Текст книги "Эгоисповедь"

– Но вообще, индивидуально работать – это седая древность, мы стараемся объединять хоть по два человечка, но мини-группа.

Я молчу о своих воззрениях, что лучше индивидуальных занятий ничего на свете нет и я живое тому доказательство. Никуда это не уйдет и не отомрет, возможно, наоборот, вернется с помпой.

Про свою любимую категорию поняла – подростки с подготовкой к ЕГЭ или ОГЭ. Уровень приличный, с целью тоже порядок. Тут, конечно, и такое есть, но настоящий педагог должен уметь работать со всеми – разве не прелесть учить пятилеток английскому! Да уж, прелесть еще та: а что это у нас? Карандашик! А это? Ручка! Не представляю, что с ними делать.

– Конечно, не представляете, вы же нигде не работали раньше.

Когда, спрашивается? Надо было лет в десять начать копить трудовой стаж? Разумеется – про методику я тоже ничего не знаю, варюсь в своем соку. По мне так если человек не хочет развиваться, ничто его не смотивирует, а если хочет – найдет способ и информацию, интернет под рукой, и весь мир открыт. Но для этой тетки я просто девочка, уважать меня не за что, а поучать можно сколько угодно. Не отказала: давайте пробовать, я буду смотреть, помогать, просто так не дам группу портить. У нас своя программа, творчество преподавателя приветствуется, но у нас нет такого, чтоб каждый творил, что хотел. Все преподы взаимозаменяемы, чтобы дети привыкали к разным. Что прошли и что задали, пишем в интернет, и другой преподаватель может посмотреть, чтоб никого не отвлекать, если ему придется вести урок с вашими и после вас. Все очень современно и мобильно, мы московская школа и нам уже одиннадцать лет.

– Ой, да ну, крох, та же бабовщина будет, – уже окосевшая Мотька расслаблено махнула пустым граненым стаканом.

– Вот и я так решила. Отказала им я, а не они мне. Единственный плюс – стабильная зарплата, возможные поездки заграницу. Говорят, таких несмышленых девочек они любят отправлять – сразу научить и потом все пойдет как по маслу.

– Но до этого еще надо дожить, а нервы тебе помотают будь здоров, – пророчествовала Витка.

Вышла я оттуда в таком состоянии, что убить кого-то хотелось. Или хотя бы чая выпить. Зашла в ресторан «Час Пик» и заказала чай. Там бизнес-ланчи по низким ценам, и народ был, хотя уже не обед. Вроде, уютненько, но телевизор достал: кто-то там «навешал медаль на медаль» и доволен. Такая зомбирующая музыка, мозги поплыли. От нечего делать удаляла старые смски в телефоне, чтобы абстрагироваться. Можно сказать, первое в жизни собеседование – и полный провал. Хотелось напиться. Ладно, не подхожу я – одно дело, но зачем заставлять меня чувствовать себя отстоем?

Поддерживая меня, девчонки рассказывали о своих работах: о том, как они искали, сколько обили порогов, уже бросили считать неудачные собеседования – многим эйч-арам за них платят бонусы, так что у них прямая заинтересованность потратить чье-то время.

– В любом случае, крох, я рада, что ты действуешь, не боишься, меняешь свою жизнь, – Матильда подняла бокал.

Вита не очень поняла, чего я должна бояться, но Мотька-то хорошо знала мою ситуацию, и то, как непросто мне даются заурядные вещи.

– Да, ты молодец! – поддержала тост Вита. – Мне бы твое бесстрашие, а то ведь и с идеальным зрением можно от всего мира закрыться, в угол забиться… мало ли таких! Сколько угодно! Сидят на шее у родителей до сорока лет, всего боятся.

Мы выпили. Пыхтелки Вини-Пуха сменились задолбавшими предисловиями «Лунтика» – пока жила с родителями, телевизор на кухне не умолкал. Племяшка бегал туда-сюда, просто удостовериться, что мультики по-прежнему работают, а смотрели их больше мы, пока ели или гоняли чаи.

Вскоре девчонки начали обсуждать барабаны. Вита делилась с Мотькой, к какому мужику она записалась, а Мотька в свою очередь рассказывала ей о том, который учил ее. После третьего тоста они гоготали во все горло, и кажется, забыли о моем существовании. Такси они вызвали вскладчину и уехали вместе, так как им по пути.

Вот так я отметила новоселье.

ССОРА

В одну из сред ноября мы праздновали день рождения Террора. Отмечание проходило на базе, после репетиции. Террор не звал никого из институтских приятелей или коллег, никого из немузыкальных знакомых – были только мы пятеро. Как он сказал – здесь другая жизнь, другой мир, другие люди.

Что касается работы в группе, тут мне все нравилось. Уже два месяца я здесь, петь стала намного лучше, на мой скромный взгляд (у ребят спросить не решалась), хотя это естественно – голос развивается, собственная манера постепенно находится. С дыхалкой проблем не было – мой папа еще лет двадцать назад об этом позаботился и не только как спортсмен, но и как несостоявшийся вокалист. Когда он учился в Москве, в их техникуме кто-то надумал хор организовать. Пригласили спецов, которые произвели отбор наиболее горластых ребят, и мой батя попал вторым голосом в хор, хотя и артачился – спорт, тренировки, учеба еще, какое пение! Однако пару месяцев пришлось позаниматься. Результаты потрясающие: у отца и без того прекрасный голос, а с профессиональной обработкой он мог бы в оперу податься, чего, разумеется, не сделал, отдав предпочтение спорту и учительству. Пел он раньше часто, в семейном кругу под гитару, а потом праздники отошли в небытие, и телевизор нам природу заменил.

Террор припер четыре бутылки вина (белого и красного), пару килограммов хурмы и хлеба с колбасой. Оставив это все на колонке, он убежал за тортом.

– А че, играть седня не будем? – спросил Цыпа.

– Будем, – ответил Ник, – иначе бы он водку притащил. Просто боится, что потом ему будет лень идти в магаз.

Когда Теря вернулся, мы начали играть, но неохотно и вяло, то и дело косясь на колбасу и вино. Сыграли песен пять и накинулись на еду – ребята с работы, естественно, никто толком не ел. Для меня же еда – не более чем топливо, и вспоминаю я о ней, когда загорается красная лампочка.

Когда две бутылки вина исчезли, Сфинкс начал катить бочку на Террора:

– А все-таки, дружище, я с тобой несогласный, – он посмотрел на меня и продолжил: – вот наверняка у тебя есть какие-нибудь подруги, да?

Ребята грохнули над этим «какие-нибудь». Хотя нас уже достаточно разморило, и можно было смеяться над чем угодно.

– У меня есть хорошие подруги, – улыбнулась я, не в силах злиться на этот пьяный бред.

– А вот надо было девчонок пригласить, посидели бы хорошо, потанцевали бы, может, и не пришлось бы самим эти несчастные бутерброды резать!

– Вот гудня-то! – хлопнул себя по коленке Гришка. – Справимся и сами – все равно сами жрем, че ты бухтишь не по делу?

– Ага, у меня бы средствов не хватило еще и на девчонок, – как бы невзначай заметил именинник.

– Да не прибедняйся, знаем мы, каким ты баблом ворочаешь!

– Так вы у меня и не одни! – развернул апологию Теря.

– А, у него девчонки отдельно! – фыркнул Сфинкс. – Все ясно, сразу бы сказал…

– Соловушка, тебя не напрягает этот базар? – в кои-то веки Теря вспомнил свою привычку возлагать руки на мои плечи.

Я помотала головой, уминая пятый бутер, пока товарищи увлеклись разговором.

– Правильно, в кругу друзей не щелкай клювом! – Ник, видимо, подумал о том, о чем и я. – Ешь-ешь, тебе надо, голос должен где-то быть. И я все удивляюсь, где он есть…

– Правда, будет очень нехорошо, если вокалист прямо на сцене шмякнется в обморок, причем, в голодный, – поддержал его Цыпа.

Я заметила, что зрителей у нас пока нет, так что скандала не будет – откачают как-нибудь. Ник загадочно улыбнулся по поводу этого «пока».

– Кстати, на счет девчонок, – продолжил он, – можно будет пригласить на мой бездник, я, вероятно, поширше отпраздную, чем обычно – юбилей все-таки.

– А, тебе ж тридцатник! – услужливо подсказал Гришка.

– А «чем обычно» – это как? – почему-то осторожно спросил Теря. – Ты его вообще не празднуешь…

Ник сложил руки на груди и заметил, что должно быть место в жизни переменам. Отпразднуем тихо-мирно – мы все и девчонки. Все повеселей, чем с одними музыкальными обалдуями.

– Могу пригласить трех при благополучном раскладе, – хмыкнула я.

– Здорово, как раз всем хватит! – произведя в уме нехитрый расчет, выдал Цыпа.

– Без порнографии, – осадил его Ник.

– Ну, как захотят, ты уже ни при чем, – покачал головой гитарист.

– Слушай, давай без пошлятины, а? – наверное, злее, чем хотелось, бросила я.

Замолчали все.

– Да ладно тебе, мы же так, шуткуем, – попытался реабилитироваться Гриша.

– Вот и шуткуйте, когда я уйду, – алкоголь на меня плохо действует. Хотелось верить, что здесь другие люди и другой мир, а оказывается, он не слишком отличается от привычного.

– Иди, никто не держит, – буркнул Сфинкс.

Я молча встала, надела куртку и направилась к двери. Аккомпанементом было тяжелое молчание и рев Rage Against the Machine из раздолбанных динамиков старого магнитофона.

Террор вскочил, будто опомнившись.

– Эй, ты серьезно, что ли?

– Прости меня, – шепнула я ему, когда он подошел ближе, – в мыслях не было портить тебе праздник.

Он уговаривал меня остаться, к нему присоединился Ник, а Сфинкс и Цыпа ошалело хлопали глазами. Мы с Терей и Ником вышли за дверь и несли друг другу пьяный бред. Ник извинялся, что затеял этот дурацкий разговор, Теря пытался убедить меня успокоиться и не пылить, на что я ответила, что абсолютно спокойна. Конечно, надо было проглотить всю эту бредятину, подумать о Терьке, которого мне искренне жаль, не обращать внимания – мы действительно выпили, а закуски мало, к тому же, парни, чего от них ждать.

– Ребят, простите, правда, – тихо говорила я, – но если я и вернусь, все равно будет напряг. Терь, позволь мне побыть одной, не бери в голову. Пару месяцев назад меня здесь не было, и все было хорошо.

– Но теперь ты здесь! – шикнул Ник.

– Представь, что меня здесь никогда не было, и бухайте дальше, – я обняла Терю, хлопнула по плечу Ника и побрела на остановку.

Морозный воздух немного успокоил, хотя разозлилась я сильно – даже нетипично для меня. Я могу сама себя распалить так, что по шесть часов не успокоюсь, но на людей или на обстоятельства я почему-то не злилась почти никогда в такой степени.

Я каким-то чудом села в маршрутку, надела наушники с Celtic Frost, и злость стала угасать, уступая место апатии и русскому авось. Сфинксу влетит, наверное… да и Гришке заодно, начнется там выяснение, кто прав, а кто нет, и вообще, кто я такая, чтобы так себя вести. Молчи, женщина, когда без микрофона! С молчанием тоже возникли проблемы. Вот уж никогда бы не подумала! Как сказал бы папа – не пел давно и спел говно.

Очухалась я, когда кто-то начал трясти меня за плечи. Открыв глаза, я увидела до боли родное Ликино лицо.

– Надо же, едем в одной тачке и друг друга не видим! – защебетала она. – Ну, тебе-то простительно, а я где была, дура!

Несмотря на тесноту и хаотичное движение, мы крепко обнялись.

– А я от Мотьки. Мы, представь себе, в пиццерию вперлись, тебе иззвонились, но потом кто-то из нас вспомнил, что ты на репе, только уж не помню, кто! А че такая кислая?

– Да так, – уклончиво ответила я, ибо не хотела ворошить недавние события в общественном транспорте. Лика не первый и даже не пятый год знает меня, поэтому быстро все поняла.

– А может, поедем, покатаемся? – предложила она. – Я у отца машину возьму, поездим по городу, а то домой неохота.

Мы десантировались на остановке недалеко от ее дома. Уж не знаю, что сказал ее папа, когда услышал просьбу дочери, но Лика выскочила из подъезда с ключами и с победоносным видом.

– Ну, скажи мне, что девушка за рулем – все равно что…

– Все равно, что девушка с гитарой, – закончила я.

Ехали небыстро, так как дорога скользкая – зима наступает на пятки. Я начала долго и пространно, заплетающимся языком, но по возможности последовательно излагать события сегодняшнего вечера, хотя было ощутимо трудно удержать мысль. Но Лика умела слушать: бесконечными «вау!», «ё-моё!», «блин горелый!», «ну и ну», «обалдеть!» и проч., она помогала мне выстроить логическую цепочку и направить рассказ в нужное русло.

– Слушай, а на бездник к этому чуваку я бы сходила! – лихо выкручивая руль в сторону круглосуточного магазина с кафешкой на первом этаже, сказала Лика, – по-моему, интересный человек, судя по твоим рассказам. А остальным товарищам не помешает устроить брейнвош.

– Да, это было бы прикольно, хотя и жестоко.

– Уже нет, – не согласилась со мной подруга, – хотят девчонок – будут им девчонки!

– Не знаю, насколько они вас захотят, когда увидят, – скептически хмыкнула я, – мы по одному образцу, а меня вроде не хотят.

– А вдруг ты не замечаешь? – усмехнулась Лика. – Ты ж не видишь ни фига, прости, пожалуйста, и вовсе не исключено, что народ там уже слюнями изошел.

Лика припарковалась у магазина, как попало. Я открыла дверцу и неловко вывалилась из машины.

– А че им не ждать? – буркнула я, собирая мозги в кучу, – Мотька у нас красавица, они просто упадут, если она согласится пойти, конечно…

– Да, – грустно вздохнула Лика, – только Мотьке по барабану все эти мероприятия. Бедным мальчикам к ней не приклеиться, как ни старайся…

– Ой, не скажи! – хохотнула я. Получилось развязно и видимо уморительно, потому что Лика залилась хохотом.

Присядем, и расскажу ей про Мотькину влюбленность в мальчика, – думала я, толкая дверь с надписью «на себя». Мгновением позже кто-то толкнул ее мне в лоб. Прекрасный вечер еще не закончился.

Мы взяли по огромной тарелке макарон и бутылку колы, уселись в плетеные стулья и минут на пять замолчали. Когда макароны были съедены, мы стали говорить о Матильде.

– А что ж она мне-то ничего не сказала! – кипятилась Лика. – Сидели с ней весь вечер, шептались. И ни слова! Коза!

– Ладно, порадуйся лучше. Оживает человек.

Лика закивала в ответ.

– Ты его не видела? Как он из себя? Может, и его к Нику позовем?

– Про парней уговора не было, – меня всегда умиляла манера подруги решать за всех и приглашать кого-то к кому-то в гости.

Подкрепившись, мы еще покатались по городу, пока меня совсем не разморило. Подруга поинтересовалась, не укачивает ли меня, но я не знаю, что это такое.

– Подташнивает, например, а то и мутит.

– Придется тебе это корыто на уши поставить, чтобы меня затошнило! – храбрилась я.

– На уши? Щас сделаем!

Может, Лика и решилась бы на подвиги, но тачку переобули – на уши она становиться не желала. Пришлось отложить на следующий раз.

– А пока приехали.

Я выглянула в окно – приехали, только к дому бабы Шуры.

– Радость моя, теперь я в другом месте живу…

– Вот фак! – в сердцах подруга долбанула рукой по торпеде. – Адрес назови, если не в состоянии дорогу указать.

***

Разбудил меня звонок мобильного часов в двенадцать.

– Привет. Это Саша.

– А-а-а… а какой?

– Сфинкс.

– Уууу, прости, не знала, что ты Саша.

– Да, вот так банально. Это ты прости меня за вчерашнее, вел себя по-идиотски. Не знаю, что на меня нашло.

– Хорошо. Прощаю.

Я отключилась, с трудом понимая, что происходит, опять уронила голову на подушку и почти заснула, но тут пришла смска. Дико лень было продирать глаза, искать очки, в которых все равно ни фига не видно, ломать глаза, читая милюзговые буквы. Но любопытство победило. «Ты придешь?» – спрашивал Сфинкс. Ну, разумеется – неужто из-за такой фигни из группы уходить? К тому же, у меня там стойка и микрофон – свои кровные на них потратила. Мы с Терей долго бороздили просторы магазинов, балансируя на грани цена-качество.

Заснуть больше не получилось. Вот так, весь день будет плохое настроение. А, стоп! Это же одинокое утро в своей квартире! Это так прекрасно, что до сих пор не привыкну, вопреки расхожему мнению.

Кое-как отлепившись от двуспальной кровати, я включила комп и пошла на кухню, пока он загружается. Разогрела себе чего-то поесть, притащила тарелку к столу и стала выискивать в памяти машины подходящую музыку. Остановилась на Moonspell. За окном падал снег, и это красиво. Почему-то зимой всегда хочется весны – такой бесшабашно яркой и красочной в противовес белой безликости! Я переставила картинку на рабочем столе – теперь там ярко-зеленый лес в пасмурный день, лохматые деревья, покровительственный сумрак и будто южный ветер.

Все, что случилось вчера, казалось то ли сном, который с течением дня постепенно забывается, то ли чьей-то выдумкой, то ли просто бредом. Но вот смски-то есть, против этого не попрешь. И с Ликой мы катались по городу, были в кафешке – это я точно помню.

А еще теперь я могу принимать учеников на дому. Многим так удобнее – завез ко мне на часок дитенка, пошастал по магазинам, банкам, почтам, да и забрал. Есть еще заявка от моей ровесницы, которой надоело ходить на курсы – денег не напасешься, а заниматься хочется. Что с ней делать – ума не приложу, но все-таки поинтересней будет, чем с киндерами. Сегодня собралась еще на одно собеседование. Теперь деваться некуда – за радость одиночества надо платить, а значит, и зарабатывать больше. Наверное, подсознательно я сама создала себе такие условия, чтобы не лениться и не жевать сопли. Пора уже повзрослеть, пора как-то в жизни устраиваться. Без героизма, но и без саможаления. Как сумею, как позволят мои ограниченные возможности и в целом неплохая профессия. Только научиться предстоит многому и опыта набраться.

В шесть вечера опять зазвонил мобильник, который я все-таки включила. Звонил Террор и спрашивал, почему я не пришла. А разве сегодня надо приходить, четверг же?

– Похоже, об этом помнят все, кроме меня, – вздохнул он, – а я пришел. Может, и ты придешь? Посидим, чайку попьем, поболтаем…

– А может, лучше ты ко мне? Неохота никуда идти, – зевнула я.

Собеседование меня малость вымотало – опять я не вписалась в чьи-то ожидания.

– Я скину тебе адрес, – не дав ему опомниться, сказала и я отключилась.

Теперь я могу принимать гостей, никому не мешая. Как это здорово!

Террор явился через час с огромной пачкой печенья. «Лунные чары» мне давно надоели, теперь играл And Oceans. Приличия ради я спросила у Террора, не напрягает ли его такая музыка. Он покачал головой.

– Хорошо у тебя, – потоптавшись по комнате, похвалил он.

– Недавно переехала, – призналась я, зажигая под чайником газ.

– Я думал, ты с родителями живешь.

Я вздохнула. Не от хорошей жизни ушла, жила бы и жила. Были разговоры у моей тридцатилетней сестры, что надо бы ей от нас уйти, квартиру снимать, но на какие шиши, если она одна с ребенком? А я просто одна, мне легче. Началось все не с квартиры, а с комнаты.

– Быстро ты выросла, – Теря сел за стол на кухне, и я поставила перед ним кружку с чаем.

– Думаешь, спешу? – я села напротив. – Признаться, сама немного дрыгаю, но почему-то верю, что все будет нормально.

Помолчали.

Вопрос к размышлению самой себе: почему стало так холодно и неуютно? Почему вечно оптимистичный Теря, с которым мы общаемся два месяца, не знает, о чем со мной говорить, тем более, если сам предложил встретиться? Один из возможных ответов: я испортила ему праздник своей дурацкой гордостью, и оказалось, что я совсем не та, которой он меня видел все эти два месяца. Вспомнились Мотькины слова о том, что группы разваливаются из-за денег и из-за женщин, и слова эти верны. Еще недавно ребята были друзьями, но вот появилась я, хотя никто не звал, и понеслась… Не обязательно влюбляться хором в одну девушку! Одним своим присутствием отравит все, что можно.

– Терь, ты сердишься на меня? – наконец не выдержала я.

Он махнул рукой.

– Брось! День рождения свой вообще терпеть не могу, обязаловка вечная. А тут хоть весело было.

Я хмыкнула: что тут веселого? Некогда мне было себя козлить, но я уже переосмыслила свое поведение и поняла, что это вино мне в голову ударило.

– Знаешь, если бы мне так сказали – иди, никто не держит, – я бы и сам кому-то куда-нибудь ударил бы. Что я и сделал кстати. Давно хотел размяться, да повода не было.

Я медленно, как терминатор, поставила свою кружку на стол.

– Что ты сделал?

– Устроил бои без правил. Так что теперь кое-кто с фонарями, какое-то время будем репетировать без ударника.

Не смешно. Ни разу.

– Терь, это все, конечно, проедем, но… Наверное, мне действительно лучше уйти.

– Ага, так тебя и отпустили! И что ты предлагаешь нам – опять играть одни инструменталы, искать вокалистов и гнать всех в шею?

– Я собственноручно расклею объявления, даже сама их все напечатаю, а на счет гнать – это вы просто… у вас придурошный отбор!

Теря согласен, но Ник любит развлекаться. На мой взгляд, нездоровые у него развлечения.

– Ему просто не повезло в жизни, – оправдал друга мой гость.

– А кому в ней повезло? – заметила я. – Это повод отыгрываться на других?

Теря скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. Тот жалобно скрипнул.

– Нет, серьезно, ему досталось. Это он уже отошел, а одно время было совсем тяжко.

Я не стала допрашивать, что же такого случилось с Ником. В последнее время чужая боль меня мало трогает. Меня бы кто пожалел! Все только плакаться горазды, словно я баловень судьбы. Внешне у меня все нормально, откуда кто знает детали?

– А что у тебя играет, кстати? Не узнаю, – допив чай, Теря встал и подошел к компьютеру.

– Пошарь, там девяносто гигабайт музыки.

Он присвистнул и сказал, что когда-то тоже был таким. Теперь пришел к выводу, что лучше Rainbow и WASP нет ничего.

– Нет, такого дзэна я еще не познала, – рассмеялась я.

Меня этим Лика раздражала. Мы в юности прилипли к Maiden и Metallica. В институте появились Godsmack и Lake Of Tears, их подруга тоже полюбила, но потом, когда я подсела на что-то более тяжелое и мрачное, когда на меня хлынул такой поток, который большинство людей не успевают на слух переваривать, не то что тексты читать, Лика отпрянула. Как она выразилась, ее закрутила взрослая жизнь, и хотелось хоть какую-то зону комфорта оставить – знакомую и уютную. Я же не могу всю жизнь сидеть на старье, ведь в мире столько интересного!

– Мне на репетициях хватает этих разговоров, – бурчала подруга, – там кто во что горазд: давайте играть трэш, нет, давайте блэк, третий любит классический рок семидесятых, а четвертому подавай готыку. Спрыскиваем это моим любимым припанкованным звучком, и получается не поймешь что.

Может, и у Тери та же проблема? Или он просто взрослее, спокойнее? Ведь лет в девятнадцать и я блэк музыкой не считала, но пару лет спустя мне захотелось той эмоции. Именно за музыкой я туда и не лезу, хотя есть, бесспорно, красивые мелодии и профессиональные команды. Мне захотелось именно агрессии, выплеска энергии в таком ракурсе, в котором я не могла себе позволить или понять, как это сделать технически. Стала читать все эти чернушные истории, как Варг убил Евронимуса, как застрелился ударник Mayhem и вся группа ела его мозги. Это и отталкивало до дрожи, и притягивало чем-то. Непонятно чем. Это другие люди, у которых голова устроена не так, как моя. То ли они варвары, то ли инопланетяне, то ли психи. В этом был другой мир – темный, мрачный, спрятанный от посторонних за стенами бласт-бита и грязных гитарных рифов.

– Хорошо, я флешку захватил, – Теря оторвался от компа и улыбнулся мне.

– А зачем? Там же не WASP и не Rainbow?

– Хочется верить, что много интересного.

Он тыкал наугад в какие-то песни и в большинстве своем нарывался на дэт или блэк. Дэтом я прониклась после статьи в Metal Hammer, который мы с Ликой купили на концерте Maiden в Олимпийском. Классная была статья, атмосферная. Будто оказываешься в Швеции в восьмидесятых годах.

– Ужас какой, – хохотнул мой гость, – и что ты в этом находишь?

– Тексты читаю, – призналась я, – из иных по целой странице новых слов выписываю. Было дело, даже хотела диплом писать на тему: лирика Эдгара Алана По в текстах Tristania. Компаративный анализ.

– И что, комиссия прибалдела? – веселился Теря.

– Нет, научрук другой достался.

Мой гость ушел часов в десять вечера, сказав, что завтра ждет меня на репу.

– И выбрось из головы дурацкие мысли, – напутствовал он меня. – Все мы люди, всякое в коллективе бывает.

***

Машина Сфинкса на месте. Тяжело будет вести себя как ни в чем не бывало. Я даже улыбку состряпать не могу – настолько непослушным стало лицо. Поднимаясь по лестнице, я позвонила Террору и спросила, где он.

– Я здесь, мы с Сашкой одни, – последовал ответ.

Уже легче. Я зашла, блекло поздоровалась с ребятами, так и не заставив себя улыбнуться. Я даже сегодня не распевалась – пусть поймут, какой я ненужный элемент в группе, и выгонят скорее. Сказать по правде, особо не держалась я за микрофонную стойку – время занимала, да и практика неплохая, и постановка голоса. На Сфинкса я не утрудила себя злиться более пятнадцати минут. Тут дело глубже: в своем отношении к людям и к жизни. Можно сколько угодно объяснять себе, что я не умею жить, и поэтому мое отношение вполне естественно. Ребенок, пытающийся петь на английском песенку из мультика, не догадывается, как безбожно коверкает слова, а то и вовсе наделяет их другим смыслом, что с одной стороны весело, а с другой страшно: легко скатиться в кощунство.

Сфинкс с подбитым глазом медленно выполз из-за установки, дождался, пока я сниму куртку, и подал мне руку – по-мужски, видимо, в знак примирения. Я крепко пожала ее, глядя ему в глаза – печальные и совсем не ехидные.

Дверь с грохотом распахнулась, и в помещение ввалился замерзший Гришка. Увидев меня, он сначала резко остановился, потом дернулся и наконец заорал что было сил:

– Ну, слава Богу, я думал, больше мы тебя не увидим! – он полез ко мне обниматься. – Ты на меня не сердишься, а? Я на тебя – нет, так что мир?

В общем, «с горем переспали», как говорится. Словно нарыв какой-то лопнул. Чтобы узнать человека, надо с ним сразиться? Я не хотела, но получилось. И против моих ожиданий, с того дня мы стали ближе, роднее друг другу, будто и впрямь становились друзьями. Увидели истинные лица друг друга и остались живы. Я-то думала, после этого дурацкого случая наши отношения не станут прежними, даже если я останусь. Да, прежними они не стали, потому что отношений как таковых не было – играем, иногда пьем чай и расходимся. А теперь все изменилось.

Когда я вернулась домой после репы, позвонил Ник. Он, видите ли, тоже чувствует себя виноватым, потому что именно он тихо-мыхо возобновил этот разговор о девчонках и тем самым подтолкнул ребят к ненужным рассуждениям.

– Да забудь ты уже этот инцидент! – не выдержала я. – Все, проехали!

– Отлично, – как всегда невозмутимо и прохладно сказал Ник. – Тогда, может, поговорим еще о чем-нибудь?

Я оставила выбор темы за ним, пока выгребала из морозилки блинчики с вишней. За стеной слышались соседи, но музыки отдельно от компа тут не имелось – разве что старый кассетник, на котором только радио работает.

– Ты на мою днюху придешь? – вновь повел речь Ник. – И если да, придешь одна или…

– Одна точно не против, – ответила я.

«Промыть вам мозги»…

– Вообще, я много кого еще приглашу, так что мы не одни будем. Хочу, чтобы много народу было. Давно не чувствовал себя одиноко.

Правда, он какой-то чудной, – подумала я, вспомнив слова Тери о своеобразной личности Ника. Интересно, что с ним приключилось? Не повезло в жизни… Причем так, что к тридцатнику не оклемается?

– Ты хочешь почувствовать себя одиноким среди друзей? Или в толпе?

– Вообще. В толпе я каждый день, но мне не хватает чувства одиночества. Я настолько привык к нему, что перестал замечать.

Господи, я думала об этом года два назад! Неужели еще один такой маразматик нашелся?

– Ты мазохист, – сказала я сквозь грохот посуды.

– Я рад, что ты меня поняла, – прозвучало в трубке, – никому раньше эту мысль не высказывал. И с первой попытки не ошибся.

Боль нужна как воздух. Когда к ней привыкаешь, без нее жизнь не жизнь. А когда она оставляет на время – острее чувствуешь счастье и ловишь каждую минуту свободы. Знакомо – всего лишь на банальной физической боли. В межсезонье я мучаюсь с глазами, но если бы кто предложил мне избавиться от этого, я бы не отказалась.

– Наверное, я неточно выразился. Саму боль я не могу даже вспоминать. Следствия. Они-то мне и нужны.

– Чтобы почувствовать себя живым?

– Именно. Приятно было поболтать.

Как, мы уже прощаемся? Я ошарашено ответила, что не назвала бы наш разговор болтовней. Странное чувство. Зачастую у меня так бывает с похожими людьми: мне трудно с ними говорить, потому что они так же неразговорчивы, как и я, но есть ощущение, что мы друг друга поняли. Искрометные трепачи хороши на первых порах общения, мосты наводить – приятно, когда не мне приходится заботиться о светской беседе. Однако потом такое общение опустошает. Вместо диалога – чувство, что тебя используют. С Ником третий вариант – он словно прощупывает меня, давая мне высказаться и выиграться. Его не назвать легким человеком, не сказать, что с ним комфортно. Но интересно. Что-то в нем есть, можно голову поломать.

Когда блины мои вовсю шкворчали на сковороде, а из приемника блеяли «Чайфы», позвонила Лика.

– Ну как, все утрясли?

– Да вроде…

Раньше мы любили повисеть на телефоне вечерком. А сейчас созваниваемся по делу, обсуждаем новости и прощаемся. Грустно. И не только моя в том вина.

– Брательник мой девушку нашел, представляешь?

– Что же тут удивительного? – засмеялась я.

– Да не в самом факте. В том, какую. Гламурная такая, интересов никаких, зато на нем висит, а он ее постоянно по спине гладит. Смотреть противно. Говорит, толку что от твоего ума, на фиг он не нужен, так и пропадешь старой девой.

Я хмыкнула. Признаться, ожидала от ее брата более гибких взглядов.

– Вот и я ожидала. Обидно вдвойне, потому что брат, а не какой-то сантехник дядя Ваня из прошлого века. Завидую я тебе, ты бы нашла что сказать!

Я подцепила подрумянившийся блинчик лопаткой и шлепнула его на тарелку. Интересно, почему многие считают, что у меня язык подвешен? Всю жизнь два слова еле связывала, только уши подставляю.

– Не-не, ты можешь так сказать, что надолго запоминается. Как щелчок по носу. А я обалдела и заткнулась.

– Да вот и не надо язвить, – я села за стол и включила на трубке громкую связь.

– Надо уметь защищаться. Ой, вообще скучная у меня жизнь. Тебя послушаешь, прям цветы и фейерверки, а мы приходим, играем, чехлимся и уходим. Даже чаи не гоняем. Как чужие люди. Мы с братом типа и так погоняем, дома, а когда это было в последний раз? Теперь его днем с огнем, как говорится… с этой герлой все время.

Я предположила, что подруга просто ревнует.

– Не просто. Мне одиноко.

Да что ж все заладили с этим одиночеством!

– Давай по магазинам пошастаем, – предложила я, – как нормальные девушки. Мне надо что-то элегантное купить – на собеседования не в чем ходить.

Лика тут же вспомнила наш первый поход за шмотками три года назад, когда она устраивалась на работу и отец подарил ей деньги. Первое, что мы купили, был DVD Dire Straits.