Текст книги "Жизнь по обмену"

12
Паскаль
Лос-Анджелес, Калифорния

– Эй, Мика? Есть минутка? – Я открываю заднюю дверь фургона, чтобы достать из большого отсека под кроватью свой горный велосипед.

– Что такое? – ворчит в трубку брат. – Я как раз шел спать, только что вернулся с ночной смены.

– Прости. Просто хотел быстро рассказать тебе, что пару дней назад мы с Холли договорились устроить кое-что крутое, – отвечаю я, куная тряпку в теплую воду, чтобы смыть с рамы велосипеда засохшую землю. – Мы на четыре недели меняемся жильем.

– О’кей. Э, класс? – Звучит так, словно он не знает, что на это ответить. – Значит, ты остаешься в Лос-Анджелесе?

– На четыре недели, да. Начинаем сегодня вечером. – Четыре недели, четыре влога, в промежутках – несколько прямых эфиров с Холли и обычные видео, несколько из которых уже почти готовы. И я уже немного нервничаю.

– Значит, ты теперь будешь жить в ее квартире? – У меня в ушах раздается какой-то шорох, потом приглушенный грохот. Я вздрагиваю, так как в наушниках кажется, что шум звучит очень близко. – Извини, телефон упал на подушку.

– Все в порядке. – Вытираю пот со лба и еще раз окунаю тряпку в воду, чтобы сполоснуть. – В любом случае я хотел у тебя спросить: может, встретимся на этой неделе, сходим куда-нибудь поесть? Расскажешь мне, как дела на работе, и, возможно, обсудим, как помочь Аллегре и папе. Что думаешь?

– Конечно. На вечер пятницы я пока ничего не планировал. Подойдет?

– Идеально, – отвечаю я и вздыхаю, после того как Мика кладет трубку.

Ну вот, не так уж и сложно. Теперь осталось только пережить ужин с братом, чтобы он опять не поставил мне фингал, но с этим, надеюсь, проблем не возникнет. Он уже сорвал на мне злость. То есть сейчас все может стать только лучше.

– Привет, Сири, включи мой плейлист, – обращаюсь я к голосовому ассистенту в телефоне, пока совсем не загрузил себе голову, и до блеска полирую свой велик под музыку Lauv.

Около полудня я покупаю в Vegan Toast веганский сэндвич и холодный чай с малиной и мятой и сажусь с едой на скамейку в парке Беверли-Гардене. В тени деревьев эту жару можно терпеть, хоть и недолго.

В последний раз я приходил сюда, когда учился в школе. Когда мир еще был нормальным. Мы играли в догонялки и фотографировались в максимально глупых позах перед большой надписью «Беверли-Хиллз». За пару дней до этого мне на день рождения подарили первый цифровой фотоаппарат, с которого и началась моя страсть к движущимся картинкам. Обнаружив в камере функцию видеосъемки, я загорелся. С того момента ничто больше не могло от меня укрыться.

На чердаке нашего старого дома до сих пор лежит коробка с картами памяти. После смерти мамы я к ней не прикасался. В них таится слишком много болезненных воспоминаний. Слишком много смеха, когда мы ни о чем не подозревали, слишком много счастливых моментов, когда мы ни о чем не догадывались.

Знай она, что умрет через несколько лет… сделала бы что-то иначе? Начала бы есть более здоровую пищу? Заниматься спортом? Больше заботиться о себе, вместо того чтобы жить для мужа и детей? Сглотнув, я кладу сэндвич обратно в пакет. Мысли о маме давят, словно камень в животе. Возможно, возвращаться все-таки было плохой идеей. Мне уже давно не приходилось думать о случившемся так часто, как за прошедшие пару дней.

Такое ощущение, что Лос-Анджелес – это одно большое пятно, на которое нужно повесить ярлык: «Осторожно, триггер». Но в то же время мне кажется, что я достиг точки, в которой должен с этим разобраться. Тот факт, что я сейчас сижу здесь и простое воспоминание выбивает меня из колеи, однозначно говорит о том, что я все еще не примирился с прошлым.

Пусть ближайшие четыре недели кажутся ограничением моей жизни, моей свободы, но на самом деле это не так. На самом деле это шанс поставить крест на случившемся. И чем быстрее я это пойму, тем легче мне будет.

* * *

Вымотанный после марафона уборки и сборов, в пять часов вечера я звоню в дверь Холли. Направляю камеру на белую дверь из лакированного дерева и жду, пока она откроет. А когда она наконец это делает, я не могу удержаться от смеха – у нее в руках тоже камера.

– У дураков мысли сходятся, – приветствует меня хозяйка дома и пропускает внутрь.

Держа камеру одной рукой, другой я крепче сжимаю ремень дорожной сумки, пока за мной закрывается дверь.

– Нам надо было договориться, – улыбаюсь ей я и прекращаю съемку.

– Ай, это будет классное видео, – отмахивается она. – Взять у тебя что-нибудь?

– Все в порядке. – Я иду за ней в гостиную, где кладу свою камеру на обеденный стол и снимаю сумку.

Тут же, громко мяукая, подбегает Орландо и начинает об нее тереться. На нем шлейка. Готов к приключениям. Только сейчас мой взгляд падает на коробки и сумки, которые собрала Холли. Я сжимаю зубы, чтобы не расхохотаться в голос. Не может быть, чтобы она всерьез планировала взять все это с собой в фургон!

– Напомни-ка мне, я показывал тебе фургон изнутри, а? – дразню ее я.

Холли закрывает лицо ладонью, другой рукой продолжая снимать.

– Знаю, знаю. Это слишком много… а я еще даже не закончила паковать вещи. – Когда она поднимает голову, щеки у нее пылают. – Но, Паскаль, мне все это нужно.

– Тогда тебе нужен еще и прицеп.

Я обхожу стол и рассматриваю коробки и сумки. Одна из коробок определенно требует моего особого внимания.

– Это что, кофемашина?

– Я могу все объяснить.

Я поворачиваюсь к Холли, которая прячется за камерой. Ей явно стыдно, что она набрала столько вещей, но, очевидно, не настолько стыдно, чтобы перестать снимать. Это мне в ней и нравится. Она признает свои слабости даже перед камерой, околдовывая тем самым всех зрителей до единого. Подойдя к ней, я аккуратно забираю у нее из рук камеру и направляю на нее.

– А это, дорогие друзья, максималистка, как она есть, – с широкой улыбкой объявляю я; Холли смеется. – Но поверьте мне, даже Холли с этим справится.

Затем я выключаю камеру, кладу ее на стол и опять разворачиваюсь к Холли, которая с задумчивым видом смотрит на свои коробки.

– Признавайся, ты сделала это только ради видео, – говорю я, предлагая ей выход из неловкой ситуации.

Она оглядывается на меня и смотрит тепло и мягко.

– Хотелось бы, – отвечает Холли с легкой улыбкой. Щеки у нее до сих пор горят. – По-моему, мне нужна твоя помощь, Паскаль.

– Извини, что почти не помогал тебе на этой неделе.

Я приподнимаю плечи, а потом снова резко опускаю. Для нее все это гораздо сложнее, чем для меня. Ей придется себя ограничивать, а у меня внезапно снова появляются сотни возможностей. Будь я чуть повнимательнее, давно бы догадался, что ей будет сложно собрать только самое необходимое.

– Нет-нет, – отмахивается Холли. – Все нормально, честно. У нас обоих было слишком много дел, чтобы разобраться со всем… А я действительно не рассчитывала, что это окажется так сложно.

Вздохнув, она вытаскивает коробку с кофеваркой и бормочет что-то чертовски похожее на «Прощай, вкусный кофе».

– Хочешь, взглянем еще раз вместе? – предлагаю ей я.

– Наверное, это хорошая идея. Ты мог бы подсказать, сколько одежды мне понадобится на четыре недели. – Холли выдвигает вперед два громадных чемодана. – Это перебор?

Меня разбирает смех.

– Ох, Холли. – Она хоть осознает, как мило выглядит, когда говорит такие вещи? – Многому тебе еще нужно учиться.

– «Звездные войны», да? – Холли чуть отодвигается в сторону, чтобы я сел рядом с ней на полу. – Тогда взмахни своим световым мечом, гранд-мастер.

Моим световым… Что? Я бросаю на нее шокированный взгляд.

– О господи. – Она закрывает руками рот и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. – Это явно прозвучало не так, как я планировала.

* * *

Пока мы с Холли вместе перебираем ее вещи, она рассказывает о том, как провела эту неделю. О разговорах со своим менеджером Мэйвис, о книге, над которой сейчас работает, и обо всем, что ей пришлось организовать, чтобы наш обмен домами прошел как можно более гладко.

У меня тоже была куча дел. Вот почему за всю неделю мы встретились всего один раз, чтобы обсудить еще пару-тройку важных деталей. Но так как наше общение ограничивалось по большей части голосовыми сообщениями и электронными письмами, я хотя бы перестал постоянно представлять себе, каково было бы ее поцеловать. Это бы только излишне все усложнило.

Холли не кажется мне женщиной, которая после поцелуя – или чего-то большего – будет продолжать вести себя как ни в чем не бывало. И, откровенно говоря, я тоже не любитель краткосрочных интрижек. Однако и к прочным отношениям пока совсем не готов. Тем более в этом городе.

– А мне вообще понадобится кольцевая лампа в дороге? – обрывает ход моих мыслей Холли, поднимая одну из коробок.

– Она тебе вообще не понадобится. Солнце – твой лучший друг. Не поверишь, сколько всего можно сотворить с его помощью.

Рассмеявшись, она откладывает лампу к вещам, которые в итоге оставит дома.

– Очень противоречивое заявление. Здесь солнце всегда мой злейший враг. Особенно в пасмурные дни. Поэтому я снимаю только с искусственным светом.

– Значит, пора переучиваться, – отвечаю я и убираю еще штатив для лампы и экран для нее же. Мы постепенно приближаемся к области возможного. – Если захочешь поснимать за столом – без проблем. Я встроил туда лампу с хорошим светом. А сверху на крыше фургона есть прожектор, который можно вращать в любую сторону. Благодаря ему у тебя не возникнет сложностей ни вечером, ни ночью.

– Н-на крыше? – Холли поднимает взгляд и неуверенно смотрит на меня. – А как я туда залезу?

– Через кровать.

– А. – Она драматично хлопает себя ладонью по лбу. – Какая же я дурочка! И как только сразу не догадалась?

Я сдерживаю смех.

– Давай честно, Паскаль. Как, ради всего святого, я заберусь по кровати на крышу, не сломав себе шею? Ты меня вообще видел? Я стопроцентный городской житель и не привыкла каждый день куда-то карабкаться. Жить в фургоне – это уже само по себе приключение, а залезать на фургон… Уф! – Холли обмахивается ладонями и в конце концов сама начинает смеяться. – Но попробовать можно.

Хотя она хорошо скрывает волнение, я чувствую, что предстоящие четыре недели ее пугают. Интересно, зачем она в принципе на это согласилась, если ее так беспокоит сама мысль о жизни в фургоне?

– Ты справишься, Холли, – говорю я и при этом имею в виду не только крышу автомобиля, но и путешествие в целом. Потом ободряюще ей улыбаюсь. Она отвечает тем же, однако до глаз улыбка не доходит. Холли поспешно отводит взгляд. Ее грудь тяжело поднимается и опускается, и я, не задумываясь, беру ее за руку. – Знаешь, что я делаю, когда мне становится одиноко на природе или страшно, потому что вокруг нет ни души?

Она снова смотрит на меня и кажется при этом такой уязвимой, что больше всего мне хочется прижать ее к себе и защитить от всего.

– Я открываю задние двери, включаю хороший плейлист и считаю звезды. Поверь мне, ничего нет прекраснее, чем ночь в одиночестве под чистым небом.

– Звучит просто сказочно, – широко раскрыв глаза, шепчет она.

– Красивее всего бывает в пустыне, – обещаю я ей и вспоминаю о еженедельных заданиях, которые мы написали друг для друга и положили в конверты.

Отпустив ее ладонь, встаю и подхожу к своей сумке, чтобы взять оттуда мои задания для нее. А еще ищу маленькую коробочку, которую вчера ей приготовил. Потом сажусь обратно к Холли и вручаю коробочку ей.

– Ты принес мне подарок? – Словно не веря своим глазам, она садится ровнее и снимает оберточную бумагу. – Гирлянда? О боже, Паскаль, как это мило!

А затем вдруг обнимает меня. Удивленный неожиданными объятиями, я притягиваю ее ближе и пытаюсь на следующие четыре недели сохранить в памяти ее фруктовый аромат.

– Ну, я подумал, что в честь переезда полагается дарить небольшой приветственный презент.

– Спасибо.

Ее дыхание касается моей шеи, вызывая у меня желание отменить обмен и вместо этого обдумать проект, над которым мы могли бы поработать вместе… вдвоем… друг с другом.

Я сглатываю, но в этот момент она снова отстраняется и прячет гирлянду в сумочку:

– Повешу ее сразу.

– Там уже есть батарейки, – добавляю я, прежде чем протянуть ей конверты, словно ничего не случилось. – Вот твои еженедельные задания.

Их Холли тоже сует в сумку.

– Твои лежат на кухне. Еще я оставила тебе кое-какую еду в холодильнике. Готовила сегодня обед и сразу сделала чуть больше.

А дальше просто так, совершенно неожиданно, наступает момент, в который мы переносим ее вещи в фургон. Я снимаю Холли, пока она вешает гирлянду и освобождает от вещей коробки, которые я потом заберу обратно в квартиру. Снимаю, как Орландо с любопытством изучает мой фургон, и, наконец, снимаю, как Холли устраивается на водительском сиденье и вставляет ключ в замок зажигания.

– У тебя уже есть идея, куда отправиться? – спрашиваю я через открытое окно, не только ради зрителей, но и потому, что сам сгораю от любопытства. Понятия не имею, какие у нее планы на ближайшие четыре недели.

Она пожимает плечами и одаривает меня широкой улыбкой. Ее тревога, страх перед одиночеством в дикой природе как будто испарились, и я уверен, что она его слышит – зов свободы.

– Куда поведет меня судьба, – отвечает Холли и распускает хвост, так что волосы мягкими волнами рассыпаются по плечам. Затем достает из сумочки солнцезащитные очки-авиаторы и надевает их на нос.

С урчанием оживает фургон, и у меня в горле внезапно образуется жесткий комок. Лицо Холли сияет.

– До встречи, Паскаль.

Она посылает мне – или, скорее, зрителям – воздушный поцелуй и уезжает. Я смотрю вслед фургону, снимаю отъезд Холли, достойный театральных подмостков, и чувствую оттенок гордости, однако, когда наконец выключаю камеру, вспоминаю свой собственный отъезд из Лос-Анджелеса два года назад и чувствую себя как никогда одиноким.

13
Холли
Анджелус-Окс, Калифорния

Слезы начинают течь лишь после того, как я оставляю Лос-Анджелес позади и еду вверх по трассе 38, к Поперечным хребтам[15]15
  Поперечные хребты – самая южная из восьми основных частей Береговых хребтов, горной цепи, протянувшейся вдоль побережья Северной Америки. Береговые хребты, в свою очередь, являются частью горной системы Кордильеры.


[Закрыть]. До сих пор мне приходилось слишком сильно концентрироваться на дороге, чтобы иметь хоть малейшую возможность задуматься и осознать, какой шаг я только что сделала.

В небольшой зоне отдыха я наконец-то ищу в сумочке носовые платочки. Камера немым укором лежит на пассажирском сиденье. Нужно снять, как я со всем этим справляюсь. Нужно показать подписчикам, что я не просто так прыгаю в фургон, прощаюсь со словами «Куда поведет меня судьба», как будто меня это совершенно не трогает. Они должны видеть, насколько это тяжелый шаг – отказаться от своей жизни. По-настоящему дерьмовое ощущение. Пусть и всего на четыре недели.

Но я не могу. Не могу сейчас снимать видео, хотя это моя работа. Я хочу, чтобы этот момент был только моим. Не хочу думать, как выгляжу в слезах – мило или ужасно, – хочу просто побыть одна и выпустить на волю эмоции, которые кипели на поверхности целую неделю.

Я почувствовала себя лучше после объятий с Орландо. Я по-прежнему ощущаю себя странно опустошенной, но, по крайней мере, уже не так, словно только что отказалась от собственной жизни. Наоборот, где-то в животе постепенно разгорается волнение, которое охватило меня в тот момент, когда мы решились на обмен.

– Все будет хорошо, – убеждаю я себя, прежде чем поправить макияж и включить камеру, чтобы сохранить свои первые впечатления для публики. – Вот и он. Момент, когда моя жизнь изменилась. – У меня вырывается смешок. – Очень пафосно, знаю. Я не имею ни малейшего понятия, принесут ли следующие четыре недели столько изменений, сколько я себе представляю. Но если быть предельно откровенной… – Сглотнув, я смотрю в окно на раскинувшийся внизу Лос-Анджелес, город, который был моим местом жительства последние два года. Местом жительства, не домом. Потому что для дома в нем не хватало людей. Затем снова решительно перевожу взгляд на объектив. – Я хочу этого. Да, я, черт возьми, готова к переменам.

С трепетом предвкушения в животе я опять выключаю камеру, кладу ее на центральную консоль, потому что Орландо устроился на пассажирском сиденье, и завожу фургон, чтобы отправиться вверх по дороге, в Анджелус-Окс. От Мэйвис мне известно, что здесь есть потрясающий пешеходный маршрут на гору Сан-Горгонио. Идеальный старт в мою заимствованную жизнь.

И действительно, оставляя Лос-Анджелес за спиной, с каждой милей я чувствую себя свободнее. Я еду с наполовину открытыми окнами, встречным ветром в волосах и громкой музыкой в ушах. Вверх, вверх, вверх. Уже очень давно я не проводила столько времени за рулем, и это приятное ощущение. Можно поехать куда угодно, в моем распоряжении целый континент. Бесконечные возможности и природа, на которую мне всегда хотелось полюбоваться вблизи. Я начинаю догадываться, почему Паскаль так любит этот образ жизни.

В Анджелус-Окс я останавливаюсь возле супермаркета, чтобы купить продукты и туалетные принадлежности. Также беру ингредиенты для салата на ужин, холодный чай и банку влажного корма делюкс для Орландо. Затем исследую этот маленький городок в горах в поисках места для парковки на ночь. Анджелус-Окс крошечный: пара шикарных домов там и тут, полицейский участок и пожарная часть, супермаркет, несколько гостиниц и ресторанов для путешественников – уютно, но ничего особенного. Тем не менее я собираю кое-какой видеоматериал для первого влога.

В конце концов мне удается обнаружить стоянку, на которой я буду почти одна. Вытащив ключ зажигания, перебираюсь в дальнюю часть фургона. Безумное чувство – эти двенадцать квадратных метров на ближайшие четыре недели станут моим домом.

– Ты проголодался, Орландо?

Мяукнув, кот подходит ко мне, так что я накладываю ему еды из банки и ставлю на пол, прежде чем заняться салатом. Обновлю кухню Паскаля приготовлением своего ужина. Я собираюсь помыть салат, когда мобильник начинает вибрировать и показывает новое сообщение. Оно от Паскаля.

«Спасибо за потрясающий ужин. Как это называется?»

Он прислал фото пустой миски на моем балконном столике. Гирлянды и фонарики включены, отчего мое сумасшедшее сердце охватывает волнение. Это ведь просто гирлянды, черт побери!

«Рада, что тебе было вкусно. Это будда-боул. Его можно готовить из чего угодно, но такая версия – моя любимая».

«Мне нравится твоя любимая версия. И нравятся гирлянды».

«А мне нравишься ты», – думаю я и закрываю глаза, пытаясь прогнать эту мысль. Соберись, Холли. Вы работаете вместе. Четыре недели. Четыре недели, а потом он снова уедет и исчезнет из твоей жизни.

Я отправляю ему фотографию включенной гирлянды над его кроватью.

«А я сейчас тоже устраиваю себе уютную обстановку. С салатом и холодным чаем. И если потом будет настроение, возможно, запущу коротенький прямой эфир».

«Если хочешь, я присоединюсь. Можем открыть первые еженедельные задания».

«Хорошая идея! Тогда через 30 минут?»

«Идеально!»

* * *

– О’кей, – шепчу я, залезая на кровать, чтобы устроиться поудобнее для онлайн-трансляции.

К счастью, я захватила вторую подушку, так что теперь могу с комфортом прислониться к обшитой деревянными панелями задней двери. Телефон устанавливаю на маленький штатив, который тоже взяла с собой, и поворачиваю так, чтобы было видно одновременно и меня, и гирлянду на заднем плане. Верхний свет фургона освещает лицо. Не идеально, но достаточно, чтобы люди просто не отключались из-за слишком плохого качества видео.

Бросив быстрый взгляд на часы, открываю свой блог в соцсети и выхожу в эфир.

– Привет, ребята! – с широкой улыбкой здороваюсь я со зрителями. Не прошло и полминуты, как меня уже смотрит несколько сотен подписчиков. – Угадайте, где я сейчас нахожусь. О, а вот и он… значит, игра в угадайку закончена.

Открывается второе окошко, и появляется он. Паскаль. Он улыбается в камеру, волосы влажные, в глазах веселье, на заднем фоне я узнаю свой уголок с растениями в гостиной. Интересный ракурс. Никогда с него не снимала.

– Привет!

– Привет, – с улыбкой отвечаю я. Он явно был в душе. В моем душе. Сумасшедшее чувство.

– А ты уютно устроилась, – замечает он. – Как тебе фургон?

Я делюсь с ним и нашей аудиторией впечатлениями от сегодняшнего дня. Рассказываю, как трудно сосредоточиться на главном, когда понятия не имеешь, что главное.

– Во всяком случае, это не кофемашина. По крайней мере, Пакс так считает.

Мы оба смеемся, потом Паскаль объясняет мне, как готовит черный кофе в фургонных условиях: прямо через фильтр, который я обнаружила в одном из шкафчиков.

– Очень быстро учишься довольствоваться самыми простыми вещами, – продолжает он. – Раньше я не пил кофе без молока и сахара. Сегодня мне хватает черного. Лучше всего свежемолотый и свежесваренный. Все в любом случае будет вкусно, если наслаждаться этим в тишине, одиночестве и на свежем воздухе.

Я не могу не улыбнуться. Мне не удается придумать ответ, но ничего страшного. Достаточно просто слушать его, пока он говорит такие прекрасные вещи, и, судя по комментариям зрителей, не я одна готова весь вечер ловить каждое его слово.

– А теперь расскажи, как ты провел свой первый вечер после возвращения в цивилизацию? – спрашиваю я у Паскаля, чтобы он продолжал говорить. – Уже расчистил мою квартиру?

Он словно обнимает меня своей теплой улыбкой, заставляя вспомнить, как мы прощались. Каково было чувствовать, что он так близко ко мне. Я едва успеваю сдержать тихий вздох.

– О, тебе бы это понравилось. – Паскаль лукаво улыбается, глядя на меня. – Я просто убрал вещи, которые стояли тут после твоего переезда, – отвечает он и на слове «переезд» изображает пальцами в воздухе кавычки. – Потом с огромным удовольствием съел твой грандиозный будда-боул, а затем – держись крепче – побаловал себя роскошной ванной.

– Ты принимал ванну? – Не знаю почему, но мысль об этом кажется мне мегазабавной. Никогда бы не подумала, что именно полноценная ванна станет одной из вещей, которые он сделает в первую очередь, как только в его распоряжении окажется целая квартира.

– После двух лет озер, океана и бассейнов это было довольно приятно. – Широко улыбнувшись, Паскаль проводит рукой по темным волосам. – Предупреждаю: возможно, через четыре недели я уже не захочу возвращаться в фургон.

Эти легкомысленно брошенные слова проникают прямо мне в сердце. Я сразу понимаю, что придаю им слишком большое значение, но все равно ничего не могу с собой поделать: во мне загорается искра надежды. Что, если через четыре недели он останется в Лос-Анджелесе?

– А может, и я так привыкну к черному кофе и мини-душу, что останусь в фургоне, – шучу я, чтобы скрыть свой эмоциональный хаос. – Впрочем, тогда хочешь не хочешь тебе придется взять на себя и мои проекты по DIY.

Он театрально хватается за сердце и делает вид, будто теряет сознание.

– Не знаю, выдержит ли это мое минималистское сердце.

Я хихикаю, и мы еще какое-то время дурачимся, прежде чем наконец достать свои конверты с еженедельными заданиями. За нами по-прежнему наблюдает несколько тысяч человек, которые заваливают нас комментариями и вопросами. Кажется, им не терпится узнать, какие задания мы будем выполнять на этой неделе. Паскаль старательно подписал приготовленные для меня конверты. У него аккуратный и разборчивый почерк, как будто в нем отражается его характер.

Мои же конверты для него не белые, а разноцветные. У каждой недели свой цвет, надписи я изобразила в лучших традициях леттеринга – тщательно прорисовала каждую букву. Один из них он сейчас поднимает к камере.

– Забавно, по одним только конвертам видно, насколько мы разные, – озвучивает мои мысли Паскаль.

Я показываю подписчикам белый конверт, после чего просовываю палец под клапан, чтобы его открыть.

– Ты первая, – говорит мне Паскаль.

– «Дорогая Холли, твое первое задание – провести ночь в пустыне под звездным небом. Желаю тебе получить невероятные впечатления», – зачитываю я вслух и поднимаю взгляд. Я прекрасно помню наш разговор сегодня днем. Думал ли он о том, что именно это написал мне на первой карточке? – Это будет захватывающе. Хорошо, что я уже на пути в пустыню.

Мое недельное задание для него звучит очень похоже.

– «Дорогой Пакс, на этой неделе можешь насладиться преимуществами квартиры в центре города, – читает он мою карточку. – Сходи в кино, в обеденный перерыв купи себе что-то новенькое из одежды, посети выставку и пригласи кого-нибудь на ужин, который приготовишь сам». Затратная же у меня будет неделька.

– Никто не обещал, что жить в таком городе, как Лос-Анджелес, дешево, – весело отзываюсь я.

Мы еще немного обсуждаем свои «квесты», а потом прокручиваем чат, где уже буквально раскалилась колонка с комментариями. Тут есть все от «Пакс – просто огонь» и «О, вы двое так мило смотритесь вместе» до «Тебя правда зовут Холли Вуд?», однако я в первую очередь ищу вопросы, касающиеся нашего обмена, на которые еще можно ответить в оставшиеся минуты.

Проболтав целую вечность, мы прощаемся. Я выкладываю запись эфира, фотографируюсь с Орландо и выкладываю снимок в ленту, после чего открываю парочку уведомлений. Большинство из них – отметки в чужих публикациях. Все просмотренное получает от меня лайк, но сообщений слишком много, чтобы прочесть их все.

После того как я выполняю часть своей работы, относящуюся к социальным сетям, волнение утихает. Этот день практически не дал мне времени даже перевести дыхание, и сейчас это чувствуется. На меня внезапно наваливается ужасная усталость. Открыв мессенджер и увидев там похвалу за эфир от Мэйвис, я снова чуть не плачу.

Благодарю ее и откладываю телефон в сторону, а потом вытягиваюсь на кровати и утыкаюсь лицом в подушку. Проходит совсем немного времени, и, совершенно вымотанная, я засыпаю.