Текст книги "Зеленоглазка"

Я почти ненавидела его за то, что последние слова и мысли он обратил к ней.

– Позаботься о Розе, Эмми. Ты ведь благоразумнее, чем она.

Глава шестая

Адам уехал, и после этого все пошло наперекосяк.

Возможно, так было главным образом из-за того, что Роза чувствовала себя очень несчастной. Она никогда не умела переносить свое горе молча. То и дело слышались ее рыдания и упреки, и нам было некуда скрыться от проявлений ее дурного настроения.

– Ты можешь помолчать? – в отчаянии восклицала Кейт. – Это просто неприлично – вести себя так в отношении человека, который тебе не принадлежит!

– При чем тут какие-то приличия! Зачем они мне, если главное, что у меня нет Адама?

– А как же твои мечты о богаче, который оденет тебя в шелка и позволит целыми днями играть на пианино? Адам-то беден…

– Не важно, что он беден, – ответила Роза, и, я думаю, она говорила искренне, – достаточно того, что это Адам.

Она не простила Тома Лангли. Пару раз он заявлялся к нам в лагерь, робкий, застенчивый, и все бормотал Дэну какие-то извинения, а сам в это время умоляюще смотрел на Розу. Но она демонстративно отворачивалась, шла к себе в палатку и сидела там до тех пор, пока он не уходил. И он в конце концов понял, что она не простит его, и только тогда перестал ходить. Как и все на Эврике, она узнала о поединке между Томом и Адамом и очень гордилась Адамом, но не могла понять, почему он уехал.

– Ведь он победил, – недоумевала она, – он смыл позор! Зачем же было уезжать?

– Есть поединки, в которых нельзя победить, – сказал Дэн.

Что касается Пэта, то он понял, почему уехал Адам, и одобрил его поступок. Ведь и сам он мечтал о чем-нибудь подобном.

– Адам должен был уйти. Он же моряк, – говорил Пэт.

Его неспокойный характер дорого обходился всем нам – он был активным участником всех беспорядков, какие только не происходили на приисках, да к тому же втягивал в них Сина. Теперь уже Пэт не имел привычки, как бывало раньше, по дороге в пивную захаживать на огонек в какую-нибудь семью на Эврике, выискивая там хорошенькую девчонку, чтобы свести ее с ума. На это просто не оставалось времени. С попойками также было покончено. Он знал, что Ларри не поддерживает сторонников силовых методов борьбы, поэтому разрыв между ними все более усугублялся. Теперь, когда Ларри приезжал из Мельбурна, они совсем не разговаривали друг с другом. Кумирами Пэта стали люди, вставшие во главе различных отрядов, – Верн, Лейлор, братья Гамфри, вернее, один из них. Дело Бентли наконец было подано суду на дополнительное рассмотрение; на этот раз его сочли виновным в убийстве старателя Скоби и приговорили к каторжным работам. Но это уже было никому не интересно, так как у старателей хватало своих забот и несчастий. Троих привлекли за поджог таверны Бентли – Флетчера, Мак-Интайра и Вестерби. Эти люди были выбраны для ареста произвольно – один из них в тот вечер находился вообще в другом месте. Комиссару Реде просто требовался кто-нибудь для примера – вот их и выбрали. Их судили в Мельбурне, подальше от взрывоопасной обстановки приисков, и приговорили к шести месяцам каторжных работ.

В те редкие моменты, когда Пэт не был занят на своих митингах и мог немного побыть с семьей, он изводил всех пламенными речами, как будто мы были его главные обвинители. Он все не мог принять утверждение Дэна насчет того, что нужно спешить не торопясь.

– Ты рассуждаешь, как Ларри, – с позиции страха! Еще несколько месяцев назад Пэт не посмел бы сказать такое отцу; но теперь старые правила не действовали.

– Мы должны взять заложников, – объяснял он, – и возьмем их из рядов полиции; будем держать их пока эти ублюдки из Мельбурна не отпустят на свободу Флетчера и остальных…

Этот дух беззакония и разгула распространялся, как дурная болезнь, поражая даже тех, кто был еще слишком мал. Кон, который видел и слышал все откровения Пэта, невольно заряжался его пафосом, но его волновали не политические страсти – на уме у него было сплошное озорство. Возможно, и Роза подливала масла в огонь своим бесконечным ворчанием; что бы Кон ни делал, ей надо было обязательно его оспорить, и в конце концов он поступал так, чтобы ее замечания не оставались без подкрепления. Он был очень невнимателен на наших занятиях, безответственно относился к порученным ему домашним делам. Внезапно в лице Кона у детей на Эврике появился лидер. Он придумал игру под названием «Старатели и фараоны». Они по очереди гонялись друг за другом, лавируя среди шахт и куч мусора; иногда от их криков можно было оглохнуть. Кон был вечно украшен порезами и ссадинами, а однажды явился с синяком под глазом, полученным в неравном бою с другими мальчишками.

Кейт надавала ему пощечин.

– Он совсем испортился здесь! – кричала она. – Испортился, как и мы все! Лучше бы мы совсем сюда не приезжали!

Но в нем ведь было еще так много от ребенка. Поскольку он считал меня не совсем членом семьи, я была постоянным прибежищем для его слез. Нет, он плакал не из-за своих бесчисленных шрамов; я думаю, он просто поддавался всеобщему безотчетному страху перед неизвестностью.

Джон Лангли нанял другого человека для сопровождения своей повозки. Конечно, мы были с ним вежливы, но это все, на что мы были способны. Ночевал и жил он на Главной улице в отеле «Звезда».

– Я не могу позволить себе тратить время на чужих, – говорила Кейт.

В Магвайрах появились предусмотрительность и осторожность, которых и в помине не было в те времена, когда они подобрали меня по дороге в Балларат. Теперь не так просто было втереться к ним в доверие.

Со временем имя Адама стало все реже звучать у нас на устах, но думаю, что наедине с собой каждый вспоминал его. Ларри скучал по своему компаньону, хотя и не показывал этого. Роза поначалу рвала и метала, но потом впала в уныние – перестала следить за собой, не наряжалась, не причесывалась.

– Это отвратительно! – говорила Кейт. – Ты выглядишь, как будто тебя вытянули из болота.

– А кому на меня смотреть? – отзывалась та, и на лице ее отражалось глубокое безразличие ко всем, кто вьется вокруг нее в Балларате.

В тот вечер, когда у Марии Казей родился ребенок, мне казалось, что между мной и Розой словно прошла тень Адама. Кейт помогала рожавшей – схватки начались рано утром и продолжались до самого заката. Пеленки и одежда для малыша были приготовлены заранее: мы начали шить их за две недели до родов. Теперь нам оставалось лишь держать наготове кипяченую воду и попытаться разыскать доктора. Он, правда, нашелся, но сразу же ушел, оставив нам лишь краткие инструкции.

– Все нормально, – сказал он, – а остальное лучше делать женщинам.

Как и многие мужчины, он думал именно так.

Роды были трудными – Мария Казей страшно устала. Роза пугалась ее криков и жалась ко мне, когда мы пытались вместе раздуть костер.

– Я не хочу иметь детей, Эмми! – сказала она.

– Ты не можешь не хотеть.

– Не хочу – я боюсь.

И она заткнула уши, чтобы не слышать криков Марии Казей.

Но когда ребенок родился, она помогала обмывать его, а потом стала нежно укачивать на руках.

– Какая прелесть, – сказала она, – ах, если бы он был мой – и Адама…

Малыш чудесным образом успокоился на ее груди, и она склонилась, воркуя над ним. И вот тут я почувствовала приступ ревности – ведь я тоже подумала об Адаме в эту минуту.

Мы даже перестали спрашивать Ларри, нет ли о нем новостей.

– Я слышал, будто он плавает на «Ласточке» – третьим помощником капитана. Это небольшой шлюп, занимающийся прибрежной торговлей.

Прибрежная торговля означала возможность его возвращения в Мельбурн. А значит, он мог приехать и в Балларат. Мы с Розой обе, но каждая по отдельности, обдумывали эту возможность. Но только Роза высказывала свои переживания и надежды вслух.

Я возвращалась от Сампсона, как вдруг заметила в толпе прибывших в Балларат пассажиров лицо Адама. Сначала я увидела его со спины – огромные плечи, обтянутые морским кителем, на голове все та же старая фуражка. Продираясь в толпе, он высоко поднимал холщовую сумку. Конечно, это был Адам, и я бросилась к нему со всех ног.

– Адам!

Он обернулся и чуть не выронил свою сумку. Он сгреб меня руками, так что мои ноги оторвались от земли, и радостно сжал в объятиях.

– Эмми! Эмма, малышка! – он поцеловал меня в щеку, но я даже не заметила этого.

– Вернулся! – сказала я. – Как здорово! – И осеклась: – Жаль, ты не застанешь Ларри, он уехал в Баррандиллу. Мистер Лангли решил, что им пора расширять контакты.

– Я знаю, – сказал он, – я совсем недавно встречался с Джоном Лангли. Он говорил мне.

– Ты собираешься к нему присоединиться? Он покачал головой.

– Нет, Эмми, мои планы гораздо интереснее. Пойдем, я расскажу по дороге.

Но я стала нетерпеливо дергать его за рукав, совсем как делала Роза.

– Нет, расскажи сейчас!

Он снова поднял над головой сумку, и мы стали продираться сквозь толпу против движения, в результате чего нас совершенно затолкали. Адам вытянул меня на обочину дороги.

– «Ласточка» прибыла в Мельбурн три дня назад. Меня взяли туда помощником только потому, что у них заболел человек, но, как только мы высадились на берег, меня сразу же рассчитали. Я вновь оказался у разбитого корыта и решил, что в этой ситуации будет нелишним увидеться с Лангли. Не для того чтобы просить у него что-то, Боже упаси! Только узнать, нет ли для меня чего-нибудь подходящего. Конечно же, на море, а не в торговле барахлом. Он знает о том, что произошло тогда в Мельбурне.

– Да, да! – я впервые проявляла такое нетерпение.

– Он пригласил меня домой… – при этих словах на его лице появилось незнакомое выражение – смесь торжества и азарта, – он угощал меня вином… и он предложил мне под начало свой «Лангли Энтерпрайз»!

– Что предложил?

– «Лангли Энтерпрайз»! Это его первый корабль! Он начал строить собственный флот. Для начала береговые шхуны. Если дела пойдут хорошо, он построит судно, чтобы возить в Англию шерсть, а из Англии – различный товар на продажу. И мне он дает свое первое судно! Ты понимаешь, Эмми, – первое!

– Ты хочешь сказать, что снова станешь капитаном?

– Капитаном – никак не меньше!

И прямо там, на Главной улице, я кинулась ему на шею, не обращая внимания на глазеющих на нас людей. Он был счастлив, более чем счастлив, это было написано на его лице. Теперь он получил то, что было для него в жизни важнее всего. Адам уже не был тем человеком, которого я знала раньше, – передо мной стоял спокойный, уверенный в себе мужчина, в котором не осталось ничего от прежней болезненной надломленности. И я поцеловала его.

– Это отличная новость! – воскликнула я. – Это лучшая новость из всех, что я слышала. О, ты только вдумайся, Адам! У тебя свой корабль – свой!

– От этих мыслей я не могу уснуть ночью, – сказал он. – Я поначалу даже не поверил. Джон Лангли не из тех, кто просто так раздает награды. Я знаю, что он наводил справки. Он разыскал четверых оставшихся в живых после крушения «Джулии Джейсон» и выслушал их версии. И только после этого сделал мне предложение.

– Еще бы он не сделал! – сказала я возмущенно, так как не допускала сомнений, что так и должно было случиться.

Он пожал плечами, но все же чувствовал себя слишком счастливым, чтобы заводить серьезный разговор.

– Конечно, это риск – доверять корабль человеку, который раньше утопил другое судно. Кроме того, надо учитывать, что экипаж может оказаться более сурового мнения о таком капитане. Если ты утопил корабль и об этом знают матросы, от тебя требуется быть на порядок выше, чем если бы твоя репутация была чиста, иначе тебя просто не будут уважать. Это сущий ад – управлять кораблем, где люди не доверяют капитану.

– Ты будешь на несколько порядков выше.

Он улыбнулся мне, словно вновь обрел уверенность в себе.

– Конечно, Эмми! Обязательно буду!

Он снова поднял сумку и на этот раз перебросил ее через плечо, после чего мы пошли по Главной улице в сторону Эврики. Я была готова расплакаться от счастья, что могу вот так запросто идти рядом с ним. На него оглядывались – еще бы! – высокий загорелый красавец, к тому же сияющий от счастья. Он радостно приветствовал знакомых, которых мы встречали, кланялся дамам – я просто не узнавала его, ведь обычно он ходил по улицам, никого не замечая. Больше он не стыдился истории с «Джулией Джейсон». Теперь он шел, высоко подняв голову, и готов был показать себя этому миру.

– И вот, – сказал он, – я решил приехать сюда…

– Какими же судьбами? – Я едва успевала за ним: было такое впечатление, что, если б не я, он пробежал бы всю дорогу до Магвайров бегом.

– Я подумал, что должен приехать, – ответил он. – «Энтерпрайз» будет готов только через два месяца. Я сказал Лангли, что сначала съезжу в Балларат, чтобы помочь в случае чего Сампсону, но он, похоже, понял, что я больше беспокоюсь о Магвайрах.

– В каком это случае?

Он помялся и посмотрел на меня в упор.

– Дело в том, что Готхэм собирается послать сюда подразделения 12-го и 40-го полков, – в Мельбурне об этом только и говорят, – а также добавить оружия и боеприпасов. Вроде бы ожидается какое-то восстание. Лангли посоветовал мне глаз не спускать с этих распаленных бунтовщиков – иначе их участки земли вполне могут стать местами захоронения.

– Да, – сказала я, – теперь мне было все ясно.

В тот момент, когда я увидела его лицо на Главной улице, все дурные мысли сразу улетучились у меня из головы, но теперь они снова вернулись и заняли свое привычное место. Я думала о старателях, о том, что побудило их к бунту. Дело не только в их собственных бедах – они были возмущены отказом властей даже просто замечать их существование. Им сказали, что от сэра Чарльза Готхэма они не вправе ничего требовать. Когда в Мельбурн пришла делегация с требованием выпустить осужденных за поджог таверны, это было воспринято как оскорбление достоинства самодержавных властей. А слухи об угрозах взять полицейских в заложники привели Готхэма в бешенство. Он прогнал делегацию и отправил в Балларат подкрепление. Мы знали, что они уже в пути.

– Эти дураки в Мельбурне слишком высокого мнения о себе; будут они еще прислушиваться к тому, что говорят честные люди, – сказала я. – Но они не понимают, что в действительности творится на приисках. Скоро точно что-то будет… – я взглянула на него, – хорошо, что ты здесь. Жаль вот только, что нет Ларри.

– Когда он приедет?

Я пожала плечами.

– Может, через несколько дней… кто его знает? Там, в сторону от Баррандиллы, есть еще какие-то города. Он говорил, что хочет осмотреть их… и сказал, что сразу же вернется, если услышит о беспорядках в Балларате. Тогда мы еще не знали, что Готхэм послал подкрепление. Вряд ли могло что случиться. А если бы и случилось, то все равно бы ничем не закончилось. Так говорил Ларри. Поэтому он не мог сидеть здесь и ждать.

– А Пэт?

– Пэт все рвется в бой – как всегда, ищет приключений на свою голову, – впервые я говорила об этом вслух, хотя в душе всегда знала, что это так. – Он хочет этого отчасти для того, чтобы насолить Ларри.

Я даже удивилась, что смогла произнести это, но Адам согласно кивнул.

– В семьях всегда так. У Пэта – свой путь. У Ларри – свой.

Мы уже пришли на Эврику, и Адам махал рукой знакомым, сидящим у костров, и мне было страшно жаль, что моя радость от встречи с Адамом омрачена неприятным предчувствием грядущей беды. Вот если бы Магвайры остались такими же, какими были в самом начале после приезда в Балларат, если бы не разругались Ларри и Пэт, тогда любые несчастья казались бы мне незначащими. А теперь только Адам мог хоть как-то успокоить мое смятение. Он шел, возвышаясь рядом со мной, и от него веяло силой и спокойной уверенностью, о существовании которых я уже забыла, постоянно находясь в гуще семейных передряг Магвайров. Я искоса взглянула на него – на лице его не было озабоченности, казалось, он и не думал об этих слухах и новостях, хотя из-за них, собственно, и приехал в Балларат. В нем скорее читалось ожидание – это было лицо человека, которого в конце путешествия ждет какой-то приз. И тут я вспомнила о Розе и сразу же поняла, о каком призе думает Адам.

Теперь это был совершенно другой Адам, не тот, который в спешке уезжал от нас. Это был капитан судна, а не какой-то извозчик на торговой повозке. Я поняла, почему его не волнуют никакие слухи и беспорядки, почему он старается не показывать своих глаз, полных нетерпеливого предвкушения. Мне с горечью пришлось признать, что это взгляд человека, который приехал сюда с твердым намерением жениться.

При этой мысли мне сразу же захотелось отвернуться от него, чтоб спрятать свое лицо, которое, скорее всего, исказилось страданием. Больше всего мне не хотелось присутствовать при его встрече с Розой. У меня бы просто не хватило сил это вынести.

– Адам… я кое-что забыла… там, у Сампсона… Ты иди. Скажи, что я скоро вернусь.

– Не ходи, – возразил он и остановился, – я схожу попозже и принесу. Зачем тебе лишний раз ходить?

Я удивилась, что он и не заметил, как переменилось мое лицо. Я мучительно пыталась придумать хоть какой-нибудь выход, но тут спасение пришло само собой.

Вся Эврика вдруг разом пришла в движение, Люди кричали друг другу из лагеря в лагерь, вылезали из шахт выяснить, что случилось.

– Митинг! На Бейкери-хилл митинг!

Такое в последнее время происходило чуть ли не каждый день. Различные группировки – и реформаторов, и экстремистов – собирали митинги, чтобы получше сплотить своих сторонников. Иногда это были стихийные сборища, но сегодняшний митинг готовился заранее, и люди, побросав свои дела, огромной толпой устремились на Бейкери-хилл.

– Надо идти в лагерь, – сказала я, – наверняка Пэт намылился пойти туда.

Я поторапливала Адама, уверенная теперь, что его первая встреча с Розой потеряется в суматохе митинга.

Пэт уже вылезал из шахты, а за ним и Син. Увидев Адама, он приветственно помахал ему, впрочем, с весьма рассеянным видом. Было впечатление, что он нисколько не удивился его присутствию.

– Рад тебя видеть! – крикнул он. – Ты приехал как раз вовремя! Надеюсь, ружье у тебя с собой?

После этого он сразу ушел. Через некоторое время мимо нас прошмыгнул Син и устремился за Пэтом. Кейт вышла к нам первой. Коротко обняв Адама, она сразу же громко зашептала ему на ухо:

– Иди и проследи за Пэтом. Отец еще в шахте.

– А Роза?.. – спросил Адам.

Кейт пожала плечами.

– Кто ее знает? – Она быстро взяла у него из рук сумку. – Ну, иди же скорей.

И мы повернулись, чтобы влиться в толпу, ползущую к Бейкери-хилл. Со всего Балларата уже стекались люди. Они знали о том, что идет подкрепление, и поэтому сегодняшний митинг был непохож на все предыдущие. Одни бежали туда бегом, другие двигались более степенно, но все же не менее целеустремленно. Заветное слово передавалось все новым и новым людям, кто-то останавливался у шахт, чтобы подождать товарищей. Шуршание лотков у ручья давно стихло – теперь только неистово скрипели лебедки, вынося на поверхность тех, кто еще не успел присоединиться к толпе. К старателям прибавились завсегдатаи баров да и просто стайки зевак. Когда весь народ собрался на площадке, образованной отлогим склоном Бейкери-хилл, я думаю, толпа насчитывала уже более десяти тысяч человек. Это было самое большое скопление людей, какое мне приходилось наблюдать в Балларате. Некоторых, как и меня, охватывал страх, но большинство было настроено воинственно. Я тронула Адама за руку, и он наклонился, подставив мне ухо.

– Пэт наверняка будет впереди всех, – сказала я ему, – надо попробовать туда пробраться.

Чтобы пройти через толпу, я бессовестным образом воспользовалась галантной привычкой мужчин пропускать даму вперед. Чтобы обратить их внимание на свою персону, я отчаянно толкалась и дергала их за рукава, но зато потом они безболезненно давали мне пройти, а следом за мной быстро поспевал Адам. Таким образом мне удалось пробраться в первые ряды. Как раз в это время Питер Лейлор объявил о начале митинга. Среди готовящихся выступать Пэта не было, но я заметила его у самого края площадки.

Через некоторое время стало тихо, и Питер мог начать говорить. Он говорил о подкреплении из Мельбурна, об отказе освободить заключенных. С каждым его словом напряжение в толпе нарастало.

– Наша свобода находится под угрозой. Или мы защитим ее – или она умрет!

По долине эхом прокатился одобрительный гул толпы. Меня пронизала дрожь, и неожиданно для себя самой я тоже стала кричать и скандировать и даже помахала в воздухе платком.

– Надо упразднить лицензии на землю! – неслось над площадкой. – Мы должны покончить с ними раз и навсегда как с символами тирании! Кто за меня?

И снова раздался истерический вой толпы.

– Я считаю, что мы должны настойчиво отказываться носить их с собой; следует создать специальный отряд для совершения набегов на тюрьму и каждый раз освобождать арестованных за отсутствие лицензий. Когда мы действуем сообща – мы сильнее. Вы согласны со мной?

Сотни шляп полетели в воздух, а горы вокруг нас буквально задрожали от криков и пронзительного свиста. Толпа заволновалась и забурлила. Поднявшись на цыпочки, я пыталась разглядеть, что делает Пэт. Какой-то старатель задел меня по лицу локтем, и если б не Адам, который поддержал меня сзади, я бы оказалась под ногами толпы. Из-за этого я упустила момент, когда Пэт отделился от группы на краю площадки и двинулся к одному из костров, вокруг которого толпился народ. Адам взял меня руками под локти и приподнял над головами. Я увидела, как Пэт запалил свою лицензию от костра и, подняв горящую бумагу над головой, стал кричать и размахивать ею. Через несколько секунд я совсем потеряла его из виду, так как он оказался совершенно затертым толпой мужчин, шумно требующих сжечь и их лицензии тоже.

Бейкери-хилл стала похожа на дом умалишенных, где сумасшедшие устроили дикие пляски с горящими бумажками в руках – в сумерках они мелькали над головами, будто огни свободы. Те, кто пришел сюда просто поглазеть, быстро ушли; другие спрятали в карманы свои бесценные клочки бумаги и тоже сбежали. И все же многие из старателей остались: то тут, то там вспыхивали заветные огоньки – на Спэсимен-хилл, на Золотой шахте, на Черной горке, они сигнализировали, что гнев жителей Балларата дошел до предела и отныне стал целенаправленным.

В тот вечер все пребывали в дурном расположении духа. Даже Роза поддалась всеобщему унынию, несмотря на радость по поводу возвращения Адама. Она целиком погрузилась в терпеливое ожидание, потому что решила дать Адаму время, чтобы он осмелился заговорить с ней первым.

Видимо, узнав об «Энтерпрайзе», она пришла к тому же выводу, что и я: Адам приехал, чтобы просить ее руки. Она гордилась им – теперь у него было положение и даже немного денег, и между ними уже не должно быть такого контраста; хотя ее это никогда и не волновало – она всегда была готова принять Адама таким, какой он есть. Я почти что читала ее мысли: сейчас она просчитывает, с какими препятствиями им придется столкнуться в эти дни, – в первую очередь затруднения будут из-за того, что она католичка. Впрочем, ее это ничуть не смущало, было видно, что она нисколько не сомневается в своем успехе. Утешало меня лишь то, что Адам не торопился. Пока предложение не объявлено вслух, нельзя было говорить ни о чем определенном. Почему-то в глубине души у меня еще теплилась надежда, что Адам приехал ко мне, а не к Розе.

Однако за более насущными делами наш любовный треугольник – Роза, Адам и я – потерял свою значимость. Адам размотал длинный предмет, обернутый брезентом, – это оказалось ружье. Обычно он брал оружие, когда отправлялся в поездку с Ларри, но такого ружья я еще никогда не видела.

– Я потратил на него месячный заработок, – сказал он, – решил, что если уж я еду сюда, то надо подготовиться как следует.

Пэт с Сином склонились над ружьем, чтобы рассмотреть его получше.

– Это винчестер, – пояснил Адам, – почти что новый.

Пэт положил руку на приклад, и я видела, как побелели костяшки его пальцев – так крепко он его сжал.

– Адам, – сказал он, – я хочу купить его у тебя. Правда, у меня нет денег…

Его голос даже охрип от вожделения, словно речь шла не о ружье, а о женщине, к которой он воспылал жаркой страстью. Диковато сверкнув глазами, он засмеялся, но смех застрял у него в горле:

– У нас только Ларри при деньгах!

Я ожидала, что Адам ему откажет, и видела, что Кейт с напряжением ждет того же. Адам сказал:

– Я не продаю оружие, Пэт. – После этого он протянул ему ружье: – Возьми его просто так!

– Правда?

– Нет! – вскочила Кейт, безуспешно пытаясь выхватить у него ружье. – Ты понимаешь, что ты даешь ему в руки? С этой проклятой штуковиной он только наделает бед! Он ведь еще совсем мальчик… Но Дэн остановил се.

– Успокойся, Кейт. Он не мальчик, он уже мужчина.

– Если он мужчина, так что же, мы должны послать его ко всем чертям? – И она молитвенно сложила руки: – Пресвятая Богородица, сделай так, чтобы здесь появился Ларри.

Лицо Пэта побелело и исказилось гневом и ревностью.

– Опять этот проклятый Ларри! Меня тебе мало, да? Неужели я меньше забочусь о тебе, чем он? Ну почему всегда Ларри? Почему?.. Почему?..

Пэта охватило полное отчаяние. На следующее утро он отказался спускаться в шахту. Мы догадались, что он хочет быть на виду, если придет полиция. Ему не терпелось продемонстрировать отсутствие лицензии, а заодно показать Кейт, как это рискованно. Адаму пришлось пойти на шахту вместо него, и тут уж взбеленилась Роза, поняв, что все ее ожидания и предвкушения провести день с Адамом пошли насмарку. Злобно налетев на Пэта, она принялась честить его, пока наконец не ушла к Люси О'Доннел. А Пэт молча принялся за работу – стал разбивать куски кварца и крутить лебедку, вытаскивая на поверхность ведра с землей.

И вот в районе Золотых шахт раздались крики, которых все уже ждали:

– Фараоны! Фараоны!

Пэт выронил свою кирку и бросился к палатке. Я знала наперед, что сейчас будет, и напряженно следила за ним. Я услышала, как он выругался, после чего вылез из палатки.

– Кто его взял? – заорал он. – Где оно?

– Что? – спросила Кейт.

– Ты прекрасно знаешь! Мое ружье – ружье!! Кейт покачала головой, машинально вытирая руки, испачканные в тесте, которое она месила.

– Я и пальцем не дотрагивалась до него, – сказала она, – но если бы оно сейчас попалось мне в руки, я бы просто сломала его об твою голову, пока ты не…

Он беспомощно озирался, оглядывая лагерь.

– Где ты его спрятала? Что ты все вмешиваешься?.. Ну, где же оно?

– Да пошло оно к черту вместе с тобой! Ты что, хочешь замарать свои руки убийством, Пэт Магвайр? К этому все и идет.

– Лучше сама ты иди к черту! – крикнул он. Она так и отпрянула, услышав эти слова – лицо ее побледнело, но Пэт нисколько не смутился этим. Вне себя от досады и гнева, он принялся рыться в ящиках, выбрасывая из них все содержимое. Когда на землю с грохотом упала коробка с фарфором, у Кейт вырвался вопль.

– Ты ненормальный! – закричала она. – Ты просто идиот!

– А ты – надоедливая старуха! – Он мрачно пнул ногой табуретку. – Тебя что, не научили не лезть в мужские дела?

На мгновение он замер, глянув в сторону Золотых шахт и прислушиваясь к доносившимся оттуда звукам.

– Проклятье! Теперь я могу опоздать! – вскричал он и побежал догонять других, кто, побросав свои кирки, устремился к Золотым шахтам.

– Дай Бог, чтобы ты опоздал! – крикнула Кейт ему вслед.

Глядя, как удаляется его фигура, как, прыгая и петляя между шахтами и кучами отбросов, он несется к Золотым шахтам, Кейт стояла и плакала, даже не вытирая слез.

– Какой же ты дурак, Пэт Магвайр! – хрипло кричала она, но он уже был слишком далеко, чтобы ее услышать.

– Куда ты запрятала ружье, Эмми? – спросила она, повернувшись ко мне.

– Как вы догадались? Она махнула рукой.

– Ну кто еще, кроме тебя, мог предвидеть это заранее? Слава Богу, что ты сообразила.

– Я положила его туда, где оно лежало у Адама. Я подумала, что уж там-то он будет искать в последнюю очередь.

Она кивнула.

– Молодец, Эмми. Пожалуйста, попробуй догони его, может, у тебя получится хоть немного его образумить.

– Я?

– А кто еще? – Она показала на шахту. – Он бросил там всех наших троих мужчин, а я смогу поднять наверх не больше одного.

– Я помогу.

– Уже нет времени. Иди!

Убегая, я слышала, как она зовет Розу.

– Роза, ну где же ты? Матерь Божья, эта красотка всегда только там, где не надо!

Ну что я могла сделать? На Золотых шахтах собралась огромная толпа, и полиция уже арестовала нескольких человек, отказавшихся предъявить лицензии. Комиссар Реде был здесь же и при полном параде. Но теперь помимо обычного конного отряда в его распоряжении были силы подоспевшего подкрепления. Они обосновались в полицейском лагере за гребнем оврага. Толпе удалось отбить одного из арестованных лидеров – немца по имени Верн. Кто-то из старателей выстрелил в Воздух. И тут же со стороны солдат и полицейских последовал ответный залп поверх наших голов.

Войска подошли поближе, пустив вперед конный отряд, вооруженный штыками. При виде направленных вперед штыков толпа невольно отпрянула. Я увидела, что люди вокруг меня вдруг сразу осознали всю тщетность своих усилий – большинство было вооружено лишь камнями. Толпа отступила еще дальше и как-то сжалась. Теперь уже никто не предпринимал попыток освободить арестованных, привязанных к полицейским лошадям. Реде лучше любого другого чувствовал настроение людей. Получив преимущество, он сразу же им воспользовался и отдал приказ обстрелять толпу еще раз. Этим он окончательно показал нам наше бессилие, и я вместе со всеми остро почувствовала, как попирают наше достоинство, наши права и вообще справедливость. Я подумала, что в такие моменты и рождаются тираны из обычных людей. Комиссар стал зачитывать закон, предупреждающий толпу, что ей следует разойтись, и почему-то именно это пробудило в нас, обычных людях, дух беззакония. Когда он закончил читать, полицейские собрали всех арестованных и приготовились идти в свой лагерь, бросив толпу на Золотых шахтах. Это было так унизительно и обидно, и я впервые осознала, что понимаю Пэта.

Я знала, где он был сейчас, – в первых рядах толпы. Я видела, как он рвался, чтобы его арестовали. А когда его схватили, он улыбался назло им торжествующей и несломленной улыбкой. Они не победили его, и я им гордилась.

Сама не зная почему, я вдруг присоединилась к небольшой группе женщин, идущих в полицейский лагерь рядом с мужчинами. Я даже выкрикивала вместе со всеми оскорбления в адрес конной полиции. Женщин не трогали, и мы воспользовались этим на все сто, подняв такой свист и улюлюканье, что наши мужчины не могли сдержать улыбки и даже слегка воспрянули духом. Наверное, мы походили на стадо визжащих гарпий, когда, спотыкаясь, бежали, подметая землю подолами платьев и не успевая за полицейскими лошадьми, – растрепанные, потные, злые. Поравнявшись с Пэтом, я окликнула его: