом попросил их вывести мальчишку на лед. Потом посадил его себе на плечи, вручил шайбу и дал отпраздновать победу, как будто она принадлежала ему, пока мы делали еще один круг вместе с другими отличившимися игроками.

Когда празднование закончилось, я наклонился, чтобы опустить мальчика и подойти к его семье, но, повернувшись, увидел, как Мэйвен наблюдает за мной, сидя на скамейке. Я приподнял бровь, молча спрашивая, о чем она думает.

Она улыбнулась, и на миг ее лицо просветлело. Но Мэйвен быстро поморщилась и помахала ладонью из стороны в сторону, как бы говоря: «Да, все хорошо».

В ответ я накрыл рот рукой, пряча улыбку.

Вернувшись в раздевалку, мы продолжили праздновать. Товарищи по команде раздевались и потягивали пиво, пока ди-джей громко играл нашу победную песню.

– Отличная работа, – сказал тренер Маккейб, когда все собрались. – Первый период был тяжелым, но во втором вы втянулись. Если продолжим в том же духе, к концу сезона трофей будет наш.

В знак согласия мы дружно заорали.

– Повеселитесь сегодня вечером, но не дурите, – сурово предупредил, но все же ухмыльнулся. Мы захлопали в ладоши и засвистели, а тренер просто покачал головой и оставил нас одних.

Он, как и мы, прекрасно понимал, что сегодня мы хорошенько зажжем.

– Давайте тусить! – стал горланить Джексон, как только тренер вышел из раздевалки, а команда принялась колотить по шкафчикам и танцевать так, будто мы уже выиграли чемпионат.

Я присоединился к ним, схватив джерси за разные концы и натянув ее между ног, стал двигать бедрами в нелепом танце. Затем замахал ею над головой, как лопастями вертолета, и кинул в корзину для белья.

По пути джерси пролетела прямо над головой Мэйвен, и она засняла все это действо на камеру.

Я спрыгнул со скамейки и медленно пошел к ней. Если я представлял собой потное и вонючее нечто, то Мэйвен выглядела так же безупречно, как несколько часов назад в моей квартире. Чем ближе я подходил, тем отчетливее видел веснушки на ее щеках и радовался, что могу разглядеть их даже через макияж.

– Ну что, хороший контент сегодня получился?

– О да, – улыбаясь, ответила она. – Но у меня есть один вопрос.

– Валяй.

– Что это за рыба?

– Жертвоприношение «Оспрейс»! – ответил за меня Картер, приобняв Мейвен. Он был совсем потный, и она еле заметно поморщилась, но не отстранилась. – Это традиция после победы.

– Ты помнишь еще одну традицию? – поиграв бровями, сказал Джексон, и подошел ко мне. – «Бумер».

– И фанатки в «Бумере», – похабно ухмыляясь, добавил Картер.

– Захлопнись, Фабио. Мы прекрасно знаем, что фанатки не западают на тебя, новичка, – влез Дмитрий Волков, один из наших защитников. Он был русским, ветераном в возрасте, с сильным акцентом и совершенно не переносил подобную херню, как и Папаша Пи. И все же я его любил, потому что, по сути, он был вторым вратарем. Этот мужик был ракетой, и я рад, что он играл за нашу команду.

Картер отмахнулся от него.

– Фанатки «Бумер»? – осторожно спросила Мэйвен.

– «Бумер» – это бар, куда мы ходим после победы, – объяснил Бритци. – И просто нужно помнить, что некоторые привлекательные женщины в этом районе прекрасно осведомлены об этом.

– А еще они прекрасно осведомлены, как вы богаты, – буркнул со скамейки Папаша Пи. – Ты идиот, если принимаешь их внимание за настоящий интерес.

– Некоторые из них милые, – возразил в свою защиту Картер.

– Только потому, что одна из них позволила тебе трахнуть ее в зад, не означает, что она Мисс Америка, Фабио, – выпалил Джексон, и мы расхохотались, а Картер стыдливо убрал руку с Мэйвен. На мгновение он скис, а потом пихнул Джексона.

– Э-э-э… она позволила тебе… что? – спросила Мэйвен.

Картер залился краской.

– Когда в первый вечер мы отправились в бар, Картер был девственником, – пояснил Джексон, радостно уточняя детали. – Парочка наших товарищей ушли домой с фанатками, и некоторые из них были рады… поиграть. – Он усмехнулся.

– Одна фанатка сказала Картеру, что он может брать ее, куда захочет, – сказал я.

Мэйвен вытаращила на меня глаза, и мне это понравилось. Нравилось, что она испытывает неловкость, нравилось видеть ее реакцию на этот довольно любопытный факт. Стало любопытно, о чем она думает, противно ли ей от этой информации или, возможно, она всего чуть-чуть, но завелась.

– И ты… ты выбрал… – Мэйвен медленно повернулась к Картеру, который развел руками, будто у него не было другого выбора.

– Я просто подумал, что такое предложение мне только раз в жизни выпадет!

Я так смеялся вместе с командой, что у меня живот заболел, и даже Мэйвен выдавила улыбку, покачав головой.