Текст книги "Каамос Каарины"

Глава 29. Хюгге

* * *

Булочки были восхитительны: дымящиеся на изломе румяной хрустящей корочки запахами леса и ферм, они благодаря какому-то волшебству Ванды не заканчивались, а густой горячий шоколад оказался превосходным противоядием от проблем и гнетущей реальности. Они говорили ни о чем и обо всем сразу. Так получается, когда встречаются два великих человека: факты и люди уступают место идеям. Ванда сказала, что это ощущение называется хюгге66
  Хюгге – в переводе с норвежского «благополучие». Скандинавская жизненная философия: наслаждаться простыми удовольствиями, уютностью и общением с близкими людьми. Появилось в письменном датском языке в начале 19 века.


[Закрыть]. А еще она упомянула, что делает в Академии Механики: оказалось, она преподает литературу! Кайя обрадовалась, что механики изучают и литературу тоже. Но Ванда пояснила, что Академия лишь носит название Механики, а профессии можно выбирать всякие, однако пусть Кай не рассчитывает даже туда попасть: девочек, еще и с улицы, туда не берут, и при всем своем желании она, Ванда, помочь ей, Кайе, не может. Когда Кайя возразила, что она-то, Ванда, тоже не мальчик, а преподает, Ванда рассмеялась, но как-то грустно. И пообещала рассказать историю выбора профессии за чаем у себя дома. Но, когда новообретенные подруги вышли на улицу, оказалось, что уже почти совсем скоро Гельсингфорс окажется во власти сумерек, и вечерний чай пришлось перенести.

К невероятной удаче, Ванда жила прямо возле рынка на втором этаже светлого домика с облупившейся штукатуркой. Каарина попрощалась с учительницей, дав в который раз торжественную клятву не разглашать сведений о коварном французе Шарле, и отправилась через мост домой. Тали семенил следом, его надувшийся, как арбуз живот, немного мешал щенку в этом.

Вот и пройден рабочий квартал. В вечерней тиши слышен легкий плеск дружественной Вантаа. Кайя зевнула. Сколько событий свершилось сегодня, трудно и в голове удержать. Всего-то несколько дней, а кажется, что прошли годы с тех пор, как Инари осталась за хвостом паролета. Новые люди, новые впечатления. Каарина стащила шапку и взъерошила короткие волосы. Вечерний ветерок неслышно прошелестел по ним приятной прохладой.

– Это – ик! – ты, Кай? – знакомые голоса двух забулдыг.

– Да нет же, это девочка, болван!

– Кто тут болван?!

Каарина их не боялась: все, что она испытывала – это чувство глубокого отвращения. Почему-то сейчас больше всего захотелось зарыться в пахнущую отваром ягеля юбку Нуры и разрыдаться во весь голос. Только Нуры здесь нет, остается стиснуть зубы…

– Нейти Кайсу?! – окрик заставил вздрогнуть, но встреча оказалась приятной.

– Укко! Херра Укко! – старик на фоне чуть светлой еще от западного неба ленты Вантаа казался горбатым: он что-то тащил на спине. – Это вы? – неожиданно страдания прорвались наружу, и Кайя подбежала к Укко, ухватилась за его куртку и громко расплакалась.

Старик растерялся. Его суровое бытие давно не орошалось чьими бы то ни было слезами.

– Ну-ну, будет тебе, нейти Кайсу… – похлопал он ее по плечу тихонько, оглядываясь по сторонам словно в поисках помощи. – Испугалась этих пьянчуг? Так они безобидные.

Каарина замотала головой, не переставая лить слезы.

– Ну… вот и псинка твоя здесь… По ней тебя и узнал, изменилась ты крепко! Нейти Кайсу, ну же… – он осторожно спустил тюк со спины на землю и, с кряхтением присев на корточки, вытер грубыми пальцами щеки девочки. Его глаза, спрятанные между борозд морщин, теперь смотрели на Кайю снизу. – Что у тебя с щекой? – заметил он заживающую ссадину. Новые воспоминания вызвали только новые слезы; Кайя тщетно пыталась что-то сказать или объяснить. – Идем, – поднялся Укко, не придумав ничего другого, – я иду к вам с Ромом домой, несу моего Гомера. Давай, маленькая нейти, поможешь мне, – он всунул ей в ладошку лямку тюка, с грохотом задевшего камни. – Аккуратно неси, это сердце моей баржи.

Кайя утерла нос и взялась за ношу. Ром сидел на крыльце в проеме открытой двери. Если бы не вечерний сумрак, на его суровом обветренном лице было бы видно застывшую тревогу.

– Ром! – помахал еще издали Укко рукой. – Веду домой твою нейти, завари-ка ей чайку!

Силуэт цыгана суетливо и неуклюже повернулся на фоне света и постепенно исчез из проема. Талисман сломя голову ринулся к землянке, мечтая протянуть лапы.

Мужчины закутали Кайю в плащ Рома и, усадив на солому, поили чаем из чабреца и пустырника. Каньги с нее Укко снял и поставил маленькие ножки в жестяной таз с горячей водой с очага. Сейчас старик сидел рядом, нежно поглаживая девочку по голове, склоненной ему на плечо. Талисман пригрелся у девочки под боком, а Ром неизвестно откуда достал балалайку и наигрывал на ней незнакомые волшебные мелодии.

– Что с Гомером? – сквозь блаженную дрему расслышала Каарина спокойный голос Рома.

Гомер – это двигатель баржи Укко. Она сейчас испытывала самое настоящее хюгге.

– Проверь пружины, – еще изнутри Укко услышало ее склоненное ухо ответ. – Завод быстро подыхает.

– Тонкая работа… Посмотрим завтра, что смогу сделать.

– Да, экая досада, что Юки запрягла сегодня крышу чинить. Принес бы раньше, так, может, завтра бы уже Гомер был на ходу…

– Если испорчена пружина, – возразил Ром, – это большая работа. С которой я могу и не справиться. Заводки слишком тонкие для меня.

– Но на паровик меня не пересадишь! – воскликнул Укко. – Но, Ром, ты уж постарайся… мне без Гомера не сдюжить.

Паровик… заводки… Капитан Антеро что-то говорил про заводной двигатель, что он лучше.

– А как он работает? – детская любознательность вытянула ее из полусна.

– Кто, кукушонок? – голос Рома не умел быть ласковым, но почему-то от того, что он назвал ее по прозвищу, Кайе стало так тепло. Ведь одинаковых имен тысячи, а прозвище – это такое личное.

– Ну, заводной двигатель… Говорят, он лучше парового?

– Смотри-ка, очнулась! – хлопнул себя по согнутому колену Укко и хрипло расхохотался. И этот хохот тоже был какой-то такой домашний. – Вот теперь я узнаю тебя, нейти Кайсу!

Кайя покраснела. Талисман проснулся и непонимающе смотрел на этих шумных двуногих. Он был о них лучшего мнения.

– Простите, просто… столько всего… – она запнулась.

– Не стоит объяснять, – повернулся Ром к огню и длинной кочергой помешал поленья.

Точно так загадочно сегодня выглядел Рэймо в свете от топки. Сегодня! Это было сегодня.

– В первый раз оказаться далеко от семьи – тяжелое испытание в любом возрасте. Хочешь увидеть заводной механизм?

Каарина почувствовала себя совсем легко и радостно закивала.

– Подожди, ноги вытри, – остановил ее Укко, протягивая сероватое полотенце.

– Вязаные носки в сундуке, возьми, – кивнул Ром, отставляя балалайку в угол. – Укко, раскрой-ка Гомера. Поглядим, может, и при свече что увидим. Да, эти, – слова адресовались уже Кайе, показывавшей свою находку – носки грубейшей вязки, насквозь пропахшие козой. – Возьми свечу, кукушонок, и иди сюда.

* * *

Глава 30. Записка

* * *

Утро над Вантаа выдалось солнечным, и первый луч звонко разбил рассветную изморось на береговых кочках. Пробираясь меж них к рабочему кварталу, Кайя и Талисман поочередно выпускали из ноздрей облачка пара.

– И все же, – начала привычный диалог с питомцем девочка, – Гомер – это чудо, согласись! А как он тихо щелкает? Поворачиваешь ключ, пружина накручивается, а потом… отдает энергию. Так просто и удивительно! Как жаль, что проржавела большая пружина, и Ром изготовить такую тонкую вещь не сможет, а механическая фабрика закрыта… Бедный херра Укко теперь останется без баржи. На что он жить будет? – Тали меланхолично чесал задней левой за ухом. – Надо ему помочь. У меня ведь есть запасы от волос. Верно, сегодня же купим картошки и муки, и отнесем Юки. Тали, не отставай! А похолодало-то как! Хорошо, хоть солнце… Эх, шушун бы сейчас… Надеюсь, в полдень Рэймо вернет саквояж. Только, честно говоря, надежды у меня на это хлипкие. Хотя, мы с тобой уже знаем: жизнь – это всегда простор для воображения. Никто не знает, куда приведет его тропа будущего. Все может сложиться совсем не так, как мы думаем. Кайя последнее время обожала складывать принципы и афоризмы, а изъясняться при возможности витиевато.

Улицы, полные утренней суеты, заставили ее замолчать и изредка только отпускать замечания себе под нос:

«А почему бы херра Укко паровой двигатель не поставить?», «Профессор почему-то не жалует заводные механизмы, а выглядят-то они гораздо волшебнее!», «Хоть бы Рэймо книги не забыл!», «Вот бы Ванду увидеть и съесть булочек!».

Вместе с распустившимся утром вернулось и последнее тепло осени. Все знали, что с околиц подбирается долгая и холодная зима, но упрямо отказывались всерьез в это верить.

«Если Рэймо не появится, – наблюдала Кайя за стрелкой часов на далекой башенке, сидя на парапете возле нового товара от Рома, – то придется решать вопрос с шушуном как-то по-другому. Только бы не пришлось идти туда! – ее пробрала дрожь. – Новой встречи с профессором я не переживу. Но и пить ивовую кору тоже не хочется. В жизни, оказывается, просто приходится быть практичной, а не романтичной. Как это ужасает».

Пробило полдень. Рынок продолжал шуметь, и вовсе солнце не думало дремать на ясном небе, но размеренно продолжало свой ход согласно установленным временам, по пути вогами77
  Вог – старинная шведская торговая мера веса, равная примерно 16 кг.


[Закрыть] просыпая на Гельсингфорс озорные лучи. Рэймо не появлялся. Каарина нервничала и ерзала руками по своим широким штанам да рубахе, выглядывающей из-под расстегнутой куртки. И ни одного покупателя. Никто не обращал даже внимания на пару новых жиковин и презабавный маленький подсвечник с ручкой. А ведь он очень даже симпатичный.

Да, сегодняшний день был просто убийственным, и грозил разрушить все старательно собранное вчера хюгге.

– Ну, тогда, – мотнула Кайя головой, – я сама куплю подсвечник. Он мне нравится, а Ром будет думать, что все успешно идет… – она запрятала чудную вещичку в торбу и полезла в мешочек с заветными марками на поясе.

– Привет, – раздалось у нее над головой.

Кайя вздрогнула и посмотрела наверх. Над ней надменно высилась Майя Леннокс.

– Майя? – вскочила девочка, торопливо вытирая руки о куртку. Похоже, и на нее сестра стала действовать – язык отнимается. Нельзя допускать такого! – Что… ты тут делаешь? – Кайе почти удалось сделать свой тон непринужденным.

– Рэймо просил передать тебе записку, вот и все, – деловито сказала Майя, одной рукой поправляя выбившийся локон взрослой прически за ухо, а другой протягивая младшей сестре сложенный листок бумаги.

Кайя поспешно приняла его в руки, более не в силах выдерживать синий пронизывающий взгляд сестры. Он был такой холодный, что, казалось, застывает сердце в груди.

– Выглядишь все хуже, – почему-то не спешила уходить Майя Леннокс. – Ты не прочтешь? – повела она бровью. Ее сегодняшнее платье было новой сказкой – белее снега и мягче пуха, а на плечах – очаровательная серебристая меховая пелеринка, и такая же муфта… – Чего смотришь? – недовольно передернула девушка плечами.

– Ты… такая счастливая, – вдохновенно выговорила Кайя; перед волшебством красоты все остальные чувства отступали. Глаза ее сияли тоже синим, но совсем другим огнем: солнечным.

– Скажешь, тоже! – на миг горячо воскликнула Майя, но тут же постаралась вернуться к высокомерному тону: – Рэймо поручил купить твой товар. Сколько это все стоит? – презрительно окинула она взглядом разложенные на старом мешке жалкие жиковинки.

– По полторы марки… – чудеса какие-то. – А зачем ему? Он и в прошлый раз…

– Откуда я знаю?! – Майя вытащила из нашитого на платье кармашка гладкий кожаный кошелек. Она сердилась, а потому никак не могла отсчитать нужное количество монет. – Тебе все хотят помогать! И Антеро, и Рэймо, и даже Отсо с тобой разговаривает! Ты их зельем опоила, что ли?! – она бросила на мешок три монеты наконец. – Давай их сюда! – протянула требовательно руку. – Насмехаешься надо мной?!

Кайя, дрожа, повиновалась.

– Но я не насмехалась… – решилась тихо возразить она. – Просто ты всегда такая красивая, и у тебя все есть, и ты живешь с отцом в красивом доме, и училась в Академии Механики, и…

– Будто в этом счастье, – оборвала Майя тираду фырканьем.

Солнце играло с тенью от ее волос на мостовой. Кайя невольно вздохнула о своих, прикоснувшись к короткому вихру над ухом. И вспомнила рецепт хюгге. Похоже, все-таки ее жизнь правда сложилась счастливее. Профессор не любит Майю. А с таким характером не сильно любят и другие… А без любви какое счастье? Она должна быть отважной и попробовать! Попробовать полюбить Майю! Идея преобразила ее лицо, и Каарина без труда подняла глаза:

– Майя… ты хочешь горячего шоколада? Я тебя угощу, знаю одно замечательное место! Там даже, – она понизила голос доверительно: – могут быть булочки с черникой и творогом! Они приносят счастье.

– Приносят счастье? – снова подняла Майя бровь, изящную, как ласточкино крыло, но уже без скептицизма. Скорее, с любопытством.

– Ну да, это так и есть, – загадочно подмигнула Кайя. Она быстро сложила мешок от товара и запихнула в свою торбу. Там же покоился подсвечник. – Это недалеко от Академии как раз.

– Я не пешком, погоди, – остановила ее Майя, выходя из краткого раздумья. – Скажу шоферу, чтоб возвращался без меня.

– Мы можем и поехать, – предложила Кайя, вешая торбу на плечо.

– Еще чего! – Майя позволила себе слегка рассмеяться. – Прокатиться захотелось? В твоем обществе разъезжать по городу неприлично! Жди меня тут, – и она величаво удалилась в толпу.

– Неприлично! – хмыкнула и Кайя, передразнивая сестру. – А ходить, можно подумать, прилично! – в ладони все еще лежала записка. – Ах, посмотрим, что там написал херра Рэймо, как он извиняет свое отсутствие и умыкание моего саквояжа. Он мне хочет помогать? – поглядела она на Талисмана, поглощенного копанием ямки под парапетом. – Похоже на то, но почему? Ром..? Какое отношение он имеет к Рому? Какой-то тут секрет есть…

Записка наконец была развернута.

«Кайя!

Сегодня мы отправляемся в срочную экспедицию. Сколько она продлится, неизвестно. Я знаю, где тебя найти, наш уговор остается в силе. Профессору я сказал, что отправил тебя домой.

Рэймо».

– Нет, ну это надо! – воскликнула Кайя, взмахивая запиской. – А про саквояж и книги – ни слова! Знает, что они мне нужны, и теперь использует… А вот возьму и сама заберу вещи, и исчезну! Раз он в экспедиции, то и отец там. А без него мне дом Ленноксов не страшен. А в Академию поступить мне поможет Ванда, – все ее существо пронзило негодование.

* * *

Глава 31. Халиналле

* * *

Второй день подряд Кайя наслаждалась тягучим вкусом горячего шоколада. Кажется, в нем смешивались и пряная горячность, и безмятежное здравомыслие, и вкус ветра приключений. Горячий шоколад обладал уникальной магией дарить чувство халиналле88
  Halinalle – ласковое финское слово «медвежонок, которого хочется обнять».


[Закрыть]; ничему иному это было не под силу. Тому, кто попробовал его однажды, уже никогда не позабыть этого букета ощущений.

– Неплохое место, – вынуждена была признать Майя, с аппетитом приступая ко второму куску пирога с клюквой.

– Я его просто обожаю, – набитая восторгом и пирогом, согласилась Кайя энергично.

Майя усмехнулась и открыла ридикюль.

– Возьми платок, – протянула она сестре кружевное белое чудо. – Моя сестра не должна быть такой замарашкой.

Глаза Кайи сначала зажглись, но при упоминании замарашки потухли. Сестра, как и отец, ее не любит, и не полюбит никогда. Стоит ли и ей так стараться?

– Действительно, мило, – тем временем безмятежно окинула Майя взором интерьер кофейни. Простая грубо сколоченная мебель из светлого дерева и многочисленные свечи, вдобавок – ползучие растения на окнах. – Меня еще никто не водил в такие уютные места, – призналась она потолку.

Надежда есть! В голосе звучат нотки признательности. Это все магия шоколада! Кайя аккуратно вытерла уголки губ краями чудесного платка.

– Я постираю и верну, – пообещала она.

– Оставь себе, – пожала Майя плечами. – Будет тебе подарок, – усмехнулась еле заметно. – У меня шкаф просто ломится от этих французских кружев.

– Французских?! – воскликнула Кайя, выпучив глаза. – Ты серьезно?

– А что в этом такого? – не поняла Майя вполне искренне.

– Но ведь это… – Каарина с еще большим восторгом посмотрела на платок. Прямо из Франции. В ее собственных руках. – Тогда у меня тоже для тебя есть подарок! – пришла ей в голову гениальная мысль.

– Какой подарок? – Майя почувствовала, как край ее сердца обожгло незнакомое детское любопытство. У этой ее сестры есть еще и подарки? Она что, живет в мире дриад и питается волшебной пыльцой? На что она вообще умудряется выживать в этом городе, еще и кормить ее пирогами в самом его центре?

– Вот! – торжественно извлекла Кайя подсвечник Рома и поставила на дубовый стол. Быстро оглянувшись по сторонам, она отломила свечу с плошки на столе и вставила в держатель. – Правда, это прелестно?

По окружности свечу окружало латунное блюдце для нагара. Его Ром сплавил вместе с остатками слюды. От того простое пламя отражалось в блюдце загадочным блеском.

– Он тоже приносит счастье, – вспомнила Кайя принцип хюгге, рассказанный Вандой. – Зажигай в нем свечу, всякий раз, когда хочется побольше счастья.

– Кайя! Откуда у тебя такая замечательная вещь? – воскликнула Майя, гладя край подсвечника. – Ты же… это ведь не краденое?

– Нет, ты что! – захохотала Кайя. – Я честно его купила!

– Но откуда у тебя деньги?.. И откуда товар, который ты продаешь?

– Я живу в доме кузнеца, и продаю его товар, – пояснила Кайя, довольная, что сестра вдруг интересуется ее жизнью. – А деньги… мне пришлось остричь волосы, видишь? – она с грустью сняла шапку, чтоб длину солнечной копны было лучше видно. – Но, что поделаешь… – девочка согнала с себя грусть и отломила кусок пирога для крутившегося под ногами Тали. Тот одним прыжком принял подношение.

– И этот твой пес… – задумчиво посмотрела Майя на Талисмана. – Ты живешь будто в другом мире.

– Знаешь, и мне кажется, что я жила в другом мире до сих пор, – подперла Кайя ладонями подбородок и воззрилась на сияние свечи на слюде. Глаза ее стали казаться темными сказочными безднами. – А теперь надо выходить в настоящий мир, и мне совсем не хочется… Он и манит, и пугает, и отталкивает сразу.

– Что в нем может манить, – философски сказала Майя, делая глоток гущи из осадка напитка, чтоб избавиться от непонятного обаяния взгляда сестры.

– Очень многое! – горячо бросилась Кайя на защиту мира. – Море, например! Или река на рассвете, и рынок, шумящий необычными людьми, и паромобили, и маяк, и мотор на пружинке…

Майя поспешно прижала к ее рту ладонь, слегка испуганно оглядываясь по сторонам. Посетителей в кофейне было мало, но никто не обратил внимания на двух девочек.

– Не говори в Гельсингфорсе о моторах на пружинах, – предупредила она сестру. – Это может плохо кончиться.

– Но почему?!

– Отец люто ненавидит заводные механизмы, и мэр давно закрыл фабрику автоматонов.

– Как можно запрещать такое? – не могла понять Кайя. – Это же так волшебно!

Майя пожала плечами.

– Никто не знает. Но лучше не допытываться, поверь. Наш отец – очень жесткий человек.

– Да, я заметила… А… ты знаешь памятник у Академии? Он там улыбается так, будто совсем счастлив!

– Никогда его таким не видела. Думаю, это фантазия скульптора. Просто не высовывайся, и все будет хорошо, – улыбнулась Майя одними глазами, но и этого для Кайи было достаточно, чтобы почувствовать восхитительный вкус маленького успеха. Она довольно уткнулась в свой шоколад. Повисла уютная пауза.

– О, Кай, смотрю, тебе полюбилось это место?

Ванда пришла!

– Здравствуйте! – радостно вскочила Кайя, едва не пролив свой напиток. – Да, очень полюбилось!

Майя и Ванда обменялись не самыми любезными взглядами.

– Знакомьтесь, пожалуйста, – спохватилась Кайя. – Это Ванда, мой друг, а это Майя, моя… моя…

– Знакомая, – холодно поднялась Майя с лавки. – Мы знакомы. Я заплачу за шоколад и пирог, Кайя.

– Но… – простерла Каарина отчаянно руку, надеясь удержать сестру. Все, казалось, шло так хорошо… Казалось, да и только.

Майя резко задула свечу и, вернув ее в родную плошку, забрала подсвечник. Волшебный свет слюды исчез. Чувство хюгге пропало.

– Тебе надо экономить свой заработок, – пояснила Майя и направилась к стойке.

Кайя не понимала, что это – благосклонность или безразличие – и следила за белым платьем под серебристой пелериной, пока оно не выплыло за дверь.

– Скользкая змея, – дала яркую оценку Ванда, усаживаясь на место Майи Леннокс. – Дочь профессора, и строит из себя принцессу.

– Да, так и есть, – Кайя мяла платочек в руках. – Но… нельзя мне так говорить!

– Это почему? – воззрилась Ванда на девочку с неподдельным интересом.

– Мы с ней… ну… связаны. Только я не смогу ее полюбить, если буду думать о ней правду. Я постараюсь думать чуть лучше, чем правда, и тогда мне будет легче, как вы думаете?

Ванда откинула голову назад и расхохоталась. Сегодня высокий кружевной воротник ее серого платья украшала великолепная розоватая камея.

– Кайя, ты самый смешной человечек, из всех, что я видела! Как насчет того, чтоб поделиться со мной пирогом, раз уж связанная с тобой принцесса нас угостила?

Кайе нравилась Ванда. И пирог. И шоколад. Без оговорок. Сможет ли она так же любить и тех, с кем ее связала жизнь?

* * *