Текст книги "Затерянные во времени. Огненная королева"

Глава 12. Искусство уверенности в себе

На самом деле все было бессмысленно. Или, возможно, для Роуз смысл состоял только в том, чтобы снова увидеться с отцом. Он был где-то здесь. Она смотрела вниз с хоров.

Церемония завершилась. Мария поднялась с трона в малиновой мантии, перекинутой через плечи, и помчалась прочь из аббатства, размахивая ярко отполированным бриллиантовым скипетром. Теперь на скипетр попадали лучики света, лившиеся сквозь витражи. От этого он становился немножко похож на световой меч. Но королева Мария не была воином-джедаем, абсолютно. Она больше походила на гимнастку с жезлом на каком-нибудь школьном футбольном матче. Ее лицо было почти радостным, но капля самодовольства все портила. Как ложка дегтя, только на лице.

Процессия переместилась в банкетный зал, где в соответствии с рангами сидело более тысячи человек. Роуз и Сары вообще не было за столом, их в очередной раз спрятали за кулисами, оградив ширмой, где шуты и буффоны держали костюмы и реквизит для развлечения публики. Сами шуты и буффоны сидели на стульях в ожидании своей очереди выступления.

Роуз мельком увидела Лысую Джейн. Ее голова была выкрашена в золотой цвет. Джейн ходила с надменным видом.

– О, Джейн, твоя голова! – охнула Роуз.

– Да, дорогуша, это шар! Как в руке у ее величества. А вон там – скипетр.

Она указала на человека на ходулях. Ходули и мужчина также были раскрашены в золото.

– Мы немного потанцуем вместе, когда начнется веселье. Только нам нельзя слишком близко подходить к факелам, иначе мы сгорим.

– Сгорите? – спросила Роуз с тревогой.

– Да, эта золотая краска может загореться.

– Но ведь должны быть какие-нибудь правила. Разве нет правил безопасности?

И Джейн, и Сара в изумлении повернулись к девочке.

– О чем это ты говоришь? – спросила Сара.

– Э-э-э… ну, я просто думаю, что должны быть правила, защищающие людей от таких угроз.

Джейн вздохнула и подняла брови так высоко, что золотой шар сморщился:

– Скоро появятся правила, и не дай бог, чтобы их нарушали. Загорятся костры.

Глубоко внутри Роуз зародился ужас. Джейн быстро закрутилась, пошла колесом и закудахтала, как курица.

Сара неодобрительно хмыкнула.

– Что она имела в виду насчет законов? Будут какие-то новые? – спросила Роуз.

– О, непременно. Некоторые называют их «законами единства». – Сара серьезно кивнула.

– Единства с чем?

– С прежней религией, с папой. Одна религия для всех. Давно пора, я считаю. – Она надменно выдохнула через нос.

– Но ведь Эдуард был протестантом.

– Ну хватит об этом, – твердо сказала Сара.

– Ты была протестанткой?

– Да, при правителе. Но я не верю, что одно другому не противоречит. Мы должны дать возможность королеве решать самой, и она хочет оставить только одну религию.

– Разве нельзя иметь несколько? Почему люди не могут решать за себя?

– Решать за себя? – Глаза у Сары широко открылись. – Ты что, глупая, Роуз Эшли? Все пойдет на самотек! Станет так непредсказуемо! Ты как никто должна понимать. Представь, что ты шьешь одно платье, но с несколькими узорами, прошивая его двадцатью разными нитями, из тканей пятнадцати разных цветов. Оно будет пестрое, как вон тот жонглер Джейк в разноцветном шутовском наряде.

Такие костюмы носили некоторые шуты. Роуз посмотрела на Джейка, который надел чулки в ромбик четырех разных цветов, а те, в свою очередь, заканчивались пачкой и дрожащими бубенчиками, нацепленными то тут, то там. И сверху, в довершение всего, заостренный колпак! Но Роуз не поняла сравнения Сарой этого наряда с религией. Не очень хорошая аналогия, вдруг подумала Роуз, которой в голову пришел список слов мистера Росса.

Прервав ее мысли о шутовском костюме, по каменному полу большого зала разнесся внезапный цокот лошадиных копыт. Роуз и Сара сразу встали, чтобы выглянуть за ширму, как и другие люди за кулисами.

Верхом на лошади скакал мужчина в ярких доспехах, с пучком мягких страусиных перьев на макушке шлема.

– Это сэр Эдуард Даймок, – прошептала Сара.

– Наверное, он – большая шишка.

Сара посмотрела на нее, сбитая с толку:

– Большая шишка?

– Это просто такое выражение.

– Откуда?

– Ну, значит, что он очень важный человек.

– В самом деле!

И в этот момент сэр Эдуард Даймок развернул свиток и прочел:

– Кто осмелится утверждать, что эта дама не является законной королевой государства, тому я докажу обратное или буду сражаться с ним насмерть.

Каждая пара глаз в зале переместилась от королевы к принцессе Елизавете. Каждая, кроме глаз Марии. Она попыталась скромно потупить взгляд, но Роуз увидела улыбку. Ее бледные губы растянулись как два толстых червяка. Легкое самодовольство перешло в подлинную ухмылку.

В тот же момент Роуз почувствовала, как ее тянут за угол. Она посмотрела вниз и увидела, что это карлица Беттина из свиты принцессы Елизаветы.

Что-то опустилось ей в карман.

– Что это? – спросила Сара.

– Записка.

Роуз пришлось подавить радостный вскрик, от которого она едва не лопнула. Девочка прочла про себя: «Королевский золотых дел мастер просит первую швею усадить императорскую государственную корону. Он пребывает в кузнечной мастерской».

– Что там написано?

– А, об императорской государственной короне. Э-э-э… нужен внутренний ободок, чтобы она с легкостью могла носить ее в среду, на открытии своего первого парламента.

– Сейчас? Ты должна сделать это сейчас? – спросила Сара.

– Наверное… – И тут Роуз вспомнила кое-что, о чем всегда говорила ей мать, и ответила Саре: – Мы должны не вопросы задавать, а делать свое дело или умереть.

– О, надо же, как умно. Где ты это выучила?

– Я… я не знаю. Какое-то стихотворение или что-то в этом роде.

Мать часто это повторяла, но Роуз не знала, действительно ли это из стихотворения. Мама училась в колледже на факультете английской литературы и часто цитировала стихи, а еще Шекспира. Но он, конечно, пока не родился.

Роуз собирала вещи, чтобы уйти.

– Но, Роуз, а если что-нибудь случится? Если крепления на рукавах ослабнут? Что мне делать? – спросила с мольбой Сара.

– Не волнуйся, я просматривала их сегодня утром.

– Но что, если?..

– Ох, я не знаю… Спроси ее сиятельство Джейн Дормер, – ответила Роуз и обратилась к Лысой Джейн.

– Джейн, я не могу пройти там, не через банкетный зал. Нужно добраться до ювелира, поработать над императорской короной. Он в кузнечной мастерской в Башне драгоценностей, с другой стороны двора. Все меня увидят.

– Не волнуйся, все будут смотреть на меня. Я их отвлеку. Просто пробеги первые столбы колоннады. Как только окажешься там, сможешь выйти во двор, где тебя никто не увидит. Шутам дозволено ходить где угодно. Никто не задает им вопросов.

Она подмигнула Роуз своим нормальным глазом. Второй был слегка выпуклый.

– Спасибо, Джейн, и не подходи слишком близко к горящим факелам.

– Давай не будем на это уповать.

Но ее слова прозвучали не голосом шута. Этот голос был холодный. Такой ледяной, будто кровь в жилах Джейн замерзла. Она не двигалась несколько секунд, и ее выпуклый глаз, который обычно дрожал, тоже замер. Жуткое мгновенье.

– Мне пора бежать, – сказала Роуз.

– Тебе пора бежать, – эхом отозвалась Джейн, затем выскочила из-за ширмы и крутанула три быстрых колеса.

Кто-то закричал:

– Покажи всем свои панталоны, девочка!

– В штанах твоих прекрасно спать! А панталоны – на голове таскать! – крикнула Джейн в ответ.

Люди захохотали.

Роуз проскочила мимо и побежала к тенистой галерее за колоннами, окружавшими главный обеденный зал. Она нырнула между лакеями с подносами жареных лебедей: с распростертыми крыльями, перьями и всем остальным! Кулинарная практика, которую Роуз находила ужасающей. На длинных досках лежали огромные жареные свиньи с яблоками в пасти и маленькие жареные поросята вокруг, как будто их кормили! Не банкет, а кошмар вегетарианца.

Она повернула за угол и едва вышла из коридора, ведущего на кухни, когда заметила две тени, переплетенные за колонной. Одна тень говорила:

– О, я просто хочу целовать вас, моя дорогая. Целовать и целовать, и не заставляйте меня плакать, миледи, не заставляйте меня лгать!

Роуз мешкала. Человек, кем бы он ни был, почти пел. И мелодия, и ритм, и даже тексты были ужасно похожи на BWB, Boyz Will Be Boyz, и прекрасного Юу Пака. В голове зазвучала песня Юу. С таким же успехом в наушниках могло играть: «Я просто хочу на свиданье с тобой. Проводить время с тобой. Я хочу быть верным тебе и только тебе. Не заставляй меня лить слезы, девочка. Я просто хочу вдохнуть твои грезы, девочка. Я не хочу лгать»…

Пак не родится еще четыреста пятьдесят лет или около того. Как это могло случиться? Потом она услышала громкое влажное «чмок», и пара вышла из тени колонны под свет тусклого фонаря.

Роуз прижалась к стене галереи. Она не могла поверить в то, что только что увидела. Эдвард Куртене, граф Девон, состоявший в коротком списке потенциальных супругов Марии. Что ж, может, это его последний шанс на прощальный поцелуй, подумала Роуз. Но не менее удивительным оказался объект страсти графа – обладательницей влажного «чмока» была леди Маргарет Керрингтон, иначе известная (по крайней мере, Роуз) как Улиточная Голова из-за прически в стиле «кокиль», что по-французски как раз значит «улитка». Роуз подумала, что это самая уродливая прическа, которую она когда-либо видела, – челка леди Маргарет была скручена в мелкие ракушки, которые маршировали по ее лбу.

До Роуз доходили слухи, что Улиточная Голова перестала служить принцессе Елизавете, чтобы стать придворной дамой у Марии. Но это еще что за поцелуи?

Как бы то ни было, девочка не могла и дальше стоять и удивляться: нужно было добраться до кузнечной мастерской в Башне драгоценностей, куда велел прибыть отец.

Только теперь ей мешали Улиточная Голова и Эдвард Куртене, и, казалось, уходить подальше от того места, где стояла Роуз, они не собирались.

Затем послышался смех, и из зала для пиршеств к колоннам, где обнимались Улиточная Голова и Эдвард, выкатилось что-то мелкое.

– Ох, простите, – взвизгнула Беттина.

– Ты… мерзкая карлица! – выплюнула Улиточная Голова. Она в буквальном смысле наклонилась, схватила Беттину и затрясла, как тряпичную куклу. Роуз охнула, увидев это, а затем заметила, как тень Эдварда Куртене быстро скользнула в сторону, словно крыса с тонущего корабля.

– Что ты видела?! – Улиточная Голова теперь шипела как гадюка.

– Ничего, миледи… совсем ничего…

Роуз прилипла к каменному полу. Она не могла пошевелиться, но понимала, что должна. Это был ее шанс. Глаза Беттины дико бегали, будто искали ее. Карлица помешала им на свой страх и риск, чтобы обеспечить Роуз прикрытие.

Девочка кинулась с того места, где стояла, и оказалась на прохладном осеннем воздухе. Не успела она пересечь двор, как почувствовала, что сзади ее кто-то схватил.

– Я ничего не видела, милорд, э, граф… – Как все запутанно, когда людей приходится называть по титулам! – Я ничего не видела…

Но когда Роуз повернулась, то поняла, что это совсем не граф Девон.

– Папа!

Зловещие предзнаменования

Глава 13. Верная корона на верной голове

– Ой, папа! – выдохнула Роуз.

На лице Николаса Оливера появилась улыбка. В глазах засверкали слезы. Девочка прижала голову к его груди. Воротник царапал ей лоб. Все было так чудесно: колючий воротник, его имя, его запах. Он пах хорошо и свежо. Никто в этом веке так не пах. Роуз готова была поспорить: мама рассказала ему, что ванну нужно принимать чаще чем раз в месяц, и, может быть, даже принесла дезодорант. Но она любила его таким, какой он есть, с запахом или без.

– Я думала, что встречу тебя в Башне драгоценностей.

– Нет, моя дорогая, это была просто уловка. – Отец сделал глубокий вдох. – Ты должна уйти, это слишком опасно. Скоро все станет очень плохо.

– Папа, во-первых, я без тебя не уйду.

– Без меня? Как я буду жить в том веке?

– Ты сможешь. Я помогу.

Они вернулись к старому доброму спору.

– Нет, ты должна уйти как можно скорее. Эта королева сеет смерть. Она не в себе, Роуз, и собирается немедленно ввести новые религиозные законы. Гораздо раньше, чем кто-либо ожидал. Уже начали задерживать людей…

– Задерживать за что?

– Новые законы будут приняты в течение нескольких дней, они уничтожат протестантскую церковь, англиканскую, которую основал ее отец, король Генрих VIII, а затем защитил законами его сын, король Эдуард VI.

– Папа, все так сложно. Что это на самом деле значит?

– Королева заставляет тебя ходить на мессу, не так ли?

– Да, но ты же знаешь, что я не воспринимаю это всерьез.

– Она может проверить твою веру такими испытаниями, к которым ты не готова.

– Испытаниями?

Она внезапно подумала о тестах по французскому языку и математике, которые были запланированы на следующую неделю. К ним она тоже была не готова.

– Только не попадись с Библией.

– Да, я слышала об этом.

– Послушай, мое дорогое дитя, ты должна довериться мне.

– Я и доверяю тебе, папа.

– Тогда ты должна уйти.

– Это не так просто, как ты думаешь.

– Что ты имеешь в виду? Твоя мать постоянно так делала. Знаешь, она чувствовала, когда должна была вернуться к тебе. Я едва понимал, что она уходила, правда. Она словно оставляла после себя тень. Постепенно я понял разницу между той тенью и реальным присутствием. Как будто… Я не могу это объяснить, но ее дух жил во мне. Однако со временем он становился тоньше, и в конце концов осталась болезненная тоска. Так я понял, что она ушла… ушла навсегда.

– Я не хочу! Не хочу уходить от тебя навсегда. И я не знаю, как мама делала это, как возвращалась в свой родной век. С этим тяжелее. У меня хорошо получается сюда приходить, но что до возвращения… в общем, я его не освоила. Оно просто случается, когда я меньше всего этого ожидаю.

Роуз знала или, по крайней мере, чувствовала, что это как-то связано с дамасской розой. Она подумала о той привитой розе потому, что стояла перед ней в куртке и шапке с ушами, когда переходила в последний раз. Бабушка сказала ей, что пересадить цветок было очень трудно. Не стоит ждать цветения раньше чем через два-три года, такое бывало редко. Пока Роуз стояла там и смотрела на нее, то пыталась представить себе, как ростки пускают корни, опускаясь вниз, в почву. Девочка зажмурилась. Ее вдруг объял внезапный ужас. Она представила себе крошечную, бесконечно маленькую гадюку, которая зарылась в почву и клыками тянулась к корням.

– Что такое, Роуз? С тобой все хорошо, дитя мое?

– Конечно, я в порядке.

– Ты побледнела. Я подумал, что ты сейчас упадешь в обморок.

– Нет, что ты. Я не из тех, кто падает в обморок.

– Послушай, Роуз, сейчас совершенно не ясно, что может случиться и как скоро начнутся обыски.

– Обыски?

– Да, обыски. Как только королева добьется положения об отмене – речь об актах, которые упразднят все религиозные законы, введенные в действие ее покойным братом, королем Эдуардом, – тогда начнутся обыски, и те, кто все еще относится к протестантам, будут схвачены. Первое собрание парламента состоится через четыре дня. На нем будут отменены старые законы и введены в действие новые, которые озвучит жестокая королева. Обещаешь, что уйдешь как можно скорее?

– Да, папа.

У Роуз возникло желание скрестить пальцы и соврать. Но она не смогла так поступить с отцом.

– Но я уже говорила, что у меня может не получиться. И еще кое-что.

– Что?

– Если я уйду и придумаю, как уходить по собственному желанию, то найду способ, как и тебе уйти вместе со мной, папа. Ты должен пообещать, что пойдешь, если я узнаю, как тебя переправить.

Он обхватил ее лицо руками и прижал к себе. Его глаза были самыми глубокими и темно-синими из всех, которые она когда-либо видела. Будто глядишь в ночное небо, усыпанное звездами – далекими звездами, которые ничего не знают ни о времени, ни о расстоянии.

– Хорошо, моя дорогая. Обещаю.

– А как же корона?

– А, она никогда не будет сидеть на ней как следует. Во всем христианском мире не найдется короны под голову Марии. Возможно, придется заглянуть в будущее, чтобы найти там подходящую голову. Например, голову принцессы Елизаветы, если она выживет и сохранит ее.

* * *

К тому времени как Роуз вернулась в пиршественный зал, вот-вот должны были начаться танцы. Танцоры встали в два ряда друг против друга. Королева и принцесса Елизавета как раз оказались друг к другу лицом. Роуз это больше напоминало противостояние, нежели танец. Они неотрывно смотрели прямо, когда трубы заиграли. Энергичный французский танец, гальярда, где довольно много прыжков со стороны мужчин и несколько легких подскоков со стороны дам.

Роуз и Сара глядели из-за ширмы на оживленных танцоров. Голова Лысой Джейн раскачивалась между рядами как золотой воздушный шар для боулинга. Время от времени она кукарекала и бросала в воздух перья. Роуз невольно подумала, что для развлечения этим людям требуется всего ничего. Но танец выглядел весело.

– Тебе не хочется к ним присоединиться? – задумчиво спросила Сара.

– Хочется. Надо сказать, что на меня уже почти накатил СУВ.

– Что? – переспросила Сара, нахмурившись в полном замешательстве.

– Ой, это просто такое выражение.

– Выражение откуда?

– Из… из Вест-Дитча около Твикенхэма.

Роуз всем рассказывала, что родом из этой деревни.

– Что это значит: СУВ?

– Э-э-э… как раз подходящее ощущение. Страх упустить возможность.

– Мне нравится! Превосходное выражение. Да! Я чувствую себя совершенно во власти СУВ.

– Я тоже!

– Безраздельно! – с радостью воскликнула Сара. – Ты действительно умеешь обращаться со словами, Роуз. Наверное, это потому, что ты так много читаешь.

– И не Библию, – импульсивно сказала Роуз.

– Конечно, нет! Я бы ни за что не заподозрила тебя в чтении Библии, Роуз. Никогда в жизни, тем более что теперь мы служим королеве.

Музыка замедлилась, и танцоры вернулись на свои места, а полдюжины карликов выбежали на середину танцплощадки. Они изображали собственную версию гальярды, который включал в себя сальто и подбрасывания в воздух с переворотом. Публика сходила с ума.

– Ух ты-ы-ы! Ну разве они не милые? Это мое любимое выступление.

– Неужели? – спросила Роуз.

– Да. – Сара нахмурилась. – Они тебе не нравятся?

– Нравятся, особенно Беттина, но я не люблю над ними смеяться.

– Но ведь им весело, – протестовала Сара.

– Ты в этом уверена? – сказала Роуз.

Как раз в этот момент ее сиятельство Джейн Дормер бросилась к ним:

– Быстрее, Роуз! Это срочно. Гнусная принцесса Елизавета наступила на подол королевы и порвала его. Ее величество не может подняться из-за банкетного стола.

– И как мне это исправить?

– Нужно проползти под столом со швейным набором. Как раз туда, где сидит герцог Глостерский. Его предупредили и немного подвинули, чтобы освободить место.

– Но королева находится в дальнем конце стола.

– Всего и надо, что подбежать туда во время следующего выступления Лысой Джейн и шута Уилла Сомерса. Все взгляды будут устремлены на них. Ты же знаешь, Уилл Сомерс – единственный, кто может заставить королеву смеяться. Я подскажу, когда нужно будет бежать. – Джейн Дормер подошла к Роуз, буравя ее взглядом. – Поняла?

– Да, мадам.

– Превосходно. А теперь встань рядом со мной, я подам тебе знак, как и сказала.

Знаком был острый тычок в ребра. Роуз вылетела из-за ширмы и нырнула под стол. Там, естественно, оказались кривые ноги герцога Глостерского. Она узнала бы их где угодно. Повязка в нижней части бриджей помогала им казаться ровнее.

Роуз словно оказалась в лесу ног. Не только ног, но и пышных юбок бальных платьев. У некоторых были полупрозрачные воланы, другие ниспадали складками так, что шелк и атлас казались гребнями волн. Подолы были искусно украшены лентами, кружевами и пышной вышивкой золотой и серебряной нитью.

Кто-то снял обувь, а кто-то обменивался пинками с соседом. Все ноги воняли. Когда Роуз добралась до конца стола, за которым сидела королева, то заметила еще один знакомый подол. Улиточная Голова. Ее ноги и ноги джентльмена, сидевшего рядом, по-видимому, были вовлечены в оживленную беседу. «Вот же бесстыдница!» – подумала Роуз, вспомнив старое слово, которое иногда использовала ее мать. Как же она скучала по маме. Вот бы сейчас им всем вместе оказаться во дворе, где она с отцом стояла всего четверть часа назад! Почему жизни людей постоянно проходили мимо, промахиваясь всего наносекундой? Почему она не могла вернуться с мамой в этот век? Получилось бы у них всем вместе жить счастливо, пусть и недолго, ну хоть немножечко?

Дыра на подоле была совершенно очевидна. Ее можно было легко залатать, не потревожив королеву. Когда Роуз наполовину закончила штопать, королева вытащила ногу из туфли. Роуз видела сквозь ее чулки мозоли на пальцах. Они слегка гноились, и ноги ее королевского величества воняли, как и все остальное под столом: сыростью и немного плесенью. «Как отвратительно», – подумала Роуз. Идеальная среда для выращивания грибов. Майлз, ее школьный друг, проводил для ярмарки научный эксперимент по выращиванию грибов и занял второе место. Она скучала по дому. Скучала по Майлзу, Сьюзан, Джо, Кевину, всем своим лучшим друзьям, скучала по Марисоль!

Так что, накладывая швы, она задумалась об оранжерее, о влажном воздухе, прохладных тенях, где ночью все пробуждалось и росло. Мысли вернулись к маленькому пересадышу в оранжерее. Она представляла себе его хрупкие корни, опускавшиеся глубоко под землю. Зловоние ослабло, и лес ног исчез. Облака расплывающихся шелков и атласов, бурные разговоры, прерываемые криками смеха над шуточными выходками, – все растворилось в благословенной тишине.

Она вернулась! Вернулась в оранжерею! Единственным звуком был шум увлажнителей и вентиляторов, которые уносили теплый воздух от обогревателей.

Девочка на цыпочках подошла к пересадышу. Казалось, что все в порядке. Она посмотрела на часы: прошло две минуты после полуночи. Значит, ее не было всего три минуты максимум. Пересадыш выглядел точно так же, как и прежде. Она склонилась – ее нос чуть не коснулся чашки – и услышала звук из прихожей. Мурлыканье у лестничного лифта. Бабушка спускалась? Она никогда не спускалась посреди ночи и никогда не делала это самостоятельно. Разве она не разбудила бы Бетти, чтобы та ей помогла? Непохоже на бабушку.

Роуз подождала несколько минут. Если это была бабушка – а это должна быть она, – то та не захотела с ней встречаться.

Через десять минут или около того Роуз вернулась в спальню. Она услышала, как Марисоль перевернулась в постели, а потом зевнула:

– Роуз?

– Да.

– Где ты была?

– Просто вставала в туалет.

– А, да. Так приятно иметь свою ванную комнату.

– Тебе приходится ее делить? – спросила Роуз.

– Конечно… Роза, то есть Роуз, – сказала Марисоль сонно, а потом добавила: – Человек на десять-пятнадцать.

Она перевернулась и быстро заснула.

«Десять-пятнадцать человек на одну ванную!» – подумала Роуз.

Она бы точно умерла!