Текст книги "Распечатано на металле"

VI

«…Меня постоянно поражал тот факт, что если какое-нибудь животное или растение в природе очень полезно человеку или так или иначе привлекает его внимание, то почти повсеместно найдутся указания на их разновидности…» – Чарльз Дарвин «О происхождении видов»

Я слышу вокруг себя какой-то шепот, чье-то томное дыхание… Дышащий?! Этого не может быть, меня все-таки поймали? Я чувствую сильную тяжесть в ногах, а также тяжесть в районе шеи. На меня что-то надето, я это ощущаю. Я должна попробовать открыть глаза. Стоп… мои глаза открыты.

Я пытаюсь поднять руку, но она была связана, из-за чего я быстро перестаю предпринимать попытки хоть что-то сделать. Я слышу разговоры и шепоты, которые сопровождаются звонким стуком подошв по пол. Вдруг с моего лица снимают повязку, и мир приобретает свет. К сожалению, мой увиденный мир состоит из только одного стула напротив меня.

Из темноты на него сел Дышащий. Кажется, это допрос или что-то такое? Я не вымолвлю ему ни слова.

– Доброе утро, мисс 1029. Как себя ощущаете? – спросил он.

– Я в порядке, но у меня скоро рабочая смена, – стоп… я не говорю этого.

Все это воспоминание?

– Не бойтесь, скоро все закончится. Мы почти завершили нашу процедуру лечения. Остались буквально последние штрихи в виде психологического теста на выявление изъянов в системе пересоздания личности. Итак, я проанализировал досье, что Часовой отправил на вас, и давайте глянем, что нам удалось из вас слепить, – он достал какую-то бумажку и принялся отмечать пункты. – Первый вопрос. Что для вас главное в этой жизни?

– Порядок и жизни других, – пока похоже на меня.

Он что-то отмечает и продолжает.

– Как вас зовут?

– Мое имя 1029. У меня нет другого имени.

– Что для вас значит «Август»?

Очевидно он говорит не про месяц. Он говорит про Часового.

– Один из месяцев лета. Более у меня ни с чем это не ассоциируется.

Проблема в том, что я действительно чувствую, что тогда я говорила это не для галочки, это было действительно правда.

– Сколько лет прошло с момента революции?

– Три года.

Три года?! О господи, то есть из меня делали вот это целых три года?

– Кто был самым главным врагом революции?

– Мэрия и ее приспешники в виде полиции города.

– Отлично, вы почти прошли тестирование. Остался последний вопрос. Прошу не спешите с ответом, мы никуда не торопимся.

– Я вся во внимании.

– Что бы вы хотели поменять в своей жизни 1029?

Я почувствовала такой же дискомфорт, что и тогда. Словно во мне что-то билось, но я проглотила это, словно перерезала все оставшиеся связи с прошлым.

– Ничего, меня все устраивает.

Внезапно кто-то сзади Дышащего сказал: «Сегодня с нее достаточно». К нему подошел мужчина в той самой робе Часового. Он не полностью вышел на свет из-за чего мне было трудно разглядеть его черты лица, но он был стар, у него была невыразительная форма лица, легкая залысина и неаккуратная бородка. Это был Август, без всяких сомнений. Я узнаю его голос даже тут.

– Конечно, сэр. Мы как раз закончили. Я думаю, что она может спокойно выйти в жизнь. Во всяком случае, у меня есть гарантия, что в ближайшее время 1029 не сможет вспомнить абсолютно ничего. Я не могу гарантировать ее дальнейшее психическое благополучие, но во всяком случае нашему миру теперь ничего не грозит.

– Это хорошо, Дышащий. Но я прошу вас помнить, что если она все же вспомнит все… Даже те идеалы, что мы привили ей, не смогут сопротивляться ее истинной природе. Я очень надеюсь, что мы достигли понимания в этом вопросе.

– Конечно, господин, но боюсь, в случае чего я не смогу это контролировать.

– Вы профессионал в своем деле. Если вы не можете, то никто не может. А теперь усыпите ее. Аэлипия как раз расцвела. Она даже не запомнит этого разговора под действием цветка.

– Конечно, господин, сейчас я все сделаю.

Дышащий отошел куда-то во тьму, после чего принес горшок с красивым белым цветком, у которого было семь лепестков, а в центре сладко-пахнущее сердце.

– Прошу, 1029, понюхайте. Я обещаю, все будет в полном порядке.

Аэлипия… Я не помню, что это за цветок такой, но я была вынуждена понюхать его. Запах был очень приятным, душистым, нежным словно сладкие духи моей мамы. Я почувствовала вялость, затем сонливость, после чего мои глаза невольно закрылись и не разомкнулись более. Последнее, что я слышала – это то, как меня развязали и куда-то понесли…

Я проснулась не в своей квартире, я проснулась в той самой базе под землей, но в отличии от прошлой маленькой каморки, эта уже была достаточно большой. Я чувствовала себя все хуже и хуже, и сейчас я могла разве что повернуть голову вправо и посмотреть, кто тут есть. Я не хотела ухудшать свое состояние, но я насильно всмотрелась затуманенным взором.

Это были не жалкие осколки чего-то, ныне это было целое движение-сопротивление. Люди в рабочих комбинезонах что-то делали, чистили оружие, отдыхали, постоянно что-то чинили. Коуди все еще стоял у двери и наблюдал за тем, кто входит и выходит из убежища. Выделялась из всего этого немного загорелая девушка в легкой майке, с черными кудрями и кошкой в руках. Вскоре ко мне подошел и присел Мартин, который потрогал мой лоб и аккуратно поправил мою подушку.

– Доброе утро, 1029, – сказал он с легкой заботой.

– Привет, Мартин… почему я не дома?

– Мы посчитали, что опасно будет возвращать тебя обратно домой, поэтому сейчас ты находишься тут, в целостности и сохранности. К сожалению, ты ежедневно пыталась уйти от нас на работу. Пыталась говорить что-то про Часового и про что-то еще, но мы насильно сдержали тебя. Сегодня первое утро, когда ты не накинулась на меня или Отто с оскорблениями. Поэтому я сразу понял, что ты вновь в сознании. Я бы порекомендовал тебе полежать еще пару часиков перед тем как вернуться к жизни, выглядишь ты очень неважно. Как придешь в себя, то расскажу тебе все, хорошо?

– Спасибо, Мартин… Слушай у тебя нет ничего, что могло бы занять меня, пока я прихожу в себя? – Я действительно не замечала, как говорю с некоторым комом в горле. То ли из-за смущения, то ли из-за состояния, в котором я пребывала.

– К сожалению, я сейчас занят. Через несколько минут мне нужно провести операцию одному из наших. Я могу разве что дать тебе вот эти доклады по биологии, которые я делал для университета. Кстати, благодаря тебе меня выпустили с дипломом досрочно. Мне удалось вывести новый сорт пшеницы, который можно выращивать в крупных масштабах, и при том он не настолько требователен как другие. Поэтому сейчас я все время отдаю нашему делу… спасибо тебе, 1029, еще раз, – он дал мне стопку бумаг с анатомией и биологией. – А теперь прости, мне нужно идти. Позаботься о себе в первую очередь. Если будет хуже, то позови других, я надеюсь, они смогут помочь.

Он аккуратно наклонился к моему лбу и прислонился к нему губами. Он поцеловал меня в него, хотя и делал вид, что меряет температуру.

– Спасибо, Мартин. Я очень надеюсь, что рано или поздно все закончится.

– И я, 1029… Кстати, последние пару дней ты сильно болела, но сегодня жар спал. Так что лучше все же отслеживай свое состояние.

После разговора он ушел, а я осталась наедине с этими бумагами. Делать было нечего, поэтому я принялась листать доклады. Мне была интересна анатомия, ведь, как минимум, мне стоило бы узнать уязвимые места человека, дабы бить не только по лицу и шее.

Я начала листать и искать тут анатомию, и нашла ее. Тут было для начала что-то про сердце, потом легкие, скелет… половая система. Хм, я ведь действительно не знаю ничего про половую систему своего вида. Я не знаю, как на это отреагируют другие, но мое любопытство сейчас съест меня, если я не изучу все это. Я принялась вчитываться в содержание доклада. Я не читала научных статей со времен колледжа, ибо после революции подобные вещи были запрещены. Я уверена, что даже эти бумаги у Мартина – это нелегально находящиеся у него экземпляры. Тем не менее, может я и не понимала половину слов, но мой организм, кажется, все понимал. Как только я дошла до раздела «половой акт» мне стало очень жарко, и я отчаянно покраснела, а снизу все болело и чесалось, но при этом скорее не больно, а приятно. Я подумала, что все это лишь лихорадка или что-то в этом роде, чем я заразилась несколько дней назад, но нет, это было какое-то новое непонятное мне чувство. Я подозреваю, что это то, что называется тут «сексуальным возбуждением». Тут написано, что это чувство будет мучить меня еще некоторое время, и оно показывает то, что моему организму хочется ощутить партнера рядом.

Я не знаю сколько времени я провела за бумагами, но явно меньшем, чем пару часов. Я лежу не в своей одежде, на мне какая-то стерильная накидка и широкие трусы.

Я должна потерпеть и найти господина Отто, дабы переодеться. Я надеюсь, что это поможет мне отвлечься от своего состояния. Тем не менее, я теперь обязана заняться этим с Мартином, а не то иначе я вспомню об этом в самый ответственный момент. Я еле-еле встала с кровати. Силы все еще не до конца пришли ко мне, но я могла спокойно ходить. Из-за чувствительности внизу мне пришлось идти очень широкими нервными шагами, что явно привлекало ко мне только больше внимания.

Я дошла до той же металлической двери и постучала туда. Мне все также открыл господин Отто, который вновь немного преобразился. Он стал словно бы поживее, я не знаю какое конкретное слово подобрать к этому новому состоянию.

– С возвращением 1029! – он подметил то, что я неловко придерживаю себя в районе живота. – Все в порядке?

Я сначала засмущалась еще сильнее, но потом нашла в себе силы скрыть это и твердо произнести.

– Да, просто хотела бы переодеться. Чувствую себя очень неловко в этом.

– А, точно, прости. Мы сделали тебе отдельную комнату. Я хотел бы сказать тебе больше, но тебе стоит переодеться для начала. Мы сложили туда все твои вещи, в том числе и металлическую табличку с твоими часами. Кстати Мартин нашел твое старое убежище и принес оттуда ножички. Все это мы сложили туда. Не буду мешать тебе.

– Спасибо, Отто.

Я быстро проскользнула в эту дверь и закрылась изнутри. К счастью, они оставили ключ от нее в замке, видимо, специально для меня. Это была слабо освещенная фиолетовым светом комната, которая не отличалась изобилием мебели. Кровать, небольшой шкаф, тумбочка и все еще очень родная коробка с безделушками. На тумбочке лежали мои часы, а в коробке та самая металлическая табличка.

Я хотела бы все это аккуратно разложить и осмотреть все внимательнее, но ощущение влаги снизу не давало мне покоя. Я оделась в свое старое кружевное белье и быстро поняла, что я даже не знаю, что может возбудить мужчину. Точнее до этого момента я вообще не испытывала сексуального возбуждения, а что может раззадорить Мартина, я и не знала подавно. Я не уверена, что тридцатилетняя женщина в поношенном кружевном белье придется ему по вкусу. Но, как минимум, если я и опозорюсь, то точно не буду жалеть о том, что я не попробовала это сделать.

Я слегка осмотрела комнату и увидела, что тут есть зеркало во весь рост, и поняла, что хочу лицезреть свое уродство и красоту в одном флаконе немедленно. В темноте трудно было разглядеть что либо, но, подойдя поближе, я разглядела себя. Честно говоря, я не была так уродлива, как думала. На моем лице конечно все заметнее и заметнее становятся морщины, а кожа на руках уже не такая гладкая, как буквально пару мгновений тому назад. Мне немного холодно и неуютно внутри себя, словно я полое пространство, которое не понимает ничего. Я чувствовала себя словно даже это тело – не мое, хотя это полнейший бред. Мой разум подсказывает мне то, что тело мое, и всегда принадлежало мне.

Я проглочу эту мысль и вернусь лучше к переодеванию. Когда я уже натянула на себя рубашку ко мне постучали. Я подошла к двери почти вплотную и громким голосом спросила:

– Кто там?

– Это Мартин. Отто сказал, что ты неважно выглядишь. Я как раз закончил операцию.

Вот он мой шанс! Сейчас главное не струсить и не отступить в ненужный момент. Я открыла и впустила Мартина к себе, после чего аккуратно закрыла дверь на замок. Мое время пошло, сейчас нужно действовать решительно, словно я на задании. От Мартина разило кровью, а на его халате были огромные, густые красные пятна, которые постепенно принимали бурый оттенок.

– А ты быстро, – подметила я.

Боже, я ощущаю, что мое возбуждение только сильнее разгорается и вот-вот опозорит меня саму.

– Оказалось, что нашему счастливчику повезло, он отделался легким попаданием в ногу. Пуля не дошла до живота, а застряла в портсигаре, который он носил с собой. Я сам не ожидал такого, но чудеса в мире случаются, как видишь. Ты не против, если я сниму этот халат, а то его надо бы постирать?

– Нет, я вовсе не против.

Да! Потихоньку надо его раздеть. Он аккуратно снял свой медицинский халат и кинул его на тумбочку. Под халатом у него был теплый серый свитер, который очень хорошо подчеркивает его подтянутое тело. Он снял также свои окровавленные резиновые перчатки и положил их рядом с халатом. Его руки выглядели в разы нежнее моих, несмотря на то что он очень активно ими работает.

– Как тебе твоя новая комната? После твоего подвига год назад многие люди пробудились. Им открылся реальный мир и многие нашли нас через Коуди. Многие из них обычные рабочие или шахтеры, из-за чего у нас случилась небольшая перестройка помещения. Они сказали, что должны построить тебе отдельную комнатку за твои заслуги. Так что ты герой, 1029. Хотя я всегда знал, что ты им будешь, – он говорил, это улыбаясь.

– Мне здесь очень нравится! Правда, тут прямо как у меня дома, – я издала странный смешок. – Слушай, я тут осознала, что мне уже тридцать лет и у меня можно сказать юбилей.

Надо аккуратно подвести к теме. Хоть я и ощущаю себя так, словно вот-вот взорвусь, я не должна делать этот шаг так резко.

– Ого… поздравляю… хотя, наверное, это глупо… в такой ситуации поздравлять тебя. Но я все-таки постараюсь относится так, словно ты все эти тридцать лет была с нами. Словно это действительно юбилей.

Кажется, я поставила его в немного неловкое положение. Ладно, просто надо продолжить.

– Спасибо! А знаешь, что еще хорошим тоном в таком случае?

Я немного приблизилась к нему и наладила четкий зрительный контакт, заманивая его своими глазами. Он явно засмущался.

– Эм… нет, прости, в голову вообще ничего не лезет.

Так пора делать предпоследний шаг.

– Подарок имениннице. Причем на юбилей обычно подарки очень важный аспект. Один верный выбор может сделать очень многое!

Я ударила в его ахиллесову пяту, и он моментально впал в краску. Он отчаянно покраснел, словно ошпаренный.

– Ну… знаешь, мне ведь нечего подарить тебе. Я действительно не знаю, что сказать.

– Врешь!

– Не вру!

– А я говорю врешь!

– Докажи!

Пора! Я легко срываю с себя рубашку и кидаю на кровать, после чего медленно подхожу к Мартину в своем полупрозрачном кружевном белье. Мое тело уже опережает по действиям мой разум, да и я не способна повлиять на его действия, ибо мне самой нравится происходящее. Я аккуратно прижимаю Мартина к стене и смотрю ему в глаза. Одной из рук я сжимаю воротник его свитера и подтягиваю его к себе.

– Очень легко, мистер Роуз. Я вычитала из ваших докладов кое-что интересное. Там говорилось, что мужчина и женщина могут объединиться в одно целое, если они сильно любят друг друга и хотят получить много удовольствия. Так вот, я очень хочу, чтобы вы подарили эти ощущения на мой юбилей!

Он явно не ожидал такого, но я чувствовала, что его тело тоже жаждет этого. Он аккуратно гладит мои нагие бока и пытается прижать меня к себе.

– Если тебя не смущает наша разница в возрасте…

Я перебила его чушь.

– Глупости! Я уверена, у тебя есть возможность подарить это тридцатилетней мадам.

Этой фразой я его явно раззадорила, и тот стал в разы агрессивнее со мной. То, что нужно! Я поймала его! Он обхватил меня и повалил в кровать. Дальше мое тело окончательно перестало слушать мой разум. Я ушла в полнейшее состояние неконтролируемой эйфории, которая перекликалась с ощущениями природной полноты своего тела и любовной привязанности. Я не помню ничего, лишь ощущения, которые я не знаю с чем можно было сравнить. Все это как легкий провал в памяти, который невозможно восстановить по причине банального отключения разума. Я помню только то, что после этого мы лежали в кровати, голые в обнимку. Я улыбалась и тяжело вздыхала. Он же надел очки и с небольшой ухмылкой начал со мной разговор.

– Тебе явно стоит чаще изучать биологию… – сказал он с небольшим смешком.

Я не предала этому значение, но улыбнулась. Сейчас мое тело все еще отходило от состояния высшего наслаждения и мой разум не мог сказать ничего осмысленного.

– Чуть позже, – ответила я.

– Когда? В другой жизни? – спросил он, смеясь.

Он хорошо рассмешил меня, даже несмотря на то, что шутка была не очень смешной: мне было хорошо, поэтому было неважно смешная она или нет, мне просто было важно услышать от Мартина хоть что-то. Я была счастлива впервые за долгое время настолько сильно, что я даже на время забыла о проблемах всего мира. Словно он растворился для меня. Сейчас существовали только я и Мартин, и мягкая кровать под нами. С каждой секундой разум все больше и больше брал надо мною контроль. Мое тело не хотело позволить ему этого, но я знала, что так нужно. Я не могу вечно находится с Мартином здесь, но пока были еще минутки смелости внутри меня, и я могла позволить себе резкие фразы.

Он лежал рядом, рассуждая.

– Я хотел сделать все более… Знаешь, официально. Там сводить тебя в центр искусства, посмотреть на пропагандисткие картинки и признаться там.

– Господи, Мартин! Да кому какая разница, где конкретно ты сделаешь мне предложение. Больше или меньше я любить тебя не стану из-за этого. Поэтому можешь сказать мне все хоть сейчас.

Он явно засмущался от такого, но понял, что я это говорю серьезно.

– Я люблю тебя, 1029…Ты многое сделала для меня, и возможно именно ты – та, кто сможет поменять что-то в этом долбаном мире. Из-за тебя я поверил, что мы можем что-то изменить. Именно ты вдохнула в меня тот самый огонь, который заставил меня наконец перестать прятаться и начать что-то менять. Я уже не говорю про то, что благодаря тебе я досрочно закончил университет с отличием… Спасибо тебе, 1029.

Я почувствовала, что мой разум вернулся ко мне раньше. Именно эти слова были так искренни, что пробудили во мне что-то. Это какое-то странное осознание своей значимости. Я не знаю, почему я не осознавала это, когда видела всех этих людей, когда смотрела на Отто, когда слышала это все ранее. Я чувствую себя важной, но не так, как когда я была винтиком в системе Часового. Тогда это осознание важности было единственным счастьем.

Теперь это настолько бесценное чувство, что я бы продала за него все, что есть у меня в бренном теле. Я поцеловала в губы Мартина и прижала его к себе с некоторой радостью и горечью одновременно.

– И я люблю тебя, Мартин. Ты подарил мне то, что не дарит каждый встречный человек. Ты научил меня чувствовать. Эти чувства – это ключ к пониманию меня и осознанию своего прошлого «я». Это бесценный подарок, Мартин.

Он молча обнял меня и прижал к себе, после чего пригладил мои волосы и с некоторой мудростью посмотрел на меня.

– Мы не можем лежать весь день, 1029, хотя я бы хотел. Мы должны продолжить нашу борьбу, – он говорил это не с горестью, а скорее с пониманием.

– Я знаю, Мартин… пойдем. Нам пора.

Я – это снова я. Вновь комплекс из этих трех сторон. Мы с Мартином быстро оделись в нашу обычную одежду. Я собрала свою привычную сумку и надела часы на шею.

– Кстати, можно тебя спросить. А что это за часы ты постоянно носишь? – он показал на мои часики пальцем.

– Я не знаю. В том плане, что я просто ношу их, ибо считают, что я борюсь за время. Это своего рода символ, который помогает мне сражаться.

– Просто я поймал себя на той мысли, что единственное место, где весь город сейчас смотрит время – это часы на башне часового. Больше нигде я не видел часов.

– Хочешь сказать, что они запрещены?

– Нет, официального приказа на это нету. Скорее их просто не производят или что-то в этом роде. Поэтому мне кажется, что эти часики что-то значат, но я просто не могу понять, что.

– Вряд ли. Это просто красивый аксессуар и не более того. Не думаю, что сейчас надо морочить себе этим голову.

Мартин загадочно прищурился, но все же видимо отбросил какие-либо мысли. Я собрала все необходимое и поцеловала в щеку Мартина, пока тот надевал халат. Когда же мы оба были готовы, я открыла дверь и встретила Отто, который что-то чертит на картах. Он повернулся к нам и легко покашлял.

– Что-то не так, Отто? – Спросила я.

– Нет-нет, просто, так сказать, вас, я думаю, было слышно на всей базе. Я подозревал, что между вами что-то есть, но вот чтобы настолько точно знать не хотел. Поэтому в следующий раз ведите себя чуть-чуть тише.

Мы с Мартином переглянулись и засмущались.

– Прости, Отто, все получилось внезапно, и я думаю, что мы слабо отдавали себе отчет о том, что творили.

– Ладно, проехали. У меня для вас несколько новостей. Первая – я разработал план по осуществлению нашей маленькой «пищевой революции» в массы. Если все получится, то мы сможем накормить народ полезными продуктами и снабдить их нужными витаминами. А для тебя, 1029, отдельная новость. Говорят, что с тобой желает говорить цыганка, которая сейчас сидит в основном зале.

Цыганка? Кто такая цыганка? Это как род деятельности или как чин?

– Рада слышать по поводу плана, но кто такая цыганка?

– Цыгане – это коренной народ, проживающий в глубине континентальных земель. Чаще всего перемещаются небольшими общинами, но быстро расселяются по миру и в одиночку. В основном, работают торговцами или гадалками, но наша дама утверждает, что была торговцем на черном рынке. Я, естественно, понимаю, что она не местная, но мне удивительно, что в этом городе есть хоть кто-то приезжий, ибо мне казалось, что всех приезжих уже давно убили.

– Она не единственная.

Отто многозначно поднял бровь.

– Продолжай.

– Я знаю одного парня по имени Алекс. Он представитель кочевого лесного племени. Сейчас он находится в Перевоспитательной. Именно Алекс и пробудил меня, как мне кажется. В дни революции я чуть не убила его, но с помощью своих слов он смог добиться моей пощады. Он ищет пистолет, который способен давать невозможную силу в загробной жизни.

– А он точно уверен, что эта жизнь вообще есть?

– Не могу знать точно, но его настойчивости можно только позавидовать. Тем не менее, скорее всего, много приезжих ушли в подполье во время революции и по сей день может быть где-то находятся.

Отто потер лоб и тихо выдохнул.

– Это интересный фактор, который надо учитывать. Тем не менее, факт остается фактом. Я предлагаю тебе, 1029, поговорить с цыганкой, а тем временем я с Мартином обсужу детали. Хорошо?

Я кивнула головой и ушла из этого помещения в основной зал. Я приковала внимание некоторых людей, что не нравилось мне от слова совсем. Эти взгляды пугали меня и мне становилось все более неловко и неловко. Тем не менее я прошла к этой самой цыганке. Эта была та самая женщина в легкой майке с кошкой на руках.

– Вы – цыганка, которая ищет меня? – спросила я.

– Да, это именно я, – сказала она, почесывая свою кошку за ушком. – Мое имя Зора, я бывшая контрабандистка, которая в долгу перед вами, мадам 1029.

– Приятно познакомиться, но почему вы считаете, что вы передо мною в долгу?

Это был тупой вопрос. Я знала, что речь пойдет о таблетках, но я просто хотела проявить некую вежливость.

– После того как я завязала с черными делами мне пришлось ассимилироваться с обществом, из-за чего я начала бездумно исполнять приказы и волю Часового. В том числе и таблетки, от которых я начала замечать у себя аллергическую реакцию. Я бросала кости каждый день, но не могла перестать принимать таблетки, ибо у меня появилась зависимость от этой дряни. Я знала, что раз принимают все, то и я должна тоже. Но когда я узнала, что есть кто-то, кто отказался от этого, то у меня появилась надежда, что я не умру, если не приму их. Через время я нашла других таких же, как и я. И вот я здесь… я не знаю существует ли черный рынок по сей день, но у меня есть некоторые товары, которые могут помочь нашему делу.

– Погоди ты говоришь, что таблетки могут вызывать аллергические реакции? Хмм странно, почему-то я не наблюдала это ни у кого. Изучу это потом с Мартином.

– Мартин – это тот тип, который ходит в белом халате, и тот с которым у тебя был только что…

– Да-да, именно он, – я прервала ее, ибо я не хотела, чтобы об этом вспомнили еще раз другие. – Тем не менее нам будут очень полезны товары с черного рынка. Что у тебя есть?

Она аккуратно отпустила свою кошечку на пол и отправила ее гулять, после чего достала из кармана небольшой квадратный сверток, который специально хранила для меня.

– Для начала прими этот маленький подарок. У меня в семье принято перед тем, как заключить какую-то сделку, дарить какие-то небольшие товары.

Я взяла этот сверточек и открыла его. Это была маленькая плитка шоколада, буквально на один укус. Я пробовала такой до революции, но после революции найти его было настоящим испытанием. Люди были готовы глотку перерезать друг другу за один кусочек этого темного золота. Я не представляю сколько эта штука стоит. Я сначала поднимаю взгляд на Зору, потом вновь на шоколад. Она кивает мне, и я чувствую, что не имею права отказываться сейчас от этого. Ладно, я действительно заслужила этого. Я кладу квадратик себе на язык и начинаю аккуратно рассасывать его. Если жевать шоколад, то он слишком быстро растворяется во рту и просто превратиться в непонятную труху. Рассасывая его, я получаю настоящий вкус, который тут же провоцирует мои вкусовые рецепторы. Я не ощущала этого вкуса словно со своего рождения. Это почти сравнимо с тем же наслаждением, что я получила с Мартином.

– Это божественно вкусно! Зора где ты это достала?

Она слегка улыбнулась.

– Ошибка новичка – спрашивать у подпольного торговца, откуда он берет товар.

Да, пожалуй, она права. Это как минимум плохо для нее, ибо я обрубаю источник ее полного товарооборота, а как максимум – могу узнать то, что мне знать не стоит.

– Прости, совсем забыла… Кстати, а чем тебе платят? В нашем городе я не видела денег после революции. Я помню, что такие бумажки были, но сейчас их просто не существует.

– Иностранные заказчики платили мне иностранной валютой, местные же предлагали эквивалент одеждой, едой или даже личными предметами. Некоторые расплачивались услугами, но последнее было лишь однажды. Какой-то лысый паренек, который искал какой-то пистолет, хотел предложить мне взамен подрыв какого-то блокпоста для провоза моих товаров, но у меня не было этого оружия, да и где его взять, я сама не знала.

– Это был Алекс! Давно он предложил тебе это?

– Я в душе не чаю, кто такой Алекс, но помню, что он предлагал мне это года так три-четыре назад, когда я еще промышляла подобным. Честно говоря, не в курсе, где он сейчас, но энтузиазму этому парню действительно не занимать.

Мне стоит перестать думать об Алексе. Сейчас я ему ничего не помогу, поэтому стоит вернутся к началу.

– Ладно пропустим это. Так что у тебя есть?

– Я могу раздобыть все, что нужно для революции. Оружие, взрывчатка, медикаменты или даже бешенные животные! Единственное – я не могу раздобыть людей. Точнее могу, но не в том понимании, в котором надо нам.

– На рынке можно купить даже рабов? – меня почему-то это так сильно зацепило, что я не могла не спросить.

– Они всегда были и во все времена. Просто меняют свои названия раз из раза. Сама посуди. Рабы были в античные времена, потом крепостные крестьяне, затем пролетарии и, наконец, граждане этого сраного города. Кстати, я одна забыла, как он называется?

– Нет, не одна…

Я начала задумываться о таком понятии как «рабство». Я никогда не думала об этом, ведь мне не с чем было сравнить. Я просто никогда и не чувствовала себя свободной до недавних пор. Я вспомнила историю о том, как мой одноклассник рассказывал, что его папа уходит работать в семь утра, а возвращается в десять вечера. За ним заходит мама, но через несколько часов к его маме приходят какие-то дяди и запираются с мамой в спальне. Теперь я понимаю, о чем он говорил… Люди действительно не были свободны никогда. Они или заложники других людей, или заложники своего тела… Это многое объясняет… Я должна хотя бы попытаться подарить им свободу. Может у меня не получится, но если я не попытаюсь, то никто не попытается.

– Это странно, ведь все диктаторы всегда славят свою страну ну или город, а тут словно специально никаких упоминаний.

– Я пока не до конца разобралась в этом, но у меня есть предположение, что это сделано, чтобы никто из нас не вспомнил ничего, что связывает нас с названием этого города. Как бы… это глушит наши воспоминания.

– Звучит глупо, на самом деле. Но так или иначе… Что конкретно вам нужно для революции?

– Нам нужно оружие. Мы, конечно, можем воровать его с фронтов до бесконечности, но на всех винтовок не хватит.

– Это раздобыть не так трудно, но мне понадобится время, надеюсь, ты сама понимаешь это. Я не прошу об оплате как минимум за такие вещи, но мне нужно от тебя слово.

– Я внимательно тебя слушаю.

– Во время революции я воспользуюсь паникой и сбегу отсюда к чертовой матери. Не обессудь, но я никогда не хотела сражаться за это место. Это не мой дом, не мой город, даже не моя родина. Не то, чтобы меня тянуло куда-то, но там у меня еще осталось, что терять. Я могу дать слово о том, что я ничего не расскажу о событиях, которые были тут, но сама понимаешь…

– Я прекрасно понимаю тебя, Зора. Дом у всех разный, и мы не обязаны держать тебя в нашем доме, если ты против, но после этого ты будешь сама по себе, ты же понимаешь?

– Конечно. Я и не прошу ни о каких других вещах, только о возможности уйти на все четыре стороны.

– Хорошо, Зора, я согласна.

Я протянула руку, и она пожала ее мне. Несмотря на ее достаточно худой вид, рукопожатие у нее крайне крепкое. Я чувствую, что я могу ей верить. Во всяком случае, она не предлагает мне ничего сверхъестественного. Теперь я понимаю, кто такие эти цыгане. Люди может быть и не очень патриотичные, порой подозрительные, но, если необходимо – очень надежные.

– 1029! – окликнул меня кто-то из пробудившихся. – Вас зовут!

Зора кивнула мне и вновь принялась гладить свою кошку. Я же отправилась туда, откуда меня звали.

Один из пробудившихся сказал, что меня звали в штаб, дабы обсудить там что-то. Видимо Мартин и Отто все-таки что-то придумали. Я незамедлительно пошла туда. Карта на столе была уже изрисована в каких-то знаках, уже были расставлены какие-то флажки из зубочисток и прочие вещи.