Текст книги "Избранная лирика"

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ МИРЫ

Сижу я в первом ряду,

обожаемая мной актриса

в упор не видит меня!

* * *

– Раздеть-то ее я раздел,

но как отвлечь от телевизора?

* * *

она задела меня белоснежным крылом

нежным скальпелем —

бегут по следу

капельки крови

* * *

Расплачивается очередной

подарком или сотнями за ночку,

а что в душе заначки ни одной —

тебе расплачиваться в одиночку.

* * *

Он был, как рыцарь, чист,

хоть числился мужчиной:

в любви, как альпинист,

считал он женский низ

заоблачной вершиной.

* * *

Ты в тургеневщину-достоевщину

не возводи ее, не глупи;

не принимай ты всерьез эту женщину,

а безделушку ей лучше купи.

* * *

– Начинать знакомство надо с акта!

– Так-то так. Но я непрошибим:

все ищу душевного контакта,

оправдать способного интим.

СУПРУЖЕСКИЙ ДОЛГ

Она по ночам умела

ускользать куда-то наружу,

в постели полое тело

предоставляя мужу.

* * *

Люблю я все равно

свистящую судьбу:

влетать через окно

и вылетать в трубу!

* * *

не вышло его изменить —

пришлось ему изменить.

* * *

те еще были плечи

но она не та…

маленькая пустота

а заставить нечем

* * *

Ты, как перед зеркалом,

перед людьми смела,

не людей ты видишь —

зеркала…

ОТНОШЕНИЕ К СПОРТУ

Мне бы мечтательницу

до утра,

а не метательницу

ядра…

* * *

Поманила свободой красавица,

а сплетенья житейских цепей,

от которых учила избавиться, —

все на ней…

* * *

Эрудицией кичиться нечего,

ты не знаешь, что творится в печени,

в почках, сердце – в собственном нутре…

Сам в себе ты слеп, как крот в норе.

ВСЛЕД ЗА ВОЙНОЙ

Насильник, взявший женщину в полон,

не знает сам, что ею побежден, —

завоеватель, покоривший племя,

не только пролил кровь,

но влил и семя…

* * *

Что искусство? Жизни сгусток,

всех веков добро и зло.

Настоящее искусство —

то, что с прошлым не прошло.

12. ЖИТЬ В ПРЯМОМ ЭФИРЕ

НОВЫЕ ВРЕМЕНА

Я стал вовсю печататься,

когда перестали читать…

СЕГОДНЯ

Чтоб не дать многоопытной Музе

заработать подагру,

Северянин воспел бы джакузи,

Маяковский – виагру.

ШОК

Пушкин внимательно

изучил мою библиотеку:

– Господи, сколько не читано!

Как писать?

* * *

Жить приходится в прямом эфире —

в офисе, на улице, в квартире…

Разрешили б запись и монтаж —

я бы нажил праведника стаж!

ДЕБЮТАНТУ

Сколько надо таланта и дури,

чтоб, мечтая о личном венце,

посвятить себя литературе

не в начале ее, а в конце!

* * *

в русском лесу рифму-лису

хвать за хвост

а верлибр – как верблюд

среди верб и лип

* * *

компьютер —

смерть черновикам,

литературоведам – кукиш!

* * *

погибали поэты,

вымирают теперь читатели

ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

Не видна Джоконда рентгену,

телескопу, микроскопу

и – тем более! —

клопу…

СКРОМНОСТЬ

– Кто меня не ценит —

грош тому цена!

НЕКОТОРЫМ КОЛЛЕГАМ

Перестаньте писать нестихи…

* * *

Вышла петь артистка престарелая:

мастерство и мимика умелая

те же, что и прежде, но у всех

жалость вызывают или смех.

* * *

Про мой двадцатый век ты скажешь – в прошлом

веке…

Не заносись: мой стих тебя перешагнет!

* * *

Поэт в России больше, чем поэт.

Евг. Евтушенко

Вчера еще поэты, как витии,

казалось, сотрясали белый свет.

Где вы теперь? В сегодняшней России

телеведущий больше, чем поэт.

* * *

Прости за откровенность:

что мне до злобы дней? —

ведь я – не современность,

а мост и свод над ней!

* * *

Поэт, не отставай. В России утро

обогатилось рифмой «камасутра».

КОНЕЦ ПОЭТА

всего лишь переставил буквы:

рифма – фирма…

ПЕРЕВОД

Восстань, пророк, и виждь, и внемли…

Встань, прогнозист, смотри и слушай…

МГНОВЕНИЕ

Мир еще эскиз.

И черновик.

Продолжается Творение.

Бог задумался на миг:

длится до сих пор

Его мгновение!

* * *

От нашей любви

остался только твой голос,

которым ты балуешь котенка…

* * *

Моего

и от меня —

все больше,

меня все меньше…

* * *

Футболист хорош без рук,

балерина – без слов,

поэт – без головы.

* * *

Говорил себе – я еще хоть куда,

но стал в метро забывать зонтики:

один,

другой,

третий…

Гуляют где-то теперь

мои зонтики,

женщины,

дети…

* * *

Бутылку с личным посланием

доверил я океану:

кто-нибудь… когда-нибудь…

Утром глянул:

в океане полно бутылок!

никто… никогда…

ДЗЭН

Падаешь в пропасть?

Переверни картинку.

Лети!

Новые стихи

1 ЯНВАРЯ 2001

Белое утро.

В снежном сугробе бутылка из-под шампанского.

Пустые почтовые ящики,

непочатый,

еще ничем не заполненный век.

Холодок пустоты.

Чистый лист новогоднего снега…

* * *

Не поют нам серафимы,

нет любви и музы нет…

Эротические фильмы

хороши на склоне лет.

В белый снег на белом свете

выйдем, свежестью дыша…

Только новое столетье

не сулит нам ни шиша.

Пожилой идет прохожий,

как и все, своим путем.

Совершенно непохоже,

что такие бури в нем.

Он противится итогам,

плоть бунтует, дух скорбит…

Безответно спорит с Богом

и за все благодарит!

* * *

Невеселая возраста сумма,

недалекого срока печать…

Подступают тихонько, без шума,

ночь, когда невозможно не думать,

день, когда невозможно молчать…

* * *

В старой квартире затеплил свечу

в предновогоднюю ночь.

Медленный оползень в доме,

библиотека в разгроме…

Мудрость – в каком она томе?

К перелетающим перелечу

иль к улетающим прочь?

В старой квартире затеплил свечу

в предновогоднюю ночь.

Списаны пыльные книги,

в памяти горные сдвиги,

годы мои – как вериги…

Пламени доброе слово шепчу

и заклинаю помочь.

В старой квартире затеплил свечу

в предновогоднюю ночь.

Самое прочное – зыбко,

опыт – большая ошибка,

после провала – улыбка…

По золотому лучу полечу,

дай только плоть превозмочь…

В старой квартире затеплил свечу

в предновогоднюю ночь.

Тает, качаясь, квартира

в коловращении мира

с веком без ориентира…

Я в эту ночь, помолясь, помолчу,

ты в эту ночь не пророчь…

* * *

В память, как в город,

привыкший свободно входить отовсюду,

однажды на площади станешь

беспомощно озираться,

тыкаться в улицы, в тупики,

забегать в пустые дома,

где слоняются тени без тел,

как без слов голоса…

* * *

Зачем меня время итожит,

и гложет мне сердце, как соль?

Никто за меня не может

принять и нести мою боль.

Незримая нить – летучий

мой луч – продолжая полет,

из глаз пропадает за тучей,

но знаю, куда ведет.

Еще скажу – оторвется

от вас, от земли, от меня,

но не от родного солнца,

но не от живого огня.

* * *

Световая сфера, от меня

исходящая, объемлет вас;

только от источника огня

что осталось? Он почти погас…

Я люблю вас… Я прижился тут…

Отсветы мои по вам скользят.

Вдаль бегут, с собою не берут,

жаль, не возвращаются назад.

Я ронял и сеял семена,

удивляюсь на исходе дня:

та земля, что мной заселена,

вытесняет, кажется, меня…

Тополя, и дети, и зверьки,

я за это вас не разлюблю,

хоть законам смены вопреки,

уходя, остаться норовлю…

ГАДАЛКА

Обидной правде зажимаю рот,

когда судьбы тяжелый поворот

предотвратить не в силах… Раньше срока

пускать не надо на порог пророка.

Когда больной навстречу мне идет

когда красотка вянет, как фиалка,

молчу, молчу. Мне обреченных жалко:

Людей щадить обязана гадалка.

Опасной правде зажимаю рот.

* * *

юность —

богиня шальных орбит

юность —

от радуг в глазах рябит

от шага

от взгляда

от взмаха руки

от слова

сдвигается

чья-то судьба

в юности каждый

как демиург

в трех лицах:

актер

режиссер

драматург

.........

все расписаны орбиты

песни спеты карты биты

теперь как зритель

гляди глазами

маши руками

зови словами

горох об стенку

* * *

Молодость прошла, но яркий хвост

этой изумительной лисицы

через бездну возраста, как мост

тянется в моей судьбе и длится.

Молодость струится среди звезд —

хвост уже промчавшейся кометы,

чья орбита, закругляясь где-то,

намекает: убыль – тоже рост…

* * *

В окружении прошлого

он по улице детства идет, —

с ним прозрачных теней хоровод

у веранды заброшенной.

Что с того, что вокруг ни души?

Снова людно и молодо;

У лимана, за городом

отрешенно шуршат камыши…

* * *

…умирают мои имена,

мои прозвища, клички,

уменьшительные, ласкательные,

неповторимые, —

что по сравнению с ними

имя с отчеством,

таблички с должностью,

золотое тиснение

на гранитной плите?

* * *

Марии О.

Неосознанная вроде

с тайной смысла и числа

жизнь, которая проходит,

жизнь, которая прошла

карта, что была в колоде,

на ладонь мою легла

жизнь, которая проходит,

жизнь, которая прошла,

и отводит, и подводит,

и творит свои дела

жизнь, которая проходит,

жизнь, которая прошла,

тень заката в мире бродит,

но мучительно мила

жизнь, которая проходит,

жизнь, которая прошла…

* * *

В сердце ноет старая заноза,

больно мне – сорвусь и зареву…

Запрокинул голову – береза

белой речкой вьется в синеву…

Не от боли закипают слезы, —

оттого что к солнцу я плыву…

* * *

Там, где вечный покой,

поголовное, скажете, равенство?

Белоснежные сны

вместо спектра сердец и имен;

ровный свет без теней

и блаженство беспамятства,

потому что при памяти —

какой там покой или сон?

…Подадут в час прощания

нищим на паперти,

хор споет, как положено,

за упокой…

Не лишайте меня,

не лишайте бессонницы памяти

о несчастной, счастливой,

короткой дороге земной!

* * *

Переживи меня, мой друг…

Анатолий Кобенков

Он в дверь меня уважительно

всегда пропускал вперед

как старшего, ведать не ведая,

что раньше меня умрет.

Зачем, почему, о Господи!

Был не его черед…

Оглядываюсь на отсутствие

того, кто за мной идет.

С МОРЕМ

Оскорбленный победами старости,

вижу: море встречает рассвет:

сколько лет – и ни капли усталости,

видно, знает какой-то секрет.

Я вхожу в его волны, пошатываясь,

но легко отрываюсь, плыву,

словно море дает провожатого,

увлекая в свою синеву.

– Нет секрета, – напутствует ласково, —

от асфальта подальше держись

и почаще в волне ополаскивай

опаленную городом жизнь.

Только жизнь твоя – меньше грядущего,

мой урок может быть и не впрок:

срока нет у меня, неживущего,

у живущего все-таки – срок.

Но бессрочность со звездною свитою

я за час человека отдам,

я тебе, преходящий, завидую,

голове твоей, сердцу, губам.

…То ли выдумал речь, то ли выслушал,

благодарно взглянул в небеса,

руки-ноги на солнышке высушил,

дышат легкие, смотрят глаза…

* * *

Окружен я вечностью и небом.

Кто сказал, что до и после – мгла?

Где я был, когда нигде я не был?

Где-то был я, коли жизнь была.

Где-то буду, коли жизнь продлится,

а она продлится, спору нет,

более того – распространится,

словно свет по всем кругам планет.

* * *

Мир от звезды до цветка придорожного

без философских живет закавык, —

не отличает простое от сложного,

ибо в природе нет таковых.

Все умозрения – логово чертово.

К Логосу – только один из путей.

Мир отличает живое от мертвого,

но он един и не знает частей.

ВКУС ВЕКА

Двадцатый век я пробовал на вкус,

и он меня надкусывал, но мы

расстались по-хорошему. Теперь

историки итогами займутся

и пусть расскажут больше, чем я знаю, —

не передать им запах, цвет, и звук,

глаза и плоть, сны и ожоги века..

Пусть мировые факты отдохнут, —

я человек, я интересней факта.

МАЙ СОРОК ПЯТОГО

Одна бутылка на столе,

и та портвейная,

В окно вечернее глядит

луна трофейная.

Танцует младший лейтенант

с замужней женщиной,

на патефоне кружится

пластинка с трещиной;

любовь провинциальная

послевоенная

разлучная,

мгновенная,

обыкновенная.

Война была на целый век,

на миг – любовница…

Они забудут этот вальс,

а мне – запомнится.

Я молод был, любовь ловил —

осталась присказка,

Есть дом, семья, а жизнь прошла,

и счастье призрачно…

Гарцуют девочки в Москве,

гордясь нарядами,

благословляемы попсой

и хит-парадами,

но с завистью жалею я

года победные,

хочу как те потанцевать,

те двое, бедные…

* * *

Мистичка из местечка

предсказывала год,

когда затянет речка

людей в водоворот,

но дети вне запрета

переходили вброд

речушку…

Было лето,

был сорок первый год.

И вспыхнул мир, как свечка,

и рухнул небосвод,

и затопила речка

весь человечий род!

ОБРАТНЫЙ ОТСЧЁТ

Моя жизнь началась со смерти:

была мировая война.

С первых лет я смотрел на мир

глазами маленького старика,

познавшего светопреставление.

Потом на долгие десятилетия

я, как губка, был погружен в застойное время,

но все-таки война осталась позади,

и я освобождался от смерти и старости.

Теперь, наконец, я решительно помолодел —

пришла свобода, простор для мыслей и чувств.

Но, вот незадача, обратный отсчет завершается,

приближается ноль…

Не дадут мне спокойно поиграть в кубики…

* * *

мировую войну

пережил мой отец

– какие могли быть причины

для эдакой бойни?

отец не успел ответить

началась вторая

– не могу я себе представить

что столкнуло народы и страны?

удивляется внук

но двадцатый век отвалил

без ответа.

* * *

Гитлер гладит овчарку Блонди,

он любимую Блонди отравит,

наступает конец на фронте.

Гитлер в бункере свадьбу справит.

«Нет Германии! В миг этот адский

ей капут!» —

с этой мыслью дурацкой

пулю в рот он себе отправит.

* * *

Сталин видел все:

по всей стране со стен

он смотрел немигающим взглядом

(ах, на стены мы вешали сами

эти глаза над усами!),

а сам он блуждал по Кремлю, как крот,

все вынюхивал ходы и выходы, —

но ни черта не видел

в окружении

собственных глаз…

ЖДУЩИЕ

Себя измучившие всласть,

все ждали, ждали – этим жили,

хозяина боготворили,

зубодробительную власть.

И видел я у этих темных

такое выраженье лиц,

как в поликлинике, в приемных,

у бледных пленников больниц.

САНАТОРИЙ

Бродят по аллеям маразматики,

старые ревматики, астматики

диссиденты, стукачи, догматики,

канувшей эпохи «сталь и шлак».

Бродит по аллеям санатория

наша неизжитая история…

Перед близким дымом крематория

светится невинно березняк…

СТАРАЯ ИСТОРИЯ

Вспомни: сами хлопали ладони

человечку с задницей на троне.

Речи пышны, оды голосисты,

мудрецы синеют от натуги,

но ему нужны не монархисты,

а не рассуждающие слуги.

Он зевает от державной скуки.

Речи пышны, голосисты оды,

но ему милы не патриоты,

а рабы, доносчики и суки.

ВЕРА ФИГНЕР И НИКОЛАЙ МОРОЗОВ

…Они в молодости познакомились

в Швейцарии.

Молодые влюбленные Вера и Коля,

ни к чему вам Женевского озера сага…

Подведет вас слепая жестокая доля

благородно-преступная ваша отвага…

Где убийство царя? Где «Народная воля»?

Казематы во имя всеобщего блага…

Доживете вы оба до красного флага,

до империи новой, до царства ГУЛАГа…

Что вам думалось в старости, Вера и Коля?

* * *

Семиглавый красный дракон

пожирал свой народ

и себе откусывал головы,

людоед-самоед!

Плохо кончил…

Но вместо Горыныча —

под двуглавым орлом

рептилии рыночные.

СПОР

– Как в тоннеле и душно и затхло…

Ничего, на свободу прорвусь.

Не сегодня увижу, так завтра

за горой осиянную Русь.

– Но страна, что сама себе в тягость,

оседает державной горой

и в тоннель по инерции втягивает

скорый поезд вместе с тобой.

– Нет! Гора сама распадется,

расколдуются сад и семья;

и восстанет весеннее солнце

над горой, поглотившей себя!

ДВАДЦАТЬ ПЕРВОМУ

Смог я выскочить из двадцатого,

пламенем объятого…

Но снова горит горизонт!

В Азии – евроремонт?

Но что мне такая обновка

в век, где моя остановка?

Век без меня, век без меня,

берегись огня!

НОВЫЙ ВЕК

В московском гуле и гаме

над свежими куполами,

как грибы, при мокрой погоде

зеркальные банки растут.

В подземном переходе

старушки с орденами

надтреснутыми голосами

советские песни поют…

* * *

Тяжело умирают в России старухи

в непривычно тягучее мирное время,

когда нет голодухи, разрухи,

войны, тюрьмы, очередей и разлуки, —

тяжело умирают в России старухи,

когда их не ломает непосильное бремя…

* * *

тетя Роза

старая дева

всю жизнь была приживалкой

безотказной добрейшей

ей поручали резать кур

и топить котят

я любил тетю Розу

я ее ненавидел…

* * *

В час нечаянного краха

бойтесь собственного страха,

в час победного пристрастья

бойтесь собственного счастья,

и посланницы пустыни —

государственной гордыни.

........................

В час кровавый перегрева

не давайтесь главарю.

Бойтесь собственного гнева —

я народам говорю.

Лишний шаг – и нет возврата,

шаг – и нет пути назад:

кровь за кровь и брат на брата,

красный бред и черный ад…

* * *

Опять перестрелки и взрывы,

опять в тупике мудрецы.

История несправедлива —

границы горят, как рубцы.

И если, врачующий раны,

от нас отвернется Христос,

столкнутся народы и страны

и пустят себя под откос…

* * *

Клад золотой старинный,

выставленный напоказ,

высвеченный витриной,

тенью считает нас.

Глупый хозяин клада

злато копил про запас,

спас от огня и ката, —

не от себя ли спас?

От безоглядной растраты,

среди веселых гуляк…

Ради музея-кастрата

и завидущих зевак?

* * *

Выше пояса

мегаполиса:

политпублика —

холод полюса,

ранг и рубрика,

кубик Рубика,

грабли рублика.

Ниже пояса

мегаполиса —

иглы допинга,

трубы тропика:

юной поросли

аэробика.

СПИНОЙ К ОКНУ

Cпиной к окну, лицом к экрану,

теряя волю, каменея,

торчишь, подобно наркоману —

едва ворочается шея.

Что смотришь тупо, как скотина,

перебирая кнопки пульта?

Рябит цветная мешанина,

неистощимого масскульта.

Приговоренно, час за часом

переключаешь ты бездарно

себя, куски из жизни с мясом

выхватывая фрагментарно.

Мой современник, бледный пленник

крутых возможностей эпохи…

С неврастеничкой неврастеник —

любви спортивной скоморохи.

А век глядит на эти крохи,

как пылесос – вчерашний веник.

* * *

наконец-то мы наедине

но твои и мои очки

– со своей оптикой,

но твои и мои наушники

– со своими хитами,

но твой и мой мобильники

– со своими звоночками,

но твой и мой телевизоры

– со своими каналами,

но наши с тобой компьютеры

– со своими примочками,

но наши с тобой возрасты

– со своими проблемами…

наконец-то мы наедине

* * *

отключить телефон

не включать телевизор

не раскрывать газет

не распечатывать писем

не залезать в интернет

в зеркало заглянуть —

познакомиться…

* * *

Откуда ни возьмись

какой-то холод,

а я-то думал:

вышел на плато

и долго мне еще,

хотя немолод,

расхаживать

в распахнутом пальто.

Вся жизнь с горы —

как мир в миниатюре.

Благодарю.

Милей теперь привал.

Я в шкуре века был.

От вечной дури

от человеческой

я так устал!

Все по кругам —

привет Екклесиасту! —

не втиснуть опыт в мир,

как в тюбик пасту…

* * *

Все не то, не то, не то,

жизнь шагреневая....

Происходит черт-те что —

обесценивание.

Сто рублей уже не сто,

вместо крыши – решето:

у никто в руках ничто, —

где любовь сиреневая?..

Мир не храм, а шапито, —

обесценивание…

Беспредельный интернет —

он пованивает,

наводнение газет —

оболванивание.

Наркотический укол —

обезболивание,

сыр и масло, сытый стол —

обезволивание,

виртуальный вольный секс —

обезлюбливание,

в небоскребах взрывов треск —

обезумливание,

если мир вопит и врет,

если слов невпроворот

и тотальное грядет

обессмысливание,

лишь поэзия спасет

от инфляции и от

обезжизнивания!

ВЕСЫ ПРОГРЕССА

– телефон без проводов

часы без стрелок

книга без бумаги

стихи без поэзии

деньги без веса

певец без голоса

голос без человека

самолет без пилота

секс без партнера

игра без правил

храм без бога

– томат без нитратов

счастье без комплексов

взятка без коррупции

дураки без дорог

власть без беспредела

Русь без проблем

и вершина прогресса —

Бог без беса

* * *

…но если на белой бумаге

печатать благие слова,

то всякие бесы и маги

свои потеряют права;

а если потом интервалы

сомкнуть и печатать впритык, —

захлопнутся смерти провалы

и время прикусит язык.

* * *

Что в сердце прозвучало,

когда вокруг темно?

От Господа – начало.

Гадай: к чему оно?

С небес перо уронит,

как молнию в ночи;

завороженно гонит

вперед себя лучи,

сияет, но при этом

неуловима суть…

Конец обратным светом

преображает путь.

От смены светотени

безжалостен итог.

Уборщики на сцене;

вот Бог, а вот порог,

и сердце забывает

свой собственный секрет.

Зачем конец бывает?

К чему обратный свет?..

* * *

Отделяются стихи, как дети,

до тебя уже им дела нет,

сколько их, а ты один на свете

держишь перед зеркалом ответ.

У стихов нет возраста. Больнее

с автором расходятся пути,

если перед новой Галатеей

не стихи, а сам ты во плоти

ждешь живого отклика… Вне слова,

ну-ка, вырази себя сполна

сутью естества неречевого,

как петух, как тополь, как луна!

* * *

Да пойми ты, обормот,

жизнь —

необратима,

ибо время, как диод,

спишь ли, нет – оно вперед

прет неумолимо…

Ибо времени-гонцу —

ни щита, ни крепости:

либо ты вперед – к концу,

либо сразу – вдребезги!

А у музы – свой обряд:

память, сон и звездопад,

не вперед и не назад —

вверх – на крыльях творчества.

С временем помолвлен ад,

с вечностью – пророчество.

Жизнь и в гибели права,

а поэзия жива,

словно мостик тесный

между бездной бесовства

и небесной бездной.

ВСЕ РОЛИ

– Всевышний написал все бессмертные роли

для земной и небесной любви.

Гениальные роли – мужскую и женскую.

Выбор большой – от классических, уникальных

до бездарных, провальных.

В небесах (во вселенных и в генах)

метатекст утвержденных ролей

для шутов, для любовников, для королей.

Что мне делать мальчишке-провинциалу

среди руин недавней войны?

Настал мой черед себя примеривать к роли;

о тексте надо догадываться, импровизировать на ходу

на сцене, где играли Антоний и Клеопатра

или Ромео с Джульеттой…

Я впервые на этой планете.

Моя отсебятина в вечном сюжете.

Мои сочинения, мои расшифровки,

мои переводы, Его заготовки.

Мои примечания, Его заголовки…

Роль исчерпана, дети выросли,

Внуки ко мне прибегают с вопросами.

Что им сказать?

Нелегко быть соавтором Господа Бога!