Текст книги "Добро пожаловать в реальный мир"

Глава 20

– Я не могу это принять, – решительно возражаю я Карлу. – Это слишком уж дорого.

«А еще чересчур сексуально», – добавляю про себя.

Он мгновенно краснеет до корней волос своей свежевымытой длиннющей шевелюры. По-моему, мой приятель слишком серьезно к этому подходит. Самые лучшие в его гардеробе голубые потертые джинсы очень уж бросаются в глаза, а сам он с неловким видом мнется у меня посреди кухни – это при том, что обычно Карл нигде и никогда не выглядит неловко.

– Когда ты это купил?

– Вчера, – бубнит он. – Мне показалось, тебе подойдет.

– Одежка что надо, – подает голос папа, жуя сэндвич с беконом. Похоже, всепроникающий аромат карри хорошенько подстегнул его аппетит. Отец одобрительно кивает: – Всех сразишь там наповал.

– А тебя не спрашивают, – огрызаюсь я. Его храп с дивана всю ночь не давал мне уснуть. Успокоиться не получалось: перед сегодняшним прослушиванием нервы у меня были порядком взвинчены.

– Примерь хотя бы, – просит Карл.

Ну что ж, поскольку у меня сейчас явно такая пора, что я, сама того не желая, стараюсь всем без исключения угодить, я послушно отправляюсь к себе в спальню, снимаю футболку, которая мне представлялась совершенно подходящей случаю, и надеваю шелковый топ, приобретенный для меня Карлом. Натягивая его через голову, гадаю: то ли мой друг его где-то стибрил, то ли всю неделю проходил без еды, чтобы на него раскошелиться. Наконец, облачившись, смотрю на себя в зеркало.

Бог ты мой, какое чудо! Будь я не я – сама бы в себя влюбилась!

Только представьте нежную дымку серебристого шифона, задрапированного у груди пухлыми складками, отчего мой бюст становится пикантно-волнующим, прям как у сексапильной девахи с «третьей страницы»[24]24
  Имеется в виду знаменитая «третья страница» британского таблоида The Sun, где традиционно помещается фотография красивой девушки топлес.


[Закрыть]. Очень даже неплохо! Сам же лиф, снабженный косточками, плотно облегает торс, затягиваясь на спине шнуровкой, как корсет. Расширяясь снизу, он соблазнительно ниспадает на черные брючки, что на мне надеты, создавая видимость туго сжатой талии в сочетании с пышными покатыми бедрами. Никогда бы не подумала, что какая-то тряпица может настолько преобразить мою фигуру! Уж не доверить ли мне Карлу весь свой будущий гардероб? У этого человека определенно еще немало скрытых талантов.

Я вылетаю обратно в кухню с криками:

– Да! Да! Просто класс! – отчего Пискун в испуге ныряет в свою дырку в плинтусе.

У Карла глаза вылезают на лоб, и взгляд такой, будто он подавился чаем.

– Вау! – только и в силах он изречь.

– Потрясающе! – кидаюсь я к нему и целую в щеку. – Ты молодчина! Даже не знаю, как тебя благодарить!

– Ну, если б здесь не было твоего папы, – бормочет он, – я бы, пожалуй, мог кое-что тебе предложить…

– Давай-ка поставь свою чашку и зашнуруй мне как надо, – поворачиваюсь я к нему спиной.

Карл послушно берется за шнуровку. Руки у него теплые, и чувствуется, как они слегка дрожат. Надеюсь, это он волнуется не из-за предстоящего прослушивания – иначе я пропала! Пальцы Карла легонько касаются моей кожи, вызывая у меня очень непривычные ощущения, и я непроизвольно отстраняюсь от него.

– Ты в порядке? – оборачиваюсь я к нему.

Глаза у Карла аж горят.

– Ништяк, – сипло отвечает он. – Клево выглядишь.

– Пора бы уже и выдвигаться, – предлагаю я. – Мы же не хотим опоздать.

– Дайте-ка я взгляну на мою девочку, – встревает мой отец, выводя Карла из мечтательного оцепенения.

Я с готовностью кружусь перед ним.

– Очаровашка! – кивает папа.

Я быстро кусаю от его сэндвича, не беспокоясь, что тем самым смажу помаду.

– А ты сегодня чем займешься, мой беспокойный родитель?

– Да ничем особенным, – отмахивается он с хитрющей физиономией. – Найдется то да сё.

То бишь сидеть где-то в пабе, покуда не выгонят, потом спустить последние деньги на лошадей, после чего подцепить какую-нибудь бабёху, готовую финансировать его весь оставшийся день. Неудивительно, что мама тут же переключилась на мистера Пателя с его киношной внешностью и просто бездной шарма!

– Пожелайте нам удачи, Дерек, – просит Карл, подхватывая свою гитару.

– О, вы и без нее управитесь! – уверяет папочка. – Вернетесь домой с контрактом в руках. У всех остальных – вообще никаких шансов.

Если б мы все так верили в наши силы! По мне – так будто мы просто идем попеть в другом придорожном пабе.

Я на прощание целую отца в его заметно редеющие волосы и уже на выходе подмигиваю:

– Заметь-ка, сегодня ты туреттизмом не страдаешь.

Он тут же, сердито насупившись, складывает руки на груди:

– Пшшла на хрен.

Глава 21

Прослушивания для всех желающих попасть на «Минуту славы» проходят в зале «Шепердс Буш Эмпайр» – в восхитительном театре, изначально превращенном в музыкальную арену, в котором так и витает вековой дух старинного изящества. Мы с Карлом подтянулись туда за несколько часов до начала – и обнаружили, что очередь уже высунулась из дверей и – длиной с добрую анаконду – змеится далеко по улице. К тому времени, как мы предстанем наконец перед жюри, нам уже до слез все осточертеет и мы будем не рады, что вообще на свет родились. От огорчения я громко фыркаю.

Однако мой приятель спокоен и невозмутим.

– Ладно тебе, Ферн, заранее же знали, что тут будет дурдом.

– Да уж, – соглашаюсь я.

А еще я заранее знала, что большинству явившихся сюда талантов не более двадцати лет от роду, а они уже выглядят как настоящие поп-звезды. И все равно меня порядком шокировало то, что их здесь собралось так много. Как и то, насколько у них открыто взорам тело. Ведь в Лондоне сейчас не так уж и тепло, и они наверняка замерзнут. Это, кстати, тоже выдает во мне человека, которому лет на пятнадцать больше, нежели в среднем всем этим амбициозным цыпочкам – и если бы Карл меня не подгонял, я предпочла бы одеться тепло и удобно вопреки соображениям сексуальности. Оглядывая неуклонно прибывающую толпу, я с ужасом для себя замечаю, что ни у одной девицы в очереди нет ни грамма лишнего жира.

И хотя сейчас я выгляжу однозначно пикантнее, нежели в той одежде, что поначалу собиралась сюда надеть, я все равно комплексую из-за своей малозаметной талии, из-за ног, а также чересчур выставленной напоказ ложбинки на груди.

– Только посмотри, – сетую я Карлу, – какие они все молодые.

– Это лишь означает, что мы с тобою куда опытнее.

Иной раз мне кажется, я бы от души поколотила своего давнего друга за его столь безнадежный оптимизм. По какой-то совершенно необъяснимой причине он убежден, что в один прекрасный день о наших талантах узнает весь мир. Что нас «откроет» какой-нибудь потрясающий эстрадный импресарио, и наше жалкое полуголодное существование в один миг превратится в расчудесную жизнь, полную богатства и процветания. Для Карла, в частности, это лишь означает, что он сможет покупать себе дизайнерские джинсы вместо Matalan. С тем же успехом он каждую субботу приобретает лотерейный билет, наивно полагая, что, если во что-то очень сильно верить, однажды это непременно сбудется – даже невзирая на тот факт, что за последние три года выиграл он не больше десяти фунтов, доказав тем самым, что удача явно настроена против него.

Тут есть и бой-бэнды, и девчоночьи группы, особенно много двойников Бритни Спирс – однако как-то не наблюдается больше волосатых хиппи в сопровождении стареющих официанток. Мужской контингент очереди, в отличие от Карла, весь как на подбор вылитые геи, и нет ни одного, кто бы походил на металлистов из Black Sabbath. С нашей стороны припереться сюда – ужасная, глупейшая ошибка! Мы определенно очутились не в том месте и не в то время. Я бы с радостью предпочла отправиться домой, выпить горячего шоколада, задрать повыше ноги на диван и притвориться, будто ничего этого и не было. Но я же знаю этого упертого Карла: раз уж ему удалось залучить меня сюда, отговорить его будет уже не просто. Может, с виду он и кажется спокойно-отрешенным, однако этот человек наделен поистине стальным стержнем. Так что, дабы просто потешить его прихоть, придется пройти всю эту муторную процедуру до конца.

Невзирая на мои скверные предчувствия – а таковых у меня, скажем, немало, – мы все же пристраиваемся в конец очереди. Операторская группа водит камерами вдоль нее, тут же запечатлевая всю нашу убогость. Все прочие, как полагается, в истерической манере машут на камеру ручкой и старательно выпячивают губы трубочкой. Неужели только я чувствую себя так, будто обманула ожидания телевизионщиков? Даже Карл поднимает два пальца в знаке мира и – боже правый! – расплывается улыбкой Гуффи! Единственное для меня утешение – что, по крайней мере, нет дождя. И это очень здорово, потому что где-то за час до начала прослушивания вдоль очереди ковыляют на невообразимо высоких каблуках две томные ассистентки, наделяя каждого претендента стикером с его номером. Мы с Карлом на двоих получаем номер 342. Интересно, сколько времени пройдет, пока отстреляются все триста сорок один, что перед нами? Наверняка уже успеет стемнеть. Похоже, придется нам по очереди убегать из очереди, чтоб навестить уборную в KFC через дорогу да немного подкрепиться в кафешке.

Я вновь опускаю взгляд на наш номер… и меня вдруг осеняет:

– У нас нет названия!

Карл в шоке, я – ближе к панике. В пабе нас знают как просто «Карл и Ферн» – что здесь, понятно, не очень-то уместно. Что ж это мы не озаботились придумать себе название – чтобы звучало достаточно модно и эффектно и могло бы привлечь внимание жюри?

– Вот блин… – бормочет Карл под нос.

– Это не слишком броско.

В ответ приятель оделяет меня убийственным, с позволения сказать, взглядом.

– Может, «Вдвоем к успеху»? – предлагаю я, пытаясь как-то поддержать свой стремительно падающий боевой настрой.

– «Лишь вдвоем», – выдает Карл. – Мне кажется, это как раз то, что всегда для нас было характерно. Лишь вдвоем – против всего мира.

Вижу, что говорит он это на полном серьезе, а потому отвечаю:

– Ладно, пусть будет «Лишь вдвоем».

Или, может, я имела в виду, что мы с ним – лишь вдвоем? Но как бы то ни было, пусть и с опозданием, но наш дуэт наконец обрел законченный вид. По мне, так звучит не очень привлекательно для шоу-бизнеса, но Карлу я ничего возражать не стала.

А потом, за неимением чем заняться, мы предались долгому ожиданию. Карл целый день развлекал себя тем, что курил сигарету за сигаретой и тихонько тренькал на гитаре. Я коротала время, представляя Эвана Дейвида в легких эротических фантазиях – пока не поняла, что для меня в подобном занятии нет абсолютно ничего хорошего. Интересно все же, он заметил мое нынешнее отсутствие? Может, он думает, что в понедельник я приду на работу как ни в чем не бывало? Понятия не имею, что у него на уме, но почему-то уверена, что, если я не явлюсь, он не сочтет это такой уж значительной потерей в своей жизни. И все-таки мне не отделаться от мысли: как бы могло у нас тогда сложиться? В мире моих грез Эван Дейвид будет настолько впечатлен моим талантом личного помощника, что решит уволить свою ветряночную Эрин и взять на ее место меня, так что до исхода века я буду мотаться вместе с ним по всему миру, наслаждаясь пятизвездочным комфортом. И будем без конца и без малейших надежд с ним флиртовать, точно Джеймс Бонд с мисс Манипенни.

Спустя некоторое время, когда мы с Карлом уже порядком наскучили друг другу, мы разговорились с парой других соискателей из очереди, и справедливости ради скажу, как и предсказывал Карл, ни один из них не наделен таким богатым опытом, как мы. Мы с ним уже годами поем в пабах, причем очень долгими годами – а для большинства наших конкурентов это будет вообще лишь первое выступление на публике. Так что не могу не восхищаться их убийственным оптимизмом и уверенностью в том, что главное, на чем они способны выехать, – так это на исключительной вере в себя. Множество людей, пережидающих сейчас длинную очередь, чтобы на пять минут блеснуть перед жюри, похоже, не имеют каких-то особых дарований, а движимы лишь слепыми амбициями и желанием урвать себе немного славы хоть в каком угодно виде. Похоже, никто из них не заморачивается такими комплексами, как у меня, – и это несмотря на то, что, ежели я в голосе, то почти наверняка всех их заткну за пояс. Сколько людей, однако, желает сиюминутно обрести статус знаменитости, не приложив к этому ни малейшего труда и ничем, собственно, его не заслужив.

Феномен «Минуты славы» захватил буквально всю страну, и нравится нам это или нет – но все население Соединенного Королевства каждую субботу в шесть вечера прилипает к экранам телевизоров, чтобы наблюдать, как борются, пробиваясь к славе, поп-звезды завтрашнего дня. Порой это довольно увлекательное и милое шоу, порой же – сущие гладиаторские бои. Впрочем, как говорится, зрелище есть зрелище! И покуда оно притягивает к себе массу зрителей, его будут гонять и гонять.

Битых пять часов мы простояли в очереди и вот наконец оказались почти впереди. Дабы поддержать мои силы, Карл регулярно таскал меня в ближайшие кафешки, чуть не насильно потчуя горячим чаем и шоколадом. Лучше б я разрешила ему притащить с собой пару косячков – самое бы время раскурить на пару травки! Даже походная фляжка чего-нибудь горячительного была бы очень кстати для храбрости. Идти на прослушивание в полнейшем кайфе было бы однозначно предпочтительнее, нежели в полнейшей трезвости. Уже из недр «Шепердс Буша» выпроводили целый поток рыдающих девиц, причем некоторые из них умоляли каблукастых ассистенток дать им еще шанс. Некоторые просто пристраивались в конец очереди, вероятно, рассчитывая, что к тому моменту, как им удастся снова выступить, судьи уже порядком скиснут и не заметят, что часа три назад видели их номер.

– Ты как, в порядке? – осведомляется Карл.

– Нет, естественно.

Еще бы! Вся моя завивка на влажном воздухе распрямилась, ноги гудят, чудеснейший шифоновый топ под пальто помялся…

Тут Карл обхватывает меня и крепко прижимает к себе. Я чувствую, как он весь аж вибрирует от радостного возбуждения – чего, увы, не скажешь обо мне.

– Все будет суперски, – уверяет он. – Мы с тобой будем суперскими.

Будем ли? Все, на что я пока способна, – это просто тупо ждать.

Глава 22

Когда мы наконец подбираемся к самому началу очереди, одна из неотличимых друг от друга ассистенток спрашивает, как нас именовать, и я лишний раз радуюсь, что мы вовремя спохватились придумать себе название.

– «Лишь вдвоем», – сообщает ей Карл.

Девушка не проявляет ни малейшего восторга от нашей оригинальности, вместо этого дает нам понять, что болтовня здесь не приветствуется, и увлекает в коридор, что ведет в закулисье сцены. Я как-то не предполагала, что нам придется выступать на самой что ни на есть настоящей сцене. Если не считать того случая, когда однажды летом Господин Кен устраивал в ближайшем парке фестиваль пива и мы с Карлом – ах да, «Лишь вдвоем»! – выступали на открытом прицепе от грузовика, имитировавшем концертную площадку, сегодня я впервые в жизни попадаю именно на сцену. От предвкушения у меня даже трясутся коленки. Какого дьявола, скажите, я тянула с таким дебютом до сегодняшнего дня?

И вот я уже не чувствую волнения и страха, поскольку не чувствую вообще ничего. Мы стоим за кулисами, наблюдая выступление предыдущей участницы под номером 341. Это пугающе юная девчонка по имени Эмбер, с которой мы почти весь день проболтали. Карл пару раз покупал ей чай, и они даже стреляли друг у друга сигаретки, но общались они совсем не панибратски, поскольку девочке всего семнадцать. Думаю, Карл просто проникся к ней жалостью. Если честно, певица из Эмбер ужасная, и у меня за нее душа болит. Даже ее мама не пожелала прийти с ней на прослушивания, полагая, что та зря теряет время. Порой кому-то все же стоит припомнить великую истину, что мама очень часто бывает права. Сиплым голосом девочка вымучивает несколько тактов одной из песен Шанайи Твейн, когда голос из сумрачного зала говорит ей: «Все, спасибо», – причем с такой глубокой, смертной тоской, до которой еще надо постараться довести.

И вот тут симпатичная ассистенточка аккуратно выталкивает нас на опустевшую сцену. Будто в трансе, я иду вслед за Карлом, слыша, как громко отдаются мои шаги по деревянным половицам. Огни рампы ослепляют меня, но я все же успеваю различить огромное и пустое пространство зала. Несколько рядов сидений убраны, и вместо них временно поставлен стол, за которым восседают на трех креслах члены жюри. На дальнем плане слоняются отдельные служители театра.

Ассистентка выходит на сцену вместе с нами.

– Триста сорок второй, – громко объявляет она. – «Лишь втроем».

Мы с Карлом недоуменно озираемся, ища третьего. Или, может, они сочли, что это мы так шутим? Надо нам было, пожалуй, оставить всем понятный номер 342.

– «Лишь вдвоем», – поправляю я, и, на свою беду, слышу в ответ из сумрака хорошо различимый вздох.

– Хорошо, – говорит один из судей. – Давайте, как будете готовы.

На «Минуте славы» обычно говорят: «В добрый час».

Мне не совсем отчетливо видно жюри. Обычно его возглавляет какой-нибудь известный эстрадный импресарио – один из тех, из-под чьего крылышка исполнители уже не один год лидируют в чартах. Еще обычно присутствует какой-нибудь дока из мира моды – и мне страшно любопытно, что он или она сотворит из ретростиля моего дружищи Карла. И наконец, чтобы пополнить судейскую троицу, чаще всего в жюри приглашают представителя молодежного канала. Три человека, которые вольны что сломить дух участника, что помочь ему осуществить свою мечту. Это ж каким могуществом они облечены! Немудрено, что под его тяжестью они уже настолько утомились.

Карл с гитарой занимает на сцене нужную позицию, бросает на меня ободряющий взгляд… И внезапно моя душа словно пробуждается, отряхиваясь от хандры. Я просто должна это сделать для своего друга! Ради него одного я обязана расшибиться тут в лепешку!

Готовясь к прослушиванию, мы перебрали массу разных песен, прежде чем нашли что-то подходящее. Это старая-престарая композиция группы Prefab Sprout «Невыносимо быть особенным» – немного меланхоличная лирическая песня, которая, надеюсь, выделится среди сотен бьющих по ушам перепевов «Ядовитого» Бритни Спирс. Я вся прониклась душевностью этой песни и могу лишь рассчитывать, что точно так же она проймет и судей.

Тут я запоздало спохватываюсь, что, столько времени простояв в очереди, не поделала никаких вокальных упражнений. Вот как бы на моем месте готовился Эван Дейвид? При мысли о нем я снова панически теряю над собой контроль и лишь усилием воли заставляю себя вернуться к реальности.

Карл берет первый аккорд, и я призываю всю, возможно, таящуюся во мне внутреннюю мощь, чтобы выложиться сейчас по полной. Во рту пересыхает, ладони холодеют и становятся влажными. Между грудями щекотно сбегает струйка пота. Я вступаю, первая нота звучит у меня чистой и сильной – а потом меня как будто захлестывает мелодией, и я полностью забываюсь в песне.

И вот когда я начинаю потихоньку расслабляться и даже осмеливаюсь думать, что, может, это и есть мой самый настоящий звездный шанс, – из полумрака доносится все тот же полный смертной скуки голос, что нам уже довелось слышать после предыдущего выступления:

– Все, спасибо.

Мне это кажется ужасно несправедливым – ведь я в десятки, сотни раз лучше ее!

Хотя, судя по всему, я единственный человек, кто так считает.

Пение мое обрывается. Карл же продолжает играть, и музыка его звучит упрямым докучливым риффом[25]25
  Рифф – прием мелодической техники рока и джаза, циклически повторяющаяся ритмико-мелодическая фигура.


[Закрыть].

– Мы с вами свяжемся, – слышится бестелесный голос.

– Спасибо, – выдавливаю я с очень трогательной признательностью в голосе. – Спасибо.

За что спасибо? За то, что нас полностью уничтожили? Что высоко вознесли наши чаяния и надежды – и в один миг разбили их о скалы? Мне хочется кричать и топать ногами, требовать, чтобы они дослушали нашу песню до конца. Хотя бы из элементарной вежливости! Но тут я вспоминаю про сотни томящихся молодых талантов, ожидающих своей очереди выйти к этой рампе, и понуро покидаю сцену вслед за Карлом.

Снаружи, при резко ударившем по глазам дневном свете я вижу, что друга моего бьет дрожь. Уж не знаю, то ли от страха, то ли от перевозбуждения.

– Ну что, не так уж вроде бы и плохо, – говорит он.

– Неплохо.

Я даже не знаю, как квалифицировать нынешний наш опыт. Волнующе? Ужасающе? Или головокружительно? Крайне возбуждающе? Адреналин беснуется у меня в крови, словно буйная дикая лошадь. Прежде я никогда такого не испытывала – знаю только, что, точно наркотика, буду желать этого снова и снова.

Карл крепко обхватывает меня руками. Надеюсь, он не собирается тут нюни распускать? А то, боюсь, могу к нему и присоединиться.

– Ты была потрясающа!

– Да ты и сам был не хил.

Мы еще некоторое время в сердечном порыве обнимаем друг друга, пока наконец не вспоминаем о людях на улице, о суетящемся транспорте, – и снова возвращаемся в реальный мир. Я отстраняюсь от Карла.

Он стоит, безвольно свесив руки по бокам:

– И что теперь будем делать?

– Неплохо бы чего-нибудь перекусить, прежде чем я двину к «Голове».

– Я имею в виду прослушивание.

– Тут уж нам ничего больше не поделать, – отвечаю. – Как говорится, отдались тому полностью[26]26
  Здесь слегка перефразируется рефрен из одноименной песни популярнейшего американского исполнителя кантри 1980–2000 гг. Джорджа Стрейта «Give it all we got tonight».


[Закрыть]. – Я и вправду уверена, что в то мимолетное мгновение славы мы вложили все душевные силы. – Если им понравилось, с нами свяжутся.

И независимо пожимаю плечами, как будто и впрямь мне это безразлично. Как только получается у меня выдерживать столь равнодушный тон, если в этот момент я готова продать душу дьяволу за одну лишь возможность появиться на шоу «Минута славы»! И, если честно, Карлову душу я продала бы тоже.