Текст книги "Зеленоглазка"

Сначала я еще помнила о договоре с Ларри, но вскоре напрочь забыла о нем. Я выполняла бы его условия, даже если бы его не было вовсе, даже если бы не было самого Ларри. Эти люди были нужны мне. Я узнала и полюбила их недостатки и теперь не потерпела бы никакой критики в их адрес. Они стали моей первой любовью. Я жаждала доказать свою любовь преданной службой, но могла лишь выполнять обычные хозяйственные дела, которые казались мне мелочами. Мне ничего не было нужно от них взамен, потому что они дали мне главное: теперь я чувствовала, что кому-то нужна.

Периодически я пролистывала местную газету «Балларат таймс», с ужасом ожидая, что обнаружу там зловещее упоминание о Вилли Гриббоне или об «Арсенале старателя», но ничего такого не было. Считалось, что там, где золото, там и жестокость, поэтому в душе я надеялась, что полиция не станет всерьез заниматься моим делом. Страх понемногу проходил. В конце концов я могла позволить себе не прятаться за Розу, если мы встречали на Главной улице полицейского. В первую неделю я пыталась искать в толпе Джорджа, но вскоре бросила. Вокруг было столько других приисков – он мог пойти на любой из них. Цель его была схожа с моей – как можно дальше уйти от «Арсенала старателя» и всего, что с ним связано.

Но, как ни возрастала уверенность в моей безопасности, это не спасало меня от непрекращающихся мыслей о Гриббоне. Ежедневно перед глазами возникала сцена, когда я держу револьвер, идет Гриббон, и револьвер словно взрывается у меня в руке. Я видела, как медленно сползает его тело и затем падает на пол. Я даже слышала это. По ночам я просыпалась в холодном поту, а иногда меня будил собственный голос, произносящий его имя. И невозможно было вырваться из этого плена. Я уже отчаялась, что когда-нибудь смогу сделать это.

Иногда я даже плакала, уткнувшись лицом в подушку. И спасибо Розе, что она так крепко спала и не слышала ни моего бормотания во сне, ни следовавших за ним сдавленных рыданий.

Однако прошло некоторое время, и ужасные воспоминания отступили. Там, на Эврике, я была действительно счастлива. В те дни мы еще надеялись, что найдем крупную жилу и сразу же сказочно разбогатеем. Каждый день работа кипела; на свежем воздухе у всех был прекрасный аппетит и доброе настроение. Этому способствовала и весенняя погода – теплые дни вперемежку с холодными ночами. По вечерам Кейт собирала у костра целый салон, а когда Дэн начинал угощать гостей виски, то сходство с таверной в Дублине становилось щемящим. Я и не пыталась удержать их от этого, несмотря на то, что обещала Ларри. Просто я поняла, насколько было важнее, чтобы над лагерем не умолкал уютный, полный домашнего тепла смех Кейт, – это было важно не только для нас, но и для людей, живущих по соседству. Было бы так же глупо ловить за руку Дэна, когда он делился с другими табаком. Отними у них все это – и они сразу бы зачахли, как цветы без воды, и поддались бы распространенному здесь чувству тоски и безысходности. В конце концов, от их душевного благополучия сейчас зависело все.

И, конечно же, мы ждали Ларри. Мы буквально считали дни. Каждый вечер Кейт собирала нас у костра, и, встав на колени, мы истово молились:

– Пресвятая Богородица, спаси и сохрани Ларри!

А потом, уже в палатке, Роза повторяла почти то же самое, но это была уже не молитва, а страстное желание: «Скорей бы возвращался Ларри!» Его возвращение таило в себе возможность короткого свидания с тем другим миром, который она любила; не думаю, чтобы она ждала его по какой-то другой причине. И наверное, мы все ожидали чего-то большего, чем просто его приезда.

Ларри не было почти три недели, они показались нам целой вечностью. Вернулся он на исходе дня, когда мужчины заканчивали работу на шахте. Мы с Коном сидели на бревнах, разложив перед собой на ящиках школьные учебники, а Кейт смешивала очередную порцию теста для пресных лепешек. Роза умчалась куда-то – как она сказала, к Люси О'Доннел. Наш лагерь располагался неподалеку от Главной улицы. Мы услышали приветственный крик Ларри и увидели, как он гонит волов по ухабистой тропе между палатками, радостно махая нам кнутом.

– Матерь Божья! – воскликнула Кейт. – Ларри вернулся!

Она отерла о передник муку с рук и побежала навстречу повозке. Возле шахты она приостановилась, крикнув вниз:

– Дэн! Пэт! Вылезайте! Ларри!

Кон пулей выскочил у меня из-под руки и через несколько секунд был уже на повозке рядом с братом. Совершенно забыв, что он уже почти мужчина, Кон бросился душить Ларри в объятиях. Прежде чем присоединиться к встречающим, я поймала соседского мальчишку Тома О'Брайена, который жил через две палатки от нас, и велела ему сбегать к О'Доннелам и передать Розе, что Ларри вернулся. Заметив, что мальчик не торопится выполнять мою просьбу, я просто устроила ему разнос. Я чувствовала себя вправе это сделать, потому что регулярно подкармливала его сладостями.

– Ну-ка быстро! – сказала я, и тогда он повернулся и побежал.

К этому времени мужчины уже вернулись с раскопок и плотным кольцом окружили Ларри. Соседи тоже начали понемногу стягиваться в наш лагерь. Впрочем, они соблюдали вежливость и не бросились к Ларри сразу, а подождали, пока утихнут первые восторги родственников. Потом они позволили себе протиснуться поближе, но опять же вели себя скромно и ненавязчиво. Разве могли мы не разделить с ними радость возвращения Ларри, если они помогали нам пережить это долгое ожидание?

Я и не заметила, как вместе со всеми оказалась в объятиях Ларри и даже почувствовала на щеке его поцелуй. Конечно, это ничего не значило, ведь он целовал почти всех. Кейт смеялась, по щекам ее текли слезы, и она вытирала их передником, перепачканным в муке. А Дэн всем подряд тряс руки, как будто из Мельбурна вернулся не Ларри, а он.

В суматохе никто и не заметил, что Ларри пригнал еще одну повозку. После того как он распряг и привязал упряжку волов, он вернулся за ней на дорогу. Повозка была большая, запряженная парой отличных лошадей, от которых мы просто не могли оторвать глаз. Мое внимание привлек и возница – какой-то незнакомый молодой человек. Ларри взобрался на колесо повозки, чтобы его было хорошо видно собравшимся, и громко объявил:

– Я хочу всем представить моего компаньона – Адама Лангли! Если вы подумали, что эти лошадь и повозка принадлежат мне, то глубоко ошиблись, – тут он самоуверенно усмехнулся, – хотя, я думаю, со временем так и будет.

Его замечание было встречено гулом одобрения, и вслед за этим мужчины подошли к вновь прибывшему, чтобы пожать ему руку. Он был одет в морскую форму и выглядел немного старше, чем Ларри. Держался он со всеми очень приветливо, а в нескольких фразах, которыми он отвечал на приветствия, было нетрудно различить американский акцент.

– Ну, теперь держи ухо востро, сынок! – подшутил кто-то из толпы. – Эти янки везде без мыла пролезут. Не успеешь оглянуться, как он оберет тебя до нитки.

Адам Лангли улыбнулся и жестом выразил свой протест. После того как распрягли лошадей, он спустился вниз, и все дружно двинулись к костру.

– Оставьте упряжки, – сказал Ларри, – все равно их скоро отправлять к Бену Сампсону.

Адам Лангли пошел вместе со всеми. Он был на голову выше и шире в плечах остальных мужчин; говорил он мало – все больше молчал или поддакивал, зажав в зубах свою трубку. На мгновение я оказалась в толпе рядом с ним, и он показался мне высоченным, как колокольня. Он возвышался надо всеми и словно действительно был немного выше всей этой толпы возбужденных ирландцев, или просто в стороне; во всяком случае, он был только рад, что Ларри старается говорить за него. Вообще-то моряки были здесь обычным явлением, – чтобы попасть сюда, им достаточно было сойти с корабля в Мельбурне. Но Адам Лангли носил головной убор морского офицера – фуражку с козырьком. Кроме того, у него был темный загар и привычные к солнечному свету голубые глаза, из чего явствовало, что на море он не случайный человек; здешняя обстановка явно тяготила его – по крайней мере мне показалось, что более комфортно он ощущал бы себя где-нибудь еще, но никак не в Балларате. Тем не менее он любезно принимал все эти рукопожатия и похлопывания по плечу. Было заметно, что он очень тепло относится к Ларри – это сквозило в его по-доброму снисходительной улыбке. Адам Лангли был, как и Ларри, очень красив – со стройной фигурой и породистым лицом, хранящим неизменное выражение сдержанности. Когда он снял свою форменную фуражку, под ней оказались темно-русые волосы, слегка выгоревшие на макушке. Кейт усадила его на бревно, где он терпеливо ожидал, пока уляжется суматоха.

Я повесила котел над огнем сразу же, как заметила, что приехал Ларри, поэтому чай теперь уже поспел. Мы с Кейт раздали людям кружки с чаем, а Дэн добавил в них всем желающим по порции рома. Это было похоже на настоящий праздник. Мы хохотали до упаду над каждой мелочью.

Мужчины приставали к Ларри, чтобы тот подробно рассказал о поездке в Мельбурн. Кейт разделила на всех фруктовый пирог, который испекла специально в честь приезда Ларри.

– Ну, хорошо, – сказал Ларри, откусывая кусок пирога, – слушайте. В общем, если честно, пока я не встретил Адама, дела шли не слишком уж хорошо. Оказывается, недостаточно просто приехать в Мельбурн и заплатить деньги. Там все зависит от привоза: если товаров мало, то их разбирают постоянные торговцы – владельцы местных магазинов. Кроме того, корабли приходят с опозданием, создавая кучу дополнительных сложностей. Я уже почти был готов купить товар по тамошним ценам в расчете на небольшую прибыль в Балларате – иначе пришлось бы возвращаться с пустыми руками. Но, к счастью, встретил Адама, и он свел меня с Джоном Лангли…

– Лангли?.. – в толпе послышались возгласы уважительного узнавания.

Кто-то из сидящих рядом задал Адаму вопрос:

– Так вы из тех самых Лангли? Американцев?..

Адам пожал плечами.

– Мы носим ту же фамилию. Это две разные линии одной семьи. Наша приехала в Новую Англию еще сто лет назад. Впервые мой отец встретился с Джоном Лангли, когда ходил бить китов к Земле Ван-Дьемена. Это было в двадцатые годы. Мы из Нантукета! – подчеркнул он, явно считая, что все присутствующие понимают, что это значит.

– Лангли владеет магазинами в Мельбурне?

– Берите больше! – раздался голос откуда-то с задних рядов. – Там просто Лангли на Лангли и Лангли погоняет! А уж кораблей у него столько, что вам и не снилось. Он вообще не против, чтобы мы все убрались из страны – все золотоискатели. Недавно он заявил об этом на Совете законодателей.

Последовало неловкое замешательство. Все уставились на Адама, стараясь разглядеть его получше. Полинявший китель и помятая фуражка не наводили на мысли о богатстве и благополучии. Становилось непонятно, зачем он приехал в Балларат на такой повозке.

Ларри жестом остановил прения в толпе.

– Меня не волнует, что он там заявил на Совете законодателей. Как всякий бизнесмен, он будет блюсти свои интересы. А поскольку есть старатели, то ему выгодно продавать им свой товар, так же как другим покупателям. Адам познакомил меня с ним, и мне за неделю удалось убедить его, что я подходящий деловой партнер. Лангли предоставил мне выбор товаров, дал лошадей и повозку, а Адам приехал вместе со мной, чтобы соблюдать его интересы.

– Ну-ну, говорят, что из моряков получаются неплохие торговцы, особенно если они – янки.

На лицо Адама набежала тень.

– Я не собираюсь заниматься этим долгое время, – отчеканил он, – только до тех пор, пока не получу свой корабль…

– В Мельбурне ведь полно кораблей. Они гниют на причалах!

– Невозможно набрать команду, – сказал на это Ларри, – все капитаны сидят на берегу и обрастают жиром, Дожидаясь, пока их экипажи вернутся с приисков. Нужно же делать что-нибудь, чтобы обеспечить себе нормальную жизнь.

– Это конечно… – согласились в толпе, и Адам Лангли снова стал обычным человеком. То, что он должен, как и все, работать, чтобы обеспечить себя, было по душе людям, и он перестал ассоциироваться в их глазах с теми богатыми Лангли, он был просто моряком. Адам тоже успокоился. Он выбил свою трубку и снова наполнил ее табаком, а когда Кейт предложила ему еще один кусок пирога, он ответил вежливым отказом.

– Да, Ларри, теперь ты у нас важная персона, ведь ты под защитой такого человека, как Лангли, – сказал Майк Хили. – С его деньгами тебе и участок ни к чему.

Ларри не разделял такой точки зрения.

– Напрасно вы так думаете – это всего лишь небольшой кредит. Он использовал меня просто потому, что я подвернулся ему под руку. Он собирается реализовать весь товар через магазин Бена Сампсона, а свой открывать не хочет, так как считает, что у этого города нет будущего. Он ждет, когда здесь кончится золото… говорит, что, когда все съедут отсюда, тогда для этих земель найдется настоящий владелец.

– Да он рехнулся! Золота хватит еще на много лет.

– Не думайте, он хитрый. Как бы он иначе сделал столько денег? Я слышал даже, что он принимал участие в отлове китов и тюленей в Проливе, когда дело только начиналось и приносило баснословный барыш… Что скажешь, Лангли? Это правда?

Адам Лангли пожал плечами.

– Я не очень-то в курсе его дел – он явно не расположен обсуждать их с каким-то бедным родственником. Впрочем, когда-то давно отец рассказывал, что Джон Лангли основал там китобойную ферму – она называлась «Бухта надежды». Но сейчас она уже прекратила свое существование.

– Немудрено – перебили всех тварей сразу, и теперь неизвестно сколько лет пройдет, пока в Проливе увидят хоть один китовый ус или тюленью шкуру. Сами захлебнулись собственной жадностью…

– Будет вам, – остановила говорившего Кейт, – разве приятно слышать такое о родственнике?

Адам Лангли пожал плечами.

– Мне это совершенно все равно, миссис Магвайр. Джон Лангли только дает мне работу. А к этой семье я себя не причисляю. Если бы это не было нужно Ларри, не думаю, что я бы вообще к нему обратился…

– Джон Лангли все перевернет на свой лад, – заверил всех Майк Хили, который был старожилом и пользовался авторитетом среди обитателей Эврики. – Насколько я наслышан, уж если кто попадет к нему в лапы, то дергаться бесполезно. Даже его единственный сын – у него есть участок здесь, в Балларате, – и то не может его ослушаться. И дочка Лангли тоже… Говорят, она вышла замуж за какого-то важного англичанина – наследного баронета, – но в конце года почему-то вернулась в Мельбурн вместе с отцом…

– Вы знаете Тома Лангли? – перебил его Адам.

– Ну да, конечно… его почти всегда можно найти в таверне у Бентли. Это у нас, на Эврике. Вообще-то он совсем не дурак выпить, поймите меня правильно. И у него всегда звенит в карманах, даже если он не слишком потеет на прииске.

Адам кивнул в ответ. Майк Хили с удовольствием распространялся бы и дальше про Тома Лангли, но Ларри не дал ему сделать это. Осушив свою кружку, он со стуком опустил ее на землю и сказал:

– А теперь, пока совсем не стемнело, нам пора идти к Сампсону. Мы должны разгрузить две повозки и сосчитать товар. Если кто-то берется помочь…

– Мы с мальчиками присоединимся к вам, – сказал Дэн, – мы уже закончили копать. Может быть, и Майк свободен…

– Я тоже хочу помочь, – сказал Кон.

Все потянулись к повозкам. Я взяла у Адама из рук пустую посуду, и он слегка кивнул мне. Он не понял, кто я такая, – в самом начале мы были представлены друг другу, но в такой суматохе он, конечно, не запомнил моего имени.

– Меня зовут Эмми, – сказала я, – Эмма Браун. Он немного отстал от остальных.

– Эмма… красивое имя. Так звали мою бабушку. Он стоял, глядя на меня с высоты своего роста, и я заметила, что у него такие широкие плечи, что морской китель чуть не лопается по швам. Он продолжал улыбаться, но теперь его взгляд стал задумчивым. Кажется, мое имя напомнило ему о доме, и я ухватилась за эту возможность продолжить разговор.

– Вы остановитесь у нас в лагере? Он покачал головой.

– Не смею обременять вас такой заботой. Я лучше сниму комнату в таверне.

– Кейт не допустит этого, – заверила его я, и это было действительно так, – у Ларри есть еще одна палатка. Вы можете спать вместе с ним… вы ведь здесь на несколько дней?

Он кивнул, оглянувшись через плечо на Ларри, стоявшего у повозок, и повернулся, чтобы идти. Неуклюже спотыкаясь, я поспешила за ним – это я-то, которую обычно и вприпрыжку не догнать. В его присутствии я ощущала себя ребенком, хотя мне хотелось, чтобы он смотрел на меня, как на женщину.

– Если бы вы хотели помыться… – сказала я сбивчиво, – или вам нужно что-то заштопать… Я прекрасно умею штопать.

Он удивленно посмотрел на меня, и я почувствовала себя круглой идиоткой. Я понимала, что говорю что-то не то, но ничего не могла с собой поделать; другая бы лучше улыбнулась, вместо того чтобы предлагать какие-то услуги. Я еще никогда так не теряла уверенности в себе, одновременно боясь сделать неправильный шаг.

– Благодарю вас, мисс Эмма, – вежливо сказал он, и это был отказ.

Ларри взобрался на переднее сиденье повозки. Отец, Кон и Майк Хили примостились рядом. Подняв руку, Ларри призвал всех к тишине.

– Сегодня вечером в лагере будет праздник. Приглашаются все. Вас ждут виски и отличная ветчина из Мельбурна.

Его слова были встречены шумной овацией – кто-то даже подбросил в воздух шляпу. Адам сбежал от меня и занял место в своей повозке, где его ждали Пэт и Син, уже готовые двигаться к Сампсону. Один из соседей, Мэт Казей, собирался помочь вывести упряжки на дорогу. Все происходило так быстро, что меня охватило отчаяние: было так жаль, что они уезжают, хотя я и знала, что скоро они вернутся. Крепко сцепив руки, я следила, как Адам забирается наверх и берет у Пэта поводья.

– Ларри! Ларри! Подождите… подождите меня! Между палатками возникло какое-то движение. Это была Роза, которая, не разбирая дороги, неслась, спотыкаясь о кучи пустой породы; волосы ее в беспорядке рассыпались по плечам, а подол длинной юбки она несла за собой в руке. Чуть отставая, за ней следовал Том О'Брайен, а еще дальше – Люси О'Доннел.

Добежав до повозки Ларри, она вспрыгнула на колесо и потянулась, чтобы поцеловать его. Радостно смеясь, он еще больше взъерошил ей волосы и сказал:

– Да, Рози, ну и видок у тебя.

– О-о-о! Вернулся! Как здорово, что ты вернулся, Ларри! – глаза ее светились, а щеки разгорелись от пробежки.

– Ну а теперь слезай, Рози, – сказал он. – Мы скоро вернемся. Надо успеть скинуть барахлишко Сампсону, пока не стемнело.

– Можно мне с вами? – попросила она. – Я не буду мешаться под ногами…

Но он уже качал головой.

– Нет, Роза. В следующий раз. У нас очень много дел. И потом, за тобой вечно тянется целый хвост ухажеров.

Раздался смех, однако на этот раз Розу совсем не обрадовало упоминание о ее легких победах. Она нехотя спустилась, в любую минуту готовая возобновить уговоры. Но Ларри был непреклонен. Он лишь указал кнутом в сторону второй повозки.

– Лучше познакомься, Роза. – это Адам Лангли. Мы с ним вместе работаем.

Она обернулась с выражением безразличия и взглянула на вторую повозку. Адам приподнял фуражку.

– Здравствуйте, мисс Роза, – сказал он.

Перемена была разительной. Она тут же сделала невольный жест рукой, пытаясь пригладить волосы, принялась одергивать юбку. Невероятно, но, заметив восхищение в его глазах, она залилась краской, хотя почти у всех, кто впервые видел ее, была точно такая реакция. А теперь она не могла вымолвить ни слова – только робко кивнула и улыбнулась.

На лице Адама было то самое выражение, которое я хотела бы вызвать у него сама. Но, увы, на меня он так не смотрел. А Роза добилась признания одной лишь улыбкой. Это было невыносимо. Как легко ей все дается! И я вдруг продралась через толпу к Ларри. В этот момент мне было все равно, что обо мне подумают.

– Ларри, – сказала я, – я поеду с тобой. Если у вас много товара, то понадобится составить учетный лист, чтобы ничего не пропало. Я занималась этим раньше, поэтому быстро управлюсь… И без ошибок.

Он посмотрел на меня с сомнением и уже хотел было ответить отказом, видя, что Роза отвернулась от Адама и гневно смотрит на него, ожидая развязки.

– Ларри!.. – предупреждающе сказала она.

Но он никогда не обращал внимания на ее вспыльчивый характер. Я верно рассчитала: он прежде всего был практичным – помощь ему действительно требовалась, а о том, что я помешаю, как помешала бы Роза, не могло быть и речи. Он коротко кивнул:

– Ну, хорошо, только быстрее.

И я немедленно воспользовалась своим преимуществом.

– Я поеду с Пэтом, – сказала я, – там больше места.

Когда я шла к другой повозке, то услышала, как Роза набрала воздуха, собираясь прошипеть слова возмущения. Но Пэт уже протянул руку, чтобы помочь мне взобраться.

– Ну давай же, зеленоглазка, – сказал он. И я оказалась зажатой в середине между Пэтом и Адамом. Мне понравилось, что он назвал меня зеленоглазкой, может быть, и Адам теперь заметит, что у меня зеленые глаза, а волосы – даже скорее рыжие, чем каштановые. Но Адам ничего не сказал; наши повозки тронулись.

Страшно уставшая, я возвращалась от Сампсона, а рядом со мной возбужденно трусил Кон, который был все еще не в состоянии прийти в себя после пережитого восторга. Весна уже почти прошла, но вечера еще оставались прохладными, и я поплотнее закуталась в платок. Стемнело, оживление в городке стало понемногу стихать. Лебедки и краны уже не скрипели, смолкло и шуршание лотков. В отелях и магазинах на Главной улице зажигались огни, но все же ночь еще не набрала силу. Когда мы отошли от светящихся окон от пивных с доносящимся изнутри смехом, нам открылась панорама уходящих наверх оврагов, испещренных множеством светящихся точек, – это были тысячи костров, протянувшихся до самой Эврики. Подул холодный ветер, и Кон не заметил, как теснее прижался ко мне. Мы шли мимо костров, вокруг которых сидели ребятишки: кто-то из них капризничал, кто-то, запрокидывая голову, пил из кружки чай. Мы слышали их тоненькие голоса.

– Правда, здорово, Кон? – сказала я. – Малыши сидят у костра. Посмотри-ка… бедняжки такие сонные… им уже давно пора спать.

Но Кону было совсем не до того.

– Мне разрешили! Ты слышала, Эмми? Папа сказал, что мне можно остаться на весь праздник!

Я улыбнулась в темноте, однако ответила ему вполне серьезным тоном:

– А почему бы и нет? Ведь без тебя и праздник – не праздник.

Смущенный, он засмеялся от удовольствия и ускорил шаг, так что мне пришлось идти вдвое быстрее, чтобы поспевать за ним. Несмотря на усталость, я вовсе не возражала. Было так приятно идти мимо этих костров, думая о том, что возле одного из них меня ждут. Я была очень довольна собой. И, что более важно, я знала, что мною так же доволен Ларри. Мы работали целых три часа, причем в бешеном темпе; я стояла у входа в магазин Сампсона и записывала каждую коробку, каждый ящик, которые вносили внутрь. И хотя мужчины двигались очень быстро, я все равно успевала за ними, аккуратно и разборчиво записывая название и количество товара. Я ни разу не ошиблась, не попросила подождать. Назавтра мне снова предстояло идти в магазин Сампсона – Ларри попросил меня сделать дубликат списка, а также помочь классифицировать товар перед продажей и прикрепить ярлыки. Да, я хорошо справилась – это видели все.

После работы Ларри собрал всех мужчин – отца, братьев, Адама Лангли и Бена Сампсона, – и они решили сходить вместе в пивную. Поначалу произошло замешательство, потому что никто не знал, кому поручить провожать меня до лагеря, чтобы не разрушать теплую мужскую компанию. Потом вспомнили про Кона, которому нельзя было идти в пивную, и все уладилось. Но, несмотря на все похвалы, которые я заслужила, мне было этого мало. Мне нужен был взрослый провожатый – один из них; да что там говорить, попросту мне хотелось возвращаться в лагерь вместе с Адамом Лангли, потому что я знала, что он тоже хочет этого. Я еще раз вспомнила, что я не такая, как Роза, и мне приходится тяжело трудиться, чтобы чего-нибудь достигнуть в жизни, даже тяжелее, чем сегодня вечером. Я вспомнила и о словах Элиу Пирсона, что мне надо научиться быть полезной. Кон прервал мои мысли.

– Эмми, если там будут танцы, ты пойдешь со мной танцевать? Я, правда, еще не умею, но было бы так здорово, если б ты потанцевала со мной.

Мне захотелось обнять его; на глаза навернулись слезы. Я мечтала о мужчине, а вместо него рядом со мной был ребенок – и смех, и грех! Но его я тоже очень любила.

– Это будет честью для меня, – сказала я, – ведь… я ведь и сама плохо танцую.

– Гм-м… – промычал он в знак согласия и одобрения, после чего задумался и замолчал.

Мы приближались к лагерю Магвайров.

Ларри оставил нам вынутые из повозки нераспакованные продукты, и теперь над лагерем витал запах ветчины и специй – дразнящий запах, который казался немыслимым после приевшегося бараньего бульона и не менее надоевших бараньих отбивных. Кейт крикнула нам, что готова теплая вода для умывания. Кону хотелось умыться первым. Я налила полкувшина воды и направилась к палатке. Внутри горел свет и маячила тень Розы. Только теперь меня пронзила мысль о ней и о том, что я совершила, заняв место рядом с Адамом, которое она, вероятно, уже считала своим. Я просто оттолкнула ее в борьбе за это место – не важно, чем было оно лично для меня. От этой мысли у меня сразу же испортилось настроение. Я и без того чувствовала себя разбитой, а теперь и вовсе сникла. Но все же, преодолев себя, я подняла полог и вошла к Розе в палатку.

Конечно, она уже знала, что я вернулась. Она слышала наши голоса и теперь не могла не почувствовать мое присутствие. Но сразу она ко мне не повернулась и, тем более, не начала разговор. На ней был корсет и нижняя юбка, в руках она держала расческу и, кажется, только сейчас приступила к распутыванию колтуна в волосах.

– Где Адам Лангли? – спросила она наконец. – Когда он вернется?

Она говорила, повернувшись ко мне, прямо вот так, открытым текстом. Она даже не спросила меня ни слова о Ларри.

– Они… где-то в таверне… празднуют, – сказала я, – думаю, Адам захочет разыскать своего кузена, Тома Лангли. Кузена или кем он там ему приходится?

– Но он вернется? – не унималась она. – Ты уверена в этом?

Я отвернулась от нее, чтобы поставить кувшин рядом с тазиком для умывания.

– Да, – ответила я, – уверена.

В моем голосе звучал неприкрытый вызов, но она и не думала этого замечать. А может быть, мне только показалось, что она paзозлилась на меня за мой невольный порыв к Адаму, может, она вообще ничего не поняла? Неужели она в самом деле считает, что я хотела поехать туда из-за Ларри? Вряд ли Роза была так слепа, просто она вероятно, видела только то, что ей хотелось сейчас видеть.

Она подвинулась поближе, взяла меня за руку и склонилась, заглядывая мне в лицо:

– Эмми, как ты думаешь, я понравилась ему?

– Кому? – спросила я, хотя прекрасно поняла, о ком идет речь.

– Ну, Адаму, конечно.

Я улыбнулась ей, стараясь выглядеть как можно любезней.

– Ты всем нравишься, Роза. Ты же знаешь. Стоит тебе только шевельнуть мизинцем…

– Да знаю я, знаю! Это не то… – Она сгорала от нетерпения, как будто вся ее предыдущая жизнь не имела для нее теперь никакого значения, а то, что раньше было закономерностью, теперь уже не действовало. – Я же говорю об Адаме. Ему я нравлюсь?

Я не верила своим ушам. Она видела его не больше одной минуты, не успела и словом с ним перекинуться, но тем не менее была по уши влюблена. Хотя с чего бы это мне не верить? Ведь со мной произошло то же самое. Теперь для нее существовал только Адам и, пожалуй, еще она сама. Соперниц она не допускала даже в мыслях, тем более она никак не могла заподозрить в этом меня. Ей даже не приходило в голову, что я могу хотеть того же, что и она. Поэтому так невинно прозвучал ее вопрос об Адаме: ведь она и не подозревала, какую причиняет мне боль. Я никогда еще не видела, чтобы невинность принимала такие жестокие и ужасающие формы.

– Думаю, что нравишься, – сказала я, – разве может кто-нибудь устоять против тебя? – И тут я не кривила душой.

Она сжала руками расческу; впервые она выглядела такой серьезной.

– Я заставлю его, чтоб понравилась, да, Эмми! Он должен! Придется мне позаботиться об этом!

И вслед за этим она оживилась, словно только что навсегда сбросила с плеч тяжелое бремя. Одним движением она оказалась рядом с сундуком, который стоял с откинутой крышкой, а царивший в нем повышенный беспорядок выдавал ее терзания по поводу того, что надеть сегодня вечером. Из груды одежды она выудила одно платье и протянула его мне.

– На, нужно совсем чуть-чуть подделать его, а так оно уже совсем готово. Обрати внимание на подол – я подшила только два дюйма. И еще, пока что тебе придется надеть его под пояс, зато потом, когда будет время, ты сможешь заложить складки.

Платье было шелковое, почти что изумрудного цвета. Оно не пестрело украшениями; ему хватало его собственной изысканности – это было настоящее произведение искусства.

– Ты хочешь сказать… чтобы я надела его сегодня вечером? – от этой мысли у меня перехватило дыхание.

– Оно теперь совсем твое. Я замотала головой.

– Это лучшее из твоих платьев! Я не могу его взять.

– Подумаешь, какая ерунда! Оно тебе пойдет. Особенно по цвету.

Она бросила платье мне, и я подхватила его на лету. Вряд ли нашлась бы женщина, которая не мечтала о таком наряде.

– Тебе надо поторопиться с подолом, – сказала Роза, – к тому же у меня получилось грубовато. – Она помялась. – А впрочем, все равно никто не заметит.

Я подняла подол и посмотрела на крупные неровные стежки, которыми Роза пыталась отдать дань шитью, а затем увидела крошечные бурые пятнышки засохшей крови – следы от ее уколотого пальца. Я бережно расправила шелковые складки, стараясь не думать, что это нечто вроде утешительного приза для проигравших. Но когда я взглянула на Розу, то поняла, что такая мысль была не более чем абсурдна; в ее Лице я не прочитала никакого коварства – желай она сделать вид, что утешает меня, это непременно проявилось бы если не в словах, то хотя бы в жесте. Вероятно, дело было в том, что Роза вполне спокойно относилась к факту собственной красоты и власти над мужским полом. Она не страдала от чувства вины по этому поводу, и вряд ли подарок имел какой-нибудь потайной смысл. Так я уговаривала себя, держа в руках эту изумительную вещь – самую зеленую в мире, как раз под цвет моих глаз и волос.

– Я… Я прямо не знаю, что сказать… Оно такое красивое, что…

Она оборвала меня на полуслове.

– Ну же, Эмми, тебе надо спешить! Нет времени на разговоры. Скоро они уже придут, а тебе надо подрубить подол, а потом еще помочь мне уложить волосы…