Текст книги "Одиссей в бинарном мире"

Глава 4. Тест Тьюринга22
  Английский математик Алан Тьюринг в своей работе 1950 года задался целью определить, может ли машина мыслить. Ученый разработал компьютерную программу, задачей которой было ввести человека в заблуждение, заставив сделать неверный выбор.


[Закрыть]

– Наконец-то! – воскликнула Несс. Она открыла дверь прежде, чем я позвонил. Вероятно, увидела в окно, как я подходил к дому.

– Я уже начала волноваться. Как ты себя чувствуешь?

– Думаю, лучше, – ответил я нерешительно.

– Ты не отвечал на звонки.

– Извини, в лесу нет связи.

– Ты имеешь в виду лес под Элдингсбруком? – удивилась она.

– Да, мы с отцом часто бывали там… – начал рассказывать я, но Несс прервала меня.

– Я позвонила твоим родителям.

– Что? Зачем? – Я чуть не зарычал.

– Рассказала им… – тихо произнесла она, явно расстроенная моей реакцией.

– Ты не подумала, что мне самому стоит рассказать об этом!

Я был чертовски зол. Взглянул в телефон – четыре пропущенных от Несс и около десятка от родителей.

– Просто гениально! – взвыл я.

– Извини, Вик, я не знала, что делать. Я прочитала в интернете про эту болезнь… Мне нужно был с кем-то поговорить, а Кейт не отвечала… – Она виновато оправдывалась и дрожала.

Я обнял ее, поняв, что веду себя грубо.

– Эй, все в порядке, – утешал я ее. – Все будет хорошо.

Мне удалось немного успокоить Несс. А моя горечь рассеялась, лишь только я заглянул ей в глаза: в них было что-то волшебное. Когда я увидел глаза Несс впервые, они привели меня в восторг, и с тех пор ничего не изменилось.

На следующий день мы поехали к моим родителям на Тьюринг-роуд, в их скромный дом из коричневого кирпича, построенный в конце семидесятых. Уверен, весь район заложен примерно в этот же период, поскольку все строения были похожи одно на другое. Тем не менее различать их легко, если обращать внимание на мелочи. Например, у моих родителей примечательной была вьющаяся по стене лоза, которая тянулась под крышу гаража по деревянным голубым планкам, а также растущее во дворе приметное обезьянье дерево-загадка, чилийская араукария. Она выглядывала из-за дымоходов и скошенных крыш, приветствуя прохожих многочисленными ветвями. Во время Рождества, украшенное яркими гирляндами, оно казалось сказочным и было самым заметным на всей улице. (На самом деле одной ветви странной формы уже достаточно, чтобы с виду обычное дерево стало чьим-нибудь ориентиром.)

С трудом мне удалось втиснуть машину рядом с серебристым седаном отца. Мы направились к входной двери, шагая по уютной тропинке из трех рядов серых плиток. Я заметил, что и входная дверь, и дверной звонок были заменены. Медный архаичный колокол сменило современное устройство. Я нажал кнопку и тут же услышал громкое «Иду!», под мелодию все еще звучащего звонка.

Отец смотрел на меня с доброй улыбкой. Лицо его каждым своим мускулом передавало неподдельную радость и любовь.

Мог ли я не ответить взаимностью?

– О, Вик! – он обхватил руками мою голову. – Дорогой мой сын, ты как, в порядке?

– Да, пап! Спасибо. – Мне плохо удавалось скрывать волнение. – Как вы?

– Ну… не беспокойся о нас. – Он издал короткий вздох, потом взглянул на Несс и предложил: – Становится холодно, давайте пройдем в дом?

Из прихожей я увидел маму. Она сидела в гостиной за столом, перед ней – наполовину опустошенная бутылка шардоне…

В каждом из нас таится дремлющий демон. Мы даем ему имя: например, алчность или обжорство, но, как мы ни назовем этих лукавых, они ждут своего часа. Как и люди, они уникальны в своих зловещих причудах. Некоторых легче всколыхнуть, в то время как другие долго и терпеливо ждут своего часа.

Я был свидетелем пробуждения множества демонов, разных по форме и размеру, к примеру один из них был маленький говнюк, красиво рекламируемый как односолодовый виски или «Совиньон Блан»… А по факту – ничего, кроме внешнего лоска, за которым прячется лживая натура.

Слово «алкоголь», схожее по звучанию с «аль-гул», означает по-арабски «зверь» или «злоба».

Это никчемный маленький шельмец, но душевная привязанность к нему может расти быстрее, чем теленок на гормонах, если его вдоволь кормить. В отличие от других бесов, он пытается выдать себя за друга, делая вид, что делит с тобой все тяготы. С каждым глотком этот коварный боа обвивается вокруг тебя и шепчет в ухо непристойные слова, которые ты со смехом повторяешь. И вот уже через какое-то время ты уверен в своем остроумии и привлекательности, убежден, что все вокруг покорены твоим обаянием, но он усиливает хватку. Рано или поздно его шуточные подзадоривания превращаются в злобные предложения, замаскированные подстрекательства.

Тебя оскорбили! – шепчет он.

Как ты можешь терпеть такое? – прошипит он и спустя время вновь начнет провоцировать: Эй, покажи, на что ты способен! Ударь его!

К этому моменту змий уже подавил голос разума и напрочь пережал голосовые связки.

Ну, ты же не трус?! Так докажи им, пусть знают!

И ты ничего не можешь с этим поделать – твоими поступками, мыслями, словами управляет другой, и, покоряясь чужой воле, ты покидаешь храм собственного я.

В конце концов все, что случилось, не твоя вина. Ты просто… много выпил.

Что касается моей матери, змий напевал ей на ухо колыбельные, и она забывала свое горе…

Было ли его пение достаточно громким, чтобы наступила тишина? Не забывал ли он объявить о своем уходе пульсирующей головной болью на следующий день?

Моя мама заслуживает лучшего. Лучшего друга, чем зеленый змий и, конечно, лучшего сына, чем я. Я должен был позвонить ей и приехать немедленно!

– Привет, мам, – поздоровался я, а она все продолжала смотреть куда-то перед собой пустым взором. – Ма? – повторил я, но ответа не последовало.

Я подошел к ней и крепко обнял.

– Ма, тебе не о чем беспокоиться, хорошо? – успокаивал я, но она продолжала молчать и только, слегка кивнув, прижалась ко мне…

Мне так хотелось, чтобы, увидев мою улыбку, ее сердце немного успокоилось!

Зашел мой отец и подошел к холодильнику: – Хочешь пива, Вик? – предложил он, вынимая охлажденное Weihenstephaner.

– Ты же знаешь, я не пью, – сказал я со вздохом.

– Да, правда…

После тирады против алкоголя, которую я позволил себе, было бы весьма лицемерным пропустить бутылочку вайского, но, с другой стороны, отказаться от хорошего пива после всего мною пережитого?.. И кто знает, что еще мне предстоит!

– А знаешь, давай!

Я принес бокалы и открыл бутылку зажигалкой, самым известным способом, – хлопок от пробки при этом звучит громче.

Легкий дымок ароматного ферментированного хмеля заструился вверх. Я разлил золотистый напиток по бокалам, и мы чокнулись.

Вспомнить бы, когда в последний раз я пил спиртное. И хотя в целом у меня искреннее отвращение к алкоголю, все же от первого глотка хмельного я получаю истинное удовольствие, ощущая, как дрожжевой вкус смягчает засевшую в голове горечь.

Не выпуская бокала, мой отец осторожно посмотрел на меня, потом тихо произнес зловещее «Хантингтон».

– Четыре года, это правда?

– Так говорит доктор, – подтвердил я.

– Докторá! – простонал папа. – Они сказали твоему дедушке, что у него остался год… рак. А он прожил больше двадцати!

– Да, помню, ты мне рассказывал.

– И ты проживешь больше двадцати, Вик.

– Хмм, надеюсь…

– Конечно же, проживешь, – подбодрил меня отец. – Как же он тебя называл-то?

– Ну, не знаю, не так много…

– Казак, – прервал он меня, слегка повышая голос. – Виктор – казак! Так всегда называл тебя твой дедушка!

– Что же теперь будет? Они собираются оперировать тебя или?.. – неожиданно вмешалась мама.

– Мам, это генетическое и не поддается никакому лечению, – вяло и с неохотой повторил я слова Кокса.

В этот момент наши с Несс взгляды встретились; она пыталась что-то добавить, но мой отец опередил ее:

– Они же не собираются сидеть на задницах и ничего не делать, верно?

– Мне могут назначить только то, что помогает против симптомов, – вздохнул я, глядя в свой бокал. – Паллиатив, как они называют.

– И это все? – простонал он.

– Да, это все, что они могут сделать.

– Нет, не все, – в разговор вмешалась Несс. – Я читала в интернете об экспериментальном лечении… Я не всё знаю об этом, но есть реальный шанс для излечения, – продолжала она с энтузиазмом.

Хотя я испытываю скептицизм ко всем, кто произносит слова «я читал в интернете», Несс не была среди них. Более того, я помню, что доктор упоминал нечто в том же духе.

– Ну, да, доктор сказал, что есть надежда на излечение в будущем, – признался я, сгибая пальцы.

Это было именно то подтверждение, которое она хотела услышать. В то время как я был довольно небрежен с призрачным «возможно», Несс думала иначе.

Ее глаза засветились и слегка расширились от возбуждения. То, как она сжала губы в уверенной, дерзкой улыбке, означало, что она загорелась надеждой.

– Когда ты идешь в больницу? Я имею в виду, на проверку, – спросила Несс.

– Через месяц, но я еще не успел назначить точную дату и забрать лекарства, которые прописал доктор.

При упоминании слова «лекарства» моя мать пришла в отчаяние.

– Господи! – воскликнула она, опрокинув бокал. – Только не эти проклятые наркотики снова! – Мама не замечала капающее на пол вино.

– Замолчи, Мария! Ты всегда говоришь глупости, когда выпьешь! – досадовал мой отец.

– Это правда, и вы знаете, что они не помогают! Это яд! Они просто экспериментируют на нас! Кто знает, черт возьми, что они кладут в эту химию? – выпалила она, пристально глядя на фотографию моей сестры на обеденном столе.

Я увидел, как ее глаза наполнились слезами, а уголки рта слегка задрожали.

– Алисса, доченька. Сначала они взяли тебя, а теперь хотят забрать моего мальчика, – дрожала она, пока ее голос не перешел на шепот. – Почему беда всегда выбирает нас? Почему мы не можем жить нормальной жизнью?

Слова, полные боли и отчаяния, повисли в мертвой тишине; мама не отводила взгляд от фотографии Алиссы, а пламя свечи танцевало на башенке из воска, зловеще отражая отблеск в ее зрачках.

Глава 5. Больничные походы

Ближе к концу вечера атмосфера немного смягчилась, и попрощались мы тепло.

В последующие дни я чувствовал себя даже неплохо. Лекарство помогало, заметно облегчая проявления моего недуга – иногда я вообще забывал, что болен.

Но настало утро понедельника – планового обследования в больнице. Проснувшись, я свернулся калачиком, укутался поплотнее в теплое одеяло. Быстролетный момент блаженства.

– Вик! – крикнула Несс снизу. – Вставай сейчас же, иначе мы опоздаем!

Я издал недовольный стон и потянулся к телефону. 8:15.

Еще пара минут. Нет, пять. Может быть, даже десять.

И снова погрузился в дремоту.

– Вик! – раздался голос Несс, в котором отчетливо слышалось недовольство.

Жаль, что она не снабжена кнопкой сброса.

Я хлопнул себя по щекам, чтобы окончательно проснуться. На счет три мысленно приготовился встать и, досчитав до сорока семи, дрожа вскочил с кровати. Холод побуждал вернуться в тепло любимого пухового одеяла, но я стоически поплелся в ванную, чтобы заняться ежедневным утренним ритуалом: почистить зубы; сидя на унитазе, просмотреть на смартфоне новости и почту, ответить на пришедшие за ночь письма. Я не успел сделать последнее, поскольку доносящееся снизу «Виктор!» звучало уже с раздражением.

– Иду! – крикнул я, стараясь удержать зубную пасту во рту, чтобы не выплеснулась.

Я быстро оделся, пошел вниз, рубашку застегивая на ходу. На второй ступеньке ногу пронзил спазм, и я поскользнулся. Слава богу, успел вовремя ухватиться за перила: еще доля секунды, и я бы упал.

Новая атака болезни. Она вновь напомнила о себе, но уже не обескуражила. Чертов спазм! Рано или поздно ногу отпустит. Главное держаться за перила и не отпускать их.

У подножия лестницы появилась Несс: она смотрела на меня обеспокоенно.

– Ты в порядке? Ты выглядишь измотанным.

– Все нормально, – сказал я, все еще пытаясь отдышаться. – Не возражаешь, если сегодня за руль сядешь ты?

Я наконец спустился. Она хмуро посмотрела на мою грудь.

– Ты даже не можешь нормально застегнуться, так что я поведу, – вздохнула она, доделывая мою незаконченную работу. – Доброе утро, кстати!

– Прости. Доброе утро. – Я поцеловал ее в щеку, и запах нежной свежести мгновенно проник в мои ноздри. – Новые духи?

– Разве ты не заинтересован в новых ощущениях сегодня? – сказала она, очаровательно улыбаясь. – Ты будешь завтракать?

– Да ладно, Несс, когда я последний раз завтракал?

– А надо бы, полезно для здоровья!

Она старалась изо всех сил приучить меня к здоровому образу жизни, но даже ее по-щенячьи умоляющие глаза и капризно надутые губы не могли убедить меня съесть что-нибудь с утра.

– Ну, если ты настаиваешь, тогда суп из молотых кофейных зерен. И добавь немного сахарных специй, пожалуйста, – насмешливо заметил я.

– Уже готов!

– Ты святая!

– Какое тебе молоко? – спросила Несс, доставая вкусности к кофе.

– О боже, нет! – Я драматично вздрогнул.

– В чем дело? – спросила она озадаченно.

– Ты ведь знаешь Фила из моего офиса?

– Высокий парень в очках, немного потрепанный? Ты нанял его не так давно?

Она протянула мне чашку кофе.

– Да, он, – сказал я, бросив кубик сахара.

– Ну и что с ним?

– У него болезненная одержимость молочными продуктами.

Я помешивал темную ароматную жидкость, а Несс недоуменно смотрела на меня. Похоже, она не понимала, зачем мы говорим о каком-то парне.

– Ну?..

– Фил хороший парень и все такое, – продолжал я, обдумывая, как лучше передать свою мысль. Я подул, попробовал сделать осторожный глоток – кофе все еще был обжигающе горячим. – Но он настаивает на том, чтобы мы использовали только его продукты!

Похоже, Несс такое объяснение еще больше смутило.

– Я все равно тебя не понимаю, – растерянно произнесла она.

– Он тащит молоко для кофе, сыр, все молочное. Бесплатно.

– Так в чем проблема?

– Это с фермы его тети. Из него прямо-таки прет чувство семейной гордости.

По лицу Несс я понял, что она думает, будто я несу абсолютный бред.

– Я не шучу, Фил безумно расстраивается, когда мы, например, не добавляем его молоко в свой кофе.

– В каком смысле – обижается?

– Он начинает нудить о пользе молочных продуктов, о том, как они (особенно его продукты, конечно!) обогащают организм бесценными калориями и витаминами.

– Так почему бы вам не сказать ему, что он вас действительно утомляет. Или просто… уволь его.

– Что ты, Несс! Он такой хороший парень! Я не собираюсь портить жизнь бедняге из-за каких-то сыро-молочных изделий. – Я наконец сделал первый хороший глоток, не обжигая губы.

– И что ты сделал?

– Я сказал ему, что у меня невосприимчивость к лактозе, и половина персонала заявила то же самое!

– Его молоко действительно плохое?

– На самом деле нет, – признался я.

– Тогда в чем дело?

– Каждый раз при упоминании молока, клянусь, я слышу, как он фанатично шепчет мне на ухо свои молочные гимны…

Несс замерла на полсекунды, а потом разразилась беззвучным смехом.

– Перестань смеяться, это на самом деле страшно! – усмехнулся я, приближаясь к ней.

– А ты хочешь мое теплое натуральное молоко, Несс? – тихо прошептал я ей на ухо, как можно ближе прижавшись к ней. – Милое домашнее молоко для твоего кофе, а?

– Пошляк! – кокетливо фыркнула она. – Мы опаздываем!

Смеясь и игриво флиртуя, мы быстро навели подобие порядка на кухне и выехали в больницу.

В автомобильном стекле я видел свое полупрозрачное отражение, а за ним, как расплывчатый декор, – мелькающие здания разной высоты и формы. Я даже не заметил, как мы подъехали к зданию больницы.

– Быстро добрались, – сказал я, осматривая парковку в поисках свободного места.

– Всего лишь десять минут езды, – бросила Несс. Она тоже искала место, чтобы встать.

– Вон там, рядом с черным седаном! – указал я.

Как только Несс увидела узкое пространство между машинами, она умоляюще посмотрела на меня.

– Тебя ждет захватывающее приключение и доза адреналинчика, – хихикнул я.

– И это после того, как я привезла тебя сюда?

– Хорошо, хорошо. Я припаркуюсь.

Если бы не датчики и парковочные камеры, не избежать царапин на лаке, но с помощью современных наворотов мне удалось втиснуться без особых усилий и повреждений.

– Видишь, Несс? Даже неизлечимый пациент легко справился! Ты бы тоже так смогла, без сучка и задоринки!

– Это не смешно! – сказала она резко.

– Это просто шутка, Несс!

– Тогда не шути так. По крайней мере, со мной! – подчеркнула она ледяным голосом.

Я обнял ее, заглянув в застывшие глаза. Было очевидно, что даже упоминание о болезни пугает ее.

– Эй, все хорошо, – тихо шепнул я. Я хотел, чтобы она снова чувствовала себя комфортно. – Ты сама сказала, что мы найдем выход.

Когда, взявшись за руки, мы входили в здание больницы, Несс уже выглядела довольно успокоенной.

– Мистер Августин!

Прозвучавший голос показался мне знакомым и принадлежал кому-то из-за стойки номер три.

Кто это?

А, помню! По-моему, она регистрировала меня во время прошлого визита: женщина средних лет, с короткими вьющимися черными волосами; ее внешность идеально подходила к сладкому, как мед, голосу. Все в ней просто излучало профессионально заученную гостеприимность.

– Доброе утро, мистер Августин, поднимайтесь на второй этаж, крыло E. Доктор встретит вас. – Инструкции тоже звучали вежливо.

Я был удивлен, что она помнит меня, но не стал предаваться обычному для себя анализу.

Мы направились к расположенным слева от вестибюля лифтам и стали терпеливо ожидать появления одной из пяти консервных банок.

Двадцать бесконечных минут нам пришлось провести в комнате ожидания на неудобных деревянных стульях, и каждая минута была пыткой для меня и моих взвинченных нервов.

Несс ожидание совсем не напрягало, она разбавляла тягучее время бесплатным кофе из больничного автомата.

Ненавижу ждать! Какой смысл назначать точное время, если не придерживаться его? И это уже не в первый раз!

В очередной раз я взглянул на часы – 10:16; наша встреча была запланирована на десять. Увидев меня раздраженным, Несс толкнула меня локтем и сказала, усмехнувшись:

– Представь, что мы опоздали на пятнадцать минут.

– Чтобы заново назначать встречу и платить штраф за неявку? Уроды! – пробубнил я.

– Мистер Августин? – раздался знакомый голос.

Тот же доктор, с такими же неопрятными волосами, такими же мешками под глазами и даже с тем же пятном от кофе под нагрудным карманом.

– Пожалуйста, заходите, – пожимая мне руку и быстро повернув голову к Несс, доктор произнес: – Извините, мы не знакомы.

– Здравствуйте. Я Ванесса, невеста Виктора, – представилась она.

– Я – доктор Кокс, но, пожалуйста, зовите меня просто Перри.

– Приятно познакомиться, – ответила она.

Господи, это ведь нетрудно — время от времени проветривать свой отвратительный серый кабинет от спертого воздуха! Почему нельзя поставить одно или два живых растения и иногда открывать форточку? Или это больничная политика?

– Итак, Виктор, как ваше самочувствие? – поинтересовался Кокс, прежде чем сесть за свой стол.

– Хм-м, – протянул я, думая о том, как описать свое состояние. – В целом, можно сказать, сейчас все не так уж плохо. Хотя я еще под впечатлением от объявленного диагноза…

– Есть ли какие-либо трудности в моторике? – спросил он, сделав несколько заметок.

Мгновенно я вспомнил утренний инцидент на лестнице и почти собрался рассказать о случившемся, но, к своему удивлению, ответил:

– К счастью, нет.

Никакой реакции на мое признание не последовало, было слышно только легкое шуршание шариковой ручки по бумаге блокнота. Как и в прошлый раз, закончив писать, он снял очки, потер свои усталые глаза и только потом обратился ко мне:

– Вы принимаете тетрабеназин?

– Да, – подтвердил я.

– Тридцать семь с половиной миллиграммов три раз в день, правильно?

– Да, как вы назначили.

– Чувствуете ли вы какие-либо побочные эффекты, такие как кашель, тошнота, головокружение?

– Ничего необычного, нет, – ответил я, немного подумав.

– Это хорошо. Как вы думаете, лекарство помогает?

– Думаю, что да, но я все еще иногда чувствую конвульсии.

– Вас это беспокоит? – спросил он.

– Ну, Перри … – я глубоко вздохнул, чтобы успеть обуздать свое желание съязвить. – Я думаю, немного.

– Хорошо. Если вы почувствуете, что это начнет вас беспокоить больше, надо будет увеличить дозировку до пятидесяти миллиграммов в день.

– Чтобы обуздать судороги или беспокойство? – спросил я.

– И то и другое.

– Тогда лучше увеличить дозировку, – не раздумывая выпалил я.

Доктор Кокс вопросительно изогнул правую бровь – мой ответ его явно удивил.

– Хорошо. Что касается приема лекарств, я рекомендую пятнадцать миллиграммов утрoм, двадцать – днем и пятнадцать – вечером. Вы можете варьировать в последовательности, но главное, не принимать более двадцати пяти миллиграммов за один раз. – Доктор Кокс продолжил царапать в блокноте.

По-видимому, довольный записанным, он трижды медленно кивнул самому себе, прежде чем повернуть голову в мою сторону.

– Давайте проверим ваши рефлексы.

После краткого осмотра он вновь подошел к компьютеру. Без единого слова он начал стучать по дребезжащей клавиатуре, что явно нервировало Несс.

Я же думал о том, зачем Кокс делает двойную работу, переключаясь с записей в блокноте на базу данных.

Следующие действия он совершит в такой же последовательности.

Я посмотрел на Несс, она казалась тоже озадаченной.

Если Несс решает ту же дилемму, что и я, скоро она перейдет к действиям.

Желая привлечь к себе внимание, она нерешительно открывала и закрывала рот, стараясь задать свой вопрос. Я наблюдал за безнадежными попытками Несс установить зрительный контакт с забывчивым доктором, но ей, казалось, не хватало уверенности. Наконец после громкого вздоха она осторожно спросила:

– Как насчет лекарства?

Доктор замер, прекратил печатать, схватил ручку, дважды щелкнув по ней: открыто-закрыто. Затем медленно направил свои холодные зеленоватые глаза в сторону Ванессы.

– К сожалению… от болезни Хантингтона нет никакого лекарства. Это не бактерия и не вирус. Поэтому антибиотики не могут помочь, как, впрочем, и вакцины. Это генетическое нарушение, при котором дефектный ген влияет на белок. Белки превращаются в прионы и вызывают симптомы Хантингтона, которые похожи на комбинацию болезни Паркинсона, Альцгеймера и болезни двигательного нейрона.

Несс ни в коем случае не была простушкой или тугодумом, но обилие медицинских терминов в контексте безнадежности могло испугать любого. Она выглядела растерянной.

– Однако, как я уже сказал, надежда есть. Мы знаем, какой ген вызывает заболевание, и с сегодняшним прогрессом в генетическом лечении, особенно с CRISPR-Cas33
  Инструмент редактирования генома, который обеспечил существенный прорыв в лечении гена Хантингтона и в генетике в целом.


[Закрыть], становится все больше шансов на выздоровление, но, как вы понимаете, нынешнее лечение является полностью паллиативным.

– Да, Виктор говорил мне, – призналась она.

– Я также слышала об экспериментальной программе.

Искренность и оптимизм Несс вызвали приятное тепло внутри. Просто на грани моего разума, на периферии подсознания было ясно, что нет лучшего проявления беспокойства, чем это.

Удивительно, но она эмоционально инвестирует больше, чем я!

– Да, – начал доктор, нервно щелкая ручкой: открыто-закрыто… открыто-закрыто.

– Терапевтическая модуляция гена. Это единственное, что можно рассматривать как альтернативу в случае Виктора. Однако генная терапия находится еще на экспериментальной стадии, – уточнил он.

Именно этого момента и ждала Несс.

– Да! Мы хотим попробовать, правда, Вик? Это хоть что-то! – искренне радовалась она.

Если это единственная возможность потенциально остановить генетическую угрозу Хантингтона, я рискну. Независимо от результата…

– Ну, – начал объяснять доктор Кокс, – в настоящее время клинические исследования проводятся только у нас, в Калифорнии и Польше. Из-за правил Национального центра здоровья я не могу записать вас на испытания в Польше. И должен предупредить – нет гарантии, что вашу заявку примут.

– Может, сразу попробовать у нас в Содружестве; это все-таки лучше, чем ничего? – предложил я.

– Вы уже решили сделать запрос? Или все же сначала обсудите с Ванессой, учитывая, что ваша страховка, скорее всего, не покроет расходы на лечение?

– Да, это было бы потрясающе! А насчет затрат, я уверена, мы справимся.

Слабый проблеск надежды – и она сияла.

– Давайте тогда закончим обследование…

Увидев, как он печатает на компьютере, я понял, что ошибся в своем последнем предположении.

– Как ваше настроение на данный момент?

– Неоднозначно, – честно ответил я, – но делаю все возможное, чтобы держаться на плаву. Это не то, что можно назвать депрессией или отчаянием, но мне не совсем понятно, что со мной происходит.

Конечно, я знаю, что меня ждет в ближайшие четыре года. Эта самая комната с ее резким запахом вполне подтверждала мои мысли. При этом реальность была еще слишком абстрактной… Как мне еще удается сохранять остатки спокойствия?

– Да, еще кое-что… – произнес я. – Всякий раз, когда проявляются симптомы, мне трудно совладать с чувством тревоги.

– Потому что они напоминают вам о болезни?

– Да.

– А в целом чувствуете ли вы себя более тревожным?

– Кажется, да.

– Понятно. Я пропишу вам алпразолам, он поможет вам справиться с тревогой, – сказал доктор, прежде чем сделать еще одну запись. – Кстати, вы уже ходили на сеансы терапии?

Если есть что-то, что я искренне презираю, так это терапия.

Я был на некоторых сеансах, все они одинаково бессмысленны. Это потеря времени, которое можно было бы потратить на что-то более полезное, чем сидеть в кабинете, таком же пыльном, как прах Фрейда, и говорить о жизненных переживаниях. Они притворяются, что помогают тебе, но на самом деле тупо отсиживают свое время. Возможно, я такой же упертый, как и они, но, скорей всего, мой взгляд на терапию как на бесполезную трату времени никогда не изменится.

– В последнее время слишком много работы, у меня нет времени… Нет, я еще не был на сессиях, – быстро добавил я.

По правде говоря, и не собираюсь.

Доктор прищурил глаза, словно пытался просканировать мои слова своими радужными оболочками, а затем снова щелкнул ручкой.

– Вы все еще считаете, что можете продолжать работать? – спросил он, не прекращая щелкать. – Рабочая нагрузка в целом может создать ненужный стресс. Мой вам медицинский совет – побольше отдыха.

Ага, один из лучших советов медицины – «отдохните».

– Я понимаю, но думаю, для меня губительнее проводить дни дома, ничего не делая. Кроме того, моя фирма не будет работать сама по себе, – спокойно возразил я.

– Понятно, – участливо произнес Перри, массируя висок указательным пальцем. – Тем не менее я настоятельно рекомендую терапию. – Он перевел сочувственный взгляд на Ванессу. – Уверен, это может быть интересно и для вашей невесты.

Спасибо, теперь ты меня эмоционально шантажируешь, придурок. Мне нужно просто вежливо отказаться, даже если Несс вздумает согласиться.

– Когда и где проходят консультации? – выпалил я и… вздрогнул.

Идиот! Ведь это не то, что ты хотел сказать!

– Чудесно, терапевтические сессии проходят в крыле В на первом этаже, по понедельникам в 20:15. Желтые указатели с надписью «Сеансы терапии» помогут вам найти аудиторию.

Кокс на мгновение остановился, быстро почесал нижнюю губу и продолжил:

– Доктор Аберлунд – профессионал, так что вы будете в хороших руках. У вас есть еще вопросы? – Он посмотрел на меня, я молчал. Тогда он перевел взгляд на Ванессу.

– Да, насчет экспериментальной терапии, – сказала она. – Как вы думаете, когда может прийти ответ на запрос?

– Думаю, через восемь-десять недель. Я обязательно позвоню вам, как только получу какие-либо новости, – пояснил он. – Ну что, определимся с датой контроля? Вас устраивает 10 декабря?

– Если это не вторник или четверг.

– В пятницу, – подтвердил доктор Кокс.

– Хорошо.

На этом мы распрощались с ним.

Едва моя нога коснулась коричнево-песчаного линолеума в коридоре, я почувствовал, как слизистый комок застрял у меня в горле. Как и в первый поход к доктору Коксу, мое тело опять реагировало на отвратительный больничный запах. Меня тошнило.

Дежавю месячной давности! Никогда раньше я не испытывал таких рвотных позывов.

Выбраться из этого здания! Скорее!

– Чего ты так бежишь? – Несс едва успевала за мной.

Я добежал до лифтов, с яростью вдавил кнопку вызова. Световой индикатор показывал 05, 02, 01. Я нервничал, не понимая, почему так долго не открываются двери!

Краем глаза я заметил Ванессу.

– Да что с тобой? – задыхаясь спросила она, как только я влетел в кабинку лифта.

Несс быстро последовала за мной, скорей всего, думая, что я сошел с ума или собираюсь сбежать от нее.

Когда двери закрылись, ее глаза требовали объяснения.

– Терпеть не могу этот ужасный запах. Мне надо на воздух, – устало проговорил я.

Несс приблизилась ко мне. Нежно. Это подействовало – ее сладкий аромат рассеял мое беспокойство.

– Ты в порядке? – спросила она, когда мы вышли из лифта.

– Кажется, да, – неуверенно ответил я. – Ты не против перекура?

– Почему бы и нет. Но тебе лучше не использовать свою собственную ладонь в качестве пепельницы, обещаешь? – ласково прощебетала она.

– Я рьяный борец за чистоту окружающей среды, Несс, – пошутил я в ответ.

– Тебе следует почаще заботиться о себе, а мне – присматривать за тобой, – почти прошептала она, когда мы покидали больницу через вращающуюся дверь.

Шел довольно сильный дождь. Ни один из нас не готов был игнорировать знак, запрещающий курить, но, к моему удовлетворению, справа от здания больницы я заметил небольшой навес, предназначенный для нервных врачей и пациентов, которым не терпелось получить расслабляющую дозу никотина.

Это была маленькая кубическая конструкция, сделанная из алюминия. Ее ветхие, поврежденные панели из оргстекла приобрели грязно-желтый оттенок от обильного канцерогенного дыма. Стоя здесь, мы слышали, как капли дождя падали на обесцвеченный пластик над нашими головами, издавая успокаивающий шум.

Несс суетливо порылась в карманах, затем погрузилась с головой (в не слишком переносном смысле) в большую бежевую сумку. Я никогда не понимал, как ей удавалось что-то найти в том хаосе.

– Думаю, я оставила их дома, – пробормотала она, расстроенно изогнув губы.

– Возьми мои, – предложил я, протягивая красный Warlboro.

– Ты же знаешь, они слишком крепкие для меня.

– Да, ладно, Несс, будь мужиком, не ломайся! – я подмигнул с хитрой усмешкой, размахивая пачкой перед ее лицом.

– Уговорил! – хмыкнула она, подражая грубому мужскому голосу.

– Потрясающе! Теперь мы наконец можем создать джазовый квартет с Питером и Фредериком, ты ведь знаешь, что это было моей давнишней мечтой, – пошутил я.

– Так и сделаем!

После второй затяжки она закашлялась и изящно повернулась ко мне с театральным выражением лица. Стараясь произвести на меня эффектное впечатление, она запела строчки из знаменитой «Какой замечательный мир»: Я вижу зеленые деревья и красные розы, отчего мы оба разразились неудержимым смехом.

– Браво, миссис Армстронг! Пожалуй, после десяти пачек мы сможем сделать блестящую карьеру.