Текст книги "Если бы красота убивала"

– Я знаю от Кэт, что его не было. Кстати, его фамилия Хендерсон. Джефф Хендерсон.

– А как насчет бойфренда?

– Что, простите? – Я опешила и лишь через секунду сообразила, что Фарли спрашивает не о Кэт, а о Хайди.

– Вы не знаете, был у нее дружок?

– Вроде бы был, но Кэт сказала, что они расстались. Об этом вам лучше спросить у нее.

– У няни были проблемы со здоровьем? Она чем-нибудь…

– Извините, детектив, но я ее почти не знала. Спросите лучше у Кэт.

Фарли молча уставился на меня, его блеклые глаза чуть-чуть слезились, а взгляд говорил, что впредь он не советует его перебивать. Повисла неловкая пауза, потом он спросил:

– Вы живете в городе?

– Да, в Гринич-Виллидж.

– Как вы думаете, почему миссис Джонс позвонила вам и попросила приехать?

– Думаю, она очень волновалась. Насколько я знаю, на Хайди всегда можно было положиться, поэтому, когда она не открыла дверь, Кэт встревожилась.

– Я имел в виду другое. Почему она позвонила именно вам?

– Мы давно знакомы, и я из тех подруг, которым можно позвонить в восемь утра в воскресенье.

– Когда вы приехали, как она себя вела?

– Как я уже сказала, Кэт очень волновалась.

– Почему она не вошла в комнату сама?

– Думаю, она просто боялась.

– Бейли, могу я задать вам один вопрос? Между нами, вам не показалось странным, что миссис Джонс не захотела войти в комнату одна?

– Нет, не показалось. Мы обсудили разные возможные причины: наркотики, алкоголь, даже самоубийство, и Кэт не хотела в одиночку столкнуться с тем, что могло бы ожидать ее в комнате Хайди.

– Самоубийство? Хайди страдала депрессией?

– Нет. То есть, насколько я знаю, не страдала. Я просто перечислила возможные причины. Кэт подозревала что-то неладное, но точно ничего не знала.

Несколько мгновений Фарли молча удерживал мой взгляд, потом встал из-за столика. Допрос, похоже, закончился. Напоследок он спросил мой адрес и телефон, записал их в блокнот и предупредил, что, возможно, ему еще понадобится со мной связаться. Потом захлопнул блокнот, и мы с ним пошли наверх. Там Фарли прихватил бритого блондина и сообщил, что они возвращаются в квартиру Хайди. Как только детективы отошли достаточно далеко, Кэт схватила меня за рукав.

– Бейли, у меня паранойя или они действительно нарочно нас разделили?

– У тебя не паранойя. – Я подлила себе кофе. – Именно это они и сделали.

– Прекрасно! – саркастически воскликнула Кэт и запрокинула голову. Ее прическа развалилась, большая часть волос выбилась из пучка и падала налицо. – Надо полагать, это означает, будто они подозревают, что мы что-то скрываем, и пытаются поймать нас на лжи?

– Нет, не означает. Полицейские вообще стараются допрашивать свидетелей и очевидцев порознь. Дело в том, что если те находятся вместе, то подсознательно стремятся сделать так, чтобы их версии не противоречили одна другой.

– Знаешь, Бейли, в этой суете я как-то не удосужилась тебе это сказать, но я, честно говоря, просто не знаю, как бы я сегодня справилась без тебя.

– Я рада, что приехала. Интуиция тебя не обманула.

Мне хотелось задать Кэт один вопрос, и, кажется, момент был для этого подходящий, но я не успела – кто-то позвонил в дверь, и Кэт пошла открывать. Минуту спустя через кухню проследовала Лесли Стоун.

Лесли тридцать девять, у нее карие глаза и густые каштановые волосы; она предпочитает стрижку в китайском стиле. Ее считают привлекательной, но я, честно говоря, не понимаю, что в ней хорошего. У нее большие ноздри, прямо как фасолины, и когда я на нее смотрю, мне кажется, будто на меня глядит летучая мышь. Сегодня она вырядилась в бежевый брючный костюм из искусственного шелка и босоножки из тонких ремешков, и вид у нее такой, будто ее вытащили прямо с пляжа Санта-Барбары. Я не собираюсь злорадствовать в столь трагический момент, но мне показалось, что с тех пор, как я в последний раз внимательно присматривалась к ее бедрам, Лесли набрала несколько фунтов. Проблема в том, что Лесли мне просто-напросто не нравится. Я работаю внештатно, поэтому ее нападки меня мало затрагивают, но она при каждом удобном случае придирается ко мне то из-за сроков, то из-за дорожных расходов. Ее муж несколько лет назад очень выгодно сыграл на фондовой бирже и огреб кучу денег, так что у Лесли нет необходимости зарабатывать на жизнь. Говорят, она работает только потому, что ей нравится считать себя главной и указывать другим, что делать.

– Начни с самого начала, – потребовала Лесли, как только взобралась на высокий табурет.

В мою сторону она метнула раздраженный взгляд, как будто я была каким-то образом повинна в случившемся. Кэт подробно рассказала ей, что произошло. Пока они разговаривали, я пошла припудрить носик. Ванная находилась под лестницей. Я не торопилась, вымыла руки, ополоснула холодной водой лицо, наложила немного румян и блеска для губ – и то и другое нашлось в туалетном столике под раковиной – и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Выглядела я примерно так же, как себя чувствовала, то есть паршиво. Вся эта история меня утомила, иссушила и измочалила. Ну и утро выдалось! Из-за чего Хайди могла умереть? Где-то сейчас Кайл?

Когда я вернулась в кухню, то обнаружила, что в мое отсутствие прибыли две молодые яркие блондинки из пиар-агентства. Они уже завели долгий разговор с Кэт и Лесли о том, как наилучшим образом использовать неизбежный интерес прессы к этой истории. В конце концов они даже подключили к разговору через громкую связь директора агентства, который, к счастью для него, выходные проводил за городом. По телефону заказали ленч. Занавески в гостиной мы задернули, но я иногда украдкой выглядывала на улицу. «Скорая» уехала, но перед домом было полно других машин, включая фургон медэкспертов. В квартиру Хайди и обратно то и дело сновали какие-то люди. На тротуаре собрались зеваки, некоторые уходили, на их место подходили другие. Фургонов с телевидения пока не было видно.

Примерно в половине первого приехал Джефф. Он был один, Тайлера, по его словам, он завез по дороге к каким-то друзьям. Джефф был одет так, как положено фотографу, работающему в сфере моды – зеленые брюки карго, белая футболка, верблюжий свитер с треугольным вырезом, – но выглядел очень расстроенным и был бледен как привидение. Они с Кэт обнялись, и она все еще льнула к нему, даже когда он уже собирался от нее отойти.

Джефф, Джефф, Джефф. Спору нет, совершенно обалденный мужчина. Не менее шести футов роста, довольно смуглый, глаза зеленовато-карие и полные чувственные губы с маленькой продолговатой ямкой на нижней. Слегка вьющиеся каштановые волосы опускаются чуть ниже подбородка, и Джефф обычно заправляет их за уши.

Он фотограф, специализируется на моде. Насколько мне известно, несколько лет работал самостоятельно, и за это время его карьера быстро пошла в гору. Правда, не достиг таких высот, как Кэт, но, с другой стороны, он и моложе ее на шесть лет. Их брак оказался прочным, вопреки предсказаниям тех, кто считал, что Кэт не сможет жить с парнем, который за всю жизнь не прочел ни одного романа от начала до конца. Но Кэт заявила, что сыта по горло угрюмыми миллионерами с Уолл-стрит и эгоистичными мужчинами в стиле эпохи Ренессанса. Самой же Кэт, как она мне сказала, нужен мужчина, который умеет очень хорошо делать что-то одно и хочет прожить с ней жизнь. Человек, с которым ей легко, с которым не придется быть настороже, тот, кому понравится делать ей массаж шеи, снимая напряжение, и кто способен заниматься сексом так, что соседи, слыша ее стоны, иной раз подумают, не стоит ли вызвать полицию. Таким человеком и оказался Джефф. Мне он в общем-то нравится, но между нами всегда ощущается напряжение. Возможно, потому, что он красив и это вызывает у меня чувство неловкости.

Часа в два я решила, что пора сматывать удочки. Я, конечно, переживала за Кэт – она попала в переплет, и я была бы рада ей помочь. Кроме того, я хотела принимать участие в событиях. Но сейчас я стала чувствовать себя пятым колесом в телеге. В дружбе Кэт придерживалась подхода, который в психологии называется компартментализацией; проще говоря, она всех раскладывала по полочкам. Каждый из нас отвечал какой-то конкретной ее потребности, и ни одному не отводилось слишком большой роли. В данный момент Кэт занималась тем, что пыталась свести к минимуму ущерб для работы, а это не относилось к числу моих функций.

Перед уходом мне бы не помешало поговорить с Джеффом, но его монополизировала Лесли, и я рассудила, что сейчас лучше уйти, а потом можно будет вернуться или позвонить. Я сказала Кэт, что ухожу. Кэт рассеянно кивнула, одновременно ковыряясь вилкой в тарелке с салатом, которую к ней пододвинула блондинка пиарщица.

Свой кардиган я нашла на столе в холле, хотя не припоминаю, чтобы оставляла его там. Когда я уже открывала входную дверь, в холл вышел Джефф.

– Как ты? – спросил он с едва заметным акцентом уроженца штата Теннесси. – Кэт рассказала, как ты обнаружила тело.

– Я-то держусь, а вот ты как? Представляю, как тебе тяжело.

Однако по виду Джеффа было трудно сказать, что у него на душе, видно было только, что он взволнован.

– Конечно, – сразу ответил он. – А для Тайлера это будет вообще кошмар. Господи, не представляю, что ему сказать?

Я хотела задать Джеффу еще один вопрос, но тут в холл выглянула одна из пиарщиц и, посмотрев на меня, проворчала:

– Может, все-таки закроете дверь?

Джефф быстро чмокнул меня в щеку, и я вышла на лестницу. К дому только что подъехал фургон телеканала новостей. Водитель пытался найти место для парковки, и я рассудила, что успею скрыться до того, как из фургона кто-нибудь выйдет. Но на тротуаре ко мне подошел молодой парень с микрофоном и видеокамерой. Я бросилась бежать и поймала на Парк-авеню такси. Едва я плюхнулась на заднее сиденье, как вдруг поняла, что у меня все болит: голова, спина, ноги, даже мозги. Смерть Хайди породила множество вопросов. От чего ее рвало? Была ли она наркоманкой? Одна ли она была этой ночью? Если да, то почему она никому не позвонила, когда почувствовала себя плохо? У меня были вопросы и к Кэт, некоторые вещи не давали мне покоя все утро. Например, почему она провела выходные в Хэмптоне, тогда как ее муж и сын были в загородном доме? Зачем ей понадобилось видеть Хайди в такую несусветную рань в воскресенье? И наконец, почему она была так уверена, что с Хайди случилось что-то страшное?

Мне не терпелось получить ответы на все эти вопросы. Но, с другой стороны, я побаивалась того, что могу узнать. Интуиция мне подсказывала, что в ближайшие несколько дней жизнь Кэт превратится черт знает во что.

Глава 4

Редакция журнала «Глянец» занимала весь десятый этаж здания на углу Бродвея и Пятьдесят шестой улицы. Все помещения группировались вокруг большого, поделенного на отдельные боксы открытого пространства, которое у нас называли «оркестровой ямой». В боксах располагались производственный отдел, фоторедакция, художественная редакция и кабинеты нескольких младших редакторов и авторов. Раньше все это пространство занимали традиционные офисы, но Кэт примерно через полгода после того, как стала главным редактором, все переделала и оформила в стиле классической студии новостей. Вряд ли она рассчитывала, что кто-нибудь будет влетать в редакцию с криком «Срочно в номер! Гвинет Пэлтроу не выдержала эпиляции воском зоны бикини и взмолилась о пощаде!». Ничего подобного. Кэт сказала, что стремилась добиться идеального сочетания шума, энергии, зависти и сексуальной химии. Насколько я могу судить, она в этом более чем преуспела.

В понедельник утром, в начале десятого, когда я ввалилась в редакцию с булочкой и большим бумажным стаканом кофе, в «оркестровой яме» практически никого не было. Только фоторедактор сидел за своим столом в черной рубашке с кружевными оборками и листал журнал да слышно было, как боксах в восьми от него кто-то из производственного отдела открывает окно. В «Глянце» вообще редко кто приходит на работу раньше десяти, но я полагала – и, как выяснилось, ошибочно, – что именно сегодня народ соберется пораньше, чтобы узнать подробности о смерти на Девяносто первой улице. Кабинет Кэт, одна из стен которого представляет собой сплошное окно, находится в дальней части «ямы»: сейчас в нем было темно.

Я повернула налево и зашагала к своему кабинету по длинному главному коридору. Я не ожидала увидеть кого-нибудь еще, поэтому когда, проходя мимо ниши, где стоял ксерокс, вдруг увидела Кипа, вздрогнула от неожиданности. Кип – это Киппинджер, заместитель редактора, он снимал копию с какой-то книги. Кип примерно моих лет, до того как Кэт переманила его в «Глянец», он работал продюсером в передаче «Доброе утро, Америка». У нас он возглавлял отдел публикаций. По образованию ему следовало бы работать в журнале, на телевидение он забрел только временно. Кажется, он занимался в основном темами, касающимися болезней, например, синдрома раздраженного кишечника, хотя по его манере говорить можно было подумать, что он курирует репортажи из зоны военного конфликта. Его появление в «Глянце» вызвало большой шум, потому что он оказался единственным мужчиной нормальной ориентации (то, что в пригороде у него жена и двое детей, значения не имело), и все решили, что он невероятно привлекателен – рыжие волосы, молочно-белая кожа, усыпанная веснушками, голубые глаза. Кажется, никто, кроме меня, не замечал, что у него непропорционально маленькая голова. На мой взгляд, он заносчивый и самодовольный, и это отражается на его работе. Например, в статье про секс, которую редактировал, он предложил читательницам сделать мужчине комплимент в постели такой фразой: «А у тебя есть разрешение на ношение этой штуки?» К счастью, потому что я работаю в «Глянце» давно, мои статьи по-прежнему редактирует Полли, ответственный редактор.

– Доброе утро, – поздоровалась я.

– Что-то мы сегодня рановато.

Замечание Кипа прозвучало не слишком любезно, к тому же это была одна из тех пассивно-агрессивных фразочек, на которые непонятно как реагировать.

– То же самое я могу сказать и о тебе.

– Ты слышала новость?

– Ты имеешь в виду смерть няньки Кэт?

– Да. Ты не знаешь, что там стряслось?

Кип наморщил веснушчатый лоб с таким видом, будто боялся, как бы эта смерть не испортила ему весь день.

– Про это есть в газетах. – Я кивнула на две свернутые газеты, торчащие из моей сумки. – Я как раз собираюсь сесть и прочитать, что там пишут.

Не дав Кипу времени сказать еще что-нибудь, я прошмыгнула мимо него и быстро пошла дальше.

Я повернула еще раз и оказалась в той части этажа, которая была оформлена в более традиционном стиле. Здесь располагались отделы моды и красоты, а также кабинеты старших редакторов. Пятачок, на котором находился мой кабинет, занимала когда-то маленькая справочная библиотека. Но когда «Глянец» переродился в живой современный женский журнал, пишущий о том, что происходит прямо сейчас, необходимость в многочисленных томах «Гида по периодической литературе» отпала, и справочники убрали на хранение. Моя комнатка была размером примерно два метра на три, окно выходило на вентиляционную шахту, из него, правда, был виден и Бродвей, но не лучшим образом. Однако мне нравилось, что кабинет маленький и уютный, как кокон, и что он находится на отшибе. Да и вообще как внештатный сотрудник я могла бы и вовсе его не получить.

Войдя в кабинет, я бросила кожаную куртку и сумку на стоящий в углу стул и сняла крышку со стаканчика с кофе. Затем села за стол и развернула две нью-йоркские газеты, которые купила по дороге в киоске.

«Загадочная смерть няньки медиазвезды». Это было в «Дейли ньюс». Заголовок располагался на самом верху, как транспарант, во всю ширину страницы. В свою очередь, газета «Нью-Йорк пост» отвела происшествию в доме Кэт целую страницу и заголовок дала куда более возмутительный: «Няня найдена мертвой в подвале дома главного редактора крупного журнала». Ниже был помещен снимок Кэт, бегущей по улице с совершенно измученным видом. Судя по тому, что снимок был по меньшей мере годичной давности, его взяли из фотоархива, но можно было подумать, что корреспондент «Пост» застукал Кэт, когда та убегала из полицейского участка.

В обеих газетах, уже не на первой странице, было продолжение, но с весьма скудными подробностями, в обеих статьях намекали на передозировку наркотиков. Наткнувшись на несколько клишированных фраз типа «Миссис Джонс глубоко опечалена» и высказываний «представителей по связям с прессой», я поняла, что после моего ухода пиарщицы потрудились вовсю. В обеих газетах были помещены фотографии дома Джонсов, а в «Дейли ньюс» была еще и парадная фотография Кэт. На этом снимке у нее был довольно сексапильный вид, волосы выглядели, как никогда, светлыми и пышными, а губы неправдоподобно пухлыми. В самом сочетании парадной фотографии со статьей о смерти было нечто кощунственное. С таким же успехом можно было бы дать заголовок «Моя нянька только что умерла, но я не прочь потрахаться».

Судя по тому, что писали в газетах, после моего ухода от Кэт ничего существенного обнаружено не было, а если и было, то с прессой этой информацией пока не поделились. Со мной тоже.

Накануне вечером я долго бродила по Ист-Виллидж и вернулась домой около пяти часов. Я была на взводе от выпитого кофе и вдруг почувствовала непреодолимую потребность с кем-нибудь пообщаться. Я начала обзванивать знакомых, но минут через пятнадцать мне стало ясно, что, поскольку я заранее ни с кем не договорилась, вытащить никого не удастся. Даже Лэндон, мой семидесятилетний сосед, часто служивший мне палочкой-выручалочкой, куда-то подевался. Обычно я заранее расписываю воскресный вечер, ко на этот раз по глупости ничего не запланировала, надеясь, что Кайл проснется в воскресенье утром в моей постели и не захочет со мной расстаться до следующего утра. Сидя у телефона, я представила, как он швартуется где-нибудь на Лонг-Айленде и с последними лучами заката трахает какую-нибудь девицу на Палубе своей яхты.

Поскольку мне не удалось найти компанию, чтобы сходить пообедать, пришлось искать другой способ не представлять себе ежеминутно зеленые махровые полотенца, покрытые засохшей блевотиной. Я как-то спросила у одной женщины, служившей в полиции Далласа и расследовавшей самоубийство, как ей удается переживать ужасы, которые она постоянно видит на работе. Она сказала, что старается создать вокруг себя «мир прекрасного». Я не была уверена, что ее способ сработает со мной, но решила попробовать. Я поставила диск Моцарта и съела салат, запив его бокалом каберне. Потом я приняла ванну с лавандовым маслом, подложив под голову свернутое полотенце и приглушив свет.

Я отмокала в ванне почти час, но чем дольше лежала, тем хуже себя чувствовала. Начать с того, что мои эмоции, которые раньше как бы заморозились, начали постепенно оттаивать, и меня охватила тоска. Хайди умерла такой молодой, умерла одна, с ней не было никого, кто мог бы ей помочь. Кроме того, мои мысли то и дело возвращались к Кэт и Джеффу. Я задавалась вопросом, все ли в порядке с их браком. У Кэт, конечно, очень ответственная и напряженная работа, но для нее отказаться от поездки с семьей в загородный дом в Литчфилде ради какого-то кинофестиваля – это примерно то же самое, что для другой девушки заявить парню, что в субботу вечером она не сможет с ним встретиться, потому что ей нужно состригать катышки со старого свитера. Когда Джефф только приехал, он утешал Кэт, но по мере того как шло время, мне показалось, что он становился все более отчужденным. А ведь поддержка мужа Кэт сейчас очень нужна. Если Хайди умерла от передозировки наркотиков, репортеры не дадут им покоя.

После ванны я позвонила Кэт. Я не надеялась, что полиция успела уже многое им сообщить, но хотела узнать хотя бы то, что удастся. У Кэт сработал автоответчик, по-видимому, они с Джеффом решили фильтровать звонки. Я устроилась в гостиной и попыталась читать. Как я и сказала Кайлу, квартира отошла мне два года назад, после моего брака, безвременно скончавшегося в возрасте восемнадцати месяцев. Квартира у меня с одной спальней и отдельной большой гардеробной, которую я переделала в кабинет, но зато у меня есть балкон и великолепный вид на крыши Ист-Виллидж. Я считаю квартиру своим убежищем. Многие удивляются, как это при нью-йоркских ценах на недвижимость мой бывший оставил мне ее, но его тогда волновали совсем другие проблемы, а именно – как сбежать из города и от карточных долгов.

В девять часов я снова попробовала связаться с Кэт, в пятнадцать минут одиннадцатого – опять, но оба раза наткнулась на автоответчик. Меня возмущало, что Кэт мне не перезванивает. Ради нее я вскочила с постели ни свет ни заря, примчалась к ней, а теперь она от меня отгородилась. Но, если разобраться, этого мне и следовало ожидать. История со смертью Хайди, вероятнее всего, обернется кризисом пиара, рабочей ситуацией, а по таким вопросам Кэт ко мне за помощью не обращается. Для этого Господь создал энергичных барракуд типа Лесли. А может быть, Кэт просто очень устала.

Около полуночи я взяла книжку и легла в кровать, надеясь, что мне удастся уснуть. После развода у меня развилась довольно противная бессонница, чаще всего в форме, которую называют ранним окончательным пробуждением. То есть я благополучно засыпаю, но часа в два или три ночи просыпаюсь и уже не могу заснуть. Но в этот раз мне не удавалось даже заснуть. В конце концов я включила телевизор и стала смотреть документальный фильм, но он оказался не таким занудным и усыпляющим, как я надеялась. Когда я в последний раз смотрела на часы, они показывали 2.22.

После того как я прочитала обработанные пиарщицами статьи о смерти Хайди, мне, конечно, очень хотелось поговорить с Кэт, но я решила, что оставила уже достаточно сообщений на ее автоответчике. К тому же ей рано или поздно все равно придется со мной связаться, хотя бы затем, чтобы предупредить, как себя вести, если мне позвонят из газет. Поэтому я решила для разнообразия заняться своими прямыми обязанностями. Я достала из сумки несколько папок и общую тетрадь. В последние годы я специализируюсь в основном на криминальных драмах, но могу взяться и за какую-нибудь другую историю, если в ней есть некая интрига или нечто загадочное. Моя последняя статья, которую я должна сдать через четыре недели, подпадает под эту категорию. Я рассказываю о довольно бедном семействе из пяти человек, живущем в Олине, штат Нью-Йорк, которое стало подозревать, что в их доме действует полтергейст. Если они, например, выходили из комнаты на несколько минут, то, вернувшись, обнаруживали, что либо мебель передвинута, либо с кровати сброшены подушки, а один раз были даже содраны обои со стены. Случалось, по их словам, что чья-то невидимая рука подбрасывала в воздух разные предметы.

Об этой истории я узнала из небольшой газетной вырезки, которую мне прислал один друг, живущий на западе этого штата. (Надо сказать, что у меня по всей стране есть друзья и родственники, которые регулярно присылают мне всякую забавную информацию.) В этой истории не было трупов со следами удушения, никто не исчез бесследно, но все же она меня заинтересовала, и когда я предложила написать об этом в «Глянец», Кэт сразу согласилась.

Несколько недель назад я съездила на своем джипе в Олин и провела два дня с семейством Кейз. Не могу сказать, что я вернулась от них, уверовав, что на дом напала нечистая сила, но, с другой стороны, я так и не поняла, кто устраивал эти представления – сами родители или кто-то из детей. На второй день над моей головой пролетела мягкая игрушка. В это время в комнате находились несколько человек, включая двенадцатилетнюю Марки, но я не смогла определить, кто это устроил.

В начале следующей недели я поговорила по телефону с так называемым парапсихологом, к которому обращалось это семейство. Его заключение таково: никакого полтергейста нет, а все эти чудеса вызваны телекинетической энергией, которой обладает неулыбчивая, а иногда и просто угрюмая Марки.

– В девяноста девяти процентах случаев перемещение предметов вызывает девочка, находящаяся в переходном возрасте или переживающая сильный стресс, – терпеливо объяснял он мне. – Гормональные изменения создают электрокоматическую энергию. А затем, понимаете ли, девочка, сама того не сознавая, выбрасывает сгусток этой энергии по спиральной траектории, и именно это заставляет предметы двигаться, взлетать в воздух и падать.

На расшифровку записи интервью, которое я взяла в пятницу, у меня ушло минут сорок пять. Мне предстояло пообщаться еще с несколькими людьми, в частности с профессором детской психологии из Джорджтауна, который в этом месяце приехал в Нью-Йорк и собирался летом прочитать курс лекций в здешнем университете. Этот профессор считал парапсихологов шарлатанами, и у него имелась собственная теория, объясняющая странное поведение неодушевленных предметов.

Через час напряженной работы мои мозги забуксовали. Я никак не могла отвлечься от мыслей о Хайди. Не выдержав, я сняла трубку и набрала внутренний номер Кэт. На звонок ответила Одри, помощница Кэт, и объяснила, что Кэт в офисе нет и не ожидается.

Тогда я пролистала блокнот и нашла рабочий телефон доктора Пола Петрочелли, заведующего отделением скорой помощи в небольшой больнице в пригороде Бостона. Я познакомилась, когда брала у него интервью. Он тогда лечил изнасилованную девушку, о которой я писала. С тех пор Пол давал мне информацию и для других статей. По его телефону мне ответили, что он занят и не может подойти, поэтому я оставила для него сообщение.

Мне захотелось кофе. Я взяла чистую чашку и решила прогуляться до офисной кофеварки. Мой кабинет находится практически напротив отдела моды, и как только я вышла в коридор, то сразу увидела Сашу из отдела моды, она стояла в дверях своего отдела. Саша – жгучая брюнетка, сегодня на ней был тонкий розовый свитер, коричневые брюки, сидящие низко на бедрах, и диадема. В руках она держала огненно-оранжевую туфлю на высоченном остром каблуке. Под ее надзором несколько стажерок и ассистенток, которым я на вид дала бы лет по четырнадцать, паковали огромные чемоданы с одеждой из осенней коллекции. Я остановилась у двери и спросила:

– Куда-нибудь уезжаешь?

С девицами из отдела моды я почти не знакома, у них там сплошь экзотические имена: Тара, Таня, Тамара и прочее в таком духе, но с Сашей мы временами вступаем в непритязательные разговоры, поскольку наши двери находятся по соседству.

– Да, на этой неделе у нас будут съемки в районе Палм-Спрингс, – радостно сообщила Саша.

Мне показалось, что губы у нее стали полнее, чем когда я видела ее в прошлый раз. «Одно из двух, – решила я, – либо она сделала инъекцию коллагена, либо ее укусила в губу пчела».

– В пустыне?

– Да. Там прекрасное освещение, просто прекрасное!

Она бросила туфлю в открытый чемодан.

Я продолжала свой путь по коридору в сторону кофеварки, проходя мимо других кабинетов. В этот час редакторы обычно говорили по телефонам, сидели за компьютерами или слизывали пенку со своих каппучино, но сегодня почти все кабинеты пустовали. Пока я наливала себя кофе, кто-то окликнул меня по имени. Я оглянулась и увидела, что в мою сторону поспешает Полли Дейвенпорт. Хотя Полли как ответственный редактор формально является моей начальницей в «Глянце», это не помешало нам стать приятельницами, вместе перекусывать бутербродами или суши и жаловаться друг дружке, как тяжело живется в Нью-Йорке разведенке тридцати с чем-то лет.

– Доброе утро, – сказала я, – куда все подевались?

– Все в «оркестровой яме», обсуждают происшествие. Ты ведь знаешь, что случилось?

– Да, знаю. Может, посидим в моей скромной обители?

Мы зашли в мой кабинет, и я закрыла дверь. Полли – рыжеватая блондинка, сегодня ее длинные волосы заплетены в косу, а сама она в черном, похожем на свитер, трикотажном платье до колен поверх белой футболки. Я знаю, что платье призвано скрыть несчастье ее жизни – широкие бедра. Полли перепробовала, наверное, все существующие диеты, даже «диету стюардесс», которую откопала в номере «Глянца» двадцатипятилетней давности, но ничего не помогало и у нее по-прежнему было тридцать фунтов лишнего веса. Полли села на свободный стул и спросила:

– Ты много знаешь о том, что случилось?

– Как тебе сказать, сегодня я, похоже, телефонно-неприкасаемая, Кэт не отвечает на мои звонки, но вчера я была на месте происшествия. Это я нашла труп.

– Да ну? Тогда рассказывай – что случилось?

– Не знаю точно. В воскресенье утром мне позвонила Кэт и попросила приехать, потому что Хайди не открывает дверь квартиры. Кэт боялась туда заглядывать, поэтому войти пришлось мне, Я нашла тело Хайди на полу в маленькой квартирке, которую ей выделили в хозяйском доме. Ее рвало, вся квартира была в рвоте, похоже, она чем-то отравилась. Первое, что приходит в голову, это наркотики, но…

– Газеты на это и намекают. Думаешь, она сидела на героине?

– Понятия не имею. Мне не попалось на глаза ничего такого, что указывало бы на наркотики, но я же не проводила в комнате обыск.

– Наверное, это было ужасно – найти труп?

– Да уж. Я, конечно, была мало знакома с Хайди, но все равно, когда кто-то умирает в таком возрасте, не важно, знаком ли он тебе, это всегда неестественно и ужасно.

– Кстати, а где Кэт? – недовольным тоном спросила Полли.

– Наверное, дома. Одри сказала, что она сегодня может и не прийти.

– Я все утро пыталась с ней связаться. Мы ставим в номер статью про рак яичников, все сроки вышли, сегодня она должна уйти в печать. Я, конечно, понимаю, у Кэт сейчас забот хватает, но она сама говорила, что непременно должна прочитать окончательный вариант.

– Откуда ты узнала про Хайди? – спросила я.

– Я узнала вчера вечером из одиннадцатичасового выпуска новостей. Я уже привыкла к тому, что все новости о «Глянце» узнаю из вторых рук.

Полли никогда не упускала случая подчеркнуть, что, хотя формально она занимает ту же ступеньку, что и Лесли, именно Лесли пользуется особым доверием Кэт. Впрочем, по моему мнению, Полли – более ценный кадр. То, чем занимается Лесли, способны делать многие, а у Полли масса талантов, она отличный редактор, она блестяще придумывает заголовки и тексты на обложку. Возможно, зрительно журнал ассоциируется с Кэт, у нее гениальная интуиция, ее записная книжка битком набита телефонами авторов и полезных людей, но окончательным редактором большей части того, что печатается в журнале, является Полли, это она придумывает броские заголовки, благодаря которым журнал лучше продается. Заголовки «Почему я встречаюсь с вашим мужем», «Абсолютно нормальные женщины одержимы сдачей экзамена по тазовым мышцам» и «Семь хитростей в постели, от которых запылают его бедра» – все это примеры шедевров Полли.