Текст книги "Желтая зона"

10

Я показал Хельму, как пользоваться сканером, а сам пошел к главному пульту посмотреть на приборы.

– Голубой счетчик! – воскликнул он. – Цифры резко пошли вверх!

Я заверил его, что этого следовало ожидать – счетчик показывал смещение энтропии между кораблем и внешней средой. Другие показатели тоже были в норме, но вдруг я натолкнулся на нечто необычное: темпоральный градиент. Он был слишком высоким.

– Разрыв во времени превышает тысячу лет, – произнес я.

– Как это может быть? – резко спросил Хельм. – Вы хотите сказать…

– Вот именно, – подтвердил я его догадку. – Мы застряли как раз на том уровне, где недавно погиб Шарлемань, на Линии Ноль-ноль.

– Спасатели нас здесь никогда не найдут, – сказал Хельм. Он выглянул в открытый люк, всматриваясь в клубящийся туман. – Но ИМ нас здесь тоже не найти, – добавил он уже более весело.

Я тоже смотрел на возникающие из дымки неясные очертания. В один из разрывов я заметил нечто, совсем не похожее на окружающий ландшафт: искусно украшенную карету, которой, казалось, не хватало только четверки черных красавцев-коней, чтобы превратить ее в экипаж, достойный королевы. Одна из дверец была приоткрыта, и через нее была видна пурпурная атласная обивка.

– Держись, – сказал я Хельму. – Я постараюсь подобраться поближе.

Я сел в кресло пилота и включил двигатель. У нашего корабля была воздушная тяга, и, несмотря на липкую грязь, покрывавшую все пространство вокруг, он мог довольно легко двигаться. Я несколько раз сдавал назад и вперед, пока не подвел машину вплотную к карете так, чтобы встать против открытой дверцы.

– Еще немного, сэр, – подсказал Хельм. – Еще дюйм. Все! Отлично.

Взглянув вверх, я увидел розовый ореол там, где наш люк касался кареты.

Мы заглянули внутрь роскошного, хотя и такого примитивного, сооружения. На сиденье лежал туго оплетенный белый сверток. Из него раздался жалобный плач.

– Дьявол! – воскликнул в изумлении Хельм. – Это же младенец!

Физический контакт с кораблем образовывал энтропический щит, который не пропускал ничего извне. Я шагнул внутрь кареты. Розовое облако задрожало, но не исчезло. Это темпоральная энергия утекала через несовершенное темпоральное уплотнение. Я взял в руки маленький мягкий комочек, закутанный в одеяло, – на меня смотрел детеныш йлокков, с короткой мордочкой, беззубый и большеглазый. Серо-желтая шкурка на его лбу была мягкой и нежной, и одна маленькая пухлая ручонка бесцельно хватала воздух. Что мне оставалось делать? Я шагнул назад, и Хельм, стоявший сразу за мной, невольно попятился.

– Сэр! – воскликнул он. – Эта старая колымага – она похожа на государственную карету – она не то, чем кажется на первый взгляд!

Я уже и сам заметил полускрытую складную консоль в спинке сидения. Протянув руку, Хельм откинул сиденье – и перед нами появилось множество приборов и клавиш управления. Без сомнения, это был пульт управления корабля.

– Крысы! – выдохнул в изумлении Хельм, увидев сверток у меня в руках. – Но почему, скажите на милость, они оставили здесь ребенка? – Он осторожно потрогал пальцем расшитый гербами угол белого одеяла. – Это, видимо, ребенок высокопоставленного лица, – сказал он почти торжественно.

Верноподданный короля Швеции, Хельм с большим почтением относился к титулованным особам, даже если это были дети. Меня же тронул этот детеныш, и я испытал нечто схожее с тем чувством, из-за которого собака берет в приемыши котенка, а кошка начинает кормить крысят. Как бы то ни было, мы оба понимали, что надо что-то предпринять.

– Если мы его здесь оставим, он просто умрет, – печально сказал Хельм.

– Это уж точно, – подтвердил я. – Но ведь мы не можем заботиться еще и о детях. У нас нет ничего – ни специальной еды, ни белья, всяких там пеленок, а самое главное – нет умения.

– Тогда мы должны отвезти его домой! – вырвалось у него.

Я протянул младенца лейтенанту.

– Блестящая идея, – сказал я. – И где же его дом, и как мы туда попадем?

Он взглянул на маленький пульт управления.

– Полковник, – начал он уверенно, но затем продолжал уже более сдержанно, – разве мы, разве вы, сэр, не можете покрутить тут что-нибудь и отправить эту штуковину обратно, откуда она прилетела? Ведь должен же быть какой-то способ…

– Ну, давай поищем, – предложил я. Он начал выдвигать ящики и вынимать их содержимое, чтобы заглянуть на дно. Над простой панелью, на которой не было достаточно приборов для навигации в Сети, я увидел маленький экран, который показался мне чем-то знакомым. Рядом я заметил ручной триггерный переключатель с неизвестными мне обозначениями. Я нажал его, и экран загорелся красным, потом розовым, а потом появилась тонкая паутинка сетки

– как раз то, что нам было нужно. Это понял и Хельм – он заговорил так радостно, словно только что сбылось его самое заветное желание.

– Это же самая настоящая карта! – сказал он, счастливо улыбаясь.

Я не так уж обрадовался: я понимал, что это всего лишь карта Желтой Зоны, а остальная Сеть показана была нечетко.

– Не торопись, – предупредил я его. – Мы даже не знаем масштаба. Но вот это большое сплетение справа от центра, наверное, база йлокков.

Я внимательно рассматривал тонкие пересекающиеся линии, пытаясь сопоставить их узор с известными мне картами Сети Империи и с положением черной точки в Зоне на большой карте Манфреда. У левого нижнего угла экрана линии спутывались в узелки, некоторые резко обрывались, другие поворачивали обратно. Край экрана не давал возможности их получше разглядеть.

– Это самая подробная карта Распада, какую я когда-либо видел, – сказал я Хельму, указывая на хаотически сплетенные линии. – Видно, эти парни не такие уж профаны в технике Сети. Только из-за одного этого стоило проделать весь путь.

– Но, сэр, а как же этот несчастный принц? – взволнованно спросил Энди.

– Мы просто должны вернуть его домой!

– Специалисты Сети в Стокгольмском центре Ноль-ноль лучше нас смогут справиться с этим делом, – заметил я.

– Сэр! – Хельм не мог успокоиться. – А эта карета? Ведь не могли же мы случайно оказаться как раз на этой линии. Они, должно быть, хотели, чтобы мы ее нашли.

– Они или кто-то другой, – поправил его я. – Вероятно, кто-то, кого заботило, что случится с ребенком.

– Он здесь недолго лежал, – рассуждал вслух Хельм. – Пеленки еще чистые.

– Верно, – кивнул я. – Сдается мне, мы и этот младенец оказались в этой точке почти одновременно. Ты прав: это не может быть просто совпадением.

– Но кто? – недоумевал Хельм. – Кто мог захотеть бросить ребенка – ребенка королевской крови – в таком месте? И зачем понадобилось это делать, но так, чтобы быть уверенным, что бедного малыша спасут?

– Спасут? – переспросил я машинально. – Он же застрял здесь, как и мы.

– Но, сэр, ведь несомненно… – Хельм проговорил, запинаясь, а затем, с видимым усилием взяв себя в руки, выпрямился.

– Вы же знаете, как, сэр: у нас есть машина. И даже старая карета – вы сказали, что это тоже шаттл! – Он, видимо, увлекся этой идеей. – Мы можем полететь на нем. Если необходимо, – добавил он.

– Не знаю, Энди, – честно сказал ему я. – Мы здесь в точке стасиса. У нас здесь субъективное время, ведь по-другому наша нервная система не сможет работать – так уж мы устроены. Но сколько времени прошло? Наш хронометр в шаттле показывает, что прошел год. А что такое год? Воображаемое понятие…

– Сэр! – перебил меня Хельм. – Год – это время одного оборота Земли вокруг Солнца. Это не воображаемое понятие! Мы это не придумали!

– Да нет, придумали, – поправил я его. – Эта наша идея, она всего лишь догадка. Может, она и соответствует природному явлению, а может быть, и нет. Может, это всего лишь фантазия. Этот вопрос еще не решен философами.

– Но, сэр, – каждый знает…

– Столетиями люди знали, что Земля плоская, – напомнил я ему, – и что Солнце вращается вокруг нее.

– Но они ошибались! – поспешил напомнить мне Хельм.

– Ошибались? Да любой последний идиот посмотрит на море, на прерии и увидит, что Земля плоская. Ты только посмотри сам: Солнце проходит по небосводу каждый день, и всходит оно на востоке, как раз тогда, когда должно было бы, если бы ночью прошло под Землей. Так что ты отрицаешь очевидное!

– Я понимаю, что вы хотите сказать, сэр. Но у нас есть приборы, и их показатели объективны. Они показывают, что происходит в действительности.

– А ты поставь автомобиль на подъемник, так чтобы колеса были в воздухе, и погоняй мотор, – предложил я. – По спидометру получится, что ты едешь со скоростью восемьдесят или девяносто миль в час.

– Но в действительности, – поправил он меня, – он просто показывает, что колесо, к которому подсоединен датчик, вращается. И это реальное явление. Спидометр это не придумал.

– И это показывает, насколько интерпретация, основанная на наших предубеждениях, влияет на наше понимание даже самых простейших наблюдаемых событий, Энди.

– Ну, – сказал мой молодой напарник, – это ведь не так уж важно…

– Ты прав. Сейчас нам надо решить, что делать, и сделать это. И решение должен принять я. Я не могу переложить ответственность на младшего офицера.

Он кивнул, соглашаясь.

– Я не хотел сказать, сэр… – он умолк.

Я сказал ему, что все понимаю, и отвел корабль от кареты. Только сейчас я обратил внимание на то, что она была покрыта сверкающим черным лаком и выглядела совершенно новенькой. На высоких колесах со спицами красовались массивные резиновые шины.

– Это подделка, – сказал я Хельму. – Они, вероятно, хотели, чтобы мы подумали, что ищем А-Линию с отсталой техникой передвижения. Но это синтетический лак и резина. Давай взглянем, что же они хотели спрятать.

Я опять подвел корабль поближе, так что отверстия для входа – наши «двери» – были вплотную друг к другу. Розовый ореол отступил вверх. Я снова шагнул внутрь, пригибаясь, чтобы не задеть низкий потолок, обитый узорчатой материей.

– Сэр, – заговорил снова Хельм. – Может, ее сделали еще в девяностые годы, когда два парня из Италии построили первый челнок-шаттл. Может, они хотели замаскировать его…

– Да, конечно, – согласился я. – Все может быть. Но тогда это музейный экспонат, и мы возьмем его с собой. А пока я пойду его проверю.

Я снова вылез из кареты и взобрался на высоко поднятое место кучера. Если лошадей не было, значит, в движение карету должен был приводить какой-то механизм. Я оказался прав. Подозвав Хельма, я показал ему панель управления, скрытую под изогнутым щитком, который на настоящей карете должен был защищать от грязи, летящей из-под копыт лошадей. Проследив, куда идут провода, я нашел компактный, но мощный на вид аккумулятор, проводка от которого шла к левому заднему колесу. Я коснулся одного из рычагов, и экипаж плавно тронулся вперед, проехав несколько дюймов.

– Я тут подумал, сэр, – внес свой вклад Хельм, взбираясь на сиденье рядом со мной и все еще держа на руках спящего младенца, – может, хозяин этой повозки задержался немного, отстал от графика. Скажем, они хотели войти в фазу прежде чем мы найдем детеныша, но ошиблись в координатах, и мы успели заскочить как раз перед ними.

– И это тоже возможно, – согласился я. – Но зачем им надо было оставлять здесь ребенка, потом заманивать нас сюда, а потом бросаться на помощь прежде, чем мы успеем даже среагировать на приманку?

Я не стал ждать его ответа, но сам продолжал размышлять над этой загадкой. Кто-то, парни из службы безопасности йлокков, или еще кто-то, еще не вступивший в игру, сделал все возможное, чтобы подловить нас. И раз уж они пошли на такое, значит, им было это очень нужно.

Я велел Хельму быть наготове, чтобы мы смогли убраться отсюда в любую минуту, и сам снова вернулся в наш корабль.

Знаете, мне ужасно не хотелось бросать этот сверкающий черным лаком экипаж в нуль-времени. Любой музей Империи, не задумываясь, махнул бы на него лучшую коллекцию динозавров Юрского периода. Но я лишь зафиксировал его положение и приказал Хельму сесть в кресло и пристегнуть ремни. Смовия все проспал – и то, как мы осматривали карету, и как нашли ребенка. Я решил его не будить. Бедняга! Он провел на ногах двадцать четыре часа субъективного времени, с тех самых пор, как я привел к нему Свфта, а теперь я снова планировал надуть его.

– Энди, – обратился я к парню, стараясь не особенно пугать его, – я могу кое-что предпринять, но не знаю, что из этого выйдет. Это отчаянная затея, и она еще не использовалась. Мы либо снова начнем двигаться нормально, или нас вышвырнет на другой энтропический уровень. Ты как, за или против?

– Против, сэр? – потрясенно переспросил он. – Мой долг, сэр, выполнять приказы полковника.

Ну и хорошо, – согласился я. Я не хотел, чтобы он испугался. – Так и попробуем. Постарайся расслабиться и немного поспать.

Я прошел к пульту и поочередно выдвинул вперед блоки, отсоединяя предохранительные устройства. В теории все было довольно просто: даже в энтропическом вакууме течет энергия. Не обычные энтропическая и временная энергии проблионового потока, но более таинственные, хотя и менее значительные силы, которые в нормальном континууме мало заметны. Та коварная девятая сила, например, которая приводит в действие законы случайности; или десятая, отвечающая за сохранение момента количества движения, вследствие которой пылинки-кометы, находящиеся на расстоянии одного светового года от Солнца, вдруг поворачиваются по четкой эллиптической траектории и устремляются обратно к Солнцу из той невероятной дали, откуда и само наше светило кажется всего лишь яркой звездочкой. Если перестроить управление, приложив силы так, чтобы сдвинуть корабль с А-Линии, на которой он сейчас находится, и одновременно задействовать энтропическое давление, стремящееся противодействовать нашему А-энтропическому движению, две эти силы придут в прямое противодействие: одна непреодолимая сила столкнется с другой непреодолимой силой, корабль сожмет, как семечко арбуза, и он либо выскочит наружу, – либо взорвется.

По правде сказать, я немного сомневался в правильности своего выбора. В лаборатории Сети мы как-то попытались провести эксперимент, используя только один-единственный нейтрон, и в результате целое крыло здания взорвалось – его просто вышвырнуло в область нереализованного потенциала. Но ничего другого я не смог придумать. Потребовалось не больше минуты на изменение волноводов и соединителей, и все было готово. Оставалось только потянуть на себя рычаг с обозначением «запуск – максимальное усиление», и посмотреть, что получится. Простая серая пластмассовая ручка казалась чуть розовой – энтропический ореол указывал на утечку стремящейся вырваться из узды энергии вселенной. Я рванул рычаг. Весь мир взорвался передо мной.

11

– Так, по крайней мере, я подумал, – объяснял я Энди, склонившемуся надо мной.

– Похоже, я скоро привыкну приходить в себя и видеть, как ты смотришь на меня с беспокойством, – сказал я ему.

Он усмехнулся, кивая.

– Нас словно выкрутило, сэр, – сказал он, словно это могло что-то объяснить. Он окинул взглядом тесный отсек, словно ожидая, что это – хотя что такое «это», он не знал – повторится снова. – Мне показалось, что меня словно выжимают, как белье, сэр, – серьезно объяснял он. – Это продолжалось, наверное, не более секунды, но показалось просто бесконечным. – Он прижал ладонь к солнечному сплетению. – Это было просто ужасно, сэр, но вдруг все кончилось, все стало как прежде, и только вы были без сознания, сэр. Я попытался привести вас в чувство, и вы стали говорить что-то непонятное. Вы сказали, что все взорвалось, но это же не так, полковник!

Он так был взволнован, что даже, против своего обыкновения, не извинялся, выражая несогласие со мной.

– Что там видно снаружи? – полюбопытствовал я, не без труда вставая и делая два шага к обзорной панели. Я сразу же увидел, что грязевой ландшафт исчез. Вместо него нас окружал унылый пейзаж Новой Англии с облетевшими деревьями и покрытой мокрыми листьями землей. По-видимому, дул довольно свежий ветер, так как голые ветви деревьев сгибались, и в воздухе носились сухие травинки и прочий мусор. Косые струи дождя, казалось, преследовали их. В стороне от нас, на расстоянии не более сотни ярдов, стоял небольшой домик, к которому вела хорошо утоптанная тропинка. Это было нечто среднее между землянкой и хижиной, обложенной дерном. Из окошка, застекленного бутылочным стеклом в свинцовом переплете, лился свет. Из кривой трубы, выходящей из раскисшей земли у подножия высокого дерева, поднималась струйка дыма. Это было похоже на какое-то подземное сооружение, но все равно казалось гораздо приятнее, чем все остальное, что нас окружало. Внезапно мы увидели, как из-за дома, если это действительно был дом, на четырех ногах выбежал высокий йлокк, одетый во что-то красное, похожее на облегающий чулок. Он пронесся по тропинке прямо к нашему кораблю и, остановившись всего в паре футов от нас, ткнулся носом в землю, пытаясь что-то вынюхать.

– Полковник, – произнес Хельм, – кажется, он знает, что здесь кто-то есть! Может…

– Давай поговорим с ним, – предложил я, протягивая руку, чтобы включить наружный громкоговоритель. Тут я заколебался – я был не очень уверен в своем знании языка йлокков. Свфт, правда, объяснил мне вкратце их грамматику – довольно, кстати, несложную, и он вместе с некоторыми нашими пленниками провел со мной своего рода «базовый курс», мы даже сделали гимнозапись. Но я пробыл в кодировочной камере совсем недолго, и у меня даже не оставалось времени на обычный сеанс постгипноза. Я спросил Хельма, знает ли он язык йлокков. Оказалось, что и он его не знал.

Тут, хватаясь за стены и потирая голову, из своего отсека вышел Смовия.

– Мне приснился чертовски скверный сон, – пробормотал он. – Будто меня застиг тайфун и вывернул наизнанку. Я это так ясно чувствовал, словно все происходит наяву – даже более того! Верите ли, я был просто рад, когда проснулся и увидел, что кишки не вылезли. Что тут у вас происходит – а это что такое?

Он в изумлении воззрился на младенца, которого Хельм все еще держал на руках. Хельм показал ему спящую мордочку крысенка.

– Мы его нашли, – объяснил он. – Он был – его оставили в карете, застрявшей в грязи. Бедный детеныш!

– Какая карета? – потребовал Смовия. – Какая грязь? – Он выглянул наружу, пытаясь найти ответ на свои вопросы. – Что здесь делает ребенок? Как он сюда попал? И где это «здесь»?

– Я не знаю, – честно признался я. – Детеныш был в корабле, замаскированном под карету, очень похожем на наш. Я не знаю точно, где мы, но где-то в глубине Желтой Зоны. Мы понемногу выбираемся из нее – здесь уже все более «нормально», – и я указал на домик и дорогу.

– Желтая Зона? – переспросил доктор, принимая спеленутого ребенка из рук Хельма. – Что-то я припоминаю. Вы, кажется, говорили, что это запретная область – сюда нельзя входить ни при каких обстоятельствах.

Он, казалось, был более сердит, чем испуган.

В обычном случае, да, конечно. Но следы, которые оставили йлокки, ведут прямо в Зону, поэтому было принято решение сделать исключение.

– А почему вообще появился этот запрет? – спросил доктор.

– Мы потеряли один корабль, потом еще и еще. Два последних экипажа были подготовлены и оснащены специально. После гибели третьего корабля было принято решение избегать Зоны и начать исследовать ее когда-нибудь потом, когда мы создадим новую технику и сможем разобраться, что же там проглатывает наши корабли и экипажи.

– Но если они не смогли вернуться, – не унимался Смовия, – почему вы думаете, что нам это удастся?

– А я так и не думаю, – ответил я. – По крайней мере, я не уверен, что нам повезет. Но я надеюсь, вернее, – жду, что узнаю что-нибудь, что даст нам возможность отсюда выбраться.

– Узнать здесь, в этой брошенной деревне или что это еще такое? – Смовия почти кричал, но тут детеныш проснулся и захныкал, и Смовия переключил все свое внимание на то, чтобы его успокоить.

– По моей теории, – объяснил я ему, – Зона – это просто другой Распад, возникший, как и наш, в результате ошибок при проведении экспериментов в Сети, хотя, возможно, не такой глубокий. Здесь есть по крайней мере один островок относительной нормальности – это тот, откуда пришли наши захватчики. Могут быть и другие. Думаю, мы где-то близко. Я еще не провел полного анализа данных, которые фиксируют наши приборы, поэтому не знаю, прав я или нет.

– Так давайте этим займемся, – настаивал Смовия. – Сразу и начнем, полковник, если вы, конечно, не против. Честно говоря, то, что я не знаю, не суждено ли мне пополнить список исчезнувших в никуда, мешает моему пищеварению – хотя, правда, в последнее время мне не приходилось переваривать пищу. Тихо, тихо, малыш, – он снова отвлекся, баюкая детеныша. – Тихо, тихо. Все хорошо, все в порядке. – Он замолчал и с надеждой взглянул на меня. – Все в порядке, правда, полковник Байярд?

– Смотрите! – перебил его Хельм. Он указывал на панель обзора, где появилась маленькая группа высоких, худощавых созданий, бредущих, наклоняясь вперед. Отпечатки их ног в грязи образовывали извилистую линию, скрывавшуюся вдали.

– Это крысы! – выдохнул Смовия. – Вероятно, ищут ребенка. Нам бы лучше…

Прежде чем он успел закончить, одна из крыс, возглавлявших группу, взглянула в нашу сторону, заметила что-то, заинтересовавшее ее, и предупредила остальных. Они сбились в кучу и с угрожающим видом стали приближаться к нам. Затем один крысочеловек пошарил в кармане накидки и вытащил револьвер. Я узнал его – это был «Смит и Вессон», 0,38 калибра – штатное оружие спецслужбы Сети. Видимо, его владелец был из числа ветеранов вторжения, а револьвер был его трофеем. Он прицелился в сторону йлокка в красном, который стоял к нему спиной, оружие дрогнуло в узкой длинной руке ветерана, и его сородич в красном завертелся на месте и упал на спину. Остальные тут же разбежались.

– Полковник! – не смог сдержаться Хельм. – Он прикончил того беднягу совершенно хладнокровно.

– Не знаю, какова температура жидкости в его жилах, – отреагировал я, – но он его действительно застрелил!

Смовия подошел поближе, пытаясь заглянуть через мое плечо.

– Мы должны помочь этой – хм – этому парню, – заявил он. – Пуля, кажется, попала ему в предплечье. Может, рана не смертельна.

– Ничего не выйдет, доктор, – вставил Хельм. – Мы не сможем. Он там, а мы здесь.

Йлокки, которые после выстрела рассыпались в разные стороны, исчезнув из поля видимости, теперь вернулись. Не обращая внимания на раненого, они шныряли вокруг корабля, словно чувствовали его незримое присутствие.

– Эти приятели знают, что мы здесь, – вслух подумал Хельм. – Вот крысы!

– Но, – спросил Смовия, – кто они: похитители или спасатели?

– Конечно, похитители, – заявил Хельм. – Вы же видели, как они прикончили этого беднягу. Это просто преступники.

– А если тот, кого они застрелили, и был похититель? – возразил Смовия.

– В любом случае, – ответил Хельм, – мы не можем здесь сидеть, ничего не предпринимая, когда он там истекает кровью. – Он обернулся ко мне. – Полковник, – сказал он серьезно, – может, попробуем подобраться поближе и втащить его сюда? Так мы сможем…

– Тебя может вытолкнуть из реальности Линии, – напомнил я. – Тут все зависит от энтропического градиента, а он, как ты помнишь, и так уже зашкаливает.

Кучка йлокков снаружи, переместившись куда-то, вышла из поля обзора широкоугольного объектива корабля.

– Юноша прав, – сказал Смовия. – Надо попытаться. У нас есть что-нибудь

– крюк, что ли?

– Стандартное оборудование, – ответил я. – Телескопический захват. Он находится вон там, в запертом отсеке.

Доктор вытащил захват и стал пробовать разложить его так, чтобы можно было выставить его наружу, но тут Хельм вскрикнул. Я посмотрел на экран, от которого Хельм просто не отрывался: раненый йлокк полз к нам! Он подобрался совсем близко и рухнул на землю. Одна его рука-лапа была вытянута вперед. Надо было принимать решение, и эта рука, словно молящая о помощи, подтолкнула меня к нему. Я установил замкнутое энтропическое поле вокруг люка и откатил дверцу. Раненый йлокк ощупал порог, внезапно появившийся перед ним, затем в отверстии показалась острая морда – и вот я уже смотрел на Свфта, генерала, которого в последний раз видел в больнице. Он узнал меня на мгновение раньше, чем я его.

– Полковник! – произнес он, задыхаясь. Он вполз в люк и упал на пол. Смовия, инстинктивно защищая ребенка у себя на руках, вышел из отсека.

– Мы должны… – только и успел произнести Свфт, и опять умолк.

Смовия вернулся, подошел к крысочеловеку, перекатил его на бок и, разрезав красный облегающий «чулок», ввел в рану щуп. Затем он взялся за пугающий своей формой инструмент, похожий на щипцы, и через минуту бесформенный кусочек металла громко зазвенел, ударившись о подставленный металлический поднос. При том напряжения, в котором мы пребывали, звук показался необыкновенно сильным.

– А почему вы в нижнем белье, да еще и в красном? – спросил я Свфта.

– Меня застали врасплох, – все еще задыхаясь, проговорил он. – Не успел надеть форму.

– Рана чистая, – заметил Смовия. – Кость не задета, крупные сосуды тоже. Сдается мне, что и нервы в порядке. Конечно, я не очень-то знаю их анатомию.

Свфт громко застонал и перекатился на другой бок. Бормоча что-то себе под нос, Смовия перевернул его обратно и попросил Хельма придерживать генерала, пока обрабатывается рана.

– Приходится одновременно бороться с инфекцией и приглушать боль, – объяснил он. Закрепив пластырем края повязки, он выпрямился.

– Через несколько дней будет как новенький, – пообещал он.

– А что мы будем делать несколько дней с раненой крысой? – Хельм чуть не плакал. – Помочь ему, конечно, надо, но здесь и так мало места!

– Что ж, все проще простого, – сказал я. – Выкинуть его обратно на дождь, да и все тут.

Хельм и Смовия, как по команде, взглянули на меня. Смовия чуть заметно улыбался.

– Сэр! Вы не можете так поступить! – в волнении воскликнул Хельм.

– Конечно, не могу, – сказал я. – Так что ты хотел предложить?

– Ну, полковник, – начал он, – что до этого, то я… – он не окончил фразу и замолчал, а потом, уже более спокойно, сказал: – Извините, сэр, мне кажется, я… мне кажется, я сорвался… опять.

– Все в порядке, Энди, – успокоил я его. – Мы все так учились. Давай-ка уложим его на койку.

– На какую, сэр? – спросил Хельм.

– На твою, – сказал Смовия. – Ты же у нас здесь младший офицер. А я подполковник.

– Позже, – предложил я, – мы сможем освободить контейнер резервных запасов и устроить его в нем.

– Конечно, сэр, – с готовностью откликнулся Хельм. – Я буду рад…

– Полковник сказал «позже», сынок, – напомнил ему Смовия.

Свфт зашевелился, открыл глаза, ища меня взглядом. Наши взгляды встретились, и он в волнении заговорил:

– Полковник! Нам надо немедленно убираться отсюда! Мы в Разрушении! Вы даже не знаете…

– Думаю, что знаю, – поправил я его. – У нас есть и свой Распад, помните, вокруг Линии Ноль-ноль.

Он продолжал описывать мне полнейшее разорение в этом месте – «Разрушении», как он его назвал. Здесь ошибки экспериментаторов действительно породили щель, или разрыв непрерывности фундаментального цикла создания-уничтожения – и результат мы могли видеть сами. Жизни здесь быть не могло.

– Кто были эти типы, что подстрелили вас? – спросил я, перебивая его. Видно, вопрос этот показался ему совсем не к месту, и он выглядел изумленным, если я правильно понимал эмоции этих чужаков.

– Почему вы говорите, что в меня стреляли? – спросил он.

– Доктор только что извлек пулю, – напомнил я.

– Пулю? – переспросил он. – А, да, ваши летающие снаряды. Как вам известно, у нас такого оружия нет. Значит, это кто-то из ваших, как вы говорите, «подстрелил» меня, верно?

– Это были йлокки – целая группа йлокков, – поправил я его. – Мне кажется, их очень интересовала карета.

Вот тут он действительно удивился – в этом я не мог ошибиться.

– Прошу вас, объясните мне, – попросил он. – Во время моей подготовки я узнал, что карета – это транспортное средство, проводимое в движение мускульной силой животных. Оно больше не используется.

– Кроме, – внес свой вклад в нашу беседу лейтенант Хельм, – особых случаев, как, например, торжественные церемонии при королевском дворе.

– Опишите мне карету, – потребовал Свфт.

Хельм исполнил это требование.

– Гербы, – настаивал Свфт. – Что было на них?

– Сабля, грифон, – перечислял Хельм, – на серебряном фоне три мулеты.

Свфт кивал, слушая его, и вдруг, резко лязгнув зубами, острыми, как иголки, задрожал и перекатился на все четыре ноги.

– Вот теперь я все понял, – прошипел он. – Мерзкий заговор внутри заговора на территории дворца. – Он замолчал и повернул голову, чтобы взглянуть на меня. – Но что вы?..

– Ничего, – сообщил ему я. – Мы просто случайно наткнулись на эту карету, застрявшую в…

– А животные, кланы, – не унимался Свфт, – а сопровождающие?..

– Никого, – сказал я. – Ни кучера, ни сопровождающего, ни няньки…

Он с воплем прервал меня:

– А принц?

– В карете принца не было, – сказал Смовия.

Я с удивлением взглянул на него. Почему он солгал? Он взглянул в мою сторону.

– Там была только принцесса, – объяснил он по-шведски: этот язык, насколько мы знали, не был включен в программу обучения Свфта. Генерал забился в угол и по-прежнему скалил свои огромные клыки.

– Полегче, генерал, – начал было я, но Свфт взорвался:

– Но как…? – он понизил голос. – Почему вы подумали, что там должна была быть нянька? А? Говорите же! Я вас предупреждаю, со мной шутить опасно. Отвечайте!

– Смените тон! – перебил его Хельм. – Вы должны обращаться с полковником с уважением, сэр!

– Да, конечно, – пробормотал Свфт. Было видно, что он пытается взять себя в руки. – Молю вас, полковник Байярд, если вы что-нибудь знаете о…

– Он внезапно сменил тему. – Эти подонки, которые в меня стреляли. Куда они делись?

– Убежали, – сказал я, – нам не видно было, куда.

– Я их видел, – холодно сказал Свфт. – Но я и представить себе не мог, что такие уважаемые лица опустятся до попытки убийства. Среди них был Лорд Хранитель Печати Сети, генерал Рстл, несколько молодых офицеров Королевской Гвардии… Предательство! – он почти взвыл. – Крупномасштабное предательство! С этим нельзя примириться.

– Успокойтесь, Свфт, – сказал я и обратился к Смовии:

– Покажите ему ребенка.

Смовия кивнул и, пригнувшись, шагнул в свой отсек. Через мгновение он протягивал спящего малыша раненому генералу, который уже стоял на двух ногах и тихо издавал восторженные возгласы.

– Ваше высочество, – заворковал он, глядя в маленькое личико. Он поднял глаза на меня. – С ним все в порядке? Они ему ничего не сделали?

Тут ребенок громко заплакал, и Свфт чуть не уронил его.