Текст книги "Пять рассказов о Гэллегере"

– На охоту?

– Организация охоты – самая популярная из наших услуг, – ответил Хардинг, вновь переходя на деловой тон. – Впрочем, здесь нет ничего нового. Уже долгие годы бюро путешествий предлагают волнующую охоту на тигров в Мексике…

– В Мексике нет никаких тигров, – вставил дедушка. – Я там бывал. Предупреждаю, если ты не найдешь мне бутылку, я сейчас же уеду в Мэйн.

Однако Гэллегера проблема захватила.

– Откровенно говоря, не понимаю, чем могу вам помочь. Я не могу поставлять вам тигров.

– Мексиканский тигр относился к семейству кошачьих. Кажется, его называют пумой. По всему миру у нас размещены заповедники – они влетают нам в копеечку – где и проходят охоты, заранее спланированные до мельчайших деталей. Опасность нужно свести до минимума, точнее, исключить совершенно. Однако должна существовать видимость опасности, в противном случае клиент не оценит приключения. Мы пытались так дрессировать животных, чтобы в последний момент они отступали, но, честно сказать, особых успехов не добились. С грустью должен признать, что таким образом мы потеряли нескольких клиентов. Деньги в дело вложены большие и их нужно возвращать, однако мы пришли к выводу, что нельзя использовать ни тигров, ни каких-то иных крупных хищников. Это просто опасно. Но какая-то видимость опасности, конечно, необходима. Проблема заключается в том, что мы постепенно опускаемся до уровня стрелкового клуба, а в стрельбе по тарелочкам опасности ни на грош.

– Если вы хотите получить настоящее удовольствие, поезжайте со мной в Мэйн, и я покажу вам настоящую охоту. В наших горах и сейчас водятся медведи.

– Я начинаю понимать, – сказал Гэллегер. – Но если говорить об элементе опасности… интересно! Собственно, что такое опасность?

– Опасность, это когда кто-то хочет до тебя добраться, – объяснил дедушка.

– Неизвестное или чуждое тоже опасно по той простой причине, что мы его не понимаем. Поэтому истории о призраках всегда пользовались успехом. Рычание в темноте пугает сильнее, чем сам тигр при дневном свете.

Хардинг кивнул.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, но есть еще одна закавыка. Зверь не должен быть легкой добычей – что за удовольствие убивать кролика! И, разумеется, мы должны снабжать наших клиентов самым современным оружием.

– Почему?

– По соображениям безопасности. Проблема в том, что со всеми этими радарами и усилителями обоняния любой дурак сумеет выследить и подстрелить зверя. В этом нет никакого риска, разве что дело коснется тигра-людоеда, но такой риск великоват для наших клиентов.

– Ну, так чего же вы от меня хотите?

– Я и сам не знаю, – медленно произнес Хардинг. – Может, какое-то новое животное. Чтобы оно соответствовало требованиям «Надпочечников». Но я просто не знаю, что бы это могло быть, иначе не пришел бы к вам.

– Трудно создавать новых животных из ничего.

– А где же их взять?

– Об этом я и думаю. С других планет? Из иных потоков времени, иных вселенных? Были у меня когда-то забавные зверушки из марсианского будущего, но они бы тут не подошли.

– Значит, с других планет?

Гэллегер встал, подошел к лабораторному столу и начал соединять какие-то шестеренки и трубки.

– Есть у меня одна идея. Скрытые резервы человеческого мозга… Мои скрытые резервы начинают пробуждаться к жизни. Сейчас, сейчас… А может…

Под руками Гэллегера начало складываться какое-то новое устройство, однако изобретатель непрерывно думал о чем-то. Внезапно он выругался, бросил все и вновь прильнул к алкогольному органу. Дед попытался сделать то же самое, но поперхнувшись первым же глотком джина, пригрозил, что вернется домой, заберет с собой Хардинга и покажет тому настоящую охоту.

Гэллегер столкнул старика с дивана.

– Мистер Хардинг, – сказал он, – завтра все будет готово. Еще один штрих…

– Я много о вас слышал, мистер Гэллегер, – сказал Хардинг, вынимая пачку банкнот. – Вы умеете работать только под нажимом. Вам нужно чувствовать нож у горла, иначе вы ничего не сделаете. Ну как так? Пятьдесят тысяч кредитов. – Он посмотрел на часы. – Даю вам час. Если за это время вы не решите мою проблему, наш договор будет расторгнут.

Гэллегер вскочил с дивана как ошпаренный.

– Вы шутите. Что такое один час?

Хардинг упрямо повторил:

– Я человек серьезный, и знаю о вас достаточно, чтобы понять, какой вы породы. Я могу найти других специалистов, и вам это хорошо известно. Итак, даю вам час. Если нет, я ухожу и уношу с собой пятьдесят тысяч кредитов!

Гэллегер пожирал деньги глазами. Он наскоро глотнул спиртного, тихо выругался и вернулся к начатому агрегату. На этот раз он работал без остановок.

Через несколько минут с лабораторного стола прямо ему в глаза ударил луч света. Гэллегер с воплем отскочил.

– С вами все в порядке? – обеспокоенно поинтересовался Хардинг.

– Разумеется, – буркнул Гэллегер, отключая ток. – Кажется, я понял, в чем тут дело. Этот свет… о-о-о!

Он быстро заморгал, потом подошел к алкогольному органу, глотнул и повернулся к Хардингу.

– Я начинаю понимать, что вам нужно. Но не знаю, сколько времени это займет. – Он скривился. – Дед, ты ковырялся в органе?

– Не знаю, я только нажал несколько клавиш.

– Так я и думал. Это вовсе не джин. Бр-р-р!

– А что, самогон? – заинтересовался старик и направился к органу, чтобы снова попробовать.

– Ничего подобного, – ответил Гэллегер, подползая на коленях к видеокамере. – А это что? Шпион? Мы тут знаем, что делать со шпионами, ты, мерзкий доносчик. – С этими словами он встал, схватил одеяло и накинул на агрегат.

Разумеется, экран тут же погас.

– Каждый раз я умудряюсь перехитрить самого себя, – заметил Гэллегер, выключая магнитофон. – Я взял на себя труд сделать это устройство, а потом заслонил его в тот момент, когда начались действительно интересные события. Теперь я знаю меньше, чем прежде, потому что увеличилось число неизвестных.

– Мир познаваем, – буркнул Джо.

– Любопытная концепция, – признался Гэллегер. – Но греки додумались до этого уже довольно давно. Думаю, если ты хорошенько поработаешь головой, то вскоре откроешь, что дважды два – четыре.

– Тихо, жалкий человек, – сказал Джо. – Сейчас я перехожу к абстракциям. Пойди открой дверь и оставь меня в покое.

– Дверь? А зачем? Ведь никто не звонил.

– Сейчас позвонят, – заверил его Джо. – О, слышишь?

– Гости с самого утра, – вздохнул Гэллегер. – Впрочем, может, это дед. – Он нажал кнопку, вгляделся в экран, но так и не узнал типа с лошадиной челюстью и густыми бровями. – Входите, – пригласил он, – и следуйте за ведущей линией.

Он алчно метнулся к органу.

Человек с лошадиной челюстью вошел в комнату, а Гэллегер сказал:

– Быстро, а то за мной гонится маленькая коричневая зверушка, которая выпивает все спиртное. Есть и еще парочка проблем, но эта самая главная. Я умру, если не выпью, так что говорите, в чем дело, и уходите. Надеюсь, я не должен вам денег?

– Это как посмотреть, – ответил мужчина с сильным шотландским акцентом. – Меня зовут Мердок Маккензи, а вы, надо полагать, мистер Гэллегер. Доверия вы у меня не вызываете. Где мой партнер и пятьдесят тысяч кредитов, которые были при нем?

Гэллегер задумался.

– Ваш партнер? Может, вы имеете в виду Джонаса Хардинга?

– Именно его. Моего партнера по фирме «Надпочечники Лимитед».

– Я его и в глаза не видел…

Однако тут вмешался Джо:

– Это тот мерзкий тип с большими ушами. Ну и гадок же он был!

– Все сходится, – кивнул Маккензи. – Я заметил, что эта ваша жужжащая машинка использовала прошедшее время. Вы случайно не убили моего партнера и не избавились от его тела с помощью какого-нибудь вашего изобретения?

– Интересно, с чего вы это решили, – сказал Гэллегер. – Может, у меня на лбу каинова печать? Или вы просто спятили?

Маккензи массировал свою лошадиную челюсть, одновременно разглядывая Гэллегера из-под густых бровей.

– Честно сказать, не велика потеря, – признался он. – В делах от него толку нет, он слишком пунктуален. Но, отправляясь к вам вчера вечером, он взял с собой пятьдесят тысяч кредитов. К тому же остается вопрос насчет тела, ведь страховая сумма огромна. Между нами, мистер Гэллегер, я бы ничего не имел против, если бы вы убили моего незадачливого партнера и забрали себе эти пятьдесят тысяч. Более того, я, пожалуй, оставил бы вам из них, скажем… десять тысяч. Но с условием, что вы представите документальное доказательство смерти Джонаса, чтобы мои доверители были удовлетворены.

– Логика, – восхищенно заметил Джо. – Чудесная логика. Удивительно, как эта логика может исходить от такого непрозрачного чудовища.

– Я выглядел бы еще чудовищнее, если бы имел такую же прозрачную кожу, как ты, – ответят Маккензи. – Конечно, если анатомические атласы не врут. Однако, мы говорили о теле моего партнера.

– Невероятно! – со злостью сказал Гэллегер. – Ведь в этом случае вы становитесь соучастником преступления.

– Ага, значит, вы признаетесь?

– Ни в коем случае! Вы слишком самоуверенны, мистер Маккензи. Держу пари, что вы сами убили Хардинга, а теперь пытаетесь подставить меня. С чего вы решили, что он мертв?

– Согласен, это требует объяснения, – заметил Маккензи. – Джонас был человеком серьезным, ни разу не бывало, чтобы он не явился на встречу, что бы ни случилось. Вчера вечером и сегодня утром у него были назначены встречи, в том числе и со мной. Кроме того, отправляясь к вам, он имел при себе пятьдесят тысяч кредитов. – Откуда вам известно, что он сюда дошел? – Я подвез его, высадил у ваших дверей и видел, как он входил.

– Однако вы не видели, как он выходит, а он все-таки вышел, – сказал Гэллегер.

Маккензи, нисколько не смущенный, принялся загибать свои костлявые пальцы:

– Мистер Гэллегер, сегодня утром я просмотрел записи о вас, и результат, признаться, неутешительный. В прошлом вы были замешаны в какие-то темные дела и не раз обвинялись в различных преступлениях. Доказать ничего не удавалось, но я подозреваю, что вы просто очень хитры. Полиция наверняка согласилась бы со мной.

– И на этот раз они ничего не докажут. Хардинг скорее всего дома, в своей кровати.

– А вот и нет. А пятьдесят тысяч кредитов – это куча денег, не говоря уже о его страховке, она еще больше. Фирма окажется в неприятном положении, если Джонас не отыщется, и дело наверняка кончится судебным процессом, а это дорогое удовольствие.

– Но я не убивал вашего партнера! – закричал Гэллегер.

– Ага, – усмехнулся Маккензи. – А если я сумею доказать, что это сделали вы, выигрыш для меня будет огромный. Надеюсь, вы понимаете ситуацию, мистер Гэллегер. Не лучше ли признаться, сказать, что вы сделали с телом, и получить свои пятьдесят тысяч?

– Вы говорили о десяти.

– Вы, наверное, сошли с ума, – с нажимом сказал Маккензи. – Я ничего такого не говорил. По крайней мере, вы не сможете этого доказать.

– Может, выпьем и поговорим? Мне пришла в голову новая мысль.

– Отличная идея!

Гэллегер нашел два стакана и настроил алкогольный орган. Один стакан он протянул Маккензи, но мужчина покачал головой и взял себе второй.

– В этом может быть яд, – сказал он. – Ваше лицо не внушает доверия.

Гэллегер игнорировал его замечание. Он надеялся, что с двумя полными стаканами таинственная коричневая зверушка не справится, и попытался выпить виски залпом, но вновь испытал танталовы муки: на язык попала всего одна капля. Стакан был пуст. Опустив его, он посмотрел на Маккензи.

– Дешевый трюк, – сказал гость, ставя свой стакан на стол. – Я не напрашивался на даровую выпивку. Но как вы сделали, что виски исчезло?

Разочарованный Гэллегер буркнул:

– Я колдун, продал душу дьяволу. За два цента я могу сделать так, чтобы вы тоже исчезли.

Маккензи пожал плечами.

– Я не боюсь. Если бы вы могли, то давно бы так и сделали. Но что касается колдовства, я не настолько скептичен, особенно после того, как увидел это чудовище в углу. Он указал на третий генератор, который вовсе не был генератором.

– Вы хотите сказать, что тоже его видите?

– Я вижу больше; чем вы можете себе представить, мистер Гэллегер, – загадочно ответил Маккензи. – И вообще, я иду в полицию.

– Минуточку… Это вам ничего не даст.

– Разговор с вами даст мне еще меньше. Раз вы так упираетесь, я попробую вызвать полицию. Если они сумеют доказать, что Хардинг мертв, я хоть получу его страховку.

– Подождите немного. Ваш партнер действительно был здесь. Он хотел, чтобы я помог решить одну проблему.

– И вы помогли?

– Н-нет, но вообще-то…

– Тогда и говорить не о чем, – ответил Маккензи и направился к дверям. – Мы вскоре увидимся.

Маккензи вышел, а Гэллегер задумчиво опустился на диван. Потом он поднял голову и принялся разглядывать третий генератор. Это был приземистый бесформенный предмет, нечто вроде усеченной пирамиды, и он пялился на него парой голубых глаз. Глаз, агатов или покрашенных в голубой цвет кусочков металла – Гэллегер не был уверен, что у него там такое. Предмет имел три фута в высоту и около трех футов в основании каждой стороны.

– Джо, – позвал Гэллегер, – почему ты мне об этом не сказал?

– Я думал, ты сам видишь.

– Я вижу, но не знаю, что это такое.

– Я тоже понятия не имею.

– А откуда он взялся?

– Только твое подсознание может знать, что ты сотворил вчера вечером. Может, знают еще дедушка и Джонас Хардинг, но их нигде нет.

Гэллегер подошел к видеофону и заказал разговор с Мэйном.

– Дедушка мог вернуться домой. Маловероятно, чтобы он взял с собой Хардинга, но нельзя исключать и эту возможность. Лучше проверить. Одно я знаю точно: у меня перестали слезиться глаза. Что это за штуку я собрал вчера вечером? – Он подошел к лабораторному столу и принялся изучать таинственную конструкцию. – Интересно, зачем я сунул туда рожок для обуви…

– Если бы у тебя всегда были под рукой нужные детали, Гэллегеру Бис не приходилось бы использовать что попало, – безжалостно заметил Джо.

– Угу… должно быть, я упился, и мое подсознание снова взяло верх… Нет, так нельзя! Джо, я больше не могу! Нужно бросать пить!

– Интересно, был ли прав Декарт?

– Что ты на меня таращишься?! – рявкнул Гэллегер. – Мне нужна помощь!

– От меня ты ее не получишь, – ответил Джо. – Дело совершенно ясное, нужно лишь пошевелить мозгами.

– Ясное? Ну, валяй, я тебя слушаю.

– Сначала я должен проверить одну философскую концепцию.

– Можешь не спешить. Когда я буду гнить в тюрьме, ты сможешь посвятить все время философским абстракциям. Налей-ка мне пива! Впрочем, не надо, все равно я не смогу его выпить. Как выглядит эта маленькая коричневая зверушка?

– Поработай, наконец, головой, – сказал Джо.

– В таком состоянии из нее вышла бы хорошая гиря, – буркнул Гэллегер. – Ты знаешь ответы на все вопросы, так почему не скажешь мне, вместо того, чтобы нести всякий вздор?

– Мир познаваем, – изрек Джо. – Сегодня – это логическое следствие вчера. Разумеется, ты решил проблему, поставленную перед тобой «Надпочечниками Лимитед».

– Правда? Ага, Хардинг говорил о каком-то новом животном или о чем-то в этом духе.

– И что?

– У меня есть два, – ответил Гэллегер. – Маленький невидимый алкоголик и вот это голубоглазое создание, что сидит на полу. Гмм… но откуда я их взял? Из другого измерения?

– А я почем знаю? Откуда-то взял.

– Да уж, наверняка, – согласился Гэллегер. – Может, я собрал машину, которая принадлежит иному миру. И может, дедушка и Хардинг сейчас в том мире! Что-то вроде обмена пленными. Впрочем, не знаю… Хардинг имел в виду животных, которые были бы не опасны, и в то же время создавали видимость опасности, чтобы заставить клиентов дрожать от страха. Но где же тут элемент опасности? – Он глотнул. – Разумеется, эти создания производят впечатление. Я, во всяком случае, дрожу.

– «Поступление адреналина в кровь регулирует химизм всего организма», – процитировал Джо.

– Получается, что, решая проблему Хардинга, я поймал этих существ или приобрел их каким-то иным образом… гмм… – Гэллегер встал напротив бесформенного голубоглазого чудовища. – Эй, ты!.. – позвал он.

Ответа не было, лишь голубые глаза продолжали вглядываться в него. Гэллегер осторожно коснулся пальцем одного из них.

Никакой реакции. Глаз был неподвижен и тверд, как стекло. Гэллегер коснулся гладкой голубоватой кожи – она напоминала металл. Превозмогая страх, он попытался поднять создание с пола, но безуспешно. Либо оно было невероятно тяжело, либо имело снизу присоски.

– Глаза, – произнес Гэллегер, – и никаких других органов чувств. Нет, Хардингу нужно было явно не это.

– Это очень умно со стороны черепахи, – сказал Джо.

– Черепахи? А, что-то вроде броненосца, верно? Ты прав, пожалуй. Вот только как убить или хотя бы поймать такое? Внешняя оболочка твердая, а само существо неподвижно. Такому животному не нужно сражаться или убегать – черепаха ведь ничего такого не делает. А барракуда бы просто спятила, если бы попыталась сожрать черепаху. Идеальное животное для изнеженного интеллектуала, нуждающегося в острых ощущениях. Да, но как быть с адреналином?

Джо молчал. Гэллегер задумался, потом взялся за реактивы и аппаратуру. Сначала он попробовал на неподвижном чудище алмазное сверло, потом различные кислоты. Всеми возможными способами он пытался расшевелить голубоглазое создание и, наконец, после часа усилий робот прервал его яростные проклятия.

– Ну, и как у тебя с адреналином? – с иронией спросил он.

– Заткнись! – рявкнул Гэллегер. – Эта штука только сидит и таращится на меня!

– Злость, так же как и страх, подстегивает надпочечники. Я думаю, что таким вот пассивным сопротивлением можно привести в бешенство любого человека.

– Верно, – признался Гэллегер, с которого стекал седьмой пот. Он пнул странное создание и направился к дивану. – Достаточно поднять показатель огорчения и можно злость заменить раздражением. А что с этой коричневой зверушкой? На нее я нисколько не злюсь.

– Попробуй-ка выпить, – предложил Джо.

– Ты прав, я бешусь из-за этого маленького пьянчуги! Но если эта тварь движется так быстро, что ее не видно, то как ее можно схватить?

– Должен быть какой-то способ.

– Это существо так же неуловимо, как первое неприступно. Может, оно остановится, если накачается как следует?

– Тут все дело в обмене веществ.

– А-а, оно слишком быстро трезвеет, чтобы напиться? Возможно. Но тогда ему нужно очень много еды.

– А ты заглядывал на кухню? – спросил Джо.

Мысленно представляя пустую кладовку, Гэллегер встал и остановился перед голубоглазым созданием.

– А у этого вообще нет обмена веществ. Но должно же оно чем-то жить. Только вот чем? Воздухом? Возможно…

В дверь позвонили.

– Интересно, кто на этот раз? – буркнул Гэллегер и впустил гостя.

Вошел мужчина с воинственным выражением на румяном лице, сообщил Гэллегеру, что тот временно арестован, и вызвал своих людей, которые тут же принялись обыскивать квартиру.

– Вас прислал Маккензи? – спросил Гэллегер.

– Точно. Меня зовут Джонсон, криминальная полиция Недоказанный акт насилия. Желаете связаться со своим адвокатом?

– Да, – подтвердил Гэллегер, ухватившись за эту возможность.

Он позвонил знакомому адвокату и принялся описывать ситуацию, в которой оказался. Однако собеседник прервал его:

– Очень жаль, но я не берусь за дела, где пахнет мошенничеством. Вы знаете мои условия.

– А кто говорит о мошенничестве?

– Ваш последний чек оказался без покрытия. На этот раз или наличные, или разговор окончен.

– Я… минуточку! Я только что закончил одну работу. У меня будут деньги…

– Прежде чем стать вашим адвокатом, я хотел бы увидеть их, – ответил неприятный голос, и экран погас.

Детектив Джонсон похлопал Гэллегера по плечу.

– Ага, значит, у вас на счету пусто? Вам нужны деньги?

– Это ни для кого не тайна. Но нельзя сказать, что я вылетел в трубу. Я только что закончил…

– Одну работу. Это я слышал. И разбогатели. А на какую сумму? Случайно не на пятьдесят тысяч кредитов?

Гэллегер глубоко вздохнул.

– Больше я не скажу ни слова, – произнес он и вернулся на диван, стараясь не обращать внимания на полицейских, переворачивающих его лабораторию вверх ногами. Ему нужен был адвокат. И срочно. Но как нанять адвоката без денег? А если связаться с Маккензи?..

Он позвонил ему. Маккензи выглядел довольным.

– О, – сказал он, – я вижу, полиция уже пришла.

– Я о той работе, которую подкинул мне ваш партнер, – начал Гэллегер. – Я решил вашу проблему. У меня есть то, что вам требуется.

– Неужто тело Хардинга? – оживился Маккензи.

– Нет, животные, которых вы просили. Идеальная дичь.

– Жаль, что вы не сказали этого раньше.

– Приезжайте немедленно и отзовите полицию, – настаивал Гэллегер. – Я говорю серьезно: у меня есть для вас идеальная дичь для охоты.

– Не знаю, смогу ли я отозвать этих гончих псов, – ответил Маккензи, – но уже еду. Только помните: я не заплачу вам ни гроша.

– Вот тебе на! – буркнул Гэллегер и выключил видеофон. Тот тут же зазвонил. Гэллегер коснулся трубки, и на экране появилось лицо женщины, которая сказала:

– Мистер Гэллегер, в связи с вашим запросом о дедушке сообщаем: он не вернулся в Мэйн. Это все.

Лицо исчезло, а Джонсон тут же сказал:

– А что случилось с вашим дедом?

– Я его съел, – скривился Гэллегер. – Почему бы вам не оставить меня в покое?

Джонсон что-то пометил в блокноте.

– Ваш дедушка. Хорошо… нужно проверить. А кстати, что это такое сидит там? – он указал на голубоглазое существо.

– Я изучал случаи воспаления костного мозга у головоногих.

– Ага, понятно. Спасибо… Фред, проверь, что там с дедом этого парня. Куда ты смотришь?

– На этот экран. Он включен.

Джонсон подошел к магнитофону.

– Думаю, нужно его конфисковать. Вероятно, там нет ничего важного, но… – Он коснулся переключателя. Экран остался пустым, но голос Гэллегера произнес: «Мы тут знаем, что делать со шпионами, ты, мерзкий доносчик».

Джонсон вновь нажал переключатель и посмотрел на Гэллегера. Его румяное лицо оставалось неподвижным, пока перематывалась лента. Гэллегер сказал:

– Джо, дай мне тупой нож. Я хочу перерезать себе горло, но медленно и со вкусом.

Однако Джо, занятый философскими рассуждениями, не потрудился даже ответить.

Джонсон начал просматривать видеозапись. Достав какой-то снимок, он сравнил его с тем, что показывал экран.

– Отлично, это Хардинг. Спасибо, мистер Гэллегер, что сохранили это для нас.

– Пустяки, – откликнулся тот. – Я даже готов показать палачу, как ловчей завязать петлю у меня на шее.

– Ты записываешь, Фред? Вот хорошо.

Пленка неумолимо вращалась, а Гэллегер старался убедить себя, что на ней не может быть ничего особенного.

Его надежды развеялись дымом, когда изображение исчезло с экрана – это был момент, когда он накинул на камеру одеяло. Джонсон поднял руку, требуя тишины. На экране по-прежнему ничего не было видно, но голоса звучали отчетливо.

«У вас еще тридцать семь минут, мистер Гэллегер».

«Подождите немного, сейчас будет готово. Мне очень нужны ваши пятьдесят тысяч кредитов».

«Но…»

«Спокойно, все уже готово. Еще чуть-чуть, и все ваши проблемы кончатся».

– Неужели я все это говорил? – бросил в пространство Гэллегер. – Ну и идиот! Почему я не отключил микрофон, когда накрыл объектив?!

«Ты же медленно убиваешь меня, сопляк!»

– Старик имел в виду всего лишь еще одну бутылку, – простонал Гэллегер. – Ну, не будь дураком, приятель, и сделай так, чтобы фараоны тебе поверили! Эге… – Он вдруг оживился. – Может, так я смогу узнать, что случилось с дедом и Хардингом. Если я выстрелил их в иной мир, может, будет какой-нибудь след.

«А теперь внимание, – сказал голос Гэллегера с пленки. – Я объясню вам, как это делаю. Да, еще одно: я хочу потом это запатентовать, поэтому не желаю никаких шпионов. Вы двое никому ничего не скажете, но магнитофон по-прежнему включен на запись. Когда я прослушаю это завтра, то скажу себе: Гэллегер, ты слишком много болтаешь. Есть только один способ сохранить тайну. Раз – и все!»

Кто-то крикнул, но крик оборвался на середине. Магнитофон умолк, воцарилась полная тишина.

Открылась дверь, и вошел, потирая руки, Мердок Маккензи.

– А вот и я, – сказал он. – Я понял так, что вы решили нашу проблему, мистер Гэллегер. Может, мы с вами и договоримся. В конце концов, нет точных доказательств того, что вы убили Джонаса. Я возьму назад обвинение, если у вас действительно есть то, в чем нуждается наша фирма.

– Дай-ка мне наручники, Фред, – потребовал Джонсон.

– Вы не имеете права! – запротестовал Гэллегер.

– Ошибочное утверждение, – заметил Джо, – опровергаемое в данный момент эмпирическим способом. До чего же вы, люди, нелогичны.

Развитие общества всегда отстает от развития техники. В те времена, когда техника стремилась все упростить, общественная система была исключительно сложна, частично в результате исторических условий, а частично из-за тогдашнего развития науки. Возьмем, к примеру, юриспруденцию. Кокберн, Блеквуд и многие другие установили некие общие и частные правила относительно, скажем, патентов, однако одно небольшое устройство могло лишить их всякого смысла. Интеграторы могли решать проблемы, с которыми не справлялся человеческий мозг, и потому в эти полумеханические коллоиды требовалось встраивать различные системы безопасности. Более того, электронный умножитель мог не только опрокинуть патентные правила, но также нарушить право собственности, и потому юристы исписывали целые тома о том, является ли право на «новинку» действительной собственностью, считать ли сделанное на умножителе подделкой или копией; а также о том, можно ли считать массовое дублирование шиншилл непорядочным по отношению к производителю, использующему традиционные способы. Мир, упоенный техническим прогрессом, отчаянно пытался удержать равновесие. В конце концов вся эта неразбериха должна была кончиться. Но еще не сейчас.

Таким образом машина правосудия была конструкцией гораздо более сложной, нежели интегратор. Прецеденты противоречили абстрактной теории, точно так же, как адвокат адвокату. Теоретикам все казалось ясным, но они были слишком непрактичны, чтобы давать советы; можно было нарваться на язвительное замечание: «Что, мое изобретение нарушает право собственности? Ха! Значит, к черту право собственности!»

Но ведь так же нельзя!

Во всяком случае не в мире, который тысячелетиями обретал относительное чувство безопасности в прецедентах общественных отношений. Плотина формальной культуры начала протекать во многих местах одновременно, и если бы человек обратил на это внимание, он увидел бы сотни тысяч маленьких фигурок, мечущихся от одной дыры к другой и отважно затыкающих их пальцами, руками и головами. Однажды людям предстояло обнаружить, что за этой плотиной нет грозного океана, но и этот день еще не пришел.

В некотором смысле это было на руку Гэллегеру. Официальные лица неохотно принимали решения, поскольку необоснованный арест мог означать для них огромные неприятности. Упрямый Мердок Маккензи воспользовался этим положением: он поговорил со своим адвокатом и сунул палку в спицы колеса закона. Адвокат, в свою очередь, побеседовал с Джонсоном.

Прежде всего, не было тела. Видеозапись – недостаточное доказательство, а кроме того, были серьезные сомнения в правомерности ордеров на арест и обыск. Джонсон позвонил в Юридический Центр, и над головами Гэллегера и беззаботного Маккензи разразилась настоящая буря. Кончилась она тем, что Джонсон и его люди убрались восвояси, забрав с собой вещественные доказательства и пригрозив, что вернутся, как только кто-нибудь из судей подпишет нужные бумаги. «А пока, – пообещал Джонсон, – перед домом останутся сотрудники полиции». Послав Маккензи бешеный взгляд, он вышел.

– А теперь к делу, – сказал Маккензи, потирая руки. – Между нами говоря, – он доверительно наклонился вперед, – я очень доволен тем, что избавился от своего партнера. Независимо от того, убили вы его или нет, я надеюсь, что его так и не найдут. Теперь я смогу вести дела по-своему.

– Ну, хорошо, – сказал Гэллегер, – а как быть со мной? Меня арестуют, как только Джонсон получит нужные документы.

– Но не осудят, – подчеркнул Маккензи. – Ловкий адвокат вытащит вас. Однажды возбудили похожее дело, но адвокат прибег к метафизике и доказал, что убитый никогда не существовал. Истинность доказательства была спорна, но убийцу оправдали.

– Я обыскал дом, – сказал Гэллегер, – впрочем, люди Джонсона тоже. Нет ни следа ни Джонаса Хардинга, ни моего деда. И, говоря откровенно, мистер Маккензи, я понятия не имею, что с ними произошло.

Маккензи неопределенно махнул рукой.

– Прежде всего нужно действовать методически. Вы говорили, что решили некую проблему для «Надпочечников Лимитед». Признаться, меня это заинтересовало.

Гэллегер молча указал на голубоглазый генератор. Маккензи задумчиво взглянул на него.

– Ну и что? – спросил он.

– Это именно оно. Идеальная дичь.

Маккензи подошел к странному объекту, постучал по нему и заглянул в лазурные глаза.

– И быстро бегает это создание? – спросил он.

– Ему совсем незачем бегать, – ответил Гэллегер. – Оно вообще с места не двигается.

– Гмм… Если бы вы объяснили мне…

Впрочем, объяснение явно не понравилось Маккензи.

– Нет, – сказал он. – Я не вижу в этом толка. Охота на такую дичь не заставит человека волноваться. Вы забываете, что нашим клиентам требуется возбуждение, результатом которого будет стимуляция надпочечных желез и выделение адреналина.

– Они получат его вдоволь. Ярость дает тот же эффект, что и возбуждение… – Гэллегер углубился в объяснения.

В ответ Маккензи покачал головой.

– И страх и ярость приводят к избытку энергии, которую нужно на что-то расходовать, а поскольку дичь совершенно пассивна, это невозможно. Так можно вызвать только невроз, тогда как мы стараемся с ним бороться.

Отчаявшийся Гэллегер вспомнил о маленькой коричневой зверушке и принялся расписывать ее достоинства, но когда Маккензи потребовал показать ее, быстро ушел от этого.

– Нет, – сказал наконец Маккензи. – Как можно охотиться на что-то невидимое?

– Но есть ведь усилители обоняния, ультрафиолет… Кроме того, это хороший тест на изобретательность.

– Наши клиенты не изобретательны. Им это ни к чему. Им требуется встряска, отдых от слишком тяжелой или слишком легкой работы, словом, разрядка. Они не собираются ломать головы над изобретением способа поймать нечто, передвигающееся быстрее призрака, или гоняться за дичью, которая не двигается с места. Вы башковитый парень, мистер Гэллегер, но, похоже, мне лучше всего заняться страховкой Джонаса.

– Минуточку…

Маккензи поджал губы.

– Признаться, в этих животных что-то есть, но какая польза от дичи, которую нельзя поймать? Если бы вы разработали какой-то метод ловли этих созданий из другого мира, может, мы и договорились бы. Но пока я не собираюсь покупать кота в мешке.

– Я наверняка найду какой-нибудь способ, – в отчаянии пообещал Гэллегер. – Но не в тюрьме же.