Текст книги "Создатели искусственного гения. О бунтарях, которые наделили интеллектом Google, Facebook и весь мир"

Пока Мних демонстрировал свой проект, измученный Джефф Хинтон лежал на полу рядом со столом, за которым сидели все остальные. Время от времени Мних замечал, как Хинтон поднимает руку, когда хочет задать вопрос. Совсем как в Торонто, когда они были там вместе, думал Мних. Когда демонстрация закончилась, Джефф Дин поинтересовался, действительно ли речь идет о том, что система обучается играть в Breakout. Мних подтвердил. Система усваивает и закрепляет определенные игровые стратегии, потому что они приносят наибольшее вознаграждение – в данном случае наибольшее количество очков. Этой методикой – обучением с подкреплением – в Google предметно не занимались, но именно это было основным направлением исследований в DeepMind. Шейн Легг увлекся этой концепцией после того, как его научный руководитель в постдокторантуре опубликовал статью, в которой утверждалось, что примерно так же работает человеческий мозг. Компания привлекла длинный список исследователей, которые специализировались на этой идее, включая Дэвида Сильвера. Именно обучение с подкреплением, по мнению Алана Юстаса, позволило DeepMind построить систему, которая стала первой реальной попыткой создания искусственного интеллекта общего назначения. «Они достигали сверхчеловеческой результативности примерно в половине игр, и в некоторых случаях успех просто поражал воображение, – говорит он. – Машине удавалось выработать стратегию игры, которая обеспечивала просто убийственный результат».

После демонстрации игр Шейн Легг выступил с докладом, основанным на его диссертации, где он описал разновидность программных агентов, или ботов, которые способны учиться решать новые задачи в любой среде. Влад Мних и его команда создали программы, которые могли обучаться новым правилам поведения в таких играх, как Breakout и Space Invaders, и то, что предложил Легг, было расширением этой деятельности за пределы игровой сферы – в более сложные виртуальные миры, а также и в реальный мир. Подобно тому как бот может научиться ориентироваться в игре Breakout, робот-слуга может научиться ориентироваться в гостиной или беспилотный автомобиль может научиться ориентироваться в населенном пункте. И примерно таким же образом один из таких ботов мог бы научиться ориентироваться в английском языке. Это гораздо более сложные проблемы. Игра – это замкнутая вселенная, где награды четко определены. Есть старт, и есть финиш. Реальный мир намного сложнее, и награды в нем труднее определить, но это тот путь, который компания DeepMind наметила себе. «Диссертация Шейна, – говорит Юстас, – заложила фундамент того, чем они занимались».

Это была цель на далекое будущее, но этот долгий путь складывается из множества маленьких шагов, которые найдут практическое применение в ближайшей перспективе. На глазах у «гуглеров» Алекс Грейвс, американец, выросший в Шотландии, продемонстрировал один из таких «шагов»: систему, которая писала «от руки». Анализируя паттерны, определяющие объект, нейронная сеть может научиться распознавать его. Если она понимает эти паттерны, она также может генерировать изображение этого объекта. Проанализировав базу написанных от руки слов, система Грейвса научилась создавать изображения рукописных слов. Это порождало надежду, что, анализируя фотографии собак и кошек, такая технология могла бы научиться также и генерировать фотографии собак и кошек. Ученые называют это «генеративным моделированием», и это тоже было важной областью исследований в DeepMind.

В то время, когда Google и другие гиганты платили за каждого исследователя сотни тысяч, если не миллионы долларов, компания DeepMind платила таким, как Алекс Грейвс, меньше 100 000 долларов в год. Это было все, что она могла себе позволить. Через три года после своего основания эта крошечная компания все еще не получала дохода. Сулейман и его команда пытались создать мобильное приложение, которое бы, опираясь на искусственный интеллект, помогало пользователям не упустить из виду последние веяния моды – в офисах DeepMind на Рассел-сквер иногда среди разработчиков ИИ можно было заметить редакторов и авторов модных журналов, – а отдельная группа исследователей была близка к тому, чтобы предложить через Apple App Store новую видеоигру, но доллары пока не поступали. В то время как Грейвс и другие ученые рассказывали о своей работе гостям из Google, Хассабис понимал, что нужно что-то менять.

Когда демонстрация закончилась, Джефф Дин попросил у Хассабиса разрешения взглянуть на программные коды. Хассабис сначала возражал, но потом согласился, и Дин сел за компьютер рядом с Кораем Кавукчуоглу, турком по происхождению, который курировал систему Torch, используемую компанией для создания и тренировки своих моделей машинного обучения. Примерно через пятнадцать минут работы с кодом Дин понял, что DeepMind подойдет для Google. «Это явно делали люди, которые знают свое дело, – говорит он. – Я понял, что их культура вполне совместима с нашей». К этому моменту исчезли всякие сомнения в готовности Google приобрести лондонскую лабораторию. Марк Цукерберг и Facebook недавно присоединились к Google, Microsoft и Baidu в их погоне за талантами, но руководство Google было исполнено решимости не уступить лидерство. Хотя Хассабис ранее обещал своим сотрудникам, что DeepMind останется независимой компанией, теперь у него уже не было другого выбора, кроме продажи. Если DeepMind не продать, компания погибнет. «Мы действительно не могли бы соперничать с этими мультимиллиардерами, которые твердо решили переманить к себе наши лучшие кадры, – говорит Легг. – Нам какое-то время удавалось отбивать натиск, но долго мы продержаться не смогли бы». Тем не менее, когда начались переговоры о продаже DeepMind Google, основатели компании постарались хотя бы частично выполнить те обещания, которые Хассабис дал своим сотрудникам. DeepMind уже не могла оставаться независимой не то что двадцать лет, но и три недели, но Хассабис, Легг и Сулейман настояли на том, чтобы их договор с Google включал в себя два условия, отражающие их жизненные принципы и идеалы. Один пункт запрещал Google использовать любые технологии DeepMind в военных целях. Согласно второму условию, компания Google должна была создать независимый совет по этике, который будет контролировать использование технологий AGI, когда они станут реальностью. Некоторые из тех, кто был посвящен в детали соглашения, сомневались в необходимости этих условий, и в последующие годы многие в сообществе исследователей ИИ воспринимали это как попытку руководства DeepMind набить себе цену перед продажей. «Они утверждали, что их технология опасна, а значит, она казалась более могущественной, и они могли просить за нее больше», – говорили злые языки. Но основатели DeepMind были непреклонны в том, что продажа не состоится, если эти требования не будут выполнены, и они продолжали бороться за эти свои идеалы в последующие годы.

Перед тем как подняться на борт «Гольфстрима» в Калифорнии, Хинтон уверял всех, что поедет поездом обратно в Канаду; эта «легенда» была призвана сохранить тайну экспедиции в Лондон. На обратном пути самолет сделал небольшой крюк в Канаду и приземлился в Торонто приблизительно в то самое время, когда должен был прибыть поезд, на котором он якобы ехал. Хитрость сработала. В январе Google объявила о приобретении DeepMind¹⁷⁷, компании из пятидесяти человек, за 650 миллионов долларов. Это был еще один фотофиниш. Им едва-едва удалось опередить компанию Facebook, которая тоже положила глаз на лондонскую лабораторию и предложила каждому из основателей DeepMind вдвое больше денег, чем они получили от Google.

Часть вторая
Кому достанется ИНТЕЛЛЕКТ?

Глава 7
Соперничество. «Привет, это Марк из Facebook»

В конце ноября 2013 года Клеман Фарабе сидел на диване в своей бруклинской квартире и писал программу на ноутбуке, когда зазвонил его айфон. На экране высветилось: «Менло-Парк, штат Калифорния». Ответив на звонок, он услышал: «Привет, это Марк из Facebook». Фарабе работал в лаборатории глубокого обучения при Нью-Йоркском университете. Несколькими неделями ранее с ним связался другой руководитель Facebook – как говорится, ни с того ни с сего, – но звонка от Марка Цукерберга он все равно никак не ожидал. В своей прямолинейной и бесцеремонной манере основатель и генеральный директор Facebook сказал Фарабе, что собирается приехать на конференцию NIPS на озеро Тахо и не могут ли, дескать, они встретиться там и поговорить. До NIPS оставалось меньше недели, и Фарабе не планировал ехать туда в этом году, но он все же согласился встретиться с Цукербергом в пентхаусе отеля-казино Harrah’s за день до начала конференции. Повесив трубку, он поспешил забронировать авиабилет через всю страну и ночлег, но все равно не совсем понимал, что происходит, пока не приехал в Неваду, не вошел в пентхаус отеля Harrah’s и не увидел человека, сидевшего на диване за спиной основателя и генерального директора Facebook. Это был Ян Лекун.

На Цукерберге не было обуви. Следующие полчаса он в одних носках расхаживал взад-вперед по гостиничному номеру, называя ИИ «следующим большим делом» и «следующим шагом для Facebook». Это было за неделю до того, как свита из Google вылетела в Лондон на переговоры с DeepMind. Компания Facebook как раз приступила к созданию собственной лаборатории глубокого обучения, и несколько дней назад они наняли Лекуна, чтобы он возглавил эту лабораторию. Теперь, вместе с Лекуном и еще одним человеком, который находился в номере, техническим директором Facebook Майком Шрепфером, которого все звали просто «Шрепом», Цукерберг набирал кадры для этого нового проекта. Фарабе, ученый родом из Лиона, специализировавшийся на технологиях распознавания изображений и много лет занимавшийся разработкой компьютерных чипов для обучения нейронных сетей, был лишь одним из многих исследователей, посетивших пентхаус Harrah’s, чтобы встретиться с Цукербергом. «Он знал имена всех исследователей, работавших в этой отрасли, и, в сущности, был не прочь нанять их всех», – говорит Фарабе.

В тот вечер «фейсбукеры» устроили частную вечеринку¹⁷⁸ в одном из бальных залов отеля. Когда в этом огромном зале с балконом собрались десятки приглашенных инженеров, компьютерщиков и ученых¹⁷⁹, Лекун объявил, что компания открывает собственную лабораторию искусственного интеллекта на Манхэттене, неподалеку от его офиса в Нью-Йоркском университете. «Это брак, заключенный на небесах¹⁸⁰, иначе именуемых Нью-Йорком», – сказал Лекун и поднял бокал «за Марка и Шрепа». К этому времени компания Facebook успела нанять еще одного профессора Нью-Йоркского университета, чтобы он работал вместе с Лекуном в новой лаборатории, получившей название FAIR (Facebook Artificial Intelligence Research). В скором времени к ним присоединились еще несколько славных имен, в том числе трое ученых, которых удалось переманить из Google. Но что касается Клемана Фарабе, то он, несмотря на давнюю историю отношений с Лекуном, тоже французом, предложение перейти в Facebook в конце концов отклонил. В то время вместе с несколькими другими учеными он занимался созданием новой компании – которую они назвали Madbits и которая тоже относилась к сфере глубокого обучения – и хотел довести это дело до конца. Шесть месяцев спустя, еще до того, как эта крошечная новая компания хотя бы приблизилась к выпуску своего первого продукта, она была перекуплена социальной сетью Twitter, еще одним гигантом Кремниевой долины. Битва за таланты становилась все жарче.

* * *

Территория корпоративной штаб-квартиры Facebook в Кремниевой долине чем-то напоминает Диснейленд. Благодаря постоянной ротации бригад муралистов, скульпторов, шелкографов и других художников каждое здание, комната, каждый коридор и фойе украшены в своей уникальной, порой экстравагантной манере, не менее интересны и своеобразны всевозможные заведения общественного питания, расположенные на территории кампуса – Big Tony’s Pizza в одном углу, The Burger Shack в другом. Ранее в том же году в Корпусе 16, что рядом с Teddy’s Nacho Royale, Марк Цукерберг встретился с основателями DeepMind. Питер Тиль, как один из первых инвесторов DeepMind и одновременно член совета директоров Facebook, был важным связующим звеном между ними. Тем не менее, у Цукерберга не было уверенности в том, как относиться к этому крошечному лондонскому стартапу. Незадолго до этого он уже встречался с основателями еще нескольких других стартапов, обещавшими «искусственный интеллект», как они его понимали, и он не видел, чем таким особенным компания DeepMind выделялась из их числа.

Как только встреча закончилась, инженер Facebook по имени Любомир Бурдев сказал Цукербергу, что то, что они услышали, не просто хвастовство и пустые обещания: у технологии, разрабатываемой Хассабисом и Леггом, действительно есть будущее. «Эти ребята реалисты и свое дело знают», – сказал Бурдев. Специалист по компьютерному зрению Бурдев возглавлял новый проект по созданию сервиса, способного автоматически распознавать объекты на фотографиях и видео, размещаемых в Facebook. После AlexNet, когда он, как и многие другие, понял, что глубокое обучение затмевает собой другие системы, над которыми они работали в течение многих лет, у него уже не было сомнений в том, что нейронные сети привнесут кардинальные перемены в цифровые технологии. DeepMind, сказал он Цукербергу, стоит того, чтобы стать частью Facebook.

В 2013 году это казалось странной идеей. Если говорить о широком IТ-сообществе, то большинство инженеров и руководителей, включая Facebook’овских, даже не слышали о глубоком обучении и, конечно, не понимали растущей важности этой технологии. Ведь компания Facebook в первую очередь была социальной сетью. Она создавала интернет-технологии для того, чтобы пользоваться ими здесь и сейчас, а ИИ общего назначения или любые другие технологии, которые вряд ли стали бы частью реального мира в обозримом будущем, в сферу ее интересов не входили. Девизом компании было: «Действуй быстро и круши», и этот лозунг бесконечно повторялся на плакатах и стенах по всему кампусу Facebook. Ее социальная сеть охватывала уже более миллиарда людей по всему миру, и компания была нацелена на скорейшее расширение и углубление этого сервиса. До недавних пор она не интересовалась разработками, которые были смыслом существования DeepMind, были больше связаны с неторопливым расширением научного знания и не обещали быстрых действий и скорых результатов. Но теперь, когда Facebook превратилась в одну из самых могущественных компаний в мире, Цукерберг был исполнен решимости не отставать от других гигантов – Google, Microsoft, Apple и Amazon – в их погоне за «следующим большим делом».

Так устроен мир высоких технологий. Крупнейшие компании вынуждены вести нескончаемую гонку за очередными инновационными технологиями, о чем бы ни шла речь. Каждая из них стремится добраться до цели первой, и если они видят, что кто-то опережает их, то это лишь подстегивает их стремление достичь желаемого как можно быстрее. Приобретя стартап, основанный Джеффом Хинтоном, компания Google первой из гигантов занялась глубоким обучением. К середине 2013 года Цукерберг решил, что ему тоже это нужно, даже если бороться приходится только за второе место. Неважно, что Facebook – это просто социальная сеть. Неважно, что пока не видно явных применений глубокого обучения в этой социальной сети, кроме как для целевой рекламы и распознавания образов. Неважно, что компания никогда раньше не занималась долгосрочными исследованиями. Цукерберг твердо решил, что и Facebook будет разрабатывать технологии глубокого обучения. И эту работу он поручил человеку, которого все называли Шрепом.

Майк Шрепфер присоединился к Facebook за пять лет до этого, заняв пост главного инженера, после того как Дастин Московиц, сосед Цукерберга по общежитию в Гарварде и соучредитель компании, ушел с этой должности. Он носил очки в черной оправе и коротко стригся под Цезаря – как и сам Цукерберг. Будучи почти на десять лет старше генерального директора Facebook, Шреп являлся ветераном Кремниевой долины и в свое время учился в Стэнфорде – бок о бок с другими ее ветеранами. Руководящего опыта он набрался в должности технического директора компании Mozilla, которая в начале 2000-х годов бросила вызов монополии Microsoft и ее браузеру Internet Explorer. Когда Шреп перешел в Facebook, его основной задачей было заботиться о том, чтобы аппаратное и программное обеспечение, поддерживающее крупнейшую в мире социальную сеть, справлялось со все возрастающими нагрузками, по мере того как число пользователей со ста миллионов человек увеличилось до миллиарда и продолжало расти. Но в 2013 году, когда его повысили до технического директора, его приоритеты изменились. Теперь его задачей было продвигать Facebook в совершенно новых технологических направлениях. «Это один из многих примеров того, как проницательно Марк смотрел в будущее», – говорил впоследствии Шреп. Правда, он умолчал о том, что в Google к этому видению будущего пришли еще раньше.

В конце концов Цукерберг и Шрепфер сделали предложение DeepMind и потерпели неудачу. Хассабис сказал своим коллегам, что он не чувствует никакой химии в отношениях с Цукербергом и не совсем понимает, какие у основателя Facebook планы насчет DeepMind, и что их лаборатория никак не вписывается в корпоративную культуру Facebook, одержимую непрерывным ростом. Но самая большая проблема для Хассабиса, Легга и Сулеймана заключалась в том, что Цукерберг не разделял их этических опасений, связанных с развитием искусственного интеллекта в ближайшей и в отдаленной перспективе. Он отказался принять условие контракта, гарантирующее, что технология DeepMind будет оставаться под контролем независимого совета по этике. «Мы могли бы заработать больше денег, если бы нас интересовали только деньги, – говорит Легг. – Но мы не такие».

Ян Гудфеллоу, ученый из Монреальского университета, который в скором времени станет одним из самых ярких имен в своей области науки, принадлежал к многочисленной когорте исследователей, приглашенных за это время на работу в Facebook, и, когда он, нанеся визит в штаб-квартиру компании, встретился лично с генеральным директором, его даже удивило, как много внимания Цукерберг уделил обсуждению DeepMind. «Наверное, я должен был догадаться, что он подумывал о приобретении этой компании», – говорит Гудфеллоу. Но, предвосхищая то же самое технологическое будущее, что и Google, компания Facebook столкнулась с проблемой курицы и яйца: она не могла привлекать лучших исследователей, потому что у нее не было соответствующей исследовательской лаборатории, а лаборатории не было потому, что не было возможности привлечь лучших исследователей. Выход удалось найти благодаря Марк’Аурелио Рандзато. Бывший профессиональный скрипач из Падуи, Рандзато попал в мир высоких технологий, потому что не мог нормально зарабатывать на жизнь в качестве музыканта и решил переквалифицироваться в звукорежиссера. И этот путь привел его в мир разработчиков искусственного интеллекта. Это худощавый, тихий итальянец учился у Лекуна в Нью-Йоркском университете, а затем у Хинтона в Университете Торонто, став завсегдатаем семинаров по нейронным вычислениям, которые Хинтон организовал в конце 2000-х. Когда была создана лаборатория Google Brain, Эндрю Ын пригласил его туда в числе первых сотрудников. Он был одним из соавторов «Статьи о кошках» и одним из создателей нового голосового помощника для телефонов на базе Android. И вот летом 2013 года ему позвонили из Facebook.

В том же году ежегодная неформальная встреча разработчиков компьютерного зрения из Кремниевой долины (называемая Bay Area Vision Meeting) прошла на территории Facebook. Этот мини-симпозиум был организован Любомиром Бурдевым, инженером Facebook, тем самым, который убеждал Цукерберга купить DeepMind, и, когда кто-то из его коллег из Facebook посоветовал ему кандидатуру Рандзато в качестве основного докладчика, Бурдев договорился встретиться с молодым итальянским ученым за ланчем в штаб-квартире Google, которая располагается примерно в семи милях к югу от кампуса Facebook вдоль автострады 101. Рандзато сначала было предположил, что Бурдев ищет место в Google, но по ходу обеда стало ясно, что инженер Facebook хочет, чтобы Рандзато не просто выступил с докладом на совещании Bay Area Vision, но и перешел в Facebook. Рандзато колебался.

Хотя он не был полностью счастлив в лаборатории Google Brain – ему приходилось тратить больше времени на инженерную работу и меньше на творческие исследования, которые он предпочитал, – переход в Facebook не сулил каких-то улучшений. Там даже лаборатории искусственного интеллекта не было. Но Бурдев не отставал и на протяжении следующих нескольких недель продолжал названивать и писать.

Терзаемый сомнениями, Рандзато позвонил Яну Лекуну, своему прежнему научному руководителю, чтобы поговорить о предложении Facebook. Лекун этого не одобрял. Он сам был в аналогичном положении еще в 2002 году, когда от компании Google, которой тогда было всего четыре года, получил предложение возглавить научно-исследовательский отдел. Он тогда отказался, потому что сомневался в способности компании проводить полноценные исследования (в то время в штате Google было всего около шестисот сотрудников). «Было ясно, что Google на подъеме, но масштабы были еще не те, чтобы компания могла позволить себе проводить серьезные научные исследования», – вспоминал он впоследствии. Кроме того, создавалось впечатление, что компания Google больше сосредоточена на достижении краткосрочных результатов, нежели на долгосрочном планировании. Многие видели в этом одну из сильных сторон компании. Именно это позволило Google всего за шесть месяцев внедрить на телефонах Android свою систему распознавания речи, основанную на глубоком обучении, обогнав Microsoft и IBM и захватив этот очень перспективный рынок. Но такая сосредоточенность на немедленных результатах беспокоила Лекуна тогда, и это же беспокоило его сейчас, когда компания Facebook, казалось, вела себя примерно так же. «Они же не занимаются наукой, – сказал Лекун Рандзато. – Убедитесь, что вы действительно сможете проводить исследования».

Тем не менее Рандзато согласился встретиться с Бурдевым еще раз, на этот раз в штаб-квартире Facebook, и ближе к концу их встречи Бурдев сказал, что есть еще один человек, с которым им нужно поговорить. Они прошли через кампус в другое здание и вошли в конференц-зал со стеклянными стенами, где их ждал Марк Цукерберг. Несколько дней спустя Рандзато согласился присоединиться к Facebook. Пообещав построить лабораторию для долгосрочных исследований, Цукерберг поставил для Рандзато стол рядом со своим. Эта, казалось бы, мелочь в последующие годы в значительной мере способствовала стремительному продвижению компании Facebook под руководством Цукерберга и Шрепфера в новые технологические сферы, от глубокого обучения до виртуальной реальности: каждая новая группа исследователей удостаивалась сидеть рядом с боссом. «Я могу дотянуться рукой до Марка и Шерил [Сэндберг] из-за своего стола, – говорит Шреп, – а команда разработчиков ИИ сидела прямо перед нами». Поначалу это вызвало в компании некоторое брожение. Остальные участники мозгового треста Facebook опасались, что такое сближение Цукерберга с лабораторией, нацеленной на долгосрочные исследования, идет вразрез с корпоративной культурой, выражающейся в мантре «Действуй быстро и круши» и может вызвать недовольство среди рядовых сотрудников. Но Цукерберг крепко держал поводья власти. Он был основателем и генеральным директором Facebook и, в отличие от генеральных директоров многих других компаний, контролировал большинство голосующих акций в совете директоров.

Месяц спустя Цукерберг позвонил Яну Лекуну. Он объяснил, чем занимается его компания, и попросил о помощи. Это польстило Лекуну, особенно когда Цукерберг сказал, что читал его научные работы. Но Лекун сразу дал понять, что доволен своим положением в Нью-Йорке и может лишь дать несколько советов, не более того. «Я мог бы вас консультировать, – сказал он, – но и только». В прошлом у него были подобные разговоры со Шрепом, и его позиция всегда оставалась неизменной. Однако Цукерберг продолжал настаивать. Компания Facebook снова оказалась в тупике. Шреп связался с несколькими другими видными учеными в этой области, от Эндрю Ына до Йошуа Бенжио, но у компании не было никого на место руководителя лаборатории – человека по-настоящему авторитетного, к которому потянулись бы лучшие исследователи всего мира.

Наконец, в конце ноября, Рандзато сообщил Цукербергу, что направляется на конференцию NIPS. «Что еще за NIPS?» – поинтересовался Цукерберг. Рандзато объяснил своему новому боссу, что сотни разработчиков ИИ съезжаются в отель-казино на озере Тахо, и Цукерберг спросил, может ли он присоединиться. Рандзато сказал, что заявиться на конференцию без приглашения и предварительного согласования было бы не совсем удобно, поскольку это может нарушить работу, учитывая огромную популярность Цукерберга как иконы поп-культуры, так что будет лучше, если Цукерберг договорится с организаторами о своем выступлении перед участниками. Цукерберг так и сделал и дополнительно предпринял еще один шаг. Зная, что профессор Нью-Йоркского университета Лекун за неделю до NIPS приедет на семинар в Кремниевую долину, он пригласил его на ужин к себе домой в Пало-Альто.

Цукерберг жил в белом, обшитом доской доме в колониальном стиле, в одном из тех тенистых, ухоженных кварталов, что окружают Стэнфордский университет. Ужиная наедине с Лекуном, Цукерберг ему объяснил свое грандиозное видение будущего искусственного интеллекта в Facebook. В ближайшем будущем, говорил он Лекуну, общение в социальной сети будет управляться технологиями, способными выполнять свои задачи совершенно самостоятельно. Уже скоро эти технологии позволят идентифицировать лица на фотографиях, понимать голосовые команды и переводить их с одного языка на другой. В более отдаленном будущем «интеллектуальные агенты», или «боты», будут патрулировать цифровой мир Facebook, получать инструкции и выполнять их по мере необходимости. Вам нужны билеты на самолет? Попросите об этом бота. Хотите заказать цветы для жены? Бот сможет и это для вас сделать. Когда Лекун спросил, есть ли какие-либо направления исследований ИИ, которые не интересуют Facebook, Цукерберг ответил: «Пожалуй, робототехника». Но все остальное им интересно.

Более существенным вопросом было само отношение Цукерберга к философии корпоративных научных исследований. Лекун был приверженцем «открытости» – чтобы концепции, алгоритмы и методы открыто вращались и обсуждались в широком сообществе, не скрываясь в стенах какой-то одной компании или университета. Смысл в том, что такой свободный обмен информацией ускоряет прогресс исследований в целом. Каждый может опираться на работу других ученых. Открытость исследований была нормой среди ученых в этой области, но крупные IT-компании, как правило, относятся к своим наиболее важным технологиям как к коммерческой тайне и ревностно охраняют детали от посторонних глаз. Facebook, объяснил ему Цукерберг, является в этом смысле важным исключением. Компания выросла в эпоху открытого программного обеспечения – то есть программного обеспечения с открытым исходным кодом, свободно распространяемого через интернет, – и расширила эту концепцию на всю свою технологическую империю. Она даже поделилась с миром спецификациями¹⁸¹ аппаратного обеспечения своих гигантских центров обработки данных. Цукерберг считал, что главную ценность Facebook составляют люди, которые пользуются социальной сетью, а не программное или аппаратное обеспечение. Даже зная исходники, никто не сможет повторить успех компании, но, если компания делится этими исходниками, другие могут помочь ей стать еще лучше. И здесь Лекун и Цукерберг нашли общий язык.

На следующий день Лекун посетил штаб-квартиру Facebook, и там в «Аквариуме», конференц-зале со стеклянными стенами, где босс Facebook проводил свои встречи, он еще раз обстоятельно пообщался с Цукербергом, Шрепом и другими. Теперь Цукерберг говорил без обиняков. «Нам нужно, чтобы вы создали в Facebook лабораторию искусственного интеллекта», – сказал он. Лекун ответил, что у него есть два условия: «Я не переезжаю из Нью-Йорка. И я не оставляю свою работу в Нью-Йоркском университете». Цукерберг сразу же согласился. В течение следующих нескольких дней компания также наняла Роба Фергуса, другого профессора Нью-Йоркского университета, который вместе с молодым аспирантом Мэттом Зилером только что выиграл очередной конкурс ImageNet. После этого Цукерберг полетел на конференцию NIPS. Перед началом конференции он организовал частную вечеринку, где анонсировал создание новой лаборатории в Facebook, а затем объявил об этом всему миру в своем выступлении в главном зале.

* * *

Когда Джефф Хинтон продал свою компанию Google, он договорился, что останется профессором в Университете Торонто. Он не хотел бросать своих учеников и уезжать из города, с которым успел сродниться. Это была уникальная договоренность. Ранее руководство Google всегда настаивало на том, чтобы все ученые, которых компания нанимала, либо брали отпуск у себя в университете, либо уходили оттуда насовсем. Но Хинтон стоял на своем, хотя с финансовой точки зрения это было не в его пользу. «Я понимал, что моя зарплата в Университете Торонто была ниже, чем была бы моя пенсия, если бы я ушел, – говорит он. – Получается, я платил им за то, что мне позволяли преподавать». Самой большой статьей расходов, которые понес стартап DNNresearch, был гонорар адвокату, что вел от имени Хинтона переговоры с Google, – около 400 000 долларов. Это соглашение послужило шаблоном для Лекуна и многих других ученых, которые пошли по стопам Хинтона. Подобно Хинтону, Лекун тоже делил свое время между Нью-Йоркским университетом и Facebook, хоть и не поровну. Один день в неделю он проводил в университете и четыре дня в компании.

Поскольку большинство ведущих исследователей пришли в Google и Facebook из академических кругов и многие из них оставались в академической среде – по крайней мере частично, – открытость исследований, которой добивался Ян Лекун, стала нормой. «Я не знаю, как проводить исследования, если нет открытости, если мы не являемся частью единого научного сообщества, – говорит Лекун. – Потому что, если вы занимаетесь этим тайно, о высоком качестве исследований не может быть и речи. Вы лишены возможности привлекать себе в помощь лучшие умы, способные продвигать науку вперед». Даже такие старые кадры, как Джефф Дин, воспитанные в культуре корпоративной секретности, пришли к пониманию преимуществ открытости¹⁸². Компания Google, как и Facebook и другие технологические гиганты, начала открыто делиться результатами своих исследований, публикуя научные статьи, с описанием своих новейших технологий и даже открывая доступ к большей части своих программных кодов. Это способствовало ускорению развития этих технологий и помогало привлекать ведущих исследователей, что еще больше ускоряло прогресс.