Текст книги "«Жил напротив тюрьмы…». 470 дней в застенках Киева"

Книги Джека Лондона и О'Генри – особое чтение. Это проза людей, как мне казалось, никогда и нигде не падавших духом. О'Генри сидел в тюрьме, Джек Лондон мыл золото и валил лес на пределе человеческих возможностей. Мне было важно еще раз убедиться, что даже в самых экстремальных ситуациях люди могут найти в себе силы что-то изменить и, самое главное, остаться собой. И вообще я пришёл к выводу, что существует некая «магия изолированного мужского коллектива» – лучшие рассказы о мужском характере пишут те, кто в таком коллективе побывал.

В Херсоне мне попался «Фаворит» Пикуля, как раз про времена, когда Потемкин осваивал Новороссию и строил этот город. Там есть замечательная цитата из письма Екатерины своему фавориту: «Свет мой, Гришенька, когда будешь закладывать новые города, первым делом строй церковь и тюрьму». Не знаю, придумал это Пикуль или так было на самом деле, но в Херсоне церковь стоит прямо напротив тюрьмы. До церкви я не дошел, только видел ее из окна, когда проезжал мимо на суд. В этой церкви бывал мой отец, когда приезжал ко мне на свидания. Херсонская же тюрьма одна из самых старых на Украине, прямо по классику, «времён потёмкинских и покоренья Крыма» – об этом я ещё расскажу отдельно.

Чтение книг помогало. Позже я попросил передать мне учебник английского языка, чтобы освежить свой университетский курс, затем пробовал читать и книги на английском. Во время прогулок начал тренировать память, учил наизусть стихи – мне с детства это было не очень легко.

Если говорить о каких-то важных для меня строках в тюрьме, то это были строки из «Гамлета» Пастернака. Мне казалось, что там всё сказано абсолютно точно про человека в кризисной ситуации. Сначала отчаянная просьба: «Если только можно, Aвва Oтче, чашу эту мимо пронеси». А затем простое понимание: «… но продуман распорядок действий, и неотвратим конец пути». Для меня это означало, что закончился один, достаточно простой и легкий период моей жизни и начинался другой. И еще более ясное в тот момент: «Я один, все тонет в фарисействе. Жизнь прожить – не поле перейти».

Но были и строки для оптимизма, которые мне прислал мой киевский друг буквально в первые месяцы. Это был Ю. Визбор: «Спокойно, дружище, спокойно, И пить нам, и весело петь. Еще в предстоящие войны Тебе предстоит уцелеть. Уже и рассветы проснулись, Что к жизни тебя возвратят, Уже приготовлены пули, Что мимо тебя просвистят». Я знал, что до расстрела точно не дойдет. К тому же у меня была цель – выйти и добиться справедливости, как это ни наивно звучало в тот момент.

Кроме того, я понял, что если раньше был типичным офисным работником, то с момента ареста перестал им быть. Раньше я был человеком, который проводил по три планёрки в день, пересаживался из одного кресла в другое и не злоупотреблял физическими нагрузками – в лучшем случае два-три раза в неделю плавал в бассейне или в выходные ездил на велосипеде. Теперь, когда возможностей резко стало меньше, я решил, что нужно больше заниматься физическими упражнениями. В Херсоне условия для этого были ограниченными: в камере – приваренная к косяку перекладина, для прогулок – дворик шесть на восемь, а иногда и два на шесть метров. Особенно не побегаешь, но можно ходить, к тому же во двориках были турник и брусья. Сначала мне казалось, что всё будет, как в американских фильмах – заключённые во время прогулок качаются гантелями и штангой, играют в баскетбол или футбол. Ничего подобного – только маленький дворик, единственное преимущество которого перед камерой в том, что над головой нет потолка (так было в Херсоне). Дышишь свежим воздухом и видишь небо, пусть даже и зарешечённое.

В камере со мной были люди, которые совсем не выходили на прогулку или выходили один-два раза в месяц, остальное время сидели в помещении. Я их не понимал, старался выходить каждый день. Вместе со мной сидел парень из Херсона, мастер спорта по тайскому боксу – он занимался каждый день, даже бегал по дворику, поднимая пыль. Подсказывал, какие упражнения и как лучше делать. Я отжимался, приседал и подтягивался – поначалу было непросто. Но, как говорил мой отец, главное во всём – регулярность и постепенность. Сначала висел на турнике, потом стал наращивать количество подходов и подтягиваний. В конце заключения, уже в Киеве, ставил себе цель за время прогулки подтягиваться 52 раза – по количеству своих лет. Получалось.

Отдельный вопрос в тюрьме – это еда. В Херсоне первое время у меня не было никаких передач. Приходилось есть, что называется, с «продола», что приносят в камеру баландёры. В культовом советском фильме «Джентльмены удачи» есть фраза: «В тюрьме сейчас ужин – макароны». В камере, когда смотрели этот фильм, такое выражение казалось никчемным и глупым – макарон мы не видели ни разу. Стандартная еда в украинской тюрьме – это каша, как правило, пшеничная или пшённая. В обед нечто жидкое, что называется борщом или супом. Это только название, на деле – просто жидкость с какими-нибудь овощами.

Кашу подавали с «подливой» – переваренные мелко порубленные куски курицы вместе с костями и потрохами. В камере такое сразу не употребляли – дважды промывали кипятком, потом пытались отделить мясо от костей. Только после такой обработки и сепарации каша, в которой не было ничего, смешивалась с этим мясным крошевом и заправлялась кетчупом или специями, поскольку без специй такое варево есть невозможно.

С «продола» питались только от безысходности – те, кому никто не помогал с воли. Лучше, конечно, таких блюд в пищу не употреблять. Пребывание в тюрьме – само по себе стресс, то есть удар по организму. Если ещё усугублять его тюремной едой, то могут возникнуть очень серьёзные проблемы со здоровьем. Мне это сразу же объяснили.

Самые универсальные продукты в тюрьме – каши быстрого приготовления или вермишель. Лучше всего овсянка, которую достаточно залить кипятком. Второе место у «Мивины», лапши за 3 минуты. Это так, на скорую руку. Когда уже обустроил быт и обзавёлся собственной посудой, то старался питаться тем, что передавали адвокаты или присылали родственники. При этом приходилось приноравливаться и обходить массу различных тюремных запретов.

В первую очередь это запрет на всё колющее и режущее – научился в камере резать хлеб и колбасу заточкой, в течение 10 месяцев не видел ни одного ножа. Пользовался черенком от ложки с заточенным ребром, который тщательно прятался, поскольку заточка – предмет по определению запрещённый. Обогревательные и нагревательные приборы, разумеется, тоже запрещены – кроме кипятильника или чайника. Тут начиналась игра между теми, кто прячет и кто ищет – и то, и другое можно делать по-разному. Можно не очень прятать, зная, что даже если найдут, оставят – охранники и опера тоже люди, есть какие-то негласные договоренности. Если установить с ними нормальные отношения, как правило, финансовые, то решать можно любые проблемы, хотя чувство дискомфорта полностью, конечно же, не исчезает. А можно и тщательно прятать, но если стоит задача найти – то все верх дном перевернут, не раз придут, но найдут обязательно. Обыски – это тема для отдельного разговора.

В тюрьме я начал вести дневник – большая тетрадь в клетку – и назвал его «Мысли в клетку». Вот некоторые из моих первых внесённых туда впечатлений и наблюдений.

• В тюрьме ничего нельзя откладывать «на потом» – «потом» может не наступить. Логика здесь может не сработать, причинно-следственные связи тоже – просто можно не знать всех реальных причин, которые влияют на происходящее с тобой и то, почему «потом» не наступило.

• Тюрьма приучает к тому, что тебе не будут сочувствовать и сострадать, к обыденности ненависти по отношению к тебе. Так, в обычной жизни, вроде и не за что тебя ненавидеть, но в тюрьме, как повелось, «невиновных нет».

• Не нужно воспринимать тюрьму как наказание, особенно если ты не виноват, – это просто новые жизненные обстоятельства. Новый быт, новые люди и новые обстоятельства с новыми возможностями. Есть шанс сделать то, что не сделал раньше – прочитать, изучить, осмыслить, найти в себе.

• О делах в тюрьме не говорят – у всех свои проблемы. Сближают ценности, а не цена украденного.

• Важно выбрать – ты здесь живёшь или готовишься к новому этапу в своей жизни. Если живёшь – ты «чёрный», то есть профессиональный уголовник. Если для тебя это этап – ты просто другой.

И ещё я понял, что украинская тюрьма – это зеркало абсурда, возникшего после 2014 года.

Простая мысль – жить можно везде, и в тюрьме тоже. Главное решить для себя – ты хочешь просто жить или даже в этих условиях ты хочешь что-то узнать о жизни новое, понять что-то в себе и окружающих, взглянув на все вокруг с новой стороны. Я выбрал второе.

Глава 3

Все, с кем я говорил во время заключения, да и после освобождения тоже, спрашивали об одном – в чём меня обвиняют? Что я такого сделал, что должно было потянуть не меньше чем на 12 лет? Это самое главное, и ответ, казалось бы, должен лежать на поверхности. Но в моём деле всё оказалось очень непросто.

Первое, что я услышал от следователей – и о чём было объявлено СБУ в день моего ареста – меня подозревают в государственной измене. В Херсонском суде мне предъявили обвинение по части 1 статьи 111 Уголовного кодекса Украины. Заглянем в УК Украины.

«1. Государственная измена, то есть деяние, умышленно совершенное гражданином Украины во вред суверенитету, территориальной целостности и неприкосновенности, обороноспособности, государственной, экономической или информационной безопасности Украины: переход на сторону врага в условиях военного положения или в период вооруженного конфликта, шпионаж, оказание иностранному государству, иностранной организации или их представителям помощи в проведении подрывной деятельности против Украины».

Мне из этого букета досталось «проведение подрывной информационной деятельности».

Выразилось это якобы в «оправдании аннексии Крыма Россией» и «информационной поддержке террористов на временно оккупированных территориях Луганской и Донецкой областей». Дальше – еще большая галиматья про «вовлечение в подрывную деятельность журналистов и других украинских граждан» и «наполнение украинского медиапространства искажённой информацией». У меня дома и в редакции шли обыски, а СБУ в это время сообщало о «раскрытии сети медиаструктур, которые Москва использовала для ведения “гибридной войны”» против Киева. Виктор Кононенко, в то время заместитель главы СБУ, заявлял: «Установлено и задокументировано, что весной 2014 года Вышинский получил задание из Москвы отправиться в Крым для проведения подрывных информационных акций. В то время, когда на площадях наших городов прощались с погибшими на востоке страны воинами, здесь, в центре Киева, готовились материалы о том, как Вооружённые силы Украины обстреливают мирный Донбасс».

В Крыму весной 2014-го я не был – в то время в Киеве я как раз только вступал в должность главного редактора «РИА Новости – Украина», было не до поездок. Что касается обстрелов мирных городов Донбасса, так это был секрет Полишинеля – с 2014 года их регулярно фиксировала миссия ОБСЕ, мы лишь писали о том, как жители Донбасса живут в условиях войны и что они об этом думают. Поэтому пафос эсбэушного чиновника был явно адресован тем, кто просто терял чувство реальности от ненависти, услышав бессмысленные, но трескучие фразы про «гибридную войну», «руку Москвы» и прочую пропагандистскую ерунду.

Потом появились и «вещественные доказательства» моего участия в «гибридной войне»: из моей банковской ячейки извлекли документы, которые я там хранил (среди них трудовой договор с МИА «Россия сегодня»), деньги и «предмет, похожий на пистолет». Им оказался… ржавый «браунинг» образца 1906 года. Все это приобщили к делу и предъявили мне еще одно подозрение по статье 263 УК Украины в незаконном приобретении и хранении огнестрельного оружия и боеприпасов. Все, естественно, было «приобретено у неустановленных лиц» и при «неустановленных обстоятельствах».

«Странно, что у Вышинского нашли не танк», – иронично высказались по этому поводу коллеги из «РИА Новости».

Со временем обвинение разрасталось, и уже весной 2019-го, когда дело всё же дошло до суда, меня обвиняли в совершении тяжких преступлений по пяти статьям Уголовного кодекса Украины:

статья 109 – действия, направленные на насильственное изменение либо свержение конституционного строя или на захват государственной власти;

статья 110 – посягательство на территориальную целостность и неприкосновенность Украины;

статья 111 – государственная измена;

статья 161 – нарушение равноправия граждан в зависимости от их расовой, национальной принадлежности, религиозных убеждений, инвалидности и по другим признакам;

статья 263 – незаконное обращение с оружием, боевыми припасами или взрывными веществами.

Поэтому в апреле 2019-го на стол судьям в Подольском суде Киева лег уже многостраничный документ. И начался спектакль из репертуара театра абсурда под названием «зачитывание обвинительного акта». Три прокурора, путая слова и коверкая ударения, по очереди монотонно бубнили, уткнувшись в текст. За две с лишним недели они осилили всего 34 страницы, не добравшись и до половины документа. Всего страниц было 79.

В судебном заседании постоянно объявлялись перерывы. Конвоиры старались поскорее увести меня из зала суда, чтобы не дать возможности высказать своё мнение коллегам-журналистам. Их собралось немало, и все хотели услышать мои комментарии по поводу обвинений прокуратуры. Но ни прокуратура, ни СБУ не могли допустить моего общения с коллегами – им это было невыгодно и не нужно. Заказчики моего уголовного преследования хорошо знали главный закон эффективной пропаганды – отсутствие второй точки зрения. Ничего, кроме обвинения, никаких комментариев от противоположной стороны.

Я все же решил сказать своё слово и написал текст, который в конце апреля появился на сайте «РИА Новости». Там я изложил свой взгляд на основные обвинения СБУ в мой адрес. В детали не погружался, они требовали отдельного разговора.

Итак, согласно основному обвинению, на посту главного редактора сайта «РИА Новости – Украина» я занимался не журналистикой, а проводил «информационные спецоперации в интересах Российской Федерации». В рамках этой «нежурналистской» деятельности под моим руководством на сайте публиковалась не объективная и достоверная информация, а статьи «антиукраинской направленности». Их было 72, которые были опубликованы начиная с весны 2014-го и в течение всего 2015 года, и только пять из них вышли в 2016-м. Вот в общих чертах главная фабула обвинения.

Если кратко высказаться по поводу обвинений СБУ и прокуратуры, то все они содержали откровенные манипуляции, ложь и абсурдную ложь. Можно разобрать их более подробно.

На начало 2018-го я работал журналистом больше 25 лет. Четыре с лишним года, с 2014 по 2018 год, – главным редактором сайта «РИА Новости – Украина». До этого руководил информационными редакциями в Днепропетровске и Киеве, работал в газете, на радио и телевидении. Мои телерепортажи выходили в эфире новостей практически всех крупнейших национальных каналов Украины. В 2006 году я стал собственным корреспондентом ВГТРК (телеканалы «Россия 1» и «Россия 24») на Украине – на эту должность я ушел с поста заместителя главного редактора главной информационной программы «Факты» на украинском телеканале ICTV, который входил в тройку самых рейтинговых каналов страны.

Больше чем за четверть века работы в профессии я прекрасно уяснил: недостоверная информация, опубликованная или вышедшая в эфир, – это провал в работе редакции и повод для серьезных неприятностей. Последствия – возможный судебный иск, опровержение недостоверной информации и чаще всего – требования материальной компенсации за причиненный ущерб. На моей памяти такими исками банкротили редакции крупных изданий. В нашей редакции, на сайте «РИА Новости – Украина» мы всегда тщательно проверяли факты, которые публиковали, боролись за стопроцентную достоверность наших материалов. И нам это удавалось – за четыре с лишним года моей работы во главе редакции «РИА Новости – Украина» не было ни одного судебного иска, требования опровергнуть изложенную информацию или упрека в необъективности. Поэтому считал тогда и считаю сейчас бездоказательными обвинения СБУ, что с первого дня моей работы главредом, то есть с марта 2014 года, я систематически и целенаправленно публиковал на сайте необъективную и недостоверную информацию. Доказательств этого нет и в экспертизах наших текстов, которые провели эксперты СБУ. Мой комментарий к таким обвинениям СБУ один – просто ложь.

Теперь насчёт «антиукраинского характера» 72 публикаций, которые вышли на нашем сайте весной 2014-го, затем в 2015 и 2016 годах. Странное обстоятельство – три года целенаправленно выходят публикации «антиукраинских» материалов на сайте, который входит в тридцатку самых посещаемых информресурсов Украины, но нет ни одной претензии по этому поводу за четыре года (до мая 2018-го) ни со стороны СБУ, ни со стороны Министерства информационной политики Украины.

Более того – в материалах дела есть письмо Мининформполитики, в котором приводится список из 42 сайтов. В их деятельности экспертный совет министерства из нардепов, журналистов и медиаэкспертов прослеживает «антиукраинскую направленность, наполненную деструктивным содержанием». У многих из них посещаемость – менее 100 тысяч в месяц, в то время как у нас в среднем более 1 миллиона в месяц. Антиукраинскую деятельностью этих «карликов» эксперты Мининформполитики заметили – нашу работу, которая, по словам СБУ, продолжалась четыре с лишним года, эксперты таковой, то есть антиукраинской, просто не считали. Как и профильное управление СБУ все те же четыре года не считало нашу деятельность антиукраинской. И вдруг на пятый год, в 2018-м, управление СБУ по Крыму, где велось следствие по моему делу, просто прорвало – «систематически и целенаправленно», «антиукраинская деятельность». И все это – меньше чем за год до президентских выборов, да еще и под хор голосов: «А давайте его на кого-то поменяем…» Очевидно, и не только для меня, что эти обвинения в «антиукраинскости» наших материалов – ложь, призванная оправдать мое содержание в тюрьме. Напоминаю, что к тому времени, когда появился мой текст на сайте «РИА Новости», я находился в застенках уже почти год.

Следователям явно поставили задачу – так слепить образ врага, чтобы никто вообще даже не погружался в уголовное дело. Как в анекдоте: «А у Рабиновича дочь проститутка! – У меня нет дочерей! – Ой, слушайте, мое дело сказать, а дальше вы сами разбирайтесь!» Порошенковская пропаганда была построена на том, что её деятели врали так, как будто вообще никто не выскажет другого мнения по моему делу, не будет анализировать и осмысливать факты. Да, самые массовые украинские телеканалы были у них под контролем, но полный контроль за информацией в современном мире интернета невозможен.

Я с самого момента ареста понимал, что право СБУшников и прокуроров не интересует, это – политическая акция, потому что идти с таким обвинительным актом в суд – если этот суд объективный и политически независимый – глупо. Еще раз вкратце изложу свои «грехи»: согласно обвинительному акту я вёл подрывную деятельность в интересах Российской Федерации. Содержание моей подрывной деятельности – размещение 72 статей в интернете. Конечная цель – уничтожение суверенного государства Украина вплоть до полного его территориального поглощения Россией. Я сижу, читаю это и думаю: «Блин, этот бред кто-то же написал, и он же должен был всерьез считать, что публикация 72 статей в интернете может уничтожить крупнейшее по территории европейское государство! Да, Россия крупнее, но не вся ее территория в Европе. Государство Украина с более чем 250-тысячной армией, 130-тысячной полицией, прокуратурой, СБУ, пограничниками – почти полмиллиона только тех, кто работает на защиту суверенитета и национальной независимости. Я размещаю 72 статьи на сайте «РИА Новости – Украина», потом бы разместил еще немного, опа-шлепа – и государства Украина нет.

Следователи СБУ истребовали в киевском психоневрологическом диспансере справку о том, что за последние пять лет я на учёте там не состоял. То есть, если грубо, у них был на руках документ, что я – не идиот. Но инкриминируют мне совершенно идиотскую идею – захватить и уничтожить Украину при помощи 72 статей в интернете.

Не менее интересный цирк был, когда прокуроры, кое-как завершив перечисление общих обвинений, перешли к деталям. То есть к оценке содержания тех самых 72 текстов, размещённых в течение трёх лет на сайте в «антиукраинских целях».

Чтобы понять, о чем идет речь, нужно знать, что эти тексты делятся на три категории. Первая – новостные сообщения, только факты и цитаты из заявлений и высказываний официальных лиц, экспертов, широко известных спикеров, аналитиков. Это хлеб журналистики, особенно современной. Объективность и достоверность изложенного здесь – на первом месте.

Вторая категория – репортажи или аналитические материалы наших журналистов, рассказывающие о значимых событиях, процессах, проблемах. Репортаж – рассказ нашего корреспондента о событии, на котором может побывать не каждый читатель. Аналитический или проблемный материал – это определенный отбор фактов, осмысление явлений и процессов, а не просто набор информации. Редакция несет ответственность уже не только за достоверность фактов, но и за объективность анализа – подчеркну, что за четыре с лишним года претензий по этому поводу к нашему сайту не было.

Третья категория материалов – комментарии обозревателей или авторов, чей взгляд на события носит не только экспертный, но и личный характер. Именно своей субъективностью такие комментарии и интересны читателю. Очень часто комментарии одного и того же события двумя разными по взглядам обозревателями могут быть диаметрально противоположны. Особенно часто так бывает у нас, в политизированном и чересчур поляризованном украинском обществе, во время глубокого общественного и политического кризиса последних лет. Поэтому на нашем сайте такие субъективные тексты публиковались в рубриках «Точка зрения» или «Аналитика и комментарии». Они сопровождались обязательной ремаркой: «Мнение автора может не совпадать с мнением редакции. Ответственность за цитаты, факты и цифры, приведенные в тексте, несет автор». Видя такую ремарку, читатель понимает – он имеет дело с субъективной оценкой, часто полемического характера, а не просто с изложением фактов. Редакция может не разделять точку зрения автора, но считает важным, чтобы с ней познакомился читатель, – это важно для понимания всего спектра мнений, существующих в обществе. Именно это и называется плюрализм взглядов, даже если взгляды кажутся спорными или неприемлемыми. Это – мировая практика, азбука журналистики в демократическом обществе. От редакции или издания можно требовать ответственности за публикацию недостоверных фактов, непроверенной информации. Но комментарий событий или явлений – ответственность его автора, его субъективный взгляд на действительность, который этим и интересен читателю, а не позиция редакции.

Теперь вернемся к обвинениям, которые СБУ предъявило к текстам, размещённым, как пишет следователь, на «подконтрольном» мне сайте. Их много – напомню, что речь идет о 72 текстах – поэтому приведу только несколько примеров.

Страница 11-я обвинительного акта. Я «при неустановленных в ходе досудебного следствия обстоятельствах» разместил 30.03.2014 на интернет-ресурсе «РИА Новости – Украина» «статью антиукраинского содержания, которая содержала призывы к смене границ территории и государственной границы Украины в нарушение порядка, установленного Конституцией Украины, насильственным изменениям и свержению конституционного строя». Речь идет об информационном сообщении «Крым перешел на московское время».

Это классическая новость о том, что Крым после референдума в марте 2014-го по решению местных властей перешел на московское время, перевел стрелки на два часа вперед и график движения всех видов транспорта на территории полуострова также переведен на московское время. Кроме этого в тексте описываются обстоятельства перехода на новое время и предыстория событий, которые к этому привели. Только информация и фактаж. Но для СБУ и прокуратуры эта публикация – проявление «антиукраинской деятельности». По такой логике любой информационный репортаж и любая новость из Барселоны с митинга каталонцев, требующих отделения, – это призыв к свержению конституционного строя в Испании! Абсурд? Конечно! Ложь? Естественно! Но в моем обвинительном акте такая абсурдная ложь становится реальностью!

Но в нашем тексте про Крым даже этого нет – с точки зрения грамматики русского языка в тексте «Крым перешел на московское время» – ни одного призыва! Кстати, фраза «с точки зрения грамматики русского языка, в тексте призывов нет» придумана не мной – это цитата из заключения СБУшной экспертизы сообщения.

Еще один пример – страницы 14-я и 15-я. Прокуратура и СБУ утверждают, что, «продолжая реализовывать преступный замысел» и «при неустановленных досудебным следствием обстоятельствах», я разместил на нашем сайте статью «История украинских референдумов». Её автор якобы «оправдывает проведение местного референдума в АР Крым и их отделения от Украины» (сохранено оригинальное написание, при котором выражение «АР Крым» почему-то употребляется во множественном числе…) Такая публикация «является проявлением подрывной деятельности… против Украины».

Речь идет о статье политолога и эксперта в области права Юрия Городненко. Она была опубликована на «РИА Новости – Украина» 15 марта 2014 года в рубрике «Точка зрения» с ремаркой «Мнение автора может не совпадать с мнением редакции. Ответственность за цитаты, факты и цифры, приведенные в тексте, несет автор».

В этой статье автор исследует историю проведения местных референдумов на Украине и высказывает свою точку зрения по поводу референдума в Крыму. Читатель, как и редакция, может соглашаться или не соглашаться с мнением автора, но знать о существовании такого мнения читатель имеет право – редакция такое право читателю дает. При этом четко указывая в рамках мировой журналистской практики, что эта статья – личное мнение ее автора, а не редакции. Но для СБУ и прокуратуры такое соблюдение права на свободу слова, мнения и оценок – «проявление подрывной деятельности». Абсурд? Без всякого сомнения! И такого в обвинительном акте – претензий к статьям из рубрики «Точка зрения» с пометкой «Мнение редакции может не совпадать с мнением автора» – воз и маленькая тележка!

И еще один, последний в моём тексте, пример абсурдности обвинений против меня.

Мне инкриминировали (и это есть в обвинительном акте), что я якобы поддерживал сепаратистов, и в доказательство этого приводились статьи, в которых просто описывалось, как живут люди в Донбассе. У нас были новости, где были заявления официальных лиц, в том числе ДНР или ЛНР, но это – нейтральные новости. У нас не было даже никаких развернутых интервью с кем-то из них.

Нашей задачей было показать, каково простым людям находиться в зоне боевых действий. Что они переживают, каким видят будущее своё и своих детей. Об этом рассказывали материалы, размещённые на сайте в 2015–2016 годах, когда в Донбассе было горячо. Вот заголовки только некоторых из них: «Жители Луганщины: «Мы просим военных: уйдите…», «Донбасс в блокаде – ни нашим, ни вашим», «Ни проехать, ни пройти. Транспортная блокада Донбасса и маршруты под обстрелами». Они о том, каково приходилось простым жителям Луганской и Донецкой областей в 2015–2016 годах, честный, прямой и правдивый рассказ об их трудностях, бедах и реалиях жизни. Были и репортажи, и просто информационные сообщения. Новости и бытовые репортажи – именно их мне и вменили как «подрывную деятельность» и «поддержку террористических организаций» на Юго-Востоке Украины.

Кроме этой темы мы писали и об экономической и социальной ситуации в стране. Что пишет прокуратура по этому поводу? Страница 20: «…Перечисленные выше статьи по своему содержанию, независимо от того, правдивую или неправдивую информацию они содержат каждый отдельно (!!!), являются составляющими системы взглядов…» и «статьями антиукраинской направленности». После такого обвинения в акте я, как говорят сегодня подростки, просто «завис». На странице 5 прокурорского акта меня обвиняют в пренебрежении и невыполнении обязанности «подавать для публикации объективную и достоверную информацию» (то есть писать правду), а на 21-й уже пишут, что не важно, правдивую или неправдивую информацию содержат статьи на нашем сайте. Важно, что они просто «антиукраинской направленности». И это всего лишь потому, что в этих и других наших текстах есть утверждения, что «украинская власть во главе с П. Порошенко коррумпирована, олигархична, жестока, безразлична к своему народу, цинична…» (стр. 20). И это тоже «статьи антиукраинского направления», «проявления подрывной деятельности». Абсурд? Да, но очень опасный.

Формулировка, нелепая по своей сути, – «независимо от того, правдивую или неправдивую информацию они содержат» – полностью развязывала руки СБУ и прокуратуре. Принимая её как норму, можно было предъявить претензии кому угодно в прямом смысле слова. В десятках журналистских материалов в украинских СМИ так или иначе говорилось о том, что «украинская власть во главе с Порошенко П. коррумпирована, олигархична, жестока, безразлична к своему народу…» Но на странице 20 обвинительного акта по моему делу это преподнесено как основание для привлечения к уголовной ответственности! И если можно посадить одного журналиста – меня – с таким набором абсурдных обвинений, то почему остальные мои коллеги должны чувствовать себя в безопасности?! Был бы прецедент создан. Да и не только к журналистам это относится – за такие слова половину населения нынешней Украины можно было посадить, включая президента Зеленского – он тоже не раз так говорил про «украинскую власть во главе с Порошенко П.», которая была «коррумпирована, олигархична, жестока, безразлична к своему народу…» во время предвыборной кампании. Посмотрим, что изменится при Зеленском, но раньше он не стеснялся в выражениях в адрес Порошенко. И стал президентом, а я за это же оказался в тюрьме…

А за то, что в одном из опубликованных на нашем сайте материалов содержится критика получения томоса об автокефалии так называемой Православной Украинской Церковью, то сегодня за это можно привлечь и самого… главу раскольнической Украинской церкви Киевского патриархата владыку Филарета, который сначала в ПЦУ вошел, а потом томос раскритиковал и со скандалом из новой автокефальной вышел! Чудны дела твои, Господи!