Текст книги "Встречайся со мной, Брайсон Келлер"
Автор книги: Кевин ван Уай
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Я вообще выбрал этот предмет исключительно из-за миссис Хеннинг. Она добилась, чтобы написание сценариев внесли в школьную программу, поэтому всегда была моим любимым преподавателем, а еще потому, что ее рассказы о славе и деньгах были уморительными. Миссис Хеннинг была «самой главной леди дневного телевидения». Она сыграла сестер-близнецов, одна из которых была героиней, а вторая – злодейкой, в сериале «Мое лицо, твоя жизнь». Я целый день смотрел на YouTube нарезки из шоу. В нем было все: и богатые люди, которые совершали ужасные вещи, и убийства, и любовь, и даже нашествия пришельцев. Жутко интересно.
Я слушаю чтения и нахожу нужную сцену. Это сцена ссоры. Меркуцио только что умер, и мы подходим к смерти Тибальта. Айзеку выпала роль Ромео, и я снова проклинаю Луизу и Брайсона за мое опоздание. Я чуть не упустил обоснованный повод не сводить с него глаз.
Совсем скоро мы подходим к концу пьесы, и миссис Хеннинг поднимает руку, чтобы нас остановить.
– Молодцы. Думаю, на сегодня достаточно. Почему бы вам не разбиться на пары и не обсудить ваши задания?
Я смотрю на Айзека и его пару, жалея, что работаю не с ним. В школе мы никогда с ним особо не разговаривали, за исключением редких «привет». То же касается и остальных членов футбольной команды. Мы вращаемся в разных кругах. Футболисты – короли в академии Фэйрвейл, а я не больше чем жалкий крестьянин, хотя меня это всегда устраивало. Мне не нужна популярность, потому что так безопаснее. Я могу жить и хранить свои секреты нетронутыми.
Двери открываются, и все мы оборачиваемся, когда герой дня входит в актовый зал. Брайсон выглядит идеально неряшливо – непринужденно и расслабленно. Его вид задевает меня сильнее, чем должен был.
– Простите за опоздание, миссис Хеннинг. – Брайсон останавливается у первого ряда.
– Добро пожаловать, мистер Келлер. Рада, что вы смогли выделить для нас время в своем плотном графике. Надеюсь, вы знаете, что встречаетесь со мной сегодня за ланчем. Вы тоже, Кай. – Миссис Хеннинг переводит взгляд с Брайсона на меня. Хотел бы я быть человеком, который способен возразить, что присуждать два наказания за одно и то же преступление нечестно. Серьезно, где в этом мире справедливость?
– Кай, пожалуйста, объясните Брайсону задание, – продолжает миссис Хеннинг.
Недовольный таким поворотом событий, я киваю и встаю. Взяв свои вещи, я спускаюсь по ступенькам со сцены. Сажусь на одно из складывающихся кресел и кладу вещи на соседнее. Брайсон поглядывает в свой телефон.
Я раздраженно говорю:
– Вот, – и протягиваю ему копию нашего задания. – Нам нужно выбрать сцену из шекспировской киноадаптации и разыграть ее в пятницу.
Брайсон берет бумаги из моих рук.
– Ты как?
– Отлично. Просто здорово.
Видимо, Брайсон улавливает сарказм в моих словах, поэтому поднимает на меня взгляд. Его голубые глаза всегда видят тебя насквозь.
– Что-то не так?
– Нет, – лгу я. – Давай разберемся с этим сейчас. Нам нужно выделить время, чтобы все отрепетировать.
Чем раньше мы всё распланируем, тем раньше я смогу попытаться убедить миссис Хеннинг избавить меня от наказания. Мне нужно закончить сценарий. Это моя последняя попытка. И я думаю, что ни о каком продлении сроков речи быть не может.
– У меня тренировка завтра и в четверг, а в среду вечером игра. – Прежде чем я успеваю что-либо сказать, у него звонит телефон. Я узнаю мелодию. Не самая популярная песня моей любимой инди-группы The Graces. Удивлен, что из всех людей именно Брайсон Келлер знаком с такой редкостью. Брайсон смотрит на экран, и я вижу имя звонящего – папа. Он проводит пальцем по изрядно поцарапанному экрану и игнорирует звонок.
Брайсон вздыхает, берет мой блейзер и садится на кресло рядом со мной. Он кладет руку на подлокотник, и мы касаемся друг друга.
– Свободен после уроков?
Я отрываю взгляд от наших рук и встречаюсь глазами с Брайсоном. Это заставляет меня нервничать. Никогда прежде я не был так близко к Брайсону Келлеру. Я отдергиваю руку. Брайсон хмурится.
– Э-э, да, свободен, – отвечаю я.
– Тогда давай посидим где-нибудь и решим хотя бы, по какому фильму будем играть.
– Хорошо. Где?
– Я знаю одно отличное кафе, – говорит Брайсон. – Можем поехать туда, если хочешь.
– Да, конечно.
– Тогда встретимся на парковке.
– Договорились. – Я встаю.
– Куда ты? – спрашивает он.
– Молить о пощаде.
Миссис Хеннинг сидит на переднем ряду и перебирает бумаги. Приближаясь к ней, я делаю глубокие вдохи, чтобы успокоиться. Она поднимает взгляд.
– Чем могу помочь, Кай?
– Э-э, вообще-то, мэм… – неуклюже начинаю я, – я подумал… нет, надеялся, что… не могли бы вы отменить наказание на сегодня? Могу я отработать его завтра?
– С чего мне это делать? – спрашивает миссис Хеннинг. – Вы опоздали сегодня. А значит, сегодня и должны понести за это ответственность.
– Я надеялся поработать над своим сценарием за ланчем. Я почти закончил, и мне нужно лишь слегка подкорректировать его перед дедлайном. Если я этого не сделаю, то не смогу его сдать.
– Умение правильно распределять время очень важно, Кай. Я понимаю, всякое бывает, но я не могу дать вам никаких привилегий. По пути на прослушивание на роль Эльфабы я сломала палец на ноге. Но разве я позволила этому случаю все испортить? Разумеется, нет. Я работала, несмотря на боль, успела вовремя и произвела фурор.
Я ничего не могу сказать или сделать. Единственное, чего я желал добиться в выпускном классе, ускользало от меня. Я очень хотел написать школьную пьесу в последний год обучения в академии Фэйрвейл – так сказать, оставить свой след. Для меня это было важно, а теперь все кончено, и все из-за Брайсона Келлера и его дурацкого пари.
Я иду обратно к своему месту.
– Почему ты опоздал? – спрашиваю я. Хотя на самом деле хочу сообщить ему, почему сам не успел вовремя. Хочу рассказать Брайсону Келлеру о том, как сильно он испоганил не только мой день, но и весь мой год. Я зол на него. Может, это и несправедливо, но сейчас мне все равно.
– По семейным обстоятельствам. – Лицо Брайсона мрачнеет, отчего мой гнев практически сходит на нет, но затем его телефон вибрирует от входящего сообщения. – Всем интересно, с кем я встречаюсь на этой неделе. – Он улыбается, демонстрируя идеально белые зубы.
– И с кем? – спрашиваю я. Богом клянусь, если это Луиза Китон, я за себя не отвечаю.
– Пока ни с кем. Сейчас десять минут десятого, и я свободен, – говорит он. – Такого не было уже сто лет. Скучаю по тем дням.
Все произошедшее сегодня вдруг выводит меня из себя, как и беспечное отношение Брайсона. Я опьянен гневом и разочарованием. Злость придает мне уверенности, которой у меня никогда не было.
– А вот и нет, – говорю я.
Брайсон снова поворачивается ко мне.
– Что? – спрашивает он озадаченно. – Что ты имеешь в виду?
– Ты несвободен. – Я делаю это: произношу слова, которые никогда бы не подумал, что смогу сказать: – Я приглашаю тебя на свидание. Я первый, так что на этой неделе ты встречаешься со мной.
В ту же секунду звенит звонок, но мы с Брайсоном сидим на своих местах. Мы пристально смотрим друг на друга. С каждым ударом сердца мои уверенность и гнев увядают. Вскоре я остаюсь один на один с последствиями того, что сказал, сделал, и тем, что все это значило.
Брайсон разражается смехом. Очень громким смехом. Он явно думает, что это шутка. И я знаю, что безопаснее было бы тоже просто посмеяться. Я выпускник, это мой последний год старшей школы. Все эти четыре ужасных года я хранил секрет о том, что я гей, но в итоге так просто распахнул дверь своего чулана. Слушая смех Брайсона, я понимаю, что не хочу, чтобы он думал, будто это шутка. То, что я гей, не повод смеяться. Он должен знать, что я серьезен.
Так что я наклоняюсь ближе, наши лица всего в нескольких дюймах друг от друга. Его смех стихает.
– Что ты делаешь? – Он отклоняется, увеличивая расстояние между нами, но я не позволю этому остановить меня. Мое лицо, как и все внутри, горит.
Я снова придвигаюсь ближе к Брайсону.
– Я не шучу, – говорю я. – Встречайся со мной, Брайсон Келлер!
3
Что я только что наделал?
Я задаю себе этот вопрос снова и снова. Страх нарастает, пока я направляюсь на занятие по английскому. Нельзя опаздывать и на второй урок, даже если это значит, что мне вновь придется столкнуться с Брайсоном лицом к лицу, – поэтому я бегу. Обычно это была бы последняя встреча с Брайсоном за день, но только не сегодня. Впереди у нас совместное наказание вместо ланча.
О боже.
Зачем я это сделал? Очередной вопрос пульсирует в голове в такт безумно колотящемуся сердцу. Что на этой прекрасной земле Господа заставило меня открыться самому популярному парню в академии Фэйрвейл? Мне всегда не нравилась идея рассказывать людям о своей ориентации. Вероятно, потому, что в тот единственный раз, когда я это сделал, мой лучший друг перестал со мной общаться. Прекратились ночевки друг у друга дома и совместные походы в бассейн. Словно я перестал существовать. В конце концов мы пошли в разные старшие школы, но шрамы, полученные тринадцатилетним мной, ноют до сих пор, как больное колено зимой.
Так что, за исключением пары ребят, с которыми я общался онлайн, я не признавался больше ни единой живой душе. Быть тайным подростком-геем – это так одиноко.
О господи, зачем я это сделал?
Я не слишком религиозен. Не то чтобы я не верю в высшие силы и все такое. Мне даже нравится мысль, что кто-то постоянно наблюдает за мной, по крайней мере пока я не занимаюсь делами, от которых Иисус бы покраснел. Но прямо в эту секунду я бы не отказался от какого-нибудь чуда.
Хоть какого-то чуда, правда.
Впервые я признался кому-то в академии Фэйрвейл в том, что я гей. Меня тошнит. Я не могу ни на чем сосредоточиться, особенно когда заканчивается пятиминутная перемена. Я бегу из корпуса А в корпус Б.
Академия Фэйрвейл разделена на два главных строения, в каждом из которых по три этажа. Наши классы, все, кроме спортзала, делятся между ними. Все мои уроки, за исключением актерского мастерства, проходят в корпусе Б.
Я перепрыгиваю через две ступеньки зараз и оказываюсь в огромном дворе, разделяющем два корпуса. Я не единственный студент, кто пытается обогнать секундную стрелку. К счастью, я успеваю рухнуть на свой стул как раз в тот момент, когда звенит звонок на второй урок.
В классе двадцать учеников, но меня беспокоит один. Я достаю из сумки «Великого Гэтсби» и открываю страницу, на которой мы остановились в прошлый раз. Брайсон заходит прямо перед учителем. Он больше не улыбается, и на его лбу залегла складка. Я пытаюсь сосредоточиться на книге перед собой. Брайсон садится на свое место у окна. Мы сидим с ним на одном ряду. Между нами всего одна парта, и она пуста. Похоже, Мэрибет Джоунс заболела.
Я мысленно проклинаю ее за это.
Наш учитель английского, мистер Уэбер, недавно выпустился из колледжа. Это его первый трудовой год, поэтому он делает все по методичке. Все уроки одинаковые и невероятно скучные.
Мистер Уэбер читает книгу вслух, затем делает паузу и поднимает взгляд.
– Сосредоточьтесь, пожалуйста, Брайсон.
Большую часть урока я изо всех сил стараюсь не обращать на Брайсона внимания. Но затем проигрываю в битве с самим собой. Я поворачиваюсь, чтобы украдкой взглянуть на одноклассника, и сталкиваюсь с ним лицом к лицу. Второй раз за этот час мое дыхание замирает.
Я быстро отворачиваюсь обратно к своей книге, борясь с жаром, приливающим к щекам. Когда я краснею, мои веснушки становятся еще более явными. Они одновременно и моя отличительная черта, и самая ненавидимая мною часть внешности.
Остаток урока я заставляю себя смотреть на одну и ту же страницу. Пока остальной класс движется дальше, я все переживаю тот момент, когда предложил Брайсону Келлеру встречаться. Я сделал то, на что не решился Эрик Фергюсон. Интересно, это было проявлением смелости или глупости с моей стороны? Хотя уже слишком поздно об этом гадать.
Звенит звонок с урока, и я, недолго думая, убираю свою копию «Великого Гэтсби» в сумку. Выйти из класса – значит не видеться с Брайсоном, по крайней мере до ланча.
Я присоединяюсь к рою одноклассников, толпящихся в коридоре, и надеюсь затеряться среди них. На мое плечо опускается рука, и я мгновенно понимаю, кому она принадлежит.
– Может, поговорим? – спрашивает Брайсон. Его дыхание щекочет мне ухо, и я с трудом сдерживаю дрожь. Из-за давки Брайсон наваливается на меня, отчего я спиной чувствую его тепло.
– Хорошо, – отвечаю я. Я пытаюсь успокоиться. Он просто хочет поговорить. Брайсон славится своей справедливостью. В начале года школа хотела разрешить покидать территорию на время ланча только старшеклассникам-спортсменам. Это был уже не первый раз, когда учителя открыто давали понять, что спортсмены – боги этой школы. И, как капитан мужской футбольной команды, Брайсон находится на самом верху пьедестала. Тогда он настоял, чтобы уходить разрешили всем старшеклассникам, – и победил. Это одна из причин, почему все его любят.
– Эй, БК, – раздается голос Дастина, перекрывая окружающий нас шум. Мускулистый парень, который играет в качестве защитника в школьных «Пумах», проталкивается через море тел. Его гордая походка – верный признак того, что ему известно об иерархии в академии Фэйрвейл и о том, что его место на вершине.
Никогда бы не подумал, что буду благодарен этому клубку тестостерона в лице Дастина Смита, но, когда он приближается к нам, я чувствую облегчение. По крайней мере, на девяносто процентов. Оставшиеся десять – разочарование, но с этим легко смириться.
Брайсон приветствует Дастина братскими объятиями, по-другому это не описать, а я неловко стою рядом, пока они разговаривают. На середине диалога Дастин замолкает и смотрит на меня.
– А ты что здесь делаешь? – Дастин переводит взгляд с меня на Брайсона.
Ложь быстро срывается с моего языка. Когда по жизни хранишь большой секрет, лгать становится легко.
– Хеннинг дала нам с Брайсоном общее задание по актерскому мастерству, поэтому нам нужно обговорить план репетиций. – Я не смотрю Брайсону в глаза, потому что знаю: тогда ложь будет неправдоподобной.
– Ясно. – Похоже, Дастин мне поверил, потому что он говорит Брайсону: – Шэннон наконец до тебя добралась?
Брайсон качает головой.
– Я ее сегодня не видел. – Он вздыхает. – А что? Ты сказал ей, что я сегодня опоздаю?
– Тебе пора с этим смириться. Ты же ее знаешь. Если Шэннон чего-то захотела, она это получит. Чем больше ты ее избегаешь, тем труднее будет потом, – говорит Дастин. – Итак, кто это?
Я судорожно сглатываю и невольно смотрю на Брайсона.
– Что – кто это? – спрашивает он. Может, Брайсон не лучший лжец, но я благодарен ему за это фальшивое невежество.
– Ты чего, мужик. Кто твоя подружка на этой неделе?
Прежде чем Брайсон успевает ответить, кто-то зовет меня по имени. Сначала я думаю, что чудесное спасение мне лишь померещилось, но когда поднимаю глаза, то вижу, как в мою сторону идет Донни.
– Привет, Кряк, – говорит Дастин, используя кличку, которую старшеклассники дали Донни в наш первый год в старшей школе. Сначала прозвище прижилось, но теперь в основном только Дастин его так зовет.
Брайсон тычет Дастина в грудь, и я благодарен ему за этот маленький жест.
– Э-э, поговорим тогда позже, Брайсон, – выдавливаю я.
Я тяну Донни за собой, когда звонок объявляет начало следующего урока.
Кабинет математики лишь в другом конце коридора, поэтому мы успеваем в класс раньше нашего учителя, мисс Ортон. Донни достает тетрадь из сумки и разглаживает ее, будто это самая ценная для него вещь. У нас с ним много общего, но любовь к математике в этот перечень не входит. В списке вещей, которые я ненавижу, этот предмет тесно сидит посередине между телефонными звонками и Леонардо Ди Каприо с его жаждой заполучить «Оскар».
Я открываю тетрадь на странице с домашкой на эту неделю. Я уже знаю, что все неправильно. И мне заранее на это наплевать. Но Донни считает своим долгом помочь мне не завалить предмет. Благодаря ему я умудряюсь наскрести хотя бы на тройку.
– Так о чем ты беседовал с Королем? – спрашивает Донни.
Я улыбаюсь нашей общей шутке.
– Э-э, Хеннинг поручила нам общий проект. – Лучшая ложь – та, что строится на правде. Я ни в коем случае не собираюсь рассказывать Донни, о чем Брайсон на самом деле хотел со мной поговорить.
– Невезуха, – шепчет Донни, как раз когда учитель входит в класс. Мы все начинаем искать x, но тридцать минут спустя я сдаюсь. X пропал без вести, предположительно погиб.
Остаток урока я сижу и смотрю на часы. Каждая минута приближает меня не только к наказанию, но и к пропуску дедлайна. Сразу после звонка над доской с потрескиванием оживает громкоговоритель. Раздается голос школьного секретаря:
– Брайсон Келлер и Кай Шеридан, пройдите в актовый зал. Спасибо. – Как будто я мог забыть. – Брайсон Келлер и Кай Шеридан, пройдите в актовый зал. Спасибо.
– За что? – спрашивает Донни. – Я думал, тебе нужно писать.
Я ругаюсь.
– Таков был план, но произошла одна фигня. – От моего былого гнева остался лишь крохотный тлеющий уголек. – Я опоздал.
– Черт. Фигово, – говорит Донни. Он даже не представляет насколько. Мы расходимся, и, не имея другого выбора, я иду в сторону актового зала.
Меня ждет час наедине с Брайсоном Келлером.
4
Я останавливаюсь перед актовым залом и делаю глубокий успокаивающий вдох, чтобы подготовиться к тому, что ожидает меня внутри. Не помогает. Я крепко вцепляюсь в лямку своей сумки, перекинутой через плечо. Выдохнув, я делаю решительный шаг. Двери распахиваются, и я вижу миссис Хеннинг перед сценой. В руках она сжимает бумаги.
– Спасибо, что в этот раз пришли вовремя, – говорит она, опустив взгляд на часы. Я направляюсь к ней. – Что ж, когда мистер Келлер решит почтить нас своим присутствием, пожалуйста, попросите его вам помочь.
– Помочь с чем?
– Нам нужно привести в порядок реквизит, чтобы мы могли начать репетировать «Ромео и Джульетту», – поясняет миссис Хеннинг. – Прошу, будьте поосторожнее. Часть реквизита сделали ученики, но в основном его пожертвовали мои коллеги. А значит, это священная реликвия, – улыбается миссис Хеннинг. – Удачи.
Я киваю. Не то чтобы у меня было право голоса в этом вопросе. Судя по поджатым губам, миссис Хеннинг тоже это понимает. Она идет прочь по проходу, но останавливается на полпути.
– Пожалуйста, останьтесь на весь перерыв. Если вы сбежите или наделаете глупостей, я узнаю. – В этом я не сомневаюсь. Среди учеников миссис Хеннинг славится своей сверхъестественной способностью знать обо всем, в том числе о том, что происходит в актовом зале – неважно, в ее присутствии или нет. Несколько месяцев назад кто-то повредил одно из кресел, пытаясь на спор пробежаться по спинкам ряда, и, едва она пересекла порог, уже точно знала, кто это сделал. Сейчас ходят слухи о том, что она ведьма.
– Да, мэм. – Я смотрю ей вслед, прежде чем направиться к сцене. Я хочу покончить со всем этим как можно скорее.
Кладовая с реквизитом – небольшая комнатка за сценой. В ней до сих пор полный бардак после нашей постановки «Гамлета». Я захожу в тесное помещение, снимаю пропахший содовой блейзер и накидываю его на свою сумку. Я наклоняюсь, чтобы привести в порядок коробку со старой обувью, когда в дверь нерешительно стучат.
Брайсон стоит, прислонившись к косяку, и смотрит так, будто впервые увидел настоящего меня. Я не могу понять, хорошо это или плохо. Я неуклюже откашливаюсь.
– О, ты пришел. – В надежде, что смогу игнорировать его отвлекающее присутствие, я ищу пару ботинку, который держу в руке. Сердце бешено колотится в груди. Мы одни, и нам все еще нужно поговорить. Должен ли я начать этот разговор первым? Или лучше промолчать? Не знаю, что делать, что говорить, как себя вести.
– Извини, что опоздал, – говорит Брайсон, ставя свою сумку рядом с моей. В его руках два сэндвича. – Держи.
Я пялюсь на его протянутую руку.
– Это еще зачем?
– Подумал, ты проголодался.
Я колеблюсь, сомневаясь, следует ли принимать сэндвич, но громкое урчание в желудке делает выбор за меня. Я беру бутерброд и бормочу слова благодарности.
Я сажусь на пол, прислоняюсь спиной к стене и кусаю сэндвич – он с курицей и майонезом. Брайсон знал, что это один из моих любимых, или это просто совпадение? Он садится прямо напротив меня, скрещивает свои длинные ноги и тоже начинает есть.
– Значит, ты подумываешь пойти на прослушивание для следующей пьесы? – Он обводит рукой реквизит вокруг нас.
– Нет. Я надеялся написать для нее сценарий, – отвечаю я. – Я не актер.
– Надеялся? Почему в прошедшем времени?
– Крайний срок сдачи уже после обеда. Я еще не закончил, а теперь я здесь.
– Что случилось? – спрашивает Брайсон. – Почему ты опоздал?
– Из-за тебя, – говорю я, хоть былой гнев уже и прошел. Теперь на повестке дня страх того, что может произойти между мной и Брайсоном.
– Из-за меня? В каком смысле? – Он внимательно смотрит, сощурив глаза.
Я качаю головой.
– Луиза Китон неслась, чтобы успеть пригласить тебя на свидание, и врезалась в меня, пока я пил содовую. – Я указываю на состояние моей формы. Хоть она уже и подсохла, пятна от колы были отчетливо видны. – Из-за чего я опоздал на собрание. Меня поймали, поэтому я опоздал и на актерское мастерство, а теперь мы здесь.
– Вот как, – говорит Брайсон. Он нервно проводит рукой по волосам. – Твое утро было похуже моего. Мне жаль. И жаль, что Хеннинг тебя наказала.
Я пожимаю плечами.
– Она все равно мой любимый учитель. Так что я не могу на нее сильно злиться.
– На меня тоже сильно не злись, ладно? – улыбается Брайсон. – Хеннинг – и мой любимый учитель. Представляешь, я как-то целый день смотрел нарезки из сериала, в котором она играла.
Я смотрю на него во все глаза.
– Серьезно? Я тоже. – Я смеюсь. – Было весело.
– Можно и так сказать, – говорит Брайсон, качая головой.
– Что насчет тебя? – спрашиваю я. – Ты планируешь идти на прослушивание?
– Может быть, если футбол позволит. Мне нравится играть на сцене. Это здорово.
– Хочешь попасть в Голливуд? – Город ангелов всего в нескольких часах езды от нас, поэтому некоторые выпускники академии Фэйрвейл переехали в Лос-Анджелес в погоне за большой мечтой. Тех, кто добился успеха, миссис Хеннинг приглашала к нам обратно, чтобы прочитать лекцию. Нельзя отрицать, что Брайсон Келлер достаточно хорош, чтобы стать киногероем.
– Не совсем. Я вовсе об этом не мечтаю. – Брайсон встает. Он сминает упаковку из-под сэндвича и кладет ее себе в карман, чтобы выбросить позднее. Я улыбаюсь – почему-то я знал, что Брайсон Келлер не мусорит. – Нужно сделать все, пока Хеннинг не заставила нас заниматься этим всю неделю.
Я тоже встаю, почувствовав облегчение оттого, что между нами появилась дистанция, и принимаюсь разбирать кучу реквизита из поролона всех форм и размеров. Молчание затягивается, и я стараюсь игнорировать нарастающую неловкость момента. Брайсон чувствует то же самое?
– Так, значит, ты гей?
Я замираю. Я знаю, что могу солгать. Сказав нет, я могу изменить свою историю. Однако понимаю, что не хочу. Кай Шеридан действительно гей. Почему я должен это отрицать? Честно говоря, я устал держать этот секрет нераскрытым. Это как тикающая бомба, которая ждет своего часа, и я хочу видеть, как таймер обнулится. Будь что будет.
– Да.
Две буквы, которые изменят все. Теперь обратного пути нет. Странно, но я не чувствую той дикой паники, которую ожидал, когда представлял себе подобную ситуацию. Может, я просто оцепенел и так мой мозг готовится к осуждению, которое определенно последует, ведь если мой бывший лучший друг не смог меня принять, то с чего Брайсону Келлеру это делать?
– Круто.
Одно слово, и я облегченно выдыхаю. Но, несмотря на это, невольно продолжаю искать знаки, которые помнит мое сердце. Брайсон стоит рядом с вешалкой для костюмов. Он бросил дела, и теперь все его внимание обращено на меня. Я поднимаю глаза от коробки, которую перебираю, и мы встречаемся с ним взглядами.
Я жду, пока он превратит слово «гей» в обвинение, в ругательство. Я жду, пока он перестанет видеть во мне Кая и начнет смотреть на меня лишь как на гея. Я жду всего этого, напоминая себе, что не выбирал быть геем. Если бы можно было выбирать, вряд ли бы тогда столькие из нас предпочли, чтобы от них шарахались и перешептывались у них за спиной.
Все это так несправедливо: если ты, как говорится, не такой, как все, то должен встать и сказать об этом. Что делает других нормальными? Кто это решает?
Кто бы это ни был, пусть отвалит.
– Я так понимаю, никто больше не знает. – Брайсон облокачивается на вешалку. Он все еще смотрит на меня так, что мне кажется, будто я самый важный человек в этой комнате. Это не вопрос, но я все равно отвечаю.
– Ага. Вообще-то, ты первый в академии, кто узнал об этом. – Я отвожу взгляд в сторону.
– Правда? Ух ты. Я странным образом польщен, – говорит он. – Значит, даже Донни не знает? Или Приянка?
– Не-а. Ни одна душа. – Я в недоумении качаю головой. Я не планировал сегодня признаваться в своей ориентации.
– В чем дело? – спрашивает Брайсон.
– Ни в чем. Просто это… странно. – Я говорю своим лучшим театральным голосом: – Открытие души должно сопровождаться большим великолепием, не так ли?
Губы Брайсона трогает улыбка.
– Не могу ничего сказать на этот счет, но поступок смелый. – Он ставит на пол коробку и отряхивает руки. – Прости, что посмеялся. – Брайсон кусает нижнюю губу. – Я смеялся не над тем, что ты гей. Думаю, ты просто меня напугал, пригласив на свидание.
– Уверен, были и другие, кто подумывал об этом. – Я вспоминаю разговор Донни и Прии об Эрике. – Думаю, я просто их опередил.
– Что заставило тебя сделать это?
– Ты поверишь мне, если я скажу, что сам не знаю? Все получилось спонтанно. А когда ты засмеялся, я понял, что не хочу, чтобы ты думал, будто это шутка. Но, полагаю, я уже израсходовал всю свою смелость. Может, на несколько жизней вперед. – Я поворачиваюсь к нему. – Так что не рассказывай никому обо мне.
– Не буду, – обещает Брайсон. И что-то в его взгляде заставляет меня поверить. – Расскажешь всем, когда будешь готов. Это будет наш секрет.
– Это? – Похоже, что он говорит не только об этой беседе.
– Наши отношения на этой неделе. – Между нами виснет молчание, и Брайсон спешит его заполнить: – Я имею в виду, если ты захочешь встречаться со мной следующие пять дней. – Он трет затылок. – Решать тебе. Я не давлю.
– Ты правда будешь встречаться со мной? Ты так спокойно говоришь о том… что мы будем «встречаться» целую неделю. Два парня.
– Когда ты меня только пригласил, я правда подумал, что ты шутишь, но когда ты сказал, что это не так, я был шокирован. Парень никогда не приглашал меня на свидание. И полагаю, в правилах об этом ничего не сказано. – Брайсон занимает руки, начиная распутывать гирлянды. Они были импровизированными звездами, которыми любовалась наша Офелия, пока читала любовное письмо от Гамлета.
– Ты был там, когда мы заключили пари, – говорит Брайсон. – Все предположили, что оно распространяется на девчонок. А сказано было просто: «первый человек, который меня пригласит». Я размышлял о причине, по которой нам нельзя было бы встречаться. И эта причина какая-то дерьмовая. Ты пригласил меня, и я говорю «да», как и обещал. Таково пари. Я… я правда верю, что любовь есть любовь. И если я в это верю, то должен согласиться… понимаешь? – Он прекращает работу и смотрит на меня. – Разумеется, решать тебе. Дай знать, что надумаешь.
– А что, если Шэннон тебя пригласит? Она настроена очень… решительно.
– Ты тоже это заметил? – спрашивает Брайсон, и я киваю. – Что ж, я скажу ей, что кое-кто ее опередил. – Брайсон пожимает плечами. – Это справедливо. Таковы правила игры.
Я помню, как Прия однажды сказала, что Брайсон отказался от места в стартовом составе команды, которое ему предложили вернуть после травмы. Он порвал связки, а его замена хорошо справлялась, поэтому он настоял, что посидит на скамье запасных несколько игр, пока честно на тренировках не заработает свое место обратно. Именно поэтому его единогласно выбрали капитаном в этом году. Брайсон определенно верит в справедливость.
– Спасибо, – искренне говорю я.
Сама мысль о том, что Брайсон будет встречаться со мной следующие пять дней, похожа на какую-то сумасшедшую фантазию. Уму непостижимо, что самый популярный парень в академии Фэйрвейл согласился на это – даже если наши отношения ненастоящие. Такое обычно не случается с парнями вроде меня.
Мы работаем в тишине. Мой мозг кипит, пока я перебираю коллекцию масок ручной работы из маскарадной сцены в нашей трактовке «Гамлета». Я нахожу маску шута, которую сделал сам.
Весьма поэтично, что я держу все эти маски в руках тогда, когда впервые снял собственную. Она плотно сидела на моем лице с тех самых пор, как я осознал, что мне нравятся мальчики. Мне было тринадцать, и я был влюблен в Колби Мэттьюса, президента нашего класса.
Все произошло неожиданно. Однажды я поймал себя на мысли, что пялюсь на него. Мне нравилось, как он морщил нос, чтобы поправить очки. Когда он улыбался мне, мое сердце билось чаще. А когда мы разговаривали, я весь потел и краснел. Тогда я и понял, что гей. Я помню, как расстроился от этого осознания, потому что прошло уже три года с того момента, как общество научило меня, что быть геем ненормально.
Когда мне было десять, я слышал, как пастор в нашей церкви осуждал гомосексуальность. В то время я не знал, что его проповедь окажет на меня влияние. Теперь я понимаю, что пастор говорил о том, что я проведу вечность в аду из-за того, что не в силах контролировать.
Звенит звонок, и наше наказание подходит к концу.
– Встретимся на парковке после уроков? – спрашивает Брайсон, поднимая свой рюкзак. Мое сердце пропускает удар. Такой вопрос обычно задают перед дракой, и на секунду я представляю, как мы с Брайсоном встречаемся в поединке. Первый и единственный раз, когда я кого-то ударил, был в детском саду, когда пацан, сидевший рядом со мной, сожрал мой синий карандаш. За исключением того случая моя характеристика чиста. И я надеялся продолжать в том же духе.
– Что? – Мой голос превращается в писк, и я слишком поздно откашливаюсь. – Зачем?
Брайсон поправляет свой галстук и заправляет рубашку. Я, не мигая, наблюдаю за каждым его движением. Он замирает, заметив панику на моем лице.
– Мы планировали встретиться по поводу нашего задания, помнишь?
Уже нет. Между нами столько всего произошло, что кажется, будто утро было так давно.
– Точно, – говорю я и облегченно выдыхаю. С чего я взял, что он мне угрожает? – Тогда встретимся после уроков.
Прежде чем уйти, Брайсон поворачивается ко мне.
– Я сказал правду, когда пообещал, что сохраню твой секрет, – говорит он. – Ты можешь доверять мне, Кай. Честно.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?