Текст книги "Мой продуктивный мозг: Как я проверила на себе лучшие методики саморазвития и что из этого вышло"

На Чикагской конференции Американского общества нейронаук в октябре 2015 года Джон Крайан, возглавлявший исследования в Корке, отметил: эти данные открывают многообещающую возможность использования пробиотиков (доз живых полезных бактерий) и пребиотиков (правильной еды, которая способствует развитию специфических бактерий) для помощи людям с депрессией, аутизмом, а также для общего улучшения работы мозга. Смена диеты тоже может оказаться эффективной. Дело в том, что, по-видимому, мозгу особенно полезны специфические бактерии, помогающие расщеплять пищевые волокна. Так что повысить количество этих волокон в рационе – хорошая идея. Тим Спектор, профессор генетической эпидемиологии в Лондонском королевском колледже, автор книги «Мифы о диете: научный подход к тому, что мы едим», утверждает, что ключ к успеху лежит в разнообразии и начать, на его взгляд, вполне можно с увеличения количества сельдерея, чеснока, бельгийского пива и шоколада в рационе. Правда, за исключением книги Спектора, определенных диетических советов по созданию наилучшей среды для процветания кишечных бактерий больше нигде не предлагается. Тем не менее исследования кишечной микрофлоры показывают: зачастую мы и не подозреваем, как диета способна повлиять на работу мозга – и, возможно, вы контролируете свои эмоции и поведение вовсе не в той мере, в какой хотелось бы.

Ну и наконец, сон, нехватка которого серьезно вредит работе мозга. Недостаток всего нескольких часов отдыха в день может ударить по вашей познавательной деятельности, надолго подвергнуть риску ваше здоровье – и даже привести к деменции. Ученые до сих пор не разобрались, почему сон так важен для мозга, хотя принято считать, что во сне происходит его обслуживание, восстановление и перераспределение памяти. В Гарвардской лаборатории сна утверждают, что большинству взрослых на это требуется от семи с половиной до девяти часов. Будете спать меньше – пострадают память, настроение и скорость реакции. Вернуть мозг в нормальное состояние сможет только возврат «сонного долга» – полноценный ночной отдых.

Хотя исключения тоже встречаются. Редкая мутация гена DEC2 позволяет некоторым людям спать четыре – шесть часов, не страдая от тумана в голове и (насколько позволяют судить современные исследования) неприятных последствий для здоровья и продолжительности жизни. Науке известны всего несколько человек с подобной мутацией, и, если после короткого сна вы не чувствуете себя идеально, вы вряд ли сможете пополнить их ряды. Ученые работают над тем, чтобы однажды сделать преимущества короткого сна доступными и для обычных людей – пока же приходится обходиться соблюдением классических рекомендаций: ложиться спать, когда устал, и вставать в одно и то же время.

Каков же главный вывод из всего этого? Как бы ни хотелось считать мозг основной движущей силой всего, что мы делаем, думаем и чувствуем, состояние остальных частей организма не менее важно. Тем, кто хочет поддерживать свой разум в рабочем состоянии, полезно помнить об этом. Чтобы моторы ума работали на полную мощность, нужно следить за состоянием всего тела. А нужны ли помимо этого специфические упражнения для мозга… что ж, сейчас разберемся.

Нейропластичность

Я по-настоящему, искренне хотела получить от своего мозга максимум, и такая неопределенность буквально во всем сбивала с толку и, конечно же, расстраивала. Но ничего не поделаешь, и оставалось только все глубже погружаться в нейропластичность, пытаясь в ней разобраться.

Спешу порадовать: неважно, верите ли вы в эффективность тренирующих мозг игр и книг по самопомощи, не их авторы придумали нейропластичность. Одно можно сказать наверняка: если прямо сейчас в вашем мозге не работает нейропластичность, вы, вероятно, мертвы. Разночтения возникают только при попытках выяснить, что именно имеется в виду под словами «способствует нейропластичности» или «перезаряжает мозг».

Что нам действительно известно (потому что ученые уже проводили подобные эксперименты на мышах): если бы вы прямо сейчас могли посмотреть на свой мозг через микроскоп, вы бы увидели, как из ветвей ваших нейронов вырастают малюсенькие отростки, исследуют все вокруг, будто щупальца любопытного осьминога, – и в итоге соединяются с соседними клетками или втягиваются обратно.

Этот процесс происходит постоянно, и, хотя такое отращивание и втягивание могут на первый взгляд показаться расточительными, благодаря им мозг постоянно готов, если понадобится, устанавливать новые соединения. По крайней мере, у взрослых бóльшую часть времени ничего особенного не происходит: день за днем в голове крутятся шестеренки, то тут построится парочка новых соединений, то там разрушится, но настоящих глобальных изменений не происходит. И только когда случается что-то достойное запоминания или когда вы стараетесь чему-то научиться, количество новых соединений превышает количество старых – и тогда мозг начинает изменяться.

Этот аргумент вам приведет любой сторонник теории, что мозг возможно изменить. Если этот кто-то действительно захочет убедить вас в верности своей точки зрения, он наверняка процитирует Дональда Хебба, канадского нейробиолога, который еще в 1949 году вывел формулу «нейроны, которые вместе загораются, – вместе сплетаются». (Правда, на самом деле сказал он следующее: «Когда аксон клетки А находится достаточно близко к клетке В, чтобы возбудить ее, и неоднократно и настойчиво ее зажигает, в одной или обеих клетках начинается некоторый процесс роста или метаболических изменений, вследствие которого эффективность клетки А в возбуждении клетки В увеличивается»{12}12
  Hebb D., (1949) The Organization of Behavior, Wiley & Sons, p. 62.


[Закрыть]. Авторство укороченной версии высказывания принадлежит Карле Шатц из Стэнфордского университета.)

То, что мозг способен изменяться, доказывают и с другой стороны – через исследование снимков мозга. Эксперименты показали, что, если волонтер обучался новому навыку, его мозг менялся физически: на снимках увеличивалась область мозга, в которой навык должен был закрепиться. Лучше всего, пожалуй, известно исследование Элеанор Магуайер, проведенное среди лондонских таксистов. За последнее десятилетие она сумела доказать, что задняя часть гиппокампа, ответственная за пространственную память, увеличилась у таксистов, которые потратили много времени на запоминание города – чтобы пройти тест «Знание», который проверяет, насколько им известны 320 маршрутов, 250 000 улиц и 20 000 ориентиров центральной части города.

На то, чтобы пройти «Знание», уходит от двух до четырех лет, тест действительно адски сложный. Магуайер выяснила: чтобы справиться с этой задачей, мозгу приходится вкладывать больше ресурсов в пространственную память, выращивая дополнительное серое вещество в гиппокампе. И так как места в этой, и без того переполненной, части мозга не особенно много, потесниться и уменьшиться пришлось соседнему переднему гиппокампу. Именно этим, как предположили исследователи, было обусловлено ухудшение результатов водителей в заданиях на зрительную память.

Есть и другие примеры того, как растут и уменьшаются отделы мозга в ответ на обучение. Например, исследования показали, что области, связанные с мелкой моторикой и обработкой звука, у музыкантов значительно больше, чем у обычных людей. И объем этих изменений соответствует количеству времени, потраченному на занятия. Это доказывает, что решающее значение в развитии мозга имеет практика, а вовсе не врожденные преимущества. Причем практика не обязательно должна быть длительной. Так, размер областей мозга, отвечающих за обработку информации о быстро двигающихся объектах, увеличивался у новичков-жонглеров всего через несколько недель занятий.

Все эти исследования широко известны, их проводили уважаемые ученые, которые знают свое дело и не пытаются ничего продать. Но когда кто-то пытается объединить слова Хебба с результатами этих исследований и притворяется, будто понимает, что все это значит, – нужно держать ухо востро. До сих пор у ученых не было возможности непосредственно наблюдать процесс одновременного возбуждения и сплетения нейронов и роста отдельных областей на снимках мозга живого человека. То есть мы не знаем наверняка, связано ли увеличение объема мозга, заметное на сканировании, с ростом новых клеток и нейронных соединений – или же с чем-то еще, например с ростом кровеносных сосудов для обслуживания самых деятельных участков мозга. В общем, зная все это, труднее глотать наживку и верить лозунгам наподобие «перезаряди мозг».

Все стало слишком сложным, и я позвонила Хайди Йохансен-Берг, профессору когнитивной нейробиологии и руководителю центра функциональной нейровизуализации Оксфордского университета. За последние годы мы уже несколько раз обсуждали темы, на которые я писала. Она не производит впечатление человека, склонного преувеличивать, и потому, на мой взгляд, сможет отделить правду от лжи и сказать, как действительно обстоят дела. По телефону я попросила ее уточнить, что в отношении нейропластичности известно наверняка – и она согласилась, хотя уже довольно долго я, можно сказать, преследовала ее с просьбами прокомментировать то один вопрос, то другой.

И профессор Йохансен-Берг сказала: весьма маловероятно, чтобы новые соединения – те самые, которые «вместе загораются, вместе соединяются», – были ответственны за увеличение отделов мозга на снимках: «Конечно, мысль о том, что в процессе обучения в мозге что-то изменяется, очень привлекательна, – но на самом деле эти соединения нейронов настолько крошечные, что увеличение их количества вряд ли возможно заметить на МРТ».

Но если из серого вещества выделяются не новые соединения, то что же? Йохансен-Берг заинтересовал тот же вопрос; она погрузилась в исследования, уже проводившиеся в этой области, и написала обзорную статью в журнал Nature Neuroscience{13}13
  Zatorre R.J. et al., (2012) ‘Plasticity in Gray and White: neuroimaging changes in brain structure during learning’, Nature Neuroscience, vol. 15, p. 528.


[Закрыть]. Обзор текущих исследований показал: в изменениях мозга задействованы разные процессы; и на данный момент нельзя сказать, какие именно из них стоят за возникновением новых образований на снимках мозга, – возможно, правильнее говорить о сочетании этих процессов. Короче говоря, на ее взгляд, популярная идея «перезарядки мозга» может основываться на любом из перечисленных ниже процессов или их сочетании.

Больше нейронов

В некоторых частях мозга, в том числе в гиппокампе, новые нейроны создаются для обеспечения нужд мозга во время обучения и запоминания. Так что нейрогенез (процесс рождения нейронов) по крайней мере частично ответственен за изменения в головах лондонских таксистов. Однако нейрогенез регистрировался только в нескольких специфических областях мозга, поэтому им нельзя объяснить все отличия на снимках МРТ «до» и «после».

Больше «клея»

Нейроны – те самые «нервные клетки», переносящие волшебные электрические импульсы, из которых (каким-то образом) появляются наши мысли, желания и воспоминания. Но серое вещество состоит не только из нейронов. О точном соотношении его компонентов до сих пор ведутся споры, однако известно, что клеток так называемой глии в мозге как минимум столько же, сколько и нейронов, если не больше.

Глия – по-гречески клей. Эти клетки получили такое название, потому что из них формируется липкая система укреплений, поддерживающая нейроны на нужных местах. Долгое время считалось, что это и есть единственная функция нейроглии. Но недавно появились данные, позволяющие предположить, что в обучении она тоже участвует.

Особый интерес исследователей вызвали так называемые астроциты, один из типов глиальных клеток. Именно их увеличение зафиксировали ученые в исследованиях на животных, где зверей сначала обучали чему-то, а потом препарировали их мозг, чтобы понять, что изменилось. То же самое, вероятно, происходит и в мозге человека. «И это можно было бы увидеть на снимках мозга», – подтверждает Йохансен-Берг.

Возможно, когда мы учимся, именно астроциты заботятся об обслуживании определенных нервных соединений, помогая нам лучше справляться с умственным трудом. А может, между астроцитами и процессом мышления есть и более прямая связь. Но пока этого никто не знает точно. Как бы то ни было, астроциты безусловно важны для мышления, а астроциты человека справляются со своей работой особенно хорошо. В 2013 году группа ученых поместила человеческие астроциты в мозг мышей, чтобы узнать, повлияет ли это на их навыки ориентирования в пространстве. В результате по сравнению с контрольной группой грызунов, у которой были только свои астроциты, эти мыши стали намного лучше ориентироваться в лабиринте и запоминать, где спрятаны какие объекты{14}14
  Zhang Y. & Barres B.A., (2013) ‘A Smarter Mouse with Human Astrocytes’, Bioessays, vol. 35, pp. 876–880.


[Закрыть].

Еще больше интригуют результаты исследования мозга Эйнштейна: оказывается, в отделах мозга, связанных с абстрактным мышлением, астроцитов у него оказалось даже больше, чем можно было бы ожидать. Так что, пусть астроциты и не могут, как нейроны, молниеносно передавать сигналы, они наверняка сильно влияют на нашу способность думать. Или, как сформулировала Йохансен-Берг с типичной для нее склонностью к преуменьшению: «Все сильнее ощущение, что в изучении астроцитов мы пропустили что-то важное».

Больше труб

Исследования показывают, что, пока астроциты заняты своими важными делами, кровеносные сосуды, связывающие их с нейронами, тоже прирастают новыми ответвлениями. Для наиболее напряженно работающих отделов мозга больше крови означает больше энергии, кислорода и всего того, что нужно активным клеткам для продуктивной работы. Конечно, объяснять изменения в мозге ростом кровеносных сосудов, а не нейронов не особенно интересно. Однако именно кровеносные сосуды составляют около 5 % серого вещества, так что, если они начинают разрастаться, это вполне может стать заметным на снимке мозга. В таком случае то, что обычно продается под лозунгом «замены проводки» и «перезарядки» мозга, было бы правильнее назвать заменой водопровода.

Больше проводов

Перезарядка с «обновлением проводки», впрочем, действительно происходит каждый раз, когда мы учимся чему-то новому. Возникновение новых веретенообразных ответвлений между соседними нейронами безусловно вносит свой вклад в рост областей мозга. Например, проведенные еще в 1990-х исследования показали, что у людей, которые в течение жизни учились больше, было больше дендритных структур – маленьких локализованных соединений между соседними нейронами.

Правда, «проводкой» мозга правильнее было бы называть белое вещество – длинные кабели, протянутые между разными отделами мозга, которые могут располагаться на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга. Почти все мыслительные процессы задействуют несколько отделов мозга, поэтому качество соединений между ними и скорость проведения электричества по длинным «проводам» могут существенно повлиять на способность мозга к переработке информации. Надо думать, что за всеми вредными привычками вроде переедания и страсти к азартным играм тоже скрываются такие соединения, только для нас – неполезные.

Белое вещество называется белым из-за особого жирового (миелинового) покрытия нейронных аксонов, которое изолирует их и позволяет удесятерить скорость прохождения по ним электрических сигналов. Когда мы повторяем мысли или поведение, по определенным проводам проходит больше электричества, и мозг получает стимул модернизировать обычные соединения, превратив их в супербыстрые. Если вам интересны подробности, то вот как это работает: электрическая активность стимулирует выделение глутамата, который привлекает особые глиальные клетки – олигодендроциты. Эти клетки по спирали создают из клеточной мембраны нейронов жировую изоляцию. Увеличение активности определенного соединения может также привести к обновлению проводки мозга – сами соединения становятся длиннее, толще и плотнее.

Когда аксон нейрона покрывается миелиновой оболочкой, образовывается отдельный слой изоляции, препятствующий разветвлению, – это защищает постоянно используемые магистрали от поломок и возникновения лишних ответвлений. Кстати, это еще один вариант объяснения, почему от вредных привычек так сложно избавиться.

Этот механизм может оказаться серьезным препятствием на пути изменения мозга. Если соединения, которые я хочу исправить, существуют достаточно давно и уже хорошенько укреплены толстым миелиновым слоем, возможно ли будет их изменить? Усложняет дело еще и то, что эти провода не просто случайно извиваются в пространстве мозга, возникая и пропадая за долю секунды. Они формируют толстые нервные пучки, благодаря которым плотно держатся вместе и проводят импульсы в нужном направлении (рис. 2). Только представьте, сколько усилий придется приложить, чтобы распутать такие сложные связи и уж тем более – что-то улучшить! Миссия кажется невыполнимой.

Хайди Йохансен-Берг, однако, говорит, что в принципе возможно добавить новые пути соединения разных отделов мозга к уже существующим длинным проводам: «Доказательств тому пока немного, но они есть». В одном исследовании 2006 года макак научили использовать грабли, чтобы придвигать к себе еду, после чего у них появились новые соединения между зрительными отделами мозга и областями, ответственными за представление о расположении их конечностей в пространстве{15}15
  Johansen-Berg H., (2007) ‘Structural Plasticity: rewiring the brain’, Current Biology, vol. 17, pp. R141–R144.


[Закрыть]. Правда, ученые, проводившие исследование, не утверждали, что эти новые волокна присоединились к уже существующим пучкам. Как раз наоборот: они считают, что новая ветвь, скорее всего, проросла из другого близлежащего соединения.

Возможно, менее радикальным решением для мозга было бы улучшить уже построенные соединения, – не заменить проводку, а усовершенствовать ее использование. Нейробиологи различают изменения структурные, происходящие с самой системой на физическом уровне, и функциональные, относящиеся к использованию той или иной структуры на химическом или электронном уровне и к силе соединения в синапсе между двумя нейронами. И те и другие метаморфозы могут серьезно повлиять на работу мозга в реальном мире. Кроме того, структурные изменения могут привести к функциональным – и наоборот.

В общем, можно сказать, что нейропластичность – явление удивительное и сложное, и даже специалисты пока точно не знают, что происходит в наших головах, когда мы узнаем что-то новое. Есть серьезные основания утверждать, что нейропластичность действительно существует, ее не выдумали бессовестные маркетологи. Но теперь, если кто-то попытается убедить вас, что можно сделать то-то и то-то, ваши нейроны «вместе загорятся, вместе сплетутся» и – вуаля! – ваш мозг тут же станет лучше, – теперь вы знаете, что он не честнее рекламных баннеров, которые обещают избавить от жира на животе, «если вы всего раз в день будете…».

Честно сказать, узнав все это, я приуныла. Как же я пойму, меняется ли мой мозг, если даже в ведущих исследовательских лабораториях до сих пор не придумали, как увидеть это в реальном времени? И если я не решусь заменить часть черепной кости на стекло с прикрепленным к нему микроскопом, я вряд ли смогу узнать, что именно происходит в моей голове. С другой стороны, если я почувствую перемены, а ученые обнаружат что-то с помощью альтернативных методов – сравнив снимки МРТ до и после или зафиксировав изменения электрической активности мозга, – логично предположить, что это будет следствием изменений на физическом уровне. Просто я не смогу положа руку на сердце сказать вам, что конкретно произошло. Звучит как отговорка, хотя это не так: точно измерить изменения не сможет никто, а если кто-то говорит, что сможет, – он в лучшем случае преувеличивает.

Итак, мы точно знаем, что каналы связи мозга чем-то похожи на мускулы и, если давать им больше нагрузки, они станут сильнее и будут работать лучше. То есть тренировка мозга должна приносить плоды, так? Этот вопрос тоже спорный: то один, то другой академик проводит научный анализ и делает свои выводы, и СМИ готовы тут же раструбить, что эффективность тренировки мозга наконец доказана – или опровергнута.

Меня смущает, что так сложно точно сказать, работают тренировки для мозга или нет. Если бы я поставила себе цель привести в тонус свое сорокалетнее тело, никаких сложностей не возникло бы. Если бы я захотела, чтобы мой пресс стал крепким, как камень, я бы пошла на пилатес или делала соответствующие упражнения каждый день перед завтраком, и тогда в течение месяца мой живот стал бы гораздо менее рыхлым. Если бы целью было улучшение общей физической формы, я стала бы бегать каждое утро – и уже через месяц я бы почувствовала, как становлюсь здоровее, ведь с каждым днем я все меньше умирала бы на тренировке.

Мозг же заперт в своей коробке, и измерить, насколько натренированным он стал, намного сложнее. Пока ученые не придумали ничего лучше, чем искать отличия в снимках мозга или результатах прохождения стандартизированных тестов до и после тренировок. Это звучит просто, только если не принимать во внимание, что бóльшая часть познавательных способностей требует включения в работу широко рассредоточенных сетей мозга, поэтому небольшие изменения могут происходить (или не происходить) фактически везде. Не будем также забывать, что мозг сам по себе постоянно меняется. Не удивительно, что на наш вопрос нет простого ответа.

Хочется отдать должное нейробиологам, бьющимся над этим вопросом, – задача действительно не из легких. Ведь чтобы доказать пользу от определенного упражнения для ума, нужно убедиться, что полученные результаты связаны именно с тренировкой. Не с тем, что за время между первым и следующим тестированием испытуемый освоил новую хитрую стратегию выполнения заданий, и не с тем, что в его мозге произошло что-то, никак не связанное с этими заданиями. Любой неожиданный стресс или события вроде влюбленности и освоения новой шахматной стратегии могут изменить мозг ничуть не меньше, чем ежедневные тренировки по несколько минут.

Еще сложнее понять, что управляет изменениями мозга ребенка, ведь дети растут и развиваются быстрее и значительнее, чем взрослые. Дороти Бишоп, когнитивный нейробиолог из Университетского колледжа Лондона, относится к тренировке мозга со здоровым скептицизмом. Она любит приводить такой аргумент: если вы измерите ногу ребенка до и после курса тренировки мозга, она наверняка вырастет. Значит ли это, что упражнения для мозга заставляют детские стопы расти? Вряд ли.

Существует также немаловажный «Хоторнский эффект» – вариация эффекта плацебо. Дело в том, что испытуемые, которым уделяют много внимания и за которыми (с их ведома) наблюдают, покажут улучшение результатов деятельности вне зависимости от того, в какой области проводится исследование. Так что, возможно, мы не становимся умнее благодаря магическому эффекту упражнения – просто уже само приятное ощущение, что находишься в центре внимания, делает свое дело. (Как если бы вы провели целый год, думая исключительно о собственном мозге. Хм-м-м.)

Ну и наконец, встает вопрос переноса навыка: тренировка улучшит ваши результаты только в конкретной игре – или же поможет и при решении других задач? Этот вопрос – действительно крепкий орешек. Конечно, радостно набирать все больше баллов в компьютерной игре для мозгов. Но чаще пользователи все же играют не ради самой игры: они хотят улучшить память и время реакции, научиться лучше видеть причинно-следственные связи в реальной жизни. Но происходит ли такой перенос – доказать не легко.

Возвращаясь к аналогии с телесным развитием: проще простого увидеть, как результат физических упражнений переносится на задачи реальной жизни. Вы не будете качать пресс и ждать, когда же вырастут бицепсы или станет упругой попа, потому что назначение упражнений для тела обычно вполне очевидно. Все понимают, что упражнение приносит пользу некоей части тела – и определенно не той, на которой вы просто лежите во время тренировки. Однако если вместо подъемов туловища вы сделаете 100 отжиманий, в тонус придут и руки, и пресс, потому что вам придется держать туловище ровно, а значит, мышцы корпуса тоже включатся в работу.

Эффект от занятий бегом еще более комплексный: помимо работы с несколькими главными группами мышц, они тренируют сердце и легкие. Если вы регулярно будете бегать, вам станет легче не только подниматься по лестницам, но и плавать или, например, играть с детьми в футбол. И наоборот: тем, кто занимается плаванием или футболом, будет легче бегать. Эффект кардиотренировок не просто переносится на работу определенных зон тела, они укрепляют состояние здоровья организма в целом.

Исследования, наподобие проведенного Магуайер (в котором водители такси проходили тест «Знание»), показали, что нагрузка на определенные области мозга развивает соответствующие участки нейронных цепей. Пока вы продолжаете заниматься, эти связи становятся все сильнее, все лучше работают, вы можете все продуктивнее ими пользоваться. Но Магуайер нигде не говорила, что, развивая гиппокамп, водители такси становятся в целом умнее. Гиппокамп опытного таксиста можно сравнить с крепким как камень прессом только что потренировавшегося спортсмена (чем таксисты, к сожалению, точно не могут похвастаться). Авторам программ для тренировки мозга хотелось бы создать интеллектуальный аналог кардиотренировок: чтобы прорабатывались базовые, лежащие в основе любых видов мышления навыки – и, соответственно, улучшалась работа ума в целом.

Однако найти «мозговой» эквивалент кардиотренировкам оказалось сложно. Оперативная память – способность удерживать в голове информацию, пока принимается решение о дальнейших мыслях и действиях, – один из наиболее полно изученных кандидатов на эту роль. Она задействуется практически во всех сложных задачах, которые решает мозг. Вероятно, именно поэтому по результатам теста на ее развитие можно предсказать уровень общего интеллекта и способность к логическому мышлению. Если бы можно было улучшить работу оперативной памяти – соответственно, и мышления в целом, – возможно, лучше заработала бы вся система, и человек стал бы чуточку умнее.

Звучит вполне правдоподобно. Видимо, потому ученые и провели огромное количество исследований, пытаясь понять, можно ли натренировать оперативную память; а если можно – сделает ли это человека в целом умнее. Проблема в том, что, хотя по результатам одних исследований вместе с оперативной памятью улучшаются показатели интеллекта и общей работы мозга – другие эксперименты, даже полностью повторяющие предыдущие, показывают, что не происходит вообще ничего. Поэтому некоторые исследователи, например Чарльз Хулм из Университетского колледжа Лондона, полагают, что все это – лишь пустая трата времени.

Хулм и его коллега, Моника Мелби-Лервог из Университета Осло, недавно проанализировали результаты около 80 исследований тренировки оперативной памяти, многие из которых демонстрировали рост общего интеллекта всего через несколько недель занятий. По результатам метаанализа, в ходе которого упомянутые исследования объединили и проанализировали как одно, все полученные эффекты практически свелись к нулю. Единственный реальный результат – очень незначительное врéменное увеличение успешности непосредственно в используемой игре. Так что развитие оперативной памяти нельзя назвать аналогом кардиотренировки для мозга – как бы того ни хотелось нам и производителям развивающих игр.

«Короче говоря, все это полная ерунда, и людям стоит забыть об этом», – заявил Хулм по телефону. К счастью, говорил он не об идее изменения мозга: он согласен, что мозг возможно стимулировать, если вдумчиво выбирать, какие именно познавательные навыки развивать в первую очередь. «Тренируясь решать определенную задачу, вы разовьете навык решения этой конкретной задачи, – говорит Хулм, – но обещают-то они не это. Они говорят: решайте определенную задачу, и разовьется все! А это а) весьма маловероятно и б) просто неправда, если оценить все уже имеющиеся доказательства».

Впрочем, Сьюзан Джегги из Калифорнийского университета в Ирвайне не согласна с ним. Она провела собственный метаанализ – и через Skype рассказала мне, что обнаружила ровно обратное: небольшое, но существенное увеличение показателей лабораторных измерений общего интеллекта после тренировки оперативной памяти.

«Я все больше и больше убеждаюсь, что действительно происходит перенос на другие навыки, которые зависят от оперативной памяти: логическое мышление, понимание прочитанного и решение математических задач», – утверждает она. На самом деле, улучшения регистрируются практически во всех областях, где используется оперативная память. «А вот отразится ли это на учебных успехах – другой вопрос. У нас мало данных касательно того, влияют ли подобные улучшения на показатели деятельности в реальной жизни». Вот о чем стоит задуматься всем, кто планирует ежедневно посвящать 20 минут своего времени подобным играм. Так ли важно для нас, кто прав в этом споре ученых, если даже в контролируемых лабораторных условиях так сложно увидеть разницу? Как после этого можно надеяться хоть на какие-то изменения в реальной жизни?

Кстати, Джо Дегутис – когнитивный психолог из Гарвардского университета. Он посвящает много времени разработке действительно эффективных когнитивных тренингов. Дегутис рассказал мне, что ученые используют особый стандартизированный тест, чтобы понять, появились ли после интенсивных умственных тренировок какие-то изменения в реальной жизни.

Он рассказал, что несколько лет назад спонсорская организация попросила его разработать методику, по которой результаты его работы с пережившими инсульт пациентами оценивались бы с точки зрения навыков реальной жизни.

«Они предложили измерять, сколько времени у таких пациентов уходит на то, чтобы сделать тост!» – говорит он с явным скепсисом. Мысль и правда звучит глуповато, ведь хлеб выскакивает из тостера сам собой. Такой критерий измерения больше расскажет о модели тостера, чем о том, как изменился мозг пациента.

«Ну, для выполнения этого задания все используют одинаковые тостеры; измеряется время, потраченное на намазывание масла на хлеб и т. п.». Он смеется, потому что это и правда нелепо. Но Дегутис говорит, что подобные исследования имеют смысл. Потому что само по себе улучшение результатов в какой бы то ни было игре не гарантирует улучшений в реальной жизни. Их-то и нужно доказать.

Но даже если предположить, что познавательные игры в целом улучшают ваши навыки приготовления тостов, может возникнуть еще одна трудность: одни и те же упражнения действуют не на всех. В ходе метаанализа исследований тренировки оперативной памяти Джегги обнаружила: наиболее значительные улучшения наблюдаются у людей с изначально самым слабым развитием навыка. А люди, для которых изначально был характерен «стиль мышления, направленный на развитие», – которые верили, что могут развить уже имеющиеся у них навыки, – получали от упражнений больше пользы, чем те, кто считал себя от природы в чем-то сильным или слабым. Интересно, что направленные на развитие люди получали пользу даже от тренировок-«плацебо», которые вообще-то не должны были ничего менять. Получается, самой мысли о том, что вы делаете что-то для развития мозга, может быть достаточно, чтобы действительно что-то изменить.