Текст книги "Дочь дьявола"

– С таким-то отцом? Сомневаюсь! А ее братья, вероятно, обращаются с ней, как с нежным весенним цветком. – Немного подумав, Адам добавил: – Поверь, я сочувствую человеку, который станет мужем Рейны… да и любой английской девушки. Придется проводить большую часть ночи, вытаскивая ее из-под кровати и вытирая ей слезы.

– Но ты даже не видел ее… сколько это… почти шесть лет! – Не обратив внимания на вялый кивок, Арабелла продолжала упорствовать: – Рейна стала очень хорошенькой, совсем не похожа на худенькую малышку, какой была когда-то! Но ты прав, она совсем как фарфоровая куколка… и, возможно, нуждается в мягком понимающем муже, который научит ее… всему.

И, поймав недоверчивый взгляд Адама, Белла поспешно заметила:

– Странно, но теперь я поняла, что ее отцу не нравится наша дружба. Он всегда исключительно вежлив как со мной, так и с отцом, но старается держаться на расстоянии. Ее мать, леди Делфорд, совершенно другая! Такая энергичная, веселая, полная жизни!

– Эдвард Линдхерст, вероятно, боится твоего влияния на Рейну. И ты расспрашивала бедняжку насчет любовных игр? Стыдись, Белла!

– Извини, – пробормотала девушка и взглянула на статую неизвестного ей греческого бога. – Мужчины тоже, бывают прекрасны. Однако сомневаюсь, чтобы Эверсли выглядел подобным образом. Ты – другое дело.

Адам покраснел. Чертовски неловко слышать подобные вещи от сестры!

– Да, мне говорили, – резко бросил он, не глядя на нее.

– Адам, ты, конечно, не захочешь…

– Белла!

– Нет, я просто так… полюбопытствовала. Кроме того, мне уже двадцать – настоящая старая дева! А ты прекрасен!

Адам расплылся в улыбке и погрозил Арабелле пальцем.

– Постарайся не быть такой…

– Честной?

– Откровенной. И, Белла, научись не выказывать любопытства! Если ты выскажешь свои мысли какому-нибудь мужчине, он посчитает тебя распутным, развращенным созданием и станет обращаться с тобой соответственно, независимо от твоего положения и титула.

– Я не настолько глупа! – негодующе воскликнула девушка. – И прикончу любого, кто посмеет приблизиться ко мне!

– Я тебе верю, – сухо кивнул Адам. – Эверсли повезло, что пострадала лишь его нога.

Он снова взглянул на окно родительской спальни. Занавеси из золотистой парчи по-прежнему были задернуты.

– По-моему, давно пора ужинать!

– Наверное, надо переодеться, иначе отец встретит нас уничтожающим взглядом!

– Вы, как всегда правы, мадам, – ответил Адам и поднялся.

Розина подала ужин на заднюю веранду. По обеим сторонам стола сидели граф в строгом костюме черного бархата и графиня, в роскошном шелковом туалете, затканном золотыми нитями.

– Я так скучала по этому легкому фруктовому вину из наших виноделен, – сказала леди Кассандра. – И предлагаю тост за воссоединение семьи.

– Давай выпьем, дорогая, – мягко поправил ее граф, – за то, что мы снова вместе, и за этот чудесный вечер.

Адам поднес к губам бокал и, увидев нежные взгляды, которыми обменивались родители, привычно подумал, удастся ли ему найти женщину, которая станет всем в его жизни. Арабелла, однако, едва сдерживала нетерпение. Адам хорошо знал, что торопить отца не стоит, и поэтому постарался насладиться вкусными блюдами и прекрасным видом на море, открывавшимся с веранды. Арабелла же едва притронулась к сочным эскалопам и свежему салату. Как только на столе появились спелые апельсины и орехи, она воскликнула:

– Отец, объясни же в конце концов, что случилось?

Граф с легкой улыбкой раздавил орех длинными пальцами. Маленькая, вечно растрепанная девчонка стала прелестной молодой женщиной. Но прежними оставались ее прямота, откровенность, безудержное веселье, бьющее ключом, и неизменная честность… и это невероятно его радовало.

– Хорошо, Белла, – спокойно согласился он. – К этому дню мы потеряли уже два судна. Думаю, члены команды либо убиты, либо взяты в плен, а корабли сожжены. Я обнаружил грузы в Неаполе – точнее, при неаполитанском дворе.

– Но берберские пираты не сжигают захваченные суда, – удивился Адам.

– Да, и я тоже нахожу это крайне странным.

– При неаполитанском дворе, – повторил Адам, глядя на отца.

– Во всяком случае так утверждает Даниеле Барбаро. Похоже, что товары с «Беллы» были проданы во Францию кем-то из придворных неаполитанского короля. Если в этом повинны берберские пираты, причина мне неясна.

– Но сын Хар эль-Дина Хамил не стал бы нарушать наше соглашение, – вмешалась графиня.

– Ты права, дорогая, но несколько недель назад я узнал, что Хамил утонул во время шторма.

Арабелла, не спускавшая глаз с матери, резко сказала:

– Ты говоришь так, словно знала этого пирата Хар эль-Дина!

Графиня украдкой посмотрела на мужа:

– Твой отец знал его много лет. Хар эль-Дин был беем Орана, в Алжире.

– Тот, кто умер не с ятаганом в руках, – вставил граф, – а в собственной постели, в окружении жен. Хамил – его сын от первой жены, Забетты.

– А кто правит теперь, отец? – поинтересовался Адам.

– Второй его сын, Камал, молодой человек, с которым я еще не встречался. Удостоверившись, что корабли пропали, я, конечно, написал ему и недавно получил ответ. Камал отрицает свое участие в набегах и заверяет меня, что постарается все узнать.

– Отец, надеюсь, ты не веришь ни единому слову этих людей! – фыркнула Арабелла.

– Белла, ты несправедлива… по крайней мере, раньше им можно было доверять. Вряд ли так уж мудро со стороны берберов нарушать действующее столько времени соглашение о выплате дани! Кроме того, как верно заметил Адам, не в их обычаях жечь ценные корабли!

– Неаполитанский двор, – тихо произнес Адам. – Разгадка тайны именно там.

– Да, Адам, ты, скорее всего недалек от истины. Я сам намеревался отправиться в Неаполь, но, немного поразмыслив, решил, что это рискованно. Меня слишком хорошо знают там, и мое присутствие, возможно, заставит преступника скрыться. Поэтому я и позвал тебя. Никому не известно, что ты виконт Сент-Айвз, и, если станешь действовать под личиной богатого итальянского дворянина, наверняка получишь доступ ко двору и узнаешь имя человека, возымевшего столь непреодолимое желание завладеть нашими товарами.

– Но не грозит ли Адаму опасность?! – воскликнула графиня.

– Нет, конечно, – мрачно улыбнулся Адам, – особенно если я никого не стану посвящать в свои планы.

– Адам прав, сага. Даже кричи мальчик на всех углах, что он мой сын, негодяи скорее всего постарались бы убраться как можно дальше. Однако я посылаю в Неаполь Даниеле с тремя людьми, на случай необходимости. Адам, ты знаком с положением в Неаполе?

– Я знаю, – вмешалась Арабелла, подавшись вперед, – что вся власть в руках королевы Марии Каролины, а король Фердинанд – просто шут гороховый, без капли мозгов в голове.

– Нередкое явление, – вздохнула графиня.

– Похоже, таково будущее рода человеческого, – заявила Арабелла, улыбаясь брату.

– Ты перебиваешь нас, Белла, – заметал Адам, положив подбородок на сложенные руки. – Королева – сестра Марии Антуанетты, не так ли?

– Совершенно верно, – подтвердил граф. – И поэтому ее столь ненавидят якобинцы и Наполеон. Убийство сестры и Людовика так подействовало на нее, что Мария Каролина поклялась не позволить французам захватить королевство Двух Сицилии. Но она осталась в одиночестве. Испанские Бурбоны беспомощны, а австрийцы того гляди переметнутся к противникам. Только Амьенский договор спасает Неаполь от лап французов, но этого недостаточно. Даже сейчас Мария Каролина с Фердинандом должны плясать под дудку Наполеона, чтобы выжить.

– Все это прекрасно, отец, – резко напомнила Арабелла, – но при дворе так много людей! С чего должен начать Адам?

– Твоя сестра, – сказал с улыбкой граф, – ужасает меня. Всегда идет прямо к цели с упорством мула. Так вот, Белла, Даниеле выяснил, что один из французских эмигрантов при королевском дворе, граф де ла Валль, молодой человек весьма сомнительной морали и принципов, знает о судьбе нашего карибского рома гораздо больше, чем следовало бы. Он играет роль оторванного от родины, преданного короне аристократа, принят при дворе и находится в милости у королевы. Кроме того, тебе нелишне знать о нем еще кое-что, Адам. Помнишь, лет двадцать пять назад в Англии существовал клуб «Хеллфайр»[5]5
  Адский огонь (англ.)


[Закрыть]?

– Поклонники сатаны? – фыркнул Адам.

– Это омерзительное увлечение пока не сильно захватило Неаполь. Но, как выяснилось, граф де ла Валль – участник одной из подобных сект, Les Diables Blancs, Белые дьяволы, как они себя называют. Он сумел вовлечь в секту нескольких молодых итальянских аристократов.

– Кажется – задумчиво протянул Адам, – очаровательный граф де ла Валль неотразимо притягивает и меня тоже.

– Адам – белый дьявол, – проворковала Арабелла. – Очень подходит тебе, братец.

– Да уж, мне будет не до скуки, – согласился Адам.

– Тут есть одна проблема, отец, – неожиданно встрепенулась Арабелла, подняв черные брови, – но решить ее не так уж сложно.

Сердце девушки заколотилось от волнения, но она приняла равнодушный вид и заставила себя не торопиться. Поспешность может все испортить.

– О чем ты, дорогая?

– Линдхерсты скоро приедут в Неаполь. Рейна говорила, что министр королевы наконец-то убедил Эддингтона послать ее отца к неаполитанскому двору в качестве военного советника английского посла, сэра Хью Эллиота.

– Рейна сопровождает родителей? – осведомился граф и, дождавшись кивка дочери, пробормотал: – Не понимаю, почему Делфорду взбрело в голову везти дочь за границу в такое тревожное время?

– Отчего ты не сказала раньше, Белла? – упрекнул Адам.

Девушка пожала плечами:

– Мама знала, а тебя, Адам, это, по-моему, нисколько не интересовало. Теперь же у тебя могут возникнуть трудности.

– Слабо сказано, Белла! Господи Боже, да Линдхерсты знают, меня с самого рождения и, конечно, сразу же разоблачат!

– Не могли бы вы написать Эдварду, милорд, – предложила графиня, – и попросить заехать сюда по пути в Неаполь? Вы все ему объясните и предупредите не выдавать Адама.

– Разумеется, могу, – сардонически хмыкнул граф, – хотя сомневаюсь, что виконт Делфорд очень уж обрадуется.

– Но ты забываешь о Рейне, – вставила Арабелла, радуясь своему умению выбрать подходящий момент. —

Она тоже может узнать Адама, хотя не видела его много лет. Поэтому я нашла идеальное решение.

– А именно? – осторожно поинтересовался граф.

– Да-да, отец, вот увидишь! – Девушка глубоко вздохнула и, скрестив пальцы на счастье, бросилась вперед, очертя голову: – Я поеду в Неаполь с Линдхерстами под видом их гостьи, и, если Рейне Адам покажется знакомым и она заподозрит неладное, легко смогу убедить ее в обратном. – Она картинно пожала плечами. – И кто знает? Возможно, я помогу Адаму выяснить, кто за всем этим стоит.

«К тому же, – добавила девушка про себя, крайне собой довольная, – я сделаю так, чтобы лучшая подруга встретилась с моим братом!»

– Черта с два! – взорвался Адам.

– Только потому, что ты мужчина, Адам… Граф властно поднял руку, призывая к молчанию:

– Я хотел бы хорошенько все это обдумать. Вы оба можете спорить сколько душе угодно, как только мы с матерью удалимся. – Он легонько ущипнул Арабеллу за подбородок. – Каникулы в Неаполе, дочь моя? Не уверен, выдержат ли придворные натиск такого урагана. Завтра еще раз поговорим об этом.

Граф поднялся, улыбнулся детям и предложил руку графине.

Не успели родители уйти с веранды, как Адам объявил:

– Арабелла, я не желаю видеть тебя в Неаполе.

– Осмелюсь спросить: почему? У меня куда больше шансов выведать нужные сведения, чем у тебя, братец.

– Это не игра, Белла.

– Ах, вы совсем не изменились, – вздохнул Скарджилл, появляясь на веранде. – Вечно готовы сцепиться друг с другом.

Он выпустил из трубки облако дыма и задумчиво наблюдал, как оно подымается к небу.

– Адам, – возразила Арабелла, – всегда стремится взять верх, Скарджилл!

Адам лукаво ухмыльнулся:

– Спрашивается, на что нужны сестры, Скарджилл? – осведомился он в свою очередь. – Поскольку эта дурочка – моя сестра, приходится волей-неволей защищать ее!

Арабелла, швырнув в Адама салфеткой, вскочила.

– Не тебе решать, дорогой братец. Отец не настолько неблагоразумен! Вот увидишь, я поеду в Неаполь с Линдхерстами!

Камердинер снова затянулся и покачал лохматой седой головой.

– Принести дуэльные пистолеты?

– Я предпочла бы шпагу, – заявила Арабелла, – и легко насадила бы его на острие!

– Господи, – с отвращением произнес Адам, – мне жаль человека, которому придется укрощать тебя!

– Укрощать! А как насчет бедных женщин, которым приходится выносить твои смехотворные капризы?

– Но, девочка, – вмешался Скарджилл, взмахивая трубкой, – ты могла бы по крайней мере позволить мужчинам думать, что они настояли на своем!

– Мужчин, – фыркнула Арабелла, распрямляя плечи и глядя на брата, – следовало бы выстроить у стены и расстрелять.

– Мужчины, дорогая сестрица, – издевательски протянул Адам, – тоже на что-то годятся, как ты непременно усвоишь, если когда-нибудь станешь взрослой и настоящей женщиной.

Перед глазами Арабеллы всплыло лицо Эверсли, и девушка покраснела.

– Мне мужчины ни к чему, – отрезала она, однако румянец предательски залил шею, поскольку девушка прекрасно понимала: брат видит ее насквозь.

– Думаю, Скарджилл, – вздохнул Адам, откидываясь на спинку стула, – что на этот раз последнее слово осталось за мной.

– В таком случае удирай поскорее, парень, пока твоя сестрица не пришла в себя, – посоветовал Скарджилл, исчезая в саду.

Глава 3

Оран, алжирская провинция

Алессандро ди Феррари, известный в Алжире под именем Камал эль-Кадера, бея Оранского, опершись бронзовыми от солнца руками о выложенную мозаичными изразцами ограду дворцового сада, рассматривал две грозные крепости, одинаковые, как сестры-близнецы, расположенные по сторонам зеленой долины на высоких холмах. Пушки твердынь были направлены на гавань Орана, как бы предостерегая Европу и обещая защиту стоявшим на якоре кораблям. Сегодня там было не менее дюжины шебек, которые так ценят за скорость пираты и корсары. Среди них заметно выделялось неуклюжее торговое испанское судно; его хозяин явился заплатить ежегодную дань. До Камала доносились отрывистые команды – за крепостными стенами шло каждодневное обучение войска оранского бея. Погода была прекрасная, и безоблачное синее небо отражалось в гладкой поверхности Средиземного моря.

Теплый ветерок играл пшенично-золотистыми волосами Камала и сдувал мелкие капли пота у него со лба. Камал услышал нежное позвякивание колокольчиков, и лицо его озарилось улыбкой. Они напомнили ему о Елене, новой наложнице, подарке алжирского бея. Он вспомнил сегодняшнюю ночь, когда она лежала в его объятиях, мягкая и покорная, щекоча грудь смоляными прядями. Узнав, что она еще ребенком была захвачена людьми раиса[6]6
  Здесь: капитан пиратского судна


[Закрыть] Хамили во время набега на итальянское побережье, Камал спросил девушку, не хочет ли она вернуться домой. Елена изумленно раскрыла глаза цвета темного шоколада и, поняв, что повелитель не шутит, разразилась слезами. Она почти не помнила ни родины, ни родителей. Милое, доброе дитя, но, как и остальные женщины гарема, необразованна, невежественна и с детства владеет только одним искусством – ублажать мужчин.

Камал невольно нахмурился, удивляясь собственным недобрым мыслям, и тяжело вздохнул. Гибель сводного брата, Хамила, тяжким бременем легла на душу, и, кроме того, он устал, поскольку лишь вчера вернулся из Алжира, где исполнял должность вакиля аль-хариди – министра иностранных дел при бее. Поскольку Камал много лет прожил в Европе и знал три европейских языка, именно на него была возложена обязанность принимать консулов. Они обычно прежде всего удивлялись тому, что мусульманин говорит на их языке без помощи толмача-еврея, потом следовали вкрадчивые жалобы на пиратские набеги берберов. Он отвечал им так же любезно, прекрасно сознавая, что пиратство не прекратится, пока европейцы не откроют порты берберским торговцам. Впрочем, даже эта мера не поможет. Для многих моряков это образ жизни, и к тому же набеги приносили немалое богатство ему самому и другим, включая бея. Его народ строго чтит традиции и вряд ли легко расстанется именно с этой.

Подобное умозаключение весьма тревожило Камала, поскольку можно было понять и европейцев, вынужденных в скором времени вступить в войну с Алжиром, Тунисом и Марокко… с тем миром, в котором он был рожден. При этой мысли его арабская кровь вскипела, однако Камал знал: западные страны больше не желают мириться с берберскими корсарами.

Он принял чужеземных консулов и, как всегда, направил их к хазандару, казначею бея, коварному старикашке, который, услышав отказ платить дань, просто улыбнулся, стараясь хорошенько запомнить непокорного.

Как и его сводный брат Хамил, Камал предпочитал иметь дело с частными лицами, такими, как итальянские торговцы, которые не могли обеспечить себе защиту военных кораблей. Они прекрасно понимали друг друга, и переговоры частенько заканчивались пиршеством, музыкой, а по ночам постели гостей согревали прелестные девушки. Зато богатые купцы твердо знали, что отныне находятся в безопасности даже от тунисских пиратов, чей повелитель забирал свою долю дани.

Камал снова вспомнил о Хамиле, который был для него лучшим отцом, чем сам Хар эль-Дин. Хамил помог его матери, некогда итальянской графине, убедить Хар эль-Дина позволить мальчику получить образование во Франции и Италии. Хамил считал, что это лучше поможет алжирцам понять чужеземных дьяволов. Именно гибель Хамила во время сильного шторма неподалеку от побережья Сардинии вынудила его вернуться домой, чтобы занять место брата. Старшая жена Хамила, Лелла, носила его ребенка, и Камал намеревался сделать все, чтобы малыш не забыл отца, могучего правителя, мужественного, сильного человека.

– Повелитель.

Камал обернулся, услышав тихий голос Хасана-аги, своего визиря.

– Пора?

– Скоро, повелитель. Сегодня вам предстоит вынести всего четыре приговора. – Хасан помедлил, небрежно теребя рукав халата из мягкой белой шерсти. – Один богатый торговец пряностями пожелал выразить вам свое почтение с помощью золотых пиастров.

– И даже не попытался сделать это исподтишка?

– Нет, повелитель.

– Покажи его мне, чтобы я мог получше рассмотреть человека, считающего, будто правосудие можно купить.

– Да, повелитель. – Улыбнувшись, Хасан уже шагнул было прочь, но тут же озабоченно нахмурился. – Ваша иочтенная матушка желает поговорить с вами, повелитель.

Поклонившись, он отошел, оставив Камала готовиться к появлению в большом зале, предназначенном для приема посетителей.

Прежде чем обернуться к матери, он одернул рубашку с широкими рукавами и кожаную безрукавку и поправил широкой пояс из мягкого красного сафьяна.

– Матушка!

– Да, сын мой.

Он послушно запечатлел поцелуй на нарумяненной щеке и легко перешел на итальянский:

– Вы здоровы?

– Да. Я слышала, как этот глупец Хасан рассказывал, что торговец пытался тебя подкупить.

– Хасан глупец? – переспросил Камал с напускным равнодушием. По возвращении в Оран он быстро понял, что мать ревнует к каждому, кто мог оказать на него влияние. Столь неукротимые собственнические инстинкты не переставали изумлять его, поскольку она знала сына так же мало, как тот – ее.

Джованна Джиусти, когда-то генуэзская аристократка, а сейчас мать бея Оранского, пожала худыми плечами.

– Он мог просто принять бакшиш[7]7
  Взятка (араб.).


[Закрыть] и пополнить казну, сын мой. Тебе не было нужды ни о чем знать, и если ты вынесешь приговор не в пользу торговца, тот не посмеет протестовать. В конце концов в его жилах течет еврейская кровь! Такие, как он, недостойны внимания повелителя!

– Но это вряд ли можно назвать правосудием, мадам. И если я не стану выносить честных приговоров, к кому обращаться несчастным людям?

Джованна снова пожала плечами, на этот раз нетерпеливо.

– Вздор!

На мгновение Камал ощутил себя истинным мусульманином, считавшим, что женщина не имеет понятия ни о чести, ни о чувстве долга. Он молча уставился на мать, все еще замечательно красивую женщину, чьи прелесть и очарование привлекли когда-то взор старого распутника Хаар эль-Дина. Маленькая, стройная, с черными как смоль, вероятно, крашеными волосами, в которых не проглядывало серебра, она казалась неотразимой. Но, несмотря на все притирания, на лице виднелись глубокие морщины, оставленные годами ненависти и горечи. Став беем, он дал ей некоторую власть, по крайней мере над женщинами, пока не обнаружил, что мать поместила вдову Хамила Леллу в маленькую душную комнату, годившуюся только для рабыни. Когда Камал возмутился, Джованна изумленно подняла тонкие черные брови:

– Лелла – ничтожество, сын мой, и думаю, всего лучше будет ее продать, пока не станет заметен живот.

– Господи, мама, эта женщина – мать ребенка Хамила! Ее сын будет моим племянником и наследником, пока я не женюсь и не обзаведусь собственными детьми!

– Наследником?!

Только тогда Камал неожиданно понял, какой угрозой считает мать Леллу и ее нерожденного сына. Угрозой, но кому? Ему или ей?

– Да, наследником, – повторил он. – Лелла и ее будущее дитя под моей защитой. Ясно?

Лицо женщины словно по волшебству разгладилось. Покорно улыбнувшись, она наклонила голову:

– Конечно, сын мой. Я распоряжусь, чтобы с Леллой обращались так, как подобает ее положению. Поверь, Алессандро, я лишь забочусь о тебе и твоем благополучии.

Камал тряхнул головой, избавляясь от неприятных воспоминаний.

– Вам что-нибудь угодно, мама? – с легким нетерпением осведомился он. – У меня не так много времени. Хасан ждет.

Темные глаза гордо блеснули, прежде чем она почтительно потупила взор.

– Возможно, позже мы сможем поговорить, Алессандро, – тихо пробормотала женщина.

– Разумеется, – согласился он.

Джованна опустила чадру и грациозной походкой направилась на женскую половину.

Церемония судилища не менялась почти две сотни лет. Камал вошел в большой, залитый солнцем зал, единственной обстановкой которого были стул с высокой спинкой, стоявший на возвышении, и узкий стол, за которым сидел писец. По обеим сторонам от Камала расположились Хасан-ага и солдаты-турки с каменными лицами, в живописных красных с белым мундирах и кривыми ятаганами за поясами.

Камал уселся на резной троноподобный стул, привезенный из Испании еще его отцом Хар эль-Дином, и кивнул визирю. Тот стал излагать первую тяжбу. Жалобу принес торговец пряностями Хадж Ахмад, толстяк средних лет, тот самый, кто пытался подкупить Камала. По знаку визиря он встал перед беем со сложенными на груди руками. Седеющая борода закрывала грудь, огромный нос картошкой покраснел от бесчисленных возлияний. Однако голос, к удивлению Камала, оказался мягким и негромким.

– Этот человек, повелитель, – начал он с заметным достоинством, показывая на невысокого худого мужчину, постарше его самого, – не хочет платить. Я отправил в его лавку груз пряностей и ничего не получил за это.

Камал пристально вгляделся в глаза ответчика, как советовали ему отец с братом. Если человек не величайший на земле подлец, всегда можно прочесть правду в его глазах.

– Но, Хадж Ахмад, – вежливо осведомился он, —почему ты отдал пряности без оплаты?

– Один из моих сыновей занимался этой сделкой, повелитель. Он вернулся ко мне с известием, что этот червяк отказался платить.

Настала очередь хозяина лавки.

– Я заплатил, повелитель, но сын Хадж Ахмада не пожелал дать расписку.

– Ложь, повелитель! – завопил Хадж.

Камал властно поднял руку, внимательно осмотрел обоих мужчин и что-то тихо приказал. Хасан велел обоим подождать в маленькой комнате. Рассудив еще две тяжбы, Камал кивнул визирю.

Темноглазый молодой человек с намечающимся брюшком вошел в зал в сопровождении Хадж Ахмада. Камал обратился к торговцу:

– Этого сына ты посылал отвезти пряности хозяину лавки?

– Да, повелитель.

Камал изучающе оглядел молодого человека и улыбнулся:

– Расскажи все с самого начала.

Молодой человек, ободренный благосклонностью бея, искоса поглядывая на отца, повторил уже слышанную от Хадж Ахмада историю. Камал внимательно выслушал его и спросил:

– Значит, ты так плохо служишь отцу, если готов оставить у незнакомого человека товар без всякой оплаты?

– Хозяин лавки уверял, что не может заплатить, повелитель. Сказал, что пришлет деньги отцу на следующий; день, но солгал.

Камал полюбовался огромным изумрудом на безымянном пальце.

– Хасан, – велел он, – прикажи избить палками сынка почтенного Хадж Ахмада.

– Повелитель! – взвизгнул торговец. – Он мой сын! Моя плоть и кровь! Всю жизнь он преданно служил мне!

– Твой сын обокрал тебя, Хадж Ахмад. Если под; палками он не признается, где спрятал деньги, я все равно буду считать, что правосудие свершилось. Оказывается, ты плохо разбираешься в людях. Ты ошибся во мне и ошибся в своем сыне. И никогда больше не пытайся подкупить меня.

Хасан хлопнул в ладоши, и двое солдат поволокли прочь молодого человека.

– Не позволяй им забить до смерти этого глупца, – приказал Камал Хасану. – Он трус. Когда скажет отцу, что сделал с деньгами, освободите его. Хадж Ахмад сам воздаст ему по заслугам.

Когда Камал разрешил последний спор из-за приданого невесты, сморщенное лицо Хасана расплылось в самодовольной улыбке.

– Я боялся, повелитель, – тихо признался он, – что человек, столь долго находившийся вдали от нас, не увидит всей правды, подобно людям, всю жизнь не покидавшим своей страны.

Камал рассмеялся.

– Но ты все-таки станешь молиться, чтобы я становился мудрее с течением времени, не так ли, Хасан?

– Да, повелитель.

Хасан подождал, пока раб не подаст бею чашу с фруктовым шербетом.

– Есть и еще одно дело, повелитель.

Камал вопросительно склонил голову, взмахом руки отпуская раба.

– Ответ, который вы отправили графу Клер несколько недель назад.

– Пропавшие суда? Я написал, что ничего не знаю об этом, Хасан. Ты что-то обнаружил с тех пор?

– Да, повелитель. Виновник – Беджир, один из наших капитанов.

– Мы нарушили договор! – охнул Камал, не в силах поверить услышанному.

– Беджир утверждает, повелитель, что на приказе уничтожить суда была ваша печать.

– Он лжет, – решительно возразил Камал. – Только ты и я пользуемся печатью.

– И еще один человек, если припомните, повелитель. Камал безмолвно уставился на визиря. Немного собравшись с мыслями, он спокойно объявил:

– Прикажи Раджу передать моей матери, что я поужинаю с ней в ее покоях.

– Как будет угодно повелителю, – с поклоном ответил Хасан-ага.

Камал вышел из зала и в глубокой задумчивости направился через затейливые переходы в свои покои, расположенные в западном крыле дворца. Раньше они принадлежали Хамилу, и Камал в память о брате не стал ничего менять. Драгоценные египетские драпировки всех цветов радуги закрывали стены с потолка до пола. На полу расстелены персидские ковры в золотистых, голубых и алых тонах. Вокруг низких столиков сандалового дерева, инкрустированных слоновой костью, разбросаны мягкие вышитые подушки. Длинная низкая тахта занимала почти всю стену.

Камал сбросил одежду на руки своего раба Али, стройного черноглазого восемнадцатилетнего юноши, мавра по происхождению. Камал увидел его на невольничьем рынке пять месяцев назад и понял, что новый хозяин скорее всего сделает из Алиевнуха. На лице мальчика стыла такая безнадежность, что Камал поддался порыву жалости и купил его. Али был фанатично предан господину и часто смешил его своими проделками.

– Ну и жара, – заметил Камал. – Надеюсь, вода холодная.

Он шагнул в ванну, отделанную изразцами с ручной росписью. На каждой плитке были изображены фрукты, растения и животные. Сама ванна была скорее небольшим бассейном, окруженным низкими мраморными столами, накрытыми простынями. Али стал намыливать Камала и обливать водой из разрисованного глиняного кувшина. Наконец Камал нырнул в прохладную глубину бассейна и почувствовал, как его покидает усталость. Жаль, что в Европе нет обычая ежедневных купаний!

Отдохнув немного, Камал велел Али побрить его, а потом растянулся на одном из мраморных столов.

– Когда вы идете в море, повелитель? – спросил Али, втирая ему в спину теплое душистое масло.

– По-твоему, я становлюсь слишком изнеженным, Али? Хочешь, чтобы я размахивал ятаганом и захватывал корабли неверных?

– Нет, вы не изнежены, повелитель, – искренне возразил Али, оглядывая мускулистое сильное тело бея. – Просто боюсь, вам все наскучит и вы сорвете злость на мне.

– Я предупрежу тебя заранее, Али, – хмыкнул Камал.

Массируя широкую спину хозяина, Али ни на минуту не переставал болтать:

– Суданский посол просит аудиенции, повелитель. Я слышал, что он привез для вас девственницу необычайной красоты, захваченную в Александрии, подарок от своего повелителя. Возможно, она понравится вам больше, чем Елена.

В голосе юноши прозвучали презрительные нотки, но Камал предпочел их не замечать. Потянувшись, он перевернулся на спину.

– Откуда ты знаешь, что девушка невинна? – поинтересовался он.

Али поднял два пальца.

– Суданец… я слышал, как он разговаривал об этом со стариком Хасаном… он проверил ее.

– Хасан или суданец?

– Хасан, этот похотливый старый козел!

– Осторожнее, Али, – мягко остерег Камал.

Али украдкой поглядел на хозяина, понимая, что зашел слишком далеко. Хасан и эта ведьма – мать повелителя единственные люди, о которых никто не смел сказать дурного слова, даже в шутку.

Ах, господин, теперь вы велите побить меня?!

– Возможно, – небрежно бросил Камал. – Или придется повторить Хасану то, что ты сказал, и пусть он сам расправится с тобой.

Он мрачно хмурился, пока не заметил страха в глазах Али.

– Глупый юнец, – проворчал наконец Камал и, поднявшись на ноги, с отвращением бросил: – Да я весь скользкий и гладкий, как девушка.

– Но, господин, вы не пахнете так же сладостно!

– У тебя всегда наготове ответ, Али, – заметил Камал, когда раб стал его одевать.

– Женщины это любят! – сказал Али, широко улыбаясь.

– Значит, тебе хотелось бы самому проверить новую рабыню?

– И у меня это получилось бы так же хорошо, повелитель.

– Пожалуй, надо было оскопить тебя и сделпть евнухом, – пригрозил Камал, но юноша рассмеялся, уверенный в расположении хозяина.

Али закончил одевать господина, расчесал его густые волосы, и Камал наконец направился к выходу, ослепительно красивый в тунике из мягкой белой шерсти и широких шальварах из той же ткани. Сафьяновый голубой пояс туго обхватывал тонкую талию. На боку висел кинжал с усыпанной драгоценными камнями рукояткой. Шею обвивала золотая цепь.

– Мне говорили, что вы очень похожи на отца, – удовлетворенно произнес Али.

– Да, хотя волосы у меня гораздо светлее. Должно быть, в нашем роду была какая-то северная принцесса, привезенная издалека.

– Еще мне передавали, – непочтительно перебил Али, – что прославленный пират Хар эль-Дин любил забавляться сразу с несколькими девушками в гареме. Говорят, их крики наслаждения раздавались по всему дворцу. – Али недоуменно покачал головой: – Странно, господин. Неужели у него было несколько языков?