Текст книги "Злая лисица"

– Джихун-а! – воскликнули все трое: кто-то нежно, а кто-то – нахмурившись.

– О, Хуни проснулся! – В глазах у мамы Сомин горел дьявольский огонек. Она ущипнула его за щеку. Ей единственной это позволялось, и она об этом прекрасно знала. – Как вам повезло, госпожа Нам. Зачем нужны стремянки, когда есть такой высокий внук? Что угодно с верхних полок достанет.

Парень сдержал смешок.

– Не дразни его, – сказала хальмони.

Мама Сомин отпустила Джихуна, но свобода длилась недолго. Хальмони повернула к себе лицо внука и внимательно осмотрела. Зоркие глаза тут же приметили синяк на виске.

– Что случилось?

– Ничего, – выпалил парень. Он не хотел даже думать, как далеко заведет хальмони ее суеверность, узнай она о прошлой ночи.

Хальмони так пристально на него смотрела, что он готов был поклясться, что слышит ее мысли: она решала, оставить тему или все же надавить. Наконец она отпустила внука.

– Мне прошлой ночью снилась свинья.

Джихун посмотрел на Сомин, надеясь, что та ему что-нибудь разъяснит, но девушка только пожала плечами.

– Свиньи приносят удачу. Так что старайтесь и учитесь. – Хальмони наставила лопатку на Сомин и Джихуна.

– Да, хальмони. – Парень с девушкой синхронно поклонились.

– И ешьте ет[39]39
  Ет (кор. 엿) – корейская традиционная сладость из риса, кукурузы, батата или смеси этих зерновых с начинкой из бобов, орехов, кунжута, семян подсолнечника, грецких орехов или тыквы.


[Закрыть]. Она закрепит знания.

– Да, хальмони.

– Вот, отнесите на третий столик. – Хальмони выдала внуку поднос с дымящимся тушеным мясом в керамических горшочках.

– А потом возвращайтесь. Надо будет отнести еще одно блюдо на шестой столик. Только соображу, что делать со специями, – сказала мама Сомин и вернулась к прерванному спору с хальмони.

Сомин улыбнулась Джихуну и, закатив глаза, забрала у него поднос.

Джихун последовал за подругой, впервые благодарный судьбе за то, что его жизнь была сплошным бардаком. К концу обеда он уже почти забыл о девушках-лисицах и гоблинах.

Когда первой лисице исполнилась тысяча лет, воинство Силла, объединившись с китайской династией Тан, взяло верх над тем, что осталось от Когуре, основанного принцем Чумоном. В Корее наступил рассвет буддизма.

Число девять (ку[40]40
  Ку (кор. 구, яп. 九) – девять.


[Закрыть], 九) символизировало дракона, а соответственно, и императора. Это был символ долголетия, символ бессмертия.

Девять наций присягнули династии Силла. Они построили пагоду императорского дракона с девятью этажами[41]41
  Хванненса – древний буддийский храм, располагавшийся в городе Кенджу, Южная Корея. Был уничтожен во время одного из набегов монголов в XIII веке.


[Закрыть]. Это был самый большой храм в Восточной Азии, и он символизировал силу Будды и Силла.

И тогда лисица отрастила еще восемь хвостов.

Девять хвостов – для силы.

Девять хвостов – для бессмертия.

6

В понедельник утром госпожа Квон угомонила учеников и начала классный час. Однако вместо того, чтобы, как обычно, объявить о повестке дня, она прочистила горло и зачитала что-то из своего блокнота.

– С сегодняшнего дня с нами будет учиться новая девочка – Ку Миён.

Женщина махнула в сторону открытой двери.

Первым делом Джихуну бросилось в глаза то, как тихо двигалась девушка.

Он удивленно приподнялся на стуле. За эти выходные он раз десять думал о ней, но уж точно не подозревал, что увидит ее в таком скучном месте, как школа. Тем более его школа.

В солнечном свете она выглядела поразительно – особенно лицо. Угловатое, точеное, с прямым носом, красивым изгибом бровей и темными глазами, обрамленными длинными ресницами. Парни все мгновенно выпрямились – точь-в-точь марионетки, которых разом потянули за веревочки.

– Представься, – попросила госпожа Квон.

– Меня зовут Ку Миён. – Девушка поклонилась. – Мы с мамой недавно переехали в Сеул. Рада с вами познакомиться. – Такую речь произносят все новые ученики, однако голос Миён звучал угрожающе, а в глазах читалась сталь. «Не подходите ко мне». Джихун все ждал, когда она его обнаружит, но девушка даже не задержала на нем взгляда.

– По-моему, я влюбился, – прошептал Чханван.

– Только слюнями стол не залей, – не глядя на друга, кинул Джихун. Все его внимание было приковано к Миён, которая упорно на него не смотрела.

– Можешь сесть рядом с Ли Сомин, – сказала девушке госпожа Квон.

Миён заняла предложенное место, опустив голову и полностью игнорируя любые попытки Джихуна попасться ей на глаза.

Закончив с объявлениями на сегодня, госпожа Квон удалилась под звонок с урока. Класс мигом заполнила болтовня. В эти несколько минут свободы, пока учителя переходили из класса в класс, ученики могли посплетничать или съесть запрещенные в школе снеки, заранее где-нибудь припрятанные.

Джихун обычно предпочитал перекус, но сегодня он встал и подошел к парте Миён.

Однако его тут же оттеснила Пэк Хана.

– Новенькая! – Хана была милой, но обычной: классическое овальное лицо, вздернутый нос, розовые губы. Идеально уложенная челка, идеально выглаженная плиссированная юбка. Джихуну она казалась похожей на фарфоровую куклу, только у кукол не было такого осуждающего взгляда и острого языка. – А где ты раньше жила?

Миён так долго не отвечала, будто бы собиралась проигнорировать вопрос. Но в конце концов произнесла:

– В Чолла-Намдо[42]42
  Чолла-Намдо, также Южная Чолла (кор. 전라남도) – провинция на юго-западе Южной Кореи. Самый большой город Чолла-Намдо – Кванджу (кор. 광주).


[Закрыть].

– Прям во всей южной Чолле?

И снова длинная пауза.

– В Кванджу.

– У меня родственники в Кванджу живут! – Хана улыбнулась, но как-то прохладно. – А ты милая. Кто тебе пластическую операцию делал?

Джихун страдальчески закатил глаза. Все прекрасно знали, что Хана умоляла родителей сделать ей хирургию двойного века, и их отказ ничуть ее не обескураживал. Миён сжала кулаки и сложила их на коленях. Интересно, она сдерживалась, чтобы не дать Хане в челюсть?

– Хана-я, тебе что-то нужно? – спросила Сомин. Полкласса мигом замолчало, а некоторые и вовсе уставились на девушек в ожидании шоу.

Хана съежилась под взглядом Сомин. Обычно Джихун не злорадствовал по поводу чужих неприятностей, но сейчас испытал мрачное чувство удовольствия. Взгляд Ханы метался между Сомин и Миён. Она оказалась перед непростым выбором: поиграть с новой жертвой или же спасать свою шкуру?

Хана вздернула подбородок, и Джихун понял, что она сделала неверный выбор.

– Я просто подошла поздороваться с новенькой.

– Ну вот, поздоровалась. А теперь лучше сядь на место, пока учитель не пришел.

– Да без проблем. – Хана нервно пожала плечами. Все в классе знали, что с Сомин лучше не связываться.

– Я твоей помощи не просила, – раздался голос Миён. Все мигом повернулись к девушке, удивленные ее реакцией.

– Прошу прощения? – удивилась Сомин. Две огромные волны схлестнулись друг с другом.

– Не лезь в мои дела. – В классе стояла такая тишина, что слова Миён расслышали абсолютно все.

Сомин сжала челюсти, сдерживаясь, чтобы не сказать что-нибудь едкое. Но Джихун хорошо ее знал. Сомин редко удавалось держать себя в руках.

Весь класс затаил дыхание в ожидании грозы.

Но вместо этого открылась дверь и в кабинет зашел учитель математики Хон.

* * *

Джихун наблюдал за Миён со своего места.

Она сидела по диагонали от него, в соседнем проходе, и быстро конспектировала урок. Джихуну вспомнилось, как ловко она оторвала токкэби палец. Парень невольно содрогнулся.

Быстренько написав что-то на бумажке, он наклонился в проход и глянул на Хона. Учитель наблюдал за тем, как двое учеников у доски пытались решить задачу, и легонько бил бамбуковой палкой по ладони. Он часто хлопал этой палкой по доске, когда ученики засыпали. Если бы телесные наказания не отменили, наверняка бил бы ею и детей.

– Эй, – прошептал Джихун.

Миён перестала писать, но глаза от тетради не подняла. Джихун перекинул девушке бумажку, и та, ударившись о край парты Миён, упала на пол.

Девушка продолжила записывать за учителем как ни в чем не бывало.

– Эй, – уже настойчивее повторил Джихун, переходя на какую-то смесь из шепота и крика.

Кто-то наступил на записку, и Джихун скривился. Учитель поднял бумажку.

– Ку Миён, Ан Джихуну, похоже, не терпится повидаться с тобой после уроков. – Класс сдавленно сдерживал смешки. – Вы двое, за мной.

В коридоре он заставил их до конца урока сидеть на коленях, подняв руки вверх. У Джихуна тут же все разболелось.

– Чего ты ее не схватила? – спросил он.

Миён молча глядела перед собой.

– Ты же могла ее поймать. Я видел, какая ты ловкая.

Она не ответила.

Сквозь окна на девушку падал солнечный свет, и она выглядела поразительно. Даже, пожалуй, изящно. Но Джихун помнил, как яростно и играючи она расправилась с тем токкэби в лесу.

Он решил попытаться снова:

– Слушай, о той ночи в лесу…

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – перебила его Миён.

– Но…

– Я только-только переехала. Еще ничего тут не знаю. Как я могла оказаться в лесу? – Она смотрела на него уверенно, не меняясь в лице, и Джихун чуть было не поверил, что девушка действительно ничего не знает.

Он снова открыл рот, как вдруг Хон ударил по стеклу и одними губами произнес: «Не болтать».

Джихун опустил голову. Он старался не замечать боли в плечах.

Тишину прорвал пронзительный звонок с урока, означавший, что пришло время для физкультуры. Опускать руки было больно. Джихун встал, чуть при этом не упав; в ноги как будто впилась тысяча иголок.

Пока он с грехом пополам поднимался, к новенькой подбежала стайка девчонок. На Миён, похоже, наказание никак не сказалось, словно его и не было.

– У тебя такое маленькое лицо. Ты могла бы стать моделью! – ворковала одна. – Эх, завидую!

– У тебя такая чистая кожа. Ты каким кремом пользуешься? – полюбопытствовала другая.

– Никаким, – холодно и пренебрежительно отозвалась Миён.

Однако девушки, похоже, намека не поняли. Они продолжали заваливать новенькую вопросами. Одна из них уставилась на юношу:

– Ан Джихун. Решил в первый же день за девчонкой приударить? Что-то на тебя не похоже.

Джихун в ответ пожал плечами.

– А Ли Сомин знает, что ты в новенькую втюрился?

Парень повернулся к Миён, чтобы увидеть ее реакцию, но обнаружил, что девушка уже сбежала.

– Ли Сомин точно знает, что вы сплетничаете за ее спиной. – Из кабинета, сложив на груди руки, вышла Сомин. Девочки подскочили и выпрямились – точь-в-точь рядовые перед полковником.

– Идите переодевайтесь к физкультуре, – велела им Сомин. Девушки кивнули и убежали.

– Сомин-а, не делай так. С нами же никто разговаривать не будет. – Джихун перекинул руку ей через плечо. Надо сказать, он просто не мог устоять на еще не окрепших ногах, но ведь об этом необязательно никому знать, верно?

– А что, это плохо? – Сомин ткнула друга в ребро, чтобы не сжимал так крепко. – Что ты от новенькой-то хотел?

– Да просто подружиться пытался, – пожал плечами Джихун. Ему не хотелось сейчас обсуждать загадку под именем Ку Миён.

– Мне она не нравится. Такая грубая.

– Тебе она не нравится, потому что не боится тебя, – присоединился к ним Чханван.

– А твоего мнения никто не спрашивал, – Сомин насмешливо ухмыльнулась, и они пустились в спор.

– Пойдемте. – Джихун перекинул вторую руку через плечо Чханвана, связывая троицу воедино. – Для физкультуры энергию приберегите.

7

Миён устала от пристального внимания одноклассников. Ей было не привыкать к расспросам, которые устраивали новичкам, но в этот раз все было иначе. Настойчивее. И девушка винила в этом Ан Джихуна – если б не его записка, непрошеных вопросов было бы меньше. Миён уже жалела, что спасла этого никчемного мальчишку.

По огромному физкультурному залу эхом гуляли голоса ее одноклассников, разделившихся на маленькие группки. Миён стояла позади всех в полном одиночестве. Как и обычно.

Учителем физкультуры был невзрачный мужчина с жабьим лицом. Миён даже не стала утруждать себя запоминать его имя. Он объявил, что сегодня они будут играть в парные вышибалы, и по залу, словно мячи, разлетелись стенания учеников.

Выдав ребятам пять красных мячей, учитель объяснил правила игры. Надо было разбиться по парам: один игрок защищает другого. Мяч может трогать только тот, кто защищает. Если в его партнера попадет мяч, пара выбывает. Если их разделить, они выбывают.

«Зачем так все усложнять?» – подумала Миён.

Все начали быстро выбирать себе партнеров по игре. Девушка одаривала мрачным взглядом каждого, кто пытался хоть на шаг к ней приблизиться, и наконец без пары остались только Миён и Джихун. Он жалобно ей улыбнулся. Девушка нахмурилась еще сильнее.

– Похоже, мы с тобой одни остались. – Его, видимо, нисколько не смущал ее сердитый взгляд.

– Я не могу играть. – Девушка буквально задыхалась от гнева. – У меня нога болит.

– Поранилась, когда упала? – шепотом спросил Джихун.

– Я не падала, – недоуменно ответила Миён.

– Не сегодня. Той ночью.

Она прищурилась. Он действительно идиот или притворяется?

– Начали, – свистнул учитель.

Все разбежались. Кто-то уже жалобно поскуливал, хотя еще даже ни одного мяча не кинули. Громче всех стонал Чханван, цеплявшийся за плечи Сомин.

Джихун встал спереди, а Миён двумя пальцами взялась за край его футболки. Они лавировали, уворачиваясь от мячей, и девушка ловко повторяла каждое, даже самое резкое, движение Джихуна. Но в какой-то момент вместо того, чтобы отбиться от мяча, парень попытался увернуться от него, метнулся вправо и оступился, а Миён пришлось отпрыгнуть назад от другого мяча, летевшего ей прямо в лицо. И девушка поняла, что ей совсем не хочется быть одной из первых проигравших.

Она представила, что сказала бы Йена: «Моя дочь ни за что не проиграет в людской спортивной игре! Особенно такой глупой, как вышибалы».

– Будь внимателен. Следи за мячом, – прорычала она сквозь сжатые зубы.

– Они слишком быстрые.

– Влево! – крикнула она, и парень наклонился. Мяч пролетел мимо, едва его не задев.

У Миён начала болеть голова, и каждый раз, когда она уворачивалась от мяча, который не смог отбить Джихун, в животе образовывался тугой комок. Она было подумала, что это гнев, но потом к горлу подступила тошнота.

– Все хорошо? – Джихун взглянул на нее через плечо.

– Конечно. – Девушка несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь утихомирить бешеный пульс. Она редко когда чувствовала себя плохо. Еще и бусина по ноге била, словно напоминая, что все отнюдь не радужно.

– Что-то не похоже.

– Аккуратно! – Она рванула вместе с ним в сторону, в последний момент уворачиваясь от мяча. – Ты за игрой следить будешь или как?

– Это с той ночи? Когда ты сражалась…

– Ты когда-нибудь заткнешься? – Из-за гнева головная боль все нарастала, как крещендо.

– Просто тогда ты тоже плохо себя чувствовала…

– А теперь у меня все хорошо. Не надо обо мне думать.

– Сам бы хотел, – рассмеялся Джихун.

– И что это должно значить? – выпалила Миён, не подумав.

– Меня сложно назвать любопытным, но о тебе я думаю не переставая. – Под взглядом Миён он быстро продолжил: – Не в том смысле. В плане, что все истории, которые мне рассказывала хальмони, оказались правдой. Это немножко сюрреалистично. Никак не могу перестать об этом думать. И еще тот странный сон…

– Какой сон? – Она посмотрела на него так внимательно, что парень отстранился.

Но, прежде чем Джихун ответил, учитель дунул в свисток и попросил пары поменяться местами. Теперь Миён стояла на защите, а Джихун держался за ее плечи. Девушка отбивала все мячи, будто ей это ничего не стоило, и не сводила глаз с партнера.

– Какой сон? – повторила она.

– Ну, когда мы прятались в лесу от… твоей мамы? – спросил он неуверенно, точно ожидая одобрения.

Таких совпадений не бывает. Он только что подтвердил ее страхи. Парень дотронулся до бусины, и это на время их связало. Неприятная ситуация сложилась. Что еще он видел в ее голове?

Миён закрыла глаза. В висках в полную силу пульсировала боль. Казалось, глаза сейчас взорвутся.

– Извини за любопытство…

Всматриваясь ей в лицо, Джихун шагнул вперед. Девушка вытянула руку, чтобы остановить его, однако головная боль затуманила ее сознание. Схватив парня за рубашку, она отбросила его в сторону, и Джихун проскользил несколько метров по полу.

– А ну не драться! – Учитель дунул в свисток, и все остановились. – Джихун, ничего не болит?

Парень покачал головой и поднялся на ноги.

– Ты новенькая, да? – Учитель подошел к Миён.

– Да, – пробормотала она. Внутри все вскипело, когда она поняла, что на нее нацелены взгляды всех одноклассников.

– С места в карьер, новенькая, – покачал головой физрук. – Придется матери твоей звонить.

* * *

Ожидание матери было сущим кошмаром. Миён еще никогда не доводилось в первый же день в новой школе попасть к заместителю директора. Она стояла перед кабинетом и ждала, пока приедет Йена.

Одноклассники осторожно поглядывали на девушку, проходя мимо. Миён их игнорировала. Она знала, что будет лучше, если ни на что не реагировать.

До нее долетали обрывки разговоров. Буйная. Чудовище. Не лучшее начало. Уж она-то все об этом знала – за спиной у нее были десятки школ, и в каждой одно и то же. В любой школе, где бы та ни находилась, ребята хотели быть частью коллектива и, соответственно, издевались над всем и каждым, кто хоть чуть-чуть отличался. А не отличаться у Миён катастрофически не получалось, как будто это было заложено у нее в генах. Сколько бы она ни старалась, она никак не вписывалась в коллектив. Фигурка лисицы, которая тщетно пытается влезть в отверстие в форме человека.

И она перестала стараться. Решила просто не выделяться. Если удастся, одноклассники подумают: «Какая же она скучная!» – и отстанут.

Но теперь она привлекла к себе внимание, и, к сожалению, это внимание было не самым лестным. Подростки любят шептаться о всяких смутьянах в классе. Сначала Миён грубо ответила Ли Сомин – она не хотела, однако ее вывело из равновесия присутствие Джихуна. Потом ее наказали на глазах всего класса. Два промаха. А теперь и третий – ввязалась в драку в физкультурном зале.

И во всех трех случаях было общее звено: Ан Джихун.

Он как раз шел мимо вместе с друзьями. Странный паренек, которого звали то ли Чханмин, то ли Чханву, быстро ей поклонился. На лице Джихуна отразилась какая-то внутренняя борьба, и наконец он повернул к ней.

Сузив глаза, Миён медленно покачала головой. Ее взгляд говорил: «Не приближайся ко мне». Джихун опустил голову и поспешил дальше по коридору. За ним, кинув на девушку мрачный взгляд, последовала Ли Сомин.

Послышалось цоканье каблуков. Оно могло принадлежать кому угодно, но Миён прекрасно знала, что это Йена. Даже проверять не надо было.

Появление ее матери вызвало фурор. Подростки вытягивали шеи, чтобы взглянуть на нее и даже учителя останавливались на полпути. А Йена как будто не замечала всеобщего восхищения. Она не сводила холодного взгляда с Миён, у которой внезапно вспотели ладони. Йена была в ярости. Миён выпрямилась и сцепила руки в замок, чтобы скрыть дрожь.

Не говоря ни слова, Йена прошла мимо дочери прямо в кабинет, где ее уже ждал заместитель директора. Миён поспешила следом, опустив голову.

Замдиректора напомнил девушке носорога: такой же большой.

– З-з-здравствуйте, – он заикался, как будто это не он вызвал мать Миён, а она его. Поднявшись со стула, мужчина поправил пиджак и выпрямился, возвращая себе самообладание. – Вы, должно быть, омони[43]43
  Омони (кор. 어머니) более формальное, омма (кор. 엄마) менее формальное – мать.


[Закрыть] Миён.

Губы матери изогнулись в дружелюбной, слегка соблазнительной улыбке. Миён ненавидела, когда мать так улыбалась, хотя сама не одну ночь провела перед зеркалом в ванной, пытаясь изобразить что-то хотя бы отдаленно похожее. Этой улыбкой Йена магическим образом могла покорить любого мужчину.

– Рада познакомиться со столь серьезным человеком, – голос матери струился подобно бархату. Интересно, подумалось Миён, у сирен такой же голос? – Извините, что отвлекаем вас от дел со своими мелкими проблемами. – Женщина махнула рукой в сторону дочери.

Замдиректора захихикал, как какая-нибудь младшеклассница. Миён чуть не поморщилась от раздражения.

– Что вы, я сам рад познакомиться с матерью нашей новой ученицы. Я считаю так: нельзя жалеть сил, мне ведь каждый ученик дорог. – Миён как-то видела мультфильм, в котором бегемот танцевал балет и все его потуги оканчивались неудачей. Позерство замдиректора сейчас выглядело так же неуместно.

– Я в шоке, что моя дочь в первый же день учинила скандал. Я считаю себя в ответе за произошедшее. В конце концов, когда дети ведут себя неподобающе – это повод родителям задуматься. – У женщины задрожали губы, она опустила веки, точно сдерживая слезы. Однако, когда Йена открыла глаза, в них не было ни слезинки.

Миён всегда напрягало актерское мастерство матери.

– Что вы, омма Миён, нельзя так думать. Уверен, наша Миён просто переживает. Ей пришлось перевестись в другую школу прямо посреди учебного года…

Омма Миён? Наша Миён? Девушка помрачнела, хотя матери готова была аплодировать – уж очень быстро та охмурила заместителя директора. Возможно, попроси его сейчас Йена, он бы автоматом зачел Миён все экзамены за второй класс.

– Я прекрасно пойму, если моей прелестной дочери назначат испытательный срок за хулиганство. Я полностью вам доверяю. В конце концов, столь почетную должность может получить только честный и справедливый человек.

Йена взяла заместителя директора за руку. У того мигом покраснела шея.

– Ну что вы, такая крошечная ошибка… Насколько я слышал, они играли в вышибалы, а это сама по себе очень жестокая игра. Мне кажется, наша Миён – девочка хорошая, и на этот раз я только выдам ей предупреждение. Пусть будет осторожней в будущем, ладно, Миён-а?

Миён удивленно моргнула, осознав, что мужчина обращается непосредственно к ней.

– Конечно, – она попыталась сказать это таким же нежным голосом, как Йена, но вышел какой-то хрип.

– О, как вы добры. – Йена пожала мужчине руку. Миён подумалось, что еще чуть-чуть, и тот упадет в обморок.

Мать с дочерью вышли из кабинета. В коридоре стояла тишина – такая плотная, что у Миён перехватило дыхание.

Они вышли на улицу. Йена даже ни разу не взглянула на Миён.

– Ты меня разочаровала.

– Извини, мама… – начала было Миён, но рука матери взметнулась вверх, и девушка замолчала. Она знала, что Йена ее никогда не ударит, но все равно заслонилась руками. Однако мать всего лишь вызвала такси.

– Увидимся дома, – сказала она на прощание.

Миён даже не подумала попросить подбросить ее – не рискнула вновь рассердить мать. Женщина села в машину и уехала.

Так будет лучше. Все равно Миён ждали дела.

* * *

Миён глядела в окно автобуса. В воздухе витало напряжение; приближалась буря.

Автобус подскочил на выбоине, и в животе что-то перевернулось. С того самого боя с токкэби девушка чувствовала себя выбитой из колеи. Она вообще не понимала, зачем туда полезла. Может, просто испугалась, что гоблин напал на человеческого мальчишку. Пусть она сама и убивала людей, ей все равно не нравилось, когда нечто сверхъестественное отбирало невинные жизни. А вот Джихун сегодня только и делал, что доказывал Миён, что он не такой уж и невинный. Но девушка понимала, что ее равновесие нарушило не сражение с токкэби.

Она опустила руку в карман. Бусина нагрелась при ее прикосновении, адаптируясь к температуре тела.

Надо поскорее вернуть ее на место. И для этого нужна помощь.

Час спустя Миён вышла из автобуса. Улицы были заполнены людьми, и какой-то офисный трудяга толкнул ее плечом, проходя мимо. Обычно Миён даже бы не обратила на подобное внимание, но сейчас к горлу подступила тошнота. Она почувствовала ци этого мужчины, словно над головой висела полная луна, а не сияющее солнце. Рот наполнился слюной, и девушка нахмурилась. Как так? Почему она чувствует голод? Она же совсем недавно питалась.

Миён снова опустила руку в карман и сжала бусину. Наверняка все это как-то связано. Она быстро свернула на соседнюю улицу – скорее даже в переулок – подальше от толпы. Рекламные щиты зазывали клиентов на второй и третий этажи, где можно было найти все что угодно: от чехлов на телефон до макколли[44]44
  Макколли (кор. 막걸리) – корейский традиционный газированный алкогольный напиток молочного цвета, который делают из смеси вареного риса и воды.


[Закрыть] и массажа. Миён прошла мимо стоек с одеждой, приглашающих покупателей зайти в крошечные лавочки. Вместо этого она открыла дверь в небольшой магазинчик, над входом в который висела вывеска:

ШАМАН

Девушку обволокло тяжелое облако приторного ладана.

Здесь были горой навалены товары. Плетеные корзины подпирали потолок напротив окон, перегораживая путь солнцу. Столы погрязли под весом благовоний, вееров и картин. Сверху лежали медные тарелки в пластиковых упаковках. Стену, словно гобелен, украшали портреты на толстой бежевой бумаге. Смелыми красными, мрачными черными, яркими белыми и темно-синими красками были запечатлены строгие лица знатных мужчин и женщин. Миён отвела взгляд, не желая смотреть в их темные глаза.

– Осо осее![45]45
  Осо осее (кор. 어서 오세요) – «добро пожаловать» по-корейски, часто используется в магазинах.


[Закрыть] – пропел голос откуда-то из глубины магазинчика.

К Миён вышла низенькая миловидная девушка. На ней был льняной ханбок[46]46
  Ханбок (кор. 한복) – корейский традиционный костюм.


[Закрыть], весь мятый после работы, однако хорошо сидевший на ее худенькой фигурке; волосы наспех завязаны в пучок. При виде Миён она замерла.

– Сонбэ.

– Нара-щи[47]47
  – щи (кор. – 씨) – суффикс «-щи» в конце имени используется в формальном общении: между плохо знакомыми коллегами или иногда по отношению к старшим.


[Закрыть], – поприветствовала ее Миён. – Я смотрю, бизнес процветает. – Девушка обвела рукой пустой магазин.

Нара поджала губы, но спорить не стала.

– Раз уж ты теперь живешь в Сеуле, можешь забегать почаще, – ответила она. – Как в старые добрые времена.

– Ага. На юге нам больше были не рады, пришло время что-то менять.

– Когда вы уехали из Сеула, я уж подумала, что больше сюда не вернетесь.

– В конце концов вернулись бы. Сеул – огромный город, здесь легко затеряться среди толпы.

В воздухе повисла неловкая пауза. Даже спустя пять лет Нара безуспешно пыталась дотянуться до Миён сквозь все барьеры, которые та понастроила.

– Твоя хальмони тут? – спросила Миён.

Нервный взгляд шаманки метнулся к потолку, и Миён поняла, что старушка наверху, в квартире над магазином. Девушка знала, что Нара скрывала их отношения от бабушки.

Даже Миён слышала истории о старой шаманке. Бабушка жила раньше в Чеджу[48]48
  Чеджу (кор. 제주시) – город на острове Чеджудо, административный центр самой маленькой корейской провинции. Популярный туристический центр, знаменитый также игорным бизнесом.


[Закрыть], где шаманизмом никого не удивишь. Ходили слухи, что она повидала и изгнала больше темных духов и нежити, чем любой иной шаман в городе. И ей совсем не по нраву было племя Миён – существ, которые охотились на людей. Порождений зла.

– Я ненадолго, – сказала Миён. – Совсем быстро. Мне нужна твоя помощь. Помощь шамана.

– Пошли. – Нара проводила девушку в подсобку, в которой вещей было даже больше, чем в магазине. От пола до потолка стопками лежали книги, а на дубовых столах кучей были навалены предметы для шаманских ритуалов: свитки, бронзовые миски, благовония.

Нара легко пробралась сквозь заставленную комнату. Она помогала бабушке с магазином и знала каждый уголок в этом беспорядочно захламленном помещении. Звание шамана ей перешло по наследству, а не из-за одержимости духами. В ее семье шаманизм был и бизнесом, и традицией.

Когда они проходили мимо огромного книжного шкафа, Нара дотронулась до фотографии в рамке – единственной вещи на полке, не покрытой слоем пыли. На фотографии были изображены улыбающиеся мужчина с женщиной и ребенок между ними. Родители Нары.

Они умерли, когда Нара была совсем маленькой. Теперь у нее остались только хальмони и шаманизм.

– Чем тебе помочь, сонбэ? – Девушка слегка заикалась. Глаза ее беспрестанно двигались. Можно было подумать, она высматривала призраков в темноте.

Интересно, сколько силы кроется в этой робкой девчушке?

На самом деле самым храбрым поступком шаманки было то, что когда-то она не побоялась заговорить с Миён. В двенадцать лет Нара была щуплой, у нее были большие глаза и беспокойные, постоянно движущиеся пальцы. Миён даже внимания на нее не обратила, пока девочка не прошептала слово «кумихо», – и тогда все завертелось.

С тех пор Нара каждый месяц подкидывала Миён наводки на убийц, чьи жертвы донимали шаманку. Кумихо иногда думала: какая же они странная пара. Две отщепенки, никак не вписывавшиеся в миры себе подобных.

Нара выжидательно смотрела на Миён.

– В прошлое полнолуние кое-что произошло. – Кумихо сомневалась, стоит ли ей об этом говорить. Обычно она никому не выдавала своих секретов.

Она взяла в руки бамбуковый веер. Тутовая бумага была расписана вручную; на веере были изображены горы и леса, кричащая сорока и улыбающийся тигр.

– Что случилось? – Нара вытаращила глаза.

– Я нарвалась на токкэби в лесу. Он напал на меня. – Девушка не понимала, зачем снова умалчивает о Джихуне. Почему-то ей хотелось сохранить встречу с ним в тайне.

– Ты не пострадала? – Нара схватила Миён за руки.

Глаза шаманки застила дымка, и Миён вырвалась. Она уже знала этот взгляд: Нара чувствовала духов. Сколько ее теперь ни тыкай и ни тряси, она не вернется, пока не закончит. Нара покачнулась и чуть не сбила возвышающийся над ней книжный шкаф, заставленный томами в кожаных переплетах и мисками с песком и остатками благовоний. Взгляд ее прояснился.

– Что ты видела? – спросила Миён.

– Как будто что-то прошло сквозь меня, – Нара говорила нараспев.

– Мне казалось, тобой не могут завладеть ни призраки, ни боги.

– Обычно да. Хальмони говорит… – Нара притихла и опустила взгляд в пол.

Миён знала, что Нара обладает необычными способностями – даже для шамана. Девушка боялась призраков, из-за чего ей было тяжело управлять своей силой. Не такого ожидаешь от внучки сильнейшей шаманки, изгонявшей злых духов. От нее вообще многого ожидали и мало любили. Миён прекрасно понимала подругу.

– Это не дух и не бог. Просто ощущение. Что-то не так. Вспышка солнца, а потом – полная темнота. – Нара повторяла эти слова раз за разом, словно разгадывая загадку. – Что-то исчезло. Что-то пропало.

У Миён резко перехватило дыхание.

– Что ты потеряла? – Нара пристально посмотрела на Миён. Потом прищурилась, как будто вставляла последний кусочек пазла на место. – Твой еву кусыль.

– Да, – подтвердила Миён. Не было смысла отрицать. Все равно она пришла сюда именно из-за бусины.

Глаза шаманки стали круглыми, как две полных луны.

– Где он?

– В безопасности.

– Если им завладеет не тот человек, он сможет управлять тобой. – От волнения Нара с каждым словом говорила все громче.

– Он в безопасности. – Миён поборола желание проверить карман.

– А твоя мама знает? – прошептала Нара. Она всегда понижала голос, когда речь заходила о матери Миён. Шаманка одновременно уважала и прилично ее боялась. А еще, кажется, верила, что, если говорить о кумихо вслух, она услышит и придет.

– Она не знает и, надеюсь, не узнает. Но ты должна помочь мне вернуть бусину на место. – У Миён было ощущение, что карман становится все тяжелее, будто бусина знала, о чем идет речь.

– Так ты теперь мне веришь? Еву кусыль – это душа кумихо. В ней заключается твоя жизнь, твоя ци…

– Я не сомневалась. – Миён помолчала, потом добавила: – Теоретически. Но я никогда не слышала, чтобы душа человека вываливалась наружу.

– Люди когда-то верили, что в лисьей бусине заключены познания о небесах и земле, – тихо ответила Нара. – Но мало кому известно, что истинное назначение бусины – соблюдать баланс. Без нее ты можешь потерять свою человеческую природу.

– Это как? – Миён сжала кулаки, как будто собираясь сражаться с невидимым врагом.

– Это значит, что ты потеряешь контроль над своей сверхъестественной сущностью, и… чудовище в тебе вырвется наружу.