Текст книги "537 дней без страховки. Как я бросил все и уехал колесить по миру"

Горный Алтай

Дом для всех
Часть первая

Дальнобойщики, дорожная пыль, тяжелый рюкзак, голод и жажда, холод и жара – вечные спутники бродяги-автостопщика. Если кто-то питает иллюзии, что путешествие – это чистая романтика, то он ошибается. Однако все невзгоды и дискомфорт перекрывают сильнейшие эмоции и необъяснимые изменения, происходящие внутри.

Поколесив по жаркому Казахстану и проехав его с запада на восток, я вернулся на территорию Российской Федерации, а затем решил направиться в Горный Алтай. На тот момент я ничего не знал об этом регионе. Из словосочетания «Горный Алтай» напрашивался единственный логичный вывод, что там есть горы. Как и во многие места во время путешествия, я ехал интуитивно, ничего заранее не планируя.

Я держал путь в село Чемал, в легендарный «Дом для всех». Место встречи путешественников со всего мира. В доме можно было жить бесплатно, если ты адекватный, доброжелательный и неприхотливый человек. Хотя и это не обязательно. Пристанище бродяг в Чемале представляло собой девять соток земли и деревянный одноэтажный дом. В доме была кухня и комната для сна, в которой люди спали на полу, как шпроты в банке, плотно прижавшись друг к другу. В доме пахло старым деревом, горными травами и крепким табаком, а на стенах висели географические карты Алтая и записки от путешественников. По периметру дома, на каждом свободном клочке земли были расставлены палатки. В них жили ребята, которым не хватило места в доме, или попросту любители свежего воздуха. Атмосфера в «Доме для всех» чем-то напоминала советское кино. Повсюду бродили бородатые мужики в свитерах, вкусно дымившие папиросами, а девушки прихлебывали чай из алюминиевых кружек, задумчиво глядя на вершины гор.

За ужином, когда тени от громадных гор ложились на село, а языки костра прыгали по темному алтайскому небу, жители дома собирались за столом и травили байки. У всех ребят была какая-нибудь своя увлекательная история, и вскоре такая история появилась и у меня.

Ороктойские пещеры
Часть вторая

Это был мой первый день в «Доме для всех». Я добрался автостопом до Чемала с водителем, похожим на Вадима Галыгина, правда, шутил он не так хорошо, зато угощал семечками и квасом. Захлопнув дверь грузовика, я на несколько минут присел у дороги на трухлявое дерево, чтобы сделать запись в блокноте.

«Добрался до села Чемал в Республике Горный Алтай на 50-й день путешествия».

В селе меня встретила Ольга Крехова, девушка, поддерживающая порядок в «Доме для всех», среди самых беспорядочных людей в мире. Мы шли вглубь деревни, обсуждая Севастополь и Крым. Оля бывала в тех краях и вообще была тертым калачом и навернула автостопом не одну сотню километров по России. В процессе разговора я оглядывался по сторонам, поражаясь удивительным видам. В Чемале настоящий Горный Алтай только начинался, но даже там я уже мог насладиться величественными темно-зелеными хребтами гор, нависшими над крохотным селом.

Пройдя через двор, пестревший цветными туристическими палатками и сохнущим на веревках бельем, я направился к входу, но не успел открыть дверь, как она резко распахнулась и на пороге возник худощавый парень с живыми бегающими глазами.

– Здорово! – Он протянул мне жилистую, сильную руку. – Меня Вова зовут, а это моя жена Маша, и мы идем в Ороктойские пещеры, с нами хочешь? – выпалил он на одном дыхании.

Я, признаться, был очень уставшим после нескольких дней автостопа, и расстеленные коврики для сна, которые я заприметил в комнате, манили мое тело. На долю секунды я замешкался с ответом, но вспомнил, что в путешествии я нахожусь в режиме «всегда говори да» и открыт всему новому.

– Да, хочу, – ответил я. – Надо брать спальник или палатку?

– Нееее, – протянул Вова, – сегодня точно вернемся! Воды захвати!

Сегодня точно вернемся… В тот день я не подозревал, что скоро эта фраза станет легендарной. К нашей команде присоединился Дима, бородатый и веселый парняга из Ярославля, который бросил работу на заводе и уехал покорять Алтай. Димон – русский человек, который любил душевные разговоры, горы и водку. И надо сказать, что последнее никак его не портило. Голубоглазый, коротко стриженный, крепкий, он носил синюю шапку «петушок» и не имел табу для разговоров. Вова и Маша оказались семейной парой из Беларуси, которые, так же как и я, отправились в кругосветное путешествие. Вова – рыжеватый, подтянутый и невероятно живой молодой человек, а Маша – красотка-блондинка с голубыми глазами и внешностью, задуманной для глянцевых журналов, а не походов по алтайским горам.

Изначально, покинув «Дом для всех» почти в час дня, мы понимали, что это довольно поздно, но это нас не остановило. Я бросил рюкзак и теплые вещи, захватил бутылку воды и бодреньким шагом направился вместе с ребятами к дороге.

На Алтае, и в частности на Чемальском тракте, движение очень неактивное. Автомобили появлялись нечасто, и желающих подвезти четырех бродяг оказалось немного. Мы уже подумывали разделиться, чтобы увеличить шансы, но вдруг возле нас остановился старенький джип. Без лишних слов водитель сделал жест головой, подсказывающий, что надо загружаться в автомобиль. Мы переглянулись, уселись в машину и, поблагодарив в один голос водителя, тронулись по тракту. Водителем оказался бывший чемпион СССР по вольной борьбе. Он ехал на спортивную базу, где тренировал молодое поколение. Угрюмый мужик был неразговорчив и явно не одобрял нашу затею передвигаться автостопом по Горному Алтаю. Высаживая нас у поворота на базу, он предупредил о медведях и недружелюбных алтайцах. И, усмехнувшись, добавил, что пьяные алтайцы даже поопаснее медведей будут.

Мы не проехали и половины пути, а часы показывали три часа дня. Выйдя вновь на дорогу и подняв большой палец вверх, я стоял в ожидании транспорта и нового незнакомца за рулем. Ты никогда не знаешь, кто будет этот человек, с какой судьбой, переживаниями, характером. Еще одна машина пронеслась мимо, я вздохнул и невольно оглянулся. Позади меня раскинулись алтайские пейзажи, будто сошедшие с картин русских живописцев. Я представить не мог, что живу в стране с такими красками. Тысячелетние горы, покрытые соснами, кустарниками и мхом, возвышались над изумрудной рекой Катунь, которая с шумом неслась под нами, огибая камни и скалистые повороты. На ярко-голубом небе без единого облака кружили птицы, было так тихо вокруг, и мне казалось, что я слышу их редкие взмахи крыльев. И среди этой дикой красоты пролегала дорога, на которой стояли четыре путника с поднятыми вверх пальцами.

Стрелки на часах незаметно подобрались к пяти часам вечера. Сначала «уазик» с грустными монголами, потом местный рыбак, который тоже сокрушался нашим нищебродством, но мы все-таки добрались до развилки на село Ороктой. Оттуда мы уже пошли пешком в сторону пещер, зависнув ненадолго на железном мосту через широкую и бурную Катунь. Уже в тот момент, глядя с моста на могучие горные хребты, начали появляться мысли, что нам придется ночевать не под крышей «Дома для всех».

Мы шли по пыльной проселочной дороге, глядя по сторонам в поисках заброшенных домов, но делали это скорее в шутку, надеясь, что договоримся переночевать в селе. За новыми и новыми изгибами дороги раскидывались невероятной величины поляны, на которых изредка, но можно было увидеть диких мускулистых лошадей, неторопливо пощипывающих траву. За очередным поворотом показалось село Ороктой, которое оказалось практически безлюдным, и даже единственный продуктовый магазин был закрыт. На улице потихоньку темнело, и с гор повеяло тревожной прохладой.

– Володя, – негромко обратился я. – Полагаю, что нам придется заночевать где-то.

– Да, что-нибудь придумаем, – откликнулся Вова.

Мы добрались к пещере в семь часов вечера, преодолев пешком 12 километров, 3 из которых в гору с сильным уклоном. На высоте 1500 метров над уровнем моря мы обнаружили небольшой вход, заросший кустами и травой. Отдышавшись, мы осмотрели вход в пещеру, из которого повеяло диким холодом. Солнечные лучи пробивались сквозь деревья, но мы понимали, что из пещеры выйдем уже в сумерках. Неподалеку валялась зимняя одежда, оставленная добрыми людьми для новых посетителей. Мы облачились в грязную и не очень приятно пахнущую одежду, став еще больше похожими на бомжей, и нырнули в недра пещеры.

Внутри по ощущениям было градусов 5–6. Стены покрыты льдом, изо рта валил пар, а с потолка грозно свисали прозрачные сталактиты. Кроссовки скользили по обледеневшим камням, а мозг противился спуску в тесные каменные коридоры. Я прикасался рукой к холодным стенам, и на них отражалась моя тень. Проходы были очень узкие, и порой нам приходилось ползти на животе, как настоящим спелеологам. В некоторых местах, пролезая под огромными вековыми глыбами, я замирал на несколько секунд, представляя, как многотонная скала с легкостью может придавить меня и оставить здесь навсегда.

Изрядно замерзнув и окончательно извалявшись в грязи, мы, чумазые и довольные, выползли на поверхность. Я был счастлив, потому что замкнутые пространства всегда вызывали у меня двойственные чувства. Я не ощущал фобии, но мне приятнее и спокойнее, когда я вижу небо над головой. После пещеры погода показалась комфортной, и мы оставили теплые вещи там же, где взяли. Это оказалось большой ошибкой. Закурив папиросы и бурно обсуждая подземные загадки матушки-природы, мы поспешили в село в надежде отыскать ночлег. Часы показывали 20.00, солнце перестало греть и через несколько минут вовсе потухло, а по коже пробежала первая зябкая дрожь. Я накинул кофту и натянул на голову красную шапку, связанную мамой: единственные теплые вещи, которые у меня были с собой в ту ночь. Мы дошли до села, и только кое-где в окнах горел тусклый свет, а остальные дома были погружены в кромешную темноту. У закрытого магазина мы встретили двух изрядно подпитых алтайцев, которые устремили на нас окосевшие взгляды. Один из них, высокого роста с небритым угловатым лицом, агрессивным тоном прохрипел:

– Че вы здесь делаете?

– Ищем где переночевать, – спокойно ответил Вова, пока мы с Димоном оценивали потенциальную опасность этой парочки. У одного на поясе висел нож в ножнах, и этот факт крайне настораживал.

– Деньги есть? – поддакнул второй персонаж, который был поменьше ростом, но бегающие глазки и хитрый прищур выдавали его криминальное прошлое.

– Нету, мы автостопом по Алтаю передвигаемся, – вмешался я в разговор, мысленно благодаря бога, что мы трезвые и нас трое.

– Дебилы конченые! Сколько вас тут шляется, и все без денег, но пиздеть мне не надо. Вижу, что деньги у вас есть. Сколько за ночевку готовы заплатить? – Мелкий алтаец с ножом на поясе сделал неуверенный шаг в нашу сторону.

Мы разом отпрянули назад и переглянулись. В этом взгляде со скоростью света пронеслось незамедлительное решение.

– Бежим!

Сверкнули наклейки на Машкиных кроссовках, а Димон зачем-то резко свистнул, и мы как по команде дали деру.

– Суки, стоять! – донеслось нам в спину.

Я всегда быстро бегал и даже выступал за школу и университет, но думаю, что в том забеге я побил все школьные рекорды. Мне казалось, что я летел как лань, и Димон, пыхтевший мне в ухо, видимо, был того же мнения о себе. Сзади слышался какой-то шум, но повернуться назад было страшно, хотя я был полностью уверен, что пьяные мужики не могли долго продержаться. Не знаю, сколько мы бежали, может километр, а может, и больше, пока кто-то не остановился. Мы обернулись, увидев, что преследователей позади нет и мы совершенно одни в кромешной темноте.

Сильно похолодало, и я взглянул на часы, которые показывали половину одиннадцатого вечера. Никаких других вариантов, кроме того, чтобы идти вперед, не было, и мы шли, пытаясь друг друга развеселить, перебирая варианты, чего бояться больше: холода, медведей или пьяных алтайцев. Мы ужасно жалели, что не взяли теплые вещи из пещеры, но они были оставлены для новых посетителей и забирать их было бы неправильно. Ноги заплетались от усталости. Вдруг мы услышали звук автомобиля и увидели свет фар. Первая мысль, которая пронеслась в голове: алтайцы догоняют на машине. По встревоженным глазам Вовы я понял, что такая мысль посетила не только меня. Убегать в лес и потеряться в его дремучей темноте было еще страшнее, и, не проронив ни слова, мы остались стоять на обочине. Возле нас с резким торможением остановилась старенькая «Нива».

– Че вы тут делаете?

Этот вопрос я уже слышал второй раз за вечер, но в этот раз его задавал седой морщинистый дед.

– Автостопом добираемся в Чемал, там у нас лагерь, – промямлили мы в голос.

– Сегодня точно не доедете. Машин тут и днем-то нет, а ночью и подавно, а до главной дороги будете всю ночь топать, если не замерзнете, – оглядывая нашу легкую одежду, подметил дед.

Поразмыслив и окинув нас взглядом, подсчитывая количество человек, алтаец сказал:

– Можете переночевать у меня. Тут не очень далеко, и я как раз туда еду. Всего 500 рублей с человека.

В этот момент его слова меня разозлили. Почему в сложный для людей момент он пытается заработать? Просто будь ты человеком и сделай доброе дело. И пока вопросы один за одним возникали в моей голове, дед, заметив наше смятение, разрешил обстановку сам.

– Ну и ладно, дело ваше, счастливо! – бросил он и нажал на педаль.

Нам оставалось только провожать огоньки фар, глотая пыль сельской дороги. Каждый из нас в тот момент думал, что надо было соглашаться на его предложение, но принципиальность и тот путь, который мы проделали, давали стимул и смелость для продолжения пути. Думает ли сейчас этот мужик про нас? Или он со спокойной совестью едет домой в теплую постель? Люди разные.

Все замерзли, но продолжали двигаться вперед, прижимаясь друг к другу. До базы в Чемале оставалось примерно 50 километров, и, возможно, нам придется идти всю ночь, чтобы не замерзнуть. Ноги волочились сами по себе, как будто без моих усилий. Глаза адаптировались к темноте, и можно было рассмотреть деревья, камни, изгибы реки, но приближающийся силуэт я никак не мог распознать, и только подобравшись ближе, мы поняли, что перед нами тот самый железный мост через реку. Рядом с мостом мы заприметили заброшенное летнее кафе. Кто построил его в этой глуши? Бог его знает. Дверь была закрыта на замок, но вход на веранду был открыт. Мы присели на лавочку.

– Дальше пойдем? – спросил я.

– Придется ночевать здесь, – ответил Вова. – До базы пешком не дойти, да и силы закончились. Он взглянул на часы. Полночь.

Холод
Часть третья

Разместиться рядом с горной рекой было не самой лучшей идеей, но других вариантов не было. Ночью от Катуни исходил ледяной поток ветра, пронизывающий насквозь ветхие, сколоченные наспех стены кафе. Раньше я только слышал рассказы, что ночью в горах холодно, но сейчас ощущал это на своей шкуре. Володя принес откуда-то несколько картонных коробок и, распотрошив их, постелил часть на деревянный пол, а остатки мы решили использоваться как одеяло.

Мы лежали, прижавшись друг к другу, где-то на полу заброшенного кафе в горах Алтая. Четыре почти незнакомых друг другу человека под одним картонным одеялом. Пожелав спокойной ночи и договорившись обязательно проснуться утром, мы затихли. Мне никогда не было так холодно. Мои внутренние органы как будто стали работать медленнее, и я перестал их слышать. А слышал ли я их до этого? Холодный ветер завывал за деревянной стеной, как волк, идущий по следу. Я ненадолго засыпал, просыпаясь для того, чтобы пошевелить пальцами ног, которые переставал чувствовать. Время тянулось невероятно медленно, и я никогда не ждал восхода, как в ту ночь. Я мечтал и грезил о солнце. Чтобы оно согрело все вокруг. Эти высоченные темные горы, ледяную реку, веранду, нас. Димон зашевелился, подышал, пытаясь согреть ладони, и спросил меня:

– Как дела?

– Да нормально, поскорее бы рассвет, – простучал зубами я.

– Хочешь ботинки дам погреться? – сказал Димон, видимо, вспомнив, что на мне легкие кроссовки.

– Не, спасибо, пару часиков до рассвета осталось. Протяну.

Мы зарылись с головой в картонное одеяло, как хомяки в газету, и я задремал с какой-то странной, но приятной улыбкой на лице. Надо же, Димон хотел дать мне погреться свои ботинки. Ну, дает пацан.

Сквозь дремоту я услышал какой-то шум и открыл глаза. Я живой, это хорошо. На улице светало, и я мог усмотреть очертания гор. Продрогший Володя, сидя на корточках, мастерил костер из веток и мусора, и я, шмыгая носом, присоединился к поиску дров. Чиркнув несколько раз спичкой, он разжег костер, который через несколько минут заполыхал манящим пламенем. Остальные ребята проснулись и поспешили греться. Все скинули обувь и, разложив задубевшие ноги на камнях у костра, ждали, когда в них появится хоть какая-то жизнь. Уже были видны очертания долины, по которой неторопливо стелился густой утренний туман, и сквозь него, местами, можно было увидеть, как первые лучи солнца падали на горы и от этого они становились чуть добрее. Река из черного бушующего ночного месива с каждой минутой меняла цвет, окрашиваясь в бирюзовое чудо. Начинался новый день.

Мы вернулись в «Дом для всех» ближе к полудню. Взволнованные ребята встретили нас объятиями и сладким чаем. Мы сидели на кухне, и Володя рассказывал о великой значимости картона в нашей жизни. Мы болтали о всяких глупостях, веселились, а главное, были здоровы и, судя по всему, счастливы. Вот они, пацаны и девчонки, и я смотрю на их улыбающиеся румяные лица. Знаю их всего один день, а кажется, что всю жизнь. Самые настоящие товарищи: Володя и Маша из Минска, Дима Носов из Ярославля, Кирилл Смородин из Севастополя. Ценность жизни в ту ночь выросла для меня в неизвестное количество раз, а словосочетания «картонное одеяло» и «сегодня точно вернемся» долгое время вызывали улыбку. Возможно, вы и сейчас услышите эту байку в стенах чемальского дома, а лучше создайте и проживите свою историю. Ведь у всех путешественников, приезжающих на Алтай, должна быть какая-нибудь своя увлекательная история.

P.S. К РАССКАЗУ «ГОРНЫЙ АЛТАЙ»

– На момент выхода книги Вова и Маша вернулись из путешествия, к сожалению, не сумев пробраться дальше Азии. Сначала они получили отказ в визе Австралии, а потом США. Дима Носов работает на рыболовецком судне в районе Камчатского полуострова.

Девочка с железной дороги

Кругобайкалка
Часть первая

После горно-алтайских историй, воодушевленный и вдохновленный, я продолжил путь по России. Барнаул – Новосибирск – Кемерово – Красноярск – Иркутск, я летел сквозь города к Байкалу, перестав подсчитывать количество остановленных автомобилей, но один водитель запомнился мне надолго. Это был узбек, имя которого уже не вспомнить. Около 1800 километров я проехал с ним и грузом овощей из Кемерово в Иркутск, слушая одну и ту же музыкальную кассету. Я не имею ничего против узбекской музыки и 80-х, но мы слушали десять песен по кругу в течение двух суток. С одной стороны, повезло, что меня подобрал водитель, который ехал на столь дальнее расстояние, а с другой – после поездки в моей голове еще неделю крутились среднеазиатские хиты.

Я сижу в теплой иркутской квартире, пишу заметки и смотрю в окно. Шестьдесят седьмой день путешествия, и я в Сибири. Так далеко Кирилл Смородин еще не забирался, и это далеко не конец России. У нас самая большая страна в мире. На дворе XXI век, и мы разговариваем с родителями по скайпу, летаем чартерами в Таиланд, но так и не смогли освоить огромные территории Сибири и Дальнего Востока. Как живут здесь люди в маленьких деревнях на отшибе Российской империи? В сибирских местах, куда ссылали каторжников и неугодных, где отбывали срок декабристы, где жизнь идет своим ходом, удаленным от столицы на 6 тысяч километров бесконечных полей, лесов, тайги и бездорожья. В мои мысли ворвался звонкий голос Маши Коркиной, милой девушки, у которой я остановился в Иркутске по каучсерфингу.

– Кир, а ты на КБЖД поедешь?

– Куда?

– Кругобайкальская железная дорога, слыхал?

– Нет, дай-ка погуглю!

В Иркутске я решил сделать китайскую визу, поэтому почти две недели прожил в этом городе. Я гонял на Байкал, гулял по архитектурному центру Иркутска, лазил по старинным вокзалам, где во времена Гражданской войны ожидал своей участи поезд с золотым запасом империи, зависал на мосту, с которого, говорят, видно место расстрела Александра Колчака. Этот город дышал историей.

Как сообщил всемогущий интернет: Кругобайкальская железная дорога (КБЖД) – до 1949 года часть Транссибирской магистрали. Этот участок, построенный в начале XX века, являлся произведением инженерного и архитектурного искусства. Российская империя потратила колоссальные деньги на строительство дороги из-за рельефной сложности и необходимости постройки большого количества виадуков и тоннелей. Кругобайкальскую железную дорогу называли «золотой пряжкой стального пояса России». КБЖД функционировала до 1956 года, пока не была окончательно выведена из Транссиба из-за сложностей ремонта полотна, постоянных оползней, обвалов и затоплений. Однако участок длиной почти в 90 километров остался действующим и открыт для посещения. Изучив карту и закинув в рюкзак теплые вещи, чай в термосе и печеньки, я решил преодолеть пешком отрезок железной дороги от станции Старая Ангасолка до станции Слюдянка.

Двери электрички шумно отворились, и я спрыгнул на сибирскую землю. Невозможная тишина вокруг, темные, пахнущие мхом и сыростью стволы деревьев и желто-оранжевые листья, так мягко и аккуратно разместившиеся на их кронах, создавали сказочную атмосферу русской осени. Я уселся на лавочку и несколько минут наслаждался природой, привыкая к Сибири, и, мне кажется, она привыкала ко мне.

Я пробирался через хвойный перелесок к заброшенным железнодорожным путям, проклиная себя, что до сих пор не купил ботинки. Перепрыгивая ручей, я поскользнулся на одном из камней и с размаху разложился прямо на земле, глядя в бесконечное серо-голубое небо. Отряхиваясь и вытирая грязь с пятой точки, я раз и навсегда зарубил на носу, что обувь – важнейший атрибут в путешествии.

Лес понемногу редел и, в конце концов, вовсе расступился, предоставив возможность остаться один на один с Байкалом. Я медленным шагом направился к огромному виадуку с тремя арками, под которым шумели волны одного из самых больших озер на Земле. Вокруг ни души. Я закрыл глаза и представил, как по этому виадуку 100 лет назад мчался паровоз, а в нем сидели важные особы, покуривали папиросы с мундштука, попивали кофий, а кто-то и шампань. Мужчины с длинными пышными усами в элегантных костюмах и шляпах-котелках и женщины в закрытых черных платьях и аккуратных шляпках с вуалью. Думали они о чем-то своем, о жизни, успехах и неудачах, глядя на синие воды озера, и наслаждались поездкой, даже не подозревая, что спустя век железная дорога не будет функционировать, не будет империи, царя и монархии, а Байкал останется таким же синим и величественным. Так и мы сейчас не подозреваем, что будет через 100 лет. Совершенно не имеем понятия.

Я брел по рельсам, пиная камушки и фотографируя уходящую вдаль железную дорогу, которую с одной стороны обступили серые скалы и хвойный лес, а с другой – плотно прижали глубокие воды Байкала. До сих пор я не встретил ни одного человека, и эта прогулка казалась мне каким-то сюрреализмом. Я проходил сквозь темные тоннели, удивляясь инженерной мысли того времени и, по традиции, выкрикивая какие-то нелепые фразы и слушая, как они эхом отзываются в конце каменного коридора.

Несколько часов я как завороженный шел по шпалам, растворяясь в чарующей природе Байкала, пока не заприметил впереди разрушенное каменное строение и несколько деревянных покосившихся домов. Этим объектом оказался остановочный пункт под незатейливым названием «154-й километр Кругобайкальской железной дороги». Я обошел заброшенное каменное здание и, обнаружив лавочку с прекрасным видом на озеро, уселся поудобнее, достав из рюкзака чай и печенье. И только я, прищурив глаза от наслаждения, собирался отхлебнуть сладкого, горячего черного чая с чабрецом, как из ниоткуда появился голос.

– Привет, а у тебя телефон есть? – Голос исходил от маленькой темноволосой девочки, смотревшей на меня большими карими глазами. Я оглянулся по сторонам в надежде увидеть кого-то, кто смог бы подтвердить факт ее реального существования, но вокруг был только Байкал, железная дорога и горы.

– Есть, а тебе зачем? – с недоверием произнес я, оценивая ее наряд. Дырявые спортивные штаны, вязаная растянутая кофта и белая футболка с выгоревшим рисунком, а в руках ведерко с картошкой.

– Просто посмотреть хочу, а то у меня никогда своего не было. – Она продолжала смотреть на меня и хлопать ресницами, а я смотрел на нее и недоумевал. Затем достал из кармана телефон и протянул ей. Девочка с неподдельным интересом рассматривала гаджет, но в руки не взяла.

– Красивый, – произнесла она и улыбнулась. Я еще раз оглянулся по сторонам в поисках чего-то, и, не найдя ответа на немой вопрос, решил узнать, что она тут делает.

Звали ее Люба, и ей было одиннадцать лет. Жили они с родителями на 154-м километре Кругобайкальской железной дороги в деревянных хлипких домиках. Родители держат скот, а точнее, одну корову и несколько кур. Батя подрабатывал на топливной заправке, а мама нигде не работала и занималась домашним хозяйством. В школу до ближайшего поселка Култук девочка Люба ходила по рельсам одна, а это около трех километров в одну сторону и столько же обратно. Это единственный путь до школы, так как с одной стороны расположился Байкал, а с другой – горы. Никакого общественного транспорта быть там, естественно, не может. Переехать в другое место семья не имеет возможности, потому что квартиры в поселке дорогие.

Я сидел и долго слушал совершенно незнакомого мне ребенка, даже до конца не понимая, зачем это делаю. Я и сам без гроша в кармане, бродяга, собравшийся объехать вокруг шарика. Чем я могу ей помочь? Я спросил, где ее родители, но она отвела глаза и сказала, что они отдыхают дома и лучше их не беспокоить. Мы еще немного поболтали, я взглянул издалека на их дом с маленькими окошками и заприметил одинокую тощую корову на лужайке. Я попрощался с девочкой и поплелся дальше по железной дороге. Не успел я обдумать произошедшую встречу, как через несколько минут услышал топот ног. Меня догоняла Люба.

– Я совсем забыла спеть тебе песню! Можно?

– Конечно, можно, – улыбнулся я, скинул рюкзак, и мы присели на траву рядом с железнодорожными путями. Несколько раз волнительно вздохнув, Люба затянула песню. Я открыл рот, и мои глаза расширились от удивления, потому что даже я, человек, не разбирающийся в музыке, понял, что у нее удивительный голос, который нуждается в огранке. Я сидел замерев, словно боялся спугнуть ее, как боишься спугнуть птицу в лесу, которая заливается волшебной трелью.

Люба очень любит петь, но музыкальной школы в этой глуши не было. Я задавал вопросы маленькой девочке о сибирской жизни, а она отвечала честно и правдиво, как обычно это делают нехитрые, неизбалованные дети. Она рассказывала, хлопая ресницами, что в школе с ней не хотят дружить, потому что она плохо одевается и у нее нет дорогих игрушек и мобильного телефона. Подружек завести сложно, потому что живет она далеко от поселка и родители не отпускают детей к ней в гости.

Еще Люба поведала мне, что однажды ее побили одноклассницы, но она не понимала за что. Детскую озлобленность нельзя понять. Сила и уровень жестокости детей не поддаются объяснению. Люба спела еще несколько песен, я слушал внимательно и аплодировал после завершения каждой. Не потому что мне было ее жалко, а потому что мне правда понравилось. Она шла со мной по железнодорожным рельсам, такая маленькая, открытая, светлая девочка, каких уже не встретить в мегаполисах, а я думал о том, как родители могут отпустить ребенка неизвестно с кем и неизвестно куда. А у нее нет мобильного телефона, и она не сможет позвонить родителям в случае беды. Я старался отпустить грустные мысли.

Мы бегали наперегонки по железнодорожным путям, кидали камешки в Байкал, прыгали на одной ноге по шпалам, и было очевидно, что ей просто не хватает друзей и человеческого общения. Люба проводила меня до деревни Култук, взяв обещание, что мы будем друзьями, а потом, помахав рукой, побежала домой по рельсам, не подозревая, что бородатый дядька в красной шапке уже не вернется и путь его лежит далеко на восток. Глядя ей вслед, я с завистью вспоминал чувство детской легкости и беззаботности.

Я ехал в электричке обратно в Иркутск. Ночь вступала в права, опускаясь на Байкал. В электричке сидели молодые пацаны, хлеставшие пиво из двухлитровой пластиковой бутылки, и горланили «Короля и Шута». Какая-то растрепанная женщина в тулупе продавала кроссворды и другое барахло. Я купил шариковую ручку и сделал запись в блокноте:

Как менять мир?