Текст книги "Встречайся со мной, Брайсон Келлер"

Кевин ван Уай
Встречайся со мной, Брайсон Келлер

Kevin van Whye

Date Me, Bryson Keller

В тексте неоднократно упоминаются названия социальных сетей, принадлежащих Meta Platforms Inc., признанной экстремистской организацией на территории РФ.

Text copyright © 2020 by Kevin van Whye

This edition is published by arrangement with Sterling Lord Literistic, Inc. and The Van Lear Agency LLC

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2022

* * *

Посвящается моей семье.

Ваша вера, поддержка и любовь значат для меня целый мир

Пролог

Все началось с пари. Разумеется, в то время я не знал, что этот спор изменит мою жизнь. Но в этом и есть вся прелесть перемен, не так ли? Как и любовь, они просто случаются, безо всякого предупреждения. Дерьмовые моменты сменяются один другим. Или как в моем случае, Дерьмовые моменты с большой буквы, из которых, по правде говоря, состоят 95 процентов жизни подростка-гея, скрывающего свою ориентацию.

До начала учебы оставалась неделя, и все собрались на новогодней вечеринке у Бриттани Дэниел. Мы с Бриттани вместе работали над проектом по биологии с начала выпускного класса, и я в кои-то веки был приглашен лично, а не за компанию с моими лучшими друзьями, Приянкой Редди и Донни Даквортом (конечно, имя Донни – тот еще тяжкий крест, но люди его хотя бы знают).

Я стоял в углу рядом с книжной полкой, стараясь выглядеть непринужденно, пока разглядывал корешки на предмет знакомых названий и втайне искал своих куда-то подевавшихся друзей. Я вечно не знаю, как вести себя на вечеринках. Серьезно, куда девать руки? Нужно ли пританцовывать под эту песню?

Я не собирался греть уши, но голос Брайсона Келлера привлек к себе внимание. Брайсон – капитан футбольной команды и самый популярный парень в академии Фэйрвейл, поэтому неудивительно, что все его слушали.

– Отношения в старшей школе – полная чушь, – сказал он. – Это наш последний год. Большинство из нас окажутся в разных колледжах, и, как по мне, относиться серьезно к тому, чему суждено завершиться, – пустая трата эмоциональной энергии. Зачем вообще париться?

– Какой ты романтичный, – протянула Прия.

Разбираемый любопытством, я зашел в кухню и увидел своих друзей среди толпы самых популярных ребят – спортсменов и богачей.

Прия и Донни отлично вписывались. Прия – капитан женской футбольной команды, а Донни – один из самых богатых ребят в школе, а это значит, что ему не нужно заниматься спортом, чтобы получать приглашения на вечеринки. Я же – всегда их плюс один.

Прия взяла Донни за руку. Их пальцы переплелись.

– И в старшей школе можно встретить свою половинку.

Мои друзья начали встречаться полгода назад, и я до сих пор к этому привыкаю. Рад за них, честно. Всем, кроме них самих, было понятно, что они созданы друг для друга. Я всегда благословлял их на то, чтобы они перевели дружбу на новый уровень. Но иногда я чувствую себя третьим лишним.

Брайсон покачал головой. Его светло-каштановые волосы, как и бледно-голубые глаза, выглядели темнее в свете люминесцентных ламп, тени плясали на его острых скулах.

– Что ж, мои родители тоже были самой популярной парой в школе, – сказал Дастин Смит. Он посмотрел на лучшего друга. – Знаешь, Брайсон, странно, что ты высмеиваешь отношения, хотя сам при этом никогда ни с кем не встречался.

– У тебя строгие родители или что-то вроде того? – спросил Донни.

– Нет, – ответил Дастин. – Они не против, чтобы он завел с кем-то отношения.

– Ага, я сам сделал этот выбор, – пояснил Брайсон, пожав плечами.

Он опустил взгляд на красный стаканчик в своей руке.

– Просто не вижу смысла встречаться с кем-то в старшей школе.

– Может, он просто не может никого найти, – поддразнил Айзек Лоусон, сверкнув белоснежной улыбкой. Айзек тоже футболист в школьной команде, а также тот человек, в которого я тайно влюблен с первого года старшей школы.

Я протиснулся дальше в толпу.

Брайсон фыркнул.

– Да ну. Без обид, но я могу хоть каждую неделю встречаться с кем-то новым, если захочу. – Он отхлебнул из стаканчика, а Прия закатила глаза.

– Докажи, – сказал Дастин. – Давай поспорим.

– Что? – спросил Брайсон.

Парни загудели, и девчонки вокруг них рассмеялись. Брайсон неловко переминался с ноги на ногу, ему не нравилось быть припертым к стенке.

– Докажи, что ты можешь встречаться с кем-то новым каждую неделю, – сказал Дастин.

– Ты серьезно хочешь заключить пари?

– Ага, – ответил Дастин. – А что, испугался?

– Хорошо. Я согласен. – Брайсон поднял голову, и наши глаза встретились. Я отвел взгляд в сторону. – Но раз это игра, или пари, или что там еще, то должны быть правила. Кай, что думаешь?

Мне понадобилась секунда, чтобы ответить. Я не планировал принимать участие.

– Э-э, может, пари должно быть в силе только по будням? – нервно сказал я. – С понедельника по пятницу.

– Хорошо, – кивнул Брайсон. – Не хочу тратить на это свои выходные.

– Никаких физических контактов, – предложила Натали Да Сильва. – Это игра, и нужно уважать чужие границы.

Брайсон заметно расслабился.

– Играть могут только старшеклассники. Не надо грязи.

– Договорились, – сказал Дастин. Он обернулся. – Это всё?

– И тебе нельзя самому кого-то приглашать на свидания, – добавила Прия. – Иначе будет слишком просто.

– Погоди, что?

– Пари вот в чем, Брайсон Келлер, – сказала Прия со странным блеском в глазах. – Каждую новую неделю ты будешь встречаться с первым человеком, кто предложит тебе это в понедельник, до тех пор, пока не прозвенит последний звонок в пятницу. Тебе запрещено кого-то приглашать самому. А если никто не позовет тебя, ты проиграл.

– О, а мне нравится, – сказала Натали. – Девушки определенно могут сами звать парней на свидания. – Она протянула руку, и Прия радостно дала ей пять.

– А еще ты проиграл, если тебе надоест встречаться, – сказал Дастин. – Я тебя знаю, приятель. Не верю, что ты способен на эту авантюру. – Он похлопал Брайсона по плечу.

– А что будет, если он проиграет? – спросил я.

Брайсон бросил на меня такой взгляд, словно надеялся, что никто не вспомнит про наказание. Я с улыбкой пожал плечами. Когда мне еще выпадет шанс увидеть, как Брайсон Келлер корчится?

Дастин знал, что будет для друга хуже всего:

– Будешь ездить на школьном автобусе до конца учебного года.

Все засмеялись. Всем нам известно, как сильно Брайсон Келлер любит свой белый джип. Это, пожалуй, самый чистый автомобиль в школе. Брайсон моет машину как минимум раз в неделю – видел в инстаграме^◊[1]1
  ^◊ Здесь и далее: название социальной сети, принадлежащей Meta Platforms Inc., признанной экстремистской организацией на территории РФ.


[Закрыть] его фотографии без футболки.

– Черт, ладно, – сказал он. – Но должен быть лимит по времени. Пари продлится три месяца, не больше. Если я проиграю, то после весенних каникул начну ездить на автобусе. Но когда я выиграю – а я выиграю, – вы больше никогда не будете во мне сомневаться.

– Да, да, да, – сказала Прия. – Ты станешь легендой.

– Брайсон Келлер. Человек. Миф. Легенда. Мне нравится, – сказал Брайсон. Он залпом допил свое пиво. – Да начнется игра.

– В таком случае, – сказала Натали, – встречайся со мной, Брайсон Келлер! – Она разразилась смехом.

– Хорошо, хотя сегодня даже не понедельник. Когда начнется учеба, Натали, ты будешь моей первой девчонкой. – Брайсон улыбнулся. – Но это первый и последний раз, когда я нарушаю правила. Я вас всех предупредил. – Он галантно ей поклонился.

Вот так все и началось.

Два месяца спустя пари Брайсона Келлера все еще в силе. А время идет. Каждому отводится лишь одна учебная неделя.

И из этого правила не было исключений.

Никаких.

По крайней мере, до меня.

Вот дерьмо.

Понедельник

1

По утрам в доме Шериданов всегда царят шум и хаос, особенно по понедельникам. И сегодня не исключение.

– Яс, открой дверь! – кричу я. Я уже десять минут стою у двери в ванную, которую делю со своей младшей сестрой. Я опаздываю.

Люблю свою сестру, и, кроме как по утрам в будни, мы неплохо ладим. Не могу сказать, что я бы убил ради нее, но мог бы помочь ей закопать тело. Однако прямо сейчас мне хочется убить саму Ясмин Шеридан.

– Богом клянусь, Ясмин, если ты не откроешь эту дверь через две минуты, я ее вышибу.

– Кай! – кричит мама из кухни. – Не поминай имя Господа всуе.

Я закатываю глаза. Как будто это сейчас самое важное. Но молчу, потому что у меня нет времени спорить с мамой на тему религии – для этого есть утро воскресенья, когда я отказываюсь идти в церковь.

Я снова колочу в дверь, и на середине удара она открывается. Яс выходит из заполненной паром ванной и бросает на меня раздраженный взгляд.

– Если бы ты вставал пораньше, тебе не приходилось бы стучаться ко мне каждый раз. Умение распоряжаться временем – ключ к успешной жизни. – Яс всего тринадцать, но у нее характер дамы средних лет, которая кричит на соседских детей, чтобы они не бегали по ее газону. – Когда ты через пару месяцев уедешь в колледж, меня не будет рядом, чтобы тебе помочь. Так что давай поработаем над этим, хорошо?

Она хлопает меня по плечу, словно желая подбодрить. К тому времени, как я придумываю подходящий ответ, становится уже слишком поздно. Она закрыла дверь в свою спальню, а я остался стоять, как ребенок, которого только что отчитали. Кто бы мог поверить, что я на четыре года старше?

– Завтрак готов, – кричит отец.

– Мне еще надо в душ, – отвечаю я.

– Опоздаешь, Кай. Донни скоро приедет.

– Знаю, мам! – бормоча себе под нос, я захожу в ванную и включаю кран, чтобы обнаружить, что меня ждет еле теплая вода. Понимаю, что сейчас весна и что мы в Калифорнии, но я люблю, чтобы душ, как и кофе, был почти кипятком.

Через десять минут я совсем другой человек. На бритье времени нет, и мне остается только надеяться, что учителя меня за это не накажут. Обвязав вокруг пояса полотенце, я мчусь обратно в свою спальню и быстро надеваю школьную форму – бежевые штаны и белоснежную рубашку с воротником на пуговицах. Академия Фэйрвейл демонстрирует отличную гибкость во многих вопросах, но не касательно дресс-кода.

Теперь ищу галстук. Я роюсь в кипе одежды, которая лежит на полу моей комнаты. Я не самый аккуратный человек в мире, из-за чего родители постоянно читают мне лекции. Но я решил, что в святыне – в собственной спальне – я волен быть самим собой, а это значит, что иногда могу и забыть положить грязную одежду в стирку.

Я нахожу малиновый галстук в белую полоску. Странно, что школьная эмблема – это два стилизованных орла, учитывая, что наш талисман – пума, но это академия Фэйрвейл, так что мы не задаем вопросов… особо. Я перешел сюда из государственной средней школы, и к униформе частной академии пришлось привыкать. Я бы, конечно, предпочел носить джинсы и футболку.

Я беру блейзер с того места, куда бросил его в пятницу днем. Корчусь, увидев, какой он измятый, и пытаюсь разгладить складки. Но этому темно-синему кошмару уже ничто не поможет.

Спускаюсь, перепрыгивая по две ступеньки зараз. Ходить в обуви по дому у нас нельзя, поэтому мои носки скользят по паркету, и я чудом спасаюсь от падения, ухватившись за кухонный стол.

– Однажды ты что-нибудь себе сломаешь, – предупреждает мама.

Она сидит за столом, читает газету на своем айпаде. Мама полностью одета и готова к новому дню, ее светло-русые волосы собраны в конский хвост. На тарелке перед ней лежит стопка папиных блинов, при виде которых у меня урчит в животе.

– Ты бы что-нибудь перекусил, парняга, – говорит отец. Хоть он и прожил в США вот уже почти двадцать лет, у него все еще сохранился южноафриканский акцент. Моя мама – белая, а отец – мулат. Когда я был поменьше, то не понимал, почему все пялятся на них – пялятся на меня, – но теперь все ясно. У людей свои представления по поводу того, как должна выглядеть любовь, и любовь моих родителей не соответствует их идеальным представлениям. Отец всегда говорил, что расисты – это грустные люди, которые пытаются сделать весь остальной мир таким же грустным, как они. Мы должны жалеть их за эту ненависть, потому что из-за нее они не могут жить полной жизнью.

У меня вибрирует телефон. Я вынимаю его из кармана и открываю чат трех мушкетеров с Донни и Прией. После того как мы закончили книгу Дюма прошлым летом, я убедил их посмотреть со мной кино. Этот их девиз «Один за всех, и все за одного» звучал так утрированно, что, казалось, он был создан специально для нас.

Я пролистываю мемы, которые Донни скинул вчера ночью, и вижу сообщение, в котором он говорит, что уже приехал.

– Нет времени, – отвечаю я отцу и направляюсь к шкафчику, в котором мама хранит батончики на завтрак (она всегда держит их под рукой, потому что чаще всего я опаздываю), а затем срываю обертку и откусываю огромный кусок от одного из них.

– Привычка вечно опаздывать у него от тебя, дорогой, – говорит мама отцу.

– Что ж, у меня хотя бы есть оправдание. Мой организм не привык к этому часовому поясу.

– Прошло уже двадцать лет. Думаю, это оправдание больше не актуально.

Родители познакомились, когда мама была волонтером в церкви в ЮАР. Так вышло, что отец посещал ту же церковь. Они влюбились друг в друга, а остальное, как говорится, уже история.

– Пока! – бросаю я и бегу вон из кухни. Я останавливаюсь у двери, чтобы надеть школьные туфли, взять сумку с крючка и проглотить остатки утреннего батончика.

– Хорошего дня, – говорит папа.

– Люблю тебя, – добавляет мама.

– Я вас тоже, – откликаюсь я с набитым ртом.

Выхожу из дома, иду к спортивной тачке, которую ни один подросток не может себе позволить, и сажусь на заднее сиденье. Прия сидит спереди, а Донни – за рулем.

– Донни, когда поступишь в Калифорнийский технологический, пожалуйста, изобрети будильник, который сможет меня разбудить, – говорю я в качестве приветствия.

Донни и Прия уже оба попали в колледжи своей мечты. Через несколько месяцев Донни отправится в Пасадену, а Прия – в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Я пока жду ответа из Школы искусств Тиш. Каждый раз, когда я думаю о том, что на кону стоит моя мечта, мне становится дурно. Со дня на день станет известно, прошел я или нет.

От одной мысли, что всей этой утренней рутине скоро придет конец, становится грустно. Мы с Донни познакомились в начале старшей школы и с тех пор стали друзьями. Прия присоединилась к нам через пару дней, настояв, что без нее мы будем как пара заблудших овечек. Мы никогда не признавались ей в этом, но она, скорее всего, была права.

– Есть такая штука, – говорит Прия, – называется «сила воли».

– Ты говоришь как Яс.

– Да пребудет с ней сила, – отвечает подруга.

– Прия снова заставила меня смотреть с ней «Звездные войны». – Донни встречается со мной взглядом в зеркале заднего вида. – Жаль, ты не пришел.

– Не, вам, ребят, нужно проводить время вместе, – говорю я.

– Если в кино показывают «Звездные войны», я стопудово должна пойти, – говорит Прия. – Это семейная традиция. Отец проконтролировал, чтобы это было первым кино, которое я увижу в сознательном возрасте. Он настоящий фанат.

– Твоя мама до сих пор хочет, чтобы он избавился от своей коллекции фигурок? – спрашиваю я.

Прия фыркает:

– Думаю, это возможно только через его труп. В мире есть три вещи, которые мой отец любит больше всего: свою семью, свою работу и свою коллекцию «Звездных войн».

– С моим отцом то же самое, только он фанат «Манчестер Юнайтед», – говорю я. – Буквально на этих выходных он проснулся в три утра, чтобы посмотреть, как их вздует «Челси».

– Вот бы и у моего отца было хобби, – говорит Донни. – Тогда он бы перестал постоянно доканывать меня по поводу оценок. Хочет, чтобы я усерднее занимался математикой.

– Не может быть, – говорю я. – До тебя я даже подумать не мог, что по математике можно получать такие высокие баллы.

Донни смеется.

– Способности к математике и дурацкая фамилия – это фишка семьи Даквортов. – Он оборачивается, чтобы посмотреть на меня, когда мы останавливаемся на светофоре. – Ты сделал домашку? – спрашивает он. – Я не решил последние два уравнения.

– Ради бога, Дональд, давай не будем портить Каю утро вопросами о математике.

Мой математический кретинизм – давняя шутка в кругу друзей, как и легендарный тест, в котором я решил всего один пример – и это уже успех, как по мне.

Прия может называть Донни Дональдом, но никому, абсолютно никому не позволено использовать его полное имя – Дональд Дакворт IV. Я не шучу, фамилия передавалась из поколения в поколение, как какая-то семейная реликвия. Внимание, спойлер: это не так.

Прия смотрит на меня.

– Кстати, ты закончил сценарий? Сегодня последний день, верно?

Я издаю стон.

– Мне осталось немного, закончу за ланчем. Думаю, у меня сегодня свидание с компом.

Преподаватель актерского мастерства, миссис Хеннинг, дает нам возможность принять участие в конкурсе и написать школьную пьесу по мотивам произведения, которое мы проходим. Дедлайн для «Ромео и Джульетты» сегодня после обеда, а у меня до сих пор нет концовки. Все мои идеи испарились, из-за чего я часами сидел перед мигающим курсором и страницей, такой же пустой, как моя голова. Однако действовать нужно сейчас или никогда. В прошлом году я был близок к победе – моя модернизированная версия «Гамлета» заняла второе место. В этот раз я хочу, чтобы меня выбрали. Это одна из целей на выпускной год.

– Времени у тебя в обрез.

– Необязательно мне об этом напоминать, Прия, – говорю я.

Подруга разрешает называть ее сокращенно только близким друзьям. Она говорит, что это награда для всех, кто потратил время и силы на то, чтобы научиться правильно произносить ее полное имя. Ведь есть одна вещь, которую Приянка Редди терпеть не может, – это лень. Донни вот – для всех Донни, полная противоположность Прии. Может, им и правда суждено быть вместе.

– Все еще ничего не получается? – спрашивает Донни.

– Каждое слово как вырванный зуб. – Я закрываю глаза. – У меня просто нет вдохновения. Пересказывать «Ромео и Джульетту» нелегко. – Особенно когда у тебя нет настоящего любовного опыта, однако этого я не добавляю. – Но я полон решимости. В этом году я должен победить.

– Потенциал – вот что самое главное. Уверена, для Хеннинг он важнее, чем совершенство. Ты талантливый. И сделаешь все отлично! – Прия открывает бардачок и достает свою косметичку. Хоть эта машина и принадлежит Донни, она тоже часть нашей компании. Крякмобиль хранит частичку каждого из нас.

Правда в том, что у семьи Донни денег столько, что они не знают, куда их девать. Если вспомнить термин «старые деньги»[2]2
  «Старые деньги» – это человек, семья или род высшего класса, обладающий унаследованным богатством. Прим. ред.


[Закрыть], семья Даквортов определенно подойдет под его определение. На прошлый день рождения Донни родители купили ему этот шикарный красный «мустанг» с гоночными полосками на капоте. Поначалу друг был в восторге, но затем увидел заказные номера – КРЯК IV – и тут же отказался ездить на этом авто. Разумеется, мы с Прией его уговорили, потому что кому какое дело до дурацкого номерного знака? И с того дня у трех мушкетеров появился боевой конь.

Через десять минут мы заезжаем на школьную парковку. Я живу ближе всех к школе – не в охраняемом коттеджном поселке, – поэтому меня забирают последним.

– О, вышел новый номер «Вестника», – говорит Прия, глядя в телефон.

– Для человека, который ненавидит Шэннон, ты следишь за редакцией ее газеты весьма усердно.

– Я могу ненавидеть человека, но ценить его работу. – Она бросает на меня свирепый взгляд. – Я многогранна.

– Есть что-нибудь интересное? – спрашивает Донни, чтобы сменить тему.

– Интервью с последней бывшей подружкой Брайсона.

– Кто пригласил Брайсона на прошлой неделе? – спрашиваю я.

– Изабелла, мы с ней вместе ходим на биологию, – отвечает Прия.

Мы вылезаем из Крякмобиля, и Прия открывает свой инстаграм^◊. Она кликает по #ВстречайсяСоМнойБрайсонКеллер и показывает нам фотографию. На ней какая-то брюнетка и Брайсон.

– Изабелла Мендини. – Прия поворачивает телефон обратно к себе и вздыхает. – Должно быть, незаконно иметь такую фигуру, как у Брайсона.

Она права. Конечно, издалека и втайне я тоже им восхищался. Но мое сердце бьется ради другого.

Словно призванный моими мыслями, объект моей неразделенной любви появляется на горизонте. Айзек – высокий блондин с кудрявыми волосами и голубыми глазами, которые напоминают мне об океане. Его блейзер перекинут через плечо, а под мышкой футбольный мяч. Зачем ему в школе футбольный мяч? Кто знает. Но это неотъемлемая часть образа Айзека.

Мы направляемся ко входу в школу, наблюдая за хаосом вокруг. С начала пари каждое утро понедельника превратилось в цирк. Толпа народу вьется возле входа, по большей части зеваки. Брайсон соблюдал правило встречаться только со старшеклассницами. И сейчас, кажется, все они ждут появления героя дня.

– Поразительно, как разошелся слух о пари, – говорит Донни. В начале Брайсона приглашали на свидания девчонки из группы поддержки и женской футбольной команды. Затем добавились ученицы из класса актерского мастерства. Но теперь о пари знают все, и люди, которые никак не связаны с Брайсоном, футболом или драмой, приглашают его на свидание просто ради веселья.

– Слышала, как Эрик говорил, что если бы он мог пригласить Брайсона, то непременно бы это сделал, – сообщает Прия.

Я пытаюсь не реагировать на новость о том, что другой парень хочет встречаться с Брайсоном.

– Эрик? – спрашивает Донни. – Который гей?

Я уверен примерно на восемьдесят пять процентов, что Донни нормально отреагирует, если узнает, что я гей. Вообще, кажется, он всегда готов поддержать. Но когда я слышу от него нечто подобное, то начинаю в этом сомневаться.

Прия шлепает его по плечу.

– Эрик Фергюсон, – говорит она. – У него есть имя.

Я собираюсь рассказать Прие и Донни… после выпускного. Пока я не планирую делиться своей тайной, потому что даже в школе с учениками, открыто заявляющими о своей ориентации, и действующим ЛГБТ-клубом «гей» – это все равно ярлык. Неважно, что Эрик – чемпион штата по шахматам или даже что он сын заместителя директора. На фоне его ориентации все это теряет значение. В этом минус ярлыков: они прилипают к тебе, как жвачка. Вот почему я не хочу, чтобы на меня тоже навесили ярлык. Больше всего я не желаю быть Каем Шериданом, «который гей».

Донни пожимает плечами.

– Я хочу сказать, мы же не оговаривали, что парни не могут приглашать Брайсона, так ведь? Так что при желании встречаться с ним может любой.

От всех этих разговоров про геев внутри меня взвывают тревожные сирены. Я стараюсь не шевелиться, слиться с окружающей средой.

– Так или иначе, думаю, это неважно, – продолжает Прия. – Я почти уверена, что у Эрика уже есть бойфренд. Так что, полагаю, проверять нам не придется. – Она опускает взгляд на часы. – Мне еще нужно заглянуть в шкафчик перед собранием.

Каждое утро понедельника в актовом зале академии Фэйрвейл проходит общий сбор, где наш директор рассказывает о предстоящих на неделе событиях и делится успехами спортивных команд. Я не против, ведь первым уроком у меня актерское мастерство, которое проходит в том же корпусе, поэтому мне не придется уходить после собрания. Что очень удобно.

– Не опаздывай, – говорю я.

– Точно. Не могу позволить себе быть наказанной за опоздание. – Прия закатывает глаза. Если мы расстраиваем учителей, в качестве наказания нас лишают перерыва на ланч. И опоздания первые в их списке провинностей. За более серьезные нарушения мы получаем штрафные баллы: получишь шесть, и тебя ждет наказание в пятницу после уроков. А если наберешь тридцать – окажешься в школе в субботу в компании замдиректора Фергюсон.

– Что ж, я вас позже догоню, ребят, – говорю я. – У меня встреча с Большой Бертой.

– Завязывай с содовой. Ты слишком много ее пьешь. Она тебя убьет.

– Хорошо, мам, – бросаю я Прие.

– Оставь человека в покое, – говорит Донни.

– Поощрение плохого поведения – тоже часть проблемы. – Она поворачивается ко мне. – Мы займем тебе место. – И уходит прочь.

Донни бежит вслед за ней. Я завидую им обоим. На секунду смыкаю веки и представляю, как мы с Айзеком вместе идем к моему шкафчику – так же, как любая обычная пара.

Вздохнув, я открываю глаза. Судя по количеству народа, похоже, что Брайсон сегодня опаздывает. Я подхожу к торговому автомату, зажатому между двумя рядами шкафчиков. С тех пор как школьный совет объявил Великую сахарную депрессию, этот автомат остался последним в своем роде. А я не могу прожить и дня без своей дозы сахара.

Торговый автомат старый и нуждается в ремонте, но все ученики боятся жаловаться на это – в страхе, что Большую Берту постигнет участь остальных. Пока я с ней воюю, Шэннон Флокхарт и Натали Да Сильва останавливаются у шкафчика Натали.

– Нужно успеть на этой неделе. Я должна пригласить Брайсона Келлера сегодня, – говорит Шэннон. – Ведь следующая неделя последняя.

– А что, если ты снова упустишь свой шанс? – спрашивает Натали. Она опускает взгляд на часы. – Может, кто-то его уже пригласил.

– Исключено. Дастин говорит, что Брайсон сегодня опоздает. Так что я должна поймать его после первого урока. У меня все просчитано. – Шэннон вздыхает. Она наклоняется к Натали, чтобы прошептать ей что-то, но, кажется, не понимает, что прошептать – значит действительно понизить голос. – И тогда я смогу дописать свою историю. Рассказ из первых уст о том, каково это – встречаться с самым популярным парнем: углубленный анализ культуры частной школы и феномена крутого парня. Благодаря этому меня точно снимут с листа ожидания в Стэнфорде.

– Ты идешь на это ради статьи? – спрашивает Натали.

– Я могу убить нескольких зайцев сразу. Могу закончить историю, выбраться из листа ожидания и завоевать сердце парня моей мечты. У меня все просчитано.

– Ты же знаешь, что все это просто игра, верно? Он не ищет ничего серьезного.

Наконец, после мощного пинка, Большая Берта отпускает мое сокровище. Девушки оборачиваются и удивленно смотрят на меня. Я краснею и наклоняюсь за своей содовой. Решив, что я не представляю угрозы, они возвращаются к разговору. Я не подслушиваю, клянусь.

– Любовь приходит, когда ее совсем не ждешь, – заявляет Шэннон.

– И что? Вы с Брайсоном идеальная пара?

– Да, – отвечает Шэннон. – Я поняла это сразу, как мы поцеловались.

– Как твоя подруга, считаю своей обязанностью напомнить, что вы поцеловались во время игры в «бутылочку», поэтому не думаю, что это считается.

– Неважно. Мне нужно всего пять дней, чтобы показать Брайсону Келлеру, что мы родственные души.

Качая головой, я оставляю Шэннон наедине с ее фантазиями. Все имеют на них право. В конце концов, в моих мы с Айзеком снимаем вместе студию в Нью-Йорке, у нас есть щенок по кличке Добби Домовой Пес, и мы по-настоящему счастливы вместе.

Банка открывается с умиротворяющим шипением. Я делаю первый глоток, когда Луиза Китон врезается в меня, выбив банку из рук. Газировка разливается во все стороны, но в основном на меня.

– Вот дерьмо! – говорю я, глядя вниз на свою мокрую, в пятнах форму.

Луиза, кажется, даже ничего не заметила. Она трещит по телефону:

– Что! Ты видишь машину Брайсона? Где?

Я мимолетом думаю, нарочно ли она это сделала, ведь Луиза Китон – моя бывшая подружка. Хотя я даже не уверен, что могу так ее называть, потому что наши «отношения» длились менее двух недель. В первый год старшей школы я предложил ей встречаться, чтобы не выделяться. Все тогда встречались, а Луиза сказала, что мои веснушки похожи на звезды. Мне понравилась ее поэтичная душа, поэтому я сделал этот решительный шаг. У нас все было хорошо… пока в пятницу мы не пошли в кино. Я не мог лгать Луизе, находясь с ней наедине, поэтому прекратил наши отношения. Теперь, если кто-то спрашивает, почему я ни с кем не встречаюсь, я выкручиваюсь и отвечаю, что у меня невероятно строгие родители.

Кричу бывшей подружке вслед:

– Огромное спасибо, Луиза!

Она уже умчалась дальше по коридору, и я остался один. Перед рубашки прилипает к телу, и я чувствую запах содовой. Все начинают пялиться на меня, и от этого я краснею. У меня нет другого варианта, кроме как сменить направление и пойти в ближайший туалет. Звенит звонок – я уже опаздываю на собрание.

Остается только надеяться, что меня не поймают, потому что я не могу пропустить перерыв на ланч – только не сегодня. Мне нужно закончить сценарий. Если у меня вообще будет шанс успеть до дедлайна.

Я снимаю блейзер и расслабляю галстук. Затем пытаюсь отстирать содовую с белой рубашки, насколько это возможно. В результате я весь мокрый, а запах содовой никуда не делся. Пялясь на нанесенный урон в зеркало, я понимаю, что лучше все равно не будет. В раздражении иду в актовый зал.

– Ты пропустил собрание, Кай, – говорит замдиректора Фергюсон.

Она стоит у двери зала. У нее такие же ярко-рыжие волосы, как и у ее сына. Ее алые губы недовольно поджаты. Она осматривает меня сверху донизу.

– Что с тобой произошло?

– Прошу прощения, мэм. Кто-то врезался в меня, и я облился содовой.

– Хм-м-м-м. Ты опоздал, весь грязный. – Она прищуривается и внимательно изучает мое лицо. – И небритый. Придется написать на тебя докладную. Идем.

Я издаю стон. Понимаю, что вот-вот получу свои первые штрафные баллы. Следуя за замдиректора Фергюсон, я невольно проклинаю Луизу Китон и самого Брайсона Келлера.

Не так я хотел провести свое утро понедельника.

2

Получив штрафные баллы, я направляюсь на урок актерского мастерства, на который теперь тоже опаздываю. Огромные двойные металлические двери со скрипом распахиваются, возвещая о моем прибытии. Миссис Хеннинг в ворохе шарфов и браслетов разворачивается, чтобы пронзить меня обвиняющим взглядом.

– Вы опоздали, Кай. – Я чувствую, как кровь приливает к лицу. Больше всего на свете я ненавижу, когда на меня обращено все внимание. – Вы уже должны понимать, что сцена никого не ждет. И оправдания в театре ничего не значат. – Миссис Хеннинг качает головой. – Поторопитесь и присоединяйтесь к нам. Вы прервали занятие.

– Простите, – говорю я.

– Очень хорошо. – Миссис Хеннинг переводит внимание на остальной класс. – Как видите, все уже разбились на пары. Но, к счастью для вас, этим утром есть еще один опоздавший. Вы с ним будете партнерами. Возьмите задание с переднего кресла. Подготовьте выступление к пятнице. Никаких исключений.

Я киваю и иду к сцене. Идти далеко – впереди ряды и ряды алых кресел. Зал большой и недавно отремонтированный.

Остальной класс уже сидит в кругу на сцене. Перед студентами открыты копии «Ромео и Джульетты». У нас есть нормальный кабинет с партами и стульями, но миссис Хеннинг верит, что Шекспиру место в театре и его нужно исполнять, а не читать. По ее словам, «поступать иначе – грех». Так что на каждом занятии мы по очереди играем роли. Она учит нас использовать пространство вокруг, становиться персонажами.

Я нахожу место и сажусь, скрестив ноги и положив свой перепачканный блейзер рядом. Достаю потрепанную копию «Ромео и Джульетты» из сумки и открываю страницу, на которой мы остановились в прошлый раз. Плюс опоздания в том, что мне не досталось никакой роли. Это моя самая нелюбимая часть занятий по актерскому мастерству.