Текст книги "Туда, где растет амарант"

Глава 4. Горизонталь. Кристина совершает открытие

Однажды Кристина сделала неприятное открытие. Что она выросла. Это случилось в тот день, когда ушел Энрике.

Светило солнце и стоял зной без ветра, как и в каждое лето на холме Святой Марии. Мухи сонно прячутся в тень в такие дни, папа Мигель замачивает земляные орехи под навесом на заднем дворе, а мама Карла повязывает на голову цветную косынку и идет к морю белить простыни и скатерти со всего «Горизонта». Кристина старательно помогает – ведь ей уже десять, и опрыскивать время от времени расстеленное белье совсем не трудно. Да, а еще следить, чтобы дело не испортили вредные чайки.

Изредка босыми ногами Кристина наступала на морскую пену. Морская пена на мелких ракушках живет совсем недолго, но она такая нежная и шипучая… Отказывать себе в удовольствии ее поймать было невероятно сложно. И, растопырив пальцы, девочка терпеливо ждала каждой волны, чтобы тут же прыгнуть на пену, едва море отступит.

Там ее и нашел Энрике.

Он шагал по берегу с котомкой за плечами. Узел головной повязки понуро повис на затылке, латаные штаны подкатаны до колен. Он шел прямо по морской пене, но не испытывал совершенно никакого удовольствия. Лицо его было похоже на камень. Смеющимся Кристина его не видела никогда. Семья Энрике была бедной, и купила флакончик счастья только один раз, очень давно. Он обозвал ее головастиком тогда. Тот смех не считается, потому что он был обидным. Кристина ответила так, как научил папа, и больше Энрике не приставал. Сначала она была довольна своей победой, но больше он не смеялся. Энрике был безнадежно, недосягаемо старше, но ей так хотелось, чтобы однажды он посмотрел на нее и улыбнулся. И забыл про то, как она его обидела.

– Энрике! – испугалась Кристина и отскочила от накатившей очередной волны. Затем заметила котомку. – Куда ты идешь?

– В Валенсию. – Энрике остановился.

Кристина обрадовалась, но занервничала, не зная, что говорить. Он был такой высокий и такой серьезный взрослый. А она – маленькая девочка из «Горизонта», которая топчет морскую пену. К счастью, Энрике заговорил дальше сам:

– Я иду воевать с пиратами.

– Какими пиратами? – оживилась маленькая Кристина.

– С теми, которые грабят наши корабли там, далеко, – пояснил Энрике.

Он глядел мимо Кристины. Но он разговаривал с ней. Ей казалось, что это сон.

– С теми, из-за которых все стало так дорого, что мы не можем купить ничего.

– И счастье тоже?.. – с замиранием сердца спросила Кристина.

– И счастье тоже, – согласился Энрике. Он опустил голову и смотрел теперь, как волны выбрасывают пену на его ступни.

– Но… ты же всегда можешь прийти в «Горизонт», – возразила Кристина.

Энрике не приходил никогда. Наверное, из-за истории с головастиком.

– У нас за счастье не надо платить!

– Но счастья в «Горизонте» не хватит на всех, – ответил Энрике и посмотрел прямо на нее.

Кристина смутилась и ковырнула пальцем ноги мокрую ракушечную пыль. Энрике был прав. Папе Мигелю частенько становилось плохо, и он уходил на крышу, как раньше. Паэлья, вино и сказка помогали не всегда. Слово «амарант» делало его еще грустнее, и иногда Кристина не верила, что ей снова удастся помочь папе Мигелю стать сильнее. Ведь человек должен это делать сам… А ему хотелось все меньше. Закрыть «Горизонт» и уплыть, как он мечтал, было невозможно. Никто на холме Святой Марии делать счастье не умел, и без «Горизонта» люди бы совсем разучились смеяться.

– А… как это далеко? – спросила Кристина робко. Теперь и Энрике уходит. Вспомнила старую папину историю. – Дальше… чем живет мэр?..

– Это за океаном, – отвечал Энрике уверенно.

– За океаном?! – ахнула Кристина.

На глаза ей навернулись слезы. Ей показалось, что она уже и в «Горизонте» никогда не будет счастливой.

– Так далеко?! Ты… уверен, что тебе туда?..

– Счастье везут откуда-то оттуда, – пожал Энрике плечами. – Я выясню, малышка, – он вдруг погладил ее по голове.

– Я… – всхлипнула Кристина и вытерла кулаком глаза, – ты уходишь, а я все еще похожа на головастика.

Энрике вдруг улыбнулся. Самым краешком губ, но улыбнулся. Ей.

– У тебя всегда была замечательная голова. Я ей завидовал.

– У тебя… была такая же! – поспешила Кристина сказать хоть что-то. – Такая же, даже больше!

– Прощай, маленькая Кристина, – сказал Энрике грустно. – И живи в «Горизонте»… долго и счастливо.

И он пошел дальше, ступая по щекотной морской пене, твердо, как по мощеной дороге. В Валенсию. А потом – за океан. Сражаться с пиратами. За счастье, которое знал только однажды.

Кристина держала руку у сердца, глотала горячий соленый воздух и совсем забыла про опрыскивание простынь и нежность морской пены. Она никогда не будет прежней. Мир никогда не будет прежним.

Кристина лежала ничком на кровати, и не было сил даже двинуть мизинцем. Как будто в ней что-то умерло, и это навсегда. Мир умер. В чердачное окошко врывалась голубизна неба, крики чаек и далекий зов прибоя. Разве можно будет снова любить хоть что-то?..

Дышалось с трудом, в глазах двоилось.

– Мигель, сделай же что-нибудь… – мама Карла поглаживала Кристину по спине, а другой рукой утирала невидимые слезы со своих щек.

Слезы текли и текли, потому что мама Карла не понимала и боялась. Она никогда не видела свою дочь такой… Несчастной. А что, если это страшный недуг, передавшийся ей по наследству от папы Мигеля?.. Быть счастливой в обмен на такие дни?

– Что же ты? – обернулась она к папе Мигелю, который стоял у стены и не двигался. – Если не можешь, иди, возьми все наши монеты и купи ей этот треклятый флакончик со счастьем!

– Не время теперь, – глухо ответил папа Мигель.

– Да какая разница! Найди, где угодно! – мама Карла рассердилась и грозно встала с постели Кристины. – Наша дочь страдает, а тебе все равно?!

– Зато она может узнать, что такое настоящее счастье, – сказал папа Мигель.

– Перестань болтать! – крикнула мама Карла. – Пользы от тебя… – она была такая злая, что даже замахнулась ладонью на папу Мигеля.

Но он поймал ее руку, и вторую тоже. А потом заставил посмотреть на себя.

– Верь мне, Карла, – просто попросил он. – Счастье – это же не значит смеяться каждую минуту.

Голос у него был спокойный, хотя и грустный. И мама Карла немножко успокоилась. Руки ее ослабели, и слезы потекли по щекам ручьями. Она уткнулась папе Мигелю в плечо и прошептала:

– Она моя единственная дочка…

– И моя тоже, – кивнул папа Мигель серьезно. – Она хоть что-то говорила?

– Ничего… – покачала головой мама Карла.

– Успокойся, я поговорю с ней. А ты приготовь нам… орчаты с порошком из корицы.

– С корицей?.. – удивилась мама Карла.

Корица – дорогая вещь, да и кто добавляет корицу в холодное молоко из орехов.

– Именно, – улыбнулся папа Мигель и погладил маму Карлу по голове, как маленькую.

И она улыбнулась – так замечательно знать, что кто-то точно знает, что делать, когда ты сдался.

Мама Карла тихо прикрыла за собой дверь. А папа Мигель присел на кровать.

– Кристина, – позвал он негромко, но властно. – Посмотри на меня.

Кристине было все равно. Но она посмотрела. Папа Мигель совсем не выглядел взволнованным. Его темные глаза казались сейчас теплыми и будто говорили: «Я знаю, что с тобой».

– Почему? – прошептала Кристина. – Я даже плакать не могу…

– Помнишь тот вечер? – посмотрел папа Мигель в окошко. – Когда ты пришла за мной на крышу, чтобы сделать мне хорошо?

Кристина помнила. Казалось, это было не с ней, а с кем-то другим.

– Тогда ты тоже спросила «почему». Что я ответил?

Губы Кристины дрогнули. Неужели папа Мигель тогда чувствовал вот это же самое? Когда сердце в груди останавливается без причины?.. Не может быть, чтобы кто-то когда-то чувствовал то же самое.

– Кри, что я ответил? – требовательно повторил голос папы Мигеля.

– Когда тебе плохо, ты должен выбрать, стать сильнее или слабее, – бездумно повторила по памяти Кристина, пялясь в потолок. В углу паук снова намусорил.

– Что ж, я так и думал, что тогда ты пообещала вставать, только чтоб меня заставить поесть, – папа Мигель поднял брови почти насмешливо.

Кристине сделалось обидно. Он должен был… понять, а не смеяться.

– Я просто страдаю, – поджала она губы и рывком села. – Ты сам говорил, что, когда плохо, сначала надо пострадать. А вставать – потом.

– Так бы и сказала, – улыбнулся папа Мигель. – А то мама уже думала, ты умирать собралась… Тогда сейчас будем пить орчату с корицей и страдать, – он хлопнул в ладоши и воскликнул: – Я так это люблю!

– Что, вообще, за странная идея, бросать в орчату корицу, – наморщила нос Кристина – ей стало лучше, теперь она хоть что-то стала чувствовать.

– Самая лучшая идея, – щелкнул папа Мигель ее по носу. – Ну, а если серьезно… Мир расстраивает нас довольно часто. Я могу тебе чем-то помочь?

– Энрике… ушел, – всхлипнула Кристина. Кажется, сейчас польются слезы.

– Энрике? – удивился папа Мигель. – Тот, что называл тебя головастиком, что ли?..

– Да, но… Я не только поэтому… Просто… Он сказал, что счастья в «Горизонте» на всех не хватит. И… я раньше об этом не думала…

И наконец пришли рыдания.

– Девочка моя… – дрогнувшим голосом сказал папа Мигель и обнял ее, как большой добрый медведь.

Он знал, что однажды Кристина поймет это, и ее сердце будет болеть так же, как и его.

Вошла мама Карла с подносом. И стаканы брякнулись друг о друга, потому что мама Карла не ожидала, что Кристина будет плакать в объятиях папы Мигеля. Но мама Карла знала: корица – вещь дорогая, а еще папа Мигель совершенно точно сказал, что орчата с корицей – лекарство. Поэтому она благополучно поставила поднос на столик и тоже села на кровать и присоединилась к их объятиям.

– Почему… почему… – рыдала Кристина, – в мире так мало счастья…

Мама Карла и папа Мигель смотрели друг другу в глаза и понимали: их дочка выросла. И теперь знает то, что им так хотелось бы скрывать от нее подольше.

Но папа Мигель знал, что делать.

– Значит, – обнадеживающе погладил он Кристину по голове, – теперь ты сумеешь его делать.

– Но как? – подняла Кристина полные слез глаза с мокрыми ресницами. – Неужели я смогу встать?.. И счастье… умеешь делать только ты.

Мама Карла насупилась – снова папа Мигель со своими сказками.

– Зато ты в «Горизонте», дорогая, – чмокнула она дочку в макушку. – И тут ты всегда сможешь быть счастлива.

– Нет, Карла, – отстранил папа Мигель маму.

Кристине ее совет тоже не понравился. Как можно жить жизнь, если надо даже бояться выйти из дома?.. Если даже бояться прыгнуть в морскую пену?..

– Счастье гораздо ценнее, когда делаешь его сам. Кристина, думаю, ты сможешь… Я научу тебя.

– Ты уверен, что я могу быть, как ты? – усомнилась Кристина.

– Конечно, ты же моя дочь, – ласково улыбнулся папа Мигель. – За счастье надо сражаться, оно не приходит к ленивым.

Мама Карла вздохнула: снова папа Мигель говорил чепуху. Надо сторониться неприятностей, вот и все. Да и что у Кристины случилось?.. Почему она рассказала папе Мигелю, а ей – нет?.. Но, надо признать, метод папы Мигеля подействовал: Кристина улыбнулась и вытерла глаза кулаками: сейчас она была уже больше похожа на Кристину, которую мама Карла знала. И не похожа одновременно..

Мама Карла встала и взяла поднос с орчатой.

– Вот, – сказала она уныло, – орчата с корицей.

– Спасибо, любовь моя, – улыбнулся и ей папа Мигель так, что она забыла обо всех неприятностях на свете. Он это умел – как ему удавалось, мама Карла не знала, но за такое могла прощать снова и снова. – Ну, что ж… Бери, Кристина, свой стакан, Карла, ты тоже… Так будем же страдать от души!

– Будем! – воскликнула Кристина уже почти с восторгом и подняла свой стакан.

– Но простыни… – вспомнила мама Карла. Делу время, потехе час – так ее учили…

– Только вот выпьем орчату до дна, а потом побежим вместе и быстренько их соберем, – согласился папа Мигель. – Непременно – с дикими воплями.

Эта мысль Кристине очень понравилась. Она была совсем не против покричать от души… Было о чем. Хотя теперь она знала – если захочет, она и Энрике увидит, и счастье сделает, и даже, может, что-то узнает об амаранте.

– А потом… – папа Мигель прищурился и заговорщицки посмотрел на Кристину, – я кое-кого научу держать мою шпагу.

– Твою шпагу! – выдохнула Кристина. Об этом и мечтать было невозможно.

Орчата была прохладной, как всегда, но в ней утонул едва уловимый привкус тепла и свежести сразу: корица.

– Папа, а маяк на краю земли – он существует? – поинтересовалась Кристина, рассматривая вышитую старинной картой подушку.

– Какой маяк? – папа Мигель сделал невинное лицо и спрятал его в стакане с орчатой.

– Ты забыл? Как и про край амаранта? Так нечестно! – стукнула Кристина его свободным кулачком в грудь.

– А, – папа Мигель сделал вид, что наконец вспомнил, – ты про маяк, который стоит на краю земли, чтоб корабли не сваливались в пустоту?

– Что ты говоришь! – возмутилась Кристина. – Магеллан же доказал, что земля круглая!

– Тогда разве может существовать маяк на краю земли? – хитро подмигнул папа Мигель.

– Как и край амаранта?

– Кристина, – не выдержала мама Карла, – ты же знаешь, что папа любит рассказывать сказки.

И посмотрела на мужа с упреком. Он пожал плечами – мол, извините.

– Знаю, – согласилась Кристина. – Так он делает счастье.

– Я ничего другого не умею, – вздохнул папа Мигель жалобно. – Разве что собирать простыни. Но только с дикими воплями. Ну, может еще фехтовать немножко.

Глава 5. Вертикаль. Ясный день из жизни Аннато

Облака клубились под ногами, как белый пар в кухни. Только большой, сильный, настоящий. Пар-великан. Свет солнца бросал на их неровную ватую поверхность причудливые тени, и слабо шевелились там два силуэта. Это Аннато и Венто сидели на мостках, болтали ногами и глазели в голубое небо над собою.

– Всегда облака да облака… Смотреть уже на них не могу, – пожаловался Венто. – Аннато, а ты видела когда-нибудь землю?

Аннато с наслаждением подставляла лицо легкому ветру. Ветродуи разгоняли облака в стороны от Вертикали под самые мостки. Энергия солнца. Ах, если б ветра были иногда посильнее – но энергию стоило экономить.

– Только один раз… ненадолго, когда небо было совсем ясное, – прикрыла Аннато глаза.

– Какая она – Горизонталь? – спросил Венто с интересом и поджал коленки под себя.

Страх высоты жителям Вертикали был неведом – они проводили на мостках всю жизнь.

– Венто, слишком много ты последнее время интересуешься Горизонталью, – с мягким упреком проговорила Аннато и ласково заправила его пепельную косму за ухо. – О ней полагается знать ловцам. И все.

– Да уж, а если работаешь на Ветродуях… – насупился Венто. – Ловец – вот это мужская профессия! Спускаешься на Горизонталь, приключения всякие… А тут – в Вертикали – скукота! – он обвел рукой висящие в воздухе мостки и многослойные светлые домики с террасами.

– Зато мы счастливы. Ведь мы свободны. Не так, как те люди внизу.

Венто сложил руки на груди и отвернулся. Звучало, как заученная фраза.

– Мы не свободны. Мы не можем идти, куда хотим, – он вскочил. – Разве ж это счастье? Я так не играю! Я хочу увидеть, из чего делают амарантовую муку, что такое агава, из которой вам достают сок, где растет корица…

– Венто! – воскликнула Аннато почти с испугом. – Если ты попытаешься отправиться вниз, ты не сможешь вернуться… Только ловцы могут!

– Велика потеря! – повел Венто плечом. – Я собираюсь есть вкусняшки, когда захочу. Идти, куда захочу… А не пялиться на эти облака… Да гнать из них воду, да сдувать, да нас прятать… Я хочу ясного неба, я хочу увидеть, как там, внизу… Зачем мне возвращаться?

Аннато погрустнела. Венто молчал и ждал, когда она скажет, что – все, он нехороший ребенок и прочее, что говорят в таких случаях. Он предпочитал быть нехорошим… Хотя почему-то не хотелось, чтобы Аннато так считала.

– Там, внизу… – неожиданно дрогнул голос Аннато, – было будто свое небо… Оно отражалось в воде. А еще там было очень много зеленого, как листья… Среди клочков облаков это выглядело, как сказка, Венто. Недосягаемая сказка. Только на ней нет счастья.

– Ерунда, – самоуверенно возразил Венто. – Если я тут умею смеяться, я и там не разучусь…

– Бунт не приносит ничего хорошего, – поднялась и Аннато. – Никогда. Да и счастье – не в смехе. Венто. Оно глубже, и если ты не понимаешь, оставь его в покое. Нет смысла рассуждать о том, о чем знаем так мало.

И она побрела по мосткам в сторону кухни, где готовится счастье. И Венто не был уверен, что тут, по Вертикали все правда счастливы. Кажется, они просто делают вид, а это не одно и то же.

– Разве жить и не задавать вопросов – это счастье? – спросил он у облака внизу. Помахал рукой своей тени. – Не думаю… Уж лучше бунтовать. Лучше попытаться узнать, чем никогда вообще…

Облако вдруг задрожало, и тень Венто исчезла. Плотный пар внизу прорвался; пропеллеры. Ловцы счастья возвращаются домой с добычей!

Глава 6. Горизонталь. Кристина учится искусству счастьеварения

Кристина упала на песок, задыхаясь.

– Вставай, вставай! – кричал папа Мигель, пританцовывая рядом с длинной палкой в руках. – Противник ждать не будет, пока ты отдышишься!

Кристина сдула с лица локон и закашлялась. Пот валил градом, и солнце пекло спину нещадно.

– Я больше не могу… – прохрипела она, тоскливо поглядев на свою палку – та торчала из песка чуть дальше расстояния вытянутой руки. – Это разве ж фехтование…

Папа Мигель подпрыгнул ближе и приставил конец палки к ее затылку.

– Падая, вставать, – ткнул он ее в шею, – владеть телом, – теперь тычок в спину, – владеть духом, – и мощный шлепок плашмя.

Кристина вскочила и обернулась в стойку, сердито потирая место удара.

– Вот три главных вещи, – закончил папа Мигель, глядя ей прямо в глаза. – Здесь нет слова «не могу». Нет слова «не могу» ни для кого, кто сам кует счастье. Бери свою палку, – кивнул он ей на утерянное оружие. – Становись в стойку.

Кристина молча и недовольно послушалась.

– Я бы сказала, что счастье варят, а не куют, – наскочила она на папу Мигеля, поднимая палку повыше. – Для других и для себя.

Папа Мигель невозмутимо выбил палку из рук дочери и легонько ткнул в живот. Кристина свалилась навзничь, охая.

– Для себя – в первую очередь, – подошел он и навис над нею, смеясь. – Если не будешь счастлива сама, никому помочь не сможешь. Вставай! – приказал он грозно.

– Если я смогу тебя победить, что мне будет? – спросила Кристина, прикрывая глаза.

– Что тебе будет? – приставил папа Мигель палку к ее шее, едва не перекрывая дыхание. – Жизнь, конечно. Как ты, вообще, можешь спрашивать такое! Ты учишься сражаться, сражаться за жизнь! Вставай, Кри! Я мог тебя убить тысячу раз.

Кристина сжала кулаки, и в них собрался песок. Неожиданная мысль пришла ей в голову…

– Хорошо, – покорно согласилась она, и папа Мигель убрал палку.

Тогда Кристина со всей силы метнула полный кулак песка ему в глаза. Папа Мигель не ожидал и закашлялся, зажмурился. Кристина воспользовалась моментом, откатилась, вскочила, подняла свою палку и выбила его оружие одним ударом, одновременно ставя под колени подножку. Папа Мигель завалился раньше, чем открыл глаза. Кристина с сияющими глазами держала палку у его шеи:

– Сдаетесь, сударь? Я не стану дарить вам шанс… – она запыхалась и едва стояла на ногах, но светилась довольством: свалить папу Мигеля – это же достижение! – Я слишком для этого устала… Да и не так благородна, как вы, – украдкой Кристина вытерла рукавом пот со лба.

– И что вы предлагаете? – улыбнулся папа Мигель так, будто победил тут он.

– Пойти пообедать?.. – подняла Кристина бровь неуверенно и перехватила палку поудобнее.

Папа Мигель будто бы задумался.

– Вот уж не знаю, не противоречит ли это моему понятию о чести… – протянул он.

– Папа! – Кристина отбросила палку и шлепнулась на песок рядом. – Какое у тебя понятие о чести, ты же настоящий пират!

И прижалась к теплому и сильному плечу папы Мигеля. Он обнял дочь и взъерошил ее косы.

– Я тебе дам – пират! Между прочим… я был без пяти минут адмиралом.

– Адмиралом?! – Кристина даже поднялась на локте, удивленно всматриваясь в лицо папы Мигеля. Море шумело не так далеко, словно шептало, что и оно что-то знает об этом. – Ты никогда не говорил!

– Я стараюсь не вспоминать об этом, – вздохнул папа Мигель и сел. – Идем, ты права, в животе уже бурчит.

Мама Карла сделала Кристине знак: отнести гостям за столом тарелки. Конечно, она же дочь хозяйки таверны… Гости были незнакомые. Пахли морем, не только потому, что у одного в ухе – круглая серьга. Люди моря – они другие. Они – тоже те, кто встает.

Любопытно. И выглядят довольно счастливыми. Но в «Горизонте» все выглядят счастливыми.

– Паэлья «Горизонта», – Кристина приветливо улыбнулась им и расставила тарелки с подноса. – Приятного аппетита!

– Хороша девчушка, – покрутил ус один из гостей и наклонил голову. – Сколько ж тебе лет, птичка?

– Тринадцать, – ответила Кристина и вытерла руки под фартук. – А вам?

Гости умолкли на миг, а потом тот, у которого была в ухе серьга, хлопнул звонко ладонью по столу и расхохотался.

– Клянусь попугаем капитана, я слышал, что у вас тут диковинная таверна, но такое чудо… – он воззрился на Кристину едва не нос к носу. – Как тебя зовут, малышка?

– Вы на мой вопрос не ответили, – рассудительно возразила Кристина, – а задаете следующий?..

Новый взрыв хохота за столом.

– Кристина! – встревоженно позвала мама Карла.

Но Кристине не хотелось уходить – гости казались интересными людьми. С ними хотелось дальше шутить, заменяя папу Мигеля – ведь мама Карла отрядила его рубить дрова для очага.

– Теперь вы и имя мое знаете, а я о вас – все еще ничего… – прищурилась она, изображая понимание. – Наверное, ваш возраст – секрет? Тогда скажите, что такое попугай? Хотя больше меня интересует амарант, – понизила она голос до шепота и наклонилась вперед, как заговорщик.

Мама Карла оказалась рядом раньше, чем гости ответили. Губы их обещающе зашевелились, словно вот-вот тайна откроется. Но мама Карла крепко схватила Кристину за руку и рванула подальше.

– Простите, сеньоры, – легко поклонилась она, – дочь мне нужна на кухне.

И заставила Кристину уйти. Кристина была слишком хорошо воспитана, чтобы устраивать сцену… И папа Мигель говорил про выдержку. И что наносить удар можно только тогда, когда уверен в победе. Сейчас она уверена не была. Но рассердилась на маму Карлу. Последнее время она сердилась все больше. Мама Карла была против того, чтоб они с папой Мигелем фехтовали. Против того, чтоб она говорила с незнакомыми постояльцами больше необходимого. Словно мама… хотела из нее сделать ту, что только и умеет готовить паэлью…

– Кристина, – встала мама Карла напротив и сдвинула брови, уверенная, что это придает ей грозности, – я же тебя просила!

– Мама, но что я…

– Тебе сложно делать то, о чем просят? – подняла мама Карла бровь. – Иди мыть посуду, в таком случае.

Кристина надула губы. Мама Карла ничего не понимала в счастье. Но ее проблема была в том, что она не хотела понимать…

Папа Мигель попивал разбавленный херес, удобно устроившись на совершенно твердом стуле. Папа Мигель был как кот – любое место могло стать ему уютным, лишь бы настроение хорошее.

Кристина продолжала оттирать золой чан с упорством разъяренного быка.

– Ну, почему мама такая?! – воскликнула она.

Папа Мигель был уже в курсе. Папа Мигель всегда был в курсе. Когда хотел, конечно. И сказал неожиданно:

– В тебе гораздо больше от мамы, чем ты думаешь.

Кристина даже перестала двигать скребком.

– Да не может быть! Ненавижу, когда она так делает!

– Есть, есть. Ты – ее дочка. У тебя ее глаза и ее кулинарный талант. А я только умею делать счастье, и больше ничего… Вот во мне от мамы Карлы нет ничего, совсем. Но я ведь с ней уживаюсь, и даже люблю больше жизни.

– Ты же – папа Мигель, – пробурчала Кристина, чувствуя свою злость преступлением.

– А ты – дочь папы Мигеля. И мамы Карлы, кстати… В тебе половина Вертикали и половина Горизонтали… – голос папы Мигеля неожиданно ушел куда-то в другой мир.

– Но где же я, если во мне только ваши половинки? – растерялась Кристина.

– Половинки – это то, что мы тебе могли дать. Остальное зависит от тебя, – пожал плечами папа Мигель и отставил стакан. Посмотрел на Кристину и прищурился в свете пляшущего пламени в камине. – Вся жизнь человека в том, чтобы искать себя.

Кристина рассеянно осмотрела чан со всех сторон. Мама Карла не пропускала ни единого пятнышка. Но что-то в большой голове Кри не укладывалось.

– А ты уже нашел себя? – спросила она вдруг.

Ей казалось, что да. Потому что папа Мигель всегда знал, что ему нужно. Ну, кроме тех моментов, когда уставал делать счастье. Но и она уже привыкла – в эти моменты ты ДУМАЕШЬ, что все кончено. А на САМОМ ДЕЛЕ это не так. Главное – хорошенько пострадать, но не поверить, что это ВЗАПРАВДУ. И тогда все пройдет.

– Ну-у, не знаю, – протянул папа Мигель.

– Ну, как у вас дела? – весело зашла на кухню мама Карла. – Кри, ты закончила? – и мама Карла начала придирчиво осматривать чан.

– Я не знаю, – пробормотала Кристина и переложила скребок в другую руку. Уселась на скамью рядом с папой Мигелем.

– Но ты ведь был без пяти минут адмиралом? – вспомнила она давешний разговор. – Ты там себя не нашел?

– Как тебе сказать… – почесал папа Мигель макушку и посмотрел на маму Карлу. Она отставила чан и приготовилась внимательно слушать.

– Но был же! – с нажимом повторила Кристина. – Это же не сказка была, как все остальное?..

– Адмиралом? – уточнила мама Карла.

Она этого не знала. Хотя подозревала, что прошлое у папы Мигеля бурное. Но какая разница, что за прошлое, когда они теперь в настоящем.

– Без пяти минут, – поправила ее Кристина.

– Да, я любил плавать, – сказал папа Мигель медленно и просто. – Но когда я встретил твою маму, я полюбил ее больше.

Мама Карла покраснела. Ей стало стыдно, что она, может быть, загубила карьеру папы Мигеля. Четырнадцать лет назад!

– Но ты мог…

– Не мог, – ответил папа Мигель сразу. – Я хотел быть мужем, отцом… Может, не лучшим в мире, но лучшим из тех, какими мог стать.

Кристина раскрыла рот. Мама Карла почти что тоже.

– Ты… не жалеешь? – уточнила Кри. – Ведь плавать в море в сто раз интереснее!

– Я не жалею, – покачал папа Мигель головой и рассмеялся. – Вас я ни на какое море не променяю.

Мама Карла заплакала. Кристина не понимала, как это, но мама Карла утверждала, что так бывает от счастья. Папа Мигель всегда умел его делать неожиданно.

– Вы ведь лучше всякого моря, – раскрыл папа Мигель объятия своим растроганным женщинам.

В ту ночь Кристина не могла уснуть. Отчасти – из-за синяков и ушибов. Оно-то, хоть и песок, а падать несладко. Выносливость, самодисциплина… Вот и понятно, откуда папа Мигель все это знает. Он мог бы стать адмиралом. Без пяти минут – это почти то же самое, что ровно полночь.

Папа Мигель точно грустит об этом иногда. Вот почему он смотрит в море и в небо, когда ему плохо. Тогда он думает, что было бы, стань он адмиралом, а не папой Мигелем. Его бы точно уважали больше, и мама Карла бы не ругалась, что он мечтает, болтает или фехтует. Не заставляла бы и его мыть посуду, если она сердится. Он бы бороздил моря и бил пиратов, как Энрике.

Не было бы счастья на Холме Святой Марии и «Горизонта». Кристина вытаращила глаза и, кажется, темнота стала светлее. Такое представить невозможно, еще невозможнее, чем то, что тебя самого нет.

Нет, он точно не жалеет. Разве иногда понарошку. Если бы папа Мигель жалел по-настоящему, его бы давно здесь не было. Ведь нет слова «не могу» для того, кто умеет ковать счастье.

Вставать и идти. Кристина откинула легкое покрывало и подползла к окну. Ноги гнулись с трудом… Но она выучится. Станет фехтовать шпагой со стены, фехтовать, как без пяти минут адмирал. Несомненно. Нет слова «не могу» для той, что умеет варить счастье! Всего-то три вещи: падая, вставать, владеть телом, владеть духом. Три. Кристина растопырила пальцы и оценила их количество. Совсем не много.

Над морем серебрился лунный свет. Прибоя почти не было. Штиль. И на легких волнах только рябь, как волшебный шелк торговца Педро.

Кристина сощурилась. Это счастье. Ее личное счастье.

Рассвет только-только выполз на небо. Облака были тонкими и длинными, их причудливым узором разметал по еще розовому небу ветер.

– Шаг вперед… – скомандовал папа Мигель.

Оказывается, он умел быть твердым, даже жестким. На уроках он не знал жалости. Как и полагается адмиралу. Без пяти минут.

– Не прыгай на меня бесцельно, Кри! Вот, я тебя уже убил..! Когда я колю, ты должна защищаться. Стукни по моей шпаге, поймай… Так, да. И только после этого выпад… Коли, вперед! Теперь оборона… Да, молодец! Колени не распрямлять! Ты должна быть как пружина! В любую минуту готова прыгнуть… Спину ровно, что за колесо, ты не телега!

Папа Мигель молниеносно подскочил сбоку и хлопнул ее тонким шестом по спине.

– А-а..! – возмутилась Кристина, мгновенно распрямляясь. – Не телега я!

– Так докажи! Укол… Оборона… Опять прошляпила – не дай себя уколоть так просто! Отбивай удары… Почти… – шпага Кристины скользнула вхолостую, и снова шест папы Мигеля коснулся ее груди. Она начинала отчаиваться. – Стойка… Где стойка? Колени согнуть, спина ровно, стопа вперед… Руку отставить!

Кристина чувствовала себя кроликом, который не знает, откуда посыпется следующая атака. А еще она совершенно выбилась из сил, а ведь это только начало. Ярость росла с каждым новым уколом.

– И – хладнокровие прежде всего! – картинно отсалютовал папа Мигель шпагой. – Какие три главные вещи?

– Владеть телом, – уклонилась с торжеством Кристина от укола, – владеть духом… – прыгнула в атаку и напоролась на кончик шеста, – падая, вставать, – зазвенел ее голос от раздражения.

Папа Мигель теснил ее к морю. Так нечестно! Кристина попыталась напасть, но ее лишь снова «убили» несколько раз… Вот уже ноги и на мягкой морской пене, вот уже по щиколотку, и прибой лишь мешает. С криком Кристина взмахнула шпагой, сетуя на тяжелую неудобную рукоятку: от нее ныло все запястье.

Папа Мигель сделал лишь одно движение, и шпага вылетела из ее уставшей руки, а Кристина свалилась в море. Оба кончика упирались ей в грудь: как-то папе Мигелю удалось перехватить ее шпагу?.. Все внутри всклокотало, как прибой, намочивший косички до самого основания. Кристина замолотила пятками по морской пене.

– Вот именно, – с упреком сказал папа Мигель, – владеть духом. Не менее важно, чем владеть телом. Знаешь, почему?

Он отбросил настоящую и поддельную шпагу назад в песок и подал Кристине руку. С мгновение подумав, она протянула свою навстречу.

– Не чувства должны владеть тобой, но ты – чувствами. Можешь их использовать себе во благо, но никогда не отдавайся в их власть.