Текст книги "Конец лета"

Глава 10

Самоубийство! Феба не могла поверить. Отец отозвал ее в сторону, чтобы рассказать о друге Ника.

– Трудно оценить, каково на самом деле состояние Ника, – сказал Хэл, – но он не готов выслушивать критику в адрес своего друга.

Самоубийство. Еще одна смерть.

К ним подошла Гвен. Феба слушала себя словно со стороны – как она произносит подобающие случаю слова про депрессии, сопровождающие неизлечимые болезни, про то, как быстро совершенствуются методы лечения, про стыд и бессмысленность такого поступка, – но думала она не об этом. Внутри ее кричало ужасное, эгоистичное чудовище.

Как кто-то посмел принести подобные проблемы на озеро?

Гадкая мысль. Она ненавидела себя за это.

Из-за этого все погибнет. Мы должны быть счастливы на озере.

Джайлс, который не может жить в одном доме с детьми, а теперь еще и это. Это неправильно. Несправедливо.

Это же умерший ребенок. И его мать… ее боль… А она думает только про озеро. Да что же с ней такое?

– Ник знает, что мы расскажем взрослым, – сказала Гвен, – но он не хотел бы, чтобы об этом стало известно Мэгги и Элли.

– И прекрасно, – пробормотала Феба. – Детям не обязательно все знать.

– Я уже сказала Эми, Джеку и Холли. – Гвен заговорила мягче. – Я скажу Джойс и Йену, как только представится возможность.

Не похоже было, чтобы Гвен с радостью ждала этой минуты.

– Может, я это сделаю? – предложила Феба. Не то чтобы она хотела… Но если она так отреагировала, то одному Богу известно, какова будет реакция Джойс и Йена.

– Не возражаю.

Они стояли вдвоем в конце подъездной дорожки, поджидая, пока все остальные соберутся для пешей прогулки. После ночного дождя было прохладно, и плавать никому не хотелось, поэтому Гвен и предложила вместо этого пойти на прогулку.

Гвен развлечения планировала. Вчера они предприняли путешествие на лодке через озеро, чтобы выпить на том берегу чаю, вечером играли в шарады. За ленчем сегодня у детей было соревнование по поеданию желе. Теперь они шли на прогулку, а вечером должны были устроить костер. Гвен каждое утро составляла расписание.

Всякий раз она говорила, что все это добровольно, что каждый волен делать то, что хочет. И Феба ей верила. Гвен не собиралась никого принуждать.

Кроме своих детей, Гвен явно ожидала участия во всем Холли и Джека. Они должны были придерживаться расписания, они должны были быть хорошими детьми.

Феба не собиралась укрываться за их спинами. Если им приходится быть хорошими детьми, то и она будет. Даже когда ей до смерти хотелось остаться в домике и почитать, она шла со всеми. Она понимала, что стоит ей уклониться хоть раз, Джойс и Йен не примут участия ни в одном мероприятии до конца отдыха.

Все затеи были приятными, Феба с готовностью это признавала, и дети получали огромное удовольствие, но временами, посреди всей этой организованной летней деятельности, она ощущала такую сильную тоску по матери, что не знала, справится ли с ней.

Сегодня была прогулка с цветными карточками. Как только все собрались, две младшие девочки раздали присутствующим карточки с образцами цветов, которые Гвен взяла в скобяной лавке, когда последний раз была в городе. Она выбрала природные цвета: коричневый, желтый, все оттенки зеленого. Каждому дали карточку и велели во время пути найти что-то такого же цвета.

– Это соревнование на скорость? – вежливо спросил Йен, беря свою карточку. – Или на самый точный оттенок?

– О нет! – Гвен засмеялась.

– Мы в детстве так играли, – сказала Холли. – У мамы в бардачке всегда лежали цветные карточки.

Гвен снова засмеялась:

– Конечно. Они бесплатные.

Феба знала про первого мужа Гвен и про его долгие плавания.

– Должно быть, трудно поддерживать всем хорошее настроение, – сказала она Гвен. – Особенно когда денег немного.

– Насчет денег вы правы, – согласилась Гвен.

У мамы были деньги: на уроки, выходы в свет, обеды в ресторане. Им никогда не надо было думать о том, можно ли потратить еще один баллон газа. Может, именно поэтому мама не была так изобретательна, как Гвен, по части игр и всего прочего; ей это не было нужно. Наверняка, если бы пришлось, она поступала бы так же.

– У нас есть какая-то цель? – опять спросил Йен, рассматривая свою карточку.

Гвен покачала головой;

– Нет. Если только вы не считаете целью веселье.

Все пошли по дороге. Удивительно, но лучше всех оттенки различала Эми.

– Неужели вы не видите, что в этом цвете чуть больше синевы, чем в этом листке? – говорила она и выходила на солнце, чтобы лучше видеть цвет, и яркий свет сиял на ее изумительной коже.

Остальные смеялись. Нет, они этого не видели.

– Присмотритесь же, – говорила она… И, присмотревшись, они убеждались, что она права.

Эми шла между Холл и и Джеком, явно наслаждаясь походом. Было непривычно видеть ее веселой, обычно она была такой тихой.

– Ты много занималась искусством? – спросила ее Холли.

– О Господи, нет, – ответила Эми. – Просто я всю жизнь подбирала подходящие блестки к шифону, Феба взглянула на сестру. Как она грациозна! Начав смотреть на нее, порой трудно было оторваться. При самом незначительном жесте ее рука округлялась, а пальцы изгибались.

Ногти у нее были короче, чем на Рождество, верхний край срезан горизонтально, лак бесцветный. Вероятно, здесь это разумно – светлый лак незаметен, когда облезает, а ровный край прочнее. Каждое лето Феба ломала ногти… вероятно, потому, что она уделяла им время только на остановках перед светофорами, а на озере нет светофоров.

Она посмотрела на ногти Холли. У нее был такой же маникюр, как у Эми, бесцветный лак, ровный край. Это не могло быть совпадением. Вероятно, Эми предложила ей так сделать, возможно, и лак ей одолжила. Это напоминало вечерние посиделки подростков – хихикающие девчонки собираются в кружок, чтобы сделать друг другу маникюр.

Неужели тебя не волнует, что мамы здесь нет? У тебя не разрывается сердце при виде всех этих перемен? Прекрасно, что тебе нравятся Холли и Джек – они милые люди, и Гвен тоже. Но вспомни, почему они здесь… потому что нет мамы.

Нарушив течение ее мыслей, к ней подошел Йен.

Должно быть, он тоже скучает по маме, она была уверена в этом.

– Не волнуйся сегодня о лодках, Феба, – сказал он. – Я их привяжу.

Лодки? Было два часа дня. Зачем сейчас говорить о лодках?

За привязывание лодок всегда отвечал ее отец. Джайлс, разумеется, заботился о своей, но отец каждый вечер спускался к озеру, чтобы убедиться, что моторка прочно стоит на якоре подальше от берега, а каноэ вытащены на берег и перевернуты. Было важно сделать это как следует, чтобы внезапный ветер не разбил лодку о мостки или о берег. И разумеется, Феба делала это как следует.

Отец был не против, когда в первый вечер она предложила это сделать.

– Как мило с твоей стороны, – сказал он.

Но дело было не в этом. Ей нужно было за что-то отвечать, о чем-то заботиться. Кухней она не могла заниматься. Прошлым вечером на ужин у них был рис под соусом чили, и когда Гвен внесла из кухни тяжелую мамину кастрюлю и поняла, что подставки нет, к кому она обратилась за помощью? К Фебе, которая всегда была правой рукой, которая знала, где лежат подставки? Нет. Гвен посмотрела на Холли.

– Холли, быстренько, – сказала она. – Найди, на что поставить.

«Но это же моя работа, – захотелось крикнуть Фебе. – Приносить подставки. Я за это отвечаю, я – помощница. Я помогаю маме, а Элли помогает мне. Вот как это происходит».

Но так же это происходило и у Гвен с Холли. Холли была старшей дочерью Гвен, ее правой рукой. Гвен не требовались две старшие дочери. И что тогда оставалось Фебе?

Йену тоже необходимо было за что-то отвечать. Если она чувствовала, что Холли осторожно занимает ее место, то Йен, должно быть, беспокоился, что Джек претендует на его. Проекты, которые отец с Йеном обсуждали годами, – провести газ в «ночлежку», привести в порядок сауну, – Джек воплотил в первый же день своего пребывания здесь. Отца это радовало, ему нравилось, что Джек ускоряет процесс.

Вчера Йен сказал ей, чтобы она не волновалась из-за лодок.

– А я и не волнуюсь, – ответила она и после ужина пошла к озеру, чтобы заняться ими.

Он попытался ее остановить.

– Я же сказал, что сделаю! – крикнул он ей вслед. – Я сейчас подойду.

Но этим летом Йен все делал медленно, его «сейчас» тянулось и тянулось. Она закончила задолго до того, как он спустился на мостки.

Феба видела, что это происходит из вечера в вечер. Они устроили это глупое соревнование – кто первым спустится вниз и привяжет лодки, и разумеется, она всегда выигрывала. Ей было жаль брата.

Поэтому после ужина в тот вечер она заставила себя сидеть спокойно. В доме было слишком тепло, шумели убиравшие со стола дети, а Холли и Джойс пытались сложить тарелки. Феба даже не могла им помочь, потому что была не ее очередь. Помочь значило дать понять Гвен, что она не одобряет ее систему распределения обязанностей, а это было бы неправильно.

У озера сейчас прохладно и спокойно. Прилетят гагары, вечерний рыбак, может, выедет половить рыбу на блесну вдоль ковра кувшинок. У кувшинок блестящие, в форме сердца листья, плавающие на поверхности озера, и желтые цветы – плотные, похожие на чашки. Скоро зелень и желтизна померкнут, когда деревья на западном берегу бросят на воду длинные тени, обрамляя водную гладь темной бахромой. Озеро на закате мирное и красивое.

Но Феба осталась в помещении. Она позволила Йену привязать лодки.

Эми посмотрела на сестру. Это не похоже на Фебу – сидеть без дела.

Это роль Эми.

Но здесь они словно поменялись ролями. Наконец-то Эми наслаждалась пребыванием на озере. Она чувствовала себя здесь как дома, будто здесь она была на своем месте. Она знала, что от нее требуется. А у Фебы все было как раз наоборот.

Давай лучше я буду чувствовать себя так. Я все время так себя чувствовала, мне почти все равно, я привыкла, а ты – нет.

Наслаждаться отдыхом – это прекрасно, но не за счет Фебы, особенно зная, как много значит для Фебы озеро.

Только вот что могла Эми предпринять? Сделать вид, что ей не нравятся Холли и Джек? Притвориться, что она невысокого мнения о Гвен? Ну и как это поможет Фебе?

Феба заметила ее пристальный взгляд и тут же поднялась.

– Пойду посмотрю, не надо ли помочь Джеку с костром.

Вряд ли Джеку нужна помощь, мелькнуло у Эми.

– Пойди лучше почитай минут десять – пятнадцать, – посоветовала она.

Ее сестра справлялась с жизнью именно так. Единственное, что позволяла себе Феба, – это чтение. Это был единственный известный ей способ отказать другим людям или остаться одной – воздвигнув книгу между собой и остальным миром.

– Кроме того, надо одеть детей. – Феба словно не услышала ее.

Может, она еще не готова начать справляться с жизнью.

Эми молча вышла за ней на улицу. Дети играли на дороге, кучка курток лежала на ступеньках «ночлежки». Элли, должно быть, уже их принесла. Ей не нужно напоминать. Ей четырнадцать, и она знает, что надо делать. Феба тоже была такой в четырнадцать лет.

Неужели Клер вырастет похожей на меня? В течи своей совершенной старшей сестры, которая всегда знает, что надо делать ?

Эми смотрела, как Феба дотронулась до руки Элли, молча благодаря за принесенные куртки, потом подошла к Клер, подхватила ее и перевернула вниз головой. Клер завизжала и засмеялась, обхватив маленькими ручонками бедра Фебы.

Эми не помнила, чтобы ее мать когда-нибудь так с ней возилась. Может, Элли такая же помощница, как Феба, но Клер всегда будет знать, что ее любят.

Эми рошла по дорожке к бревенчатому дому, где было место для костра. Ее семья не слишком часто им пользовалась. Вечерами они всегда читали. Если кто-то хотел посидеть у огня, то разжигали печку в помещении.

Дети по просьбе Гвен вымели из круга листья и прутики. Джек и Ник оттащили сгнившие бревна и нарубили новые, разложив их вместо сидений Дети постарше сделают на огне поп-корн, младшие поджарят сладкое суфле.

Джек сидел на корточках в середине расчищенного пространства, занимаясь костром. Он поднял на нее глаза:

– Привет!

– Надо принести веток или чего-нибудь еще? – спросила она. – Я не отличу хворост для растопки от бревна, но слова по крайней мере помню.

Он улыбнулся:

– Я отлично справляюсь.

– Я так и думала.

Эми присела на одно из бревен, обхватила колени руками и стала следить за его действиями. Маленькие язычки пламени уже лизали щепочки, и он постепенно добавлял все большие куски дерева.

Через какое-то время Джек сел в сторонке, глядя на огонь. Первые щепки уже сгорели, их оранжево-красные угли осели на темную золу прежних костров.

– Холли сказала, что ты был пожарным.

Он кивнул:

– Сразу после школы.

– А почему ты ушел?

– Бюрократия. Я лучше окажусь в горящем здании, чем буду иметь дело с государственной бюрократией.

– А ты когда-нибудь работал на ликвидации последствий стихийных бедствий? – спросила она.

– Ликвидация последствий стихийных бедствий? – Он взглянул на нее. В сумерках не было видно выражения его лица, только очертания почти квадратного подбородка. – Это что такое?

– Я кое-что делала для американского Красного Креста. Если бывает наводнение, ураган или землетрясение, меня иногда приглашают, чтобы я объявляла по радио, какие службы работают, где нужны средства и…

– Ты в этом разбираешься?

– Мне дают список. – Ей не хотелось говорить о себе. – На месте катастроф всегда действуют люди, которые знают, как восстановить электричество или протянуть трубопровод для питьевой воды через разлом Сан-Андреас. Эта работа требует скорости. Здесь не беспокоятся о разрешениях и о том, как это отразится на окружающей среде.

– Не надо беспокоиться о разрешениях? Для меня это звучит как райская музыка.

Эми знала, что это ему понравится.

– Мне кажется, что люди, которые этим занимаются, любят свое дело. Они никогда не говорят об этом, потому что всякие бедствия – это ужасно, но они всегда с удовольствием берутся налаживать разные системы.

– И ты думаешь, я мог бы этим заниматься?

– Не знаю. – Эми почти не сомневалась, что ему такое дело пришлось бы по душе. – Когда ты говорил, что можно проложить настил через болото, мне подумалось, что тебе это понравилось бы. – И если то, что его сестра говорила о его любовных делах, было хотя бы наполовину правдой, он наверняка умеет помогать другим.

– Вероятно, я был бы там на своем месте, – согласился он, – особенно если бы мне позволили пользоваться скотчем.

– Там никого не волнует, чем ты пользуешься. Там важны только результаты.

Джек сидел на корточках, поставив, как игрок в бейсбол, локти на колени.

– Вот что действительно должно волновать людей, но чем старше я становлюсь, тем больше мне кажется, что результат очень многих людей не волнует. Им кажется, что волнует, но это не так. Они или хотят контролировать твои действия, или хотят быть уверены, что ты пользовался разрешенными материалами. Ты можешь завалить дело, но пока ты пользуешься разрешенными материалами, тебе все прощается.

– Мы сентиментальные люди, – проговорила Эми.

– Пожалуй, – согласился он. – Но я… я хочу, чтобы обо мне судили не по тому, что я говорю или чувствую, а по тому, что делаю. Болтовня ничего не стоит, действие – вот что имеет значение.

Что касается болтовни, Эми была с ним согласна.

– Но чувства… они чего-то стоят, они все же имеют значение.

– Но они не могут бить оправданием.

– Это верно, – снова согласилась она.

– На самом деле они… – Он замолчал. – Я что, так и буду без умолку говорить только о себе? Давай поговорим о тебе.

На этот раз Эми с ним не согласилась. Ей бы хотелось продолжать говорить о нем.

– Я профессиональная фигуристка.

Он посмотрел на нее:

– Между прочим, я это уже знаю. Ты живешь в Денвере, тренируешься с двумя парнями, о которых я слышал, и много выступаешь по телевидению.

– Тогда что еще ты хочешь знать?

Он подложил в огонь бревно. Эми подумала, что оно слишком велико и огонь погаснет, но языки пламени принялись облизывать его бока.

– Ты могла бы начать с того, почему ты рассказала мне об этой своей собственности.

Эми выпрямилась. Это прозвучало как гром среди ясного неба.

– По-твоему, я поступила неправильно? – осторожно поинтересовалась она.

– Не люблю тайны. Мне кажется, у членов семьи не должно быть секретов друг от друга.

Но секреты – это так увлекательно. Мир фигурного катания был полон секретов – с какой музыкой ты работаешь, какие контракты собираешься подписать. Большая часть тайн таковыми вовсе не являлась, но официально они были секретами и твердой валютой дружбы – таким образом ты давал понять другому, что он твой приятель.

Джек продолжал:

– Я начинаю волноваться, когда люди поверяют мне тайны. Обычно им от меня что-то нужно.

– Вероятно, часто это так, – сказала Эми.

– И что же тебе от меня нужно?

Что ей было от него нужно? Она вздохнула. Она не думала об этом. Да, она хочет хорошо провести время на озере. Ей нравилось чувствовать, что здесь у нее есть друг, союзник.

Но эту роль взяла на себя его сестра. Тогда почему она сказала о своей собственности ему, а не Холли? Она не знала.

Он снова заговорил:

– Я не хочу быть парнем из лагеря через дорогу. Если тебе нужен безумный летний роман, поищи кого-нибудь другого.

Глаза у Эми расширились. Она быстро справилась с выражением лица… хотя было слишком темно, чтобы он мог ее видеть.

Безумный летний роман? Так вот чего она хотела? Она об этом не думала.

Конечно, физически Джек ее привлекал, двух мнений быть не могло. Даже когда он надевал синее, от него исходил какой-то естественный магнетизм. Он был интересным, великодушным, надежным. Возможно, он был идеальным кандидатом для безумного летнего романа… хотя, если тут и крылась причина того, что она рассказала ему о том участке, уж этого она точно не сознавала.

– Во-первых, – продолжал он, – я не мальчик, а во-вторых, тут не летний лагерь.

– Согласна. – Что еще она могла сказать?

– Я не говорю, что мне бы не польстило или в другой ситуации я бы не… о черт! – Он замолчал. – Пожалуйста, скажи что-нибудь. Я слишком много говорю.

Но было поздно – он уже выдал себя, но не тем, что сказал, а тем, о чем умолчал. Было совершенно ясно, что безумный летний роман нужен ему не меньше, чем ей.

Люди не часто удивляли Эми. У нее была достаточно сильная интуиция, чтобы хотя бы наполовину предвидеть грядущие события. Однако то, что происходило, было удивительно – Джека, сына новой жены ее отца, брата ее новой подруги, влекло к ней.

Эми решила, что он похож на нее – движим инстинктами и интуицией, гораздо больше полагается на первое впечатление, чем на здравое размышление. Но в данном случае Джек явно подумал. Она его привлекала, однако он был полон решимости сопротивляться этому чувству.

– Я вообще на этот счет не волновался, потому что думал, что подобная мысль вызовет у тебя отвращение.

Да нет, эта мысль ей очень понравилась… Следовало признаться себе, что ей приходило что-то подобное в голову.

Она не понимала его нежелания. Уединиться тут, конечно, невозможно, но они могли бы просто поближе познакомиться.

– Я, наверное, уеду на пару дней, – сказал Джек.

– Уедешь? – Неужели это такая проблема, что нужно убегать? – Зачем? Я не собираюсь тебя преследовать.

– Ты меня не преследуешь… ну, может, самую чуточку, но мне кажется, я смогу убить сразу двух зайцев. Мама сказала тебе о друге Ника? Не понимаю, как парень держится, когда вокруг столько народу. Поэтому я решил, что надо его на время увезти. Мама возражать не будет. Она позволит мне сделать все, что пойдет Нику на пользу.

Эми подумала, что он прав.

– А куда вы поедете?

– Не знаю… Выбор невелик, но ближе к канадской границе есть федеральные земли, национальные парки и тому подобное. Правда, добраться туда можно только на каноэ. Может, нам это удастся.

– Тебе нравится каноэ? – Эми не видела его ни в одной из здешних лодок. Он старался избегать воды.

– Я не сидел в каноэ со времен бойскаутского лагеря, но на пару дней меня, вероятно, хватит. Мы с ним можем углубиться в чащу, разрисовать лица синей краской и, завывая, ходить кругами вокруг костра, пока ему не станет лучше.

Эми через силу улыбнулась. Насчет разрисованных лиц и завывания он, конечно, пошутил, но остальное было вполне в его духе. В то время как все пытались разговорить Ника, Джек предпочел действовать. Они могут за все время ни слова не сказать о Брайане, но Ник, вполне возможно, вернется домой в гораздо лучшем состоянии.

– Когда вы едете? И на сколько?

– Не знаю. Эта мысль пришла мне в голову пять секунд назад.

И это тоже было на него похоже.

– То есть с Ником ты еще об этом не разговаривал?

Он покачал головой:

– Не было подходящего момента.

Захлопали сетчатые двери, стали приближаться голоса. Через несколько мгновений к Джеку и Эми присоединились остальные, дети несли коробки с суфле и кувшин лимонада. За ними следовала Гвен с металлической лоханкой для мытья посуды, в которой лежало все необходимое для приготовления поп-корна. Феба несла фонарь. Джек взял у матери лоханку, отдал ее Холли, а сам отвел Хэла и Гвен в сторонку и что-то сказал им. Гвен посмотрела на Хэла, Хэл кивнул, а Гвен погладила Джека по щеке.

С Ником он говорил не намного дольше. Паренек вздрогнул от удивления, а потом потупился, краем башмака чертя в песке тонкую линию. Эми подозревала, что предложение ему понравилось, но он не захотел этого показать.

Джек еще раз бросил взгляд на мать, и та снова кивнула. Как быстро они принимают решения! Это было поразительно. Ее семья говорила бы об этом неделю как минимум.

Разумеется, ее отец тоже в этом участвовал. Он смог прийти к решению так же быстро, как Гвен. Он менялся. Как странно думать, что твой отец может меняться.

Гвен подождала, пока Феба закончит встряхивать проволочную сетку с длинной ручкой для поджаривания поп-корна, а дети поджарят по первой порции суфле. Затем проговорила:

– Ник с Джеком на пару дней отправятся в путешествие на каноэ.

Сразу же посыпались вопросы.

– В путешествие на каноэ? О, Ник, – вздохнула Элл и, – тебе везет.

– А мне можно поехать? – прощебетал семилетний Скотт.

– А мне? – тоненьким голоском спросил Алекс. – Я тоже хочу.

– А когда ты составил этот план? – спросил Йен.

– Джек не составляет планов, – ответила Холли. – Он делает.

– Но это нужно спланировать, – сказал Йен. – Надо взять разрешение.

– Разрешение? – Джек поднял голову. Это ему не понравилось. – У правительства штата?

– Думаю, он прав, – сказал отец Эми. – Не уверен, что можно прыгнуть в каноэ и поплыть куда душе угодно. Власти стараются ограничить въезд. Тебе надо будет поехать в город и взять разрешение.

– В лесах бродит слишком много народа, – пояснил Йен. – Это главная проблема в управлении системой наших национальных парков. Поэтому им пришлось ввести ограничения. Но очень многие могут поехать на день.

– А, на день. – Джек явно был готов отправиться ночью, лишь бы не проходить через процедуру обращения за разрешением.

Эми видела, что ее отец с трудом сдерживает смех, но Иен не понял намека.

– И, как мне кажется, разрешения раскупаются очень быстро. Ты, может, и не достанешь на этот год.

– Возможно, это и верно, если речь идет об уик-энде, – сказал Джайлс. – Но в середине недели – дело другое.

Эми подумала, что он прав.

– И все равно, – не отступал Йен, – по-моему, тебе лучше подождать до следующего года.

Эми посмотрела на брата. Он когда-нибудь слышит себя? Он что, не понимает, насколько напыщенно звучат его слова? Разве тебе не все равно, что подумают о нас Гвен, Холли и Джек?

Похоже, он и не остригал свои волосы и его хвостик просто отвалился, не желая быть частью этой напыщенности.

– Очевидно, что мы не владеем всей информацией. – Отец Эми вошел в привычную роль. Он обожал собирать информацию. – Завтра я поеду в город и сделаю несколько звонков.

– Почему бы не поехать мне? – вызвался Йен.

Эми могла назвать тысячу причин, по которым Йену не следовало звонить. Уж он постарается, чтобы путешествие в этом году не состоялось.

– Пусть это сделает Холли, – непринужденно предложила Гвен. – Она очень хорошо умеет выяснять все по телефону.

– Я? – Холли была поражена. – Я же не собираюсь в путешествие.

– Я тебя и не прошу, – отозвалась Гвен. – Я просто хочу, чтобы ты все подготовила.

– Подготовить я могу. Я сделаю все, что угодно, если вы не заставите меня ночевать в палатке.

– Но разве вы поедете без нас? – удивилась Джойс.

– Просто Ник с Джеком решили сделать это вдвоем, – спокойно произнесла Гвен.

– Есть какая-то причина, по которой мы не можем поехать? – настаивала Джойс. – Это несправедливо.

При чем здесь справедливость? Наверняка Джойс понимает, что…

Эми вдруг осенило. Она посмотрела через костер на Гвен. Та стояла у складного стола и солила поп-корн, свет от фонаря падал ей на лицо. Лицо было напряженным.

Она еще не сказала Джойс и Йену про Брайана! Наверняка даже они не стали бы упрямиться, если бы знали.

Конечно, Гвен ошиблась, не сказав им сразу… но Эми не винила ее за это. С Джойс и Йеном могли возникнуть трудности. Эми тоже отложила бы разговор с ними.

– Если есть какая-то причина, скажите мне! – Сдаваться Джойс не собиралась.

Остальные взрослые переглянулись. Невозможно пускаться в объяснения прямо сейчас. Ник не хотел, чтобы об этом знали Мэгги и Элли.

Джойс заметила их взгляды и почувствовала, что ее исключают из этого круга. Такого она перенести никак не могла. Это продолжалось со дня их с Йеном свадьбы. Джойс хотела быть для Элеоноры тем же, чем была Феба. Она постоянно была настороже, готовая почуять обиду.

– А мы очень хотим поехать, – жалобно проговорила маленькая Эмили.

– Может, пусть они поедут? – предложил Ник.

Малыши бросились к нему – кто-то оказался на их стороне.

– Можно мы поедем? Можно мы поедем? – загомонили они.

– С моей стороны возражений нет, – сказал Ник. – Чем больше народу, тем веселее.

Эми заметила, как Джек почесал в затылке. Веселье он как раз и не планировал.

Дети Йена вопили от восторга. Они танцевали вокруг костра, возбужденные мыслью о возможной поездке.

– Можно мы поедем, мам? – Алекс навалился на колени Фебы, заглядывая ей в лицо. – Ну пожалуйста!

– Посмотрим, – ответила Феба.

– Нет, мам, не говори так, пожалуйста. Просто скажи «да». Ты же можешь сказать «да»!

– Сначала я должна поговорить с папой.

Забавно – дети Йена и Джойс как должное принимали то, что они смогут поехать. Дети Фебы знали, что им понадобится разрешение.

– Но если Скотт поедет, тогда я…

– Алекс! – Голос Джайлса прозвучал твердо, и Алекс замолчал.

– Сделаем так, – вмешалась Гвен. – Все, кто хочет ехать, должны сказать об этом Холли к восьми утра завтрашнего дня. – Дети Йена немедленно опять завопили. Гвен подняла руку, требуя внимания. – Но думаю, что никто из малышей не поедет, если не поедут их родители.

– О! – произнесла Джойс, что действительно этого хочет. – А это необходимо?

– Да, – ответила Гвен.

Эми ждала, что кто-то начнет возражать против властности Гвен, но никто не подал голоса. Разве не к этому они все привыкли? Последнее слово всегда оставалось за ее матерью. Возможно, в первый раз все присутствующие почувствовали себя комфортно рядом с Гвен… потому что она наконец делала что-то, как Элеонора.

Час спустя пора было расходиться спать. Джайлс обжигал сахарную грязь с концов палочек, на которых жарили суфле, Холли и Феба собирали бумажные стаканчики и посуду для приготовления поп-корна. Эми бросила свой стаканчик в огонь, воск зашипел, затрещали оставшиеся капли лимонада.

– Если я еду со всей этой оравой, тогда ты тоже едешь. Это был Джек. Он стоял рядом и говорил тихо.

– Но я думала… – начала Эми.

– Я знаю, что ты думала, – перебил он, – об этом сначала подумал и я, но мама не едет, Холли тоже, поэтому тебе придется поехать и защитить меня.

– От чего тебя защищать? – Эми невольно улыбнулась. – Я считала, что это я – самая серьезная опасность в твоей жизни.

– Может, недавно так и было, но не обольщайся. Ты и вполовину не так страшна, как все эти планы и организация. Меня надо защитить от них.

Эми засмеялась. Если бы это был кто-то другой, она дотронулась бы до него, положила руку ему на плечо.

– Мне кажется, для защиты тебе нужен кто-то гораздо больше и сильнее, чем я.

Гвен вглядывалась в темноту. В сторонке от всех, укрытые тенью деревьев, разговаривали Эми и Джек. Ее голова была откинута назад, он смотрел на нее сверху вниз. Было темно, чтобы различить выражение их лиц, но ей показалось, что они смеются.

Прошлой ночью, когда Гвен с Хэлом лежали в постели, ожидая дождя, они впервые с тех пор, как приехали все остальные, занимались любовью. А потом, возможно, потому, что приехавшие дети напомнили им об их позднем супружестве, они поведали друг другу интимные подробности своих первых браков.

Ее история была проста. Выходя за Джона, она владела только теоретической информацией, он знал немногим больше, но за несколько лет оба всему научились и достигали удовольствия просто, откровенно, даже технично – иногда, пожалуй, слишком технично, но это была одна из реальностей брака.

Брак Хэла был другим. Когда он встретил Элеонору, она уже имела немалый опыт.

– Я был деревенским парнем со Среднего Запада, – сказал он. – Она меня покорила.

Элеонора воспринимала секс как развлечение, но и только. Он не был ни священным, ни романтичным – просто забава.

– Ей никогда не приходило в голову, что после рождения детей мы должны хранить друг другу верность.

– И она не хранила? – Гвен постаралась не показать, насколько она шокирована.

– Да нет, хранила, но только потому, что понимала, насколько это важно для меня.

Затем родилась Эми.

– Мы ее не планировали, это была ошибка, – продолжал Хэл, – и после этого Элеонора почувствовала, что игра не стоит свеч. Когда-то это было развлечением, но больше рисковать не стоило.

Отношения у них продолжались, но изредка и без воодушевления.

– Иногда я смотрю на Эми, мне кажется, что ее красота – это компенсация за конец сексуальной жизни ее родителей.

Это было не похоже на Хэла – столь нерешительно выражать свои мысли, но, вероятно, он никогда не говорил об этом раньше даже с Элеонорой.

– И тем не менее, – продолжал он, – ее выступления напрочь лишены ощущения пола. Я говорю это не потому, что я ее отец. Она может быть теплой, забавной, печальной, элегантной, но никогда – сексуальной.

Гвсн с ним согласилась. Когда они познакомились прошлой зимой, она обшарила все углы в местном магазине видеопродукции и нашла записи выступлений фигуристов. Ей удалось посмотреть несколько номеров Эми, и сексуального огня в ее исполнении она не увидела, по крайней мере на видео.

Вчера вечером она опять принялась расспрашивать Эми, и та поведала ей о том, до какой степени ее жизнь заполняют мужчины-геи. Учитывая профессию Эми, это было неудивительно. В художественном и финансовом отношении эти мужчины хорошо ей служили, давая великолепные советы и оказывая надежную поддержку.