Текст книги "Игры Мастеров. Мастер стратегии"

***

Делопроизводитель Общего отдела, толстая девица с прилизанными волосами сначала наградила меня привычным недовольным взглядом, но тут же расплылась в широкой улыбке. Я несколько раз сталкивался с ней в коридорах Канцелярии, и у меня сложилось стойкое убеждение, что моя скромная персона интересует ее не только в плане своевременной сдачи недельных отчетов. Однажды она сама заговорила со мной, но я, воспользовавшись случаем, улизнул. Сия работница печати и штампа была совсем не в моем вкусе. Отдельные дефекты фигуры еще можно как-то перенести, но окружавший ее запах сургуча меньше всего настраивал на романтический лад.

– Гере Рюмпель, – сказала она низким грудным голосом, – ваши бумаги готовы.

Я развернул запечатанные свитки. В одном была заявка на командирование переписчика второй ступени Рюмпеля в распоряжение Коллегии образования сроком на три дня с размашистой подписью директора. А вторая – это направление от Канцелярии.

– Ах, гере Рюмпель, – сладко сказала делопроизводитель, – вы пользуетесь такой популярностью. Секретарь директора Коллегии лично приносила заявку. Вы произвели такое впечатление на эту наивную девушку…

Я вспомнил чувственные губы и достаточно откровенный наряд секретарши Директора. Слово «наивная» меньше всего подходило к ее образу.

– Гере, Рюмпель, – она перешла на шепот, – у нас будет время поговорить… После вашей командировки, разумеется?

Я пробормотал что-то неопределенное и вышел из приемной. Работниц Канцелярии я вообще не воспринимал как женщин. Мне только не хватало приключений с этой особой.

В приемную начальника Канцелярии я попал не сразу. Арестанты в серых робах, подбадриваемые командами одноногого капрала в медном шлеме, спускали со второго этажа огромный шкаф, и подняться по лестнице не было никакой возможности. Канцелярия поддалась всеобщему энтузиазму, связанному с подмазкой, подкраской, ремонтом и вообще улучшательством вверенных помещений и городских улиц. Похоже, ввиду чрезвычайной необходимости дали «добро» на использование в качестве подсобных рабочих арестантов, содержащихся в городских участках. Интересно, кто же это согласовал допуск столь неблагонадежных лиц в святая святых – здание самой Канцелярии?

Гере начальник, заложив руки за спину, стоял у дверей своего кабинета. Рядом пристроился референт с папкой и выражением радостной готовности, придававшей ему сходство с собакой, преданно смотрящей на хозяина. Наш начальник был единственным руководителем в городе, предпочитающим иметь в качестве личного помощника мужчину. Следует сразу сказать, что причина этого отнюдь не в каких-то отклонениях, а в ревнивом и склочном характере его супруги.

– А-а, Рюмпель! Мы вас уже заждались!

Со вчерашнего дня меня уже трудно чем-либо удивить. Но, согласитесь, когда подобное адресуется начальником Канцелярии рядовому переписчику…

Референт положил бумагу на папку и поднес перо с чернильницей, начальник широко расписался на направлении, поставив точку с такой силой, что перо сломалось.

– Надеюсь, Рюмпель, что вы не уроните… Поддержите, так сказать, репутацию нашей Канцелярии. Я на вас надеюсь, Рюмпель, очень надеюсь…

Он хотел еще что-то сказать, но махнул рукой и зашел в кабинет, закрыв за собой дверь. В приемной остался референт с пустыми глазами и приклеенной улыбкой. Я аккуратно взял у него из рук подписанный документ и направился в Коллегию образования.

Привратник приветствовал меня как старого знакомого. Даже открыл дверь и проводил до лестницы. Не знаю, что следует думать о такой неожиданной популярности, особенно, если она связана с вниманием Тайной Канцелярии. Не могу представить, чем мог заинтересовать столь уважаемые инстанции скромный переписчик второй ступени.

Впрочем, особо торжественного приема в Коллегии я не удостоился. Секретарша довольно сухо поздоровалась, приняла направление, засунула его куда-то под стол, жестом показала на диванчик в углу приемной и углубилась в чтение бумаг. Не могу сказать, что это меня расстроило. Слишком много в последние время было суеты.

Я уселся тихонечко в уголке и стал наблюдать за работой учреждения. В приемную один за другим заходили озабоченные люди. Секретарша с ловкостью ярмарочного фокусника принимала свитки, ставила штампы, запечатывала и раскладывала по ячейкам полученную корреспонденцию. Кому-то, наоборот, выдавала бумаги, причем доставала их не глядя, и за все время не допустила ни единой ошибки. Несколько человек она проводила в кабинет директора. Все это, конечно, интересно и познавательно, но кто мне объяснит, что должен делать я? Нет, я вовсе не старался найти себе лишнюю работу, просто не хотелось попасть в ситуацию, когда по незнанию не выполню своих прямых обязанностей.

Наконец, из кабинета вышел сам гере директор и направился ко мне. Лицо его излучало радушие.

– Гере Рюмпель! Что же вы сидите, вы вас ждем!

Я встал и, как положено по Уставу, приветствовал директора. Он замахал руками, подхватил меня под локоть и повел в кабинет. Провожавшая нас взглядом секретарша улыбнулась весьма многообещающе.

– Гере Рюмпель, гере Рюмпель, – быстро говорил директор, – я надеюсь, мы сработаемся, я просто уверен в этом. Такая ответственность, такая ответственность… Мы так рады, так ждем гере экзекутора, так ждем. И я очень рад, что нам рекомендовали именно вас!

Стоп! Я так удивился, что чуть не перестал улыбаться. А я-то был уверен, что это именно Директор пожелал видеть меня в качестве прикомандированного сотрудника. В этой ситуации как-то неуместно расспрашивать о том, кем был неизвестный, так настоятельно рекомендовавший неприметного переписчика. И сделавший это так убедительно, что руководители солидных учреждений выскакивают из кабинетов, дабы лично засвидетельствовать свое уважение.

Тем временем директор усадил меня за стол и щелчком пальцев вызвал секретаршу, в мгновение ока расставившую вазочки со сладостями и графинчики с наливками.

– Попробуйте вот это, гере Рюмпель, – суетился директор, – плоды шихсу в карамельной глазури. В это время года – страшная редкость. И наливочки, наливочки. Ручаюсь, такой вы не пробовали.

Я взял из вазочки темную горошину и бросил в рот. Могу сказать, что гере директора ввели в заблуждение – это были вовсе не плоды шихсу, а резаный хрус. Отдаленно напоминающий шихсу, но стоящий раз в десять дешевле. Именно поэтому они и в глазури, портить карамелью изысканный вкус экзотических ягод может только абсолютный дилетант. Но вслух сказал:

– Поразительно вкусно.

Я пригубил наливку и обнаружил, что она действительно прекрасна.

Директор расплылся в улыбке, словно получил маршальское звание.

– Вот видите, нам следует почаще общаться, – он погрозил пальцем, – это будет полезно для нас обоих… Угощайтесь, угощайтесь.

На это ответить было нечего. Осталось последовать настоятельному призыву гере Директора и отдать должное угощению. Пока я по очереди дегустировал экзотические сладости, сам он смотрел на меня совершенно по-отечески, с выражением, какое бывает у родителей, радующихся хорошему аппетиту любимого ребенка.

Придвинув очередную вазочку, директор как бы между прочим произнес:

– А как насчет вот этого? Уверяю вас, это волшебно… да, именно волшебно… Гере Рюмпель, вы же знаете, гере экзекутор прибывает сегодня вечером.

А вот этого я, конечно же, не знал. Вообще-то предполагалось, что он появится завтра. Хотя какая, скажите, разница… Но в ответ важно кивнул.

– Прекрасно, прекрасно… Я могу рассчитывать, что вы представите меня гере экзекутору?

Тут я чуть не поперхнулся. Великий Создатель, за кого же они меня принимают? Ситуация непростая – сказать «да» – значит заведомо солгать вышестоящему начальнику. А простой отказ приведет к долгим и непродуктивным объяснениям с тем же начальником. Поэтому я выбрал наиболее обтекаемый вариант:

– Да, гере директор, разумеется, при первой возможности…

Он снова заулыбался:

– Благодарю вас. Гере начальник Канцелярии много хорошего рассказывал о вас, очень много.

В кабинет вошла секретарша, наклонилась к директору и что-то сказала на ухо. Могу поклясться, что она специально выгнула спинку, демонстрируя совершенство фигуры.

Директор встал. По выражению его лица я понял, что произошло нечто чрезвычайное.

– Гере экзекутор прибыл в город, – торжественно объявил он.

Я продемонстрировал неподдельный восторг от подобного известия. Директор заспешил на выход, и я, естественно, последовал за ним, провожаемый томными взглядами прекрасной секретарши. Все-таки, в тесном общении с большим начальством есть свои преимущества: с утра сбил все ноги, пока добирался до особняка Коллегии, а вот обратный путь в личном экипаже Директора, запряженном четверкой лошадей, занял всего несколько минут.

Весь цвет города уже находился на Ратушной площади. Кроме руководителей присутственных мест и бургомистра здесь же собралась толпа восторженных горожан с цветами и плакатами, в основном состоящая из экзальтированных женщин среднего возраста. Пока гере директор здоровался с высокими чинами и избранными горожанами, я счел за лучшее отойти к стоявшему в сторонке Плумкису. Тот встретил меня усмешкой:

– А, Рюмпель, вы теперь звезда!

Я пожал плечами и развел руками:

– Понятия не имею, гере Плумкис, что происходит. Гере директор Коллегии уверял меня в своем расположении, и даже сам гере начальник Канцелярии…

– Пользуйтесь случаем, Рюмпель, вы делаете карьеру.

Я вздохнул:

– Боюсь, это может плохо закончиться.

– А жизнь всегда плохо заканчивается, – сказал Плумкис очень серьезно, – раньше, или позже – какая разница? А у вас появился шанс – так используйте его.

Он посмотрел на небо и покачал головой

– Боюсь, начнется дождь. Что же тогда делать с цветочками и плакатами? Столько энтузиазма…

Плумкис захихикал.

– Кстати, директор уже угощал вас поддельным шихсу? Угощал? Знаете, тут такой скандал вышел… Обер-интендант из Ратуши вчера вечером по дешевке закупил у перекупщиков целую коробку. Принес гере бургомистру – расстарался, мол, к приезду гере экзекутора. Гере бургомистр – известный гурман и знаток кулинарии. Он попробовал, и …гере обер-интендант чуть было не отправился на лесозаготовки. К счастью для себя, он придумал разослать это чудо по присутственным местам. Дабы изысканным угощением внушать гостям радость и уважение. А у гере бургомистра началось дрожание сердечной жилы, от чего он два дня лечится мятной настойкой. И долечился до такой степени, что для придания равновесия его поддерживают два капрала. Да вы посмотрите…

Я посмотрел. Бургомистр действительно стоял неестественно прямо, глядя перед собой. Время от времени он начинал клониться в сторону, тогда его подпирал плечом один из бдительных капралов. Сзади перешептывались вице-бургомистры. Можно биться об заклад, что каждый из них уже видит в себя в кресле начальника. Да, неудачное время он выбрал для лечения сердечной жилы.

Гере директор Коллегии, стоящий рядом с бургомистром, заметил мой взгляд и помахал мне рукой, как старому знакомому. Плумкис охнул.

– Ну, знаете, Рюмпель… Каюсь, я явно вас недооценивал. Скажите, у вас нет родственников в Столице?

Я поспешил объяснить, что происходящее является совершенным недоразумением, и что все скоро станет на свои места. Но тот лишь отмахнулся.

– Не прибедняйтесь. Вы определенно произвели на гере директора неизгладимое впечатление. Рюмпель, я поражен!

И в этот момент появился экзекутор.

Судя по приготовлениям, отцы города ожидали появления целого эскорта. Когда в прошлом году приезжал губернатор провинции, его роскошную карету сопровождало два десятка экипажей – охрана, помощники, свита… Там то губернатор маленькой провинции, а здесь сам первый вице-экзекутор! Правая рука Великого Маршала Тайной Стражи, голос и карающий меч Владетеля.

Рессорная коляска, запряженная четверкой прекрасных вороных восточной породы, стремительно пересекла площадь и остановилась перед ступенями Ратуши. В наступившей тишине было слышно тяжелое дыхание лошадей. Кучер ловко соскочил на землю и с легким поклоном открыл дверцу.

Экзекутор вышел из экипажа и оглядел собравшихся. К нему заспешили директор Коллегии и начальник Канцелярии. Бургомистр тоже сделал шаг вперед, но был подхвачен под руки верными капралами, получившими строжайшие указания от его суровой супруги.

Экзекутор в простом темно-синем плаще с откинутым капюшоном молча поднимался по лестнице. Выражения лица отсюда не разглядеть, но мне почему-то казалось, что на его губах играет тонкая усмешка. Городские начальники суетились вокруг, но он не обращал на них никакого внимания, лишь бросил быстрый взгляд на застывшего бургомистра и его бравых телохранителей.

Я подумал, что, по всей видимости, этот человек отличается недюжинной смелостью – проделать путь от Столицы в наше захолустье – это, знаете, не простое испытание, дороги в дальних провинциях весьма и весьма неспокойные. Хотя… кто знает, на что способны экзекуторы, прошедшие Башню Экзекуторов? А он, наверняка, один из лучших. Да, пожалуй, разбойничкам, позарившимся на такую добычу, можно посочувствовать.

Начальник Канцелярии, низко поклонившись, распахнул перед высоким гостем парадные двери Ратуши. Прежде чем войти, экзекутор становился и обернулся… Великий Создатель! Я был готов поклясться, что он смотрел на меня!

III

Такое впечатление, что к Ратуше пришел весь город. Внутрь пускали одних детей, и поэтому у входа собралась огромная толпа родителей, в основном матерей. Многие малыши плакали и не хотели идти, женщины, как могли, старались их успокоить и подводили к дежурным чиновникам Коллегии образования. Те осматривали маленьких кандидатов в герои, сверялись со списками, ставили галочку и по одному пропускали в Ратушу.

Рано утром мне пришлось заскочить в Канцелярию и поэтому я пропустил самое интересное. Мамаши, пришедшие первыми, подняли вой, и, несмотря на увещевания Бургомистра, попытались прорваться вместе со своими чадами. Тогда из дверей Ратуши вышел сам экзекутор. Он молча окинул темным взглядом бушующую толпу, отчего негодующие родительницы моментально пришли в себя и совершенно успокоились. Экзекутор, не говоря ни слова, вернулся в здание, а стоящие у входа стражники сурово сдвинули алебарды. После этого никаких проблем с родителями больше не было, хотя бургомистр на всякий случай вызвал еще десяток стражников. И сейчас те переминались с ноги на ногу у центрального входа – здоровые, плечистые, в медных шлемах и тяжелых стальных кирасах.

В толпе я нашел глазами Марту. Роник уже вошел внутрь, и она, сжав кулачки, не отрываясь, смотрела на окна. Я помахал рукой, но Марта не видела ничего вокруг себя.

Пройти в здание Ратуши можно было только с черного хода. Во избежание проникновения особо энергичных мамаш там дежурили два стражника. Один из них, несколько раз стоявший на посту у Канцелярии, узнал меня, вытянулся и отсалютовал алебардой. Вот как… Это что, дает о себе знать внезапно возросшая репутация скромного переписчика? Как когда-то за рюмкой вишневки изрек Плумкис: «если сказка доведена до сведения нижних чинов, то с этого момента она превращается в реальность».

Первое, что я увидел, поднявшись на второй этаж – это лежащий на кушетке бургомистр, над которым хлопотал доктор Зустер, называемый за глаза Могильщиком. Уважаемая супруга гере бургомистра, женщина выдающихся размеров и неукротимого нрава, вытирая слезы, сидела подле мужа на стуле. Оказалось, что градоначальник слег сразу после непродолжительного, но энергичного разговора с экзекутором. Стоявший рядом первый вице-бургомистр даже не пытался скрыть довольную улыбку. Ну, на его месте, лично я не спешил бы радоваться. Если уж экзекутор всерьез взялся за городское начальство, то проблемы возникнут не у одного гере бургомистра… Но, это уж точно не мое дело.

В дверях центральной приемной я столкнулся с Плумкисом, любезничавшим с секретаршей вице-бургомистра. Если уж гере старший советник позволяет себе тратить время на неслужебные беседы – а то, что беседа именно неслужебная, было понятно по его медовой улыбочке – значит, все идет точно по графику, безо всяких проблем и отклонений.

– Приветствую вас, Рюмпель!

Надо отдать должное, Плумкис в совершенстве владел искусством красноречивых интонаций. Если еще вчера точно такие же слова имели насмешливо-пренебрежительный оттенок, то сейчас они звучали вполне дружески.

Я сдержано поздоровался. Пожалуй, переходить на дружеские отношения с гере старшим советником еще рановато. Мало ли, как все обернется…

Сам он, тем временем, оторвался от секретарши, подхватил меня под руку и увлек в приемную, где собралась масса народа. Здесь присутствовала Канцелярия практически в полном составе, во главе с начальником, примостившимся в уголке на диванчике, и, конечно же, были люди из Коллегии образования. Правда, директора Коллегии нигде видно не было.

Плумкис громким шепотом сообщил, что экзекутор уже затребовал к себе гере Директора, но тот, имея перед глазами поучительный пример Бургомистра, немедленно почувствовал острый приступ медвежьей болезни и уже полчаса, как не покидает отхожего места. Особенно тревожно в глазах мнительного городского начальства выглядело то, что на Ратушную площадь подъехали две подводы, груженые лесом. Тут, знаете, любая фантазия разыграется.

Экзекутор расположился в кабинете вице-бургомистра, имеющем отдельный проход в Зал Большого Экзамена, где собрали детей. В самом зале стояла странная тишина – детишки очень волновались и чинно сидели на длинных скамейках, переглядываясь и боясь произнести лишнее слово. Кучер экзекутора, бывший по совместительству его помощником, на цыпочках выходил в зал, близоруко копался в длинном свитке, громким шепотом зачитывал имя, брал ребенка за руку и провожал в кабинет. Двери в зал были закрыты, и перед ними стоял, скрестив руки на груди, неулыбчивый десятник Тайной Стражи. Поэтому наблюдать за происходящим дозволялось через узкие окошки, забранные цветными витражами с изображениями нравоучительных картинок из жизни Владетеля. Неровные стекла искажали фигурки детей, и поэтому прочитать выражение их лиц было решительно невозможно. Я попытался найти Роника, но не смог.

– Гере Рюмпель! Гере Рюмпель!

Я оторвался от окна и оглянулся. По длинному коридору Ратуши бежал сам гере первый вице-бургомистр. Как человеку тучному, каждый шаг давался ему с большим трудом. Приблизившись, он оперся рукой о стенку, и, пытаясь отдышаться, произнес:

– Гере Рюмпель… Вас… Вас гере экзекутор… Просит к себе… Немедленно…

Я воспринял это известие совершенно спокойно. Просто количество странностей, произошедших в последние два дня, превысили уровень, после которого уже ничему не приходится удивляться. Чего ожидать дальше? Может, приглашения от Владетеля на дружеский ужин?

Я пожал плечами и направился в кабинет к экзекутору. Вице-бургомистр шел сзади, тяжело дыша и что-то бормоча про себя.

– Вам сюда, гере Рюмпель, – десятник Тайной Стражи предупредительно распахнул дверь. Вице-бургомистр шагнул за мной, но был довольно бесцеремонно остановлен.

В кабинете царил полумрак. Я осмотрелся. Экзекутор сидел спиной ко мне за массивным дубовым столом, и что-то быстро писал гусиным пером. Немного подождав, я осторожно покашлял в кулак.

– Гере Рюмпель, будьте добры, проходите, присаживайтесь, – голос экзекутора был звучным, красивым и молодым. А я, признаться, думал, что это пожилой человек.

Я подошел к нему и присел на краешек стоящего напротив кресла. Экзекутор закончил писать, свернул лист бумаги в свиток, поставил печать и отложил в сторону. И только потом внимательно посмотрел на меня. Нет, пожалуй, он уже немолод…

– Гере Рюмпель, вы не возражаете, если я займу немного вашего драгоценного времени?

Я поспешил заверить, что сочту за честь служить достопочтенному гере экзекутору, и он может располагать мной безраздельно.

– Прекрасно, гере Рюмпель, прекрасно. Иного и не ожидал.

Экзекутор еще раз бросил пронзительный взгляд, от которого у любого по спине пробегут мурашки, взял со стола лист бумаги, исписанный мелким убористым почерком, что-то прочитал и покачал головой.

– Надеюсь, гере Рюмпель, я могу говорить с вами абсолютно откровенно?

Ничего себе вопрос! Кто я, и кто экзекутор? Мне оставалось еще раз заверить высокого собеседника в своей полнейшей преданности. По-видимому, его это вполне удовлетворило.

– Очень хорошо… Я хотел бы поговорить о вашем сыне, – он снова посмотрел на записи, – о Роне Рюмпеле.

Я внимательно слушал.

– Понимаете, гере Рюмпель, я сегодня имел удовольствие беседовать с этим… мальчиком и был немало удивлен его способностями… немало. Должен поздравить вас, искренне поздравить, вы воспитали для Владетеля прекрасного подданного. Затем я, как вы понимаете, поинтересовался его родителями, то есть вами, господин Рюмпель, и вашей супругой, Мартой Рюмпель. И, знаете, что? Меня заинтересовали некоторые факты. Вот, посмотрите, – он положил передо мной лист бумаги.

Я всмотрелся. Это был рапорт начальника Канцелярии в Тайную Стражу. Там гере начальник писал, что переписчик второй ступени Эрно Рюмпель является сотрудником безынициативным, малокомпетентным, не имеющим достаточной подготовки, с умственным развитием, соответствующим уровню «два минус»… Не знаю, что это за уровень, но, судя по общему тону рапорта, какой-то он до обидного невысокий.

Пока я читал, то все время ощущал тяжелый взгляд экзекутора. Но, подняв глаза, обнаружил на его лице вежливую и даже добродушную улыбку.

– Понимаете, гере Рюмпель, я просмотрел все документы, которые могут характеризовать вас и вашу супругу с той или иной стороны, – он показал на свитки, аккуратно сложенные на краю стола, – рапорты со службы, справки из Тайной Канцелярии, записки от Городской Стражи, даже доносы соседей. И знаете, что я обнаружил?

Я изобразил на лице живейшее внимание.

– Я обнаружил, что вы являетесь весьма и весьма посредственной личностью, – продолжал экзекутор, – именно – посредственной. В этом нет ничего недостойного, абсолютное большинство подданных Владетеля таковыми и является. Тем более, что вы – человек добропорядочный, в предосудительном поведении замечены не были, ваш образ мыслей достоин подражания, все сказанное мной в полной мере относится и к вашей супруге, но, – он внушительно поднял указательный палец, – но! Скажите, вы знаете, кто такой Леонидус?

Вопрос застал меня врасплох.

– Простите?

– Я повторяю, Рюмпель, вы знаете, кто такой Леонидус?

– Это… кажется… философ-максималист второго века. Мы проходили его в школе.

– Все верно… В школе… – Экзекутор наклонился ко мне и сказал громким шепотом, – а разве в школе изучали трактат «Об устроении мира»?

– Кажется, нет…

– Совершенно точно, нет. Однако я имел удовольствие обсудить несколько глав из него с вашим сыном. И, представляете, обнаружил достаточно глубокие знания и рассудительность. Вы читали Леонидуса?

– Нет…

Экзекутор откинулся на спинку кресла, словно удовлетворенный ответом.

– Я в этом не сомневался. Я считаю, что ваша супруга также вряд ли когда-либо разворачивала свитки с его произведениями. Но скажите, в таком случае, откуда у вашего сына подобные знания? Более того, я обнаружил, что, вообще, уровень развития ребенка значительно превосходит то, что вы могли в него вложить. Я повторяю: значительно.

Я молчал.

– Что же, гере Рюмпель, у вас есть какие-нибудь предположения? Вы вообще, понимаете, о чем я говорю?

Мне оставалось лишь развести руками.

– Ну что же, – спокойно сказал экзекутор, – вариантов не так много. Либо вы не тот, за кого себя выдаете, – он покачал головой, заметив мой протестующий жест, – я, правда, считаю это маловероятным, ваша биография на первый взгляд кристально чиста, и вы лично не вызываете подозрений… Естественно, будут дополнительные проверки, но опыт подсказывает мне, что они ничего не дадут… Либо, существует какой-нибудь еще источник знаний, неизвестный нам. У вас есть мысли по этому поводу?

– Нет.

– Ну что же… В любом случае, я сообщаю, что ваш сын, Рон Рюмпель, выбран мной для представления Владетелю и прохождения обучения в Башне Мастеров. Гере Рюмпель, что с вами?

Вероятно, он увидел, как изменилось мое лицо.

– Я понимаю, гере Рюмпель, ваши чувства. Это такая честь. Я хотел бы предупредить, что наш разговор не должен выйти за пределы этих стен. Выбор экзекутора является государственной тайной, личной тайной Владетеля. Я посвятил вас в нее только потому, что, после обнаружения несоответствий, хотел побеседовать с вами. Сегодня вечером я уезжаю, завтра утром буду в Столице, и после моего доклада Владетелю намерен вернуться за вашим сыном. Надеюсь, что такое благосклонное внимание Владетеля не вскружит вам голову? Вы ведь человек разумный и ответственный, правда? Итак, я могу рассчитывать на ваше молчание?

Что я мог сказать? Вопрос был излишним, такого рода просьбы экзекутора исполняются неукоснительно. А для желающих подискутировать отведен специальный участок на дальнем конце городского кладбища.

– Вот и прекрасно. Итак, вы поняли, никому. Даже жене. В первую очередь жене. Все, вы свободны.

На негнущихся ногах я вышел из кабинета. Голова кружилась с такой силой, что пришлось прислониться спиной к стене. Подскочил ставший невероятно предупредительным Плумкис.

– Что с вами Рюмпель? Вам плохо?

Я отстранил его руку, держащую меня под локоть.

– Все нормально, гере Плумкис. В кабинете гере экзекутора очень душно.

– Душно, что вы говорите, – воскликнул прислушивающийся к разговору первый вице-губернатор, – вот в таких условиях нам приходится работать! Гере экзекутор не жалеет себя, решительно не жалеет.

Мне пришлось выслушать его излияния. Оказывается, я был единственным чиновником, который вышел от экзекутора и не был сразу же подхвачен под белы ручки серьезными ребятами из Тайной Канцелярии. Правда, этой участи миновал также гере бургомистр, но его из кабинета попросту вынесли ввиду обострившейся болезни сердечной жилы.

Все происходившее потом практически полностью стерлось из памяти. Я с кем-то разговаривал, отвечал на вопросы, жал руки, хлопал по плечу, и все это время ухитрялся держать на губах широкую улыбку. Плумкис, почувствовавший неладное, отважно пришел на помощь, искусно отвлекая разговорами основную массу желающих пообщаться. В этот момент я испытывал к нему самую искреннюю благодарность. Еще помню, как вице-бургомистр, тяжело дыша, бегал на конюшню проверять, готовы ли к выезду кони из личной упряжки гере экзекутора.

Я пришел в себя у порога дома. Наступил вечер, солнце почти скрылось за горизонтом, и на небе одна за другой зажигались звезды. Прежде чем войти, я несколько минут собирался с духом, потом несильно толкнул дверь. Конечно же, она была не заперта. И, как обычно, обмануть Марту не получилось. Она сидела за столом и смотрела на дверь, словно ожидая моего прихода. Роник устроился рядом, что-то старательно рисуя на листе кусочком угля. Когда он рисует, у него такой забавно-сосредоточенный вид…

– Роник говорит, экзекутор с ним долго беседовал, – сказала Марта.

Я не был готов к ответу. Подошел к Ронику и через плечо посмотрел на рисунок. С бумаги на меня глядел черно-белый котенок, как две капли воды похожий на соседского Черныша. Я погладил сына по голове, словно не замечая требовательного взгляда жены.

– Экзекутор разговаривал с ними дольше всех, – в ее голосе зазвучали нотки, игнорировать которые я больше не мог.

– И о чем он тебя спрашивал? – я чувствовал фальшь своего вопроса и был готов провалиться сквозь землю.

Роник поднял глаза.

– Мы разговаривали о жизни. Он очень умный, этот дяденька. Он спрашивал о моих друзьях и о книгах. А потом мы поговорили о вас.

– О нас? И что ты сказал?

– Что очень вас люблю, – серьезно ответил Роник.

Марта заплакала. Со стороны могло показаться, что жена улыбается, но я-то знал, что она плачет – без громких рыданий и слез. Я еще раз погладил сына по голове и спросил как можно спокойнее:

– Роник, экзекутор спрашивал тебя о Леонидусе?

Марта испуганно ахнула, по-видимому, она подумала, что это какой-то знакомый Ронику человек.

– Да, папа. Помнишь, ты рассказывал о древних философах, мне стало интересно, и я взял почитать. Вон там, – он указал пальцем на полку со свитками старых книг.

– И что?

– Гере экзекутор похвалил меня.

Я смотрел на сына, старательно растягивая губы в улыбку. И не нашел ничего лучше, как спросить:

– Роник, ты поужинал?

– Да, папа.

– Тогда иди спать. Сегодня все очень устали. Ладно?

Он кивнул, послушно встал и отправился в свою комнату. Когда за ним затворилась дверь, Марта закрыла лицо руками и заплакала навзрыд. Я обнял ее за плечи.

– Наверное, я плохая мать… очень плохая. Но я не хочу, чтобы Роника забирали, не хочу.

Я сделал усилие и улыбнулся:

– Не бойся, никто его не заберет.

– Как же, – всхлипнула Марта, – он сказал, что с ним разговаривали дольше всех.

– Ну и что? Это же экзекутор. Роник же сказал, он расспрашивал о нас, верно?

Марта отстранилась от меня и перестала плакать.

– Верно…

– Ну вот. Он просто хотел узнать побольше обо мне. Я, все-таки, чиновник Канцелярии.

– Второй ступени, – заулыбалась Марта. Она умела быстро успокаиваться.

– Вот видишь… Я думаю, Роник не прошел. Жалко, конечно, но что поделаешь. Будем жить, как жили. Нам ведь хорошо вместе, правда?

– Конечно, хорошо! – Марта совсем успокоилась.– Будет очень обидно, если возьмут сына мясника. Его рыжая женушка такая дура!

Я снова изобразил улыбку, и на сей раз получилось вполне правдоподобно.

– Ну, возьмут, и возьмут. Не думай об этом. Ужинать будешь?

– Сейчас приготовлю, – захлопотала Марта.

– Нет, не надо… Ты сама хочешь?

– Нет…

– Я тоже. Иди, ложись, а мне еще надо посмотреть кое-какие бумаги. Ладно?

Марта встревожено посмотрела на меня.

– Что-то случилось?

– Нет, что ты, ничего!

Я встал, подошел к ней и пристально посмотрел в глаза сверху вниз.

– Марта, ты ведь очень устала сегодня, правда?

– Да, – прошептала она.

– Голова стала тяжелая, а глаза сами закрываются?

– Да…

– Прошлая ночь была бессонной, и теперь тебе так хочется спать?

– Да…

– Тогда иди, и ложись, я скоро приду. И спи до утра, завтра можно встать попозже. Тебе надо выспаться. Хорошо выспаться!

Я отвел взгляд. Марта вздрогнула, помотала головой, словно отгоняя наваждение, и сладко потянулась.

– Я хочу спать… Глаза так и закрываются… Пойду, лягу.

Конечно, ложись, – сказал я как можно ласковее.

Она встала, нетвердыми шагами прошла в спальню и закрыла за собой дверь.

Я опустился на стул и обхватил голову руками. Великий Создатель, за что мне это все?! Зачем ты хочешь отобрать у нас Роника? Зачем?!