Текст книги "Синдром войны. О чем не говорят солдаты"

Часть I
Убийство
Каково это – убивать на войне?

Глава 1
Убийство вблизи

Я никогда не расскажу ей, что мне приходилось здесь делать. Никому не расскажу.

Представьте, что вы морской пехотинец и вам приказано зачистить здание в ходе одного из самых кровавых боев очень жестокой и грязной войны. Вы понятия не имеете, что вас ждет внутри: бомбы, мины-ловушки, козы, женщины, дети… или до зубов вооруженные бойцы вражеской армии. Вам надо за долю секунды решить, нажимать на спусковой крючок или нет. Благодаря использованию современных технологий: беспилотных летательных аппаратов, управляемых крылатых ракет, даже высокоточного стрелкового оружия, – такого рода операции проводятся достаточно редко. Но сегодня как раз такой исключительный случай. Я смотрю на капрала Уильяма Уолда. Он стоит у стены, окружающей мечеть в Эль-Фаллудже. Видно, что адреналин у него зашкаливает и он едва понимает, что происходит. Так бывает, когда лицом к лицу сталкиваешься с врагом. И надо убивать, пока не убили тебя.

Всего минут сорок назад его подразделение захватило мечеть, в которой был опорный пункт повстанцев. В какой-то момент войны руководство Вооруженными силами США приняло решение не атаковать мечети, даже если в них укрывались боевики. Отход от этого принципа и обстрел мусульманской святыни, несомненно, лишь увеличивали число повстанцев. К тому же эта неофициальная политика привела к «парадоксу военной стратегии». Так, военный стратег и историк Эдвард Люттвак называет следующий феномен: какой бы верной ни была ваша стратегия на поле боя, противник в любом случае очень быстро адаптируется и обратит ее против вас. Американцы перестали разрушать мечети – и повстанцы все чаще использовали их как опорные пункты; снайперы даже стреляли с минаретов. Это заставило американских генералов пересмотреть свою стратегию перед масштабной операцией по освобождению Эль-Фаллуджи под названием «Ярость призрака» (Phantom Fury)[6]6
  Первый бой за Эль-Фаллуджу, или операция Vigilant Resolve, началась в апреле 2004 года, после того как в марте были убиты четыре американских сотрудника частной военной компании Blackwater, обеспечивавшей безопасность в городе. Их тела были сожжены на мосту в Эль-Фаллудже. Операция закончилась перемирием меньше чем через месяц. Функции по обеспечению безопасности были переданы военной организации иракских суннитов, известной как «Бригада Эль-Фаллуджи». Ее члены считались союзниками США и правительства Ирака, но вскоре переметнулись на сторону повстанцев. Вторая битва за Эль-Фаллуджу – операция «Ярость призрака» – должна была исправить ситуацию. В ней участвовало 13 000 американских, британских и иракских солдат. Эль-Фаллуджа была освобождена от повстанцев за 45 дней. Операция стала самой кровавой за все время войны в Ираке. В ней погибло 1500 повстанцев, 100 солдат коалиции и предположительно 600 мирных жителей.


[Закрыть]. Больше никаких запретов: если враг оккупировал мечеть, ее придется разрушить.

Мечеть, за которую пришлось сражаться Уилли Уолду, – пример этой новой политики. Когда укрывшиеся в ней повстанцы обстреляли американских морских пехотинцев, в ответ те стали наносить удары из орудий 120 мм танка M1A1 Abrams, пробившие в нескольких местах стены мечети. Затем отделение морской пехоты во главе с младшим капралом Патриком О’Брайеном вошло в мечеть. Там они обнаружили одного погибшего и пятерых раненых, видимо в результате танкового обстрела, повстанцев (об этом упоминалось во введении).

Раненые иракцы сразу же сдались. Обескураженные, в крови, они сидели возле стены в главной комнате мечети. Но была еще вторая комната. О’Брайен приказал Уолду и его группе огневой поддержки из трех человек действовать в стиле SWAT[7]7
  SWAT (вначале Special Weapons Assault Team – особо вооруженная штурмовая группа; теперь Special Weapons And Tactics – особое оружие и тактика) – элитные полувоенные боевые подразделения американских полицейских департаментов, предназначенные для выполнения опасных операций, аналог российского СОБРа. – Прим. ред.


[Закрыть] и убедиться, что там никого нет.

Уолд исполняет приказ. Они врываются в комнату. Один направляет винтовку влево, другой вправо, Уолт занимает позицию прямо по центру – как полузащитник футбольной команды, которым он был в школе. В комнате никого нет, но они обнаруживают еще одну дверь.

Первый пехотинец выбивает ее. От неожиданности у него буквально лезут на лоб глаза. Прямо перед ним девять вооруженных повстанцев. Возраст от двадцати до тридцати с небольшим лет; все с бородами; одеты либо в рубашки и брюки, либо в традиционные афганские костюмы, которые американские военные презрительно называют «мужскими платьями». У них в руках автоматы Калашникова и гранатометы, но в первую секунду никто не стреляет. На какое-то мгновение все замерли. У всех только одна мысль: «Черт!» Затем – волна страха, насилие неизбежно. Уолд кричит пехотинцу: «Огонь!», и тот палит в человека напротив. Уолд врывается в комнату и тоже начинает стрелять. Третий пехотинец прикрывает его слева, выпускает очередь за очередью по людям, стоящим почти вплотную к нему. Все повстанцы убиты. Уолд и его команда выпустили больше тридцати патронов. Они переводят дыхание. Пехотинцы понимают, что им самим чудом удалось избежать смерти. Они отбрасывают в сторону оружие повстанцев и проверяют, все ли мертвы, тыкая винтовками или пиная их в пах и другие чувствительные места. Если кто-то еще жив, он не сможет не выдать себя. Пехотинцы поднимают оружие иракцев и складывают его у входа в мечеть.

Затем я наблюдаю, как солдаты неохотно переносят тела в первую комнату, где лежат раненые повстанцы. Я замечаю, что стреляли они очень метко: по голове и торсу, как их учили. Из головы одного убитого вываливается кусочек мозга, и пехотинец какой-то палкой подбрасывает его ближе к владельцу. Некоторые из солдат поздравляют друг друга с победой: хлопают по плечам, обнимаются. Но безжизненные тела мешают ликованию. Одно дело – убивать врагов в бою. И совсем другое – переносить потом их изрешеченные пулями трупы, тащить их за руки, за ноги или пояса. Складывать в кучу тела с неподвижными, распахнутыми глазами, полураскрытыми мертвыми ртами. Запах нестираной одежды смешивается с запахом пороха, все еще ощутимым в воздухе. Пока остальные убирают трупы в черные пластиковые мешки, Уолд бесцельно бродит вокруг, рассматривает дыры в стенах. Он не знает, каких проявлений чувств от него ждут.

Уолд едва заметно качает головой, когда командир бригады подполковник Уильям Бул фотографирует его: победитель после боя. Пехотинцы продолжают свою неприятную работу, в каждый мешок по два трупа. Раненые иракцы пытаются не смотреть, они боятся разделить участь убитых. В этот день им везет: американские санитары дают им воды и оказывают медицинскую помощь. Я рассматриваю раненых. Одному, с красным платком на голове, лет под шестьдесят; другой – коренастый мужчина в сером традиционном костюме, ему я бы дал лет тридцать пять; еще один – молодой усатый парень, одетый только в белье и рубашку, на вид около тридцати лет, ранен в ногу (это Талеб Салем Нидал, о котором я рассказывал во введении). И последний: лет тридцати с небольшим, с многочисленными ранами на руках, ногах и теле. Он одет в сильно поношенную полицейскую форму, темные брюки и голубую рубашку. Несмотря на раны и грязную оборванную одежду, он красив: волевое мужественное лицо, аккуратно подстриженные усы, твердый подбородок. Из всех раненых он кажется мне самым стойким, его вид не выдает ни страха, ни боли[8]8
  Из отчета Службы криминальных расследований ВМС я узнал его имя – Фархан абд Мекелф. Судя по документам, обнаруженным при нем, он служил в иракской полиции. Его расстрелял морской пехотинец на следующий день после захвата мечети. Я снял это убийство на камеру, и позже следователи попросили меня идентифицировать его тело. Я увидел его в пластиковом мешке на каком-то складе американской военной базы. Я сразу узнал его, хотя пуля попала в голову и лицо теперь напоминало резиновую маску, полую внутри, с прилепленным черным пучком волос.


[Закрыть].

Во дворе я встречаю Уолда, и первое, что он говорит, глядя в камеру: «Комната была такая маленькая! Такая чертовски маленькая! – он качает головой. – 35 выстрелов! Черт, как я испугался! Верите, чуть в штаны не наложил!» – громко вздыхает.

«Расскажите, что вы там видели», – прошу я его. Он опять качает головой, сам никак не может поверить в то, что ему пришлось пережить.

«Мне было приказано проверить комнату. Мой первый боец вошел… увидел парня с калашом, и я своему крикнул, чтобы стрелял. Потом я застрелил шестерых слева, а мой другой боец – двух остальных».

У меня к Уолду миллион вопросов. Мне интересно, где кто стоял, какое у них было выражение на лицах, каково было нажимать на спусковой крючок, когда они были так близко. И что потом – как изменились их лица, их позы? Они просто упали на пол или, как в кино, их отбросило назад, как будто кто-то потянул за невидимую веревку? Столько вопросов, но почему-то ни одного не могу сформулировать. «Расскажите, что вы видели», – автоматически произношу я. Не знаю, что это за чувство, наверное, какое-то болезненное любопытство.

«Я видел только направленные на меня автоматы, – он опять качает головой, – так что сработал инстинкт: стрелять… Мне надо идти». Со стороны мечети раздаются какие-то крики.

Оказывается, одного из товарищей Уолда только что ранили. Нападавший скрылся, перемахнув через каменную ограду. Уолд и два бойца начинают преследование. Теперь его подстегивает ярость.

«Найдите этого ублюдка и прикончите его!» – кричит Уолд своим бойцам. Они выламывают железные ворота двора. Я снимаю все происходящее. Во дворе два здания, они стреляют по обоим. Все тихо. Уолд бросает гранату между зданиями. «В укрытие!» – и они втроем выбегают из двора и прячутся за стеной. Но граната не взрывается, и Уолд снова отправляет одного из бойцов во двор. Тот бросает еще одну гранату, на этот раз из-за стены слышен взрыв, несколько приглушенный. Пехотинцы врываются во двор и осматривают здания, как до этого мечеть. Но на этот раз они не натыкаются на дула автоматов. Внутри никого. Разочарованные, они возвращаются к бронетранспортеру, в котором оказывают помощь раненому товарищу. Уолд хотел отомстить, кровь за кровь, но ему придется подождать.

Когда мне в следующий раз удается поговорить с Уолдом, уже начинает темнеть. Видно, что он по-прежнему возбужден, все еще прокручивает в голове эпизод, когда оказался на волоске от смерти. Он не может держать все в себе и максимально откровенен со мной. Возможно, подсознательно чувствует, как важно мне и остальным понять, что до этой войны он был обычным парнем, совсем еще мальчишкой. Ходил на школьные вечеринки и играл в футбол. А здесь, в Ираке, он только что пополнил список отнятых им жизней еще шестью. Наш разговор продолжается примерно полчаса, и нам не мешают ни пулеметные выстрелы, ни взрывы танковых снарядов, ни даже авианалет. Лишь время от времени Уолд прерывается, чтобы отдать распоряжения своим подчиненным. Уже совсем стемнело, но я продолжаю снимать, пока командир отделения не кричит на меня, чтобы я выключил инфракрасную подсветку камеры. Я приведу наш разговор почти полностью:

Пятница, 12 ноября 2004 г.

Уильям Кристофер Уолд (У.): Темнеет. Сейчас начнется.

Кевин Сайтс (К.): Вы видели, что там произошло?

У.: Ну, один из сержантов шел по улице. Прикрытие было. Но этот урод просто выпрыгнул откуда-то и несколько раз выстрелил в него. И убежал. Перепрыгнул стену. Мы не смогли его догнать. А сержант получил пять или шесть пуль. Хорошо еще, почти все попали в бронежилет. Но он ранен в шею и руку.

К.: Как вас зовут?

У.: А?

К.: Как зовут вас?

У.: Уилли.

К.: Уилли. А фамилия?

У.: Уолд. Капрал Уолд.

К.: Как пишется?

У.: У-О-Л-Д. Шесть месяцев осталось. Черт, я просто хочу убраться отсюда поскорее. И вообще из пехоты.

К.: Хотите уйти из морской пехоты?

У.: Да. С меня хватит. Скоро получу сержанта и тогда свалю!

К.: И как давно уже служите?

У.: Три с половиной года.

К.: А сколько вам лет?

У.: Только что исполнилось 21.

К.: Откуда вы?

У.: Штат Вашингтон.

К.: То, с чем вам пришлось столкнуться во время этой войны…

У.: А?

К.: Увиденное во время войны вас изменило?

У.: Я не понял. Повторите вопрос.

К.: Все то, что вам пришлось увидеть и сделать во время боевых действий, – это вас как-то изменило?

У.: Да. И очень сильно. Я же еще совсем молод. Я поступил на службу в 17 лет. Два с половиной года пробыл в службе охраны президента, а потом оказался здесь. Меня это еще как изменило[9]9
  Чтобы Уильям смог поступить на военную службу, потребовалось письменное согласие его матери. Он еще учился в средней школе. В учебном лагере его отобрали в службу охраны президента. Он охранял Джорджа Буша-младшего во время его пребывания в Кэмп-Дэвиде.


[Закрыть].

К.: И каким образом?

У.: Да просто меняется взгляд на жизнь. Уже не можешь всякое дерьмо считать само собой разумеющимся.

К.: Вы сегодня убили несколько человек.

У.: Да.

К.: Это сложно?

У.: Нет. Убивать подонков нормально.

К.: А вам приходилось убивать до сегодняшнего дня?

У.: Да. Я 12 человек убил здесь за время службы.

К.: 12 человек, а вам всего 21 год.

У.: А?

К.: Вы убили 12 человек, а вам всего 21 год.

У.: [Смеется] Ага. Уйду со службы в 21 год. А поступил в семнадцать. Представляете, я на год раньше школу закончил, чтобы заниматься вот этим!

К.: Вы рады, что так получилось?

У.: Нет. Если бы можно было отмотать время назад, я бы так не делал.

К.: Почему?

У.: Я бы пошел в университет. Университет – вот это тема, да. Нет, я, конечно, горжусь, что я защищаю мою страну. Потому что я здесь не ради иракцев, а ради американцев.

К.: Многие считают так же, как вы?

У.: А?

К.: Как вы считаете, многие с вами согласились бы?

У.: Я знаю, что многие ребята тоже ненавидят этих ублюдков. Я уже устал видеть, как моих братьев убивают и ранят. С тех пор, как я здесь, четверых моих лучших друзей убили.

К.: Это, наверное, тяжело?

У.: Еще как тяжело! Только бы найти того, кто стрелял! Они стреляют в нас и убегают. Или используют самодельные взрывные устройства. Они просто трусы. Поэтому я и говорю, что спокойно убиваю этих подонков.

К.: Как вам кажется, нынешняя операция стоит понесенных потерь? Вы чего-то добились?

У.: А? (Уолд, как и многие другие непосредственные участники боевых действий, по-видимому, имел проблемы со слухом.)

К.: Эта операция имеет смысл?

У.: Я уничтожаю террористов, это понятно. Если удастся уберечь хотя бы одного американца, значит, я выполнил свою работу. На свою жизнь мне плевать, но я здесь ради семьи. Ради них я здесь. И я бы снова приехал сюда, если потребовалось бы. Мне очень не нравится здесь, но это ради моей семьи.

К.: Почему вы хотите уволиться из армии?

У.: А?

К.: Почему вы хотите уволиться из армии?

У.: Я просто хочу быть как все. Жить нормальной жизнью.

К.: А вы думаете, получится, после всего, что произошло здесь?

У.: Уверен, все будет в порядке. Конечно, я сильно изменился с тех пор, как поступил на службу. Особенно здесь… Я теперь ко всему буду относиться по-другому.

К.: Вас ожесточила служба?

У.: Ну… да, я стал более жестким человеком за время службы здесь. Через это здесь все проходят. Становишься таким толстокожим. [Слышен взрыв.] От этого я тоже устал уже.

К.: Слишком много взрывов?

У.: Да. Сплошной грохот.

К.: Чем собираетесь заниматься потом?

У.: Ну, я получил стипендию, чтобы играть за университетскую футбольную команду.

К.: Где?

У.: В Вашингтонском государственном университете. В их команде. [Он делает пальцами знак победы.]

К.: И на какой позиции играете?

У.: Полузащитник. Я мог сразу после школы пойти в университет, по результатам окончания школы мне полагалась повышенная стипендия. Но я записался в морскую пехоту.

К.: Почему?

У.: Ну, мой отец всегда говорил мне, что мой долг, как и любого американца, служить родине. Он погиб, когда мне было двенадцать. Вот я и решил сделать, как он хотел.

К.: Он тоже был морским пехотинцем?

У.: Нет, он в пехоте служил.

К.: А как он погиб?

У.: Его убили, когда мне было двенадцать.

К.: Как это произошло?

У.: Не знаю. Убийцу так и не нашли[10]10
  Полиция предполагает, что смерть отца Уильяма, Томаса Нельсона, произошла в результате несчастного случая. Его тело нашли на обледенелой дороге с переломанной шеей, когда Уильяму было всего одиннадцать. Семья Уильяма рассказала мне, что он сильно переживал из-за смерти отца и до сих пор считает, что его убили.


[Закрыть].

К. Так вы это сделали ради него?

У.: А?

К.: Вы пошли служить в память об отце?

У.: Я просто хочу быть полезным американскому народу. Я люблю свою семью и свою невесту. Я не хочу, чтобы она беспокоилась, что кто-то вторгнется в нашу страну. Лучше уж прикончить их здесь, чем потом сражаться с ними на собственном заднем дворе. [Снова слышен взрыв.] Только посмотрите на это. [Он указывает в сторону, откуда раздаются звуки авианалета.] Чем больше мы их убьем здесь, тем меньше можно волноваться, что они явятся к нам.

К.: Так что же, вы совсем не боитесь? Когда, например, приходится врываться в здание, а там вас ждут с заряженными автоматами?

У.: У меня времени нет думать об этом. Когда я только попал сюда, я постоянно волновался… Как раз сегодня мне один мой друг сказал: «Ты когда приехал сюда, вечно боялся, что тебя убьют». А сейчас у меня просто нет времени об этом думать. Врываешься в дом… Вот как сегодня, когда на меня были направлены автоматы. А у меня только одна мысль в голове: «Их надо прикончить». Я застрелил шестерых меньше чем за десять секунд. Это надо сделать, и все. Потом все как-то само собой уходит, ничего даже делать не надо.

К.: Если бы вы были уверены, что больше не окажетесь в горячих точках, вы бы остались в морской пехоте?

У.: Да. Но я не знаю, смог ли бы я выдержать еще одну такую командировку. Дело в том, что чем больше времени здесь проводишь, тем сильнее хочется убивать. Сейчас я… мне так надоело, что они убивают моих друзей, что я просто хочу прикончить их всех. Чем дольше здесь находишься, тем больше хочется просто взять и перебить их всех.

К.: Думаете, вернувшись домой, вы сможете с этим справиться?

У.: Надеюсь. [На лице неуверенность.] Ну да. Моя невеста очень волнуется, что я вернусь домой другим человеком. Я никогда не расскажу ей, что мне приходилось здесь делать. Никому не расскажу. Я совсем не горжусь тем, что мне приходится убивать. Но горжусь тем, что служу своей стране. Я этого не понимал, пока не оказался здесь. Никогда не понимал, что значит сказать: «Я служу своей стране. Я служу в морской пехоте». Нельзя сказать, что служишь родине, пока не окажешься в таком вот месте. Только тогда можно по-настоящему это понять. И по-настоящему гордиться тем, что делаешь. Я ненавижу службу здесь. И одновременно мне здесь нравится. Есть свои плюсы и минусы… Я уже почти месяц не разговаривал со своей невестой. Надеюсь, что у нее все в порядке.

К.: Если хотите, можете позвонить с моего телефона.

У.: Ой, нет. Не могу. Я не могу.

К.: Ну, пожалуйста!

У.: Нет-нет, я не могу.

К.: Я многим давал позвонить.

У.: Ну, может быть, как-нибудь в другой раз…

К.: Хорошо.

У.: Я…

К.: Очень многие с него звонили. Что здесь такого?

У.: Я так много пропустил, пока был здесь. Нашу годовщину. Мой день рождения, ее день рождения. Но все, больше так не будет. Через полгода все кончится. А здесь осталось всего два месяца.

К.: И что вы будете делать в оставшееся время службы? Эти четыре месяца?

У.: Эти последние три-четыре месяца, да?

К.: Ну да. Это просто переходный этап или как?

У.: Ну да… Буду ходить в тренажерный зал. Знаете, я настоящий фанат этого дела. Я здесь похудел уже на 15 килограммов! Так что, когда вернусь, надо будет много тренироваться.

К.: Будете опять играть в футбол?

У.: Да. Представляете, я весил 103 килограмма, а теперь 86. Я ни разу не был в зале за все это время.

К.: Да, тяжело будет.

У.: Очень тяжело, да.

К.: А как вы думаете, эта злость, которую вы сейчас испытываете, она пропадет после возвращения домой?

У.: Со временем учишься контролировать злость. Я думаю, у меня все будет нормально. Я так рад, что скоро опять стану гражданским, что, думаю, все пройдет само собой. Знаете, сегодня мы с этим парнем, которого ранили, целый день только и думали о том, чтобы вернуться домой, купить бигмак и провести ночь со своей… ну, с невестой. Понимаете? Все, чего мы хотим, – снова стать нормальными людьми. Представляете, для него это третья горячая точка! Я бы не выдержал.

К.: Трудно здесь?

У.: Убивать нетрудно. Трудно остаться в живых. В моей роте столько убитых, это уже совсем не дело.

К.: Да, особенно в этой операции. Столько жертв.

У.: [Кричит.] Эй, мы выдвигаемся! [Своим подчиненным.] Эй, Дар! Сюда, тут есть кое-что для вас! Осторожно, осторожно! Слышите? Внимание на крыши! Осторожнее, не высовывайтесь!

К.: А город ваш какой в штате Вашингтон?

У.: Ванкувер.

К.: Красивый город.

У.: Да, там очень красиво. Я очень скучаю по дому. У меня мотоцикл, совсем новый еще. Никак не могу дождаться, когда приеду и…

К.: А что за мотоцикл?

У.: 636 Ninja. Фирма Kawasaki. Совсем новенький.

К.: Интересно, а почему все, кто возвращается из армии, покупают именно эти мотоциклы?

У.: Нет, я его купил еще до того, как пошел служить. Всегда мечтал о мотоцикле.

К.: А Уилли – сокращенное от Уильяма или это полное имя?

У.: От Уильяма. Хотя меня все зовут Уилли.

К.: А братья или сестры есть?

У.: Да. Три брата и две сестры.

К.: Старшие или младшие?

У.: Одна сестренка младше меня.

К.: И как они относятся к вашей службе здесь?

У.: Им очень тяжело. Моя сестренка… Эй, если ты вдруг это смотришь, слушай: я тебя люблю! Она мне постоянно пишет. Они с мамой постоянно мне пишут. А больше никто. И еще моя невеста. Это единственное… единственное, что позволяет как-то держаться. Единственное, что имеет смысл, – это семья.

К.: Если мы покажем это интервью по телевидению, вам надо будет им позвонить, предупредить, чтобы посмотрели.

У.: А?

К.: Говорю, если вас будут показывать по телевидению, надо будет их предупредить, позвонить им.

У.: Я пытался. Просто я же пробуду здесь до конца службы, так что смогу с ними поговорить только недели через две. Может быть, получится отправить им письмо по электронке через кого-нибудь, не знаю.

К.: Дайте мне на всякий случай адрес их электронной почты, вдруг я решу использовать это интервью для сегодняшнего репортажа. Мы же каждый день готовим какой-нибудь материал.

У.: Меня уже несколько раз показывали по телевизору. Дважды по CNN, когда президент встречался с начальниками штабов и с участниками миротворческих операций в Кэмп-Дэвиде.

К.: Вы тогда были в охране?

У.: Да. Когда он выходил… Когда глава государства выходил из вертолета, мы должны были его охранять.

К.: А как получилось, что вам так быстро присвоили звание сержанта?

У.: Пока я только капрал. Но скоро получу сержанта. Ну, у меня хорошая подготовка. Я физически сильный. Пока я сюда не попал, каждый день ходил в тренажерку. И стреляю я хорошо. Сами могли убедиться сегодня.

К.: И скольких вы сегодня застрелили? Шестерых?

У.: Да, сегодня шестерых. Из девяти. Мог и больше, просто все время волнуюсь, что кто-то из моих ребят может погибнуть.

К.: И сколько времени все это продолжалось?

У.: Пока мы убивали этих девятерых?

К.: Ну да.

У.: Секунд 30. Это один из наших пехотинцев промедлил. Он просто замер там. Из-за него нас всех чуть не убили. Не могу долго на него злиться. Каждый день бешусь оттого, что он все очень медленно делает. Но не могу на него злиться, потому что с точки зрения нравственности… Он мне сказал, что с моральной точки зрения… с моральной точки зрения… Ну, он думал, что не должен был его убивать. Он даже не понял сначала, что происходит. Когда я ему сказал, что делать, он начал стрелять. И он рад, что… Уверен, ему больше не придет в голову сомневаться в моих приказах.

К.: И все их автоматы были направлены на вас?

У.: Да. Я сегодня ему жизнь спас. И я очень рад. Обожаю его как человека, а вот пехотинец из него не очень. [Кричит пехотинцам.] Да? Нет! Что нужно-то? [Один из домов обстреливают из танка.] Вот так мы зачищаем дома. Это, наверное, наша главная задача. Зачищать дома, вот так. Вот как работает морская пехота. Раз-два – и готово. И все… Тут надо быть осторожным. У вас ведь нет оружия, да?

К.: Нет. Мы же не военные, нам не положено носить оружие.

У.: Я бы так не смог. Уж если оказываешься в таком месте, надо хотя бы оружие при себе иметь. Вот что мне так не нравится в этой стране – у всех есть оружие.

К.: Да, и в Афганистане так же. Просто сумасшествие какое-то.

У.: В Афганистане все по-другому. Мы же здесь проводим такие… как сказать… вспомогательные, что ли, операции. Не сегодня, конечно, сегодня совсем другое дело.

К.: Какие операции?

У.: Ну это когда войска стараются помочь людям. Знаете, когда раздаем, там, футбольные мячи населению. Смотрим, чтобы у всех все было хорошо. Чтобы школы работали, ну и так далее. Пытаемся поставить на ноги местную полицию.

К.: Понятно.

У.: Ну а здесь все совсем по-другому. Слишком много террористов. Считается, что в конце концов мы должны будем заняться такими вспомогательными операциями и здесь, только это никогда не произойдет. Ситуация здесь слишком серьезная. Когда население начнет возвращаться, вернутся и все террористы.

К.: Понятно.

У.: Здесь еще очень много террористов. Они все трусы. Они стреляют в нас, потом бросают оружие и убегают. Если бы они были готовы драться, пехотинцы смогли бы дать им отпор. Да, конечно, и у нас бывают потери, но мы даем им отпор. Пусть не сомневаются: морская пехота свое дело знает. Им с нами не справиться. Да, иногда у нас бывают потери, иногда. Зато я шестерых сегодня прикончил. А другой мой пехотинец еще троих застрелил. В одной комнате. Им нас не одолеть. Этот пехотинец, которого сегодня ранили, вы бы слышали, что он сказал в бэтээре! «Уолд, убей их всех» – вот что он мне сказал, по-моему. «Уолд, я тебя люблю. Убей их всех». Да я запросто! Если они подонки, значит, надо их прикончить!

К.: Этот пехотинец – ваш близкий друг?

У.: Да, один из самых близких. Я с ним познакомился, как только поступил на службу. Мы с ним дружим.

К.: Его серьезно ранили?

У.: Ну, несколько раз в него попали. Он ранен в плечо и руку. И еще пять пуль попало в бронежилет. Стреляли в упор. Но с ним все будет в порядке. Он сильный парень. Он единственный, кто может меня побороть. Очень сильный. Он в таком же положении, что и я, ему четыре месяца осталось. Его дома тоже ждет невеста, ее даже зовут так же, как мою. [Кричит пехотинцам.] Эй, осторожнее там!

[Удаляется со своими бойцами.]

Только потом, несколько раз пересмотрев это интервью, я заметил, что по ответам Уолда можно проследить все шесть стадий реакции на убийство противника в бою, описанные подполковником Дейвом Гроссманом в книге «Об убийстве» (On Killing). Это опасения по поводу убийства, само убийство, чувство эйфории, раскаяние, рационализация, примирение.

Вот что он пишет: «Как и стадии реакции на смерть, описанные Элизабет Кюблер-Росс, они чаще всего, но не всегда, сменяют друг друга. Кто-то может перескочить через некоторые из них или плавно переходить от одной к другой, не догадываясь об их существовании».

Когда Уильям Уолд вернулся домой из Ирака, сначала у него все шло хорошо. Мне рассказала об этом его мать, Сэнди Уолд. Я позвонил ей семь лет спустя после интервью, взятого у ее сына в Эль-Фаллудже. Чтобы пойти в морскую пехоту в 17 лет, Уильяму пришлось заниматься дополнительно и окончить школу экстерном, на год раньше. Ему потребовалось для этого письменное согласие матери. Но после четырех лет службы он почувствовал, что с него довольно.

«Они собирались дать ему сержанта, но он не захотел оставаться там. Он просто снова хотел стать обычным человеком», – рассказывает Сэнди, почти повторяя слова самого Уильяма. Срок его службы в морской пехоте заканчивался в марте 2004-го. А его возвращение из Ирака Сэнди решила отметить, устроив ему и еще двум его друзьям-пехотинцам поездку в Лас-Вегас. Вместе со своим вторым мужем, Джоном Уолдом (отчимом Уильяма, чью фамилию он взял), они встретили ребят в отеле MGM Grand Hotel, где для всех были забронированы номера. Сэнди была счастлива, что ее сын вернулся из Ирака целым и невредимым, и очень хотела, чтобы война для него осталась в прошлом.

Она помнит, как сказала ребятам: «Я не знаю, как мне благодарить вас за то, что вы готовы были отдать за меня жизнь». Чтобы выразить свою благодарность, она даже заказала им в номер стриптизерш по объявлению в газете.

«Они уговорили меня купить им костюмы и арендовать огромный лимузин. И вот они все такие разодетые отправились гулять. Я столько денег потратила, просто смешно, – и она на самом деле смеется, вспоминая тот вечер. – Они втроем так напились, что, когда вернулись в отель, менеджер даже позвонил мне, чтобы уточнить, мои ли это ребята».

Когда к пехотинцам пришли стриптизерши, шум был, как в зоне боевых действий. Около двенадцати кто-то стал долбить в дверь Сэнди.

«На пороге стоял Уилли, пьяный в доску. Он представил мне стриптизерш, без которых я прекрасно могла обойтись, и сообщил, что ему нужно еще $1200. Я возмутилась, черт подери, но отсчитала деньги, а он радостно продолжил пляски!»

По ее словам, вся эта поездка демонстрирует, насколько близки были их отношения с сыном. Он все время звонил ей, даже из Ирака.

«Он всегда по ночам шел к снайперам, потому что у них были спутниковые телефоны. И почти каждую неделю звонил. Иногда просто чтобы сказать: “Привет, это я! Все в порядке. Разговаривать не могу. Люблю тебя, пока”. Мы с ним были очень-очень близки. Он мне рассказывал абсолютно все. Иногда я даже говорила, что мне не стоит этого знать».

Сэнди впервые почувствовала что-то недоброе после поездки Уильяма к своей девушке. Он познакомился с ней, когда служил в охране президента в Кэмп-Дэвиде. Уильям собирался жениться на ней, но после его возвращения из Ирака они расстались.

«Он улетел к ней, в восточную часть США, но и суток не прошло, как он позвонил мне и попросил забронировать ему место на рейс обратно домой. С ним что-то случилось. “Я глаза не могу закрыть, я не могу спать, – говорит он мне. – Что со мной происходит?” Думаю, он чувствовал, что может просто наброситься на нее в этом состоянии».

Летом, когда Уильям уволился со службы, стало очевидно, насколько серьезны его проблемы.

«Четвертое июля стало для него настоящим испытанием. Соседи начали взрывать петарды».

Уильям просто съехал с катушек.

«Он весь дрожал. Я попыталась его успокоить, но он оттолкнул меня и начал кричать: “Ты понятия не имеешь, что со мной происходит! Ты думаешь, есть кнопка, на которую можно нажать и все прекратить, да? Нет!”. Он весь в поту, ходит туда-сюда по комнате, и в глазах у него такое выражение… Это продолжается полчаса или дольше. Я просто вижу, как у него пульс зашкаливает, еще немного – и у него случится удар. Как мне ему помочь? Надо постараться его перекричать. Власть – вот на что реагируют морские пехотинцы. Ему просто нужно, чтобы кто-то взял ситуацию под контроль. И вот мы кричим друг на друга. Я ору: “Контролируй себя!” И перехожу на армейский язык: “Смирно! Смирно! Смирно!” Раз на пятый срабатывает».

Уолд прекратил кричать и начал успокаиваться. Вероятно, в тот момент он понял, что ему не удалось оставить войну в прошлом, он привез ее домой.

«Потом, я думаю, ему стало стыдно, что он мог меня обидеть, – рассказывает Сэнди. – До отправки в Ирак у него в глазах был блеск, ему было не наплевать на людей. Он взял на себя обязательства перед своей родиной и относился к ним серьезно. А когда он вернулся, то был весь издерган. Я обратилась к психологам, мы сделали для него все что могли… На заднем дворе у нас есть беседка и пруд. Сейчас я с вами как раз из этой беседки разговариваю. Здесь чувствуешь себя уютно, в полном умиротворении. За деревьями никто тебя не увидит. Ему нравилось сидеть в беседке. Так нравилось!.. Сначала он жил с нами, потом купил дом. Но через какое-то время сказал, что не может жить один. Просто не может».

После всего пережитого в Эль-Фаллудже в ноябре 2004-го Уолд, как он сам рассказывал психологам, не мог приспособиться к гражданской жизни. Его мучили кошмары, воспоминания, он находился в эмоциональном ступоре. Ему поставили диагноз: посттравматический синдром в острой форме. По-видимому, вдобавок он был контужен. Мне не удалось найти подробной информации о контузии, но, судя по результатам медицинских анализов, он страдал от когнитивных расстройств, вызванных, по всей вероятности, черепно-мозговой травмой[11]11
  Врачи клиники Майо так определяют черепно-мозговую травму: «…результат толчка или сотрясения, вследствие которого мозг ударяется о внутреннюю часть черепа, либо результат проникновения в мозг какого-нибудь объекта, например, пули или осколка кости черепа. Легкая травма приводит к временной дисфункции клеток головного мозга. При более тяжелых травмах наблюдаются гематомы, разрыв тканей, кровотечения и другие повреждения головного мозга, что может привести к долгосрочным последствиям или смерти. Согласно данным исследования корпорации Rand «Невидимые раны: Психическое здоровье и когнитивные проблемы военнослужащих США, участвовавших в боевых действиях», 320 000 из 1,64 млн солдат, служивших в Ираке, перенесли какую-либо разновидность черепно-мозговой травмы.


[Закрыть]. Как и многие другие солдаты, вернувшиеся с войн в Ираке и Афганистане с физическими и психологическими травмами, Уолд пытался справиться со своей болью с помощью целого коктейля болеутоляющих средств, миорелаксантов и антидепрессантов.