Текст книги "Громкое молчание хороших людей. Буллинг, троллинг, харассмент и другие поводы остаться в стороне"

Эффект свидетеля обычно объясняется когнитивными процессами, которые заставляют людей колебаться в случае возникновения чрезвычайной ситуации в условиях группы. Скорее всего, мы не оказываем помощь, потому что не чувствуем ответственности. А возможно, мы просто не хотим выглядеть глупо, если вдруг случай не окажется экстренным. Или мы думаем, что другие не считают ситуацию чрезвычайной. Все эти объяснения включают в себя мысли и чувства людей, а также их интерпретацию характера ситуации.

Но некоторые исследователи предположили, что, когда человек наблюдает за кем-то, кому нужна помощь, должно возникнуть автоматическое желание помочь этому человеку. Согласно модели «восприятие-действие», разработанной Стефани Престон и Франс де Вааль, когда мы видим кого-то, кто нуждается в помощи, активируются определенные части головного мозга, которые ответственны за действие[84]84
  S. D. Preston and F. B. de Waal, “Empathy: Its ultimate and proximate bases,” Behavioral and Brain Sciences 25 (2002): 1—20.


[Закрыть]. Некоторые исследования поддерживают эту теорию: в ответ на эмоциональные сцены, которые причиняют страдания, люди показывают активность отделов головного мозга (такого как моторная кора), которые отвечают за действия[85]85
  N. H. Frijda, The Emotions (Cambridge: Cambridge University Press, 2006); P. J. Lang, “The motivational organization of emotion: Affect reflex connections,” in The Emotions: Essays on Emotion Theory, ed. S. van Goozen, N. E. van de Poll, and J. A. Sergeant, 61–96 (Hillsdale, NJ: Erlbaum, 1993).


[Закрыть].

Может ли быть так, что когда мы видим чрезвычайную ситуацию, одно лишь присутствие других людей вокруг нас снижает эту автоматическую нейронную реакцию? Для изучения этого вопроса Беатрис де Гелдер, директор Лаборатории когнитивной и аффективной нейронауки Тилбургского университета в Нидерландах, изучила вопрос влияния количества людей, находящихся при чрезвычайной ситуации, на характер деятельности мозга. В одном исследовании Беатрис и ее коллеги показали людям видео реального примера чрезвычайной ситуации и измерили активность их мозга с помощью аппарата МРТ[86]86
  R. Hortensius and B. de Gelder, “The neural basis of the bystander effect: The influence of group size on neural activity when witnessing an emergency,” Neuroimage 93, pt. 1 (2014): 53–58.


[Закрыть]. Когда возникает кризис в повседневной жизни, наш мозг обычно занят чем-то другим. Во время процедуры МРТ исследователи попросили участников посмотреть на три точки и сообщить, одинакового ли они или разного цвета. Затем на заднем плане им показали видео, о котором участники не знали. На видео они увидели падающую на пол женщину. В одном случае, на видео не было никого, кроме женщины. В другом – один, два или четыре человека прошли мимо упавшей.

В ходе исследования были сделаны два основных вывода. Во-первых, чем больше людей наблюдали за чрезвычайной ситуацией, тем больше была активность долей мозга, которые обрабатывают зрительное восприятие и внимание (верхняя затылочная доля, языковая доля, клин – полушарие большого мозга, средняя височная доля). Отметили, что участники уделяют пристальное внимание тому, что делают эти наблюдатели на видео. Это, по-видимому, объясняется тем, что действия или реакция других лиц помогли им понять ситуацию: упала ли женщина в обморок или она просто поскользнулась? Ей правда было больно?

Но в то же время, по мере увеличения числа наблюдателей, части мозга, ответственные за подготовку к действию, – двигательная и соматосенсорная коры – стали менее активными.

Таким образом, присутствие посторонних, кажется, подрывает на нейронном уровне нашу склонность помогать. Когда мы одни, наш мозг автоматически готов вмешаться. Расчет в этом случае прост: кому-то нужна помощь, и мы должны ее оказать. Но когда присутствуют другие люди, наш мозг фокусируется на том, что они делают, и интерпретация их действий требует времени. Это способно объяснить, почему мы медленнее оказываем помощь (и в меньшей степени оказываем ее), когда другие люди поблизости.

До сих пор мы наблюдали, как двусмысленность мешает людям вмешиваться в чрезвычайные или просто плохие ситуации. Но я хочу подытожить, что, по крайней мере, в некоторых случаях, мы можем действовать, даже если не знаем точно, что происходит.

Психологи постоянно приходят к выводу, что люди с большей вероятностью будут противостоять плохому поведению и оценивать риски своего вмешательства, если им не придется действовать в одиночку. Как пишет Жан Липман-Блюмен в своей книге «The Allure of Toxic Leaders»: «Общение с другими людьми в аналогичных ситуациях может вызвать состояние доверия, силы и совместные действия, которые будут служить вам и всем тем, кто готов противостоять бездействию»[87]87
  J. Lipman-Blumen, The Allure of Toxic Leaders: Why We Follow Destructive Bosses and Corrupt Politicians– And How We Can Survive Them (New York: Oxford University Press, 2006).


[Закрыть]. Другими словами, такое общение помогает найти друга. Хотя те, кто оказался случайным очевидцем двоякой ситуации – к примеру, женщина падает и кричит от боли, – с меньшей вероятностью помогут, когда они в компании другого человека, чем когда они одни[88]88
  B. Latané and J. Rodin, “A lady in distress: Inhibiting effects of friends and strangers on bystander intervention,” Journal of Experimental Social Psychology 5, no. 2 (1969): 189–202.


[Закрыть]. Возможно, у друзей меньше препятствий к действию, так как они в меньшей степени стыдятся друг друга. Друзья также чаще обсуждают ситуации и, таким образом, менее склонны к неправильному толкованию мыслей и чувств.

Это помогает объяснить недавнее событие, которое закончилось совершенно не так, как трагическая история Джейми Балджера, о которой вы узнали в начале этой главы. 12 марта 2003 года Элвин и Анита Дикерсон бегали по поручениям в городе Сэнди, штат Юта, когда заметили мужчину, идущего по улице с двумя женщинами. Что-то в лице этого человека показалось Элвину знакомым. Он поделился с женой, что этот человек был очень похож на одного уличного проповедника. Его подозревали в исчезновении Элизабет Смарт, подростка, которую похитили из дома почти год назад. Пара решила позвонить в полицию и сообщить о том, что видела. Они дождались прибытия полиции и после вернулись домой. Позже в тот же день им позвонили и рассказали, что их действия помогли спасти Элизабет. Дикерсоны не считали свои действия героическими или даже какими-то особенными. Как сказала Анита Дикерсон на пресс-конференции: «Я просто рада, что тогда мы позвонили в полицию. Теперь она смогла воссоединиться со своей семьей»[89]89
  “ Couples recognized suspect from TV reports,” CNN, March 13, 2003, http://www. cnn. com/2003/US/West/03/13/smart. witnesses/index. html.


[Закрыть]. Хотя конкретные факторы, которые побудили Дикерсонов обратиться в полицию, не ясны, одним из факторов может быть то, что вместе они смогли обсудить то, что увидели. Как супружеская пара, они не особо беспокоились о том, что могут чувствовать себя глупо, обсуждая происходящее. Возможность открыто обсудить то, что мы видим, может помочь нам найти смысл в двусмысленных ситуациях.

Что еще может помочь? Иметь рядом человека, который устранит любую двусмысленность и даст четкие указания. Вскоре после террористических атак 9 сентября, когда опасения об очередных угонах самолетов были весьма реальны, пилот авиакомпании «United Airlines» обратился с необычным объявлением к своим пассажирам[90]90
  Хотя название эксперимента так и не определили, объявление о нем выглядело оригинальным. See L. Zuckerman, “Name of pi lot who roused passengers still a mystery,” New York Times, October 1, 2001; D. Mikkelson, “Pi lot’s Advice,” Snopes, https://www. snopes. com/fact – check/blanket – advice/.


[Закрыть]. После того, как самолет отъехал от выхода на посадку, он дал им следующие инструкции по громкоговорителю: «Во-первых, я хочу поблагодарить вас за вашу храбрость лететь сегодня. Двери самолета закрыты, и, если возникнут какие-то проблемы, у нас нет возможности попросить помощь извне. Когда вы регистрировались на рейс, вы наверно заметили, что правительство внесло некоторые изменения для усиления мер безопасности в аэропортах. Но они не установили никаких правил безопасности в самолете. До тех пор, пока они не сделают этого, мы установили свои правила, и я хочу с вами ими поделиться.

Как только эти двери закроются, мы все, что есть друг у друга. Служба безопасности устраняет такие угрозы, как применение оружия с помощью специальных сканеров и т. д. Тогда нам остается возможное заминирование. Если у вас с собой бомба, то нет необходимости говорить мне об этом или кому-то еще в самолете; вы уже под контролем. Однако не волнуйтесь, на этом рейсе нет бомбы. Но в настоящее время некоторые угрозы все же реальны. Я говорю о ножах, других видах оружия или предметах из пластика и дерева, которые могут быть использованы в качестве оружия.

Вот наш план и наши правила. Если один или несколько человек встанут и скажут, что они угоняют самолет, я хочу, чтобы вы все встали со своих мест. Возьмите все, что у вас есть и бросьте в них. Бросайте предметы в их лица и головы, чтобы они подняли руки для самозащиты. Самая лучшая защита от ножей – подушки и одеяла. Кто будет максимально близко к этим людям, должен попытаться накинуть одеяло на их голову. Тогда они не смогут видеть. Как только вы сделаете это, повалите их на пол и держите. Не дайте им подняться. Я посажу самолет в ближайшем возможном месте, и мы вместе позаботимся о них. В конце концов, их всего несколько, а нас больше 200! Мы не позволим им захватить этот самолет».

Я понятия не имею, посещали ли эти люди когда-либо занятия по социальной психологии, но его обращение идеально передает то, что реально помогает людям в чрезвычайных ситуациях. Он сказал пассажирам, что они обязаны действовать в случае угона самолета и, что они должны делать, создав чувство единства. И хотя пассажиры того рейса не столкнулись с чрезвычайной ситуацией, объявление пилота, безусловно, помогло бы им, если бы кто-то действительно попытался угнать самолет. К сожалению, в большинстве ситуаций в реальном мире у нас нет такого ориентира, который помог бы нам понять, что происходит и определить нашу реакцию. Вместо этого, мы сами должны взвешивать риски нашего действия или бездействия.

Глава 4
Чего стоит наша помощь?

26 мая 2017 года Рик Бэст, техник из Портленда, ехал домой на пригородном поезде. Вдруг один мужчина начал выкрикивать расистские и антимусульманские оскорбления в адрес двух девушек-подростков – одной чернокожей и одной в хиджабе. Рик и двое других мужчин сцепились с нападавшим, который достал нож и пырнул всех троих, убив Рика и еще одного мужчину.

Мы видели, как психологические факторы мешают нам выяснить, происходит ли чрезвычайная ситуация, и притупляют чувство ответственности. Даже в случае очевидной чрезвычайной ситуации бывает сложно вмешаться. Ведь мы считаем, что действия, направленные на прекращение происходящего, могут представлять для нас значительную или даже угрожающую опасность. Мы также опасаемся, что плохое поведение, например создание препятствий для продвижения по службе или создание социальной неловкости, может нам дорого обойтись. К сожалению, этот страх и беспокойство могут привести к существенным последствиям. Мы замечаем это, когда человек смеется над сексистской шуткой или наблюдает за издевательствами, при этом не вмешиваясь. В этой главе увидим, как такое беспокойство мешает большинству из нас противостоять плохому поведению, и рассмотрим все риски и выгоды, которые мы взвешиваем, перед тем как начать активно действовать.

Представьте, что вы спешите на важную встречу и случайно замечаете того, кому нужна помощь. Вы остановитесь, даже если из-за этого, скорее всего, опоздаете? Одно из самых ранних исследований, которое исследовало готовность помочь в чрезвычайной ситуации, четко подтверждает следующую ситуацию. Джон Дарли и Дэниел Бэтсон попросили студентов духовной семинарии Принстона – честолюбивых священников – подготовить короткий доклад о притче Доброго Самаритянина (от Луки глава 10, стихи 25–37)[91]91
  J. M. Darley and C. D. Batson, “ ‘From Jerusalem to Jericho’: A study of situational and dispositional variables in helping be hav ior,” Journal of Personality and Social Psychology 27 (1973): 100–108.


[Закрыть]. Эта притча описывает человека, который помогает раненому, лежащему на обочине дороги, и демонстрирует моральную ценность помощи нуждающимся незнакомцам.

Каждому студенту дали несколько минут на подготовку. Исследователь сказал, что он пойдет в соседнее здание для выступления, и оставил им одно из трех сообщений:

• В условиях «низкой спешки» студенту сказали, что профессор будет готов через несколько минут, и он может идти к следующему зданию.

• В условиях «средней спешки» студенту было сказано, что профессор готов выступить с речью, так что он должен приехать прямо сейчас.

• В условиях «высокой спешки» студенту было сказано, что профессор ждет и ему следует поторопиться, поскольку он уже опаздывал.

Когда каждый студент подходил к зданию, где должен был произносить речь, он проходил мимо человека, который был сообщником эксперимента. Человек прислонился к двери, опустив голову. Он кашлял и постанывал. Наконец мы подходим к ключевой части нашего исследования: кто из участников остановится и поможет ему?

Помните, все участники этого исследования были студентами богословия. Они также только что подготовили речь о важности оказания помощи другим. Однако основным фактором, который влиял на готовность участников остановиться и помочь, было то, насколько они спешили. Почти две трети – 63 % тех, кто находился в состоянии «низкой спешки», остановились и помогли, как и почти половина – 45 % тех, кто входил в группу «средней спешки». Но из тех, кто был в группе «высокой спешки», помогли только 10 %. Согласитесь, эти выводы могут показаться весьма занятными. Не должны ли начинающие священники помогать, несмотря на нехватку времени? Но это именно то, что предсказывают примеры социальной психологии.

Согласно модели «возбуждение/затраты/вознаграждение», люди испытывают неприятное физиологическое возбуждение, когда видят других людей, которые испытывают боль и страдания[92]92
  J. F. Dovidio, J. A. Piliavin, S. L. Gaertner, D. A. Schroeder, and R. D. Clark, “The arousal: cost-reward model and the process of intervention: A review of the evidence,” Review of Personality and Social Psychology 12 (1991): 83—118.


[Закрыть].

Другими словами, мы чувствуем себя плохо, когда видим тех, кому нужна помощь. Например, бездомного, который просит денег на еду, или человека, стоящего у автомобиля со спущенной шиной. Мы хотим избавиться от плохих ощущений, и легкий способ добиться этого – помочь человеку. Помощь определенно имеет преимущества – она заставляет нас чувствовать себя лучше, и нас признают за добродетель. Но во многих случаях это также сопряжено с некоторыми издержками: потерянным временем, неловкостью, личной безопасностью. Итак, прежде чем принять решение, мы проводим подсознательный анализ затрат и выгод. Если выгоды перевешивают затраты, мы поможем. Но если затраты перевешивают выгоды, то нет.

В результате этого, люди, которые больше всего нуждаются в помощи, с наименьшей вероятностью ее получат. Мы наблюдаем это в ситуациях экстремальных конфликтов, таких как геноцид в Руанде в 1990-х годах и массовые перестрелки. В той ситуации люди одновременно и хотели помочь, но не знали, как лучше это сделать, когда попытки оказания помощи могли быть связаны со значительными издержками. Во время стрельбы в школе Марджори Стоунман Дуглас в Паркленде, штат Флорида, в феврале 2018 года, вооруженный офицер полиции услышал выстрелы, но не вошел в здание. В то время там разыгралась настоящая бойня. Его бездействие понятно в соответствии с моделью «возбуждение/затраты/вознаграждение». Потенциальные потери из-за попытки остановить стрелявшего из автоматической винтовки слишком высоки, в то время как очевидных преимуществ нет.

Исследователи из Университета Висконсина, Мэдисон, провели хитроумное исследование в вагоне метро в Филадельфии, чтобы напрямую проверить, действительно ли люди менее склонны оказывать помощь кому-либо в случае высоких потенциальных затрат[93]93
  J. A. Piliavin and I. M. Piliavin, “Effect of blood on reactions to a victim,” Journal of Personality and Social Psychology 23 (1972): 353–361.


[Закрыть]. Соучастник экспериментатора дошел до конца вагона, опираясь на трость, а затем упал. В некоторых случаях он продолжал лежать на полу; в других – он лежал, и казалось, что изо рта сочилась кровь (в действительности он просто надкусил пакет с красным красителем, чтобы сымитировать кровь). Затем другой сообщник подсчитывал, сколько времени понадобилось, чтобы кто-то помог ему.

Вы можете предсказать, что произошло? Кровь – это явный признак серьезной проблемы: каждый согласится с тем, что истекающий кровью человек нуждается в помощи больше, чем кто-либо другой. Наличие крови означает, что посторонним не нужно сомневаться в чрезвычайности ситуации, как это происходит в более неоднозначных ситуациях. При таком раскладе, люди не должны бояться социальной неловкости из-за своей острой реакции. Но наличие крови также приводит и к большим затратам, как минимум, такая помощь требует больше времени, а как максимум, серьезный риск инфицирования гепатитом, ВИЧ или другим заболеваниями.

Как и ожидали исследователи, люди были менее склонны помогать, когда у человека шла кровь, а если и помогали, то это занимало больше времени. Мы все считаем себя нравственными и хорошими людьми, которые помогают нуждающимся. Идея о том, что мы все должны помогать, является основой большинства религий. Но высоко религиозные люди тоже не склонны вмешиваться, столкнувшись с плохим поведением (и я расскажу позже, как в некоторых случаях религия может даже поощрять пассивность).

Косвенные факторы играют гораздо более важную роль в наших действиях, чем мы могли бы себе представить.

Помимо серьезности чрезвычайной ситуации, другие факторы тоже влияют на соотношение затрат и выгод оказания помощи. Данные о готовности случайных прохожих использовать сердечно-легочную реанимацию (СЛР) предполагают, что их местонахождение может иметь влияние. У Американской кардиологической Ассоциации есть программа по обучению людей СЛР – процедуре, которую может выполнить любой, когда человек падает от сердечного приступа. Быстрые действия крайне важны в случае остановки сердца. Но данные, собранные Ассоциацией, показывают, что посторонние обеспечивают СЛР только в 40 % случаев, и этот показатель значительно варьируется в зависимости от района.

В 2010 году в 29 разных городах проводилось одно исследование, в котором приняло участие более четырнадцати тысяч человек, перенесших остановку сердца. Оно показало, что СЛР осуществлялась в два раза чаще в богатых районах, где преимущественно живут белокожие люди, чем в бедных районах, где проживали чернокожие[94]94
  C. Sasson, D. J. Magid, P. Chan, E. D. Root, B. F. McNally, A. L. Kellermann, and J. S. Haukoos, “Association of neighborhood characteristics with bystander-initiated CPR,” New England Journal of Medicine 367, no. 17 (2012): 1607–1615.


[Закрыть]. Другое исследование выявило более низкие показатели оказания СЛР посторонними в районах с низкими доходами (где сердечные приступы случаются чаще)[95]95
  C. Sasson, C. C. Keirns, D. Smith, M. Sayre, M. Macy, W. Meurer, et al., “Small area variations in out-of-hospital cardiac arrest: Does the neighborhood matter?” Annals of Internal Medicine 153, no. 1 (2010): 19–22.


[Закрыть]. Данные об оказании СЛР свидетельствуют о том, что люди, проживающие в богатых районах, с большей вероятностью могут помочь. Это может объясняться тем, что многие из них имеют медподготовку по СЛР. Чтобы проверить эффект от возможных тренировок, Эрин Корнуэлл и Алекс Кьюррит из Корнеллского университета исследовали все типы помощи, которую оказывали очевидцы в более чем 22 000 медицинских экстренных ситуаций по всей Америке[96]96
  E. Y. Cornwell and A. Currit, “Racial and social disparities in bystander support during medical emergencies on US streets,” American Journal of Public Health 106, no. 6 (2016): 1049–1051.


[Закрыть]. Многие из таких действий – предложить воду, накрыть кого-то одеялом, наложить холодный компресс – не требуют особых навыков. Исследователи отметили социально-экономический статус каждого района (на основе среднего дохода семьи, уровня образования и уровня бедности), а также плотность населения (на основе числа людей на квадратную милю). Они также отметили, какого цвета была кожа нуждающегося в помощи: белая или черная (было слишком мало данных о жертвах из других этнических принадлежностей).

Корнуэлл и Кьюррит обнаружили, что как разные районы, так и расы, влияют на оказание помощи. Люди, которые проживают в районах с высокой плотностью населения, с меньшей вероятностью получают помощь, чем люди из низко населенных мест. Это еще раз говорит о том, что присутствие большего количества людей в чрезвычайных ситуациях сложно назвать хорошей новостью для жертвы. Но благосостояние района имело даже большее значение, чем плотность населения: люди, живущие в бедных районах, значительно меньше стремились оказать помощь. Во всех районах дела с чернокожими жертвами обстояли хуже, чем с людьми с белой кожей. Очевидно или нет, но предубеждение тоже играет свою роль.

Эффект соседства может быть связан с уровнем недоверия. Социологи обнаружили, что в районах с ограниченными ресурсами и высоким уровнем беспорядков и преступности, люди склонны к развитию общего чувства недоверия. Они верят в то, что другие им скорее навредят, чем помогут[97]97
  C. E. Ross, J. Mirowsky, and S. Pribesh, “Powerlessness and the amplification of threat: Neighborhood disadvantage, disorder, and mistrust,” American Sociological Review 66, no. 4 (2001): 568–591.


[Закрыть]. Большее недоверие означает, что цена помощи может оказаться высокой, и поэтому прохожие менее склонны действовать, особенно в чрезвычайной ситуации.

Согласно этим исследованиям, люди, которые живут в сельских районах, с большей вероятностью окажут вам всевозможную помощь – разменяют доллар, подберут упавшие предметы, покажут путь[98]98
  N. M. Steblay, “Helping behavior in rural and urban environments: A meta-analysis,” Psychological Bulletin 102, no. 3 (1987): 346–356.


[Закрыть]. Этому способствуют многие факторы: в перенаселенных городах трудно найти того, кто нуждается в помощи, тогда как в деревне многие знают друг друга в лицо, и выше социальная сплоченности. И вполне вероятно, что анализ затрат и выгод также является фактором.

Несколько лет я регулярно обедала с коллегой-мужчиной. У нас было много общих интересов: нам нравились одни и те же романы, были похожие взгляды на литературу и преподавание философии. Мне искренне нравилось его общество. Но иногда он высказывал замечания, которые казались весьма неуместными. Однажды он обратил внимание на то, что я похудела, и сказал, что я «очень хорошо выгляжу». В другой раз он предложил свою компанию, если я когда-нибудь буду одна в командировке. Говорил, что поедет со мной. Эти комментарии постоянно заставляли меня чувствовать себя некомфортно, но мне никогда не хватало смелости сказать, чтобы он прекратил эти намеки.

В то время я была штатным профессором, и у него не было никакой власти над моей карьерой. И все же я ничего не сказала. Я смеялась над этими комментариями и просто однажды перестала с ним обедать. Я не хотела, чтобы между нами была неловкость или чтобы он обвинил меня в том, что я как-то не так реагирую. Просто мне было легче промолчать.

Это именно то, что большинство из нас делает, когда оказывается в подобной неловкой ситуации. Мы боимся, что отношения между людьми могут привести к плохому поведению, и чаще всего не реагируем. Этот страх может усиливаться, когда мы играем роль свидетелей неподобающего поведения (а не жертвы), поскольку в этом случае мы также обеспокоены и реакцией людей вокруг нас. Вспомните время, когда вы слышали оскорбительные замечания, безосновательные и унизительные колкости, а также расистские или сексистские оскорбления. Как вы реагировали? Вы говорили что-то, рискуя показаться слишком восприимчивым или вызвать всеобщую неловкость? Или держали свои мысли при себе? Даже когда мы знаем, что должны что-то сказать, гораздо легче этого не делать.

В конце 1990-х, когда телевизионные реалити-шоу впервые предстали взору публики, исследователи из Университета штата Пенсильвания наняли женщин для участия в исследовании. Были выбраны двенадцать человек, которые, по мнению участников, вероятнее всего бы выжили на необитаемом острове[99]99
  J. K. Swim and L. L. Hyers, “Excuse me– what did you just say?!: Публичные и личные ответы женщин на сексистские замечания,” Journal of Experimental Social Psychology 35 (1999): 68–88.


[Закрыть]. Исследователи не были заинтересованы в том, чтобы понять, как они сделали этот выбор. Они использовали этот прием, чтобы проверить, как женщины будут реагировать на сексистские замечания.

Исследователи также наняли несколько мужчин (женщины считали их другими участниками эксперимента) и попросили их сделать несколько сексистских замечаний, таких как: «Да, мы обязаны держать женщин в форме» и «Немногие женщины умеют нормально готовить». В конце исследования участникам предложить высказать свое мнение о других членах группы.

Большинство женщин – 91 % – сказали, что у них были негативные эмоции о мужчине, который сделал сексистское замечание. Но только 16 % женщин напрямую ответили ему, сказав что-то вроде «Боже. Я не могу поверить, что ты сказал это!».

Вероятно, женщины не делали мужчинам замечаний, поскольку не хотели, чтобы они считали их чрезмерно агрессивными или политкорректными. И они не ошибались: одно исследование показало, что мужчинам меньше нравятся женщины, которые используют сексистские замечания, чем когда они воздерживаются от этого[100]100
  E. H. Dodd, T. A. Giuliano, J. M. Boutell, and B. E. Moran, “Respected or rejected: Perceptions of women who confront sexist remarks,” Sex Roles 45, no. 7–8 (2001): 567–577.


[Закрыть]. Так что на практике, даже если мы хотим противостоять такому оскорбительному поведению, мы можем промолчать, из страха вызвать негативные последствия.

Противостояние кому-то, кто употребляет оскорбительные слова или ведет себя пренебрежительно, забирает нашу умственную и эмоциональную энергию. Даже в более вопиющих случаях большинство людей предпочитает хранить молчание. В одном исследовании ученые привели студентов в лабораторию для работы с двумя другими студентами с разным цветом кожи. Оба напарника были сообщниками экспериментатора[101]101
  K. Kawakami, E. Dunn, F. Karmali, and J. F. Dovidio, “Mispredicting affective and behavioral responses to racism,” Science 323, no. 5911 (2009): 276–278.


[Закрыть]. Затем студенты (ни один из них не был черным) сталкивались либо со слабым, либо с достаточно экстремальным расовым оскорблением. В условиях умеренного оскорбления, черный мужчина случайно ударил белого человека по колену, когда выходил из комнаты. После того, как он ушел, белый мужчина сказал: «Как это типично. Ненавижу, когда черные так делают». (1) В случае экстремальной агрессии белый человек сказал: «неуклюжий «слово на Н» (2) В третьем случае белый человек ничего не сказал (3).

После того, как чернокожий студент вернулся в комнату, экспериментатор попросил его выбрать, с кем он хочет работать: с чернокожим или с белым. В последнем случае (3) 53 % выбирали белого человека, но и в двух других случаях, когда им рассказывали о расистских оскорблениях, 63 % выбрали белых в качестве партнера. Вывод из этого эксперимента кажется неожиданным. Абсолютно нелогично, что люди чаще выбирали белого человека в качестве партнера после того, как он позволил себе такое оскорбительное замечание. Почему участники больше заинтересованы в работе с кем-то, кто, по всей видимости, расист?

Исследователи провели сопутствующее исследование, чтобы изучить не то, как люди реагируют на проявления расизма, а то, как, им кажется, они будут на них реагировать. Они просили участников предположить, как они отреагируют на ситуацию, подобную той, о которой только что говорилось (после прочтения о ней или просмотра видеоролика, который ее воссоздавал). Только 25 % тех, кто читал об инциденте, и 17 % тех, кто видел видео, заявили, что они предпочтут работать с белым человеком, который позволял себе расистские оскорбления. Уровень эмоционального стресса, который, как они предсказывали, они испытают, был также выше, чем уровень эмоционального стресса, о котором сообщали люди, испытавшие это в реальности. Это несоответствие говорит нам о том, что хоть люди и думают, что будут расстроены, если столкнутся с расистским комментарием, когда услышат его, они, вероятно, не расстроятся так сильно. По-видимому, люди могут испытывать больше бессознательного расизма, чем они готовы признать. Почему же еще так много участников этого исследования хотят работать с человеком, который оскорбил чернокожего? Исследователи пришли к выводу, что те, кто был свидетелем расистских высказываний, возможно, оправдали это, приняв комментарий за шутку. Это значит, что они не должны были преуменьшать свою оценку виновного.

«Люди не относятся к себе предвзято, – заключил Керри Каваками, ведущий автор этого исследования. – Они предполагают, что будут очень расстроены расистским актом и примут нужные меры. Однако мы обнаружили, что их ответы гораздо более сдержанны, чем они сами ожидали, когда они действительно столкнулись с откровенно расистским комментарием»[102]102
  J. Steenhuysen, “Whites may be more racist than they think: study,” Reuters, January 8, 2009, https://www. reuters. com/article/us-racism/whitesmay-be-more-racist-than-they-think-study – idUSTRE5076YX20090108.


[Закрыть].

Эти выводы указывают на то, что мы надеемся поступать правильно: откровенно говорить, когда задают неуместные вопросы, призывать к ответственности тех, кто использует расистские оскорбления, и так далее. Но когда доходит до дела, наше фактическое поведение не особо впечатляет. Многие из нас не понимают, что естественное нежелание говорить на самом деле лишь усугубляет положение. Молчание свидетельствует об отсутствии обеспокоенности (молчаливое согласие), что делает более вероятным продолжение нежелательных действий.