Текст книги "Мальчик, сделанный из кубиков"

– Что, труба уже зовет? – интересуюсь я.

Она, насупившись, запускает в меня раскисшими хлопьями с ложки.

Пока я утираю лицо, приходит новая эсэмэска от Джоди. Через неделю у нас назначен визит еще в одну школу для детей в спектре аутизма. Находится она в сорока минутах езды, а значит, дорога туда-обратно будет занимать кучу времени, но мы решили, что съездить на экскурсию все равно стоит. Это было практически последнее, о чем нам с ней удалось договориться перед тем, как меня выставили из дома. Потом Дэн с Эммой уходят: он на работу, она слоняться по Бристолю с какими-то очередными друзьями. Я снова остаюсь один.

Последующие несколько дней я хожу по сайтам вакансий и вношу правки в свое доисторическое резюме. В Бристоле, как выясняется, не слишком большой спрос на разочаровавшихся в жизни выпускников философских факультетов с бесполезным опытом в области ипотечного консультирования. Поэтому я все больше времени провожу на диване с какой-нибудь книжкой из моей разросшейся библиотечки книг по аутизму (скука, сводящее с ума беспокойство и доступность интернет-шопинга с его «заказом в один клик» – страшное сочетание). Сентябрь плавно перетекает в октябрь. Дэн делит свое время между умерщвлением драконов в новой компьютерной игре и разработкой логотипа для очередной студии звукозаписи. Эмма то появляется, то вновь исчезает без предупреждения.

Однажды днем я убиваю время до того, как настанет пора ехать забирать Сэма из школы, читая главу про истерики у детей с аутизмом и про то, как понять, что их провоцирует, как вдруг у меня звонит телефон. Это учитель Сэма.

– Вы только не волнуйтесь, – начинает свою речь он, наивно полагая, что призыв не волноваться из уст учителя, который неожиданно звонит вам посреди учебного дня, разумеется, немедленно успокоит всполошившегося родителя. – Нам пришлось отстранить Сэма от учебы до конца дня, потому что утром он ударил другого мальчика. Мы отправили его в библиотеку в сопровождении помощника учителя, но он стал вести себя немного неуправляемо. Вы не могли бы приехать и забрать его?

Такое случается не впервые. Джоди регулярно вызывают в школу – иногда потому, что Сэм забивается под парту или в игрушечный домик и своими криками и плачем пугает других детей, но чаще потому, что он «дерется». Мы так и не поняли, каким образом начинаются эти потасовки, потому что Сэм не в состоянии ничего нам рассказать, а учитель неизменно отделывается расплывчатыми формулировками – возможно, потому, что в классе, кроме Сэма, еще тридцать пять ребятишек. Обычно Джоди с извинениями уволакивает Сэма прочь и мы покорно соглашаемся с тем, что зачинщик – он. Но после того как я стал свидетелем того инцидента на школьном дворе, когда подбежавший мальчишка ни за что ни про что влепил Сэму затрещину, я теперь далеко не так в этом уверен. Сегодня настрой у меня совершенно иной. Хватаю ключи от машины и практически выбегаю из квартиры.

Когда я подъезжаю к школе, во дворе царит непривычная тишина. Обычное столпотворение еще не началось, и в окнах унылого школьного здания, построенного в семидесятые, виднеются склоненные головы детей, прилежно что-то пишущих и рисующих. Перед воротами я на миг останавливаюсь и собираюсь с духом, отгоняя знакомый мираж.

«Алекс, оставь меня в покое».

Иногда мне удается изгнать из головы какие-то части сцены, но трагический исход неумолимо остается неизменным.

Прохожу сквозь ворота во двор, иду по дорожке и, миновав двери, оказываюсь в приемной. Секретарша восседает за стеклянной загородкой, точно кассирша в банке, – подобная мера безопасности в начальной школе кажется до странности неуместной.

– Здравствуйте, я папа Сэма Рау, меня попросили его забрать.

– А, да, подождите здесь, сейчас его приведут.

Я присаживаюсь на хлипкий пластмассовый стул и устремляю взгляд в пустой коридор, по стенам которого развешены гирлянды из разноцветных бумажных ладошек. Когда я пытаюсь вспомнить свою собственную школу, воспоминания кажутся размытыми и ускользают куда-то, точно я одолжил их у кого-то другого. Наверное, они слишком тесно связаны с тем, что произошло потом, – они как-то вылиняли и потускнели, точно дешевая одежда после стирки.

В коридоре показывается Сэм, которого ведет за руку его учитель, мистер Страан, сутулый, худой, какой-то слегка высохший человечек в очках в красной оправе, выглядящий старше своих пятидесяти с небольшим. В школе он работает еще с восьмидесятых, если верить Мэтту – его брат как раз тогда здесь учился. Тогда, по всей видимости, мистер Страан пытался подражать модным ведущим детских программ на телевидении. Теперь он больше всего походит на мелкого жулика из какой-нибудь полицейской драмы.

– Здравствуйте, мистер Рау, – приветствует он меня наигранно бодрым тоном. Я смотрю на Сэма, который стоит, уткнувшись взглядом в пол, несчастный и забитый. – У Сэма сегодня был не самый лучший день.

– Привет, Сэм, что случилось? – спрашиваю я, хотя заранее знаю, что никакого ответа не получу.

И он, разумеется, отворачивается от меня. Вопросительно смотрю на мистера Страана в ожидании разъяснений.

– В общем, он затеял драку с мальчиком, рядом с которым сидит, так что нам пришлось вывести его из класса. Обычно мы в таких случаях отводим ребенка в библиотеку на некоторое время, чтобы он пришел в себя, но Сэм никак не мог успокоиться, а поскольку в школе сейчас ремонт, в библиотеке тоже проводят уроки, и мы решили, что будет лучше, если вы заберете его домой.

– А другой мальчик?

– Прошу прощения?

– Тот, другой мальчик, с которым Сэм подрался? Он сейчас в библиотеке?

– Нет, в этом не было необходимости. Кроме того, на перемене у Сэма возникла еще одна конфликтная ситуация с другой группой мальчиков. Похоже, у него сегодня не лучший день.

– Но кто был зачинщиком? Вы это выяснили?

– Ну, с мальчишками это всегда пятьдесят на пятьдесят.

Я чувствую, как начинаю слегка звереть. Это та глубинная перемена в мозговых шестеренках, которая незаметно перемещает нас из «неловкой ситуации» к «потенциальной угрозе». В детстве и юности механизм «бей или беги» запускается исключительно в ситуации угрозы личной безопасности, но когда ты становишься родителем, он распространяется и на твоих детей. Угрожает ли тебе какой-нибудь громила в кебабной перед закрытием, или ты обсуждаешь поведение твоего сына в школьном коридоре, результат, похоже, всегда один и тот же.

– Пятьдесят на пятьдесят? – слышу я собственный голос. – Группа мальчиков на одного? Это, по-вашему, пятьдесят на пятьдесят? Очень надеюсь, что вы не преподаете математику.

– Ну-ну, мистер Рау…

– Мне казалось, существует договоренность о том, что Сэму на уроках будет предоставляться сопровождение? Вы же видели диагноз, у него расстройство аутистического спектра. В частности, он не в состоянии справляться с определенными социальными ситуациями – например, с компаниями мальчишек на площадке.

– Мы, разумеется, в курсе диагноза Сэма.

– И тем не менее вы твердите мне о том, что все мальчишки дерутся и все в этой ситуации хороши, вот только один из этих всех – ребенок, которого школа пугает до икоты.

– Мистер Рау…

– Нет уж, послушайте, что я вам скажу. Я хочу получить отчет о том, каким образом школа пытается найти индивидуальный подход к Сэму. Хочу разговаривать с директором, а не с вами. Хочу ознакомиться с образовательной программой, которую школа подготовила для Сэма, и хочу быть уверенным в том, что мой сын защищен. Я не желаю слышать, как систематическую травлю ребенка со стороны одноклассников пытаются представить как инцидент, в котором пятьдесят процентов его вины. Идем, Сэм.

Я беру его за руку, разворачиваюсь и выхожу из здания. По пути к машине я делаю дежурную вялую попытку вытащить из Сэма его версию всего произошедшего.

– Сэм, что произошло? Что произошло сегодня?

Он продолжает идти, глядя себе под ноги.

– Сэм?

– Я не знаю. Где мама?

– Мама на работе. Что произошло, Сэм?

– Я не знаю! Не знаю! – вопит он, уже заливаясь слезами.

Когда мы подходим к машине, я пытаюсь обнять его, но он отпихивает меня.

– Сэм, мне нужно выяснить…

Но он уже зажал уши руками и теперь тихонько бьется головой в окно машины, хлюпая носом.

– Сэм, я хочу помочь, – подаю голос снова.

Когда я открываю дверцу машины, он забивается внутрь и захлопывает ее за собой.

– Нет, папа! – кричит он из-за стекла. – Не надо помогать!

Исчерпав скудные возможности дискуссии, молча едем домой. Сажаю его перед телевизором, а сам тем временем сооружаю ему обед. Когда появляется Джоди, объясняю ей, что произошло.

– Ты накричал на мистера Страана? – переспрашивает она.

– Я не кричал в полном смысле этого слова…

– Твою мать, Алекс, я пытаюсь добиться от школы, чтобы они уделяли Сэму больше внимания, а ты влезаешь и обвиняешь мистера Страана в непрофессионализме!

– Это потому, что он повел себя непрофессионально! Все, я по горло сыт этой школой. Я сыт ею по горло. Чем скорее мы его оттуда заберем, тем лучше.

Она присаживается за кухонный стол и обхватывает голову руками. Меня от нее отделяют считаные дюймы, но такое ощущение, что для преодоления их мне понадобится столетие.

– Уходи, – говорит она.

Внезапно в моей памяти воскресают подобные инциденты из прошлого: тот раз, когда Сэм спихнул с трехколесного велосипеда девочку в местной группе для малышей; тот раз, когда он в школе облил краской из банки клетку с хомяками, – ему сказали, что сейчас не его очередь кормить Минти и Монти; Джоди тогда пришлось помогать мыть их «Фейри», точно жертв самого крошечного в мире разлива нефти. Мы тогда еще смеялись над этим. Теперь же нас как единого фронта не существует, и этим спасительным мгновениям юмора неоткуда взяться.

Перед уходом я уточняю:

– Наша договоренность насчет твоей поездки на свадьбу остается в силе?

– Да, – вздыхает она. – Я уже не могу отыграть все назад.

Выхожу из дома и, уже очутившись на улице, вскидываю глаза на окна комнаты Сэма. Он смотрит на меня. Потом отодвигает щеколду и толкает створку.

– Ты кричал на мистера Страана, – с хитрецой в голосе говорит он.

А потом с явным вызовом показывает мне большой палец. Против воли отвечаю ему тем же. Возможно, теперь, когда прошло некоторое время, мы с ним на почве общей вины смогли бы найти способ обсудить школьную ситуацию. Но это невозможно, потому что я должен уйти. Промежутки времени, когда мы с ним можем пообщаться, сокращаются все больше и больше. И мне необходимо сделать так, чтобы они не исчезли совсем.

Глава 13

Дни текут один за другим, сливаясь в неразличимую массу, а потом вдруг неожиданно наступают выходные, на которые назначена свадьба, – судные дни. На сорок восемь часов Сэм остается на мое попечение. Выхожу из квартиры Дэна в восемь часов утра, забрасываю сумку с вещами на заднее сиденье машины и еду к дому. По пути еще раз прокручиваю все в голове: быть терпеливым, вовремя распознавать предвестники истерики, не настаивать на своем, когда он начнет проявлять раздражение, готовить ему обед и ужин в точности так, как он любит. Я припас три возможных варианта режима дня, в зависимости от того, в каком Сэм будет расположении духа: в хорошем, в безразличном или в настроении «спасайся кто может». Последний вариант включает в себя разрешение ему смотреть телевизор, пока он не вырубится. Запарковавшись и подойдя к дому, обнаруживаю, что входная дверь уже открыта. После стычки по поводу мистера Страана я ожидаю ледяного приема, и Джоди не обманывает моих ожиданий. Когда я робко просовываю голову в дверь, она сидит на диване. На ее лице написано удивление, оттого что я в самом деле явился, однако оно быстро сменяется еле сдерживаемым презрением.

– А, это ты, – бросает она. – Я составляю список важных вещей. К счастью, на выходных в школе нет занятий, так что можно не включать туда пункт «не угрожать учителям Сэма».

– Мне и правда жаль, что так вышло.

Она держит в руках несколько листков формата А4, на которых аккуратным почерком, по номерам записан перечень указаний. Джоди явно убеждена, что я не справлюсь; впрочем, вслух я этого не говорю, поскольку у меня нет совершенно никакого желания затевать с ней перед отъездом очередной раунд выяснения отношений. Вхожу в комнату и вижу, что у дверей стоит большой чемодан, а в самой комнате чисто прибрано. Она даже стала походить на жилое пространство, а не на лавку старьевщика, которую сначала перевернул торнадо, а потом разнес снаряд. Сэм сидит на коленках перед кофейным столиком и недовольно царапает на листе в клетку таблицу умножения на два. Моего появления он словно и не замечает.

– Он сердится, потому что ему нужно делать домашнее задание, – говорит Джоди вроде бы мне, но на самом деле Сэму, одновременно дописывая свои «Методические указания по присмотру за родным сыном». – Когда закончишь, сможешь поиграть с папой.

Тон у нее бодрый и деловитый, отчасти из-за нашего спора, но мне совершенно ясно, что она тревожится – не знаю уж, из-за предстоящей ли разлуки с Сэмом или из-за того, что оставляет его на меня. Не суть важно. Мне очень хочется, чтобы она уже скорее ушла и я мог взяться за дело.

– Так, – произносит она наконец. – Тут все, что тебе может понадобиться: режим питания, правила, наш новый ритуал укладывания в постель – все. Звони, если будет нужно.

– Я со всем разберусь, но все равно спасибо.

– Ты точно уверен?

– Точно. Поезжай. Желаю тебе хорошо провести время.

Каким-то образом этот диалог меняет атмосферу – это одно из тех микроизменений, которые давно живущие вместе пары улавливают, даже когда все остальное у них хуже некуда.

– Я сто лет этих ребят не видела, мы, наверное, и общих тем для разговора-то теперь не найдем.

– Еще как найдете. Они будут тебе рады.

Какое-то время стоим молча. Воздух между нами прямо-таки заряжен неловкостью. Слишком много неразрешенных противоречий.

– Иди сюда, малыш, – говорит она Сэму и наклоняется, чтобы обнять его. Он послушно терпит объятие. – Я буду так по тебе скучать! Будь хорошим мальчиком. Присматривай за папой.

Она ждет какого-то ответа, но не получает его. Сэм грызет колпачок ручки, то ли погруженный в свои мысли, то ли просто не понимая, что происходит.

– Скажи маме «до свидания», – говорю я.

– До свидания, мама, – произносит он, не поднимая глаз.

Неловко пожимаю плечами. Она переводит взгляд с меня на него. Двое мужчин ее жизни, в одинаковой степени непонятные для нее, понимаю я вдруг.

– Поезжай, – говорю я, пытаясь под маской заботы скрыть растущее нетерпение, которое меня одолевает. – Все будет в порядке.

Беру чемодан и выношу за дверь. Джоди медленно выходит следом. Мы молчим. Даже не обнимаемся – и эта полная невозможность прикоснуться друг к другу просто сокрушительна. Джоди садится в машину, бросает на меня быстрый взгляд, потом заводит мотор – и вот она уже катит по улице прочь, а я остаюсь один на один с Сэмом. На сорок восемь часов.

Когда я возвращаюсь в дом, Сэм встречает меня неминуемым:

– А где мама?

– Она уехала, – говорю я без затей. – Мы с тобой все выходные будем вдвоем.

Вообще-то, я хотел, чтобы это прозвучало как обещание чего-то захватывающего, но в реальности это звучит как перспектива десятилетнего тюремного заключения.

– Я хочу к маме, – хнычет он.

Меня немедленно охватывает легкий приступ паники, ощущение, что от малейшей моей промашки наша с ним жизнь полетит к чертям. Понимаю, что необходимо сразу обозначить какой-то распорядок дня.

– Так, ладно, давай доделаем твое домашнее задание, а потом можно будет заняться чем-нибудь интересным.

– Я хочу к маме, – повторяет он и, поднявшись, плюхается на диван.

– Ну, как я уже сказал…

Я собираюсь медленно и подробно повторить свое объяснение, чтобы донести до него, что мама далеко и вернется нескоро. Однако очень быстро становится ясно, что у меня ничего не получится.

– Нет! Заткнись! Где мама?

Он швыряет ручку с такой силой, что она отлетает в другой конец комнаты. Подбираю ее с пола и шваркаю об кофейный столик.

– Сэм, успокойся, она уехала на выходные.

– Я хочу к маме прямо сейчас! – кричит он и тут же заливается слезами.

Мне немедленно рисуется картина: он ведет себя так весь день, и все мои планы катятся псу под хвост.

– Ничего не поделаешь, придется нам обоим потерпеть без мамы.

Это намеренно жестокая формулировка, которая звучит так, как будто для меня все это тягостная повинность. Но так уж это устроено: ты попадаешь в этот порочный круг – от вымотанности, от страха, и, сам того не осознавая, вместо того чтобы предотвратить истерику, собственными руками расстилаешь для нее ковровую дорожку и выставляешь почетный караул.

– Уходи! – вопит Сэм. – Ты вообще здесь не живешь!

Он соскакивает с дивана и набрасывается на меня с кулаками. Я выставляю руки вперед, чтобы остановить его, и пытаюсь перехватить его запястья, лихорадочно соображая, как теперь расхлебывать кашу, которую я заварил. О том, чтобы прекратить истерику, речи даже не идет, хорошо, если удастся сократить ущерб.

– Успокойся, – повторяю я вслух так спокойно, как только могу. – Успокойся, все в порядке. Может, мы с тобой сможем поиграть в «Майнкрафт»…

– «Майнкрафт»! – кричит Сэм.

И прежде чем я успеваю все обдумать, он уже несется по лестнице в свою комнату. Я только слышу, как включается приставка.

Ну ладно, я, конечно, собирался сказать, что мы сможем поиграть потом, когда он сделает домашнее задание и мы сходим погулять в парк. Проглядываю инструкцию, которую оставила Джоди. Там нет запрета играть в «Майнкрафт» через две минуты после того, как она выйдет за порог. Нет, можно, конечно, подняться к нему и сказать, что сперва мы должны сходить на прогулку, но за последствия я не ручаюсь. Дома, по крайней мере, ниже вероятность того, что на нас нападут бродячие собаки. Может, так и надо действовать, чтобы пережить эти выходные. Потом до меня снова доносится топот Сэма, и он показывается на лестнице.

– Идем, папа! – кричит он.

И все мои сомнения мгновенно меркнут перед лицом его радостного предвкушения не только возможности поиграть, но и возможности разделить игру со мной.

Так что я поднимаюсь по лестнице и осторожно вхожу в комнату Сэма. На стенах висят несколько новых постеров из «Майнкрафта»: на одном главный персонаж, Стив, задорно потрясает киркой, на другом изображены все типы блоков, которые можно обнаружить в игре. Замечаю и журналы по «Майнкрафту», растрепанные и зачитанные практически до дыр. Они разбросаны по кровати, посреди которой уже восседает Сэм, прямой как стрела, внимательно глядя в телевизионный экран.

– Ну и что же ты собираешься строить? – спрашиваю я.

– Замок! Вот этот замок!

Он хватает альбом с видами Лондона и тычет пальцем в фотографию Тауэра.

На экране появляется знакомая заставка, и хотя я говорил Сэму, что уже успел немного поиграть, он хочет все мне объяснить. Хочет всем руководить.

– Можно играть в режиме выживания или в творческом. В режиме выживания есть монстры, и когда ночь, нужно сидеть в доме, иначе они тебя поймают. Они издают страшные звуки, мне это не нравится. Но я кое-что знаю. Если поставить в настройках «Мирный», монстры не приходят. Можно копать и искать золото, алмазы и железо. Из них потом можно делать всякие вещи, и тогда все будет хорошо.

Это, наверное, самое длинное предложение, которое я от него слышал за всю его жизнь. Слова льются потоком. Без запинок, без пауз. Стараюсь ничем себя не выдать, но для меня это откровение. И вот еще что странно в аутизме: это настоящие американские горки, причем практически без перехода. Всего минуту назад он бросался на меня с кулаками в гостиной, а сейчас обрушивает потоки красноречия, каких я никогда прежде не слышал. Золотой середины у нас не бывает: это родительство на полную катушку – родительство максимального уровня сложности.

– А почему ты решил строить лондонский Тауэр? – спрашиваю я, пока загружается игра, полный решимости поддерживать диалог.

– Мама говорит, там живут короли и королевы. Они ловят плохих людей и отрубают им головы. Это правда так?

– Да, но это было давным-давно. Теперь им больше нельзя отрубать людям головы. Даже если это очень плохие люди, например грабители или агенты по недвижимости.

– А можно мне на него посмотреть?

– На Тауэр? Можно будет как-нибудь съездить.

– Это близко?

– Примерно два часа ехать на поезде.

– Можно мне поехать на поезде?

– Поезда ездят очень громко, Сэм, а Лондон очень большой и шумный город.

– У меня теперь есть наушники.

Он принимается шарить руками по полу, перекладывая с места на место поломанные фигурки «Лего» и комиксы, пока наконец не находит здоровенных размеров наушники – вроде тех, какие надевают строители, когда включают отбойный молоток, только ярко-голубые и облепленные наклейками с роботами. Видимо, Джоди купила их совсем недавно, вероятно после очередной истерики, спровоцированной шумом. Сэм надевает их.

– Мама говорит, я в них похож на космонавта, – сообщает он.

– Ну тогда, может быть, ты сможешь поехать в Лондон на поезде. Посмотрим.

– Ты меня свозишь?

– Посмотрим, Сэм. Так как мы с тобой назовем наш новый мир?

– Мир Сэма и папы! Тогда тебе придется всегда со мной играть.

Меня немедленно пронзает чувство вины. Папа. Папа, который орет на тебя и говорит тебе, какая тягостная повинность для него общение с тобой.

– Лучше не придумаешь, – говорю я вслух.

Мы вместе вводим название и устанавливаем в настройках «Мирный». Несколько секунд спустя на экране появляется новый пейзаж. Нашим глазам открывается зубчатая линия зеленого пастбища, упирающаяся в широкий и длинный пляж. С правой стороны виднеются рубленые глыбы гор с зияющими в них устьями пещер. Во всем этом есть даже какая-то своеобразная красота, несмотря на то что в сравнении с ГТА из коллекции Дэна графика здесь кажется совершенно примитивной. Величественный пейзаж, сотворенный из небытия нам на развлечение. Тишину нарушает лишь убаюкивающая фортепианная музыка да негромкое мычание нескольких кубообразных коров, пасущихся неподалеку.

Сэм сует мне в руки второй джойстик, и когда я вхожу в игру, экран разделяется на две части, чтобы каждый из нас мог видеть наш мир со своего собственного ракурса. Мы разворачиваемся друг к другу лицом. Персонаж Сэма – стандартная версия Стива в привычной голубой футболке, джинсах и с массивной квадратной головой, мой же Стив по какой-то причине облачен в белую обтягивающую теннисную форму, дополненную трикотажной повязкой вокруг головы. Выглядит это круто.

Мы убиваем какое-то время на то, чтобы заставить наших персонажей кивнуть друг другу в знак приветствия, потом бегаем кругами и прыгаем вверх-вниз, наслаждаясь ощущением совместного существования в этом странном месте. Я, впрочем, так до конца и не освоил джойстик, так что умудряюсь немедленно спрыгнуть с края небольшого обрыва, что отъедает у меня солидный кусок здоровья.

– Я это нарочно сделал, – заявляю я, карабкаясь обратно по склону. – Хотел посмотреть, что там внизу.

– Давай начнем строить замок! – говорит Сэм, явно не обращая внимания на мою неуклюжесть.

– Сначала нужно найти ровную площадку, – объявляю я, чувствуя себя обязанным взять командование на себя.

Вскоре мы обнаруживаем плоский пятачок, окруженный деревьями и выходящий на океан. Лучшего места для замка и представить нельзя. Мы принимаемся рубить лес, собирая по пути деревянные блоки. Потом сооружаем верстак и превращаем дерево в кирки. Сэм негромко приговаривает:

– Нам нужно дерево, а теперь нам нужны камни, у Сэма с папой есть кирки, мы идем в горы, папа опять упал в яму, Сэм рубит камень…

Я присоединяюсь к Сэму на скале и принимаюсь один за другим откалывать булыжники. В какой-то момент замечаю странное существо, которое подкрадывается ко мне сзади. Выглядит оно как куча клетчатых зеленых кубиков, нагроможденных один поверх другого.

– Эй, Сэм, что от меня хочет этот товарищ? – спрашиваю я, с опаской глядя на существо, которое приближается ко мне с явно недобрыми намерениями.

– Папа! Это же Крипер! Если он подойдет к тебе слишком близко, он…

Слышится треск запала, а следом за ним громкий взрыв. И я обнаруживаю себя в одиночестве посреди гигантского кратера.

– Взорвется, – заканчивает Сэм. – Криперы ужасно плохие.

Мы подбираем все валяющиеся блоки, которые, сам того не желая, подбросил нам наш взрывчатый друг, и возвращаемся к своему занятию. Сэм аккуратно долбит поверхность горы, методично извлекая блоки, я рублю как бог на душу положит, яростно молотя киркой по всему, до чего в состоянии дотянуться.

Когда мы решаем, что камней уже достаточно, начинается строительство.

– Давай начнем с большого вестибюля, – предлагаю я.

Сэм кивает. У него определенно есть своя система: каждая стена состоит из двадцати блоков в ширину и из восьми в высоту – Сэм вполголоса их считает. Работает он споро и эффективно, методично возводя одну стену за другой. Я же пыхчу над каждым камнем, путаясь в инструментах. Блоки торчат из стены или вообще не попадают куда надо и падают на землю с другой стороны. Я по-прежнему молочу киркой как придется, вместо того чтобы рубить камень. Сэм – профессионал, а я нечто вроде тех шабашников, которые появляются у тебя на крыльце и предлагают за пару сотен фунтов заново замостить подъездную дорожку.

– Папа, ты слишком медленно все делаешь, – журит меня Сэм.

А когда я наконец домучиваю свой участок стены, то вижу, как он подсчитывает блоки и кое-что подправляет.

Вот все стены нашего величественного вестибюля возведены, и мы входим внутрь.

– Я буду делать дверь, – говорю я. – А ты можешь заняться…

Но тут замечаю, что Сэм уже сооружает крышу, потом выбивает по два блока из каждой стены, чтобы сделать окна. Я как раз собираюсь приладить дверь, как вдруг в наш вестибюль врывается свинья. Пять минут я гоняюсь за ней по всему залу как угорелый, потом она пытается выскочить в окно, пробитое Сэмом, и застревает. Мы дружно покатываемся со смеху при виде этого нелепого зрелища.

– Я все-таки поймал свинью, – объявляю я. – Сегодня вечером у нас будет королевский пир!

– Папа, делай дверь, – говорит Сэм и направляется на крышу.

Когда солнце начинает клониться к горизонту, мы начерно заканчиваем с нашим замком. Да, слаженной работой назвать это можно едва ли. Большую часть сделал Сэм, а я лишь случайно стал главным героем моей собственной дурацкой комедии. Ладно, лиха беда начало. Снаружи на потемневшем небе появляются маленькие квадратные звезды, а силуэты деревьев в темноте превращаются в зловещие тени. Мы еще не сделали кровати, поэтому не можем лечь спать, что позволило бы в ускоренном режиме перейти к следующему дню. Вместо этого стоим на крыше и смотрим, как по пиксельному небу плывут громадные черные тучи.

Когда кубообразное солнце вновь восходит, омывая примитивную панораму пикселями света, я говорю Сэму, что надо бы сходить на разведку по округе: вдруг наткнемся на пещеру или даже на деревню, где можно будет устроить торговлю с ее маленькими странными обитателями.

– Я знаю, – говорит он. – Нам нужно найти Сокровища Короны и поместить их в Тауэр!

– И как мы будем это делать?

– Можно найти золото, алмазы и изумруды, а потом спрятать их, вот как.

Он хватает альбом с фотографиями Лондона и показывает мне Сокровища Короны в стеклянных витринах. Задачка кажется вполне выполнимой. Мы будем копать, и, может быть, нам повезет. А еще я слышал, что драгоценные камни иногда хранятся в деревнях и в храмах, там и сям разбросанных по местности. Это азы «Майнкрафта». Такое даже мне под силу.

– Ладно, поехали. Давай отыщем Сокровища Короны и вернем их в Тауэр! – провозглашаю я.

Мы отправляемся в поход через лес, в сторону гор, радуясь возможности по пути обзавестись всякими полезными вещами. Каждый раз, когда кто-то из нас находит на земле яблоко, Сэм кричит: «Бери его скорее, его можно съесть, и от этого у нас прибавится здоровье!» Интересно, а если я попытаюсь разложить яблоки по реальному нашему дому, может, он тоже захочет их съесть?

Вскоре мы натыкаемся на небольшое стадо овец, и Сэм кричит:

– Давай заберем их!

Однако мы снова оказываемся слишком неуклюжими, и они скрываются в зарослях. Сэм несется вдогонку, размахивая деревянным мечом. Впрочем, через пару секунд, на мое счастье, из леса прямо на нас выскакивает перепуганная овца. Не задумываясь, охваченный внезапным и необъяснимым всплеском адреналина и ярости, принимаюсь молотить ее киркой. Эта сцена в точности воспроизводит сцену из «Психо», если бы Дженет Ли была овечкой, состоящей из шести белых квадратиков. Бедное животное падает, а потом исчезает, не оставив после себя ничего, кроме квадратного вороха шерстяных ниток.

– И ради этого я убил овцу? – недоумеваю я.

Сэм выскакивает из-за деревьев и подбирает ворох.

– Молодец, папа! – восклицает он. – Из шерсти можно будет сделать постели!

Умеренно горжусь собой.

Продолжаем играть, и чем дальше, тем больше погружаемся в этот мир, пока, кроме него, вокруг не остается совсем ничего. Каким-то образом мы утрачиваем ощущение, что все происходит на экране, больше не управляем цифровыми персонажами в виртуальной реальности. Это мы сами заглядываем в зазубренные пещеры, а потом шагаем по травянистым равнинам под ярким квадратным солнцем. Такое чувство, что мы свободны от себя самих.

Два часа спустя я понимаю: пора заканчивать и заняться чем-нибудь другим. Даю Сэму десять минут доиграть, потом через пять минут еще раз напоминаю ему об этом. Такую тактику рекомендуют в книгах. Резкие перемены не приводят ни к чему хорошему. Его нужно предупреждать много раз. Когда я наконец сохраняю игру и выхожу из нее, Сэм мрачнеет, и я вижу, что назревает очередная истерика. Но на этот раз я упреждаю ее, сказав, что мы идем в кафе, а по пути сможем обсудить, что будем строить в следующий раз. К моему изумлению, Сэм кивает и идет искать свои ботинки и куртку. Качаю головой и про себя говорю спасибо «Майнкрафту».

В кафе многолюдно. Фоном играет музыка, повсюду сидят парочки, читающие газеты за целыми ведрами латте. Ощущаю мимолетный укол зависти к этим счастливчикам, которые лениво наслаждаются свободой. Наше обычное место занято какой-то мамашей с ребенком, так что нам остается удовольствоваться другим столиком, неподалеку, перед которым стоит потертое кожаное кресло и табуретка. Мне достается табуретка.

– Ну, что мы будем делать в следующий раз? – спрашиваю я, когда мы усаживаемся.

– Большую шахту! – говорит Сэм. – Нам нужны золото, алмазы, изумруды и красный камень!

Подходит бариста с нашими напитками и ставит перед Сэмом кофе, а мне протягивает вспененное молоко.

– Все правильно, я ничего не перепутал? – уточняет он у Сэма, и тот смеется в ответ.