Текст книги "Никто не будет по ней скучать"

Глава 12

ЛИЗЗИ

Знаете, она правда была привилегированной сукой. Адриенн Ричардс, в девичестве – Свон, наследница скромного состояния, сколоченного прапрадедом на мебельной компании. У семьи были корни где-то на юге, возле Голубого хребта, и даже до удачного замужества Адриенн однозначно была одной из тех девушек. Училась в частной школе, была южной дебютанткой, звездой сестринства в университете, членом Национальной стрелковой ассоциации. Женщиной, для которой учеба в университете была лишь временем на поиски мужа. Я узнала об этом, как и все остальные. Это несложно найти; вы, наверное, тоже слышали эти истории. Яркий журнальный разворот о ее свадьбе за миллион долларов. Или как она настояла на установке спа-оборудования с небольшим бассейном в подвале их столетнего дома – это когда Адриенн сказала местному репортеру, что жаловавшиеся на шум соседи это просто «завистливые хейтеры». В стиле богатых дамочек Адриенн занималась стартапами – органические парфюмы, линейка веганских сумок, астрологический дизайн интерьеров. Все это она беспечно бросала, когда теряла интерес или когда с ужасом понимала, что управление компанией требует усилий. Еще были легендарные истерики. Несносная страница в Инстаграме. А затем, в конце концов, был скользкий муж, сделавший миллиард долларов на разрушеных жизнях людей, к которым Адриенн не могла проявить хотя бы толику сочувствия даже ради того, чтобы спасти свою шкуру, когда журналисты пришли с вопросами, а друзья потребовали ответов.

И из-за всего этого вы, наверное, думали, что знали все ужасные вещи об Адриенн Ричардс. Может, вы даже питали к ней извращенное уважение, потому что она была такой идеальной злодейкой, женщиной, которую все обожали ненавидеть. Вы были бы не одни. Но вы не знали правды.

Адриенн была не просто привилегированной сукой. Она была злой, жестокой, гнилой, какими бывают люди, когда им ни разу в жизни не приходилось ни о чем беспокоиться. То, что попало в новости, было лишь вершиной айсберга, а истории, которые она скрывала, показывали ее истинное лицо. Как тот раз, когда она взяла собаку из приюта для какой-то кампании в соцсетях, а потом вернула ее через три дня, потому что та помочилась на ковер. И когда волонтер спросил, почему она не хочет ее оставить, Адриенн солгала, что собака ее укусила и ее лучше усыпить. Есть еще ее мать, страдающая от раннего Альцгеймера, брошенная в дерьмовой лечебнице под Ноксвиллем. Адриенн ни разу не навестила ее, пожимая плечами и объясняя: «А зачем напрягаться? Она все равно забудет, что я была там». И есть еще автомобильная авария с несовершеннолетней Адриенн в главной роли, которую дорогой адвокат ее папочки уменьшил до правонарушения, а затем и вовсе вычеркнул из ее истории, хотя водитель второй машины остался лежачим инвалидом. Он умер от пневмонии пять лет спустя, как раз в то время, когда Адриенн выбирала оформление столов для своей свадьбы с Итаном.

Вот этого об Адриенн никто не знал – кроме меня, потому что она мне рассказала. Вы можете поверить, что я сначала была польщена? Я чувствовала себя такой особенной, потому что она доверилась мне. Сначала она просто предлагала выпить с ней, когда я заезжала убрать дом, но вскоре я приезжала каждый второй день, чтобы поболтать с ней. Она была действительно одинокой – друзья ее бросили, родственников, не считая Итана, не осталось. И я думала, между нами была связь, что-то вроде сестринской, но лучше две женщины, отвергнутые и недопонятые, сблизившиеся, несмотря на классовые и культурные различия, потому что нас соединяло что-то более глубокое, более реальное. Она открыла мне свои секреты, а я как идиотка рассказала ей свои. О беременности. Несчастном случае. Таблетках и всем, что последовало. Я рассказала, как нам было сложно, а она сказала, что я не одна такая. Она тоже хотела детей, по ее словам. Но Итан сделал вазектомию во время первого брака и либо не мог, либо не хотел делать операцию, чтобы ее обратить. Такую душевную боль не загладят никакие деньги мира, и мы обе ее испытали. Она знала, каково прожить десять лет в браке, привязанной к мужчине, который при каждой своей неудаче тянул тебя за собой на дно. Мы даже вышли замуж в один и тот же день – восьмого августа 2008-го. С одной только разницей, что ее муж помнил эту дату.

Я думала, мы друг друга понимаем. Но я себя обманывала. Она доверилась мне не потому, что мы были подругами.

А потому, что не были и не могли ими быть.

Она смотрела на меня поверх своего винного бокала мягкими голубыми глазами, казавшимися сонными в солнечных лучах позднего лета, и говорила: «Я просто обожаю наши разговоры, Лиззи. Мне кажется, я могу рассказать тебе что угодно», и я так долго не слышала недосказанную часть. Я могу рассказать тебе что угодно – потому что кто ты такая, чтобы меня судить? Я могу рассказать тебе что угодно – потому что мне плевать, что ты подумаешь. Потому что ты деревенский мусор, девка со свалки, и не важно, какой бы низкой, дерьмовой и отчаявшейся я ни была, я все равно лучше тебя. Исповедоваться мне было удобно, давало чувство освобождения именно потому, что я никто. Она с таким же успехом могла прошептать свои секреты на ухо одному из котов со свалки, все еще шнырявших между кучами мусора по ночам в поисках грызунов. Давай сбрось с себя груз. В конце концов, что может сделать какая-то драная кошка? Кому она расскажет? И если на то пошло, кто ей поверит?

Когда они вернулись следующим летом, я начала понимать, кем была для нее, даже если сама Адриенн этого не осознавала. Если бы вы у нее спросили, она, наверное, сказала бы, что мы подруги или, лучше того, что она моя наставница. Старшая сестра, искушенная и щедрая, подталкивающая глупую провинциалку к самореализации. Она никогда бы не признала, что общалась со мной потому, что ей нравилось чувствовать превосходство над кем-то. Что от этого она ощущала себя великодушной, считая, что оказывает мне услугу.

Поэтому я подыгрывала. Я пообещала быть честной, поэтому вот вам правда: я дала Адриенн Ричардс именно то, чего она хотела. Я говорила ей, как рада, что она так думает, потому что знала, что тоже могу рассказать ей что угодно. Я глядела на нее круглыми мечтательными глазами, как ничтожная дурочка, до смерти желающая, чтобы красивая покровительница одарила ее мудростью и благословением. Я изображала радость, когда она отдала мне пакеты с дважды ношенной дизайнерской одеждой – красивыми вещичками стоимостью в тысячи долларов, которые были для меня абсолютно бесполезными. Как будто мне было куда носить такую одежду.

– Я собиралась отдать их на благотворительность, – проворковала она. – Они мне не подходят по размеру с тех пор, как я села на палеодиету. Но тут я собиралась к тебе и подумала, Лиззи же может их носить! Возможно, тебе они будут маловаты. Но ты такая рукодельница, ты же умеешь шить? Может, сможешь их немного расширить.

Я взяла их. Я поблагодарила ее. Я не утруждалась напоминанием, что у нас с ней одинаковый размер одежды, что красный купальник и мягкая полосатая футболка, в которых она всегда ходила на озеро, были моими. Что я одолжила их ей в первую же неделю, когда приехала завезти продукты и сменить белье, потому что сосны сильно опадали и она боялась испачкать смолой все свое модное-премодное дерьмо. Я смолчала, поехала домой и повесила красивые, дорогие вещи в глубине нашего с Дуэйном шкафа. Они все еще источали ее запах – терпкую смесь шампуня и парфюма, которая разносилась по всему дому. Аромат был таким насыщенным, таким чужим, что порой я улавливала его, как только открывала входную дверь.

Иногда, когда Дуэйн отключался на первом этаже или шлялся бог знает где в поисках дозы, я надевала воздушное платье на бретелях, доставшееся мне от Адриенн, и лежала на втором этаже нашего тесного домика, притворяясь, что я только что вернулась домой с какой-то большой изысканной вечеринки. Благотворительного бала, церемонии награждения, ужина, где у тебя шесть серебряных вилок для каждого блюда. Из тех событий, которые посещали Ричардсы до того, как стали париями. Пролистывая ее аккаунты на несколько лет назад, я видела фотографии Адриенн в этом платье, улыбавшейся в камеру, стоя в бальном зале под руку с Итаном. Платье было из чего-то шелковистого, оттенка зеленого, ассоциировавшегося у меня с лесным мхом. Может, это был настоящий шелк; я не увидела бы разницы. Платье разлеталось у щиколоток, когда я шла, и приятно соскальзывало на бедра, если я закидывала ноги, ложась на диван. Как приглашение, вот только не было никого, кто бы его принял. Иногда я подумывала прокрасться вниз, разбудить Дуэйна, позволить ему поддернуть платье до самой талии, когда оседлаю его, но я никогда этого не делала. К тому времени он не прикасался ко мне уже целую вечность, но меня останавливало не это. Хуже: ужасное чувство, что он посмотрит на меня и рассмеется. Я бы даже не винила его. Когда я проходила мимо зеркала, фантазия развеивалась и я видела правду – женщина с ранними морщинами на лице и синяками на лодыжках, играющая в переодевание.

Может, тогда я начала ее ненавидеть. Я даже еще не знала, что она даст мне столько причин для этого. В то второе лето она приехала вооруженной списком требований, который непрерывно разрастался. Могу ли я приезжать менять постель через день, а не раз в неделю? Могу ли я проехать час до магазина, где можно купить гирлянду для террасы? Можно ли ей заказать доставку некоторых вещей в наш городской дом? Я же не против привезти их, да? Конечно, я всегда делала, что она просила. Как будто мне, мать ее, нравилось быть у нее на побегушках. Я улыбалась и кивала со стиснутыми зубами так долго, что у меня болела челюсть.

Мне стоило радоваться, когда она начала просить помощи у Дуэйна, а не у меня. Вдруг все задачи требовали его навыков. Нужно было срезать сухую ветку, болтающуюся над крышей. Из стен спальни доносились звуки, и она думала, что там застряла птица или летучая мышь. В очередной раз забился слив в ванной, а это случалось, только когда Адриенн жила в доме. Она линяла, как длинношерстный кот, оставляя волосы везде; всегда видно было, где она прошлась. Мне хотелось, чтобы она надевала шапочку для душа и перестала заставлять кого-то раз в три дня выуживать огромный мерзкий клок ее волос из слива.

Это самое печальное: жалкая часть меня все еще хотела быть этим кем-то. Можете поверить, что я испытывала ревность вместо облегчения и радости от того, что теперь всем занимался Дуэйн? И не потому, что она получала его внимание, а наоборот. Меня это сводило с ума. Чем больше я презирала Адриенн, тем больше я хотела заполучить ее целиком. Напомнить ей, что я особенная, та, кто принимает ее как никто другой. Все-таки это я, не Дуэйн, понимала ее, мне она доверяла, я знала ее секреты. Я ездила ей за продуктами, предугадывала ее желания, помнила, что нужно положить на лед ее любимое «Шардоне», чтобы к ее приезду оно было идеально охлажденным. Мне она протягивала телефон, когда хотела сфотографироваться. Мне не нужно было спрашивать пароль, потому что я знала его на память, как и знала, где нужно встать и как повернуть камеру, чтобы заснять ее с лучшего ракурса.

И что самое худшее, это я запомнила ее слова о том, что она хотела бы посмотреть на озеро после окончания сезона, это меня осенила идея пригласить их снова. «Начало осени – мое любимое время, – сказала я. – Здесь так красиво. Тебе понравится. Почему бы вам не приехать на недельку в середине сентября? Я придержу дом до того времени. Даже сделаю вам скидку».

Это ее рассмешило. Но потом она согласилась, сказав, что они с радостью вернутся, и я ликовала. Потому что дом принадлежал мне, а значит, я и только я могла дать Адриэнн Ричардс желаемое.

Поэтому видите, мне нужно винить только себя. Это меня убивает – и да, это меня убило. Я считала себя такой чертовски умной. Но когда я записала Адриенн еще на одну неделю, я отметила собственный конец.

Элизабет Эмма Уэллетт, 4 ноября 1990 – 13 сентября 2018.

И каждая ужасная вещь, случившаяся той ночью, произошла из-за меня.

Глава 13

ОЗЕРО

У Деборы Кливс были каре медового цвета и заученные манеры жены проповедника, двадцать пять лет пробывшей рядом с мужем на проповедях, светских визитах и церковных ужинах, – манеры, оставшиеся несмотря на смерть самого проповедника двумя годами ранее. Она предложила Берду выбирать между кофе и виски и подала первое на подносе вместе с антикварной сахарницей и сочетающимся кувшинчиком сливок.

– Простите, у меня нет кофе без кофеина, – сказала она. – У меня всегда под рукой обычный для гостей, но сама я его не пью.

– Обычный подойдет, – сказал Берд. – Я еще не скоро лягу спать.

– Вы останетесь в городе?

– Пока да.

– Конечно, – кивнула она. – Извините, что назначила встречу так поздно. Я утром поехала к своей сестре и не проверяла сообщения, если бы я знала… – Ее голос задрожал, и она прервалась, качая головой и промакивая глаза салфеткой. – И вы не знаете, где он? Дуэйн?

– Мы надеялись, что вы знаете, – сказал Берд. Дебора Кливс еще сильнее замотала головой. Она смяла салфетку в руках.

– Нет-нет-нет. Я не представляю, не представляю. Эта его ж… – начала она, но тут же сомкнула губы и кашлянула, пытаясь прикрыть свою ошибку, но Берд ее уловил. Эта его женщина, или, может, эта его жена. В любом случае, он полагал, что слезливая озабоченность Деборы относилась только к ее сыну, а к погибшей невестке она не питала особой любви. Он также предполагал, что она впредь постарается так не оговариваться.

– Прошу прощения, – сказала Дебора, все еще не оправившись. – Просто я мало виделась с сыном последнее время. Он всегда так занят, знаете, у него свой бизнес, а летом он был занят домом у озера, как я понимаю. Конечно, я хотела бы, чтобы он приезжал чаще, но когда они вырастают, знаете, сложно… сложно… – Она снова замолчала, стиснув губы, и взяла себя в руки. – Но что-то наверняка случилось. Дуэйн не исчез бы просто так. Разве вы не можете сделать анализ ДНК? Или проверить отпечатки? Кто бы ни сделал… это… с Элизабет Уэллетт, мог похитить его или…

Идея о похищении Дуэйна была абсурдной, но Берд кивнул и мягко приступил:

– У Дуэйна были враги? Кто-то, кто мог бы желать ему зла?

– Я не знаю, я не знаю. – Салфетка в ее руках начала разваливаться.

– Может, у него были проблемы? Денежные, например? Или с наркотиками?

Дебора Кливс напряглась, сжимая кулаки.

– Мой сын не употребляет наркотики. – Она гневно взглянула на него. Ее голос стал визгливым. – А у Эрла Уэллетта вы спрашивали, принимала ли его дочь наркотики?

– Мы поговорили с Эрлом, – спокойно ответил Берд. Он позволил тишине повиснуть на несколько мгновений, пока Дебора ерзала. Не было явных причин считать, что убийство как-то связано с наркотиками, но ее пылкая реакция заставила его задуматься. Что-что, а зависимость могла быть огромным источником стресса в браке. Если Лиззи принимала наркотики, а ее мужу это не нравилось…

– Детектив? Простите, я хочу помочь. Я просто не знаю, что могу сделать. Я не знаю, где мой сын, – сказала Дебора, прерывая молчание.

– Вы можете помочь, сразу сообщив нам в случае, если он вам позвонит, – сказал Берд.

– Конечно, но…

– Мы хотим найти его так же, как вы, – улыбнулся Берд.

Договорив с Деборой Кливс, Берд пересек город и повернул направо на окружную дорогу, пересекая границу Коппер Фолз и выезжая на никому не принадлежащую территорию, усеянную частично застроенными участками. Там находилась автомастерская, по совместительству служившая складом сломанного фермерского оборудования; ярко освещенный продуктовый магазин, по парковке которого последние вечерние посетители толкали тележки к своим машинам; заправка с флагом на крыше, поникшим в безветренной ночи и слабо подсвеченным фонарями внизу. А затем ничего. Огни померкли вдали, а темнота поглотила его там, где дорогу с двух сторон обрамлял густой сосновый лес. Через несколько минут впереди показался бар «Стренглерс», последняя остановка перед тем, как дорога округа расширялась с двух полос до четырех и скоростное ограничение увеличивалось с сорока до пятидесяти пяти миль в час. Берд заметил заведение, расположившееся в ста ярдах от дороги, издалека. Здание было освещено прожекторами и тускло светящейся вывеской, словно парящей в темноте: одно слово – БАР – красными буквами на белом фоне.

Берд вздохнул. День выдался тяжелым. Друзья и родные Дуэйна свято клялись, что не знают, где он. Ориентировка на пикап Дуэйна пока не дала никаких результатов, что разочаровывало, но не удивляло. У них попросту не хватало патрульных, чтобы следить за сотнями миль дорог вокруг Коппер Фолз, потому что Дуэйн мог уехать в любом направлении, и если у него была хотя бы толика здравого смысла, не выезжал на шоссе. Маячка на машине тоже не было. Они даже не могли быть уверены, что он уехал на ней. Он мог попросту бросить машину где-то у одной из сотен проселочных дорог, где она легко может простоять незамеченной до следующей весны. Но они не только не знали, куда мог отправиться Дуэйн; они также не могли понять, где он был. Передвижения пары в последние дни перед убийством были раздражающе неопределенными. Люди помнили, что видели Лиззи и Дуэйна в городке на прошлой неделе, как и всегда, но они могли только сказать, что все казалось обычным. Лиззи ездила к озеру, занималась сдачей дома разным жильцам. Дуэйн все лето пропадал в лесу со своим оборудованием, расчищая кустарник и поваленные деревья с путей, где один из его дружков любил кататься на квадроцикле. Если пара ссорилась, то никто этого не видел или не хотел говорить.

И еще телефонные записи: мобильный телефон Лиззи, дешевая раскладушка, нашелся в доме у озера в той же сумке, где лежали ее кошелек и идентификационная карта. Ближайшая сотовая вышка в последний раз засекла сигнал телефона Дуэйна в десять часов вечера воскресенья, а потом ничего. Скорее всего, он сел или его выбросили. Из-за того, что сотовое покрытие было таким нестабильным, большинство жителей Коппер Фолз до сих пор пользовались стационарными телефонами. У Дуэйна с Лиззи их было два – один в их жилище, второй в доме у озера; записи с них показали один звонок со второго на первый около трех часов дня в воскресенье. Он продлился две минуты, но невозможно было узнать, кто его сделал, кто ответил и что обсуждалось. Может, базовое обслуживание. Лето закончилось, а люди обычно закрывали дома на зиму до конца сентября. Размораживали холодильникии, осушали трубы, заливали унитазы антифризом, чтобы понижение температуры не нанесло ущерба. Но хоть последние жильцы, судя по записям Лиззи Уэллетт, уехали после Дня труда, дом все еще был обустроен для гостей и в календаре Лиззи была маленькая записка, отмечавшая воскресенье, день ее убийства. Там было написано: «АР 7?» – именно так, со знаком вопроса. Один из старших местных полицейских считал, что она ссылалась на старую модель ружья, потому что и на Лиззи, и на Дуэйна было зарегистрировано оружие и они были способными, хоть и не ярыми охотниками; Лиззи иногда зарабатывала дополнительные деньги в сезон, разделывая тушки за тех, кто не хотел сам заниматься грязной работой. Но АР-7 – не охотничье ружье, и не было доказательств, что кто-то из пары интересовался коллекционированием оружия.

И еще, подумал Берд, обнаружилась странная деталь: гость с судимостью. Отвечая на вопрос Деборы Кливс – да, они сняли отпечатки пальцев. В доме их было полно, отпечатки на отпечатках, чего вполне можно ожидать от места, где останавливалось столько людей. Лиззи, Дуэйн, меняющиеся группы гостей, плюс, наверное, несколько свежих отпечатков местных полицейских, которые либо не знали о сохранении места преступления, либо их это не заботило. У них еще не было времени проверить их по базе данных, но благодаря недавно полученным документам о сдаче дома Берд уже знал, что по крайней мере одни отпечатки совпадут.

Итан Ричардс.

Тот самый Итан Ричардс.

Логично предположить, что Дженнифер Веллстуд говорила о Ричардсе и его жене – богатая городская парочка, арендовавшая через интернет дом у Лиззи Уэллетт на целый месяц. Он появлялся в записях два года подряд: дата заезда в середине июля, доплата за уборку и еженедельную доставку продуктов; похоже, Лиззи выжала из сделки дополнительную сумму, привозя им еду. Конечно, никто не думал, что Итан Ричардс как-то связан с убийством. Его преступления были из тех, что совершаются с помощью калькулятора, а не ружья. И все же от одного только вида его имени у Берда скрутило желудок и невольно сжались кулаки. Он видел это своими глазами, хаос и отчаяние, посеянные корпоративной алчностью Ричардса. Родители Берда потеряли все свои сбережения, когда их финансовый консультант оказался одним из многих, инвестировавших в липовые фонды Ричардса. Абсолютная хренова катастрофа. Тот парень и сам вложил кучу своих денег, а потом даже не мог вспомнить, кто его надоумил. Столько разрушенных жизней. Лучше всего Берд запомнил голос своей матери, когда она позвонила рассказать о случившемся.

– Я не понимаю! Гэри хороший человек! Он сказал, что это безопасное вложение! – повторяла она снова и снова, пока слова не превратились в рыдания.

Вторым, что ему запомнилось, были сгорбленные плечи отца за столом в то Рождество. К тому времени все закончилось. Окружной прокурор отказался выдвигать обвинения, Итан Ричардс и остальные остались на свободе. Джозеф Берд сказал сыну, что адвокат, возможно, поможет им вернуть часть утраченного, но они не могли себе его позволить, а когда Берд предложил все оплатить, его отец отмахнулся.

– Нет, сынок. Не нужно, – с улыбкой сказал отец. – Есть еще время. В худшем случае, я буду работать, пока не умру.

Вспомнив это, Берд стиснул зубы. Отец был так близок к заслуженной пенсии, когда все его сбережения попросту исчезли. Когда он пошутил в то Рождество, он, наверное, полагал, что у него в запасе еще десяток лет, может, больше.

Через одиннадцать месяцев он внезапно скончался от сердечного приступа, а Амелии Берд пришлось продать дом, чтобы заплатить за похороны мужа.

Странное совпадение, что этот мошенник каким-то образом связан с делом, над которым работал Берд, но, наверное, это и было всего лишь совпадение. А жаль; он был бы не против съездить в город, без предупреждения постучаться в дверь дорогущего поместья Итана Ричардса, махнуть своим значком и задать парочку колких, граничащих с враждебными вопросов касательно его отношений с Лиззи и Дуэйном. Никому не нравились визиты полиции, вне зависимости от размера их состояния, и он бы насладился возможностью доставить Ричардсу чуточку неудобств.

Вместо этого Берд направлялся в больницу соседнего округа, где ему предстояла непрятная перспектива присутствовать на вскрытии Лиззи Уэллетт. Патологоанатом разрежет ее грудную клетку, извлечет внутренние органы, взвесит их и наконец объявит очевидное.

Характер смерти: убийство.

Причина смерти: выстрел в голову.

Время: вечер воскресенья. Значит, прошло по меньшей мере двенадцать часов, прежде чем Майлс Джонсон обнаружил тело. Теперь критический промежуток времени в сорок восемь часов с момента преступления уже наполовину прошел, может, даже больше, а результатов было мало.

Возле «Стренглерс» стояла дюжина машин, фургонов и побитых седанов, в основном американского производства, и все под номерами штата. Он остановился подальше от остальных и пересек парковку. Входная дверь скрипнула, и резко воцарившаяся при его появлении тишина будто вернула его в восьмой класс, первый день занятий, и к тому параноидальному ощущению, что он вошел в комнату, где все только что его обсуждали. На секунду все взгляды в баре обратились к нему. Потом момент прошел, посетители отвернулись и комнату снова заполнили разговоры. Берд нашел себе место в дальнем конце барной стойки и заказал «Бадвайзер» у кряжистого бармена с широкими кустистыми бровями, который открутил крышку с бутылки, словно ломал чью-то шею.

– Вы тот коп, – сказал бармен.

– Верно.

– Вы здесь, чтобы поговорить или поесть?

– И то, и другое. Я возьму, что быстрее всего готовится, – сказал Берд.

– Бургер?

– Звучит неплохо.

– Он подается с жареной картошкой.

– Отлично.

Берд попивал пиво и ненавязчиво оглядывал посетителей. В углу сидела молодая пара, склонив головы друг к другу и периодически бросая взгляды в его сторону. Остальными клиентами были мужчины в рабочих рубашках или футболках, сжимавшие «Бад» или «Молсон», а на столах перед ними уже собралось по несколько опустевших бутылок. Ни одного полицейского, хотя Берд узнал одного мужчину с темным мазком сажи над бровью, который был в команде пожарных-волонтеров и вызвался отвезти Эрла Уэллетта в морг на опознание тела дочери. Ему стало интересно, где был Эрл в тот момент. И понадеялся, что он в компании друзей.

Бармен удалился на кухню и вернулся с тарелкой и бутылкой кетчупа, поставил все это перед Бердом и коротко кивнул.

– Вы работали вчера вечером? – спросил Берд.

– Вчера и каждый вечер, – сказал бармен. – И как я уже сказал шерифу, я не видел ничего необычного, если не считать, что во время закрытия заметил Эрла, отсыпавшегося после пары бутылок пива на парковке.

– Из того, что я слышал, это не такое необычное событие, – сказал Берд и бармен усмехнулся.

– Он не изменяет своим привычкам. Эрл нормальный мужик. Но никто из здешних не причастен к тому, что случилось с его дочкой.

– А как насчет его зятя? Слышал, он здесь постоянный клиент.

– Все здесь постоянные клиенты. – Бармен обвел рукой помещение. – Если мы открыты, они здесь. Дуэйн заходил, может, раз в неделю, но пил он дома. Видите того парня?

Берд посмотрел в угол и обнаружил, что парочка там глазеет на него. Он слегка кивнул им, но они снова склонились друг к другу и начали шептаться.

– Поговорите с ним о Дуэйне, – сказал бармен. В его голос прокралась твердость. – Может, сделаете мне одолжение и заодно арестуете его.

– За что? – спросил Берд.

Женщина за столом отодвинулась, встала, взяла сумочку и вышла. Бармен поморщился, глядя ей в спину.

– Не берите в голову.

Мгновение спустя парень за столиком в углу встал и подошел к Берду. Он был худым, как жердь, лет тридцати, с крупным носом и растрепанными темными волосами.

– Вы тот коп, верно?

– Полиция штата, – сказал он. – Иэн Берд.

Мужчина подтянул великоватые штаны на костлявых бедрах и уселся на стул слева от Берда.

– Джейк, – сказал он, обнажив зубы в улыбке. – Каттер. Это моя фамилия. Так меня в основном называют.

– Приятно познакомиться, мистер Каттер.

– Обычно это просто «Каттер». Без «мистера», – сказал Каттер. Он оглянулся через плечо. Мужчины за ближайшим к двери столиком сверлили его гневными взглядами.

– Ладно, – кивнул Берд. – Каттер. Я слышал, вы знали Дуэйна Кливса?

– Вы его ищете, да?

– Верно. – Берд склонил голову набок. – Вы его видели?

– Нет, – поспешно отозвался Каттер. – То есть не с тех пор как… ну вы поняли. Не с тех пор, как вы начали его искать. Но я регулярно с ним вижусь. Обычно здесь.

– Вы друзья?

– Типа того. – Он бросил еще один нервный взгляд назад. – Скорее знакомые. – Каттер помолчал, а Берд выжидал. Спустя несколько секунд нервного ерзанья он добавил: – Я из Декстера, это немного дальше на восток.

– Значит, вы с Дуэйном знакомы с детства.

– Нет, – сказал он. – Я познакомился с ним лет десять назад. Или пять? Сложно сказать.

Берд подавил вздох:

– Ладно. Вы с Дуэйном регулярно виделись. Когда вы видели его в последний раз?

– О, эм, я не уверен. – Каттер прикусил губу, выглядя растерянным, и Берд почувствовал разгорающееся раздражение. Как бы ни было сложно вытягивать информацию из жителей Коппер Фолз, был в этом один плюс – ему еще не пришлось терпеть любопытство людей, которые относились к убийству как к зрелищному спорту. И все же Каттер сам к нему подошел. Может, он что-то знал, но боялся говорить. Берд решил попробовать другую тактику.

– А Лиззи? У вас с ней были дружеские отношения?

Губа Каттера выскользнула из хватки зубов, когда его растерянное выражение лица преобразовалось в улыбку.

– Нет, – сказал он. – Сюда с женами не ходят.

Берд моргнул:

– Разве вы только что не…

– Мари? – хохотнул Каттер. – Нет. Ни за что. Я люблю, когда есть выбор.

– Понятно. – Берд прожевал еще один кусок жареной картошки, обдумывая. Отрывки прошлых разговоров. Дебора Кливс, заявившая: «Мой сын не употребляет наркотики». Эрл Уэллетт, описавший, как его дочь всегда держалась особняком. Но больше всех его мысли занимала Дженнифер Веллстуд, а конкретно то, как она отвела глаза, когда Берд спросил о проблемах в браке Лиззи и Дуэйна. Он заговорщически подался вперед: – А Дуэйну нравилось, когда есть выбор? Вы понимаете, о чем я.

Это было рискованно, но окупилось: выражение лица Картера само по себе было ответом. Улыбка превратилась в ухмылку.

– Можно и так сказать, – ответил он.

Берд нарочито оглядел бар:

– Кто-то конкретный?

– Что, из парней? – снова хохотнул Каттер. – Дуэйн не был педиком. Скорее героем. Вот что я вам скажу, его телочка была в разы круче местных.

В голове Берда зарождалась идея:

– Значит, она не отсюда.

– Не-а, – сказал Каттер, пожав плечами. – Полагаю, ничего плохого не будет, если я расскажу, не то чтобы ему нужно переживать, что жена узнает. – Он издал смешок. – Ооооой. Плохая шутка. Извините. Так вот, я не помню, как звали ту дамочку. Какая-то богатая стерва. Она жила у озера со своим мужем чуть ли не весь август. Только мужа часто не было. Он оставлял свою горячую женушку в доме одну. – Он помолчал. Ухмылка вернулась. – Очень часто.

Берд сам чуть не расхохотался. Каттер мог говорить только об одном человеке. Берд попытался не измениться в лице.

– Жена Ричардса? – На это Каттер моргнул, а Берд поднажал: – Вы хотите сказать, что Дуэйн Кливс спал с женой Итана Ричардса?

Каттер втянул губы и наклонил подбородок, подтверждая, и Берд фыркнул. Интрижка была бы важной зацепкой, но эта казалась бредовой.

– Да бросьте. Вы знаете, кто ее муж? И она же вроде королева красоты, или была когда-то. Сложно верится, что такая женщина была бы с кем-то вроде вашего друга.

Саркастичный комментарий возымел желаемый эффект; Каттер ощетинился:

– Может, Дуэйн давал ей то, чего не мог муж.

– Уверен, так он вам и говорил, – улыбнулся Берд.

– Нет, мужик, – сказал Каттер достаточно громко, чтобы несколько голов повернулись в их сторону. Он поморщился и понизил голос: – Я видел долбаные фотки. У него был такой дерьмовый телефон с крохотным экраном, но видно было достаточно. Ее рот, например. – Он снова ухмыльнулся, прикусив нижнюю губу. – Та девка была безбашенной.