Текст книги "Безобразная Жанна"

– Я не понимаю… – Мне стало страшно.

– Вспомни матушкины сказки о феях, хозяйка, – устало сказал он. – Они все время ищут какую-то дверь. Рикардо ее нашел, только ключа у него нет. А как найдется, гореть нам всем дотла, даже пепла не останется…

– Почему?

– Потому! Чтобы открыть дверь, сил нужно столько, сколько за три века не скопить. Но можно и разом их получить… Быстро. Убьешь все кругом – вот и готово.

– Рыжий, погоди! – Я невольно схватила его за плечо. – Было, было в одной сказке такое: мороз сковал землю и убил все живое, и сделали это феи! Только зачем, мама не сказала, может, сама не знала… Но…

– Они же разные, феи-то, как и люди, – серьезно произнес он. – Одна заморозит, другая сожжет. Если Рикардо ключик заполучит – гореть нам… Ну, это я уже говорил.

– Ты хочешь сказать, фея – это Рикардо?! – вырвалось у меня. – Разве такое возможно?

– Нет, он всего лишь полукровка, и сил ему требуется куда больше, чем чистокровной фее. Кстати, потому он и уродлив, – все так же спокойно сказал Рыжий. – Чистокровным феям человеком прикинуться – раз плюнуть, а вот их отродья в родительских-то чертогах все в них, красавцы писаные, а у нас, на земле, – или кривые, или хромые, а то и вовсе без рук и ног. Некоторым еще везет, вроде как Рикардо и его дочке.

– Значит, Эмилия поэтому родилась калекой? – Я потрясла головой. – А что за ключик? Постой, сама догадаюсь… Наследник?

– Да. Почему годится только мальчик, понятия не имею, – вздохнул бродяга. – Наверно, если бы тот «кожаный мешочек» протянул хоть несколько часов, Рикардо использовал бы его, но…

– Рыжий, ты же говоришь, Рикардо – полукровка, ему-то зачем все эти… двери, ключи? – тут уже я схватила его за воротник куртки.

– Я ведь намного больше сказал, – ответил он, отстранив мои руки.

– Да, верно… В чертогах фей он будет прекрасен? И все – только ради этого?! Я верно поняла: ему не просто нужно скопить силы… это их он тянет из моих земель, верно? И ему еще придется отдать сына, чтобы открыть эту треклятую дверь?..

– А что бы ты отдала, лишь бы вернуть себе прежнее лицо? – спросил бродяга, глядя мне в глаза.

– Свою гордыню, – ответила я после паузы и отвернулась.

– Ну же, моя королева, – тихо сказал Рыжий, дав мне время совладать с собой. – Это не дело. Подданные увидят.

– У меня нет подданных. И я еще не королева, – выговорила я сквозь сдавивший горло спазм.

– Ты – королева. По праву крови. А подданные найдутся. Вот я, например, сгожусь для начала? – усмехнулся он и добавил: – А удобно, наверно, не уметь плакать! Зареванные девушки выглядят ужасно!

– Не ужаснее меня, – скривила я губы. – Что ж, самопровозглашенный подданный самозваной королевы… мы не договорили. Откуда тебе известно все это, спрашивать не стану, ты все равно не ответишь. Но, быть может, скажешь, почему Рикардо объявился именно здесь, у нас?

– А ты думаешь, он ищет ключ первый десяток лет? – хмыкнул Рыжий. – Он куда старше, чем кажется, говорю же – полукровка! Уж не знаю, как фея ухитрилась сойтись с человеком, может, забавлялась… но, видно, исчезла сразу после того, как Рикардо появился на свет. Подкинула его кому-нибудь, может, даже настоящему отцу, и испарилась.

– А почему ты уверен, что это была она, а не он?

– Потому что плод человеческой женщины от феи редко появляется на свет живым. А если так, то мать все равно чаще всего погибает, а от ребенка люди разбегаются с криками ужаса. Некоторые выживают, конечно, но… – он покачал головой.

– Как у Аделин?.. – содрогнулась я.

– И это Рикардо еще полукровка, если вовсе не на четверть или осьмушку фея, – кивнул Рыжий. – Я бы даже на второе поставил, они обычно живут долго, если сразу не подохнут, конечно.

– Но постой, ведь известно, когда он появился на свет, его отец еще жив… А ты говоришь, Рикардо не первый десяток лет ищет этот ключ! Как такое может быть?

– Заморочить людям голову фее, даже не чистокровной, ничего не стоит. Может, и жил когда-то настоящий принц Рикардо, обычный мальчик, но наш знакомец занял его место. Ты ведь сама упоминала, хозяйка: все кругом сделались будто сами не свои, даже твой отец…

– Понятно… – пробормотала я. – Но всем известно, что Рикардо с рождения хром и горбат, так когда же он объявился в тех краях? И как ухитрялся изображать ребенка?

– Не по годам умного ребенка, – напомнил Рыжий. – Так и ухитрялся. Феи и не на такое способны. Вот матерей обмануть сложнее, потому мать настоящего принца и умерла очень скоро.

– И моя тоже…

– Да. Судя по тому, какие сказки она рассказывала вам с сестрой, кое-что она знала. Ее никак не должно было оказаться рядом, когда появился Рикардо.

Я снова пнула камни и села у костра.

– Но почему именно так? Если ему нужна королевская кровь… я верно поняла? Разве нельзя принести меня или Аделин в жертву, а не мучить так?!

– Нельзя. Дверь запечатана кровью феи и королевской кровью. – Рыжий помолчал. – Она была пролита одновременно, и открыть эту дверь можно, только повторив это. Но настоящих фей в этом мире больше нет, последняя была убита на том самом месте, где прикрывала исход остальных. Здесь остались только полукровки, о которых беглянки и не вспомнили. Может быть, у Рикардо есть еще дочери, кроме Эмилии, но девочки не годятся, а какой ему смысл убивать себя?

– То есть сын Рикардо в самом деле станет… искомым ключом? – спросила я зачем-то, хотя ответ и так был очевиден.

– Именно.

– Рыжий, спрошу еще раз: откуда тебе столько известно обо всем этом?

– А разве это имеет значение, моя королева? – Он глубоко вздохнул. – Ладно уж, сознаюсь: мой предок неплохо повоевал, когда последних фей загнали на край земли! Там он и погиб, но, к счастью, к тому времени уже успел обзавестись внуками.

– Так ты тоже… королевской крови? – предположила я.

– Да нет, что ты! Прапра… а, что толку считать те «пра»? Словом, предок был обычным воякой, – усмехнулся Рыжий. – Закрыл собой молодого короля Эдриана, так и погиб. Его сын бился рядом, от него потомки и узнали… обо всем. Ну и пообещали, как предок, всегда защищать королевскую кровь, потому как без нее нашему уютному миру может и конец настать. Фей-то выгнали, но поди знай, сколько еще полукровок они оставили? Мы потому и кочуем по свету: никогда не знаешь, где что найдешь… Я вот сказал – тянуло меня сюда необычайно, я и пришел. И, видишь, не промахнулся: нашел-таки последнюю королеву!

– Что-то не сходится у тебя, – покачала я головой. – Пускай феи живут веками, но если Рикардо – отпрыск одной из них, то ему, выходит, тоже несколько столетий? Раз последних помогал изгонять аж твой прапрапра…

– Может, и так, – легко согласился он. – Я ведь говорю, он смешанной крови, а такие тоже живут не как люди. Поди знай, кто на самом деле были его родители, какая доля крови фей течет в его жилах! Полукровки частенько оказываются ох как сильны…

– Знаешь, Рыжий, – сказала я после долгой паузы, – кроме матушкиных, я слышала еще и другие сказки. Там феи-мужчины похищали человеческих женщин, чтобы те давали им потомство: своих было слишком мало. Девицам казалось, будто они живут в королевских чертогах, а на деле это были развалины, и повитухи, приходящие к несчастным, ужасались увиденному, как эта твоя бабка! И если я нужна Рикардо вместо Аделин, отчего бы ему не прислать тебя, чтобы заморочить мне голову и убедить сбежать… куда-нибудь? Я еще в тот раз подумала: ты можешь заговорить зубы безо всякого колдовства! Я уже почти поверила…

Рыжий молчал.

– Железа ты не боишься, рябины тоже – ты не феино отродье, – продолжила я, – но кто знает, что умеют их слуги? Вдруг ты тоже задолжал что-то феям и теперь стремишься отдать долги, а они ради этого наделили тебя даром убеждения? Аделин однажды послушала незнакомца, и ты сам рассказал, к чему это привело. Может, это ты и был тем незнакомцем? – Я помолчала и добавила: – Если я пойду с тобой, я сойду с ума. Я не стану спать ни ночью, как прежде, ни днем. И однажды я зарублю тебя, спящего… просто от страха.

– Знаешь, хозяйка, – ворчливо сказал Рыжий. – Если все заколдованные принцессы таковы, то я, кажется, понимаю, почему на свете не осталось прекрасных принцев! Ладно там колдуны да сторожевые драконы, так ведь спасенная по пути в отцовский замок все мозги через ухо десертной ложечкой выест!

Я не удержалась и фыркнула. Смешок получился нервным.

– Ясно, ты страшишься неизвестности, – сказал он уже серьезно. – Я и сам не знаю, что будет дальше, не привык загадывать слишком надолго вперед. Вот встретимся с теми людьми, о которых я говорил, тогда и будем судить да рядить. Времени у нас не очень-то много. Зимой у фей сил меньше, даже у чистокровных, вот до начала весны и нужно управиться. Иначе…

Рыжий выразительно ткнул своей палкой в огонь, снова взметнув фонтан искр.

– Думаешь, Рикардо еще раз попытается… – Я проглотила окончание фразы, но он понял.

– Конечно, попытается. Соберет все силы, лишь бы Аделин снова понесла. Но и ему уже ясно, что она совсем слаба… А тут еще ты погибла! Он будет в ярости, уверен.

– А поверит ли он в это?

– К тому времени, как его дознаватели сюда доберутся, пепелище трижды дождем прополощет, снегом укроет и морозцем прихватит, – хмыкнул бродяга. – Поди поищи в мерзлой земле твои косточки!

– Гвардейцы могут поискать, как пожарище остынет.

– Это верно. Но тут еще поди угадай, скажут ли они кому-нибудь что-нибудь или же промолчат… Я ведь тебе говорил об их командире. Помочь он не помог, но вдруг хоть язык узлом завяжет? Тоже ведь не лишне…

– А если останков моих не найдут, – задумчиво произнесла я, – Рикардо не будет уверен, жива я или нет. И искать меня будут все равно, раз уж с Аделин ничего не выходит.

– Ничего, еще ведь Эмилия имеется, – утешил Рыжий и пояснил, видя мое недоумение: – Рикардо может подождать, пока девочка не подрастет, а там выдаст ее замуж за кого попало, лишь бы сына родила. В ней ведь есть и его кровь, и королевская, так что… А может, и сам позаботится о наследнике.

– Мерзость какая! – передернулась я. – Ты так спокойно говоришь об этом…

– А что зря гоношиться? – пожал он плечами. – Пойми, это феино отродье. Они думают иначе, чем люди. Они никого не любят, кроме себя самих, а если вдруг полюбят, то… избави Создатель человека от их милости пуще, чем от их ненависти! – Рыжий вздохнул. – Сестра твоя, ты сама, Эмилия – вы для Рикардо просто сосуды, из которых он может извлечь ключ, не более того.

– Мне уже хочется прокрасться во дворец, задушить племянницу, прирезать сестру и самой прыгнуть с маяка в море, – пробормотала я. – Чтобы эта тварь уж точно никогда отсюда не выбралась и сдохла здесь рано или поздно…

– Оставь этот план на самый крайний случай, – посоветовал он совершенно серьезно. – Но это уж если никакого другого выхода не останется… А пока подожди. Есть еще шанс добраться до самого Рикардо, и надо его использовать. А теперь ложись и вздремни. Дождь надолго зарядил… А меня не бойся. – Рыжий посмотрел на огонь, отчего в его темных глазах заплясали языки пламени, и добавил негромко: – У меня к феям свои счеты.

– Твой предок?..

– Не только, – коротко ответил он и умолк. Потом сказал: – Спи, хозяйка. Дождь смывает не только следы, но еще и тревоги, и печали.

– Я люблю спать под звуки дождя, – невольно улыбнулась я. – Как когда-то в охотничьем шатре, когда капли барабанят по парусине, а внутри сухо и собаки ложатся в ногах, чтобы греться самим и греть хозяев… И лошади фыркают снаружи, пахнет дымом, а…

– А утром пахнет свежо и остро, – негромко подхватил он. – Мокрой травой и сосновой смолой, лесной прелью и остывшим пеплом костра – горьковато так, да? И псиной несет, куда ж без того!

Я снова улыбнулась и попыталась представить, что я не в пещере теперь, а в том самом шатре, на меховой постели, и мои охотничьи псы, подаренные отцом, свернулись большими мохнатыми клубками по бокам и иногда поскуливают во сне, переживая заново сегодняшнюю охоту… А Тви бродит снаружи (она не признавала привязи, но и без нее не отходила от меня ни на шаг, сторожила лучше иной собаки), позвякивая недоуздком и шумно вздыхая, щиплет сочную траву. А у костра мужчины пьют вино, закусывают добытой за день дичью да рассказывают охотничьи байки, вкусно пахнет жареным мясом и дымом… Меня-то по малолетству сослали спать, служанка давно сопит с присвистом, а у меня не закрываются глаза. И не закроются, пока Саннежи не пройдет за тонкой стеной шатра и не скажет: «Доброй ночи!» Его одного Тви подпускала так близко, его да еще моего отца, а прочих мужчин могла и покусать, и угостить копытом…

Я сама не заметила, как уснула, а наутро проснулась от знакомого запаха: пахло дымом костра, конским потом и немного мокрой псиной, а еще хвойным лесом – сквозняк доносил снаружи этот запах, – грибами и глубокой осенью.

Оказалось, я лежу на сложенных попонах, прижавшись к бродяге, а он обнимает меня, вовсе не из низменных побуждений, а лишь чтобы согреть: костер давал не так уж много тепла, а накинутые сверху плащи от промозглого холода не спасали, потому как сами не успели просохнуть и грели из рук вон плохо.

Привстав, я вгляделась в лицо крепко спящего Рыжего: так спят люди, уверенные в том, что они в безопасности. Дыхание его было ровным, он даже едва заметно улыбался чему-то во сне… В полумраке пещеры сложно было разглядеть его получше, а жаль! Я ведь ни разу не видела его на дневном свету, только ночью, или в сумерках, или в отблесках костра.

– Проснулась? – спросил он, открыв глаза, будто и не спал вовсе, и сел, потягиваясь. – Спина болит, чтоб ее… Мало верховой прогулки, так еще эти камни клятые! Будто палками побили, честное слово… Что смеешься?

– Дряхлеешь, видно, – ответила я, роясь во вьюках. – Отец мой тоже говорил, что в юности мог спать на голых камнях и есть что попало, а как стал постарше, так после ночевки в походном шатре жаловался вот в точности как ты. И камни-то твердые, и лапник колючий, и одеяла сырые, и дует отовсюду, и холодно…

– Я еще не настолько стар, – фыркнул Рыжий, приглаживая лохмы. – Здесь понизу не дует и довольно-таки сухо. Но камни твердые, это уж точно! Пойду гляну, что там снаружи, да лошадей обихожу. Ты поешь пока, я потом перекушу.

Есть мне вовсе не хотелось, да и наружу выйти требовалось, так что я подождала немного и последовала за Рыжим. Он уже вернулся, судя по покрытой мелкими каплями воды шевелюре, и теперь задавал корм лошадям: заводных он навьючил изрядно, явно с запасом. И то, где теперь разживешься овсом? А на одном подножном корму они долго не протянут, это не Тви, которая умела добывать мороженую траву из-под снежного наста и могла грызть кору за неимением лучшего.

Тван тоже мог, уверена, хоть он и вырос в королевской конюшне. Просто Саннежи, помню, велел мне выгнать полугодовалого жеребенка вместе с матерью подальше в поле и посмотреть, как он справится и чему у нее научится. Всю осень и часть зимы они прожили на дальнем пастбище, близко к лесу, никто их не кормил – я запретила, – но они, считай, и не отощали вовсе…

– О чем задумалась, хозяйка? – спросил Рыжий, когда я принялась гладить Твана по белой проточине на лбу.

– Странно немного, – ответила я, помолчав. – Я столько лет не вспоминала Саннежи, а стоило поговорить с тобой… На что ни взгляну, о чем ни подумаю, так он перед глазами как живой!

– Ты просто запретила себе думать о нем, – серьезно сказал он. – Так бывает. Когда очень больно, человек, чтобы не сойти с ума, выстраивает у себя внутри крепостную стену и прячет за ней все, что связано с причиняющим боль, и не важно, была ли это смерть близкого человека, какое-то другое несчастье… А когда проходит время, стена начинает разрушаться. То один камень выпадет, то другой, и ты уже можешь понемножку вспоминать о былом, но не выть от горя и не разбивать голову об эту стену. Ведь так? – Рыжий повернулся ко мне. – Ты и о той роковой охоте ничего не помнишь, верно? То есть думаешь, что не помнишь…

«Жанна, стой, я сам!» – будто наяву прозвучал окрик Саннежи, и я вздрогнула.

«Погодите, госпожа, надо проверить…» – проговорил еще кто-то.

«Вот еще! Это моя добыча!» – ответил звонкий девичий голосок… мой собственный.

А потом раздался сдавленный вскрик, рычание, предсмертный взвизг, чьи-то вопли и яростный, полный боли и горя крик моего князя… В нем не было слов – не на кого было призывать кару Создателя, волка уже добили, а я сама была виновата, что сунулась так близко к добыче, не удостоверившись, что зверь действительно мертв…

– Вспомнила? – негромко спросил Рыжий, и я кивнула.

Да, верно, так все и было. Сквозь боль и страх я еще осознавала, что Саннежи несет меня на руках, а сам плачет навзрыд, не в силах ничем мне помочь…

Правильно, это потом я придумала, что он приехал, узнав о случае на охоте, но нет – он тоже там был и все видел. И, должно быть, корил себя за то, что не успел остановить меня.

Вот уж верно сказал Рыжий – я больно ранила Саннежи, раз за разом, а он все мне прощал. Только где было глупой девчонке-подростку это понять? А мамы уже не стало, и некому было подсказать мне, как быть…

– Ты прав, – сказала я. – В памяти действительно много таких стен, целый лабиринт. Наверно, эту я выстроила, чтобы забыть о том, как все было на самом деле. Не чувствовать вины перед Саннежи – он меня не уберег, хотя обещал отцу глаз с меня не спускать, и, должно быть, сильно терзался, хотя отец никогда не попрекал его этим… Не вспоминать его горя и слез – никогда прежде не видела, чтобы он хотя бы в лице переменился… Знаешь, страшно видеть, как сильный мужчина плачет, понимая, что помочь не в его силах? Отгородиться от всех и сделать вид, что от испуга лишилась памяти… куда уж проще!

– Ничего, хозяйка, – тихо сказал он и обнял меня за плечи, так что я ткнулась щекой в его потертую куртку. Странно, Тван только ушами прянул да переступил с ноги на ногу, но не напал на дерзкого незнакомца. – Вскрывать старые раны всегда больно. Но нужно, иначе и помереть можно – та гниль, что внутри скопилась, всю кровь отравит, вот тебе и конец придет.

– Как ты думаешь, он меня простил? – шепотом спросила я. – Ты мужчина, тебе легче понять такого же, как ты сам…

– Такого же? Князя, что ли? – хмыкнул Рыжий. – Я не такой, я бродяга.

– Мужчину, болван!

– Ладно тебе, хозяйка, не злись. – Он отстранился и посмотрел мне в глаза. – Нет, он тебя не простил.

– Что?..

– Не за что было прощать. Он тебя никогда ни в чем не винил, – сказал Рыжий. – Только себя. Того не сумел сделать, этого, не уберег, не убедил выйти за него, даже остаться с тобой – и того не смог… Помнишь, что он сказал, когда умирал?

– Я думала, он уже бредит, его ведь едва довезли… – У меня снова перехватило горло, но я справилась с собой и прошептала: – Он сказал: «Солнце уходит за горизонт каждый вечер, ухожу и я. Но оно возвращается поутру. Жаль, я не солнце. Я не вернусь и не увижу тебя больше. Прощай. Прости меня…» Он всегда так много говорил!

– А ты любила его слушать, – утвердительно произнес Рыжий, а я кивнула, как никогда прежде жалея о том, что не могу расплакаться.

Обнять бы сейчас Твана за шею да разрыдаться в голос! Может, мне стало бы легче? Аделин говорила, слезы вымывают горе, как дождь смывает пыль и грязь…

– Ты куда, хозяйка? – окликнул бродяга, но я уже была снаружи.

Дождь почти перестал, но редкие капли все-таки прочертили мокрые дорожки на моих щеках.

«Ни за что тебя не прощу! – подумала я, глядя в небо и не моргая, хотя вода заливалась в глаза и текла по лицу. Слез у меня нет, так пусть дождь будет вместо них! – Нет, не так… Ты не виноват. Ты ушел и оставил меня не по своей воле, правда, Саннежи? Тебя погубила эта тварь, это отродье фей… И я доберусь до него, чего бы мне это ни стоило! Я убью его за тебя, за отца, за сестру, за себя, наконец… Я отомщу и сделаю это с наслаждением! Ты бы понял, Саннежи. Ты бы с радостью поддержал меня, если бы мог, я знаю!»

Тучи на мгновение разошлись, и солнечный луч коснулся моего лица, будто приласкал и утер ненастоящие слезы: так делал мой князь, когда на охоте я, заляпанная грязью выше бровей, отказывалась умыться, – хватал в охапку и оттирал мою физиономию, пока я не становилась достаточно чистой, по его мнению. Но это было давно, когда я еще и подростком не считалась…

– Он тебя слышал, – негромко сказал за спиной Рыжий. – Он ведь там, куда уходят после огненного погребения, где-то за облаками.

– О чем ты? – Я вытерла лицо.

Солнце скрылось, но дождя больше не было.

– Так говорят в моих краях об умерших, – пожал он плечами. – Кого-то кладут в землю, и они прорастают деревьями и травой. Кого-то опускают в море, и они становятся морской пеной и яркими огнями, что тянутся за кормой летними ночами. А кого-то пожирает жаркий огонь, и они уходят высоко, выше, чем летают птицы, к самому солнцу, и оттуда могут видеть, что творится на земле.

– Ясно…

Я вновь посмотрела на небо.

«Саннежи, – подумала я, – если ты меня слышишь… Прости меня. Мне было невдомек, что ты любишь меня на самом деле. Что взять с глупой девчонки… Я все поняла – благодаря этому бродяге, – но слишком поздно. Тебя не вернуть. Я бы что угодно…»

– Замолчи! – шершавая ладонь Рыжего закрыла мне рот.

– Ты что себе позволяешь? – прошипела я, вывернувшись и утерев лицо.

– Ты говорила про себя, – сказал он, сощурив темные глаза. – А я немного умею читать по губам. Никогда – слышишь? – никогда не произноси подобного! Ни вслух, ни мысленно! Тебя могут услышать… и ответить.

– Ты же сказал, что фей в наших краях не осталось, – напомнила я, передернувшись.

– Но есть и полукровки, не забывай, и многие достаточно сильны, чтобы исполнить твое желание, как это случилось с твоей сестрой, – серьезно сказал Рыжий. – Держи язык за зубами, хозяйка, не то сама потом пожалеешь. Слыхала, может: слово не воробей, вылетит – не поймаешь! Вот то-то и оно…

– Ясно… Только не хватай меня больше вот так, – ответила я. – Неприятно.

– Не стану, если глупостей делать не будешь. И вот что, давай-ка перекусим. Как раз тропинки ветром пообдует, а то сейчас там ни пройти ни проехать.

Мы позавтракали в молчании, потом Рыжий сходил к ручью – после дождя их тут проснулось множество, – наполнил фляги, и мы двинулись дальше.

Здесь склоны были еще круче, кое-где лошадей приходилось вести в поводу, но я не жаловалась, что толку?

То и дело принимался дождь, видно, Рыжий не солгал, когда сказал, что тот будет поливать три дня кряду. Ну и хорошо, пускай смоет следы, да как следует! Жаль, нельзя впустить этот дождь внутрь… да и не помог бы он. Следы на сердце – не отпечатки копыт в мокрой грязи, нет, они словно выжжены каленым железом и уже никуда не денутся до самой моей смерти…

– Ты будто приняла какое-то решение, хозяйка, – негромко сказал Рыжий, когда тропинка расширилась настолько, что я смогла поравняться с ним.

– Пожалуй.

– Не скажешь, какое именно?

Я покосилась на него. Мокрый от дождя, проводник мой выглядел довольно жалко. Шляпы у него не было, рыжие волосы промокли насквозь, облепив виски, и казались совсем темными, а с кончика ястребиного носа капало. Правда, такие мелочи Рыжего не заботили, он знай насвистывал что-то потихоньку…

– А нас не подслушают? – спросила я не без намека, но он огляделся и серьезно ответил:

– Нет тут никого. Феи не любят текучей воды, и не важно, с неба она льется или под ногами струится.

– Хорошо… – Я помолчала, гладя Твана между ушами. – Я хочу уничтожить того, кто называет себя Рикардо. Не ради трона и даже не ради сестры. Просто… если ты не солгал и он в самом деле фея-полукровка, то эта тварь не должна жить. Я убью его. Хотела бы я сказать, что принесу голову Рикардо на могилу Саннежи, но у него нет могилы. Значит, я сожгу мерзавца и сброшу останки в море, так будет правильно…

– Отличный план, хозяйка, – невесело улыбнулся бродяга и послал своего коня вперед. – Дело за малым: добраться до Рикардо. Желательно не в цепях и живыми!

– Ты ведь сказал, «ночные короли» нам помогут, разве нет?

– Ну так с ними тоже еще нужно договориться! Не отставай!