Текст книги "Создатели искусственного гения. О бунтарях, которые наделили интеллектом Google, Facebook и весь мир"

Глава 6
Амбиции. «Давайте развернемся по-настоящему»

Для Алана Юстаса приобретение DNNresearch было только началом. Как руководитель инженерного подразделения Google, он намеревался добиться господства на мировом рынке исследований глубокого обучения – или, по крайней мере, приблизиться к этой цели. Ларри Пейдж, генеральный директор, объявил эту задачу приоритетной несколькими месяцами ранее, когда все руководство Google собралось на стратегическое совещание на одном из островов (неизвестно на каком) в южной части Тихого океана. Глубокое обучение вот-вот изменит положение дел в этом секторе, сказал Пейдж своим помощникам, и компании Google нужно постараться добраться туда первой. «Давайте развернемся по-настоящему», – сказал он. Юстас был единственным из собравшихся, кто действительно понимал, о чем шла речь. «Они все стушевались, – вспоминает Юстас, – кроме меня». И тогда Пейдж предоставил Юстасу полную свободу действий, чтобы он перетащил в Google всех ведущих специалистов в этой все еще крошечной области исследований – потенциально сотни новых сотрудников. Хинтона, Суцкевера и Крижевского из Университета Торонто он уже заманил. И вот теперь – в последние дни декабря 2013 года – он летел в Лондон, чтобы начать переговоры о покупке DeepMind.

Основанная примерно в то же самое время, что и Google Brain, компания DeepMind была с самого начала устремлена к высочайшей цели. Ее основатели намеревались создать, как они это называли, «искусственный интеллект общего назначения» (AGI), то есть технологию, способную делать все, что может сделать человеческий мозг, – только лучше. Пускай путь к конечной цели займет годы, десятилетия, а то и столетия, но основатели этой крошечной компании не сомневались в том, что однажды эта цель все же будет достигнута, и, подобно Эндрю Ыну и другим оптимистично настроенным исследователям, верили, что многие из тех идей, что разрабатывались в различных научно-исследовательских лабораториях, включая лабораторию Хинтона в Университете Торонто, были мощной отправной точкой. Поэтому они тоже присоединились к торгам за фирму Хинтона, и, хотя карманы у них были не такие глубокие, как у их основных конкурентов, они смогли привлечь в свои ряды, пожалуй, самую славную когорту молодых разработчиков ИИ – даже по сравнению со стремительно разраставшейся командой Google Brain. Все это привело к тому, что потенциальный охотник сам стал объектом охоты со стороны крупнейших конкурентов Google: Facebook и Microsoft. Поэтому у Юстаса были все основания торопиться. Он, Джефф Дин и еще двое «гуглеров» планировали провести два дня в офисе DeepMind на Рассел-сквер в центре Лондона, чтобы оценить технические и человеческие ресурсы лаборатории. Они рассчитывали на то, что к ним присоединится еще один новоиспеченный «гуглер» – Джефф Хинтон. Но когда Юстас предложил Хинтону принять участие в их трансатлантической разведывательной вылазке, тот вежливо отказался, сославшись на свою спину. В самолетах его заставляют садиться в кресло во время взлета и посадки, сказал он, а садиться ему противопоказано. Если проблема только в этом, сказал Юстас Хинтону, то он найдет решение.

Юстас был не только инженером. Всегда подтянутый, с прямой спиной, в очках без оправы, он был еще пилотом, скайдайвером и искателем острых ощущений и любые свои приключения подготавливал с той же холодной рассудительностью и основательностью, с какой создавал компьютерные чипы. Пройдет немного времени, и он установит мировой рекорд¹⁴³, прыгнув в скафандре с воздушного шара, парящего в стратосфере в двадцати пяти милях над Землей. А еще недавно он в компании с другими скайдайверами прыгнул с парашютом с реактивного самолета «Гольфстрим» – чего еще никто никогда не делал, – и это навело его на мысль. Чтобы они могли совершить прыжок, кто-то должен был открыть дверь в задней части самолета, и, чтобы сразу же не погибнуть, полетев кувырком на тот свет, они облачились в альпинистские страховочные привязи, оснащенные двумя длинными черными ремнями, которые были прицеплены к металлическим кольцам на стенках внутри самолета. Если компания Google арендует частный самолет, подумал Юстас, они смогут обвязать Хинтона страховочными ремнями, уложить на импровизированную койку, прикрепленную к полу, и ремнями прицепить к стенкам салона. Именно так они и сделали. Они вылетели в Лондон на частном «Гольфстриме», где Хинтон, привязанный двумя ремнями, лежал на двух сиденьях с полностью опущенными спинками. «Все были довольны мной, – говорит Хинтон. – Ведь это благодаря мне они летели на частном, а не на рейсовом самолете».

Этот частный «Гольфстрим», базирующийся в Сан-Хосе, штат Калифорния, часто сдавался в аренду Google и другим технологическим гигантам из Кремниевой долины, и для каждого арендатора летный экипаж менял схему освещения в салоне – в соответствии с цветами корпоративного логотипа. Когда «гуглеры» поднялись на борт в один из декабрьских воскресных дней 2013 года, освещение было в сине-красно-желтых тонах. Хинтон не был уверен, что приготовленные страховочные ремни гарантируют личную безопасность, но, по крайней мере, они не дали ему сорваться с импровизированной кровати и навалиться на сидевших впереди коллег во время взлета и посадки. Вечером они приземлились в Лондоне, а на следующее утро Хинтон переступил порог DeepMind.

* * *

За DeepMind стояло несколько выдающихся умов. Двое из них, Демис Хассабис и Дэвид Сильвер, вместе учились в Кембридже, но впервые их пути пересеклись на юношеском шахматном турнире в родном городе Сильвера на восточном побережье Англии. «Я узнал Демиса раньше, чем он узнал меня¹⁴⁴, – говорит Сильвер. – Он приехал в наш город, выиграл турнир и уехал». Сын сингапурской китаянки и киприота-грека, державшего магазин игрушек в северной части Лондона, Хассабис в свое время занимал второе место в мировом рейтинге шахматистов в возрастной категории до четырнадцати лет145. Но его таланты не ограничивались шахматами. Он с отличием окончил Кембридж по специальности «Информатика» и добивался выдающихся успехов в любых интеллектуальных играх. В 1998 году, в возрасте двадцати одного года, он принял участие в чемпионате мире по интеллектуальному пятиборью (Pentamind), проходившем в лондонском Королевском фестивальном зале, в котором игроки со всего мира соревновались в пяти дисциплинах – шахматы, го, скрэббл, нарды и покер. Хассабис стал чемпионом с первой попытки. За последующие пять лет он одержал победу еще четыре раза. В тот год, когда он не выиграл, он не участвовал. «Несмотря на присущий интеллектуальным видам спорта ореол изысканности, борьба там идет нешуточная – как и в любом другом виде спорта, – написал он в своем онлайн-дневнике¹⁴⁶ после того, как стал двукратным чемпионом. – Все как везде. Попытки деморализации соперника обидными замечаниями, попытки жульничества – это в порядке вещей. На юношеских шахматных турнирах, которые я посещал, под столами устанавливают деревянные перегородки, не дающие соперникам пинать друг друга ногами. Джефф Хинтон позже говорил, что Хассабис мог претендовать на звание величайшего интеллектуального игрока всех времен, и многозначительно добавлял, что в этом проявляется не только его могучий интеллект, но также его непоколебимая воля к победе. После успеха в Pentamind Хассабис выиграл командный чемпионат мира по Diplomacy¹⁴⁷, настольной игре, сюжет которой разворачивается в Европе накануне Первой мировой войны. Здесь лучшие игроки полагаются на свои аналитические и стратегические навыки шахматной игры, а также проявляют хитрость, необходимую для того, чтобы успешно вести переговоры, проталкивать свои интересы и тихой сапой прокладывать себе путь к победе. «У него есть три качества, – говорит Хинтон. – Он очень умен, азартен и обаятелен в общении. Это опасное сочетание».

У Хассабиса было две страсти. Одной из них была разработка компьютерных игр. Во время академического отпуска он помогал знаменитому британскому разработчику Питеру Молинье в работе над игрой Theme Park, где игроки создают огромную виртуальную имитацию парка развлечений с колесом обозрения и американскими горками. Игра разошлась тиражом примерно в 10 миллионов экземпляров, став источником вдохновения для совершенно новой категории игр – Sims, в которых виртуально воссоздаются какие-то части физического мира, – и в значительной мере предвосхитив методы разработки ИИ основателями DeepMind и их подражателями. Искусственный интеллект как раз и был второй страстью Хассабиса. Он верил, что однажды создаст машину, способную имитировать человеческий мозг.

В Дэвиде Сильвере, который тоже учился в Кембридже, он нашел родственную душу. По окончании университета они основали компанию по разработке компьютерных игр¹⁴⁸, получившую название Elixir. Когда Хассабис занимался в Лондоне созданием этого стартапа, он постоянно вел онлайн-дневник¹⁴⁹, посвященный преимущественно внутренней жизни компании. Этот дневник был, конечно, инструментом пиара и рекламы – способом вызвать интерес к его компании и выпускаемым ею играм, – но автор местами отваживался быть предельно откровенным, и в его записях одновременно просматриваются обаяние ботана, хитроумие и железная воля к победе. Однажды он поведал о переговорах с Eidos¹⁵⁰, крупным британским издательством, которое согласилось распространять первую игру, созданную компанией Elixir. По словам Хассабиса, для разработчика игр жизненно важно¹⁵¹ добиться глубокого чувства доверия в отношениях с издателем, и он думал, что ему это удалось. Но когда это долгое совещание в лондонском офисе Eidos завершилось¹⁵², Иэн Ливингстон, председатель правления издательства, который позже будет удостоен Ордена Британской империи за его заслуги перед экономикой Великобритании, указал Хассабису на стол для настольного футбола, расположенный в другом конце комнаты, и предложил сразиться. Хассабис подумал было¹⁵³, не следует ли ему поддаться в игре – просто чтобы порадовать своего издателя, – но затем решил, что, нет, он постарается во что бы то ни стало победить. «Иэн неплохой игрок¹⁵⁴ – говорят, он вместе со Стивом Джексоном был чемпионом Халлского университета в парном разряде, – но я оказался в сложной ситуации, – писал в своем онлайн-дневнике Хассабис. – Достойно проиграть председателю Eidos (уступив его превосходящим навыкам игры) было бы просто счастливым билетом. Но есть черта, которую нельзя переходить. В конце концов, игра есть игра. Я выиграл со счетом 6:3».

В своем дневнике Хассабис писал не только о делах Elixir, но, казалось, и в будущее заглядывал. Уже первая запись начинается¹⁵⁵ с рассказа о том, как он сидит дома в мягком кресле и слушает музыкальную композицию из фильма «Бегущий по лезвию» (двенадцатый трек, «Слезы под дождем», на непрерывном повторе). Как Стэнли Кубрик в конце 1960-х вдохновил молодого Яна Лекуна, так же и этот научно-фантастический фильм Ридли Скотта, сразу же ставший классикой жанра, где властолюбивый ученый и его корпорация создают машины, которые ведут себя в точности как люди, завладел воображением молодого Хассабиса в начале 1980-х. Когда мелких разработчиков видеоигр начали активно вытеснять с рынка и Хассабису пришлось свернуть Elixir, он решил создать другой стартап, который будет гораздо более амбициозным, чем предыдущий, и позволит ему вернуться к своим корням – к нейробиологии и научной фантастике. Итак, в 2005 году он решил создать компанию, которая сможет искусственно воссоздать человеческий разум.

Он понимал, что ему потребуются годы, прежде чем он сможет сделать хотя бы первый шажок в этом направлении. Прежде чем приступить к реальному созданию компании, он поступил в аспирантуру Университетского колледжа Лондона (УКЛ) по специальности «Нейробиология», надеясь лучше понять устройство и работу мозга, прежде чем пытаться его моделировать. Дэвид Сильвер тоже вернулся за парту¹⁵⁶, но не как нейробиолог. Он стал изучать смежную дисциплину – искусственный интеллект – в Университете Альберты в Канаде. То, что их научные специализации сначала разошлись, чтобы вскоре снова сойтись в DeepMind, указывало на тесную связь между нейробиологией и искусственным интеллектом, по крайней мере, для тех ученых, которые добились за эти годы наибольших подвижек в разработке ИИ. Никто не мог по-настоящему понять мозг, и никто не мог воссоздать его, но некоторые верили в то, что эти два направления в конечном счете влияют друг на друга. Хассабис называл эту взаимозависимость «добродетельным кругом».

В УКЛ он изучал взаимосвязь памяти и воображения в мозге человека. В одной из работ он изучал примеры людей с посттравматической амнезией¹⁵⁷, которые не могли вспомнить прошлое, и показал, что при этом они изо всех сил пытаются представить себя в новых ситуациях, таких как посещение торгового центра или поездка на морской курорт. Распознавание, запоминание и воссоздание в памяти образов как-то связано с их созданием. В 2007 году Science¹⁵⁸, один из ведущих научных журналов мира, назвал его исследование одним из десяти важнейших научных прорывов года. Но это была всего лишь еще одна ступенька. Защитив диссертацию, Хассабис поступил в постдокторантуру в Gatsby Unit, лабораторию УКЛ, область исследований которой находилась на пересечении нейробиологии и ИИ. Она была основана профессором Джеффом Хинтоном при финансовой поддержке Дэвида Сейнсбери, британского магната, владельца супермаркетов.

Хинтон покинул свой новый пост всего через три года и вернулся к своей профессорской должности в Торонто, когда Хассабис все еще возглавлял компанию по разработке игр. Пройдет несколько лет, прежде чем они встретятся, и то лишь мимолетно. В Gatsby у Хассабиса был коллега по имени Шейн Легг – у них был общий научный руководитель, и они вместе проводили исследования. В то время, как он позже вспоминал, искусственный интеллект общего назначения еще не стал темой, которую бы серьезные ученые обсуждали вслух, даже в таком месте, как Gatsby. «Всерьез это никто не воспринимал, – говорит он. – Если бы вы заговорили с кем-нибудь об AGI, вас сочли бы в лучшем случае чудаком, а в худшем – шарлатаном и неучем». Но Легг, новозеландец по происхождению, который изучал информатику и математику, а в свободное время увлекался бальными танцами, вполне разделял взгляды Хассабиса. Он мечтал о создании сверхразума – технологии, которая могла бы затмить способности человеческого мозга, – хотя и тревожился о том, что такие сверхразумные машины могут однажды стать угрозой для будущего человечества. Сверхразум, писал он в своей диссертации¹⁵⁹, может доставить человечеству небывалые богатства и возможности – но в случае реализации «кошмарного сценария» может поставить под угрозу само существование рода человеческого. Даже если есть лишь крошечная возможность¹⁶⁰ создания сверхразума, полагал он, исследователи должны учитывать возможные последствия этого. «Если исходить из того, что роль по-настоящему умных машин¹⁶¹ в жизни людей, вероятно, будет весомой и что существует хотя бы небольшая вероятность того, что это осуществится в обозримом будущем, то имеет смысл попытаться подготовиться к этому заранее. Если мы будем дожидаться момента, когда вероятность скорого появления умных машин станет достаточно высокой, тогда уже будет слишком поздно обсуждать связанные с этим проблемы и вопросы, – писал он. – Нам нужно серьезно работать над этим уже сейчас». Он верил в то, что сам человеческий мозг послужит моделью для создания сверхразума, и именно это привело его в лабораторию Gatsby. «Мне казалось совершенно естественным пойти именно туда», – говорит он. Ведь именно здесь он имел возможность исследовать то, что он называл «взаимосвязью между человеческим мозгом и машинным обучением».

Когда годы спустя Джеффа Хинтона попросили рассказать о Шейне Легге, он сравнил его с Демисом Хассабисом: «Он не такой умный, не такой азартный и не такой обаятельный в общении, но это можно сказать практически о каждом». При всем том и в последующие годы идеи Легга по своей авторитетности и влиятельности не уступали идеям его более именитого партнера.

Амбиции у Хассабиса и Легга были одинаковые. Они хотели, по их словам, «разгадать тайны разума». Но они разошлись во взглядах на то, как этой цели лучше добиться. Легг предлагал идти по научной стезе, в то время как Хассабис считал, что у них нет другого выбора, кроме как заниматься бизнесом, настаивая на том, что это единственный способ добыть ресурсы, которых им очень много понадобится для решения такой экстремально сложной задачи. Он хорошо знал академический мир, но и мир бизнеса – благодаря Elixir – он знал не хуже. Он не хотел создавать стартап ради стартапа. Он хотел создать компанию, нацеленную конкретно на осуществление тех долгосрочных исследований, которые их интересовали. Они смогут собрать гораздо больше финансовых средств от венчурных капиталистов, чем могли бы рассчитывать получить в качестве грантов для научной деятельности, уговаривал он Легга, и это позволит им обзавестись самыми современными техническими средствами, которыми не обладают даже лучшие университеты. Легг, в конце концов, согласился. «Но в Gatsby мы о своих планах никому не сообщали, – говорит Хассабис. – Все бы решили, что мы сошли с ума».

За год работы в постдокторантуре они сблизились с предпринимателем и общественным активистом по имени Мустафа Сулейман. Когда они втроем решили основать DeepMind¹⁶², именно Сулейман стал финансовым мозгом новой компании, ответственным за получение доходов, необходимых для продолжения исследований.

Компания DeepMind была основана осенью 2010 года, и ее название – признательный кивок как глубокому обучению, так и нейробиологии – а еще и суперкомпьютеру Deep Thought, который нашел ответ на «главный вопрос жизни» в английском научно-фантастическом романе «Автостопом по Галактике». Хассабис, Легг и Сулейман отстаивали каждый свою собственную точку зрения на компанию, которая была устремлена в дальние дали AGI и одновременно занималась решением насущных проблем на ближайшую перспективу, при этом открыто выражая озабоченность по поводу угроз, таящихся в этой технологии как в настоящем, так и в будущем. Их стратегической целью – декларируемой в первой строке их бизнес-плана – было создание искусственного интеллекта общего назначения. Но в то же время они говорили всем, кто готов был их слушать, включая потенциальных инвесторов, что эти исследования могут быть опасными. Они заявляли, что никогда не поделятся своими технологиями с военными, и предупреждали, что сверхразум может стать угрозой для существования человечества (о чем Легг писал еще в своей диссертации).

Поддержкой своего самого важного инвестора они заручились еще до того, как компания была основана. Последние несколько лет Легг посещал ежегодные собрания футуристов, получившие название «Саммит сингулярности». «Технологическая сингулярность» – это (гипотетический) момент, когда технологии совершенствуются до такой степени, что выходят из-под человеческого контроля. Учредители этой крохотной конференции принадлежали к эклектичной группе ученых-маргиналов, предпринимателей и зевак, которые верили в то, что этот момент близок. Их интересовал не только искусственный интеллект, но и технологии продления жизни, исследования стволовых клеток и другие разрозненные направления футуризма. Одним из основателей этого движения был философ и эксперт-самоучка по имени Элиезер Юдковский, который познакомил Легга с идеей сверхразума в начале 2000-х, когда они вместе работали в нью-йоркской компании Intelligenesis. Но из участников этого движения главным объектом внимания со стороны Хассабиса и Легга был не он, а Питер Тиль.

Летом 2010 года Хассабис и Легг договорились выступить на Саммите сингулярности¹⁶³, зная, что каждый докладчик будет приглашен на частную вечеринку в таунхаус Тиля в Сан-Франциско. Тиль был частью команды основателей PayPal, онлайнового платежного сервиса, а впоследствии приобрел еще большую известность – и еще большее состояние – в качестве одного из самых первых инвесторов, вложившихся в Facebook, LinkedIn и Airbnb. Если им удастся попасть к нему домой, они смогут представить ему свою компанию и заручиться его инвестициями. У Тиля были не только деньги, но и определенные наклонности. Он был человеком, который охотнее верил в разного рода экстремальные идеи, чем любой венчурный капиталист Кремниевой долины. В конце концов, он даже Саммит сингулярности финансировал. В последующие годы он, в отличие от многих магнатов Кремниевой долины, будет активно поддерживать Дональда Трампа – как накануне, так и после президентских выборов 2016 года. «Нам нужен был человек достаточно сумасшедший, чтобы финансировать компанию, занимающуюся разработкой AGI, – говорит Легг. – Он всегда и во всем был (и остается) белой вороной, все делает наперекор большинству. И поскольку в нашем случае большинство наши планы не поддерживало, мы надеялись, что его дух противоречия сыграет нам на руку».

В первый день конференции, проходившей в одном из отелей в центре Сан-Франциско, Хассабис выступил с утверждением, что лучший способ создать искусственный интеллект – моделирование работы мозга. Он называл это «биологическим подходом»¹⁶⁴: когда инженеры разрабатывают технологии – будь то нейронные сети или какая-то другая электроника – по образу и подобию человеческого мозга. «Мы должны сосредоточиться на алгоритмическом уровне мозга¹⁶⁵, – сказал он, – извлекая те представления и те алгоритмы, которые мозг использует для решения тех же самых проблем, которые мы хотим решить с помощью AGI». Это должно было стать одним из столпов будущего здания DeepMind. Выступивший днем позже Шейн Легг описал второй столп. Он заявил, что разработчикам искусственного интеллекта нужны определенные критерии¹⁶⁶ оценки достигнутого ими прогресса. Иначе они не поймут, верной ли дорогой идут¹⁶⁷. «Мне нужно знать, куда мы движемся¹⁶⁸, – сказал он. – Нам нужно концептуальное понимание того, что такое интеллект, и нам нужен способ его измерения». Хассабис и Легг не просто так распинались о том, на каких принципах будет основываться их новая компания. Их выступления были, в первую очередь, способом добраться до Тиля.

Таунхаус Тиля стоял на Бейкер-стрит, выходя окнами на кишащий лебедями пруд, по другую сторону которого раскинулся похожий на старинный замок Дворец изящных искусств, возведенный примерно сто лет назад для всемирной выставки. Когда Хассабис и Легг переступили порог дома и вошли в гостиную, они первым делом увидели шахматную доску. Все фигуры стояли на своих местах – белые напротив черных, – приглашая желающих сыграть. Сначала они нашли Юдковского, который и познакомил их с Тилем. Но они не стали сразу же рассказывать ему о своей компании. Вместо этого Хассабис заговорил о шахматах¹⁶⁹. Он сказал Тилю, что он тоже заядлый шахматист¹⁷⁰, и они обсудили непреходящие достоинства этой древней игры. Интерес к шахматам не ослабевает на протяжении многих веков¹⁷¹, говорил Хассабис, благодаря присущему этой игре извечному противостоянию слона и коня, у каждого из которых есть свой набор сильных и слабых сторон. Тиль был настолько очарован этой беседой, что пригласил обоих мужчин прийти на следующий день, чтобы они могли подробнее рассказать о себе и своей компании.

Когда они вернулись на следующее утро, Тиль встретил их в спортивной форме, мокрый от пота после ежедневной тренировки. Дворецкий принес ему диетическую колу, после чего они сели за стол. Говорил в основном Хассабис. Он стал объяснять, что он не просто геймер, а нейробиолог, что они разрабатывают AGI по образу человеческого мозга, что намерены начать этот долгий поиск с систем, которые обучаются играть в игры, и что продолжающийся экспоненциальный рост вычислительной мощности компьютеров в глобальном масштабе позволит этим технологиям покорять всё новые и новые высоты. Эта презентация удивила даже привыкшего верить во всякие чудеса Питера Тиля. «Не слишком ли радужные перспективы?» – спросил он. Но диалог продолжался – и в этот день, и затем на протяжении еще нескольких недель, – и не только с самим Тилем, но и с его партнерами по венчурной фирме Founders Fund. В конечном счете главным возражением со стороны Тиля было не то, что компания была слишком амбициозна, а то, что она базировалась в Лондоне. В этих обстоятельствах ему будет труднее следить за своими инвестициями, а для венчурных капиталистов Кремниевой долины это всегда важный вопрос. Тем не менее он вложил 1,4 миллиона фунтов стерлингов¹⁷², что позволило собрать в общей сложности 2 миллиона фунтов посевного капитала, которые положили начало DeepMind. В последующие месяцы и годы в игру включились другие крупные инвесторы, в том числе Илон Маск, воротила Кремниевой долины, который наряду с Тилем участвовал в создании PayPal, а затем создал компанию SpaceX по производству космических ракет и компанию Tesla по производству электромобилей. «Это определенное сообщество, – говорит Легг, – и он был одним из миллиардеров, решивших вложить некоторую сумму денег».

С той поры компания DeepMind стала расти как снежный ком. Хассабис и Легг привлекли Хинтона и Лекуна в качестве технических советников, и в стартап быстро потянулись многие перспективные исследователи, включая Влада Мниха, который учился у Хинтона в Торонто, Корая Кавукчуоглу, который работал под руководством Лекуна в Нью-Йорке, и Алекса Грейвса, который учился у Юргена Шмидхубера в Швейцарии, а потом поступил в постдокторантуру к Хинтону. Как и было сказано Питеру Тилю, отправной точкой стали игры. Игры были испытательным полигоном для искусственного интеллекта с 1950-х годов, когда были созданы первые роботы-шахматисты¹⁷³. Поворотным моментом ученые называли 1990 год¹⁷⁴, когда удалось создать компьютерную программу Chinook, обыгравшую лучшего в мире игрока в шашки. Семь лет спустя суперкомпьютер Deep Blue от IBM обыграл шахматного гроссмейстера Гарри Каспарова. А в 2011 году другой IBM’овский компьютер, Watson¹⁷⁵, победил в телевикторине с вопросами из области общих знаний Jeopardy!, где его соперниками были два лучших игрока всех времен. И вот теперь команда разработчиков из DeepMind, возглавляемая Мнихом, приступила к созданию системы, которая могла бы играть в старые аркадные видеоигры от Atari, включая такие классические игры 1980-х, как Space Invaders, Pong и Breakout. Хассабис и Легг были непреклонны в том, что искусственный интеллект должен развиваться таким образом, чтобы можно было точно измерять его прогресс, – отчасти потому, что это поможет следить за потенциальными угрозами. Игры обеспечивали эту возможность. Очки, зарабатываемые компьютером, были абсолютной величиной. Результаты были неоспоримые. «Так мы водружаем наши флаги, – говорит Хассабис. – Куда нам двигаться дальше? Где наш следующий Эверест?» Кроме того, искусственный интеллект, хорошо играющий в различные игры, служил очень хорошей демонстрацией возможностей. Благодаря таким демонстрациям удается с выгодой продавать программные продукты – а иногда и целые компании. К началу 2013 года это стало очевидным и неоспоримым фактом.

В игре Breakout у игрока есть маленькая ракетка, с помощью которой он отбивает мяч, отскакивающий от стены цветных кирпичиков. Когда вы попадаете в кирпичик, он рассыпается, и вы выигрываете несколько очков. Но стоит вам несколько раз промахнуться по отскочившему мячу, игра заканчивается. В DeepMind Мних и его коллеги построили глубокую нейронную сеть, которая изучала все нюансы игры в Breakout путем множественных проб и ошибок, делая сотни попыток и внимательно отслеживая, какие движения оказываются удачными, а какие нет: этот метод называют «обучением с подкреплением». Эта нейронная сеть смогла освоить игру¹⁷⁶ чуть более чем за два часа. За первые тридцать минут она усвоила основные движения – направляться к мячу и отбивать его в сторону кирпичной стены, – хотя еще не овладела ими. Через час она была уже достаточно искусной, чтобы отбивать мяч каждый раз и набирать очки с каждым ударом. А через два часа система выучила трюк, который вообще «взламывал» игру. Она отбивала мяч за кирпичную стену, где он попадал в почти замкнутое пространство и мог скакать туда-сюда, разбивая кирпич за кирпичом и зарабатывая очко за очком и при этом не возвращаясь к ракетке. Таким образом, система в конечном счете научилась играть с нечеловеческой скоростью и точностью.

Вскоре после того, как Мних и его команда создали эту игровую систему, компания DeepMind отправила видеодемонстрацию инвесторам из Founders Fund, в том числе Люку Носеку. Наряду с Питером Тилем и Илоном Маском Носек получил первоначальную известность как участник группы создателей PayPal – так называемой «мафии PayPal». Как сам Носек впоследствии рассказывал одному из своих коллег, вскоре после получения от DeepMind видео с играющим в классические аркадные игры искусственным интеллектом: они с Илоном Маском летели на частном самолете и вместе смотрели видео и обсуждали DeepMind, и их разговор услышал еще один миллиардер из Кремниевой долины, оказавшийся в том же самолете, – Ларри Пейдж. Именно так Пейдж узнал о компании DeepMind и начал обхаживать ее, и кульминацией этого обхаживания стал его прилет в Лондон. Пейдж хотел купить стартап уже на этой ранней стадии. Хассабис не был к этому готов. Ему всегда хотелось иметь свою собственную компанию. По крайней мере, так он говорил своим подчиненным. Он утверждал, что DeepMind останется независимой компанией на протяжении следующих двадцати лет, если не дольше.

* * *

Лифт, на котором Хинтон и другие «гуглеры» поднимались на верхний этаж, застрял. Пока они ждали, Хинтон беспокоился, какие чувства может вызвать это досадное происшествие у тех, кто дожидался их в офисах DeepMind, – многих из которых он знал. «Как неловко вышло», – думал он. Когда лифт наконец заработал и «гуглеры» добрались до верхнего этажа, их встретил Хассабис и провел в комнату для совещаний, где стоял длинный стол. Он не столько испытывал неловкость, сколько нервничал, опасаясь раньше времени раскрыть все секретные разработки своей лаборатории перед компанией, которая своими огромными ресурсами могла бы эти разработки резко ускорить. Он не хотел распахивать пресловутое кимоно, пока не был уверен, что хочет продать свою компанию – и что Google хочет ее купить. Когда все собрались в конференц-зале, он выступил с речью, в которой рассказал о миссии DeepMind. Затем несколько сотрудников DeepMind раскрыли по крайней мере часть тех исследований, которыми занималась лаборатория, как в теоретической, так и в практической плоскости. Гвоздем программы стал Влад Мних со своей машиной, играющей в Breakout.