Текст книги "Ее первая любовь"

Глава 16
Джин едет в Голливуд

Раз в неделю Джин звонила родителям. Линда чувствует себя превосходно, хорошо ест, растет, что-то уже лепечет. Дед и бабка просто в восторге от рыжей внучки. Все было хорошо, если не считать время от времени охватывавшей Джин тоски. Ей казалось, что когда она в очередной раз позвонит, родители сообщат о каком-нибудь несчастье с Линдой: девочка упала и разбилась, или тяжело захворала, или ее укусила собака… А может, отец и мать вообще скрывают правду, говоря, что с Линдой все в порядке?..

Еще с лета телевидение и в печати сообщали о засухе, о плохом урожае в ряде штатов. Отца это тоже не могло не коснуться. Но на вопросы Джин он отвечал, что все не так страшно, они выкрутятся. Зная отца, она не сомневалась, что он действительно выкрутится…

В тот раз Джин была спокойна, никаких дурных предчувствий. Она собиралась сообщить родителям, что отослала подарок для Линды и пятьсот долларов.

Трубку взяла мать. Толком не выслушав Джин, она торопливо сказала шепотом:

– Джин, мы разорены! Урожай спасти не удалось. Все засохло, сгорело… Если ты и твой муж не поможете, все пойдет с молотка… Я говорю тихо, чтобы отец не слышал. Он совсем пал духом, но не хочет тебя беспокоить.

– Сколько вам надо?

– Кое-что у нас есть, кое-что продадим. Мы хотим спасти дом. Мы должны вернуть ссуду, которую брали в банке под залог фермы… Двадцать тысяч…

Слова долетали до Джин, словно сквозь толщу воды. У нее не было десятой доли таких денег. Из тысячи, которую дал отец, половину она отослала им обратно, есть еще сэкономленные восемьсот… У Олсенов она почти ничего не успела заработать. А просить вперед – не дадут, Бартоломью предупредил. Да и сколько можно просить? Если родители потеряют дом и землю, куда они пойдут? И что будет с Линдой? Ее невозможно сейчас забрать сюда…

Спросила почти машинально:

– Линда здорова?

И по заминке матери почувствовала, что с девочкой неладно.

– Ничего страшного, – сказала мать.

– Говори же! – крикнула Джин.

– Врач сказал, это потому, что ты болела во время беременности. Линду надо повезти к морю, но, сама понимаешь, сейчас мы не можем…

– Когда вы должны внести деньги?

– В течение десяти дней хотя бы половину.

– Я помогу.

Джин вышла из телефонной кабины. Первая мысль была о Плейсе: она скажет, что согласна выйти за него, и попросит двадцать тысяч долларов. И сразу пошла в сторону хлебозавода. Понимала: если сразу не скажет о своем согласии, то не скажет никогда.

Секретарша управляющего знала, что шеф неравнодушен к этой девице, и не стала спрашивать у мистера Плейса, примет ли тот посетительницу. Вошла к нему в кабинет и доложила:

– К вам мисс Лоу.

Вернувшись в приемную, объявила:

– Вас ждут.

Джин вошла. Мистер Плейс привстал и встревоженно спросил:

– Что случилось, Джин?

– Я хотела сказать, я выйду за вас…

– Джин, что случилось?

Если он поймет, что она из-за денег, то не захочет на ней жениться. Но ведь он знает, что она не любит его! Именно потому и он, и его мать приманивали ее – домом, деньгами, обещаниями…

– У вас неприятности? – повторил мистер Плейс.

– Да, – сказала она. – У родителей погиб урожай.

Он был догадлив.

– Им нужна помощь?

– Очень.

Она подумала, что сейчас он спросит: «сколько? «. Но мистер Плейс сказал:

– Я помогу. Успокойтесь.

Лицо его не сияло счастьем. Это была сделка, на какую он шел с самого начала, поскольку не мог рассчитывать ни на что другое.

– Я помогу, – повторил он. – Но моей матери о вашем решении скажем позже… Через несколько дней.

Она не спрашивала почему, ей было безразлично. Она знала, что никогда не полюбит этого человека. Теперь уже не только потому, что любила другого, но и потому, что он воспользовался ее несчастьем.

Джин навестила Бекки. Та тоже спросила, что случилось. Она рассказала про неурожай, про болезнь Линды, про визит к мистеру Плейсу и свое согласие стать его женой.

– Если бы у меня были драгоценности, которые можно продать! – тоскливо проговорила она. – Или возможность одолжить у кого-нибудь…

– У кого? – уныло спросила Бекки. – Знаешь, я тебя не уговариваю, но все так складывается… Может, это твоя судьба! Мистер Плейс неплохой человек…

– Джин невидяще смотрела на подругу. – Джин! Ты что-то надумала?

Мысль, пришедшая в голову Джин, ей самой представлялась бредовой и дикой.

– Скажи, – обратилась она к Бекки, – твоя сестра может узнать, где сейчас Питер Скотт? И его телефон!

– Зачем тебе?

– Я его попрошу одолжить эти деньги.

– Двадцать тысяч? Ты с ума сошла!

– Для него это пустяк.

– Джин, он тебя просто выгонит!

– Наверное. Но я должна попытаться.

– Что же ты ему скажешь?

– Правду.

– Про банкротство родителей?

– И про мистера Плейса. Я не моту жить с Плейсом. Я закричу, если он ко мне притронется!

– Хорошо. Я попрошу Сандру. Но Скотт не даст.

– Посмотрим, – загадочно произнесла Джин. – Когда ты увидишь сестру?

– Позвоню прямо сейчас. Она в гостинице.

Бекки набрала номер:

– Позовите горничную Сандру… Ее сестра… – Бекки прикрыла рукой трубку: – Сейчас подойдет.

Сандра взяла трубку, и Бекки передала ей просьбу Джин. Сандра о чем-то спрашивала, но Бекки настойчиво говорила:

– Все равно узнай!

Вечером Сандра зашла к сестре, где ее дожидалась и Джин.

Питер Скотт в Голливуде снимал картину под названием «В джунглях любви». Телефон его секретарши Сандра тоже узнала.

– Ты поедешь в Голливуд? – недоверчиво спросила она у Джин. – Та кивнула.

– Ненормальная!

– Наверное.

– Не наверное, а наверняка! Зачем тебе этот бабник? Вы все с ума посходили…

– Он мне нужен.

– Зачем?

– Нужно.

– Ну, как знаешь. – Сандра разочарованно пожала плечами. – А ты? – Она повернулась к сестре. – Может, и ты влюбилась в него?

– Я?! – Бекки укоризненно покачала головой: как сестра могла такое подумать о ней!

– Ну, слава Богу!

Джин объявила миссис Олсен, что уезжает. Та не стала выяснять причину. Сказала, что ничего другого не ожидала от нее, и отпустила.

В Голливуд Джин приехала поздно вечером и в ближайшей от вокзала гостинице сняла номер с телефоном.

Утром она позвонила секретарю Скотта, представилась корреспондентом журнала «Киноанонс». Название журнала она выдумала, полагая, что ни секретарша, ни сам Скотт не знали и половины изданий, связанных с кинобизнесом. Сказала, что редакции известно о съемках новой картины и, поскольку они анонсируют и пропагандируют фильмы, находящиеся в производстве, редакция поручила ей взять интервью у мистера Скотта…

– Как ваше имя? – спросила секретарша.

– Бейкер. Дайана Бейкер.

– Хорошо…

– Мисс, – подсказала Джин, – мисс Бейкер.

– Хорошо, мисс Бейкер. Я передам вашу просьбу мистеру Скотту и перезвоню вам.

– Дело в том, – солгала Джин, – что мне тут предстоит взять еще одно интервью, так что лучше я свяжусь с вами сама.

– Тогда через четверть часа. – Секретарша положила трубку.

Джин в задумчивости не отходила от аппарата. Что, если Скотт попросит залазь вопросы по телефону? Надо будет сказать, что редакции нужна и его фотография. Допустим, он согласится, чтобы она пришла, но сразу узнает ее и не захочет выслушать? Вот тогда она скажет, что, если он не даст денег, она заявит, что он изнасиловал ее! Он испугается. Конечно, нужны свидетели, доказательства… Что ж, она укажет на миссис Роджерс, хозяйку гостиницы «В горах».

Четверть часа Джин перебирала самые невероятные варианты. Но в глубине души чувствовала: денег она не получит… Выждав пятнадцать минут, она позвонила. Секретарша сообщила, что мистер Скотт готов откликнуться на просьбу редакции и через неделю ждет мисс Бейкер в студии «Фоке. XX век», где он сейчас снимает фильм «В джунглях любви».

Джин поблагодарила.

– Но я забыла вас предупредить, – сказала она. – Материал идет в очередной номер. Завтра днем я должна сдать его.

– Попробуйте перезвонить еще раз, – сказала секретарша, помолчав.

Второй «перезвон» дал положительный результат. Питер Скотт согласился уделить журналистке десять минут.

– В половине одиннадцатого, – уточнила секретарша. – В бюро пропусков на имя Дайаны Бейкер будет сделана заявка.

«На имя Дайаны Бейкер». Все кончилось, не начавшись. Не может же она снова звонить и говорить, что неправильно назвала собственное имя! Что она не Дайана, а Джин, и не Бейкер, а Лоу! И стоит Скотту только услышать, что это она… Но, может быть, в бюро пропусков достаточно назваться? Или потребуют редакционное удостоверение? Она скажет, что забыла. Торопилась и забыла. Пусть позвонят Скотту, он подтвердит, что ждет журналистку… Но все это не предвещало удачи.

С этим чувством Джин пошла в студию. Она решила, что скажет Скотту правду. Скажет, что тогда обманула – ребенок действительно не его. Но сейчас ей до зарезу нужны деньги. Она вернет. Не сразу, но вернет обязательно… И всетаки чувствовала: не поверит, не даст!

Если б ей сказали, что она будет в Голливуде, будет идти по знаменитой «Площади звезд», только от одного предположения такой возможности она была бы счастлива. А сейчас шла, ничего вокруг не замечая, не глядя на окружающее.

В бюро пропусков Джин объяснила, что торопилась и забыла редакционное удостоверение. Они могут позвонить Скотту, он подтвердит.

Студийная стража побеспокоила мистера Скотта, и тот сказал, что утром ему звонили, но он никогда не слышал о названном журнале и в глаза не видел журналистку по имени Дайана Бейкер… В общем, ничего не вышло…

На улице Джин прислонилась к ограде. Она не двинется с места, пока Скотт не выйдет из студии, хотя бы ей пришлось здесь ночевать!

К зданию подошла группа девушек в сопровождении немолодого мужчины в клетчатом костюме. Он велел всем ждать и скрылся в подъезде. Девушки были нарядно одеты, словно с утра собрались на какое-то торжество, о чем свидетельствовала косметика, щедро наложенная на хорошенькие лица. Иногда девушки перебрасывались короткими фразами:

– Они всех посмотрят?

– Нужны блондинки…

– А скольких возьмут?..

Потом, как по команде, все замолчали, поглядывая на двери. Джин спросила, кого они ждут. Девушка, стоявшая рядом, сказала, что их пригласили на пробу, та, которой повезет, будет сниматься в фильме. Мужчина, их сопровождавший, – помощник режиссера, это он их отобрал. Но еще должен посмотреть Главный…

– Он вас всех знает?

– Что вы! Просто останавливал на улице.

– А потом?

– Назначил день, мы собрались, и он привел нас сюда.

Джин подошла ближе. Девушки были смущены и взволнованы – и тем, что причастились к сказочному Голливуду, и тем, что понимали: удача достанется только одной. Ведь они соперницы! Это тоже чувствовалось в напряженном молчании.

Джин вошла в середину группы, и, когда появился помощник режиссера и позвал девушек, она вместе со всеми оказалась в студии. Они прошли в просторный холл и поднялись на лифте. Помощник режиссера велел ждать в коридоре и не шуметь, а сам скрылся за дверью с табличкой «Зов крови».

Джин пошла вдоль коридора, читая таблички на дверях. Но нигде не было надписи «В джунглях любви». Одна из дверей отворилась. Появилась женщина в модном свитере и слаксах. Джин спросила, как найти съемочную группу Питера Скотта.

– «В джунглях любви», – уточнила женщина. – Вам надо вернуться на улицу и войти с другого подъезда… – И сочувственно улыбнулась.

Без четверти одиннадцать, время, назначенное Скоттом для интервью, прошло. Все было бесполезно и бессмысленно. Джин стояла у выхода на лестницу. На площадке застыл охранник. Мелькнула шальная мысль: прошмыгнуть, когда тот отвернется. Но страж не двигался. Если бы не его глаза, которые он то медленно, словно непосильную тяжесть, подымал вверх, то, не найдя на потолке ничего интересного, так же медленно опускал, его можно было принять за изваяние.

Неожиданно он зашевелился. На застывшем лице появилось подобие улыбки. Джин проследила за его взглядом и увидела спускавшегося по лестнице Скотта. От неожиданности она вскрикнула. Охранник не шелохнулся. Но Скотт узнал ее, нахмурился, хотел продолжить путь, однако Джин подбежала к нему:

– Мне надо поговорить с вами! Это очень важно…

– Что, опять беременны? – Он не скрывал раздражения.

– Нет… я хотела… мне необходимо…

– Как вы здесь оказались? – Он вдруг догадался: – Так это вы звонили? «Журналистка»? Слушай… – Он перешел на «ты» и говорил почти шепотом: – Если ты не прекратишь преследовать меня, я вызову полицию и тебя вышвырнут!..

Джин побледнела. Вышвырнут? За что? Она избыла уверена, что не произнесла вслух эти слова. Зато последующие точно сказала, потому что Скотт опасливо покосился на охранника, лицо которого приобрело осмысленное выражение.

– Это я должна заявить в полицию! В «Горах» вы по-другому разговаривали. Благодарите Бога…

Но он уже опомнился. Сказал с наигранной беззаботностью, рассчитанной на свидетеля:

– У вас богатая фантазия. Сочиняйте романы…

Джин не знала, сколько пробыла в оцепенении… Потом вернулась к девушкам. В их взволнованной группке никто не обращал на нее внимания. Джин стояла, ни на что не надеясь, ничего не ожидая. Понимала, что надо уйти. И боялась разреветься от обиды и отчаяния. В ушах продолжала звучать беспощадная угроза «вышвырнут!» и она вздрагивала, как от удара.

Она не слышала, как из комнаты вышла расстроенная претендентка. Следом за ней – помощник режиссера. Он успел снять пиджак, из расстегнутого ворота рубашки торчала худая шея с острым кадыком.

– Так… – устало проговорил он. – Кто следующий? – 0» взглянул на одну из девушек и без энтузиазма сказал: – Давайте вы… – Взгляд его упал на понурую спину Джин. – А вы чего страдаете? – Он взял Джин за локоть и повернул к себе. – Так-так… Откуда вы взялись? Я вас не видел. Идемте!

– Вы же мне сказали! – обиделась очередная претендентка.

– Вы потом. Идемте, как вас?..

– Джин. Но я не собиралась…

Он вошел первым, пряча Джин за своей спиной. В комнате в креслах сидело несколько мужчин и женщин. В мужчине с цветными подтяжками, по его уверенности и по тому, как к нему прислушивались остальные, безошибочно угадывался лидер. Он спросил помощника:

– Джек, у тебя еще много?

Тот сделал шаг в сторону, выставляя вперед Джин, и провозгласил торжествующе:

– Что скажете?

Какое-то мгновение все молча рассматривали Джин. Режиссер пробурчал:

– Так какого черта ты нас мариновал – два часа? С нее и надо было начинать!.. Как вас зовут? – Это относилось к Джин.

Она назвалась.

– Представьте, Джин, что у вас ребенок. Он болен. От врачей вы узнаете, что болезнь, возможно, смертельная, и только чудо…

Джин побледнела. Перед ней возникла Линда. Мать ведь явно скрывала, что именно с девочкой. Может быть, нет никакого банкротства, а деньги нужды для лечения Линды?..

– Вы поняли меня? – повторил режиссер. – Вы должны…

– Это неправда!.. – проговорила Джин. Она с ужасом и надеждой смотрела на присутствующих. Руки у нее дрожали. – Это неправда. Я не верю.

Она заплакала. Слезы текли по ее лицу, и оно стало некрасивым, словно проступило само отчаяние.

– Все, все! – крикнул режиссер. – Достаточно!

Достаточно? Джин медленно приходила в себя, осознавая: это была игра.

Режиссер сказал помощнику:

– Джек, скажи тем в коридоре, пусть уходят. А вы. Джин, – он мельком окинул ее всю, – вы задержитесь.

Джек распахнул дверь и крикнул:

– Вое свободны!

– Мы тоже свободны. – Режиссер обращался к коллегам. – А вам, Джин, Джек все объяснит…

Он встал, остальные тоже поднялись. Джек подошел к режиссеру:

– Как будем оформлять?

– Как обычно…

– Помл… Джин, вы приняты.

Он положил перед ней контракт. Джин все еще не оправилась, хотя слезы, обессилев ее, немного успокоили. Не читая, она подписала договор.

– Через два дня съемки, – сказал Джек. – Деньги получите в бухгалтерии.

– Сколько?

Он удивленно покосился на нее. Как правило, новички от счастья, что приняты, готовы сниматься даром, первое время.

– Две тысячи.

– Мне нужны деньги. Очень нужны… – В ее голосе звучало такое отчаяние, такая обреченность, что Джек, который уже собрался съязвить, сказал:

– Минуточку.

Он подошел к режиссеру.

– Ред, у нее проблемы. Кажется, серьезные. Просит деньги.

– Но мы же даем! Она сейчас получит.

– Судя по всему, ей надо больше.

– Сколько?

Джек пожал плечами.

– Так спроси!

Джек вернулся к Джин:

– Сколько?

– Двадцать.

– Тысяч?!

– Я отработаю.

Он внимательно оглядел ее.

– Можно узнать, для чего?

– Отец должен заплатить в банк, иначе заберут ферму. У нас засуха.

– Понятно. А если бы тебя не взяли сюда?

«Я бы вышла за Плейса…»

Джин молчала.

– Ладно, – сказал Джек. – Подожди.

Он снова подошел к режиссеру.

– Ну, что там стряслось? – спросил режиссер.

– У нее отец банкрот. Могут забрать ферму.

– Сколько?

– Двадцать тысяч.

Режиссер присвистнул.

– У этой новенькой губа не дура. А что она потребует, когда станет знаменитостью?

– Она, по-твоему, станет?..

– Все в руках Божьих… Но в ней что-то есть.

– Что ей сказать?

– Получит половину. И пусть послезавтра не забудет приехать на съемку…

Помощник режиссера кивнул и вернулся к Джин.

– Спускайся на второй этаж. Получишь десять тысяч. Ты помнишь, когда съемка?

– Послезавтра.

– Верно. А где, помнишь?

– У меня хорошая память.

– Это похвально.

Она получила десять тысяч долларов и отослала их отцу. Потом села на поезд…

Первой она навестила Бекки. Та собиралась снова лечь в больницу. Она чувствовала себя лучше, но врачи настаивали еще на одном курсе лечения Идти в больницу Бекки не хотелось, и она пребывала в грустном настроении.

– Бекки, я получила десять тысяч!

Когда Джин посетила идея попросить деньги у Питера Скотта, Бекки не верила, что тот согласится расстаться с двадцатью или хотя бы с десятью тысячами долларов. Сандра рассказывала, что из всех знаменитостей, останавливающихся в отеле, Скотт самый скупой. Поэтому удача Джин поразила ее:

– Он дал!

– Он?.. Скотт даже не видел меня! Я буду сниматься в кино! – выпалила Джин.

Бекки опустилась на стул:

– Он решил снять тебя?

– Я же сказала, я не видела его. Это другой режиссер.

Джин рассказала о том, что произошло.

– Значит, ты уедешь? – спросила Бекки.

– Конечно! Съемки начнутся послезавтра.

– А потом вернешься?

Вернуться к Агате? К мистеру Плейсу? Жить отдельно от Линды? Этого Джин не думала делать ни после этих съемок, ни потом – никогда! Уж лучше сказать матери правду. Или придумать, что она развелась и решила жить с дочкой на родительской ферме…

– После съемок будут другие съемки, – уверенно сказала Джин. – Я им понравилась.

Конечно, думала Бекки, Джин не может не понравиться. Ее будут снимать. А я останусь совсем одна.

– Я опять ложусь в больницу, – сообщила она.

– Когда выздоровеешь, приедешь ко мне!

Бекки промолчала. Она понимала, что Джин уезжает навсегда. В собственное будущее Бекки заглядывать не любила.

– Ты попрощаешься с мистером Плейсом? – спросила она.

– Я пошлю ему письмо. Напишу, что не могу выйти за него, не любя, и что он как порядочный человек должен одобрить мое решение и мою честную откровенность.

Мысль о письме понравилась Джин. Она так и поступит. Это лучше, чем стоять перед мистером Плейсом и чувствовать себя виноватой. Да и ему лучше прочитать в письме, чем услышать сказанные прямо в глаза слова: «Я вас не люблю».

Встретив случайно миссис Гастингс, Джин на ее вопрос, довольна ли она новой работой, ответила, что уволилась окончательно. Хозяйка кондитерской по-своему истолковала новость: будущей жене управляющего не обязательно работать.

– Желаю удачи! – напутствовала она. – Я была вами довольна.

Агата, увидев, что Джин складывает вещи, поинтересовалась:

– Далеко собралась?

– Я уезжаю.

– Это куда ж?

– Куда повезут. За квартиру я, по-моему, не должна?

– Не должна. А куда тебя повезут, если не секрет?

– Я в самом деле не знаю. Спасибо тебе за все.

Больше прощаться было не с кем. Джин надела на плечо сумку и ушла…

Глава 17
Новая жизнь

«Бекки! Ты обещала ухаживать за моими детьми. Если не передумала – приезжай! Ты, наверно, знаешь, что я снимаюсь в кино, а может быть, видела фильмы, где я играю. Теперь у меня собственная квартира. Я забираю к себе Линду. Приезжай, Бекки! Деньги на дорогу посылаю. Сообщи, когда приедешь.

Твоя верная подруга Джин».

Бекки следила за сестрой, читавшей письмо Джин. Сандра сложила листок и заглянула в конверт:

– А деньги где?

– Там было пятьсот долларов. Я спрятала.

– И ты помчишься к ней?

Бекки кивнула.

– Думаешь, она такая, как была? – Сандра не сдавалась. – Я нагляделась на знаменитостей! Капризные, высокомерные. На нас смотрят вот так! – Сандра презрительно скривила губы и уставилась в пол. – Будет с утра до ночи тобой помыкать. А если что-нибудь случится с ребенком, она тебя со свету сживет!

– Ты против того, чтобы я ехала?

– Сама решай. Мое дело предупредить.

– Если будет плохо, я вернусь. А здесь, Сандра… – Бекки обвела глазами комнату: конечно, своя, никто не командует, делай что хочешь. Но всю жизнь одна! Ничего, кроме этой комнаты и больничной палаты! – Здесь, Сандра, мне уже невмоготу.

Сандра понимала, что отговаривать сестру бесполезно. Пожалуй, она и сама попыталась бы.

– Пошли ей телеграмму, пусть встретит.

Бекки послала телеграмму. Она приехала на тот самый вокзал, куда когда-то прибыла Джин в надежде, что Скотт одолжит ей двадцать тысяч долларов. Пассажиры успели разойтись. Смеркалось, и Бекки стояла в одиночестве у фонаря, чтобы ее легче было заметить. Сумкурюкзак, свой единственный багаж, она поставила у ног.

К ней подошел мужчина в кепке и кожаной куртке-безрукавке:

– Вы мисс Бекки?

– Да…

– Я шофер мисс Лоу. Разрешите ваши вещи?

Бекки покраснела. Ее вещи даже она сама могла легко поднять одной рукой. Подумала с горечью: сама не встретила, шофера прислала!

Машина неслась по шоссе, уходящему в предместье. Совсем стемнело. Вдоль дороги сплошняком тянулись громады деревьев. Иногда, прорываясь сквозь черную листву, мелькали огни вилл. Бекки сидела рядом с шофером, держа на коленях сумку. Неожиданная перемена в ее жизни, мрачные предостережения сестры, переезд в город, где обитали киношные боги, – все это было для нее слишком большим испытанием. Она чувствовала себя потерянной.

Машина остановилась, посигналив фарами. Ажурные железные ворота, освещенные фонарями, плавно разошлись, и машина въехала во двор. Шофер вышел, открыл дверцу со стороны пассажира, Бекки вышла.

Хозяйка виллы стояла на площадке перед украшенной лепным карнизом дверью. Она не успела переодеться после возвращения с приема по случаю завершения съемок и была в зеленом вечернем платье, усыпанном блестками. Свет из украшавшего подъезд ажурного фонаря падал на блестки, и они вспыхивали радужными искрами.

– Приехала!

Джин быстро пошла навстречу Бекки, нежно обняла ее и почувствовала, как та вся напряглась.

– Просто не верится, что ты здесь, умница моя! – Джин сделала вид, что не замечает замешательства давней подруги. – Пойдем, ты, наверное, устала…

– Я не устала, совсем нет, – возразила Бекки.

Они поднялись на мансарду, в большую комнату с овальным окном. Возле кровати со спинкой из лакированных прутьев лежал толстый ковер. Обстановку дополняли кресла, маленький секретер и какое-то пышное растение в фаянсовом вазоне.

– Это твоя комната, – сказала Джин. – За той дверью – ванная. Отдыхай. Завтра поговорим.

– Когда ты привезешь Линду?

– Линда уже здесь, она спит… Ты так смотришь на меня, Бекки… Что, я очень изменилась?

– Ты другая…

– Прошло больше трех лет.

– Не поэтому. Ты другая.

– Хуже?

– Нет. Не знаю…

Бекки действительно не знала. Ее поразил дом, платье, личный шофер, дорогая машина. Все было из другого мира, о котором сочиняют сказку. Ей хотелось остаться одной, и она была довольна, когда Джин ушла. Она прошла в ванную. Разделась и изучала свое отражение в зеркале. Зеркало было большое и беспощадное. Бекки отвернулась, но на противоположной стене висело такое же, и она снова увидела себя. Она отвернула краны, стала мыться. Потом вернулась в комнату, надела халат и подошла к окну. На газоне высвечивалось пятно – от ее окна и еще одно – от окна комнаты, расположенного под ней. Рамы там были распахнуты, и Бекки слышала голос Джин и другой, мужской. Мужчина сказал:

– Ты тоже не сразу привыкла. Дай ей время.

Значит, ей отведут время, чтобы она освоилась? Сколько? Неделю, месяц? А если не получится, отошлют обратно?.. Бекки не хотела слышать ответ Джин. Она откинула одеяло и легла. Надо было послушаться Сандру и не приезжать. Но никто не может ей запретить завтра же уехать!.. Утром она скажет Джин, что их мечты о совместной жизни всего лишь больничная болтовня…

Она проснулась рано. Окно выходило на восток, и лучи еще низкого солнца, пройдя сквозь листву, расцветили стену напротив кровати. В доме было тихо. Все еще спали. Бекки смотрела на шевелящиеся блики. Вчерашнее настроение ушло вместе с ночью, унеся уныние и напряжение. Но уверенность еще не пришла к ней. Она оделась, не зная, спуститься ли ей или ждать, пока позовут.

Неожиданно дверь в комнату приоткрылась и на пороге появилась Линда. Она и Бекки смотрели друг на друга, словно старались предугадать свои дальнейшие отношения. Линда сказала первая:

– Здравствуй…

Она была рыжая, с розовой кожей и темными глазами. Бекки попыталась увидеть себя глазами девочки и осталась недовольна.

– Здравствуй, Линда, – ответила она. – Подожди, я сейчас…

Прошла в ванную, распустила волосы, схватив их на затылке заколкой, подвела глаза.

– Так красивей, – с пониманием сказала Линда, когда Бекки вновь предстала перед ней. – Идем, я хочу есть!

Они спустились в столовую. За длинным столовом, рассчитанным на дюжину едоков, сидел мужчина с седеющим ежиком. Рукава его полосатой блузы были закатаны, обнажая крепкие руки. Он пил кофе, поглядывая в газету, которую прислонил к кофейнику. При появлении Бекки он встал:

– Это Ред, – представила его Линда.

– А вы Бекки. – Мужчина отодвинул стул, предлагая его Бекки. – Джин рассказывала о вас. Очень хорошо, что вы решили приехать. Я вижу, Джин не предупредила вас обо мне, а могла хотя бы сказать, что я приличный человек.

– Ред приличный, – серьезно подтвердила Линда.

Бекки улыбнулась: с этими двумя у нее не будет проблем.

Ред, стоя, допил кофе.

– Мне пора…

Джин пришла вскоре после его ухода. Отдохнувшая, сияющая.

– Познакомилась с Редом?

– Он мне понравился. Кто он?

– Режиссер. Я тебе рассказывала: он первый снял меня в кино и дал десять тысяч. Он спас отца от банкротства.

Они быстро позавтракали – кофе, грейпфрутовый сок, круассаны. Линде были предложены попкорн с молоком, яйцо всмятку и большое желтое яблоко. С ним она убежала по каким-то своим делам, оставив подруг вдвоем.

– Ред твой муж, Джин?

– Нет.

Бекки хотелось спросить почему, но она сказала:

– Он тебя любит.

– Я знаю.

– И вы не женитесь?

– Разве это что-нибудь изменит?

Бекки считала, что изменит, но понимала, что ее объяснения не убедят Джин. Та скажет, как обычно, когда Бекки, по ее мнению, высказывала несовременные взгляды: «Ты как моя мама!»

– Завтра будет презентация нашего нового фильма, – сообщила Джин. – Вы с Линдой тоже пойдете…

Фильм показывали в небольшом просмотровом зале при студии. Пригласили полсотни гостей – друзей, критиков, представителей прессы и тех, кого позвали, чтобы не перебежали в лагерь врагов.

Джин не пошла в зал. Она не смотрела фильмы, в которых играла, кроме необходимых, рабочих просмотров. Ей всегда казалось, что она ужасна, что все надо было делать не так.

Когда начался показ. Джин повела Линду в бар и купила для нее пепси-колу. Она смотрела как девочка смакует напиток, но мысленно видела каждый кадр, который в эту минуту мелькает на экране. Ред уверял, что она сыграла отлично. В работе он никогда не кривил душой, даже ради того, чтобы успокоить Джин. Но при первых просмотрах она все равно волновалась.

– Джин?..

Она оглянулась и увидела Скотта. Долгое время они, случайно сталкиваясь на студии, делали вид, что не замечают друг друга. Скотт снял «В джунглях любви». Картина не получилась: критика свирепствовала, в прокате – почти провал. Он впал в депрессию, много пил. Но по слухам, недавно снова стал работать. Когда-то они с Редом начинали вместе, и теперь Ред пригласил его на просмотр.

– Здравствуй, Джин.

– Здравствуйте…

Он усмехнулся.

– Ты говоришь мне «вы»?

– Почему вы не в зале? – спросила Джин. Она как бы ответила ему: он гость на просмотре ее с Редом нового фильма, больше их ничего не связывает – ни в прошлом, ни в настоящем. Он притворился, что не понял.

– Сейчас пойду… А это чей ребенок?

Линда оторвалась от пепси:

– Я ребенок Джин.

Он недоверчиво и требовательно смотрел на Джин.

– Это правда?

– Да.

– Значит, она моя…

– Нет!

– Но ты… вы тогда звонили!..

– Я обманула.

– Тогда или сейчас?

– Тогда.

– Я не верю! Это моя дочь!

– Я не ваша, – спокойно сказала Линда.

– Мне нужны были деньги, и я соврала, – сказала Джин.

– Не верю!

– Не верите сейчас? А тогда?

– Сейчас.

– Но что с тех пор изменилось?

…Тогда его разозлила наглость девчонки: беременность, аборт, а в итоге

– выкладывай деньги! Он бы забыл тот инцидент, не позвони ему вскоре Виктория. Она спросила со спокойным презрением:

– Почему ты отказал ей? Девчонка сама не своя?..

– Так это от тебя она узнала мой телефон?

– От меня. А ты, конечно, никогда в жизни ее не видел и ни в чем не виноват?..

Когда-то давно у него с Викторией был бурный роман, давший репортерам обильную пищу для сплетен. Их любовь прошла все стадии: страсть, ненависть, прощение, забвение. Правда, у них все закончитесь дружескими отношениями. Хотя к Виктории иногда – как в тот раз – возвращался рецидив ненависти: в свое время он не захотел ребенка от нее, и она этого ему не простила…

Он не отпирался.

– Было. Случайно. Но очень уж ловко придумано: деньги на аборт!

– Тебя волнует аборт? Или расходы? – спросила Виктория…

Потом он узнал, что Джин снимается. И не у кого-нибудь, а у Реда! Читал хвалебные рецензии. Несколько раз сталкивался с ней на приемах и презентациях, но не подходил. Да и она не стремилась к встрече. Она стада подругой Реда, и Скотт думал, что девчонка неплохо успела. Но никогда и нигде, ни в газетной светской хронике, ни в студийных сплетнях не упоминалось о ее ребенке. Виктория зря возмущалась, он был прав: не было ребенка – следовательно, не было и беременности…

– Что изменилось? – переспросил он. – Глаза прозрели. Мой дед был рыжим. Девочка в него!

– Ау меня бабушка рыжая, – заявила Джин. – Идите в зал. Скоро фильм кончится.

Он ушел, так и не поверив ей.

Линда спросила о нем: кто это?

– Артист.

– У него дедушка рыжий?

– Его дедушка носил парик.

– А про нашу бабушку ты соврала: она не рыжая, и у нее нет парика…

Джин взглянула на часы: идут последние кадры. В эту минуту ее героиня узнает о возвращении возлюбленного. Ред часто заканчивал хеппи-эндом. Он говорил, что у людей достаточно проблем, они устали и хотят верить, что не всегда все плохо – бывают удачи…