Текст книги "«Жил напротив тюрьмы…». 470 дней в застенках Киева"

– На каком уровне делались эти предложения?

– На достаточно высоком, я мягко скажу. И – важное замечание – все эти уговоры исходили только от украинской стороны. То есть никогда никто из представителей Российской Федерации не предлагал и не уговаривал меня на обмен. Более того, в Верховном суде в марте этого года, когда состоялась моя встреча с Татьяной Москальковой, журналисты могли задать вопросы. И ее спросили, естественно, язвительные украинские журналисты: «А вы не спекулируете ли обменом Вышинского?» Она была страшно удивлена, а я потом сказал: «Друзья мои, вы вообще ничего не путаете? История с обменом – это политическая акция украинской стороны».

Поэтому, когда появились слухи о том, что кто-то из российских ответственных лиц приехал меня уговаривать на обмен, как бы сказали у нас во дворе, я ржал как подорванный. Все было, но с точностью до наоборот.

* * *

Так на современной Украине решается вопрос о соотношении права и политики. В моей истории политическая составляющая оказалась довлеющей над правовой стороной просто до неприличия откровенно.

Я с первого дня моего ареста отказывался от того, что называли «обменом». Я и сейчас, что бы ни говорили, не считаю себя обменянным – ни один суд не доказал моей вины, меня никто не освобождал по процедуре амнистии или помилования. Меня освободил украинский суд, потому что это позволял сделать закон. И то, что я оказался в числе тех, кто прилетел в Россию по обмену, – моя добрая воля, а не результат давления на меня украинских политиков.

Глава 5

15 месяцев я провёл в тюрьме. Узнал много нового о людях и жизни, получил много уроков. Я и раньше слышал, что «Россия своих не бросает», знал о журналистской солидарности, сам участвовал в акциях поддержки коллег, но теперь убедился сам, как важно знать и ощущать, что ты не один в этом мире. Что пока ты находишься в замкнутом пространстве камеры, и каждый твой день проходит одинаково, по внутреннему распорядку тюрьмы, там, за её стенами идёт борьба за тебя. В ней участвуют и те, кто знаком с тобой, и те, кого ты знал как людей «из ленты новостей». В моем случае это были даже политики мирового уровня – В.В. Путин.

Твоя история для них не информационный повод – сегодня пошумели, завтра позабыли, а дело принципа. И это дело надо обязательно довести до конца, чтобы люди поняли – есть кому защитить справедливость, беспредел не всесилен. Нет слов, чтобы выразить мою благодарность всем, чью поддержку я чувствовал во время заключения.

Я уже говорил, что информационное сражение вспыхнуло в первые же часы моего ареста. Украинская сторона попыталась с ходу захватить инициативу, определив мою роль – «пропагандист» и мою дальнейшую судьбу – «обмен». Об этом говорили как о чём-то очевидном, не вызывающем сомнений. Дескать, всем понятно, что Вышинский занимался пропагандой враждебных для Украины идей и впереди у него только обмен на «украинского политзаключённого».

Но информационная атака сразу же наткнулась на чёткую позицию российской стороны: не пропагандист, а журналист, человек, выполнявший свои профессиональные обязанности. И не об обмене должна идти речь, а только об освобождении. На противостоянии этих понятий и развивались дальнейшие события. Причём украинская сторона, взорвав информационную «бомбу» с арестом «пропагандиста», затем пыталась перевести переговоры в кулуарный режим. Россия же все 15 месяцев твёрдо стояла на своём. Мировой общественности не давали забыть о моей судьбе, не позволяли решить вопрос «по-тихому». Силы, что защищали меня, выступали единым фронтом. Но всё же я бы выделил три основных линии моей поддержки.

Первая – со стороны российских коллег по журналистскому цеху. Не прошло и суток после моего задержания, как адвокат передал мне, что МИА «Россия сегодня» запустило хэштег #ЖурналистикаНеПредательство. В тот же день, 16 мая, главный редактор информагентства Маргарита Симоньян выступила в эфире телеканала «Россия-1». Она предельно ясно выразила позицию коллектива МИА по моей ситуации: «Мы будем биться за него до конца, чего бы это нам ни стоило». Маргарита саркастически заметила, что «в ответ на захват Вышинского российские спецслужбы могли бы легко задержать парочку, а то и больше украинских журналистов, их в Москве много. Но Россия остаётся на принципах уважения к правам человека. Украина же выбрала другой путь и думает, что «це Европа».

На следующий день, 17 мая, Херсонский городской суд продлил мой арест на два месяца. 18 мая под проливным дождём у здания украинского посольства в Леонтьевском переулке в Москве собрались сотни людей. Мокрой тряпкой висел над ними жёлто-голубой флаг, сквозь раскаты грома звучали требования немедленно освободить Вышинского безо всяких условий. Снова горячо и гневно говорила Маргарита Симоньян: «Нельзя, чтобы эта история просто промелькнула в новостях. Мы должны требовать от Украины прекратить давление на журналистов, а от российских властей – жесткой реакции на происходящее там. Ситуация с Вышинским угрожает всей журналистике».

Гендиректор МИА «Россия сегодня» Дмитрий Киселёв назвал то, что творится на Украине, «средневековой инквизицией»: «Тогда сжигали на кострах, теперь собираются посадить человека в тюрьму на 15 лет по абсолютно абсурдному обвинению в том, чего он не совершал и даже не мог совершить».

В майскую грозу к посольству пришли журналисты разных редакций – от ведущих российских телеканалов до районных газет. Они держали в руках мои портреты с надписью «#це Европа». Звучали обращения к международным организациям: как можно рассуждать о свободе слова и не замечать правового беспредела на Украине?

Голос российских коллег услышали. Второй линией моей защиты стали выступления со стороны мирового сообщества. Уже 16 мая Международная федерация журналистов призвала украинские власти освободить меня. К этому присоединился Комитет по защите журналистов со штаб-квартирой в Нью-Йорке.

Представитель ОБСЕ по вопросам свободы СМИ Арлем Дезир осудил атаку украинских силовиков на «РИА Новости – Украина» в Киеве.

Он назвал обыски СБУ офисов российских СМИ недопустимыми и заявил, что будет внимательно следить за развитием событий. В октябре 2019-го я искренне поблагодарил Дезира за такую поддержку на конференции ОБСЕ по вопросам свободы слова в Москве.

Ну и третьей линией моей поддержки стала реакция на ситуацию российских политиков и государственных деятелей. Это и стало главным в моём освобождении через 15 месяцев. Отношение России к происходящему было однозначно определено в первые же дни и потом нисколько не менялось. С украинской стороны была попытка провокации, верные Порошенко журналисты спрашивали, почему Москва не хочет обменять Вышинского. Подоплёка вопроса – почему вы его бросили в беде, не хотите выручать? Пресс-секретарь президента РФ Песков и министр иностранных дел Лавров ответили прямо, без дипломатических тонкостей – потому что, когда так грубо нарушаются все международные нормы, ни о каких обменах и соглашениях речи быть не может, только незамедлительное освобождение безо всяких условий.

1 июня собрался – для вида – Херсонский апелляционный суд. Жалобу моих адвокатов на незаконный арест удовлетворять не собирались и не стали. Зато я смог обратиться к коллегам-журналистам. Раскрыл по максимуму планы киевской власти на мой счёт, назвал вещи своими именами. Сказал, что никакого судебного процесса нет, есть политический заказ, форма давления на меня, по сути, моральная пытка. Причём за две недели после задержания в Киеве давление на меня лично ослабло. Поддержка России и международного сообщества свою роль сыграла. Но моим близким продолжают угрожать.

МИД РФ откликнулось моментально. Его представитель Артём Кожин вновь напомнил, что Россия своих не бросает, ситуацию считают возмутительной и ждут адекватной реакции от профильных международных организаций.

Наступило 7 июня – дата проведения ежегодной «Прямой линии» президента России Владимира Владимировича Путина. В этот день позиция Москвы по поводу моей судьбы получила подтверждение на самом высоком уровне. Путина спросили о «возможности обмена журналиста Вышинского на режиссёра Сенцова». При этом ведущий оговорился, что так указано в записке, а вообще-то слово «режиссёр» к Сенцову применимо весьма условно. Президент ответил, что считает саму постановку вопроса неправильной – такой обмен был бы заведомо неравноценным: «Нашего журналиста… Вышинского арестовали на Украине за его прямую профессиональную деятельность. Что же касается другого фигуранта, господина Сенцова, он задержан в Крыму, кстати говоря, не за журналистскую деятельность, а за подготовку террористического акта, за подготовку взрыва, в результате которого могли пострадать конкретные люди. Это совершенно разные вещи, разные и несопоставимые».

Путин не стал прятаться за протокольные условности, с присущей ему откровенностью назвал «политику сегодняшних украинских правителей абсолютно недопустимой». Сказал, что на Украине должен восторжествовать не политический расчёт, а элементарный здравый смысл. По велению этого здравого смысла российского журналиста должны освободить.

Теперь даже у самых преданных порошенковских фигурантов от политики не осталось иллюзий насчёт возможности торговаться с Россией, плести вокруг моей фигуры интриги.

Расчёт украинской стороны на то, что волна акций в мою поддержку окажется чьим-то пиар-ходом (как это было для Порошенко и его свиты), что страсти со временем улягутся, опадут, как морская пена, не оправдались ни в чём. Шквал выступлений с требованием немедленного освобождения журналиста Вышинского не утихал, а, наоборот, усиливался. Ни одно решение суда по поводу продления моего ареста – других решений не было, ни одна дата моего пребывания в неволе не оставались в тишине, происходящее получало всё более жёсткие оценки. По сути, киевским властям не давали опомниться, перевести дух и выработать новую тактику и стратегию по поводу меня. К ним не просто обращались, не просто стыдили, клеймили позором – их разоблачали, выставляли на всеобщее обозрение грязную изнанку ситуации, и, что самое главное, указывали на их беспомощность и растерянность. В глазах мировой общественности «авторы» политического заказа моего ареста всё больше превращались из преступников и беспредельщиков в жалких паяцев. К чувству возмущения присоединилась насмешка.

Я говорил, что позиция России и моих коллег оставалась неизменной до самого моего освобождения. Но тональность выступлений менялась, и заметно. Политологи, эксперты стали всё чаще открыто называть меня захваченным СБУ заложником, жертвой политических репрессий. Чем дальше, тем больше высвечивалась не просто несправедливость, но и явная нелепость, бессмысленность выдвигаемых против меня обвинений.

На 100 дней моего заточения, в августе 2018-го Маргарита Симоньян выступила на митинге даже не с протестами, а с вопросами к Украине и Европе. Причём прозвучало это в формате общения с неадекватными собеседниками: «К Украине. Вы правда думаете, что чем больше журналистов в ваших тюрьмах, тем ближе светлое европейское будущее? К Европе. Вы не в курсе, вы забыли, вы не заметили, вам запретили замечать или вы теперь тоже считаете, что шить госизмену за журналистский труд – это в порядке вещей? А к США и вовсе вопросов нет, – подчеркнула Маргарита, – там уже некому их задавать».

Дмитрий Киселёв прямо заявлял, что у моего дела нет судебных перспектив, потому его и затягивают: «То, что Кирилл в тюрьме лишь за то, что профессионально исполнял свой долг, – это показатель слабости режима… Это позор, средневековье, инквизиция».

7 сентября срок ареста вновь продляют до начала ноября – прокурор и судьи выглядят как двоечники, вызубрившие несколько фраз из учебника и бездумно их повторяющие на каждом уроке, не вдаваясь в смысл. Заседания судов проходят под копирку. Зато я пользуюсь ими для контакта со СМИ. На этот раз ко мне подошли коллеги с сайта «Страна.ua». Они обнародовали мои высказывания о том, как на кампании вокруг моего ареста украинские правители безуспешно пытаются «заработать очки». Близятся выборы, а предъявить избирателю нечего, кроме войны в Донбассе, инфляции, заоблачных цен на ЖКХ, массовой миграции «заробитчан» в Россию и в Евросоюз. Отсюда карикатурные парады, суета вокруг автокефалии, потуги вернуть домой осуждённых в России уголовников.

На заседании ОБСЕ в Варшаве Пётр Лидов, директор по коммуникациям МИА «Россия сегодня», называет происходящее на Украине «полностью выходящим за рамки разумного».

Наконец, 25 сентября заместитель главы СБУ Виктор Кононенко заявляет, что расследование моего дела завершено, и материалы готовятся для передачи в суд. До истечения срока очередного ареста – чуть больше месяца. В октябре – очередная дата, 150 дней моего ареста. Коллеги называют их днями позора – даже не для Порошенко и тех, кто его «крышует» на Западе, а для будущего Украины. Моя тюремная эпопея теперь осмысляется в исторической перспективе.

Наступает долгожданный ноябрь. Срок действия решения суда об аресте завершается. Все мои друзья ждут, что будет дальше. Ничего. Судья сонно слушает мои слова об абсурдности и лживости обвинений, вяло кивает головой. Затем отводит глаза в сторону и зачитывает решение – набрасывают мне ещё 60 суток ареста до конца 2018 года.

Украинское посольство в Москве снова в осаде митингующих. Теперь они уже не только требуют моего освобождения, а напрямую обвиняют киевскую власть. Надписи на плакатах бьют по глазам – «Дело Кирилла Вышинского шито белыми нитками!», «Кирилл – узник совести!» Все понимают, что стесняться больше нечего, надежд на то, что в головах украинских политиков хотя бы ночевал здравый смысл, не осталось. Поэтому говорят уже не о преследовании за профессиональную деятельность, а о захвате заложника с целью обменять его на террориста. Очевидно, что следствие зашло в глухой тупик, да на его результаты украинские правители и не рассчитывали. Им не удалось сразу сломать меня и заставить выполнять свои условия – теперь явно не знают, что со мной делать.

Озабоченность моим содержанием в тюрьме выражают генсек ОБСЕ, МИДы нескольких европейских государств. Освободить Вышинского требует МИД России, европейские и всемирные журналистские организации. Суд в Херсоне напоминает кучку людей, спрятавшихся от обстрела и бомбёжки в бронированном бункере. Лишь изредка они подают оттуда голоса: «Продлить срок содержания под стражей… до 27 января 2019 года… до 16 февраля… до 8 апреля…»

Всем понятно, что от этих судей так же, как и от виртуального управления СБУ по Крыму и Севастополю, не зависит ничего от слова совсем. Решения могут приниматься только в Киеве, но и там, похоже, полная растерянность.

Настал мой 52-й день рождения. 19 февраля 2019 года. Я встретил его в камере Херсонского СИЗО, где провёл уже больше 270 дней, девять месяцев. Родные, близкие, друзья, коллеги поздравляли меня, подбадривали, желали улучшения в судьбе, говорили, что верят в скорую встречу за пределами тюрьмы, на свободе. Я был рад каждому доброму слову и, как все люди в такой день, надеялся, что всё изменится к лучшему, начнётся новый этап в жизни. В этот день Сергей Владимирович Лавров, министр иностранных дел Российской Федерации, поздравил меня с днём рождения. Пожелал сил, здоровья, крепости духа. Сказал, что Россия не прекратит бороться за меня, за моё освобождение: «Мы продолжим держать этот вопрос на контроле, сами будем предпринимать все необходимые меры, будем активно поддерживать усилия ОБСЕ. Будем добиваться, чтобы очередное полное вопиющее неуважение к профессии журналиста было устранено».

Это было больше, чем простое выражение поддержки. Это была протянутая рука, подставленное плечо, личная заинтересованность великой державы в моей судьбе. Могу только гадать, какое впечатление произвело личное обращение ко мне Лаврова на тех, кто заказал и организовал мой арест. Думаю, эффект был сравним с нокаутирующим ударом в боксе. Сколько бы времени ни провёл я в заключении, моя связь с Россией не ослабевает, а крепчает. И не с абстрактным государственным образованием, а с живыми конкретными людьми.

Сказать, что мой авторитет в камере взлетел «выше крыши», значит ничего не сказать. В тюрьме связи ценятся особенно высоко. Мои же «связи и знакомства» сразу все перекрыли.

Я на одном дыхании написал письмо российскому президенту. Это был не журналистский материал, а выражение состояния души. Передал письмо через адвоката. «РИА Новости» его опубликовало. Вот что я там написал:

«Я – журналист. В профессии уже больше 25 лет – работал в газете, на радио, телевидении, в интернет-СМИ. Родился и вырос на Украине, сотрудничал с большинством общенациональных каналов в разное время. Затем я был семь лет собственным корреспондентом ВГТРК на Украине.

В силу моей профессии Владимир Путин для меня был человеком «из ленты новостей», главным мировым ньюсмейкером. Его пресс-конференции собирают сотни журналистов крупнейших мировых СМИ, за его словами и действиями следят в столицах самых мощных государств планеты. И не только там – миллионы людей в мире знают, как много зависит от решений и оценок Владимира Путина.

За Путиным всегда было интересно следить не только как за политиком и сильным лидером, но и наблюдать его человеческие качества и реакции.

Для политика мирового масштаба он может быть удивительно открытым и непосредственным. И в проявлении любви – чего стоила сцена с его умиленным поцелуем в живот российского карапуза (это событие произошло на территории Кремля, когда возвращавшийся с торжественной встречи президент подошел к группе туристов с детьми. – Прим. авт.), и в неожиданно прорвавшейся фразе «будем карать там, где застанем», превратившейся затем в народе в знаменитое «мочить террористов в сортире» (на самом деле Путин действительно произнес эту фразу во время пресс-конференции. – Прим. авт.). Такой человек умеет не только любить…

Еще он умеет быть очень ироничным и остроумным – цитаты «из Путина» уже давно на слуху. Мне запомнилось, как он прокомментировал очередную утку про российское влияние на Трампа – мол, его еще в допрезидентские времена завербовали «московские проститутки»: «Да, у нас, как и во многих странах мира, еще встречаются женщины с пониженной социальной ответственностью…. Все остальное – полная чушь».

Пошутил, как отрезал.

При этом волевые качества Путина, его трезвый расчет и спокойствие в момент принятия важнейших, а для сотен тысяч и миллионов людей просто судьбоносных решений не перестают удивлять.

Крым, Сирия, мировой экономический кризис и реформы в стране – все это решительные действия человека, отвечающего на самые серьезные вызовы времени. Мне кажется, что в эти моменты Путин понимает – он не просто глава ядерной державы и самой большой по площади страны в мире. За ним – целая цивилизация с многовековой историей, многонациональное государство с собственными национальными интересами, которые по вкусу далеко не всем. За Путиным – тот самый «русский мир», к которому тянутся и на который с надеждой смотрят одни и которого боятся и недолюбливают другие. С такой ответственностью на плечах принимать не самые простые решения – на мой взгляд, это требует от лидера особого мужества. Именно поэтому за Путиным интересно наблюдать вдвойне. Что я и делал, пока работал журналистом.

С мая прошлого года я не работаю, поскольку сижу в украинской тюрьме, в СИЗО г. Херсона, за свою журналистскую деятельность. Обвинения абсурдны – якобы я, четыре года редактируя сайт «РИА Новости – Украина», который входил в тридцать самых читаемых новостных ресурсов страны, все это время занимался государственной изменой. Доказательства, которые приводит Служба безопасности Украины, опровергают эксперты самой Службы, но больше девяти месяцев я по-прежнему в тюрьме… У моего «дела» очевидная политическая подоплека – в канун президентских выборов украинской власти нужен был очередной повод для антироссийской истерии и способ «закрутить гайки» в СМИ.

Владимир Путин был в числе тех, кто назвал мой арест преследованием за выполнение профессионального долга буквально в первые дни после задержания. Он говорил об этом во время встречи со своей коллегой Ангелой Меркель, заявил об этом во время «Прямой линии» с россиянами летом 2018-го.

Для журналиста, который сидит в тюрьме по сфабрикованному обвинению, такая поддержка, личная поддержка, дорогого стоит. С этого времени Путин для меня не просто один из мировых лидеров, человек «из ленты новостей» – он тот, кому я хотел бы лично сказать «спасибо» за поддержку. Сказать, когда выйду из тюрьмы».

Теперь я точно знал, что из тюрьмы выйду. И мои друзья смотрели на политические события через призму моего будущего освобождения.

21 апреля Владимир Зеленский победил на президентских выборах на Украине. Уже через три дня, когда победитель ещё не успел вступить в свою президентскую должность, он получил открытое письмо российских журналистов. Это обращение появилось в интернете и в первый же день, 24 апреля, собрало более 250 подписей моих коллег. Подписывались целыми редакциями.

Обращаясь к Зеленскому, журналисты писали: «15 мая исполнится год, как наш коллега, журналист Кирилл Вышинский находится под арестом на Украине. Все это время его безосновательно обвиняют в госизмене только за то, что он честно делал свою работу, выполняя свой журналистский долг. Вы говорите, что СМИ должны быть максимально свободными. А то, что происходит с Кириллом, – нарушение базовых норм свободы слова, прав журналиста и человека. Призываем Вас обратить внимание на ситуацию с Кириллом и сделать все, что в Ваших силах, для того, чтобы он оказался на свободе как можно скорее».

Зеленскому дали понять, что если он не захочет исправлять то, что натворил его предшественник, то рискует разделить его судьбу в глазах международного сообщества. Тем более что Порошенко затеял кампанию по аресту и обмену Вышинского с целью поднять свой рейтинг, а в итоге окончательно его потерял, опозорился. Поэтому в победе Зеленского, точнее, в поражении Порошенко, как я считаю, есть и мой вклад. Те, кто держал меня в тюрьме, фактически расписались в своём бессилии. Те же, кто боролся за моё освобождение, обрели новый импульс к активным действиям. События 15 мая 2019 года – годовщины моего заключения – очень наглядно это показали.

Прошедший год не остудил горячих сердец, борьба не утомила моих друзей и коллег. Всё получилось с точностью до наоборот. Теперь перед украинским посольством собралось гораздо больше людей, чем в мае 2018-го. И держались они куда увереннее, ощущая за собой силу правды. Хором скандировали: «Волю Вышинскому!», высоко поднимали плакаты: «Кирилл Вышинский – узник совести!», «Зеленский, освободи Кирилла!», «365 дней в тюрьме ни за что!»

«Неслыханным делом, позорной страницей в истории современной Украины» назвал моё годичное пребывание в тюрьме «по чудовищному обвинению» член комитета Госдумы по информационной политике Евгений Ревенко. С Женей мы когда-то вместе работали в корпункте ВГТРК на Украине, были коллегами. Все выступавшие сходились в одном: моё немедленное освобождение стало бы самым правильным шагом новой украинской власти, событием, способным создать чувство оттепели в российско-украинских отношениях, где все бы оказались в выигрыше.

От имени российской власти предельно точно высказалась накануне митинга официальный представитель МИД РФ Мария Захарова: «Мы не позволим этой теме выйти из поля зрения мировой общественности, будем и дальше работать с профильными международными структурами, прежде всего с представителями ОБСЕ по свободе СМИ, и активно напоминать украинским властям об их обязательствах в рамках ОБСЕ».

Моральное давление на украинскую власть было столь сильным, что стены, за которыми меня держали, казалось, должны были рухнуть. Неслучайно, когда я вышел на свободу в августе 2019-го, украинский «эксперт по СМИ» Наталия Лигачёва с горечью констатировала, что «Украина пошла на уступки России и полностью выполнила условия Кремля». Заодно и посетовала, что «многие международные журналистские организации неадекватно оценивают ситуацию в Украине, не видят, что российская пропаганда завоевывает мир и в том числе западные международные организации, которые вскоре тоже рискуют оказаться жертвами России».

Возможно, расстрою украинских «экспертов», но практические все представители международных журналистских и других организаций, с которыми я встречался уже после освобождения, оказались абсолютно адекватными людьми.

И Арлем Дезир, представитель ОБСЕ по свободе СМИ, и Дуня Миятович, комиссар Совета Европы по правам человека, да и многие другие журналисты и общественные деятели, с которыми я встречался в Европе, – никто из них не увидел во мне «российского пропагандиста». Да и на потенциальных «жертв России» эти люди походили мало – скорее, они просто искренне были рады освобождению журналиста, моему освобождению…

Я бесконечно благодарен всем, кто год с лишним боролся за мое освобождение. Теперь я точно знаю, что солидарность – это не просто слово, это реальные действия.