Текст книги "Блондинка в черном парике"

Глава 7

Когда зазвонил телефон, Салли находилась на кухне и разделывала грудку индейки, которую Амабель принесла из магазина «Сейфвэй».

– Это тебя, Салли, – окликнула ее тетя. «Наверное, Джеймс», – подумала Салли и, улыбаясь, заспешила к телефону, вытирая на ходу руки. Она вошла в гостиную и увидела там Марту и Амабель. Женщины прервали свой разговор и посмотрели на нее с улыбкой. С их стороны это был жест вежливости, поскольку до того, как Салли вошла, они, вероятнее всего, говорили именно о ней.

– Алло!

– Как поживает моя малышка?

Салли застыла. Сердце забилось часто и так сильно, что стало больно. Это был он. Она слишком хорошо помнила его голос, и теперь уже было невозможно поверить, что кто-то всего лишь пытается подделаться под Эймори Сент-Джона.

– Не хочешь со мной говорить? Неужели тебе не интересно узнать, когда я собираюсь за тобой прийти, а, Салли?

Сделав над собой усилие, Салли отчетливо произнесла:

– Ты мертв. Давно умер. Не знаю, кто тебя on убил, но мне хотелось бы, чтобы это была я. Отправляйся обратно в ад, где тебе и место.

– Осталось недолго, Салли. Я не могу дождаться, а ты? Осталось еще совсем немного, и ты опять будешь со мной.

– Нет! – закричала Салли и швырнула трубку.

– Салли, детка, что происходит? Кто это звонил?

– Это мой отец, – ответила Салли и расхохоталась. Не переставая хохотать, она стала подниматься по лестнице. Амабель окликнула ее.

– Ты хочешь сказать, это был тот человек, который пытается убедить тебя, что он твой папа? Но, Салли, этого не может быть: по телефону звонила женщина. Марта сказала, что голос был очень неясный, но явно женский. Ей даже показалось, что он немножко напоминает голос Тельмы Неттро. Но это невозможно. Не знаю ни одной женщины, которой было бы известно, что ты в Коуве.

Салли замерла на второй сверху ступеньке. Лестница была узкая, а ступени поднимались очень круто. Медленно повернувшись, Салли оглянулась вниз. Ей было не видно ни Марты, ни тети, да она и не хотела их видеть. Женщина? Тельма Неттро? Ничего подобного.

Сбежав по ступеням обратно вниз, Салли вернулась в гостиную. Обычно безмятежная Марта казалась огорченной, ее руки опять перебирали жемчужные бусы, очки сползли на кончик носа.

– Дорогая моя, – начала было женщина, но тут же осеклась при виде свирепого выражения лица Салли. – Разве что-то не так? Амабель права, по телефону звонила женщина.

– Когда взяла трубку я, говорила не женщина. Это был мужчина, и он выдавал себя за моего отца. – Это, собственно, и был отец. Салли знала это, чувств овала каким-то внутренним чутьем. Она была до того испугана, что даже задумалась, не может ли человек умереть только оттого, что его пугают – ничего больше, только пугают.

– Детка, – проговорила Амабель, вставая, – все это очень запутанно. Думаю, нам с тобой стоит поговорить об этом позже.

Не произнеся ни слова, Салли повернулась и медленно побрела вверх по лестнице. Нет, все-таки она уедет из Коува. Пусть ей придется идти пешком или путешествовать автостопом – не важно. Она слышала все эти рассказы об опасностях, которые поджидают на дороге одинокую женщину, но они и близко не сравнятся с той опасностью, которая – она это чувствовала – наваливалась на нее сейчас. Сколько человек знает, что она здесь? Мужчина, который выдает себя за ее отца, а теперь еще и женщина? Она вспомнила о той медсестре. Как же Салли ее ненавидела! А сейчас даже не может вспомнить ее имя. Или не хочет. Может быть, это была она?

Салли быстро запихнула свою одежду в дорожную сумку-мешок и только потом сообразила, что ей придется подождать. Ей вовсе не улыбалась перспектива сражаться с Амабель. Сидя в тишине, Салли слышала, как тетушка заперла коттедж и стала подниматься по лестнице. Ее шаги были твердыми и проворными. Салли быстренько забралась в постель и накрылась одеялом до самого подбородка.

– Салли?

– Да, Амабель? Ой, Боже мой, я почти уснула. Спокойной ночи, тетя!

– Спокойной ночи, детка! Приятных снов! Выспись как следует.

– Хорошо, тетя.

Амабель все не уходила.

– Салли... что касается этого звонка... – Салли замерла, не произнося ни слова. – Вполне возможно, что Марта могла ошибиться. Может быть, это был мужчина, который специально изменил свой голос под женский – на случай, если к телефону подойдешь не ты. Не могу представить себе, чтобы это была Тельма. Детка, никому не известно, кто ты такая, никому.

Амабель помолчала. Салли был виден ее силуэт в дверях, освещенный тусклым светом из коридора.

– Знаешь, детка, ты очень много перенесла, даже слепком много. Когда человек испуган, сознание порой может играть с ним странные шутки. Ты ведь понимаешь, верно?

– Да, Амабель, понимаю. – Салли вовсе не собиралась сообщать ей, что Тельма Неттро знает, кто она такая в действительности.

– Вот и хорошо. Постарайся уснуть, детка.

Тетя не стала входить в спальню, чтобы поцеловать ее на ночь, за что Салли была ей очень благодарна. Она лежала в постели одетая и ждала, ждала... Наконец она выскользнула из-под одеяла и надела кроссовки. Подхватив сумку, она на цыпочках подошла к окну. Рама поднялась на удивление легко. Салли высунула голову наружу и осмотрела площадку перед домом, как уже делала раньше. Это был ее выход. Прыгать на землю было не очень высоко, к тому же Салли знала, что у нее нет никакой возможности спуститься по лестнице так, чтобы не услышала Амабель.

«У меня все получится, все будет прекрасно», – мысленно повторяла Салли.

Она выбралась через окно и села на узкий наружный подоконник. Потом сбросила вниз сумку и посмотрела, как она отскочила от густого приземистого кустарника под окном. Глубоко вздохнув, Салли прыгнула сама.

Она приземлилась прямо на Джеймса Квинлана. Оба упали, и Джеймс несколько раз перекатился вместе с ней по траве, крепко прижимая ее к себе.

Наконец они остановились. Салли приподнялась на руках и пристально вгляделась в его лицо. На небе сияла почти полная луна, и ее света было вполне достаточно, чтобы отчетливо его разглядеть.

– Что вы здесь делаете?

– Я так и знал, что после этого телефонного звонка вы попытаетесь удрать.

Салли скатилась с него на землю и встала – только для того, чтобы тут же рухнуть опять. Проклятая лодыжка! Похоже, у нее растяжение связок. Она чертыхнулась.

Джеймс усмехнулся:

– Слабовато для девочки, которая отказалась окончить частную швейцарскую школу. Неужели вы не знаете каких-нибудь по-настоящему грязных ругательств?

– Идите вы к черту! Не видите, что ли, я растянула лодыжку, и все из-за вас! Господи, ну почему вы не можете заниматься своими делами, а в мои – не вмешиваться?

– Я бы не хотел, чтобы вы вышли голосовать на дорогу и в конце концов уехали с каким-нибудь подонком, который может вас изнасиловать, а то и перерезать горло.

– Я уже думала об этом. Но по мне лучше уж подвергаться такому риску, чем оставаться в Коуве. Джеймс, он знает, что я здесь, и вы сами это понимаете. Я не могу просто сидеть сложа руки и ждать, пока он явится и заберет меня. Он так и сказал. Он пообещал, что скоро придет за мной.

– Я сидел себе, спокойненько читал газету, как друг появилась очень взволнованная Марта и стала рассказывать Тельме про этот звонок. Она сообщила, что звонила женщина, которая на самом деле была и не женщина вовсе, а ваш отец. Марта сказала, что вы по-настоящему расстроились, услышав голос отца, и недоумевала почему. Тогда я и понял, что вы скорее всего попытаетесь сбежать – вот почему я здесь, и вы получили возможность вдавить меня в землю.

Салли села на траву рядом с Джеймсом, потирая поврежденную лодыжку, и яростно замотала головой:

– Я не сумасшедшая!

– Я знаю. – Джеймс старался сохранять терпение. – У всей этой истории должно быть какое-то объяснение – вот почему вы не должны убегать, В данный момент это было бы безумием.

Салли встала на колени и наклонилась к нему, вцепившись руками в лацканы его куртки.

– Послушайте, Джеймс! Это был голос отца. Никакой имитации, никакого притворства – это был мой отец. Амабель предположила, что это мог быть мужчина, который изменил голос, чтобы он был похож на женский, на тот случай, если трубку возьму не я. А потом она стала мне втолковывать, как много потрясений мне пришлось перенести. Иными словами, объяснять, что я сошла с ума.

Джеймс взял ее руки в свои и некоторое время просто держал, не произнося ни слова. Потом он заговорил:

– Как я уже говорил, всегда есть какое-то объяснение. Вероятно, это был мужчина. Мы это выясним. А если нет, если вас действительно подозвала к телефону женщина, мы займемся и этим тоже. Доверьтесь мне, Салли.

Салли снова села на траву. Пульсирующая боль в лодыжке прекратилась. В конце концов, может быть, у нее и нет никакого растяжения.

– Ответьте мне на один вопрос.

– Да?

– Как вы думаете, может кто-то вас нарочно подставлять?

Что ему известно? Салли всмотрелась в лицо Джеймса, пытаясь разглядеть в нем признаки либо лжи, либо какого-то знания, но не увидела ни того, ни другого.

– Как вы думаете, это реально? Может кто-нибудь пытаться свести вас с ума? Заставить усомниться в собственном рассудке?

Салли опустила взгляд на свои сплетенные руки. Ногти. До нее вдруг дошло, что она перестала грызть ногти с тех пор, как приехала в Коув. Нет, не так: с тех пор, как встретила Джеймса. Ногти уже не выглядели такими зазубренными, как прежде. В конце концов она сказала, не поднимая на него глаз, потому что это ужасно – то, кем она была и чем, возможно, продолжает оставаться в эту самую минуту:

– Зачем?

– Я бы сказал так: кто-то вас боится или боится того, что вы можете знать. И этот кто-то пытается, так сказать, вывести вас из игры. – Джеймс замолчал, глядя в сторону океана. Он попытался Представить себе, что слышит шум волн, но на самом деле не мог его слышать – коттедж Амабель находился слишком далеко от берега. – Вопрос заключается в том, почему этот таинственный некто выбрал именно такой путь? Вы, Салли, едва ли не самый здравомыслящий человек из всех, кого я знаю. Кому только могло прийти в голову, что вас можно заставить считать себя чокнутой?

За эти слова Салли в него просто влюбилась. Полюбила без всяких вопросов и оговорок. Она одарила его широкой теплой улыбкой, теплота шла из самой глубины ее существа. Она уже успела забыть, каково это – чувствовать такую благодать, чувствовать такую уверенность в себе и в ком-то еще.

– Я и правда была чокнутой, – сказала Салли, продолжая улыбаться. Она испытывала невероятное облегчение от того, что может это ему рассказать, может поделиться с кем-то правдой. – По крайней мере они хотели, чтобы все вокруг думали именно так. Они продержали меня на лекарствах почти шесть месяцев, пока мне все это не надоело. В один из коротких промежутков между приемами лекарств, находясь в сознании, я исхитрилась спрятать лекарство под язык. Медсестра всегда силой раскрывала мне рот и шарила внутри пальцами, чтобы убедиться, что я проглотила таблетки. Не знаю, как мне удалось спрятать их во рту, но я это сделала! Я занималась этим два дня, пока более или менее не пришла в себя. И тогда я сбежала. А после этого содрала с пальца обручальное кольцо и выбросила его в канаву.

Джеймс знал, что она провела некоторое время в лечебнице, респектабельном и очень дорогом курортном санатории в Мэриленде. И совершенно закрытом. Но это?.. Ее держали взаперти? Одурманивали наркотиками?

Он посмотрел на Салли долгим-долгим взглядом. Ее улыбка дрогнула. Глядя на нее, Джеймс покачал головой. Потом взял ее лицо в руки и сказал:

– Я возвращаюсь в гостиницу Тельмы. Как вы отнесетесь к тому, чтобы отправиться вместе и разделить со мной мои «башенные апартаменты»? Я лягу на диван, а вы можете распоряжаться кроватью. Клянусь, я не сделаю в вашу сторону ни единого шага. Мы же не можем просидеть здесь остаток ночи до утра. Здесь довольно сыро, а я не хочу, чтобы кто-нибудь из нас заболел.

– А что потом?

– Об этом мы подумаем завтра. Если вас к телефону действительно подзывала женщина, тогда нам предстоит вычислить, кто она такая. И еще я хочу знать, почему вы шесть месяцев провели в той лечебнице.

Салли замотала головой еще до того, как он закончил фразу. Джеймс понял, что она уже пожалела о том, что рассказала ему слишком много. В конце концов она его совсем не знает. По сути дела, Салли понятия не имела, можно ему доверять или нет.

– Знаете, меня интересует другое. С какой стати в доме Амабель к телефону подошла не она сама, а Марта?

– Хороший вопрос. Но, может статься, ответ на него совсем прост: вероятно, вышло так, что в тот момент, когда раздался звонок, Марта просто находилась рядом с телефоном. Не впадайте в панику, Салли.

Джеймс взял ее под руку, другой рукой подхватил ее рюкзак. Она прихрамывала, но не очень сильно. Похоже, растяжения нет, как она опасалась вначале. Джеймсу не хотелось тащить ее к доктору Спайверу: одному Богу известно, что старик мог предпринять. Может быть, он попытался бы сделать ей искусственное дыхание. В гостинице Тсльмы не светилось ни одно окно. У Квинлана был свой ключ от входной двери. Они поднялись в его башенные апартаменты, не разбудив ни Тельму, ни Марту. Джеймс знал, что сегодня прибыл еще только один постоялец – пожилая женщина. Она была мила и улыбчива и сообщила ему, что приехала навестить дочь. Дочь живет в новом районе, но ей всегда хотелось остановиться именно в комнате в башне. Слава Богу, сказала она, башен две, это означает, что женщина поселилась в противоположном конце дома.

Джеймс опустил жалюзи и только после этого включил настольную лампу на половинную мощность.

– Ну вот. Здесь очень мило, не находите? Телевизора у меня нет.

Салли не смотрела ни на него, ни на окно. Со скоростью выстрела она метнулась к двери. Она больше не чувствовала к нему ничего, даже отдаленно напоминающего влюбленность. Салли боялась. Она оказалась в комнате мужчины – мужчины, которого совершенно не знала, мужчины, который ей сочувствовал. Она так долго не встречала ни в ком сочувствия, что клюнула на него без раздумий, без вопросов. Джеймс Квинлан – совершенно не подходящий человек, Салли поняла это сразу же, как только они переступили порог комнаты, и это в тот же миг выбило ее из колеи.

– Что случилось, Салли? Что-то не так? Она вцепилась в ручку двери, пытаясь ее повернуть. Дверь не открывалась. До Салли дошло, что ключ все еще торчит в замке, и она почувствовала себя глупо. Джеймс не сделал ни единого движения, даже не протянул к ней руку. Он просто произнес своим спокойным, глубоким голосом:

– Все в порядке. Я знаю, чего вы испугались. А теперь идите сюда и садитесь, мы поговорим. Я не причиню вам вреда. Я на вашей стороне.

«Ложь, – подумал Квинлан, – еще одна гнусная ложь».. Шансы на то, что он когда-нибудь хоть каким-то образом окажется на ее стороне, практически равны нулю.

Медленно, как в полусне, Салли отошла от двери, наткнулась по дороге на столик и, наконец, тяжело опустилась на диван. Диван был обит светлым ситцем в бледно-голубых и кремовых цветочках.

«Я потираю руки точь-в-точь как леди Макбет», – подумала про себя Салли и подняла лицо к Джеймсу.

– Прошу прощения.

– Ладно, бросьте! Ну, так что вы предпочитаете: попытаться уснуть или немного поговорить?

Она уже и так рассказала слишком много. Наверное, он уже готов отказаться от своего умозаключения, что она – самый здравомыслящий человек из всех его знакомых. А он еще хочет узнать, как она попала к Бидермейеру! Господи, это уже выше ее сил! Салли не представляла себе, как она могла бы говорить об этом, даже думать и то было слишком тяжело. Если она расскажет, Джеймс уж точно решит, что она параноик и вообще ненормальная.

Салли всмотрелась в его лицо, сознавая, что она так же скрыта полумраком, как и он, и поэтому ни один их них не может прочесть выражение лица другого.

– Я ни сумасшедшая.

– Что ж, возможно, я сам сошел с ума. Я до сих пор так и не выяснил, что же случилось с Харви и Мардж Дженсен. И знаете что? Меня вообще это больше не интересует. Я шпионил одному приятелю из ФБР... Нет, не надо смотреть на меня так, будто вы готовы снова рвануться к двери. Это мой очень хороший друг, а у меня просто есть для него кое-какая информация. – Снова ложь, но на сей раз вперемешку с правдой. Но это в конце концов его работа, поэтому его ложь совсем не то, что обычное вранье «плохих парней», она должна быть лучше уже по определению, просто обязана.

– Как его зовут?

– Диллон Сэйвич. Он рассказал, что ФБР ищет вас везде и всюду, но пока никаких признаков. Еще он сказал, что в ночь, когда был убит ваш отец, вы что-то видели, возможно, видели того, кто это сделал. Не исключено, что это была ваша мать, и потому вы сбежали, чтобы отвести от нее опасность. Если не мать, то это был кто-то еще, возможно, вы сами.

Ваш папочка не был прекрасным человеком. Как оказалось, им занималось ФБР, потому что. он был замешан в продаже оружия террористическим режимам – странам типа Ирана и Ирака, которые числятся в запретном списке. В любом случае они убеждены, что вам что-то известно.

Джеймс не стал спрашивать ее, так ли это. Он просто сидел себе на другом конце дивана с этой женственной обивкой из ситца из бледно-голубой и кремовый цветочек и ждал.

– Откуда вы знаете этого Диллона Сэйвича? Может быть, Салли и перепугана до полусмерти, но она не глупа, понял Джеймс. Он ухитрился, не нарушая своего прикрытия, рассказать все, что только можно, но на нее это не подействовало. Она все еще ему не доверяет, и это вызвало у Квинлана невольное восхищение.

– В середине восьмидесятых мы вместе учились в Принстоне. Он всегда мечтал стать агентом, всегда. Мы по-прежнему поддерживаем с ним связь. В своем деле он хороший специалист, я ему доверяю.

– Как-то не верится, что он ни с того ни с сего, походя, выдал вам всю эту информацию.

Квинлан пожал плечами.

– Он был расстроен. Они все там не в духе. Им нужны вы, а вы исчезли без следа. Может, он надеялся, что мне что-то известно, и я расскажу это ему, если он возбудит во мне достаточное любопытство.

– Я не знала, что мой отец был предателем. Хотя, с другой стороны, меня это ничуть не удивляет. Я давно уже подозревала, поняла, что он способен абсолютно на все.

Салли сидела очень тихо и каждые две секунды бросала взгляд на дверь, но ничего не говорила. Она выглядела изможденной. Волосы разлохматились, от прыжка на землю на щеке осталась грязная полоса, а на бедре, на голубой ткани джинсов большущее зеленое пятно от травы. Джеймсу хотелось, чтобы Салли рассказала, о чем она думает. А еще лучше, если бы она просто созналась и рассказала ему все.

Потом он подумал, что, может быть, пригласить ее на обед было бы не такой уж плохой идеей.

Он мысленно расхохотался сам над собой. Если кто и сошел с ума, то это он сам. Она ему нравилась, но ведь он-то хотел совсем не этого! Было бы гораздо лучше, если бы он мог считать ее только главным звеном в его головоломке, тем самым связующим звеном, которое позволит собрать все воедино.

Вы что-нибудь сообщили этому Диллону Сэйвичу?

– Сообщил. Сказал, что больше не буду встречаться с его сводной сестрой. Эта девица все время надувала во рту пузыри из жевательной резинки.

Салли моргнула, глядя на него, а потом вдруг улыбнулась – это была еле заметная, напряженная, но все же улыбка.

Джеймс поднялся и протянул ей руку. – Вы совсем обессилели. Ложитесь спать. Всем этим мы можем заняться утром. Ванная вон там, – он показал ей жестом, – и это просто восторг: кругом сплошной мрамор и бледно-розовый унитаз новейшей конструкции. Тельма предоставляет постояльцам даже белые махровые халаты.

Квинлан чувствовал, что если б он постарался еще хотя бы немножко, то мог бы выудить у нее гораздо больше. Тем не менее он позволил ей сорваться с его крючка. Она была почти на пределе, и не только из-за этого проклятого звонка.

...Кто же, черт подери, та женщина, труп которой они нашли у подножия утеса?

Глава 8

На следующее утро они завтракали в просторной столовой совсем одни. Женщина, которая зарегистрировалась накануне, еще не спустилась. Не было и Тельмы Неттро.

Приняв у них заказ, Марта заметила:

– Тельма любит иногда по утрам, лежа в кровати, смотреть по телевизору утренние ток-шоу. Еще она любит писать в своем дневнике. Подумать только, с тех пор, как я ее помню, она все время ведет этот дневник!

– Что же она в него записывает? – поинтересовалась Салли.

Марта только пожала плечами:

– Думаю, просто всякие мелочи, которые происходят каждый день. Что еще она может писать?

– Ешьте, – буквально приказал Квинлан Салли, когда Марта поставила перед ней тарелку с горой голубичных оладьев. Он молча наблюдал, как Салли намазывала их маслом, а потом сверху полила сиропом домашнего приготовления. Она взяла один кусочек, медленно прожевала, потом аккуратно положила вилку на край тарелки.

Ее вилка по-прежнему лежала на том же месте, когда в столовую вошел шериф Дэвид Маунтбэнк. Марта была тут как тут и сразу же предложила ему поесть и выпить кофе. Шерифа не пришлось уговаривать. Бросив лишь один взгляд на оладьи Салли и английскую булочку с клубничным джемом, которую ел Квинлан, он кивнул: «да».

Они освободили ему место за столом. Шериф пристально посмотрел на них, не говоря ни слова, – просто смотрел, переводя взгляд с одного на другую. Наконец он произнес:

– А вы времени даром не теряете, Квинлан.

– Прошу прощения? Не понял?

– Вы с мисс Брэндон уже спелись? Вы спите вместе?

– Это долгая история, шериф, – сказал Квинлан, потом рассмеялся, надеясь, что тем самым поможет Салли почувствовать, насколько все это глупо.

– Я думаю, шериф, вы просто грязная свинья, – произнесла Салли сладчайшим голоском. – Надеюсь, от оладьев у ВАС начнутся желудочные колики.

– Ладно, значит, я кретин, но какого черта вы тут делаете? Амабель Порди ни свет ни заря позвонила мне в контору и заявила, что вы исчезли. Она обезумела от волнения. Кстати, я смотрю, ваши волосы отросли на редкость быстро.

Черный парик! «Осади его, – думала Салли, – просто поставь на место».

– Я как раз собиралась позвонить ей после завтрака. Сейчас только семь утра, мне не хотелось ее. будить. Честно говоря, удивляюсь, почему Марта ей не позвонила и не сказала, что я в гостинице.

– Должно быть, Марта предполагала, что Амабель в курсе. Ну, так что здесь происходит?

– Шериф, что вам сообщила ее тетя? Дэвид Маунтбэнк узнавал технические приемы, когда сталкивался с ними. Конечно, ему бы не хотелось, чтобы их применяли к нему лично, но в данный момент – он знал – нужно подыграть. Этот парень слишком хорош для обычного частного детектива.

– Она только рассказала, что вчера вечером Салли позвонил какой-то телефонный хулиган, и она запаниковала. Амабель подумала, что вы, наверное, сбежали, и волновалась, потому что у вас нет машины и совсем нет денег.

– Это правда, шериф. Мне очень жаль, что она потревожила вас понапрасну.

– Я спас эту девицу, шериф, и уложил ее спать – заметьте, одну! – в своей постели. Ей понравилась комната в башне. На меня же она не обратила внимания... Выяснили вы что-нибудь в связи с убитой женщиной?

– Да, ее звали Лаура Стратер. Она жила в новом районе с мужем и тремя детьми. Близкие считали, что она отправилась в Портленд навестить сестру. Вот почему ее никто не хватился, и на нее не было заведено дела как на пропавшую без вести. Вопрос в том, почему ее содержали в заточении здесь, в Коуве, и кто же все-таки ее убил?

– Ваши люди проверили все дома через дорогу от коттеджа Амабель Порди?

Шериф кивнул.

– Дело дрянь, Квинлан, все без толку. Никто ничего не знает. Никто ничего не слышал – ни звука телевизора, ни телефонного звонка, ни шума автомобиля, ни женского крика. Ни чего-нибудь еще. Никто ни черта не слышал. – Он взглянул на Салли, но не стал ничего говорить, пока Марта подавала ему оладьи.

Та посмотрела на каждого из них по очереди, улыбнулась и сказала:

– Никогда не забуду, как мама показала мне статью в газете «Орегониэн», написанную этим самым мужчиной, по имени Квумкот Джаггер. Было это где-то в начале пятидесятых. «Закат в Коуве являет собой драматичное зрелище, если только в правой руке у вас – бутылка мартини». Я давным-давно согласилась с ним по этому поводу. – Потом она небрежно добавила:

– Так вот, для мартини, как и для заката, еще слишком рано. Но как насчет «Кровавой Мэри»? По-моему, вы все выглядите очень напряженными.

– Я бы не отказался, – вздохнул Маунтбэнк, – но мне нельзя.

Квинлан и Салли отрицательно замотали головами.

– Но все равно спасибо. Марта, – поблагодарил Квинлан.

Mарта еще разок проверила, есть ли у них все, что они, вероятно, могут пожелать, и, удостоверившись, вышла из столовой.

Дэвид Маунбэнк съел добрую половину оладьев, и только после этого снова посмотрел на Салли и сказал:

– Если бы вы вызвали меня из-за того, что слышали эти женские крики, не уверен, что я бы вам тогда поверил. Естественно, я провел бы какое-то расследование, но, наверное, подумал бы, что вам Просто приснился кошмарный сон. Но потом вы с Квинланом нашли труп женщины. Была ли это та самая несчастная, чьи крики вы слышали? Вероятно, так. Следовательно, вы говорили тогда правду, а все эти местные старики и старухи – да они просто глухие. У кого-нибудь из вас двоих есть какие-то идеи на этот счет?

– У меня и в мыслях не было вызывать шерифа, – призналась Салли. – Наверное, я и не должна была это делать – тете бы это не понравилось.

– Вероятнее всего, вы правы. Обитатели Коува предпочитают держать свои тайны при себе. – Он усмехнулся и добавил:

– В любом случае не уверен, что вы мой лучший свидетель, мисс Брэндон, поскольку я установил, что вы спади в номере Квинлана в этой башне. И вы солгали мне насчет волос.

– Обожаю парики, шериф. У меня их целая коллекция. Мне показалось, что вы повели себя бесцеремонно, задавая свой бестактный вопрос, вот я и ответила, что у меня рак, чтобы вы почувствовали себя неловко.

Дэвид Маунтбэнк вздохнул. Ну зачем буквально каждому нужно врать? Как же это утомительно. Он снова посмотрел на Салли, на этот раз нахмурившись.

– Что-то ваше лицо кажется мне знакомым, – медленно произнес он.

– Джеймс говорил, что я напоминаю ему бывшую невестку. Амабель кажется, что я похожа на Мэри Лу Реттоп, хотя я выше чуть ли не на целый фут, мама считает, что я – копия ее няни, венесуэлки. Только не говорите, шериф, что я напоминаю вам вашего пекинеса.

– О нет, мисс Брэндон. Благодарите Бога за то, что вы не похожи на мою собаку. Его зовут Хуго, и он ротвейлер.

Салли ждала, стараясь не выдать своего напряжения каким-нибудь жестом, например, стиснутыми руками. Она пыталась выглядеть так, словно все это ее здорово забавляет, и она вполне владеет собой, а вовсе не готова в любой момент рассыпаться на части, если он вдруг тыкнет в нее пальцем и объявит, что забирает ее с собой. Она увидела, как лицо его постепенно разгладилось, и шериф повернулся к Джеймсу.

– Я проверил дела, заведенные моим предшественником. Ее звали Дороти Уиллис, и она была очень хорошим шерифом. Ее записи по поводу тех пропавших стариков на редкость скрупулезны, я снял с них копии специально для вас. Вот, держите. – Шериф полез в карман и извлек оттуда пухлый конверт.

– Спасибо, шериф, – машинально ответил Квинлан. В первый момент он никак не мог сообразить, о ком, собственно, толкует Дэвид Маунтбэнк. Потом вспомнил – о Харви и Мардж Дженсен.

– Я посмотрел их вчера вечером. Поскольку их «виннебаго» обнаружили на рынке подержанных автомобилей в Споукэне, абсолютно все считают, что тут пахнет преступлением. Но дело в том, что никто ничего не умает. Она написала в досье, что переговорила почти со всеми жителями Коува, но вернулась ни с чем. Никто ничего не знает. Никто не помнит Дженсенов. Она даже отправила подробный отчет в ФБР на тот случай, если еще где-то в стране случалось нечто похожее. Вот и все, Квинлан. Сожалею, но больше ничего нет. Никаких ниточек, никаких зацепок.

Шериф подкрепился очередной порцией оладий, допил кофе и отодвинул свой стул от стола.

– Ну ладно. Значит, с вами все в порядке, мисс Брэдон, – по крайней мере об этом можно не волноваться. А странно, не правда ли: больше никто, кроме вас, этих криков не слышал. На самом деле, странно.

Покачав головой, он встал и направился к выходу, по дороге бросив через плечо:

– Кстати, с собственными волосами вы выглядите гораздо лучше, мисс Брэндон. Выбросьте к черту все эти парики! Можете мне поверить. Моя жена утверждает, что у меня хороший вкус.

– Шериф, а что случилось с Дороти Уиллие? Дэвид Маунтбэнк замер на месте.

– С ней вышла паршивая штука. Очень дрянная. Ее застрелил мальчишка-подросток, когда грабил местный магазин «7-Илэвэн»<Сеть продовольственных магазинов, работающих круглосуточно или с 7 до 23 часов.>. Она умерла.

Спустя примерно десять минут появилась Тельма Неттро во всей красе: с зубами во рту и белыми кружевами на морщинистой и темной, как пергамент, шее. Она выглядела так, будто на дворе эпоха королевы Виктории. Первыми словами старухи были:

– Ну что, милая, Джеймс – хороший любовник?

– Не знаю, мэм. Он отказался меня даже поцеловать, говорит, слишком устал. Намекнул даже на головную боль. Что я могла поделать?

Старая Тельма запрокинула голову, и ее тонкая шея отчаянно затряслась, изрыгая громкий хохот.

– Неплохо, Салли. А я-то подумывала, что вы так себе, размазня. Так что там с телефонным звонком? Марта говорит, что прошлой ночью вам звонила какая-то женщина, которая на самом деле оказалась вашим покойным папашей.

– Когда я подошла к телефону, никакой женщины там не было.

– Все это очень странно, Салли. Зачем это могло кому-то понадобиться? Я еще могла бы понять, если бы звонил Джеймс – тогда совсем другое дело. Но если он весь из себя такой усталый – может быть, вам лучше просто забыть о нем?

– Сколько у вас было мужей, Тельма? – Квинлан понимал, что у Салли сейчас, должно быть, голова идет кругом, и задал свой вопрос только затем, чтобы дать ей возможность прийти в себя.

– Только один, Джеймс, – Бобби. Я вам рассказывала, что Бобби изобрел новый, более совершенный автопилот? Да-да, поэтому-то у меня больше денег, чем у любого другого из грешников в этом городишке. Все из-за изобретения Бобби.

– На мой взгляд, тут у каждого есть, деньги, – заметила Салли. – Город выглядит очень мило. Все кажется новым, хорошо продуманным. Такое впечатление, что все жители сложили деньги в общий котел и сообща решили, что с ними делать.

– Примерно так все и было. Сейчас у нас земля бесплодна из-за этих скал. А помню, в пятидесятых, неподалеку от скал еще росли сосны, ели, было даже несколько тополей, хотя, конечно, под штормовыми ветрами они гнулись к земле. Теперь все они исчезли – будто ничего и не росло вовсе. По крайней мере хорошо, что нам удалось сохранить немного деревьев в самом городе. Потом она развернулась и завопила: