Текст книги "Как обольстить вдову"

– Знак благосклонности от дамы?

Нед поспешно спрятал ленточку в карман. Но от внимательного взгляда Энтони не укрылось выражение лица Неда: он был доволен.

– Возможно.

Энтони отвел взгляд. Разумеется, такую ленточку могла подарить Неду любая дама. Не обязательно Селия. Но ленточка была желтого цвета…

Значит ли это, что ленточку Неду подарила Селия? Не может быть, подумал Энтони, наблюдая за ней. Он запомнил, что Селия написала в своей последней записке: «Мне кажется, вы, как и я, знаете, что значит горечь разочарования в любви и боль, которую испытываешь, потеряв любимого. Иначе невозможно понять страдания разбитого сердца и отчаяние, которое охватывает тебя, когда в конце концов осознаешь, что совершил роковую ошибку, сделав неудачный выбор в любви».

Ее сердце было разбито, она совершила ошибку и теперь страдает.

А что, если Селия думает, будто автор адресованных ей писем – Нед? Исключено. Сама мысль об этом смехотворна. Но возможно, Селия не знает Неда так хорошо, как знает своего друга он, Энтони. Чтобы завоевать женщину, Нед делал ставку на свою красивую внешность и хорошие манеры. Он не обладал ни состоянием, ни титулом. Однако скандальной репутации у Неда тоже не было. Зачем же ему скрывать свое имя, посылая даме записки без подписи?

В ту ночь Энтони снова, как всегда, взялся за перо. Слова Селии адресованы ему, а не кому-то другому, знает об этом Селия или нет. Может быть, в конечном счете у него не останется ничего, кроме ее писем, но раньше и этого не было. В данный момент и писем достаточно. Единственное, что Энтони нужно – это открыть Селии свою душу.

Глава 12

Розалинда, которая вначале жалела о том, что устроила вечеринку, желая поднять настроение Селии, и даже провела несколько бессонных ночей, стала замечать, что Селия повеселела, не замыкается в себе, стала более общительной, не избегает гостей. Она принимает участие в салонных играх, играет в шары и вместе со всеми совершает прогулки. Мать не могла нарадоваться, глядя на дочь. Селия преобразилась, ее словно подменили. Произошло чудо. И это чудо пролилось целительным бальзамом на душу матери.

Единственным, что омрачало счастье Розалинды, было присутствие в Эйнсли-Парке скандально известного мистера Хэмилтона. Герцогиня нисколько не сомневалась в том, что этот повеса и распутник, вконец позабыв о приличиях, завел интрижку с леди Хилленби прямо под носом у ее супруга, уважаемого лорда Хилленби. Да и сама леди Хилленби хороша! Пусть Селия считает леди Хилленби своей подругой, Розалинда сожалеет о том, что пригласила супругов Хилленби в Эйнсли-Парк. Но этот ужасный мистер Хэмилтон не унимается. Теперь, похоже, он положил глаз на Селию. Только этого не хватало! За ужином Розалинда заметила, что Хэмилтон исподтишка бросает взгляды на Селию. Видимо, намерен проводить ее потом. Этого нельзя допустить, решила Розалинда.

Разумеется, надо действовать осторожно. Нельзя приказать зарвавшемуся наглецу держаться подальше от Селии. Розалинда не знала, что входит в планы мистера Хэмилтона, но решила лечь костьми, но не подпускать распутника к дочери. Розалинда пересадила мистера Хэмилтона на противоположный конец стола, а рядом с Селией каждый вечер сажала нового джентльмена. Она мысленно хвалила себя за то, что у нее хватило ума пригласить всеобщего любимца мистера Чилдресса. Этот дамский угодник мог очаровать любую женщину, и на него всегда можно было рассчитывать, если речь шла о том, кто будет провожать или сопровождать Селию на светские мероприятия. Все вечера Розалинда была начеку и продумывала развлечения, которые исключали ситуации, когда участники хотя бы ненадолго оставались друг с другом наедине. Ради блага дочери герцогине пришлось вместе с гостями принимать участие в игре в шары.

Сначала она просто наблюдала за игрой в стороне, пока не обнаружила, что приятель Дэвида, бесшабашный Эдвард Перси, подбивает мужчин делать ставки во время игры. Розалинда в который раз убедилась в том, что здесь ничего нельзя пускать на самотек и везде нужен глаз да глаз.

Усилия вдовствующей герцогини были вознаграждены. Хотя она по-прежнему замечала, что мистер Хэмилтон тайком поглядывает на ее дочь, по мере того как настроение Селии улучшалось, качественно обновлялось и ее окружение. И поскольку она больше не оставляла гостей раньше времени, у мистера Хэмилтона оставалось все меньше возможностей застать Селию одну. У Розалинды отлегло от сердца.

Розалинда сидела за письменным столом, составляя меню на следующий день, когда дверь у нее за спиной распахнулась, а затем захлопнулась.

– Мадам, вы совершаете ошибку! – раздался чей-то сердитый голос.

Розалинда оглянулась и открыла рот от изумления. Перед ней, подбоченившись, стоял граф Уорфилд. Розалинда не собиралась приглашать этого высокого рыжеволосого графа-шотландца в гости. Это Маркус в последний момент внес его фамилию в список приглашенных на вечеринку в честь приезда Селии. Они с графом разрабатывали план строительства железной дороги, и до сих пор граф большую часть времени проводил в кабинете Маркуса, не общаясь ни с кем из гостей. Розалинду это вполне устраивало. Лорд Уорфилд – добрый малый, но он груб и неотесан. Громко смеется, не отличается изысканными манерами и деликатностью в обращении. Розалинду он назвал «сногсшибательной девочкой». Как будто позволительно так отзываться о вдовствующей герцогине и матери взрослой дочери! И что хуже всего, лорд Уорфилд – дядя мистера Хэмилтона. Весьма странное родство – грубовато-прямодушный и общительный граф и бездушный повеса с холодным сердцем.

Герцогиня наконец пришла в себя.

– Да как вы смеете!

– Как я смею? – Уорфилд наступал на нее. Розалинда поднялась с места. Она выпрямила спину и развернула плечи. Ее лицо приняло выражение холодной неприступности. Как смеет этот человек, какой-то там неотесанный шотландец, отчитывать ее, как ребенка? – Это как вы смеете! Вы унижаете порядочного человека!

– Сэр, всякому безобразию есть свой предел.

Уорфилд в ярости разрубил воздух ребром ладони.

– Совершенно верно. Кто дал вам право относиться к Хэмилтону как к изгою.

Розалинда изумленно подняла брови:

– Боже милостивый, как я могу относиться к гостю как к изгою? Будь то мистер Хэмилтон или кто-либо еще.

– Вы знаете, что я имею в виду, – рявкнул Уорфилд. – Вы намеренно сажали свою дочь за ужином с неженатыми мужчинами – каждый вечер с разными, но ни разу не посадили ее рядом с Хэмилтоном. Вы просили всех холостяков по очереди читать вслух по вечерам – всех, кроме Хэмилтона. Вы из кожи вон лезли, чтобы уговорить каждого неженатого джентльмена по очереди спеть дуэтом с леди Бертрам – но только не Хэмилтона! Неужели вы думаете, что все вокруг слепые?

– Моя дочь, – ледяным тоном проговорила Розалинда вне себя от гнева, – только что сняла траур по своему покойному супругу. С ней необходимо обращаться бережно и деликатно. Я хочу уберечь дочь от ненужных волнений и переживаний любого рода и…

– Вы проявляете к ней сочувствие весьма странным способом, – перебил ее Уорфилд. – Только слепой не видит, что ваша дочь сторонится людей, погружена в себя и свои переживания, и есть только один-единственный человек, с которым она разговаривает, – молодой Хэмилтон. Но вам это не нравится. И вы готовы горы свернуть, чтобы их разлучить. Почему?

Розалинда не сразу ответила. Этот проныра попал в точку, сказал чистую правду. Однако все это его не касается.

– Если я была нелюбезной хозяйкой, прошу меня извинить, – проговорила герцогиня тем же ледяным тоном. – Передайте мои извинения мистеру Хэмилтону.

– Вы порете чушь! – вскричал Уорфилд. Розалинда потрясенно ахнула. – Мне не нужны ваши чертовы извинения! Я хочу знать, почему вы ведете себя подобным образом. Если парнишка вам не нравится, зачем было его приглашать?

– Я его не приглашала, – резко ответила Розалинда. – Это сделал Дэвид. Теперь вы удовлетворены?

Гнев Уорфилда сменился искренним удивлением.

– Чем Хэмилтон вам не угодил? Почему вы точите на мальчика зуб? Что вы имеете против него?

Розалинда поджала губы.

– То же самое, что может иметь любая мать в Англии против жестокого, бесчувственного повесы. Он видит в моей бедной, убитой горем дочери всего лишь богатую вдовушку, с которой можно поразвлечься.

– Не так страшен черт, как его малюют, – смущенно проговорил Уорфилд, явно озадаченный заявлением Розалинды. – Злые языки болтают о мальчике всякую чушь. Сплетники готовы очернить любого. Неужели вы верите во все эти россказни? Я считал вас более здравомыслящей и прозорливой. Разве он хоть чем-то опорочил леди Бертрам? Совершил что-то предосудительное?

– Нет. Этого я не говорила, – вынуждена была признать Розалинда.

– Разве леди Бертрам сторонится Хэмилтона? Не хочет с ним общаться?

Розалинда гордо вскинула голову.

– Я не обсуждаю с посторонними секреты, которые доверяет мне моя дочь, сэр.

– Ладно. – Уорфилд скрестил руки на груди, подошел ближе и сверлил Розалинду взглядом. – Почему все же вы недолюбливаете Хэмилтона?

– Я не стану этого объяснять!

– Если вы считаете свои намерения непредвзятыми, нет причин их скрывать.

Розалинда выдержала его взгляд.

– У мистера Хэмилтона ужасная репутация. А как известно, нет дыма без огня. От одного его присутствия веет скандалом. Вы считаете меня ханжой, лицемеркой и к тому же сплетницей, но вы ошибаетесь: я просто мать. И впредь буду делать все, чтобы защитить дочь и предотвратить то горькое разочарование, которое может ее постичь. И если для этого мне придется нанести обиду самому отъявленному негодяю на всем свете тем, что я не прошу его читать после ужина стихи вслух, я пойду на это, ни секунды не колеблясь. Надеюсь, я достаточно четко и доходчиво изложила вам свою позицию?

– Вполне, – спокойно ответил Уорфилд. Розалинда в знак благодарности чуть наклонила голову. – Однако вы заблуждаетесь, и ваше мнение о Хэмилтоне ошибочно.

– Возможно, – проговорила герцогиня сухим, бесстрастным тоном, который свидетельствовал о том, что на самом деле она не испытывает ни малейших сомнений на счет мистера Хэмилтона.

Уорфилд покачал головой:

– В один прекрасный день вы поймете, что ошибались. Надеюсь, я буду при этом присутствовать. – Уорфилд повернулся, собираясь уйти, но остановился в дверях. – Тогда я охотно выслушаю ваши извинения.

– Всего хорошего, лорд Уорфилд, – холодно произнесла Розалинда.

Кривая усмешка Уорфилда вывела ее из себя. Если кто-то и заблуждается относительно скандально известного мистера Хэмилтона, так это его всепрощающий дядюшка.

Кроме того, Розалинда считала, что знает свою дочь лучше, чем какой-то там лорд Уорфилд, поэтому была уверена в том, что Селия не пожелает иметь ничего общего с мистером Хэмилтоном. По крайней мере такой мужчина уж точно не сможет сделать Селию счастливой. Негодяй соблазнит ее и бросит – точно так же, как бросал множество других женщин, разбив им сердце и опозорив их имя.

Гнев Розалинды превратился в холодную решимость. В последнее время настроение Селии изменилось в лучшую сторону. Если бы причиной этого был какой-либо мужчина, материнское сердце Розалинды подсказало бы это. Кому, как не матери, узнавать о таких вещах первой. А если там все-таки замешан мужчина, необходимо разузнать, кто это такой, чтобы убедиться, что он подходящая партия. Но если дело тут вовсе не в мужчине, а в чем-то другом, ей все равно нужно быть в курсе, чтобы поощрять и впредь то, что может вывести Селию из меланхолии.

Розалинда застала Селию в саду, где она неспешно прогуливалась одна с мечтательной улыбкой на лице. Впервые за все время, с тех пор как она вернулась из Камберленда, Селия выглядела по-настоящему счастливой. Сердце у Розалинды переполнилось восторгом. Она еще раз убедилась в том, что была права, настояв на ее приезде.

Преисполнившись еще большей решимости, Розалинда направилась к Селии. Она была рада, что застала дочь одну.

– Ах вот ты где, дорогая моя, – воскликнула она.

Селия подняла голову.

– Да, мама?

Селия укрылась в саду, чтобы прочесть очередную записку от своего тайного воздыхателя. Теперь она перечитывала каждую записку по несколько раз.

Розалинда заглянула Селии в глаза.

– Как я рада, что ты снова улыбаешься.

Щеки Селии покрыл густой румянец.

– Я сама этому рада, мама.

Розалинда просияла:

– Хорошо, что ты теперь дома, правда?

Селия опустила глаза.

– Да, хорошо, что я вернулась, но это больше не мой дом, – произнесла она, печально усмехнувшись.

– Что за глупости! – воскликнула мать. – Даже когда у тебя появится другой дом, в Эйнсли-Парке тебе всегда будут рады.

– Знаю, – заверила ее Селия. – Я только хотела сказать, что ощущаю себя так, словно приехала в гости, а не вернулась, чтобы остаться здесь жить.

– В самом деле? – Розалинда подхватила Селию под руку, и они пошли по саду вместе. – У тебя есть причины полагать, что ты скоро уедешь?

Селия опустила голову, делая вид, что разглядывает клумбу с розами. Мать прощупывает почву, ходит вокруг да около, не желая спросить у Селии напрямик.

– Нет, мама. Просто я точно знаю, что однажды уеду.

– Разумеется, – поспешила заверить ее мать. – Это естественно, что молодая женщина желает быть хозяйкой в своем собственном доме. – Селия снова отказалась отвечать на вопрос, который сам собой подразумевался. Наконец Розалинда продолжила, взяв быка за рога: – Разумеется, ты еще слишком молода, чтобы провести свою жизнь в одиночестве.

В голове Селии зазвучали слова из записки, оставленной для нее на подносе с завтраком, и она улыбнулась. Селия больше не чувствовала себя одинокой.

– Да, мама.

– Ты… – Розалинда замолчала, пристально вглядываясь в лицо дочери. – Дорогая моя, может быть, один из находящихся у нас в гостях джентльменов… растревожил твое сердце? – Селия украдкой покосилась на мать. – Я спросила только потому, что мечтаю видеть тебя счастливой. Ах, дитя мое, когда я приехала в Камберленд, у меня сердце кровью обливалось, глядя, как ты страдаешь! Ты ходила как в воду опущенная. Тихая, молчаливая, подавленная. А сейчас, когда я снова вижу твою улыбку, слышу твой смех… – Не в силах продолжать от избытка чувств, Розалинда умолкла и сжала руку дочери в своих ладонях. – Если это какой-то мужчина, обещаю не вмешиваться в ваши отношения.

Селия остановилась и повернулась к матери.

– Прошу тебя, не волнуйся. С тоской и печалью покончено. Мама, в Камберленде…

– Тебе не обязательно рассказывать мне об этом, дорогая, – перебила ее Розалинда. – Все позади, и не стоит ворошить прошлое.

Селия покачала головой:

– Хочу тебе кое-что рассказать. Понимаешь… Я совершила ошибку, выбрав себе в мужья Берти. Оказалось, что мы с ним – абсолютно разные люди. До свадьбы я совершенно не знала его и повторять ошибку не собираюсь. Не обвиняй себя, – сказала Селия, увидев отчаяние в глазах матери. – Ты всегда была хорошей матерью, нежной и любящей, ты позволила мне выбрать того, кого я хочу. Ты не виновата в том, что я ошиблась. И не вини ни в чем Берти. Он думал, что мы будем счастливы вместе. У него были самые лучшие намерения. Лорд Лансборо не отпускал нас из Камберленда, потому что питал надежды на то, что Берти остепенится, будет управлять усадьбой и станет хорошим хозяином. На самом деле никто не виноват. Все мы действовали из лучших побуждений. – Селия замолчала. – Но в итоге оказалось, что мы все заблуждались.

– Почему ты раньше не рассказывала мне об этом, – прошептала Розалинда.

Селия кусала губы.

– Я не хотела, чтобы ты об этом, знала.

– О, моя дорогая деточка…

– Но я извлекла из всего этого урок для себя. Да, есть один джентльмен, который вызвал мой интерес, но на сей раз я буду более осторожной и осмотрительной.

– Понимаю, – сказала мать. – Я не собираюсь вмешиваться или давить на тебя. Для меня достаточно того, что ты снова весела. – Мать поцеловала Селию в щеку. – Хочу, чтобы ты была счастлива.

Селия улыбнулась:

– Знаю, мама. Спасибо.

Сияя от радости, Розалинда удалилась. А Селия продолжала прогуливаться по саду. Она знала, что, несмотря на клятвенные заверения матери и ее добрые намерения, она будет исподволь выяснять, кто заинтересовал ее дочь. Слишком сильно было ее любопытство, особенно когда дело касалось ее дочери. После смерти отца и вплоть до замужества Селии они с матерью были неразлучны. Селия понимала, что ей повезло, что у нее такая любящая и преданная мать, но кое-что она от нее скрывала. Матери хотелось быть в курсе всех подробностей ее жизни.

Но теперь Селия решила хранить в тайне свои секреты. Она не хотела, чтобы мать узнала о ее таинственном друге по переписке. Кем бы ни оказался этот мужчина, не нужно, чтобы мать о нем знала. Селия предчувствовала, что мать не одобрит этого джентльмена, потому что все больше и больше была уверена в том, что автор адресованных ей записок – Энтони Хэмилтон.

Никаких доказательств у Селии не было, но с каждой новой запиской в ней все больше и больше росла уверенность в этом. Трудно было представить, чтобы эти слова мог адресовать ей какой-то другой мужчина, который был в числе гостей званой вечеринки. Их разговоры убеждали ее, что ни с кем она не чувствовала себя так раскованно и естественно, как в его обществе. Ему первому Селия без утайки поведала всю правду о своем несчастливом замужестве. Даже такие сугубо личные подробности, как переживания из-за того, что у них с Берти не было детей, и угрызения совести по этому поводу. Селия ни разу не пожалела о том, что открыла Энтони свою душу. Его общество не тяготило ее. Напротив, никто не мог ее рассмешить так, как он. Никто не понимал ее так, как Энтони.

И еще эти письма без подписи. Они стали чрезвычайно важны для нее. Начав с посланий, полных романтической чепухи, их автор стал откровенно делиться с ней своими мыслями и чувствами, не стесняясь обнажать свою душу. Только Энтони был способен написать эти письма, он единственный. Но говорить о своей догадке ему она не собиралась. Она просто наслаждалась их общением.

Теперь мать будет начеку. За этим снова последует вереница мужчин, которых будут поочередно сажать за столом рядом с ней, будут их ей представлять, а в это время за ними будет следить недремлющее око ее матери. Разве мать сможет удержаться? Селии не хотелось снова проходить через эту медленную пытку. Она почувствовала необходимость прояснить как можно скорее все насчет этих писем, а если возникнет необходимость, то и поговорить с автором. Пока ее не опередила мать. Агнес уже пообещала держать в секрете все связанное с таинственными записками. Однако Селия была намерена еще раз поговорить с ней, уговорить горничную не рассказывать о письмах даже вдовствующей герцогине.

Она должна уговорить своего таинственного друга встретиться с ней с глазу на глаз. Если автор романтических посланий не Энтони, а кто-то другой, она попадет в неловкое положение. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы им оказался Энтони. Сердце подсказывало ей, что это он.

Глава 13

Войдя в комнату, чтобы помочь хозяину переодеться к ужину, Франклин протянул Энтони очередную записку. Энтони строго-настрого приказал камердинеру следить за появлением на кухне каких-либо адресованных ему посланий. Сам он по-прежнему оставлял письма для Селии на кухонном столе. На том же столе появлялись и ответные записки Селии. С сильно бьющимся сердцем Энтони взял записку и сразу же вскрыл конверт.

То, что было в письме, явилось для него полной неожиданностью.

Не веря своим глазам, он перечитал послание во второй раз:

«Если вы и вправду мой друг, давайте встретимся сегодня вечером. После ужина в библиотеке. Буду ждать вас там».

Проклятие. Разумеется, он не может туда пойти.

Энтони бросил записку на письменный стол. Ему нужно ответить, сказать, что он слишком робок и застенчив и не может с ней встретиться.

Свидание с ней наедине – это то, чего Энтони в глубине души и хотел, и боялся одновременно. Почему она изъявила желание встретиться с ним? Неужели его искренние слова затронули струны ее сердца? Или она просто из любопытства хочет выяснить, кто пишет ей эти послания? Может быть, ей это надоело и она решила прекратить переписку? А может быть, у нее в мыслях совсем другое?

Разумеется, пойти на свидание к ней он не может.

Вся эта затея постепенно вышла у Энтони из-под контроля. Вначале он просто рассчитывал написать пару цветистых фраз, чтобы польстить ее женскому тщеславию и возродить в ней жажду жизни. Для большинства женщин этого было бы достаточно. Энтони не считал себя тонким знатоком женской души. Так получилось, что он изливал этой женщине душу, – женщине, для него недоступной, о которой он тайно мечтал на протяжении нескольких лет. А она никогда не испытывала к нему ничего, кроме братских чувств. Его не страшило, что он обнажил душу, – он боялся открыть ей свое имя.

Если он пойдет на свидание, Селия все узнает. Если заявит, что писал ей только затем, чтобы приободрить ее в тяжелую минуту, она почувствует себя обманутой, что вполне естественно. Если признается, что каждое слово в его письмах – правда… Селия узнает о его чувствах. Нет, лучше всего никуда не ходить.

Энтони сунул записку в ящик.

Казалось, ужин никогда не кончится. От волнения у Селии пропал аппетит. Отпивая вино из бокала, она старалась прислушиваться к разговору за столом, время от времени украдкой поглядывая на Энтони. Ей хотелось узнать, изнывает ли он от такого же нетерпения, как и она.

Похоже, нет. Вел он себя совершенно спокойно. Только что Селия нисколько не сомневалась в том, что все эти письма пишет ей Энтони. А что, если она ошибается? Если на свидание к ней придет не Энтони, а мистер Пиктон-Льюис, или мистер Чилдресс, или лорд Уильям. В этом случае она вежливо поблагодарит любого из них и скажет, чтобы они прекратили переписку.

Но никто из этих господ не придет в библиотеку, потому что писал ей Энтони.

Наконец ужин закончился, и женщины направились в гостиную. Розалинда предложила организовать музыкальный вечер и принялась упрашивать дам спеть и сыграть на фортепиано. Селии это было на руку. Но придется немного потерпеть, прежде чем ей удастся улизнуть. А ее нервы на пределе. Когда мать посмотрела на нее, Селия покачала головой.

– Нет, мама.

– Хорошо. Тогда посиди со мной, пожалуйста. – Ласково улыбаясь, Розалинда взяла ее за руку.

– Нет, мама. – Селия убрала руку. – Мне что-то нехорошо. Хочу пораньше уйти.

Розалинда с тревогой посмотрела на дочь:

– Ой, милая моя. Ты что-то бледна. И за ужином почти ничего не ела.

– Уверена, что со мной все будет в порядке. – Селия выдавила из себя улыбку.

Ее мать кивнула и оставила ее в покое.

– Тогда спокойной ночи. Извинюсь перед гостями за тебя.

На негнущихся ногах Селия вышла из гостиной. Джентльмены сидели за столом и пили портвейн. Убедившись, что в коридоре никого нет, Селия подхватила юбки и побежала в библиотеку.

Там не было ни души. Селия медленно вошла в комнату и стала ждать, когда глаза привыкнут к темноте. Тусклый лунный свет проникал в помещение через высокие французские окна. Почти все шторы в библиотеке были опущены, и даже через несколько минут Селия с трудом различала в темноте предметы. Превосходно. Стараясь успокоиться, Селия прошла в глубину комнаты. Она еще ни разу никого не соблазняла. И ее ни разу никто не соблазнял. Да и подходящее ли это место для соблазнения? Что за мысли лезут ей в голову? Селия с трудом сдержала смех. Может быть, по каким-то соображениям ее адресат вообще не явится. И тогда она будет чувствовать себя полной идиоткой, дожидаясь его в темноте.

Но вот у нее за спиной распахнулась дверь, а затем тихо закрылась. Селия затаила дыхание. Сердце у нее учащенно забилось, словно хотело выпрыгнуть из груди. Чтобы не упасть, Селия вцепилась в спинку стула.

«Господи, помоги мне, – молча взмолилась она. – Господи!..»

В следующее мгновение послышались шаги.

Селия перестала дрожать. Ей показалось, что сердце у нее остановилось, а затем снова начало биться – гулко и сильно. От охватившей ее радости. На губах у нее заиграла счастливая улыбка.

Войдя в библиотеку, Энтони сначала никого не увидел в темноте, решил, что Селия передумала и не пришла, – и вздохнул с облечением. Во время ужина он сидел как на иголках, то и дело исподтишка бросая взгляды на Селию и пытаясь угадать, о чем она думает. Энтони был бы счастлив оставить все, как есть, не открывая Селии своего имени. Но в конце концов решил, что дальше так продолжаться не может. Это нечестно по отношению к ней. Селия должна узнать правду и, если пожелает, отвергнуть его.

О том, что Селия здесь, в библиотеке, Энтони догадался по едва различимому аромату лимонов. Он медленно прошел в комнату и наконец увидел Селию. Она шагнула к нему навстречу. При свете луны он увидел ее тонкий стан, обнаженные плечи, изгиб груди – и его окатила волна желания. Все его благородные намерения вмиг улетучились. Дыхание участилось. Напрасно он сюда пришел.

– Вы здесь, – проговорила Селия радостно. А может быть, удивленно?

К горлу Энтони подкатил комок.

– Напрасно я это сделал.

– А я очень рада, что вы здесь. – Она сделала еще шаг ему навстречу. – Я этого хотела.

Энтони собирался крикнуть ей: «Не подходите!» – но не смог, и Селия продолжала к нему приближаться, пока не остановилась прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки.

– Почему не надо? – прошептала она.

– Нужно зажечь лампы, – сказал Энтони. – Это не… неблагоразумно.

– Благоразумие есть не что иное, как малодушие, стремящееся себя оправдать. – Селия подошла к нему вплотную и положила руку Энтони на грудь.

Он желал только этого, пронеслось у Энтони в голове. Ему нужно было одно-единственное прикосновение, чтобы он оказался у ее ног, на коленях. За все те годы, которые они были знакомы, он никогда не прикасался к ней – разве что к ее руке, как того требовали правила хорошего тона. Стараясь подавить желание, Энтони стиснул кулаки. Он не воспользуется тем, что они с Селией сейчас здесь, в темной комнате, наедине.

– Разве вы не хотите меня? Не хотите меня так, как я хочу вас?

– Селия, вы не отдаете себе отчета в том, что делаете… – начал было Энтони, но Селия не дала ему договорить.

– Отдаю. – Она посмотрела на Энтони, но в темноте трудно было разглядеть выражение его лица. – Но если вы не желаете, чтобы я осталась, я уйду.

У Энтони язык не поворачивался сказать, чтобы она ушла. Это было выше его сил.

– Селия, – хрипло проговорил Энтони, стараясь собрать остатки благоразумия, вспомнить о чести и порядочности, – я должен вам сказать…

– Я знаю, кто вы, – прошептала Селия. – С некоторых пор я это знаю, Энтони.

То, что она назвала его по имени, для Энтони было как отпущение грехов. Значит, Селия знает, кто сейчас перед ней. По-прежнему существовало множество причин, почему он не должен был этого делать, но слова, которые Селия произнесла только что и несколькими минутами раньше: «…Так, как я сама хочу вас», – заставили Энтони забыть обо всем на свете.

Он прикоснулся губами к ее губам один раз, потом еще. Энтони провел ладонью по ее нежной щеке, затем обнял за шею. Селия тихо ахнула и прижалась губами к губам Энтони. Ему хотелось, чтобы этот поцелуй никогда не кончался. Хотелось наслаждаться каждым мгновением. Насладиться ею до конца.

Селия гладила его грудь. Она обняла Энтони за шею и прильнула к нему еще теснее. Энтони все еще не мог прийти в себя от изумления и поверить, что он сейчас здесь, с ней, с женщиной, о которой столько лет запрещал себе даже мечтать. Хмельной от счастья, Энтони подхватил Селию на руки. В объятиях Энтони Селия словно заново родилась для счастья и любви. Энтони прикасался к ней бережно и нежно, но Селия чувствовала силу его желания. Она гладила его шею, его тугие мускулы, откровенно исследуя его тело. Когда ее пальцы заблудились в его густых волосах, она почувствовала, как напряглись его плечи. Он прошептал ее имя и стал осыпать поцелуями ее лицо.

– Да, – выдохнула она. – О да. Поцелуй меня еще.

Энтони стал целовать ее еще – со всей силой страсти. У Селии было такое чувство, словно прорвало плотину. Энтони все крепче сжимал ее в объятиях. Селия застонала от восторга. Она хотела его. Как же она его хотела! Впервые в жизни Селия почувствовала себя женщиной.

Они стали нетерпеливо раздевать друг друга. Энтони расстегнул Селии лиф и провел кончиками пальцев по холмикам ее груди.

Затем его руки скользнули к ее талии и бедрам. Энтони усадил Селию на край стола и уткнулся щекой в ее плечо. Дыхание его участилось. Селия тихо застонала.

Энтони снова поцеловал ее и, отбросив все сомнения, поддался искушению.

Его рука скользнула по ее ноге. Селия прижимала колени к его талии и тяжело дышала. Он развязал ее подвязку, и шелковый чулок соскользнул вниз, Селия почувствовала, как его теплая ладонь поднялась выше ее колена.

Энтони снова поцеловал ее и положил на спину, Селия обхватила ногами его бедра, понимая, что поступает дурно. Ловким движением он еще ниже опустил ее лиф, и ее грудь обнажилась еще сильнее.

Когда он коснулся ее соска языком, Селия затаила дыхание. О Боже, какое блаженство!

Его руки, его губы… О Господи… Затем его рука проникла в разрез ее длинных, в оборках панталон. Селия задрожала – она дрожала всем телом и задыхалась, как будто ей не хватало воздуха.

Она приподнялась на дрожащих руках и потянулась к нему. Он глухо застонал, когда она провела рукой по передней части его брюк.

– Селия, я не могу заняться с тобой любовью на столе.

– Тогда на диване, – пробормотала она, целуя его в шею и гладя его через брюки.

– Ты – искусительница, – рассмеялся он.

– Не дразни меня, – прошептала она.

Энтони рассмеялся, нежно поцеловал ее и расстегнул брюки.

Селия затаила дыхание, когда Энтони вошел в нее и стал двигаться.

Селия двигалась в такт его движениям и, когда взлетела на вершину блаженства, громко застонала.

Энтони держал ее в объятиях, пока она не успокоилась, шепча ей ласковые слова. Селия положила голову ему на плечо. Он прижался щекой к ее золотистым волосам, с наслаждением вдыхая аромат лимонов.