Текст книги "Ставок больше нет"

2

Телефон зазвонил тогда, когда уже этого звонка и ждать перестали. Аня торчала на кухне, готовила обещанные пельмени из магазина, Василий предавался ничегонеделанию, валялся на диване и пялился в ящик.

Торопливо вытерев руки какой-то салфеткой, Анна схватила трубку:

– Да!..

– Анна? – привычно спросил все тот же голос.

– Да, это я!

– Деньги нашла?

– Мой муж жив? – вопросом на вопрос ответила Аня.

– Ты деньги нашла? – Ее собеседник был настойчив. Но и женщина так вот просто сдаваться не собиралась:

– Я хочу знать – мой муж жив?..

– Жив, – первым сдался кавказец.

– Я хочу с ним поговорить! – Аня стремилась развить и закрепить первый успех, достигнутый ею в этих переговорах.

– Хорошо. – Похититель не особенно возражал. Шорохи, скрипы, и в трубке послышался голос:

– Анечка! Отдай им все! Я больше не могу!

– Антон! – закричала Анна. – Антоша! Что они с тобой делают?!

– Ладно, поговорили – и хватит. – Трубку опять взял кавказец-похититель. – Ты деньги нашла?

– Да, нашла! – Анна с трудом сдерживала слезы. Не хотелось, чтобы эти гады слышали признак ее слабости.

– Маладэц! – похвалил ее похититель. – Теперь слушай сюда – завтра, в шесть утра, ты поедешь на площадь Гагарина! Поедешь на тридцать первой маршрутке! Поняла?! Тридцать первой! Одна поедешь.

– Вот уж нет! – отрезала Анна.

– Что – нет?! – не понял кавказец.

– Одна я не поеду! Категорически!

– Почему?!

– А если меня ограбят по дороге? Что тогда?

– Кто тебя ограбит?! Да кому ты нужна, женщина?!

– Да ты и ограбишь! – Аня мастерски тянула время, необходимое для того, чтобы технари могли засечь точку, из которой звонили. – А потом скажешь – ничего не знаю, еще сто тысяч давай!

– С кем ты хочешь ехать? – спросил кавказец, сдаваясь.

– Возьму охранника из фирмы мужа! Для сопровождения!

– Хорошо, – согласился похититель. – Бери. Так вот, приедешь на площадь, станешь лицом к памятнику, напротив него. Поняла?!

– Поняла.

– Слева от тебя, на углу газона, будет урна. В нее положишь пакет с деньгами. И сразу же уходи! Вместе со своим охранником! И не оглядывайся! Иначе твоему мужику будет плохо! Поняла?!

– Да поняла я, поняла! – Анна перестала бояться похитителя – внутри у нее все больше росла злость. – А как я мужа-то назад получу?

– Проверим бабло и, если все без обмана, то отпустим. И даже на тачку денег дадим! – Кавказец негромко хохотнул.

– А откуда я знаю, что вы мне говорите правду?! – попыталась было возмутиться Аня, но только в трубке уже слышались гудки отбоя.

3

– Что за черт! – Михайлов швырнул телефонную трубку на аппарат и резким движением ладони взъерошил волосы. Несмотря на позднее время, штаб бригады по освобождению заложника был в полном составе, включая следователя прокуратуры.

В небольшом кабинете табачный дым плавал густыми клубами, на столах, подоконниках, сейфах и даже стульях стояли пепельницы и кружки из-под кофе – приканчивали вторую банку.

– Что случилось? – Сумин сейчас, без пиджака и галстука, с расстегнутым воротом несвежей рубахи был больше похож на старика-пенсионера, чем на одного из опытнейших сыщиков области.

– Нас развели на мизинцах, – упавшим голосом сообщил Игорь.

– А если поподробнее? – Федор Михайлович сдвинул на самый кончик носа очки, через которые разглядывал какую-то схему.

– Мы держали своих технарей у оператора сотовой связи, телефоном которой пользовались в прошлый раз похитители.

– Ну?! – подстегнул Сумин подчиненного.

– Так вот, в этот раз они воспользовались услугами другой компании. – Михайлов развел руками.

– Молодцы, сученята! – В голосе Сумина слышалось нескрываемое восхищение. – Ох, молодцы! Попомните мои слова – мы еще с ними наплачемся!

– И вы так спокойно об этом говорите? – удивился присутствовавший здесь же Гнедков.

– А что, по-твоему, я должен делать?! – вызверился на него Сумин. – Волосы на жопе рвать?! Вырвал бы все до единого, если бы это хоть немного делу помогло! Так ведь не поможет! Изначально было понятно, что при переговорах они каким-то образом будут страховаться. Мы только не знали, каким именно. Теперь знаем.

– А толку от этого... – негромко заметил Борисов.

– Послушайте, ребята, только не надо падать духом! – Сумин вообще снял очки. – Вы поймите – изначально у нас не было другого шанса их зацепить, кроме как при передаче денег! Поэтому давайте не горевать, а думать! Утром передача! И я хочу знать, насколько мы к ней готовы! Михайлов, ерш твою медь! Что по месту?

– Я не понимаю ничего. – Игорь покачал головой. – Это все какая-то мистификация. Мацкевич оставит деньги в этом месте без труда. Но только преступники их не смогут оттуда взять! Ни под каким видом!

– Почему же это? – Сумин опять нацепил очки.

– Площадь полностью открыта для обзора. Ни фонтанов, ни пальм. Только памятник. И что-либо вынуть из этой урны и остаться при этом незамеченным у похитителей нет ни единого шанса.

– А если через городские коммуникационные подземные линии? – как бы невзначай поинтересовался Сумин.

– Мы проверяли и такую возможность.

– Каким же это образом?

– Помните, по делу Тюрина работали?

– Ну, помню!

– С тех пор у нас осталась схема городских подземных коммуникаций. Мы наложили план города на эту схему.

– И что вышло?..

– А ничего! – опять развел руками Михайлов. – Под землей подобраться к площади практически невозможно.

– Практически? – уточнил начальник УУР. – Или невозможно?

– Невозможно, – исправил свою ошибку Игорь.

– А может... – несмело начал Гнедков и сразу же замолчал, смутившись под направленными на него взглядами коллег.

– Что – "может"?! – передразнил его Сумин. – Ты чего ломаешься, как мятный пряник?! Начал говорить, так говори до конца!

– А может, они специально прокопали подземный ход под эту самую урну? – Он огляделся по сторонам, ожидая услышать насмешки в свой адрес. Но насмешек не было. Даже наоборот – Михайлов поддержал его:

– "Топтуны" проверят и такой вариант. Этой ночью.

– А если похитители контролируют место? – спросил начальник УУР.

– Это уже проблемы "топтунов", – отозвался Михайлов. – Но я думаю, они сумеют не засветиться.

– Ладно, поехали дальше. – Сумин обвел взглядом всех присутствующих. – Почему именно тридцать первый маршрут? Кто может ответить?

– Похитители могут, – мрачно буркнул Борисов.

– А кроме них? – невозмутимо продолжал Сумин.

– Да, наверное, никто, Федор Михайлович! – сказал Игорь. – Мы проверили – мимо дома потерпевшего проходят пять маршрутов общественного транспорта в нужную сторону. Различия крайне невелики... Настолько, что даже и говорить о них не стоит.

– Остановки?

– Возле дома – одна для всех маршрутов. Та же самая картина и на площади.

– Короче говоря, – подвел итог Сумин, – эти суки нам ни одной, даже самой малюсенькой зацепки так и не дали.

– Получается, что так, – пришлось согласиться с ним Михайлову.

– Где сейчас взводный ОМОНа?

– Вместе с командиром отряда проводят рекогносцировку на площади. Им там завтра работать.

– Не думаю, – огорошил всех Сумин.

– Почему? – удивленно спросил Михайлов.

– При таком раскладе деньги будут брать где-то по дороге к площади. По-другому тут никак не получается. Так что ОМОН придется держать в машинах. Наружка, надо думать, тоже на площади?

– Нуда.

– Их задача меняется. С утра они берут под контроль потерпевшую. Даже не ее, а тот пакет, что будет в ее руке! И ведут этот пакет до самой площади! Если он окажется в урне, то тогда будут работать по урне! Но я думаю, им этого делать не придется. У преступников только один вариант – взять эти деньги при перевозке. Другого нет. По крайней мере, я его не вижу. Значит, сейчас надо будет кого-нибудь отправить в тот автопарк, где ночуют "тридцать первые". Пусть проверяют каждый автобус досконально. А еще лучше будет, если там, на том самом маршруте, будут наши водитель и кондуктор.

– Мне ехать? – начал подниматься с места Михайлов.

– Нет, ты-то как раз и останься! – Опер, повинуясь жесту начальника, вернулся на свое место. – Я кого-нибудь из молодых туда отправлю. А в экипаж омоновцев придется ставить. И пару человек в гражданском выведем на остановку, которая перед остановкой у дома Мацкевич. Чтобы в салоне тоже были наши люди.

Начальник УУР развернулся к Гнедкову:

– Ты деньги пометил?

По первоначальному замыслу предполагалось поставить метку радиоактивными изотопами. Не дешево, но сердито – невооруженным глазом не различается, а при наличии в руках простенького счетчика обнаруживается легко.

– Утром помечу, – ответил Гнедков. – Все же какая-никакая, а радиация. И оставлять ее на ночь в квартире...

Никто не возражал – самого слова "радиация" если и не боялись, то, по крайней мере, относились к нему с уважением.

Конечно, специалисты из экспертного отдела убеждали, что использование изотопов стронция совершенно безопасно для человеческого организма. Но то же самое с пеной на губах доказывали авторитетные товарищи и тогда, когда набирали добровольцев в Чернобыль. Так что у собравшихся в этом кабинете были некоторые основания относиться к чужим словам... м-м-м... несколько критически.

Сумин еще раз оглядел подчиненных и приказал:

– А сейчас – по кабинетам и всем спать! У нас завтра тяжелый день! В пять утра все должны быть на ногах!

Ворочаясь на стульях в своем кабинете, Игорь долго не мог уснуть. Ему все никак не давала покоя мысль: "Но почему именно тридцать первый?! Ни сорок второй, ни двадцать девятый, а тридцать первый?!" Он уснул, так и не разрешив загадку.

4

Это утреннее время – между тремя и пятью часами – на флоте называют «собачьей вахтой». Самое тяжелое время для бодрствования – даже хорошо выспавшегося до этого человека все равно клонит в сон.

Город спит. Ушли на отдых в свой гараж машины-"поливалки", экипажи автомашин вневедомственной охраны чутко дремлют в укромных местах. Даже бродячие собаки куда-то подевались – тоже, наверное, спят и видят свои собачьи сны.

В это время на промысел выходят городские бичи. Ну, не обязательно бичи в том смысле, в каком это слово обычно принято использовать. Если говорить мягче, то люди, потерявшиеся в этой жизни. К их числу можно отнести не только люмпенов и спившихся деградантов. Многие пенсионеры, оказавшиеся вдруг без средств к существованию, промышляют сбором "пушнины", чтобы хоть как-то выжить в стране, власти которой циничны и жестоки по отношению к тем, чьими руками создавалось то, что они уже больше десятка лет делят и никак не могут поделить.

Через площадь Гагарина медленно брела женщина. Возраст определить невозможно – лица не видно, оно полностью закрыто тенью, падающей от низко надвинутого на лоб толстого платка. Но походка – старческая, шаркающая. Плечи опущены. И одета не в лохмотья и не в рубище, одежда целая и чистенькая, но только такая носилась лет этак двадцать назад.

Женщина медленно перемещается от урны к урне. У каждой подолгу останавливается, запуская в грязное нутро руку – ищет бутылки, брошенные любителями пива. Утром их можно будет сдать и купить на вырученные деньги молока и хлеба, чтобы поесть самой и накормить такого старого, как и она, кота. Или болонку.

Женщина медленно обходит площадь по периметру, потом идет к памятнику – возле него тоже есть урны. Одна, вторая, третья, четвертая. Складывая свою добычу в большой пластиковый пакет, старуха направляется в сторону, противоположную той, откуда пришла. Все так же, медленно и устало, она заходит в темный переулок.

– Лиля, сзади все чисто! – Этот мужской голос слышит только лишь сама "старуха". Он идет из телефона радиостанции, который уютно пристроился возле самого ее уха под толстым платком. И тут же весь облик "старухи" разительным образом меняется – выпрямляются плечи, походка приобретает упругость и становится легкой, как у профессиональной гимнастки. Лжестаруха быстро проходит мимо дома, поворачивает во двор.

Там стоит машина – неброская "шестерка". Возле нее – двое мужчин. При виде "старухи" оба бросаются к ней навстречу.

– Нуты, Лилька, даешь! Умница!

– А то! – отвечает старуха молодым звонким голосом. – Зря, что ли, в театральный поступала?

Она освобождается от платка и оказывается совсем еще молодой – не старше двадцати пяти – и очень привлекательной женщиной.

– Поступала в театральный?! – удивляется один из мужчин. – А как же ты в школе милиции оказалась?

– Не прошла творческий конкурс, – разводит руками женщина. При этом брезгливо поглядывает на правую, ту самую, которой она доставала бутылки из урн. – Мальчики, у нас водичка есть? Руки бы помыть. Не могу – такая вонь! Я сейчас умру, честное слово!

Пока ей поливают на руки, она докладывает:

– В урне – все чисто. Никаких технических средств.

Днище – цельное, монолитное. Я не знаю, каким образом они собираются брать оттуда деньги.

– Понятно. – Один из мужчин, старший группы наружного наблюдения, задумчиво потирает подбородок. Их задача становится все сложнее и сложнее. – Сейчас поедем по адресу "терпилы", будем там готовить работу.

– А что случилось?.. – Лиля, вытирая руки.

– Инициатор задания считает, что деньги попытаются взять во время транспортировки. По дороге к площади. Возможна и силовая акция.

Женщина быстро избавляется от длинной просторной юбки и какого-то салопа, которые были надеты поверх обычных джинсов и неброской расцветки кофточки. Платок и все остальные вещи скручивает в тугой узел и, обращаясь ко второму мужчине, просит:

– Коля, кинь это тряпье в багажник.

– А если в мусорный бак? – улыбается Коля – еще один из оперативников группы наружного наблюдения.

– Ты что! – Лиля в ужасе. – Бабка меня порвет на куски! Ей это тряпье дорого, как память о молодости!

– Ладно! – Сегодня Коля играет роль водителя, хотя машину все "топтуны" водят одинаково хорошо.

Уже через пару минут "шестерка" покидает двор и по безлюдным ночным улицам направляется к дому Мацкевич.

– Останови, – неожиданно просит сидящая сзади Лиля.

– Что случилось? – спрашивает Коля, но тем не менее послушно останавливает машину – мало ли что...

– Я сейчас! – Женщина легко выпрыгивает из салона, не забыв прихватить с собой пакет собранных бутылок – на том месте, где работали, их оставлять нельзя. Бежит куда-то в сторону, где на углу дома у мусорных баков копошится какая-то темная масса.

– Не, ты слышал, Макарыч? – обращается водитель Коля к старшему, глядя вслед женщине. – Творческий конкурс не прошла! Интересно, у них там, в театральных, глаза есть?!

– Козлы, – лениво резюмирует старший. – Полные уроды. И нравственные деграданты.

Возле мусорного бака – пожилая женщина. Увидев приближающуюся к ней девушку, сжалась, замерла в испуге. Вдруг да из этого дома. А сейчас и девицы такие пошли, хуже мужиков...

– Возьмите, мать. – Девушка протягивает пакет, в котором что-то лежит. Старуха не спешит хватать то, что дают. Всяко бывает. Возьмешь вот так, а тебя потом и изобьют ни за что.

– Возьмите! – Девушка явно спешит, поэтому почти насильно втискивает ручку пакета в старческую ладонь, успевая ощутить резину тонких медицинских перчаток.

Избавившись от пакета, Лиля разворачивается и бежит назад, к машине. Только тогда старуха отваживается заглянуть в пакет. Того, что в нем находится, вполне достаточно, чтобы на сегодня закончить "работу" и вернуться домой.

Она поднимает глаза, чтобы поблагодарить эту незнакомую ей девушку, но машина, в которую она села, уже срывается с места. И, глядя вслед исчезающему в темноте автомобилю, старуха тихо шепчет:

– Спаси и сохрани тебя бог, доченька...

5

На этот раз Лом не задавал лишних вопросов – ни тогда, когда мотали круги по городу, ни тогда, когда избавлялись от засвеченного телефона...

В первый раз он открыл рот только тогда, когда "Нива" остановилась на одной из тихих улочек.

– И что теперь делать будем? – спросил он у напарника.

– Ждать, – ответил Ман.

– Чего ждать-то? – Сейчас в голосе звучала агрессия – Лом не понимал, что задумал его партнер. Нет, он, конечно, верил в его хитрость и изворотливость! Но весь замысел в целом оставался где-то за пределами его умственных возможностей. По его мнению, Ман только что "упорол косяк". Из того места, которое он назвал бабе, деньги взять будет невозможно – это даже он, Лом, соображал своим куцым умишком.

Не дождавшись ответа на предыдущий свой вопрос. Лом задал еще один:

– Что, плакали наши денежки?..

– С чего ты взял?! – Удивление Мана было искренним и безграничным.

– Ну а как мы их из той урны заберем?! Нас же менты в момент повяжут!

– А мы туда и не пойдем! – Ман насмешливо косился на партнера. И эта насмешка выводила Лома из себя.

– Слушай, ты можешь объяснить все по-человечески?! – буквально взвыл он.

– Тише! – Ман предостерегающе поднял руку. – Ты не ори, как ишак беременный! Говори спокойно и тихо – я ведь не глухой.

– Ну, за ишака!.. – напрягся.

– Ты лучше успокойся, – доброжелательно посоветовал ему Ман. – Нам с тобой драться сейчас ни к чему. Если хочешь, то потом, когда бабло заберем...

– Да как мы его заберем?! – повторил Лом в очередной раз все тот же вопрос.

– Короче, ты не напрягайся, – продолжал Ман. – На эту гребаную площадь мы не пойдем – нам там делать нечего. Там сейчас ментов – как собак на помойке! Рыщут, нас вязать готовятся. Но вот только хер у них пролезет! Мы, как говорил товарищ Ленин, пойдем другим путем!

5

– Это каким же?

– Давай не будем спешить. – Заметив, что напарник собирается выразить свой протест, Ман предостерегающе поднял руку. – Подожди! Я тебе отвечаю, что ты узнаешь все еще до утра! Отвечаю! А потом, если захочешь, сможешь даже меня прибить. Такой расклад тебя устроит?

– Хорошо, – скрепя сердце согласился Лом.

– Отлично! А сейчас давай поспим. У нас будет тяжелое утро.

Не услышав возражений, Ман откинул назад спинку сиденья и, скрестив руки на груди, прикрыл глаза. Через несколько секунд его дыхание выровнялось – он уснул.

Лом последовал его примеру, но только уснуть не мог – долго ворочался. Пытался думать. "Нет, Ман, конечно, голова, тут базара нет, – размышлял здоровяк. – Но вот только чего это он все шифруется, на нервах играет? Что-то кроит? Может быть..."

Догадка эта была такой неожиданной, что Лом аж подскочил на сиденье, с ненавистью глядя на спящего партнера. Вот же сука! Он и не говорит-то ему ничего потому, что боится, как бы Лом его не кинул! По себе судит, падло!

Взять бы его сейчас за кадык да придавить как следует. Чтобы и дух вон! Но только нельзя. Все нити в его руках. И придави его Лом сейчас, он останется и без денег, и без головастого напарника. Но вот потом...

"А зачем делить сто тыщ?!" – вдруг пришла в маленькую головенку Лома простая мысль. Ведь эти деньги можно забрать и самому. Правда, он не знал, на что можно потратить такие деньжищи. Но сообразит, когда они будут в его руках.

А напарника, раз он такая сука, "крыса", то и задавить будет не жалко. Не впервой.

Лом принял решение. И, не сомневаясь уже в его правильности, умиротворенный, откинулся на спинку сиденья и уснул сном праведника.

Глава 9

1

Скопцов не мог заснуть – ворочался на чужой тахте, в чужой квартире и никак не мог понять, что же он здесь, в конце концов, делает? Зачем ему это надо?

Во имя любви? Так нет ее, любви-то. Точнее, есть, но только он помнит совсем другую Аню, ничего общего, кроме лица, не имеющую с той женщиной, которая сейчас спит в соседней комнате. Эта женщина деловая, хваткая, уверенная в себе. Незнакомая.

Из любви к приключениям? Так какие приключения – валяется тут, как собака, ничего не делает. Этак скоро и толстеть начнет. На магазинских-то пельменях и фирменном Анином блюде – глазунье.

И, как ни крути, получалось, что делать ему здесь совсем нечего. Ну, помог на первоначальном этапе, поддержал морально. Так пора бы и честь знать – пусть расследованием преступлений занимаются те, кому это делать положено по долгу службы. А у него и свои заботы имеются. Заказ вон неотработанный дома лежит. Вместе с Аниной папочкой.

Но в то же время Василий понимал, что не сможет вот так просто повернуться и уйти, оставив когда-то любимую им женщину один на один с проблемами и опасностью. Как-то некрасиво это. Не по-мужски.

И что ему делать в такой ситуации, Скопцов просто не знал. Поэтому и лежал, пялился в потолок, не в состоянии найти единственного верного разрешения ситуации, в которой волею судьбы оказался.

Послышался тихий шорох босых ног. Василий приподнял голову – в дверях комнаты стояло что-то белое, воздушное, как привидение.

– Вася, ты спишь? – раздался несмелый шепот. Аня... Хотя кто это может еще быть?!

– Да вроде нет пока, – отозвался Скопцов.

– И мне не спится. Нервы. – Аня сделала шаг вперед. – Я посижу здесь с тобой?

– Как хочешь. Это ведь, в конце концов, твоя квартира.

– Ну зачем ты так... – Аня подошла поближе, присела на край тахты. Помимо собственной воли Василий отметил, что надетый на ней пеньюар – одна только видимость и совершенно ничего не скрывает. Не будучи уверен в себе, Василий осторожно передвинулся от края, ближе к стеночке. Его движение не осталось незамеченным:

– Ты что, боишься меня? Так я не кусаюсь. – Аня говорила шепотом, немного хрипловатым, глубоким, многозначительным. И при этом глядела прямо в глаза Василию.

Не зная, что ей можно ответить, он просто пожал плечами, что в полумраке комнаты выглядело, по крайней мере, нелепо.

А Аня подвинулась еще ближе.

– Вася, скажи, я тебе нравлюсь? Как женщина?

Ага. Начались провокационные вопросы, на которые женщины всегда были большими мастерицами.

– Нравишься, – ответил Василий. А чего скрывать?..

– А ты... ты все еще любишь меня? – Аня потихоньку, медленно, но уверенно и настойчиво сокращала дистанцию.

– Вообще-то у тебя муж есть. – Отступать Василию было уже некуда – спина его плотно прижималась к стене, а перед самыми глазами чуть колыхался в такт дыханию женщины крупный молочно-белый шар груди, который легкая прозрачная ткань пеньюара совершенно не скрывала. Так ведь и до греха недалеко!

– А что муж? – Аня подвигалась все ближе и ближе. И тонкая ткань покрывала, которым укрывался Скопцов, уже не могла уберечь от всепроникающего жара тугого и аппетитного женского тела. – Всей и радости с него, что штаны носит. Деньги он умеет зарабатывать, а во всем остальном... Только поблядушек за углом трахать наскоряк.

– Ну, не знаю. – Василий сдерживался из последних сил. Еще немного – и разорвет этот пеньюар к чертовой матери, добираясь до тела!

И Аня, вроде бы почувствовав его настроение, одним слитным движением сама сорвала с себя этот кусок прозрачной материи и легла рядом с ним на спину. Забросила руки за голову, чуть согнула одну ногу в колене, прикрыла глаза и произнесла:

– Возьми меня!

Тон ее был самый требовательный, практически приказной, да и сама она была прекрасна, но... В то же время прозвучало это настолько "по-сериальному", что Василию вдруг стало смешно! Просто смешно, и ничего больше! Вспомнился мультик далекого детства: "Ваня! Я ваша навеки!" Комедь, блин, да и только!

Он осторожно провел указательным пальцем сверху вниз, от межключичной впадинки, между грудей и ниже, к гладкому животу. Аня, чувствуя его прикосновение, задышала чаще и чуть слышно застонала.

И тогда, в очередной раз обозвав себя идиотом, Скопцов спросил:

– Этов счет оплаты за охрану?..

Лежащая рядом с ним женщина дернулась как от удара. Медленно открыла глаза.

– Какая же ты скотина, Скопцов, – проникновенно сказала она. – И то, что у тебя на зеркале написано, – правильно! Козел ты самый натуральный!