Текст книги "Далия Блэк. Хроника Вознесения"

11

ИСТОРИЧЕСКИ ОТРЕДАКТИРОВАННАЯ РАСШИФРОВКА ЧАСТНОЙ БЕСЕДЫ В БЕЛОМ ДОМЕ, ЗАПИСАННОЙ В КАБИНЕТЕ ГЛЕННА ОУЭНА, ГЛАВЫ АДМИНИСТРАЦИИ

ДРУГИЕ УЧАСТНИКИ РАЗГОВОРА:

СОВЕТНИК ПО НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

КАНИША ПРЕСТОН;

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ ПЕР АКЕРСОН;

ДИРЕКТОР НАЦИОНАЛЬНОЙ РАЗВЕДКИ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ НАДЯ ЧЕН;

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ДИРЕКТОРА ПО ВОПРОСАМ НАУКИ И ТЕХНОЛОГИЙ ЙЕН БРОКСОН.

ЗАПИСАНО В БЕЛОМ ДОМЕ 27.10.2023

КАНИША ПРЕСТОН: Астрофизики ловят космические радиоволны постоянно, но этот сигнал – особый случай. Он в тысячу раз сильнее всего, что удавалось обнаружить прежде. Сигнал невероятно мощный.

ГЛЕНН ОУЭН: И созданный при помощи более продвинутых технологий?

КАНИША ПРЕСТОН: На данный момент мы не можем создать ничего подобного.

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ЧЕН: Мы знаем, что в этом послании говорится?

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ДИРЕКТОРА ЙЕН БРОКСОН: Нет. Но мои люди сообщают, что математические методы, использованные для шифровки этого кода, очень высокого уровня.

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ЧЕН: Нужно предупредить Объединённый комитет начальников штабов. Нам…

ГЛЕНН ОЭУН: Сперва нужно во всём убедиться самим. Может, это какой-нибудь пустяк. Или хуже того – провокация. Я знаю, мы все здесь предполагаем, что получили сообщение от инопланетного разума, но пока мы не поймём, о чём в этом послании говорится, не стоит принимать поспешных решений. Если мы забьём тревогу, а потом выяснится, что зря, – мы станем посмешищем.

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ЧЕН: А если сигнал настоящий и мы опоздаем на вечеринку? Откуда нам знать, что сигнал ещё не перехватили китайцы?

КАНИША ПРЕСТОН: Мы не знаем. Зато знаем, что сигнал уже обнаружили русские.

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ЧЕН: Вот именно.

ГЛЕНН ОУЭН: Заместитель директора, расскажите, пожалуйста, всё с самого начала.

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ДИРЕКТОРА ЙЕН БРОКСОН: Один из наших сотрудников ТАО, Джон Хуртадо, получил эти данные от доктора Далии Митчелл, астрофизика в Санта-Круз. Она эксперт по тёмной материи, или что-то вроде того. По всей видимости, она перенаправила один из радиотелескопов в обсерватории, чтобы провести какой-то эксперимент, и обнаружила этот сигнал. Не уверен, понимает ли она, что именно нашла, но в любом случае она поделилась информацией со своим бывшим.

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ЧЕН: И ничто не указывает на то, что она могла показать данные кому-нибудь ещё, кроме Хуртадо?

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ДИРЕКТОРА ЙЕН БРОКСОН: На данный момент – нет.

ПЕР АКЕРСОН: Она была одна в момент открытия?

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ДИРЕКТОРА ЙЕН БРОКСОН: Был студент-аспирант, работавший в ночную смену. Кларк Уоттс.

ПЕР АКЕРСОН: ФБР уже побеседовало с ними обоими?

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ДИРЕКТОРА ЙЕН БРОКСОН: Да.

ГЛЕНН ОУЭН: Хорошо. Так, пока нам стоит разобраться с сигналом. Если подтвердится, что это именно то, о чём мы думаем, – скажем президенту. Подойдём к раскрытию этой информации неправильно – получим в итоге большие проблемы. Кто что думает? Жаль, для такого рода вещей не существует официальных протоколов.

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ЧЕН: Вообще-то существуют. От «Маджестик» осталось, с 1947 года.

ГЛЕНН ОУЭН: Ох, да ладно, эти динозавры? Это давно неактуально.

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ЧЕН: Я бы не торопилась списывать их со счетов. У этих ребят имелись инструкции как раз на такой случай.

ПЕР АКЕРСОН: Ты шутишь, правда? «Маджестик» – ископаемая древность.

КАНИША ПРЕСТОН: Слушайте, я просто хочу отметить: если эта штука настоящая, то сигнал был послан цивилизацией, которая по всем параметрам превосходит в развитии нашу, а значит, она уже могла проникнуть во все наши системы. Высока вероятность, что инопланетяне просчитали наши действия на миллион шагов вперёд.

ГЛЕНН ОУЭН: Значит, собираем команду из научных консультантов, специалистов по коммуникации и людей из АНБ. Заместитель директора, можете порекомендовать кого-нибудь, кто способен расшифровать этот код?

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ДИРЕКТОРА ЙЕН БРОКСОН: Я знаю подходящего парня, но…

ГЛЕНН ОЭУН: Что «но»?

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ДИРЕКТОРА ЙЕН БРОКСОН: С ним нелегко работать. Доктор Ксавье Фейбер.

ГЛЕНН ОУЭН: Пусть будет он.

Комиссия

12

КСАВЬЕ ФЕЙБЕР, ДОКТОР КОМПЬЮТЕРНОЙ ЛИНГВИСТИКИ,

БЫВШИЙ ЧЛЕН КОМИССИИ ПО РАСКРЫТИЮ ИНФОРМАЦИИ

ОКРЕСТНОСТИ Г. БЕЙФИЛДА, КОЛОРАДО

8 АВГУСТА 2025

Долгое время о жизни и карьере Ксавье Фейбера было мало что известно.

Впервые о нём заговорили тогда, когда ему удалось в одиночку доказать гипотезу динамической оптимизации – довольно сложный (а по словам некоторых, и вовсе без решения) вопрос, связанный с компьютерным программированием и поставленный Слейтором и Тарьяном в своём исследовании 1985 года по двоичному дереву поиска. Гипотеза динамической оптимизации – это концепция, предложенная двумя учёными, Даниелем Слейтором и Робертом Тарьяном, в середине восьмидесятых. Они изобрели различные структуры данных (способы организации информации в компьютерных системах), включая так называемое «расширяемое дерево» (саморегулирующееся двоичное дерево поиска, предназначенное упростить процесс извлечения файлов из памяти компьютера). В своём исследовании Слейтор и Тарьян задались вопросом: насколько оптимальным можно считать расширяемое дерево, то есть работает ли эта модель так же хорошо, как любой другой подобный алгоритм. Подтвердить или опровергнуть это не удавалось никому, пока не появился Ксавье.

На тот момент Ксавье был двадцатидвухлетним аспирантом по математике в Пенсильванском университете. Он частенько вёл себя вызывающе – мог, к примеру, выйти заниматься на лужайку перед общежитием, пока из окон его спальни на всю улицу грохотал тяжёлый рок.

Новаторское мышление привело Ксавье в Массачусетский технологический институт, а затем и в НАСА, где он работал над несколькими программами для марсианских миссий. В основном эти программы так и не были завершены, потому что с Ксавье оказалось слишком трудно работать в команде: он постоянно препирался с коллегами, с начальством, даже с уборщиками (один такой случай перешёл в драку и закончился для него десятью швами). Всего через год работы в НАСА Ксавье уволили, после чего он вернулся в свою хижину в лесу неподалёку от Галифакса в Новой Шотландии, где продолжил работу над инструментами машинного обучения, которые продавал различным технокорпорациям. Это позволяло ему поддерживать свой довольно необычный стиль жизни – ежегодно пускаться в путешествие в случайно выбранное место, взяв с собой всего один комплект одежды и дешёвый мобильник, чтобы провести там месяц вне зависимости от языкового барьера. Однако настоящей его страстью был «Скинуокер», малоизвестный мультизадачный язык программирования, который он создал самостоятельно. Именно «Скинуокер» привёл Ксавье в Комиссию по раскрытию информации.

Сейчас Ксавье живёт на ранчо в Южном Колорадо, где разводит альпак и ухаживает за своим экологичным домом – оазис на солнечных батареях посреди почти лишённых электричества северных штатов. Он женат на биохимике по имени Ямуна Чакраворти, у них двое приёмных детей – восьми и десяти лет.

Учитывая его биографию и текущий стиль жизни, неудивительно, что найти Ксавье было весьма непросто. Я не нашёл способа связаться с ним напрямую, поэтому сначала поехал в Денвер и арендовал машину, затем при помощи нескольких выцветших дорожных карт добрался до небольшого заброшенного города неподалёку от того места, где Ксавье вырос. Там я находился два дня по совету одного из местных фермеров, который сказал, что Ксавье проезжал через этот город в своих еженедельных вылазках в горы в поисках автомобильных аккумуляторов и брошенных машин возле нерабочего сельского аэропорта. Я поймал его на грязной дороге: он подъехал ко мне на своём старом джипе, опустил водительское стекло и сказал: «Десять минут. И если за это время меня перестанет интересовать, почему ты здесь, я высажу тебя на ближайшем перекрёстке».

Я согласился на его условие и убедил его, что пяти будет достаточно. Ненавижу хвалиться, но я хороший журналист: я знаю, как заставить источник раскрыться. С Ксавье мне понадобилось только одно имя: Далия Митчелл. Он пригласил меня домой, угостил ужином из пойманной собственноручно форели, израильского салата и кукурузного хлеба с перцем халапеньо. После еды мы сидели на его крыльце и смотрели на звёзды. В радиусе трёх километров от его хижины нигде не горел свет, и мы могли разглядеть в ночном небе буквально каждую звезду Млечного Пути.

Первым делом мне всегда задают один и тот же вопрос: «Когда вы узнали правду?»

У меня нет на это ответа.

Хотел бы я сам это знать.

Вы должны понять, как всё произошло – по крайней мере, для меня. Я просто сидел в своей хижине в Новой Шотландии, был обычный вторник, после полудня. И вдруг я вижу над деревьями вертолёт, который садится в поле всего в километре от моего дома. Они даже не пытались спрятаться. Сразу стало ясно: это за мной.

Я не из «выживальщиков», но и я не очень-то люблю незваных гостей.

Решив, что они хотят арестовать меня за кое-какое программное обеспечение, которое я продавал некоторым не самым правильным друзьям нашей страны, я схватил кувалду и начал крошить свои жёсткие диски[39]39
  Существует популярная теория, что можно удалить все данные с жёсткого диска, проведя над ним сильным магнитом, – этот приём часто показывают в кино. Однако, если верить Ксавье, эта идея ошибочна. Он утверждает: для того, чтобы это подействовало, магнит должен быть очень сильным – таким, каких люди дома обычно не держат. Поэтому куда действеннее просто размолотить жёсткий диск на мелкие кусочки.


[Закрыть]. Расколотил все двадцать семь в мелкую пыль к тому времени, как позвонили в дверь. Я открыл: там был парень с настолько толстой шеей, что её как будто не было вообще, и с бицепсами размером с мои ляжки. В руках он держал автомат «HK416».

Он заметил кувалду у меня в руках, но спросил, не я ли доктор Ксавье Фейбер. Я кивнул, и он сказал, что мне нужно пройти в вертолёт вместе с ним.

Вот и всё общение. Полёт длился примерно четыре часа, и за всё это время никто из солдат, которым поручено было меня доставить, со мной не заговорил. Несколько раз они о чём-то переговаривались по своим тайным каналам в наушниках, но большую часть времени просто спали. А я глаз не мог сомкнуть. В голове роилась тысяча самых разных мыслей. Почему? Да потому что я знал: эти люди пришли за мной не для того, чтобы побеседовать о всяких подозрительных программах, которые я написал и которые они предпочли бы не выпускать в даркнет. Если бы они хотели, чтобы я сдал им кого-нибудь из своих контактов, они бы открыто демонстрировали силу, чтобы убедить меня, что расколоться в этой ситуации – мой лучший (и единственный) вариант. Но эти амбалы были там явно не для понтов: им нужно было что-то, чего я им ещё не предоставил. Их руководство интересовали мои мозги, а не то, на чём я зарабатываю.

Мы приземлились на военной базе, и солдаты расселись по чёрным внедорожникам – там их была целая куча, прямо как в кино. Гленн Оуэн, наш знаменитый глава администрации Белого дома в то время, просиял, когда я забрался к нему в машину. Он сидел между двумя секретными агентами. Мы вежливо поболтали ни о чём. Я видел его по телевизору, так что похвалил его работу над кампанией Баллард. Меня никогда особо не интересовала политика, но независимая кампания Баллард определённо привлекла моё внимание. Я знал, что Гленн сыграл огромную роль в том, чтобы удерживать внимание самой Баллард на важных для избирателей вещах: работа, безопасность, низкие налоги, и всё такое прочее.

– Вас не особенно рекомендовали, – сказал Гленн.

– Дайте угадаю: Броксон?

Гленн кивнул.

– Он беспокоится, что мы не сможем держать вас на достаточно коротком поводке.

– Похоже на него, да.

На этом наша беседа закончилась. Я хотел спросить, зачем я им понадобился и кто в действительности меня вызвал, потому что у Броксона не хватило бы влияния, чтобы вот так притащить меня на встречу, но я знал, что ответов всё равно не получу.

Меня привели в Белый дом, в Кабинет министров. Закрыли за мной дверь – и я обнаружил себя лицом к лицу с некоторыми из умнейших людей в США. Кое-кого из присутствовавших я уже знал.

Доктор Нил Робертс – экзобиолог, с которым я работал в НАСА; ему было тогда лет пятьдесят. Он опубликовал несколько революционных статей о том, как жизнь, теоретически, может существовать в самых пустых и отдалённых уголках космоса, а также под толстым льдом Тритона, самого большого спутника Нептуна[40]40
  Долгое время существовала гипотеза, что подо льдом Тритона (одного из четырнадцати спутников Нептуна) может существовать жизнь. Если это так, то жизнь там, вероятно, имеется только в виде микроорганизмов.


[Закрыть]. Как и все подобные мысленные эксперименты, этот был довольно интересным, но, по большому счёту, бесполезным в глобальной перспективе.

Ещё я хорошо знал доктора Сергея Микояна – лингвиста, который говорил, кажется, на двадцати пяти языках. Он был своего рода легендой в некоторых сферах машинного обучения, потому что помогал исследователям научить компьютеры различать языки. Мы не работали над совместными проектами, но я читал его работы – они были гениальны.

Женщину рядом с Микояном я не знал. Когда Гленн представлял нас всех друг другу, её он представил как Соледад Венегас, специалиста по физике частиц. Соледад была молодой – может, лет на пять старше меня, то есть тридцать с хвостиком. У неё были короткие волосы и большие серьги в виде атома с пятью вращающимися вокруг него электронами. Неплохой аксессуар.

Доктор Андреа Циско была астрофизиком из Вашингтонского университета. Известна своей работой о гравитационных волнах, хотя те несколько раз, что я встречал её на конференциях в Массачусетском технологическом, она казалась мне вечно куда-то спешащей и ещё менее социально приспособленной, чем большинство астрофизиков. Она даже не взглянула на меня, когда назвали моё имя.

Это что касается учёных. Остальные в комнате были из администрации президента. Я узнал Канишу Престон, советника по национальной безопасности, Терри Куинна, главного адвоката Белого дома, и генерал-лейтенанта Чен, министра обороны.

Я сел на свободное место и немедленно попытался подколоть доктора Робертса. Что поделать, таков уж я.

– Так что, в НАСА нашли наконец какие-нибудь инопланетные жучки, Боб?

Он нахмурился и ответил:

– С тех пор как тебя уволили – нет.

Туше.

Гленн вручил каждому из нас по планшету. На них была установлена система GNU/Linux с изготовленной на заказ технической начинкой и довольно мощной системой безопасности – вшитые аварийные выключатели для вайфая, камеры, GPS и мобильной связи. Планшеты были совсем новыми, и на них был только один файл. Мы открыли его и взглянули на содержимое.

Если вы когда-нибудь ходили в поход – не просто по парку или роще, а в настоящий долгий поход где-нибудь в глуши, – вы поймёте, что я испытал, впервые увидев Код Импульса. Вроде как когда ты продираешься через первобытный дикий лес и вынужден бесконечно прорубать себе путь сквозь густые заросли, а потом, совершенно измотанный, окровавленный, весь в синяках, чувствуя себя буквально на волоске от смерти, ты еле-еле тащишь своё разбитое тело на продуваемую всеми ветрами вершину горы – и тебе открывается самый потрясающий пейзаж, который ты когда-либо видел. Роскошные цветущие долины, окружённые зелёными лесами, небольшие кобальтово-синие озёра у подножия высоких снежных гор. Совсем прозрачный воздух, и пахнет хвоей. Безоблачное небо – самого яркого оттенка синего, который тебе только доводилось видеть.

Вот так для меня выглядел с планшета Код Импульса.

Большую часть своей карьеры я потратил на попытки сориентироваться в бурных водах плохо написанных компьютерных языков и плохо сделанных кодов, а также в тёмном болоте Objective-C и на минном поле «С++». В какой-то момент даже мой собственный язык, «Скинуокер»[41]41
  Ксавье сказал мне, что название «Скинуокер» было для него чем-то вроде шутки для посвящённых. Это отсылка к одному паранормальному явлению конца восьмидесятых, связанному с местом в Юте, известным как ранчо «Скинуокер»: изначально оно называлось «Ранчо Шерманов», но, по словам владельца ранчо и нескольких исследователей паранормального, которые побывали там в девяностых, в этом месте часто происходили какие-то странные явления, включая НЛО и так называемых «скинуокеров» (англ. skin-walker) – злых магов-перевёртышей из мифологии индейцев навахо. Ксавье как-то прочитал статью об этом ранчо и решил, что название «Скинуокер» звучит «дико круто, прям как название рок-группы».


[Закрыть], был довольно простым, но не идеальным. Все языки программирования имеют один общий непреодолимый недостаток: они все пишутся людьми и для людей. Знаю, что есть исключения, но большинство этих языков несовершенны, потому что наш разум неспособен предвидеть все потенциальные проблемы, которые могут возникнуть. Это логично.

Код Импульса был абсолютно уникальным.

Вот почему меня и всех этих крутых учёных привели в Кабинет министров. Этот Код привёл правительство в замешательство. Я, правда, видел его на тот момент всего несколько минут, но я понятия не имел, для чего Код предназначен и кто мог его создать. Хотя, признаюсь, у меня были кое-какие догадки.

Гленн рассказал нам о том, как код был обнаружен.

Он рассказал, кто и где поймал этот сигнал, и намекнул, что, хотя всё это довольно загадочно, правительство хочет расшифровать код – и желательно быстро. Если это была вражеская атака, они хотели знать, откуда она пришла. Если естественное явление, что казалось полным абсурдом, они хотели понять, как это получилось.

Гленн спросил:

– Это новый вид кибероружия, выпущенный раньше срока? Что-то вроде «Стакснет»[42]42
  Stuxnet – невероятно продвинутый компьютерный вирус, созданный учёными из США и Израиля. Был выпущен в 2010 году с целью остановить попытки Ирана создать обогащённый уран – вирус приводил в негодность их центрифуги.


[Закрыть]? Или это и впрямь послание из космоса?

Я ответил первым:

– Это не оружие. Слишком сложный Код.

Робертс, разумеется, сразу же возразил:

– Я бы не спешил с выводами. Мне доводилось видеть некоторые невероятно сложные вирусы, доктор Фейбер.

– Ты путаешь понятия «сложно устроенный» и «сложный для понимания», – ответил я.

Гленн прочистил горло и остановил наш спор.

– Ладно. Слушайте, давайте подойдём к этому с другой стороны. Если это сигнал из космоса, то, возможно, это естественное явление, – сказал он. – Что вы думаете по этому поводу?

Я сказал:

– Сигнал искусственный и с огромным охватом.

Доктор Сергей Микоян спросил:

– Откуда вы знаете, что он не сработал случайно, как бывает, например, с сигналом тревоги?

– Вы не видите здесь то, что вижу я, – ответил я.

Доктор Робертс – шутник, как всегда, – сказал:

– Напомни-ка, почему тебя сняли с должности в НАСА? – и громко рассмеялся. Никто больше не улыбнулся.

Доктор Венегас была следующей:

– О чём конкретно вы говорите, Ксавье?

Догадка мелькнула у меня за несколько секунд до её вопроса – прямо перед тем, как мы с доктором Робертсом обменялись любезностями. Вопрос доктора Микояна о случайности явления, хоть и в корне неверный, навёл меня на мысль. Код Импульса был абсолютно безупречен. А это значило, что создатели Импульса были, вероятно, не только гениальны, но и гораздо более технологически развиты, чем любой из присутствующих в этой комнате. И это, в свою очередь, грозило большими неприятностями.

– Хотите знать, на что я намекаю? – спросил я, указывая на Код на экране своего планшета. – Я пытаюсь сказать, что мы обречены. Этот сигнал – не отсюда. Он был послан культурой (возможно, целой цивилизацией), которая превосходит нас по всем параметрам. Но зачем им выходить с нами на связь? И что мы можем получить от контакта с ними?

Доктор Робертс, наш вечный оптимист, предложил:

– Обмен идеями?..

Я сказал, что мне нужно увидеть остальную часть Кода.

Тогда подала голос Каниша:

– Это всё, что у нас есть.

– Это проблема, – ответил я. – Надеюсь, каждый радиотелескоп в стране сейчас направлен в ту сторону, откуда пришёл сигнал.

– Мы работаем над этим, – сказал Гленн.

– Работайте быстрее.

Я начинал раздражаться. Никто за столом не понимал, к чему я клоню. Нам всем выдали одну и ту же информацию, но я ожидал от них большего. Нельзя просто взять и сбросить величайшее открытие в истории человечества на кучку учёных, а самим спокойно сидеть и ждать, когда они выдадут вам готовый ответ.

Каниша почувствовала мою досаду:

– Почему, Ксавье?

– Это только первый Импульс, – сказал я. – Будут и другие.

Все резко замолчали.

Гленн встал.

– Вы в этом уверены?

– Нет, – сказал я. – По крайней мере, не на сто процентов. Но что можно сказать по этому Коду уже сейчас, так это то, что в нём есть маркеры зацикленности. Думайте о них как о маленьких таймерах – их не стали бы добавлять в Код, если бы сигнал был одноразовым. Если эта штука не сработает сейчас, то они пошлют её снова. А может быть, пошлют, даже если сработает.

Мы обсудили это. Не все были со мной согласны.

– Значит, нужно приготовиться к такому исходу, – подытожил Гленн. – Если доктор Фейбер прав, нам следует сообщить об этом президенту. У вас есть время до конца ночи, чтобы подготовить краткий отчёт. Я вернусь за ним утром. Мы обеспечим вас кофе, чаем и ужином. Главное, чтобы утром отчёт был готов.

После этого в комнате остались только учёные. Мы взглянули друг на друга и после секундного неловкого молчания принялись за работу.

Пересказывать вам дальнейшие события той ночи дословно было бы невероятно скучно. Всё, что вам нужно знать: мы выпили жуткое количество кофе, исписали восемь листов бумаги, спорили до хрипоты и наконец пришли к некоторому заключению. Гленн появился почти на рассвете. Он выглядел так, как будто спал ещё меньше, чем мы все вместе взятые. Поправив свой галстук, он закрыл за собой дверь и со вздохом сел перед нами.

– Итак, что именно мне стоит сказать президенту Баллард?

Поначалу говорила в основном Каниша:

– Мы считаем, что этот сигнал был послан не с Земли. Ничего подобного наши технологии создать не могут. Вы должны сообщить президенту, что мы обнаружили инопланетное сообщение и…

Тут я вынужден был её прервать.

– Я не уверен, что это именно «сообщение», – сказал я. – Мы всё ещё не пришли к согласию на этот счёт, но лично я считаю, что это больше похоже на трансляцию: не тот сигнал, который подразумевает ответ с нашей стороны. Всё, что нам остаётся, – как-то с ним разобраться.

Гленн был разочарован. Мы только что сказали ему, что человечество наконец-то получило доказательство существования жизни за пределами нашей планеты, но мы не могли просто побыстрее с этим покончить, и ему это не понравилось.

– И как вы предлагаете «разбираться» с ним? – спросил он меня, но смотрел при этом на Канишу.

– Нужно расшифровать его, – сказала доктор Циско. – Но у нас нет здесь подходящих для этого инструментов. Нужно собрать рабочую группу, вовлечь больше людей и выяснить, что именно вся эта чертовщина – то есть трансляция – означает. Как только мы расшифруем Код, мы будем знать, представляет ли сигнал угрозу, и если да, то какую.

Гленн скрипнул зубами, переваривая эту информацию.

– Значит, вы хотите, чтобы я сказал президенту, что мы совершенно точно поймали инопланетный сигнал, но при этом понятия не имеем, о чём в нём говорится или что он означает? И, если я правильно понимаю, это, кроме всего прочего, ещё и потенциальный повод для беспокойства. Доктор Фейбер, этот импульс – сигнал для инопланетного вторжения?

Я сказал:

– Не исключено.

– Я не могу пойти с этим к президенту, пока не буду уверен, что конкретно представляет собой этот Импульс, – сказал он. – Рецепт межгалактического кукурузного хлеба или план битвы для миллиона космических кораблей, готовящихся ко вторжению где-то неподалёку? А может – я всё-таки скажу это – сигнал вообще ничего не значит. Может ли так случиться, что вы в итоге, когда его расшифруете, обнаружите, что это просто последнее сообщение какой-нибудь далёкой цивилизации, которая вымерла два миллиона лет назад?

У нас не нашлось достойного ответа.

Но у меня возникла одна идея.

– Сэр, – сказал я. Доктор Робертс странно на меня покосился, поскольку никогда раньше не слышал, чтобы я обращался так к кому-либо. – Доктор Циско права. Нам нужно сформировать комиссию или целевую группу, или как там это называется, и расшифровать Код. И хорошо бы сделать это ещё вчера. Если вы предоставите нам необходимые ресурсы, мы можем сделать всё относительно тихо и выдать вам ответ в течение недели.

Понятия не имею, почему я предложил именно недельный срок. Расшифровка такого сложного Кода с тем же успехом могла отнять у нас и несколько лет. Но почему-то в голову пришло слово «неделя», и я произнёс его вслух. Другие учёные при этом посмотрели на меня, как на полного психа.

– Ладно, – сказал Гленн, – но Код Импульса остаётся здесь, на планшетах, в пределах Белого дома. На данный момент все вы – члены специальной комиссии. Езжайте домой, возьмите всё, что вам нужно, и возвращайтесь завтра. Ваша неделя начинается сегодня в полночь. Обо всём, что вы обнаружите во время расшифровки, обо всём, что покажется вам тревожным или подозрительным, даже если это просто какая-нибудь мелочь, – немедленно дайте мне знать. Мне не нужно напоминать вам, но если хотя бы одна цифра этого Кода просочится за пределы вашей рабочей группы, то вами займётся соответствующее правительственное подразделение. Я ясно выражаюсь? Если эта информация станет известна кому-либо вне этой группы прежде, чем мы установим её точное значение, – больше о вас никто никогда не услышит.

Гленн ушёл и послал к нам нескольких своих помощников, чтобы начать подготовку по части логистики. Мне не к чему было возвращаться в Новой Шотландии, по крайней мере на этой неделе, так что я переночевал в ближайшем отеле, ожидая возвращения своих коллег.

Но, как вы, вероятно, уже знаете, это был последний раз, когда мы видели доктора Циско.

Она умерла. Попала в аварию по пути домой.

Или, во всяком случае, так нам сказали.