Текст книги "Ты меня любишь"

13

Я в гребаном спортзале (надо быть на виду, это нормально). Шеймус тренируется в метре от меня, подпевает гребаному Киду Року, ностальгирующему по дням славы, пропитанным виски, и неумелому сексу с одноклассницей на берегу озера. Фу. Мы с тобой – то есть вы с Меландой – переписываемся, и я второй раз за пять минут опускаю гантели на пол, чтобы прочитать твое сообщение.

Ты: Выпьем сегодня перед паромом? Во сколько твой рейс?

Меланда: Милая, я бы хотела, но я оооочень занята, лол.

Телефон Меланды звонит – это ты, черт, черт! У меня трясутся поджилки, как будто только что делал упражнения на пресс; я не могу с тобой разговаривать, я же не Меланда, и тем более сейчас, я же в гребаном зале. Отправляю звонок на голосовую почту и набираю текст. Быстро.

Меланда: лол, извини, не могу говорить, слишком занята.

Ты: Понимаю, но удели мне хоть две минуты.

НЕТ, МЭРИ КЕЙ, ОНА НЕ МОЖЕТ.

Я набираю текст.

Меланда: лол, прошу прощения, я уже опаздываю. У тебя опять драма с Джо?

Сердце бешено стучит. Хотя вряд ли меня ждут открытия.

Ты: Уф, и да, и нет. Я просто хочу посидеть с тобой за коктейлем.

Мы не оказались бы в такой неразберихе, если б ты говорила больше со мной, чем обо мне.

Гномус выдергивает свои наушники.

– Что случилось, сплетник?

– Ничего, – говорю я. – Приятель из Нью-Йорка с женой поссорился.

Гномус фыркает.

– Рад, что я не на его месте. Зато мы с тобой на своих местах, новобранец. Занимайся чужими проблемами вне зала. Отвлекает.

Я больше не новичок, я тут живу, а эти фитнес-наркоманы ходят сюда только за тем, чтобы отвлечься от своих скучных жизней. Гномус вновь напяливает наушники, я вытираю гантели – будто у меня руки когда-нибудь были грязные – и выхожу из зала, чтобы закончить нашу беседу.

Меланда: Я бы тоже с тобой выпила, но порааа!

Ты: Ура! Ты знаешь, я всегда за тебя радуюсь, даже если мне грустно от того, что ты уезжаешь. Очень хотела сегодня увидеться… Впрочем, я переживу; главное, что ты счастлива!

Обидно, Мэри Кей. Тебе грустно не из-за отъезда Меланды. Ты скучаешь по мне. А у Меланды на тебя времени нет, она смотрит любимые фильмы Вуди Аллена, а тебе нужно вернуться в реальность.

Ой, милая, ты не пропадешь. Передай привет Филу и Номи. Чмок.

Ты не переносишь покровительственного тона (я тебя понимаю и не виню), а я отправляюсь в город и захожу в кофейню «Дрозд» – у меня обычный гребаный день, ни одна женщина не заперта в моем подвале, и говноглазая семья от мала до велика уже сидит за столиком. Я задеваю дедушкин стул, и Нэнси награждает меня таким взглядом, словно я это нарочно, и все они настолько же холодны со мной, насколько тепло относятся друг к другу. Ублюдки, вот они кто. Спасибо хоть посмотрели на меня… Нормальный Джо! Не на что смотреть!

Ты не такая, как Нэнси, Мэри Кей. Ты несчастна в браке. Однако ты не предлагаешь мне встретиться и выпить, вот в чем проблема. Я перехожу улицу, иду в супер, и телефон Меланды гудит. Снова ты, и – кошмар – ты хочешь знать, что Меланда наденет на важное собеседование. Увы, вы частенько обсуждаете одежду. Она присылает тебе фотографии нарядов для свиданий, ты оцениваешь («Мне нравится красный!»), она спорит, пока ты в конце концов не сдаешься («Главное, чтобы ты чувствовала себя уверенно. Пора бежать. Фил дома, а мы знаем, какое это чудо!»). Сейчас ты сидишь в салоне красоты, тебе скучно, и ты отправляешь еще одно сообщение Меланде.

Требую фото! Позволь мне пожить через тебя.

Выполнить просьбу довольно затруднительно, Мэри Кей. Меланда не может прислать тебе селфи. На ней все та же футболка («Девушка – это пушка»), да и ты слишком молода, чтобы жить только через посредников. Я меняю тему.

Лол, звучит печально. Без обид, но ты из-за своего Джо совсем с ума сходишь.

Ты увиливаешь, говоря, что подумываешь сделать челку («И стану точной копией своей мамы»), однако Меланда – плохая подруга, она игнорирует твой крик о помощи. Я тщательно изучил ее переписку, поэтому лгу напропалую, как сделала бы она:

Решайся! Сделай челку! У тебя подходящая форма лица, и ты НЕ твоя мать. И пришли мне фотку, раз тебе не нужно бежать на самолет, лол.

Ты присылаешь смайлик. Где же фото? Я здесь! Я жду, Эм!

Ты сидишь в парикмахерской, а не со мной в кафе, потому что твоя подруга, видите ли, уезжает. Снова пишешь.

Фотографии, прошу!

В телефоне Меланды 24 985 снимков, большей частью – ее самой в полный рост перед зеркалом. Я выбираю недавнее селфи и отправляю тебе вместе с ее любимым смайликом в виде брюнетки, пожимающей плечами, и ты набираешь ответ. Долго. Тут не конкурс сочинений. Просто скажи, что ей идет, и дело с концом.

Стой, ты же вернула это синее платье на прошлой неделе, разве нет? Когда мы были в Сиэтле.

Мое сердце замирает от ужаса – нет. НЕТ. Мне не пришлось бы так туго, не будь между вами переписки в десять тысяч сообщений и такого количества чертовых фотографий чертовых нарядов. Я закрываю глаза. Как выкрутиться?

Ой, это длинная история, ты далеко не все про меня знаешь, без обид, лол, мне пора бежать.

Ответ получился жестким, даже слишком, и ты молчишь. Я отправляю еще одну фотографию Меланды в горчичных штанах и зеленом свитере (на Хеллоуин, что ли, собиралась?), – и снова молчание. Я читал вашу переписку, так не должно быть. Радиомолчание – плохо, и я начинаю волноваться за себя, за тебя. Ты пересказываешь все парикмахеру? Я напортачил?

Набираю сообщение от Меланды:

Ты здесь? Милая, извини, я забегалась, лол, все хорошо?

Тишина сгущается. Ты в салоне, сидишь в кресле, ровно в 322 метрах от меня. Тебе нечем заняться, кроме как переписываться с подружкой; неужели тебя одолела подозрительность? Сработало шестое чувство? Ты сбежала из салона? Уже стучишь в дверь Меланды? Помоги мне, боже, если дурацкая фотография, которая даже не моя, все испортила, и ты не нарушишь молчание. Мне нужно знать, что ты не мечешься по городу в поисках подруги. Мне нужно знать, что ты не в полицейском участке, где к таким происшествиям не привыкли, и нужно найти тебя, поскольку ты не из тех, кто игнорирует друзей. Я иду к «Светлячку» и задерживаюсь у тамбура – я так долго по тебе скучал… А потом дверь вдруг распахивается. Выходишь ты. И челку ты не сделала.

Ты машешь мне, я машу тебе; у меня в руках телефон Меланды, но ты его не узнаёшь. Первым делом – умный Джо! – я снял девчачий чехол. Ты суешь руки в карманы, идешь в мою сторону, с каждой секундой становясь ближе, – и вот ты здесь. Касаешься своих волос.

– Чересчур, да?

– Ну, Мэри Кей, ты же только что из салона…

Ты смеешься, и я спасен. Мы спасены. Ты ничего не подозреваешь (иначе держала бы свой телефон так, словно в нем важные улики) и не считаешь странной нашу встречу – ведь мы в Кедровой, мать ее, бухте. Мы здесь живем.

– Рада тебя видеть, – говоришь ты, – но мне, наверное, пора домой…

Врунья. Ты только что приглашала Меланду выпить.

– Да ладно тебе. Не хочешь выпить? – Я задерживаю дыхание и неотрывно смотрю на тебя. – В «Хичкоке»?

Ты киваешь.

– В «Хичкоке».

Твои локоны подпрыгивают, пока мы идем, мы в движении, и я говорю, что мне тоже не мешало бы подстричься, и ты говоришь, что в «Светлячке» принимают без записи, и я открываю перед тобой дверь, и ты благодаришь, и мы садимся у окна. Ты сцепляешь пальцы.

– Ладно, – говоришь, – мне не по себе от того, что между нами произошло.

Я делаю глоток воды.

– Ерунда, Мэри Кей. Я понимаю.

Ты раскрываешь меню и ведешь себя так, будто не сказал я ничего необычного, и ты сомневаешься, взять ли вина или кофе, и всё для нас в новинку. Для нас всё впервые. Ты заказываешь бокал шабли – а в прошлый раз мы пили кое-что покрепче – и натягиваешь ворот свитера на подбородок. Только что призналась, что чувствуешь себя неловко, а теперь посмотри на себя: делаешь нарочито маленькие глоточки, то и дело проводишь рукой по волосам, будто я слепой, будто жаждешь комплимента, будто я должен убеждать тебя, что ты привлекательна.

Ты – лиса. Лисы всегда знают о своей привлекательности. Я смотрю на тебя.

– У тебя что-то случилось?

– Нет, – говоришь ты, – просто устала. – Чушь. – Видимо, встала не с той ноги. – Снова чушь, отговорка, ответ маленькой девочки, ответ незнакомца. – И слегка сбита с толку. Меланда сказала, что сегодня уезжает в Миннеаполис.

Я измотан и мечтаю, чтобы ты снова болтала чушь, потому что ТВОЯ ЛУЧШАЯ ПОДРУГА У МЕНЯ В ПОДВАЛЕ, и я зря не отпустил тебя домой. Я киваю.

– В отпуск?

– По ее словам, на собеседование. – Тревожных сигналов предостаточно. Если б ты поверила истории Меланды, этого «по ее словам» не появилось бы. Я пью воду. Ты потираешь лоб. – Может, я себя накручиваю… – Да. Будем придерживаться такой теории. – Она давно собиралась туда переехать… Только момент не очень удачный. Или мне кажется…

– Не хочешь что-нибудь съесть?

Ты игнорируешь мое предложение.

– На прошлой неделе мы прошли тест, определяющий, какой ты персонаж из «Наследников»… – Знаю. Я читал ваши сообщения и очень удивился, что Гномусу выпал Роман. – В общем, у Меланды получился Кендалл, то есть кукла Кен, как ты его называешь… – Боже, я люблю тебя. Ты все помнишь. – А у меня злобный папаша-людоед.

– Не думаю, что Логан – людоед.

– Ага! Значит, ты посмотрел!

– Да, посмотрел, и Логан Рой – хороший человек. А вот его избалованные детки и впрямь чудовища.

– Нет, – говоришь ты, – Логан Рой – чудовище. А его дети за это расплачиваются.

– Это уловка, – говорю я. – Взрослый человек не может всю жизнь дуться на то, что случилось в детстве.

Ты жестом останавливаешь меня, и, вероятно, тебе и твоему мужу самое место в «Комнате шепота» рядом с Меландой, потому что все вы сломаны, вы сломаны без шансов на починку. Ты трешь глаза, твои руки трясутся, а речь всего лишь о дурацком сериале. Я тебе сочувствую. Хочу о тебе позаботиться.

– Думаю, тебе не помешало бы поесть, – говорю.

– Джо, я замужем. – Удар. – Шутки в сторону.

Ты решилась. Сказала мне правду. А теперь не смотришь на меня, только на стол, и мне должно стать легче, ведь мы взяли новый рубеж; но если мы сейчас углубимся в эту тему, ты захочешь посекретничать с Меландой. Я молюсь, чтобы на кухне начался пожар, – без толку.

Мы здесь. Меланда в подвале. Ты неотрывно глядишь на меня. Ждешь.

Я делаю то, что сделал бы любой на моем месте. Молчу. Не обращаю внимания на официанта, который кладет на столик счет, будто выпроваживая нас за дверь. Я вспоминаю наш «Титаник».

Ты вздыхаешь.

– Ну что?

– А что?

– Ну скажи что-нибудь.

– Что мне сказать? Я знал.

– Ты знал?!

– Ладно тебе, Мэри Кей, не так уж велика твоя тайна.

Ты делаешь глоток воды.

– И давно ты узнал?

Я не хочу, чтобы ты обвинила меня во лжи, хотя сама та еще лгунья, и не хочу, чтобы ты почувствовала еще большую неловкость. А ты наполовину лиса, и тебе нужно быть хитрой. Тебе нравится быть хитрой. Поэтому я лгу.

– Всего пару дней назад.

Ты тихо фыркаешь. Невозможно. Ты не такая.

– Вот это да… Не думала, что умею так хорошо обманывать.

– Я хотел обмануться.

Ты жаждешь стоять у руля, и вот почему Меланда на тебя злится, – ты веришь, что долгий несчастливый брак дает тебе преимущество.

– Джо, давай не будем воевать.

– Мы не воюем.

Мы воюем. Мое сердце уже не в груди. Оно на столе. Прямо перед тобой. Окровавленное. Теплое. Израненное.

– Джо, – говоришь ты и произносишь мое имя не так, как нужно, – я не собираюсь обещать тебе, что уйду от мужа. У нас не свидание.

Нет, собираешься, и это свидание.

– Я знаю.

– И я не обманщица.

Обманщица, но со мной ты изменишься.

– Конечно нет.

– Моя дочь… Если б она узнала о том вечере…

Тебе понравилось, и мне тоже.

– Мэри Кей, я ни слова никому не сказал.

– И я призналась не потому, что намерена поменять что-то в своей жизни. Если б я хотела… Это вовсе не значит, что когда-нибудь захочу… – Ты захочешь! – В общем… Я не могу тебя втягивать. Ты не должен быть тем, кто разрушит мой брак.

Семейные пары сами несут ответственность за свою семью – это известно всем, кроме семейных пар. Я отпиваю воды.

– Согласен.

– Мне очень жаль. Надо было сказать еще тогда, в пабе… Черт, когда начала болтать про Билли Джоэла… Почему я не призналась еще тогда? Что со мной?

Я успокаиваю тебя, и ты говоришь официанту, что мы остаемся (есть!), и встаешь («Сейчас вернусь»). Я смотрю на телефон Меланды – ну конечно, вот и ты.

Я плохой человек, правда?

Меланда тебя игнорирует, потому что тебе нужно думать своей головой. Я кладу телефон назад в карман, и через минуту ты возвращаешься. Твои волосы приглажены, и ты делаешь глубокие вдохи, будто воспользовалась приложением для медитации.

– Ладно, – говоришь ты, – задавай вопросы.

– Твой брак – не мое дело. Я рад, что ты созналась, ведь это далось нелегко…

Ты теребишь салфетку.

– Пожалуйста, перестань меня оберегать. Ты всегда был со мной честен. Рассказал о своем прошлом… – Ну, только самое важное. – А я ввела тебя в заблуждение. Помнишь, в первый день ты спросил про «Девочек Гилмор»…

Я помню все, что касается тебя.

– Помню.

– Надо было сказать еще тогда… Впрочем, не стану юлить. Я хотела притвориться. Ты был таким… незнакомым.

Ты ждешь от меня приятных слов, но я не могу их произнести, иначе ты назовешь меня разрушителем брака. Я киваю.

– Моего мужа зовут Фил. Он музыкант. Возможно, ты даже о нем слышал…

Можно подумать, ты замужем чуть ли не за Джорджем Харрисоном.

– Мэри Кей, ты не обязана…

– Фил Димарко. Он был солистом группы «Сакрифил».

Я отрицательно качаю головой. Забавно, ты слегка разочарована – все-таки лисы любят внимание. Ты сообщаешь, что он не только твой муж.

– Он отец Номи.

Я киваю, как будто и так знал, и ты тяжело вздыхаешь.

– Ну? И кто я после этого? Я не ношу кольцо и бегала за тобой… флиртовала…

– Думаю, теперь можно благополучно обо всем забыть.

– Дело вот в чем. Меня здесь нет, Джо. – Нет, есть. – Я не должна здесь быть. – Нет, должна. – Я солгала тебе, обольстила тебя, позволила взять троих котят…

– Я сам хотел котят.

Ты вылавливаешь из бокала кубик льда и прячешь его в ладони.

– Послушай, идеальных браков не бывает… – Ага, так считают все, кому еще десять лет назад следовало подать на развод. – И все же причина, по которой мне даже в голову не приходило что-то менять… – Ты раскрываешь ладонь. Кубик льда поблескивает. – Джо, я просто не догадывалась, что ты существуешь.

Я хочу тебя поцеловать. Настал незабываемый момент, но ты крушишь его, рассказывая о том, как проклинала сама себя, словно предлагаешь мне уйти и оставить тебя в привычной колее. Ты не обязана оправдываться, и все же оправдываешься. Ты любишь беседовать со мной, потому что можешь быть откровенной. Ты не произносишь это вслух, однако так и есть. Ты расслабилась и говоришь все, что думаешь. Только мне ты можешь довериться. Только мне.

– Знаю, звучит банально, – говоришь ты. – Меланда пришла бы в ужас.

Ты так небрежно упоминаешь ее имя… Ты не слышишь, как в моей голове орет сирена, ведь ЧТО МНЕ С НЕЙ ДЕЛАТЬ, МЭРИ КЕЙ?

Нельзя сейчас об этом думать, поэтому я делаю вдох. Будь здесь.

– Почему?

– Я рано выскочила замуж, – отвечаешь ты. – И понятия не имела, каково это… завести отношения с мужчиной, проводить с ним время, постепенно узнавать его… А Меланда вечно жалуется на жуткие неудачные свидания. И вдруг ты… Я построила свою жизнь вокруг идеи, что никого вроде тебя не встречу.

И все же встретила.

– Слушай, Мэри Кей, не волнуйся. Ничего не изменилось. Мы можем подождать.

Ты качаешь головой; мое «мы» безмолвно сражается с твоим «мы».

– Мы – семья, Джо, и все не так просто.

Я позволяю тебе выиграть битву. Спорить сейчас не имеет смысла. Меланда «отсутствует» всего несколько часов, а ты уже меняешься. Растешь. Это лишь начало, я знаю. Материнский инстинкт перевесил потребность в любви, в безопасности.

Твой телефон жужжит – это он. Мы оба спохватываемся – нам пора.

На улице мы обнимаемся. Ты говоришь, что тебе надо домой. То и дело звенят колокольчики, развешенные над дверьми магазинов. Вокруг нас праздники. Ты благодаришь меня за понимание, и я отвечаю правду: я лишь хочу, чтобы ты была счастлива. Ты думаешь, это прощание. Думаешь, все кончено. А я ухожу с улыбкой на лице.

«Я просто не догадывалась, что ты существуешь…» Ох, Мэри Кей, я еще как существую, черт возьми, и даже ты в глубине души знаешь: назад дороги нет.

14

Я спускаюсь по лестнице, окутанный облаком самодовольства. Меланда тщетно пыталась настроить тебя против меня, и хотя надо бы на нее разозлиться за подковерные игры, я просто признаюсь, Мэри Кей.

Хочу позлорадствовать. Пусть училка знает, что она в пролете.

Меланда встречает меня и пакет с пончиками в моей руке пустым взглядом.

– Меланда, в ящике тумбочки лежат наручники. Если ты прикуешь себя к спинке кровати, я отдам тебе еду.

Она медленно поднимается – и я будто в аду; у меня падает уровень сахара в крови. Она здесь, в моем подвале (я что, спятил?), она берет наручники (это по ней тюрьма плачет, а не по мне), но жизнь – акула, плывущая вперед (даже Филу это известно), и время моего отсутствия не прошло даром. Я увиделся с тобой (ты меня любишь), и теперь все по-другому. Меланда еле шевелится. Она сутулит плечи, почти извиняется за то, что долго не может надеть наручники. Она никогда не признает, хотя осознает: я здесь хозяин. Она защелкивает наручники, потому что работает в школьной системе. Она приучена уважать авторитет, и я вхожу в комнату как профессор, как директор.

– Итак, Меланда, чему мы сегодня научились?

Она смотрит на меня.

– Ага, ты в приподнятом настроении… Полагаю, встретился с Мэри Кей?

Не твое дело, Меланда.

– Я надеялся, мы начнем с глубокого анализа историй о дружбе.

– Если ты так одержим Мэри Кей, вот ее и похитил бы!

– Я тебя не похищал. Не льсти себе. А теперь – вперед. Фильмы о дружбе. «Роми и Мишель». «На пляже». Погружаемся.

Я не собираюсь лечить Меланду, как гребаный доктор Ники, но знаешь что, Мэри Кей? Я хочу, чтобы твоя подруга справилась со своими недостатками. Я только теперь понял, как сильно Меланда нам навредила. Будь у тебя настоящая лучшая подруга, ты бы рассказала о муже еще несколько недель назад… И тут ее телефон жужжит. Это ты.

Я справилась! Я ему призналась. Сейчас позвоню тебе, ахахаха

Ты держишь слово, телефон Меланды звонит, и я отправляю тебя на голосовую почту (а что мне, черт возьми, остается?), и на этот раз злорадствует Меланда.

– Вы только посмотрите, – говорит она, разглаживая складки на своих спортивных штанах, – у кого-то серьезная проблема…

– Да, у тебя полно фильмов о женской дружбе, а сама дружить не умеешь.

– Ой, я тебя умоляю. Все женщины в нашем возрасте любят «Роми и Мишель», что тут такого? Зато я скажу тебе, что выглядит подозрительно. Меланда, которая сбрасывает звонки Мэри Кей. Дай мне телефон.

– Нет.

– Пошел ты. И к твоему сведению… – Она и с учениками так разговаривает? – Фильмы нужны мне в качестве сказки на ночь после таблетки ксанакса, милый.

Ее телефон жужжит. Снова ты.

Можешь взять трубку? Обещаю, я быстро! Или скажи, во сколько позвонить.

Я знаю, ты не хочешь причинять мне боль, Мэри Кей, но ПОЙМИ УЖЕ ЧЕРТОВ НАМЕК! Я пишу:

Извини, безумно занята, лол, перезвоню тебе позже!

Ты не отвечаешь, злишься, а Меланда зудит, что я играю с огнем, и во мне просыпается ненависть, Мэри Кей. Я ненавижу ее, поскольку она права. И я кусаю пончик (не дай бог из-за этой женщины у меня бока отвиснут) и спрашиваю:

– Хиллари Уитни или Си Блум?[20]20
  Хиллари Уитни и Сесилия Кэрол (Си Си) Блум – героини фильма «На пляже».


[Закрыть]

Она вздыхает.

– Вижу, ты полон решимости отказаться от статуса одиночки, однако ты кое-что не учел. Когда я уезжаю из города, Мэри Кей поливает мои цветы. И мы болтаем, Джо. Мы много болтаем.

ТВОЮ Ж МАТЬ…

– Так ты – Хиллари Уитни или Си Си Блум?

– Когда мне нужно выговориться, она отвечает на звонок. А когда ей нужно выговориться, я отвечаю на звонок.

Еще одно сообщение от тебя – ты на чьей стороне?

Меланда, что-то случилось? Я могу чем-то помочь?

И мне стыдно из-за твоей доброты, хоть я и знаю твой скрытый мотив – тебе просто не терпится обсудить нашу встречу.

Меланда щелкает пальцами, привлекая мое внимание.

– Дай мне с ней поговорить.

– Ты же понимаешь, это невозможно.

– Вернись в реальность, милый. Я одинока. Мэри Кей – мама. Она меня опекает. Однажды у меня на свидании разрядился телефон… У нее есть код от моего замка. Угадай, кого я обнаружила в гостиной, когда пришла домой.

Ну почему тебе обязательно нужно быть такой хорошей подругой, Мэри Кей?

– Давай вернемся к тебе, Меланда.

Голос у меня дрожит (а как же иначе?), и облако самодовольства начинает рассеиваться. Меланда сверлит меня взглядом.

– В тюрьму захотел?

Может, я не имею представления, что делать с Меландой, но в тюрьму я точно не сяду, а ты точно не попадешь в чертову квартиру Меланды.

Ты снова пишешь:

Извини, что развожу панику. Мне правда необходимо с тобой поговорить!

Я в курсе, Мэри Кей. Я понял. Однако Меланда СЕЙЧАС ЗАНЯТА, она растянулась на матрасе и нараспев читает мне наставление о том, что все женщины – это Си Си Блум и Хиллари Уитни, что все женщины – это Роми и Мишель, а мне лишь нужно, чтобы ты перестала пробиваться к Меланде, поэтому у меня нет выбора, Мэри Кей. Придется быть жестоким. То есть Меланде придется.

Милая, я рада, что ты ему призналась, но мне вообще-то надо и о своей жизни похлопотать, и я просто… Лол, мы можем поболтать о твоем юном воздыхателе, когда я заселюсь в гостиницу?

Ты так зла, что не отвечаешь целую минуту, и даже тогда проявляешь доброжелательность:

Понятно. Сегодня вечером пойду поливать цветы. Код такой же?

Сам я предпочел бы ключи вместо кода, а ты явно нервничаешь. На самом деле тебе плевать на цветы, ты хочешь спрятаться в ее квартире, помечтать обо мне и притвориться, что ты свободна…

Меланда усмехается.

– Слишком много сообщений, даже для нее. – Она садится на матрасе. – Ну и какой у тебя план, Джо?

ОТКУДА МНЕ ЗНАТЬ? Ты снова пишешь:

Сообщи новый код, если ты его сменила. Люблю тебя!

Я тоже тебя люблю, поэтому хочу сразу решить проблему:

Лол, код прежний, но о цветах не беспокойся. Я их выбросила пару дней назад. Будет ОТЛИЧНО, если ты заберешь почту на следующей неделе. Целую.

Ты присылаешь большой палец вверх, однако я-то тебя знаю, Мэри Кей. Ты не станешь ждать неделю – и что, черт возьми, мне делать с Меландой?

– Все не так просто, а, милый?

– Ты плачешь, когда Хиллари Уитни умирает на пляже?

– Ты даже не знал, что лучшие подруги каждый день разговаривают. И не сообщениями. Я имею в виду настоящий разговор. Вслух.

– Ты же радуешься, когда Си Си Блум получает опеку над дочерью Уитни, да? Ты всегда хотела, чтобы Номи принадлежала тебе, полностью, без остатка?

– Хватит болтать о кино. Ты облажался. Мэри Кей пойдет в полицию, если я не перезвоню. Твоя история про Миннесоту, конечно, классная; только если б я действительно улетела в Миннеаполис, я позвонила бы ей из аэропорта пожаловаться на орущего в самолете ребенка, я позвонила бы из гостиницы пожаловаться на несвежие простыни… Ты не знаешь, как поступают сестры.

– Ты ей не сестра.

Меланда фыркает.

– Прекрасно. Ты не первый человек, усердно копающий себе могилу.

Ты всегда видишь в людях лучшее, Мэри Кей, хоть это и опасный путь, вот почему мы подходим друг другу. Я вижу худшее. Я говорю Меланде, что мне все равно, попаду я в тюрьму или нет. Говорю, что она уже в тюрьме и что вся ее гребаная жизнь насквозь прогнила без любви. Она отворачивается, я говорю, что хочу лишь защитить тебя от нее и что у меня есть доказательства. Я знаю, она тебя ненавидит, и говорю, что никакая она не феминистка и не сестра и что ты больше не будешь ее пленницей.

Теперь Меланда выпрямляется и глядит мне в глаза.

– Дело в том, что я встречалась с Филом в старших классах.

Грустно смотреть, как она мрачнеет, вспоминая древнюю историю.

– Значит, Мэри Кей отбила у тебя парня… Неудивительно, что ты отравляешь ей жизнь.

– Не спеши с выводами. Говорю лишь потому, что я, очевидно, так и не смирилась. А Фил… Ну, он рок-звезда. – Это Мик Джаггер – рок-звезда, а Фил – обычный рокер. – И все же, дорогой мой… – Она прижимает руки к груди. – Ты веришь, что она бросит его ради тебя. Это печально.

– Дай мне код своей квартиры.

Она ухмыляется.

– Вот незадача, верно? Я усложняю тебе жизнь?

– Я, так или иначе, туда попаду, Меланда.

– Не сомневаюсь, – говорит она. – В мою квартиру ты проберешься. А вот между Мэри Кей и Филом ты никогда не встанешь. – Она снова ухмыляется, злобная, как королева школы. – Как мило… Задирал тут нос, потому что она наконец рассказала тебе о муже. Отобрал у меня телефон. Думаешь, ты все про нас знаешь? Ты ведь смотрел «На пляже» и «Роми и Мишель». Лучшие подруги всем делятся.

– Дай мне свой чертов код.

– Только у тебя нет стенограмм наших посиделок за вином, наших телефонных разговоров…

Ненавижу себя за то, что краснею.

– Код какой?

– Три-четыре-два. – Как в фильме «Ты меня любишь», тьфу ты. – Лучше записать, а то забудешь.

Лучше б я убил ее, Мэри Кей.

– Спасибо.

Я собираюсь уходить; она меня окликает.

– Жаль, тебя не было с нами в ту ночь, когда она мне о тебе рассказала. – Я молчу. – О том, что ты не учился в колледже, что у тебя нет друзей… Жаль, ты не слышал. О том, как плохо ты целуешься. Слишком много языка. – Не позволю ей увидеть мое лицо. Я знаю, Мэри Кей. Она врет. Наверняка врет. – Ты ведь и впрямь веришь, что можешь потягаться с Филом… Бедняга. – Я скриплю зубами. – Она права, Джо. Ты слишком много читаешь. – Не бывает такого. – Слишком увлекаешься говядиной с брокколи… – Ты так никогда не сказала бы. – Я догадываюсь, почему ты цепляешься за Мэри Кей. Она проявила к тебе доброту. Сегодня она тебя, должно быть, чем-то приободрила, но лучше б ты понял намек, милый. Мэри Кей нравится всем. Она – библиотекарь, госслужащий. Умеет угождать. Обидно, когда такие, как ты, принимают ее любезность за что-то большее.

Меланда зевает, как моя мать, и ведет себя, как моя мать, которая включала Джерри Спрингера погромче, когда я приходил домой из школы и пытался рассказать ей про свой день. Я был мертв для нее, если был счастлив. Вот что происходит, Мэри Кей. Ты меня «приободрила», сказала, что я для тебя существую, а твоя подруга хочет сбить меня с толку. Она не так умна, как мы с тобой, она не умеет радоваться за других и едва ли когда-то научится. Покончить с ней прямо сейчас? Убить твою лучшую подругу?

– Милый, не мог бы ты перенести сюда телевизор? – говорит Меланда. – У меня чувствительные глаза, яркий свет из окна меня убивает. А еще не откажусь от стейка. Умираю как хочется красного мяса, понимаешь?

Устоять нелегко. Но я устою. У меня нет плана, и пропадать из-за Меланды я не собираюсь.

Я хлопаю дверью, по пути наверх язык пульсирует во рту. Пошла ты, Меланда. Все нормально с моим языком.

Так ведь?