Текст книги "Вино из Атлантиды. Фантазии, кошмары и миражи"

Однажды ночью я ненадолго пришел в себя; я валялся, уставившись на звезды, но теперь это были привычные звезды, которые сияли на правильных небесах, и я успел возблагодарить Господа, что снова вижу Южный Крест, пока вновь не впал в апатию и забытье. Когда я пришел в себя, я лежал на койке, и надо мной склонялся судовой врач.

Они, люди на судне, были очень ко мне добры. Однако, когда я начинал излагать им свою историю, жалостливо улыбались, и после нескольких неудачных попыток я решил держать рот на замке. Они очень удивились веслам с посеребренными рукоятями и расписным кувшинам, которые нашли в моей шлюпке, но искренне отказывались принимать мои объяснения. Таких островов и таких людей не существует, говорили они: подобные рассказы противоречат всем известным картам и сообщают ложные сведения этнографам и географам.

Я и сам часто задумываюсь над справедливостью их утверждений, ибо многого объяснить не могу. Быть может, я попал в область Тихого океана, которая существовала вне времени и пространства, – океанический лимб, куда в давние века из-за неведомой катастрофы погрузился этот остров, как Лемурия, ушедшая под воду? Но если так, какому искривлению законов пространства обязан я тем, что сумел сначала достичь острова, а затем оттуда выбраться? Спорить о том бессмысленно. Однако я часто вижу во сне искривленные созвездия и снова разделяю смущение и озадаченность потерянных людей, которые всматриваются в бесполезные карты и без конца измеряют высоту свихнувшегося светила над горизонтом.

Покинутые в созвездии Андромеды

I

– Я вас, ребята, высажу на первой же попавшейся планете.

Ледяной размеренный голос капитана Вольмара был страшнее любого бешеного припадка ярости. Глаза его сверкали холодно и остро, как сапфировые блики на снегу; произнеся эти отрывистые слова, он сжал губы с непреклонностью фанатика.

Трое бунтовщиков угрюмо переглянулись и уставились исподлобья на капитана, однако ничего не сказали. Было бы нелепо оправдываться и пререкаться под дулами автоматических пистолетов Вольмара и остальных трех членов команды космического летательного аппарата. Все понимали, что бессмысленно ждать пощады от сурового поджарого космического волка, мечтающего обойти всю Вселенную и стать межзвездным Магелланом. Пять лет он вел свой корабль прочь от Земли и Солнечной системы – те давно уже превратились в крошечные искорки, едва различимые даже с помощью оптических приборов. Пять лет он гнал судно и команду вперед, быстрее скорости космических лучей, сквозь безбрежную, бездонную ночь, среди плывущих в пространстве звезд и туманностей. Расположение их изменилось до неузнаваемости; созвездия были уже не теми, что ведомы земным астрономам; далекие звезды, приближаясь, обращались в пылающие солнца и снова блекли, становясь, как прежде, звездами; и не раз случалось путешественникам увидеть вдали чуждые планеты. За годы пути холодный ужас бездны, головокружительная жуть неизреченной бесконечности мало-помалу парализовали души троих из команды. Ностальгия по далекой Земле сковала их невыразимой тоской, и в конце концов они не выдержали – наспех, без четкого плана попытались захватить корабль и повернуть к дому. Произошла недолгая, отчаянная стычка: Вольмар, предупрежденный каким-то удивительным чутьем, начал их подозревать и приготовился к сопротивлению. Капитан и верные ему люди втайне вооружились, а безоружные бунтовщики дрались врукопашную. Они не сдавались, пока все не были ранены, хотя и легко. Кровь из ран капала на пол, когда трое непокорных стояли перед Вольмаром.

Бунтовщиков звали Альберт Адамс, Честер Деминг и Джеймс Ровертон. Адамс и Деминг были еще молоды, а Ровертон приближался к среднему возрасту. Само их участие в экспедиции Вольмара – свидетельство умственных способностей и отличной физической формы, ведь для вступления в команду необходимо было пройти долгий и весьма придирчивый отбор. Требовалось глубокое знание математики, химии, физики, астрономии и других областей науки, а равно и прекрасное владение механикой; вдобавок идеальное зрение, слух, чувство равновесия и крепкое телосложение. Нечего и говорить, что все они отличались деятельным складом характера и любовью к приключениям – иначе не вызвались бы участвовать в таком предприятии. Люди уже много раз путешествовали на Луну и ближайшие планеты, но никто еще не рисковал отправиться в дальний космос, к созвездиям, если не считать единственной экспедиции Аллана Фаркуара к альфе Центавра.

Капитан Вольмар и трое верных ему космических путешественников были все люди одной породы: фанатически, почти нечеловечески преданные идее, ученые, для которых наука превыше всего, способные принять любые муки и сделать мучениками других, чтобы доказать свою теорию или совершить открытие. А в самом капитане жил безумный дух приключений, жажда пройти там, где не ступала нога человека, холодное пламя всепоглощающей страсти к бескрайности неизведанного. Бунтовщики оказались не такими сверхчеловеками; их сломили годы безрадостного заточения в космическом летательном аппарате, затерянном среди безмерной пустоты, вдали от всего, что необходимо для жизни нормальных существ. Мало кто смог бы продержаться так долго.

– Еще одно, – продолжал холодный голос Вольмара. – Я высажу вас без оружия, без провизии, без кислородных баллонов. Выживайте сами как сможете. Конечно, есть вероятность, что атмосфера окажется непригодной для дыхания – если она там вообще есть. Сейчас Джаспер вас свяжет во избежание еще каких-нибудь глупостей.

Олтон Джаспер, известный астроном, а в экспедиции первый помощник капитана, шагнул вперед и связал бунтовщикам руки за спиной. Затем всех троих заперли в нижнем отсеке корабля, сразу над входным люком. Этот отсек был изолирован от внутренних помещений, а открыть люк можно было с верхнего уровня посредством электрического устройства. Бунтовщики остались лежать в полной темноте – свет проникал в отсек, лишь когда им приносили скудные порции еды и питья.

Казалось, прошла вечность. Трое несчастных давно уже не пытались вести счет времени. Они почти не разговаривали – говорить было не о чем, разве только о поражении, отчаянии и ужасной неизвестности впереди. Изредка кто-нибудь один, особенно Ровертон, собравшись с мужеством, пытался пошутить, но ответный смех напоминал последние конвульсии вычерпанной до дна отваги.

Однажды из переговорной трубки раздался голос Вольмара – далекий и приглушенный, словно бы доносящийся из неких космических далей.

– Мы приближаемся к дельте Андромеды, – объявил он. – У этой звезды имеется планетная система, мы уже наблюдали две планеты. Часа через два мы высадим вас на ближайшей.

Бунтовщикам даже стало чуть спокойнее. Все, что угодно, пусть и внезапная смерть от отравления чуждой атмосферой, будет лучше долгого заключения. Стоически, словно осужденные преступники, они приготовились к роковому броску в неизвестность.

Минута за минутой проходили в темноте. Потом включился электрический свет. Открылась дверь, и вошел Джаспер. Он молча развязал бунтовщиков, вышел, и дверь закрылась в последний раз.

Чувствовалось, что корабль замедлил ход. Приговоренные с трудом поднялись на затекшие ноги и едва удержали равновесие – они привыкли к полету на скорости значительно большей, чем скорость любых космических тел. Затем они почувствовали, что летательный аппарат остановился: их отбросило к стене, и вечный рокот моторов затих. Тишина казалась странной; пульсация мощных электромагнитных двигателей стала для них привычной, как биение собственной крови, которого не замечаешь.

Внешний люк открылся с металлическим скрежетом. Стало видно слабое синевато-зеленое мерцание. Затем повеяло едким воздухом и смесью совершенно неописуемых запахов, не похожих ни на что земное.

Бунтовщики вновь услышали голос Вольмара:

– Пошли вон, и поживее. Мне некогда тратить время на ерунду.

Задержав дыхание, Ровертон пролез в люк и спустился по стальному трапу, укрепленному на наружной обшивке летательного аппарата. Другие двое выбрались вслед за ним. Они почти ничего не видели, – судя по всему, в этом новом для них мире была ночь. Сперва им показалось, что они висят над бездонной пропастью, но, спустившись, они почувствовали под ногами твердую почву. Воздух вызывал неприятное жжение в носу, но, видимо, все же годился для дыхания. Они двинулись вперед, стараясь держаться поближе друг к другу и осторожно ступая по гладкой ровной поверхности. Еще глаза не привыкли к сумраку, когда темная масса космического корабля пришла в движение и с оглушительным ревом умчалась в небеса.

II

– Бросили нас! – промолвил Ровертон с коротким смешком. – Ну что же, одно можно сказать наверняка: мы первые мятежники в истории, которых высадили в созвездии Андромеды. Значит, используем шанс на всю катушку. Здешний воздух нас пока не убил; очевидно, в нем содержатся водород и кислород приблизительно в той же пропорции, что и в земной атмосфере. А при таком составе воздуха есть немалая вероятность обнаружить растительную, а то и животную жизнь, которая может стать источником питательных веществ.

Трое товарищей по несчастью напрягали зрение, вглядываясь в сине-зеленую тьму. Никто из них не страдал недостатком воображения, и все трепетали от столкновения с чуждым человеку миром. На их нервы обрушились мириады предчувствий непознанных вещей и явлений, каких прежде не мог себе представить никто из людей. Местность вокруг была неописуемо пустынна, но в этой пустыне, казалось, таились многообразные и неисчислимые формы внеземной жизни. Однако ничего определенного нельзя было различить, кроме смутно виднеющихся неподвижных груд, похожих на большие валуны. В воздухе как будто похолодало, и едкие запахи стали заметнее. Небо вверху затуманили испарения; лишь несколько звезд тускло мерцали в вышине. Они то меркли, то вновь проступали яснее, как будто их заслоняли плывущие по воздуху клубы тумана. Куда ни кинешь взгляд, всюду ощущалось беспредельное, неизмеримое пространство, и мятежников одолело пугающее головокружение, словно их затягивает в бездну.

Ровертон зашагал вперед, к ближайшему валуну, прислушиваясь к силе тяготения неведомой планеты. Полной уверенности не было, но ему показалось, что двигаться немного труднее, чем на нашей Земле.

– По-моему, эта планета несколько больше или тяжелее, чем наша, – объявил он.

Остальные двое, следуя за ним, тоже это почувствовали. Они растерянно остановились, не зная, что делать дальше.

– Солнце взойдет же когда-нибудь, – заметил Деминг. – Дельта Андромеды – немаленькое светило и тепла дает примерно как наше солнце. Несомненно, и светить будет не хуже. А пока есть смысл сесть и подождать, если эта штуковина и правда валун.

Деминг присел на темную кочку. Она была округлой формы, футов восьми в диаметре и трех в высоту. Двое других тоже уселись. Валун был покрыт чем-то вроде густого мха, очень упругого и удобного.

– Роскошь! – воскликнул Ровертон. – Подремать бы…

Впрочем, ни он, ни его спутники не смогли бы заснуть. Все они, внезапно брошенные в гущу чуждых атмосферных и геологических сил, магнетических эманаций почвы, не ведающей поступи человека, терзались ужасной тревогой из-за необычности своего положения. По поводу упомянутой почвы они пока не могли сделать никаких заключений, кроме того что на ощупь она влажная и, по-видимому, лишена растительности.

Мятежники ждали. Тьма сочилась холодной вязкой вечностью. У троих покинутых были с собою часы, но за время, проведенное взаперти и со связанными руками, часы остановились. Теперь каждый завел свои часы и время от времени чиркал спичками, чтобы взглянуть на циферблат, хотя все понимали бессмысленность такого занятия, ведь неизвестно, как соотносятся здешние сутки с двадцатичетырехчасовыми земными.

Часы тянулись невыносимо медленно. Иногда все трое принимались торопливо, как в лихорадке, разговаривать, силясь одолеть тревогу, которая не оставляла их ни на мгновение. Эти сильные, зрелые мужчины ощущали себя детьми в темноте, где вокруг теснятся толпы чудовищ. Когда же разговор стихал, невыразимая словами чуждость и пугающий мрак словно подступали еще ближе. Злополучные бунтовщики не решались умолкать надолго. Безмолвные туманные небеса и плотно укрытая испарениями местность давили неосязаемой угрозой. Раз вдали послышался резкий скрип, точно кто-то крутит рукоятку заржавленного механизма. Вскоре звук прекратился и не повторялся больше, зато изредка доносилось пронзительное стрекотание, словно бы от насекомых. Стрекот был такой пронзительный, что зубы сводило.

Вдруг все разом заметили, что мрак понемногу рассеивается. На почву легли бледные отсветы, и валуны вокруг обозначились четче. Свет был очень странный, – казалось, он исходит из самой почвы и поднимается вверх волнами, как марево от жары. Он напоминал сияющее гало, что окружает луну в облачную погоду; набрав силу, свет уже и по яркости не уступал земной луне. Почва при таком освещении выглядела зеленовато-серой, а по консистенции напоминала подсыхающую глину. Верхушки валунов еще терялись в тенях, но бока были хорошо видны. Покрывающий их мох оказался лиловым, косматым и жестким.

Бунтовщики терялись в догадках, не в силах определить природу странного света.

– Какое-то излучение? – предположил Ровертон. – Люминесценция? Возможно, какие-то фосфоресцирующие микроорганизмы, разновидность светляков?

Он наклонился рассмотреть поближе колышущееся волнами сияние и вскрикнул. Свет состоял из крошечных точек, парящих не выше фута от земли. Все новые и новые во множестве поднимались над почвой.

– Простейшие неизвестного вида, – решил Ровертон. – Очевидно, эти организмы обладают высокой светимостью, при их свете чуть ли не читать можно.

Он вынул часы и убедился, что в состоянии разобрать цифры.

Через некоторое время странное свечение начало меркнуть, словно впитываясь в почву. Вновь наступила тьма, на этот раз ненадолго. Вскоре вокруг проступили очертания пейзажа. Освещение было теперь обычным – туманные предрассветные сумерки. Глазам предстала почти совершенно плоская, лишь чуть всхолмленная равнина с разбросанными по ней валунами, а вдали все терялось в клубящейся дымке испарений. Свинцового цвета медлительный ручей протекал футах в двухстах от того места, где сидели Ровертон со спутниками, и тоже исчезал в тумане.

Испарения, поначалу бесцветные, мало-помалу расцветились насыщенными оттенками – розовый, шафранно-желтый, лиловый, – словно за ними разгоралась заря. В центре этой радужной картины посветлело; вероятно, дельта Андромеды поднялась над горизонтом. Воздух заметно потеплел.

При виде ручья трое товарищей по несчастью разом ощутили нестерпимую жажду. Вода могла оказаться непригодной для питья, но они решили рискнуть.

Жидкость в ручье была удивительно густая и непрозрачная, молочно-белая. Вкус у нее был несколько затхлый, но по крайней мере она утоляла жажду, и никаких отрицательных последствий путешественники пока не заметили.

– Теперь бы позавтракать, если получится, – сказал Ровертон. – Нам не хватает всего-то продуктов, кухонной утвари и топлива.

– Вряд ли мы их найдем, сидя на месте, – отозвался Адамс. – Вот же унылая дыра! Пошли, что ли?

Завязалась дискуссия – в какую сторону идти. Все снова уселись на ближайший замшелый валун, чтобы не спеша решить этот важнейший вопрос. В любую сторону местность была равно пустынна и безрадостна. В конце концов решили следовать по течению тягучего потока, навстречу заре. Только они собрались встать, как валун под ними внезапно качнулся. Адамс растянулся во весь рост, а остальные двое успели отпрыгнуть и удержались на ногах; массивное тело, которое они принимали за камень, раскрылось, как будто раскололось посередине, открывая взорам углубление, выстланное неким белесым веществом, как желудок у животных. Внутренняя поверхность углубления непрерывно трепетала, и в нем накапливалась вязкая жидкость вроде слюны или пищеварительного сока.

– Черт возьми! – воскликнул Ровертон. – Такое и во сне не приснится! Что это, растение, животное или и то и другое?

Он подошел ближе. Загадочное тело не двигалось, только чуть-чуть подрагивало. Судя по всему, оно то ли было погружено в землю, то ли вросло в нее корнями. Когда Ровертон приблизился, вязкая жидкость начала выделяться обильнее.

Вдруг поблизости раздалось стрекотание, очень похожее на те звуки, что они слышали ночью. Бунтовщики оглянулись и увидели, что к ним летит удивительное существо. Размером с уткумандаринку, но видом скорее похоже на насекомое, а не на птицу: четыре заостренных перепончатых крыла, пухлое туловище, как у личинки, с отчетливо выраженными сегментами, узкая голова с двумя черными выростами, напоминающими перископы, десятком длинных разветвленных усиков и зеленовато-желтым, изогнутым, как у попугая, клювом. Голова и туловище тошнотворного сероватого оттенка. Существо пролетело мимо Ровертона и опустилось прямо на клейкую жидкость, которую он рассматривал. Согнув четыре коротенькие рудиментарные лапки, существо принялось зачерпывать клювом жидкость, попутно окуная в нее крылья. Жидкость толчками начала прибывать; скоро крылья и тельце существа заблестели, покрытые слизью. Оно перестало пить, ткнулось в жидкость головой, забилось, пытаясь освободиться, и наконец затихло.

– Бр-р! – сказал Деминг. – Так вот оно как… Что-то вроде росянки или венериной мухоловки. Если андромедианские мухи все такие здоровенные, нам понадобятся теннисные ракетки, чтобы их отгонять.

Он не успел договорить, как подлетели еще три таких же насекомых и повторили судьбу своего предшественника. Как только они оказались надежно пленены, косматое тело снова сомкнулось. Белесой подкладки больше не было видно, и только едва заметная бороздка осталась там, где проходил разлом; перед бунтовщиками снова лежало подобие замшелого валуна. Тем временем вокруг, терпеливо дожидаясь своих жертв, раскрылись другие лиловые бугры.

– Такая тварь и человека запросто сожрет, – задумчиво проговорил Ровертон. – Не хотелось бы в нее попасться. Пошли отсюда!

Он первым зашагал по берегу медлительного ручья. По дороге им встретилось еще множество гигантских летучих насекомых, которые совершенно не обращали на них внимания. Один раз Ровертон чуть не наступил на черную тварь, по форме напоминавшую громадного червя и ползшую от ручья. В длину тварь была не меньше трех футов. Двигалась она чрезвычайно вяло. Бунтовщики перешагнули через нее, содрогаясь от омерзения, – тварь была отвратительнее любой змеи или червяка, поскольку сочетала в себе размер одной с обликом другого.

– Что это? – Ровертон остановился и прислушался.

Остальные тоже стали прислушиваться. И вот они услышали: откуда-то издали – расстояние трудно определить в тумане – доносились глухие удары. Звук ритмично повторялся, изредка прерываясь, и тогда раздавался пронзительный писк множества тоненьких голосов.

– Идем дальше? – Ровертон опасливо понизил голос. – Мы безоружны и черт его знает во что можем вляпаться. Может, там и разумные существа, но будут ли они враждебны, заранее ведь не угадаешь.

Его спутники не успели ответить – туман отступил, и им открылось необычайное зрелище. Совсем близко, на берегу ручья, вокруг одного лилового бугра столпился десяток существ ростом фута два, наподобие пигмеев. Орудиями, отдаленно напоминающими ножи и топоры, они обдирали с бугра моховидную оболочку и разрубали на части белое мясистое нутро. Даже на расстоянии было видно, что белесая масса конвульсивно содрогается, как будто ощущает удары.

Вдруг занесенные топоры замерли в воздухе. Снова раздался общий писк. Пигмеи все разом обернулись и воззрились на Ровертона и его спутников. Затем писк несколько изменился, переходя в громкое щебетанье, словно существа кого-то звали. В ответ из тумана появились три чудовища. Были они футов двадцать в длину, похожие на толстых ящериц с огромным количеством коротеньких лап, на которых они передвигались враскачку с поразительной быстротой. У каждого на спине было четыре седла причудливой формы. Словно по команде, чудовища присели, и пигмеи живо взобрались в седла. Под аккомпанемент пронзительного чириканья фантастическая кавалькада двинулась навстречу путешественникам.

III

Спасаться бегством нечего было и думать. Ящероподобные существа передвигались намного быстрее самого стремительного бегуна: миг – и они уже высятся над троими путешественниками, окружая их и тесня со всех сторон. Существа были гротескны и ужасны, с плоской жабьей головой и раздутым туловищем, на котором тускло-синие, ржаво-черные и глинисто-желтые пятна сплетались в устрашающий узор. У каждого во лбу горел красноватым огнем единственный выпученный глаз. Уши – или некие выросты, похожие на уши, – свисали по обеим сторонам от морды морщинистыми складками, словно петушиная бородка. Всадники вблизи выглядели столь же необычно и уродливо. Большая круглая голова, один-единственный циклопический глаз и два рта по бокам от длинного хоботоподобного отростка, свисающего почти до пят. Рук и ног обычное количество, но они чрезвычайно гибкие, бескостные, или же их костная структура разительно отличалась от строения земных позвоночных. На руках по четыре пальца с полупрозрачными перепонками. Ступни были тоже перепончатые, и пальцы на ногах оканчивались длинными кривыми когтями. Все эти существа были нагими, безволосыми, с синевато-бледной кожей. В руках они держали оружие из какого-то металла, отливающего фиолетовым, оттенка марганцовокислого калия. У одних были алебарды с короткими рукоятями, у других ножи в форме полумесяца, утяжеленные шарообразными навершиями.

– Господи! – вскричал Ровертон. – Нам бы ружья для охоты на слонов!

Пигмеи, остановив ящеров, взволнованно затараторили, уставив на землян круглые глаза. Человеческий голосовой аппарат не в состоянии воспроизвести издаваемые ими звуки.

– Млах! млах! кнурхп! анхкла! хка! рхпай! – щебетали они.

– Видно, мы для них тоже диковина, – заметил Адамс.

Пигмеи, казалось, пришли к какому-то решению. Они замахали оружием, снова защебетали, ящеры их развернулись, выстроились полукругом и двинулись на землян. Пигмеи тыкали вперед ножами и алебардами, словно понуждая людей идти вниз по течению ручья. Оставалось только подчиниться, поскольку ящеры, приближаясь, разевали зубастые пасти, походившие на пещеры со сталактитами и сталагмитами. Ровертону со спутниками пришлось пуститься бегом со скоростью марафонцев, чтобы держать дистанцию.

– Нас загоняют, как скот! – крикнул Ровертон.

Поравнявшись с лиловым замшелым образованием, которое прежде рубили на части, пигмеи сделали остановку и погрузили куски в большие плетеные корзины, а корзины навьючили на чудовищ при помощи хитроумной сбруи – судя по виду, сделанной из кишок каких-то животных. Пока шла эта работа, землян загнали в середину кавалькады. Сбежать не было никакой возможности, и они покорились, призвав на помощь все свое научное самообладание.

Закончив погрузку, пигмеи снова двинулись по берегу ручья, гоня перед собой пленников. Туман понемногу рассеивался, и над зубчатым горным хребтом проступил мутно-желтый солнечный диск. Примерно через милю ручей сделал резкий поворот и дальше потек по бесплодной равнине к лиловеющей вдали излучине большого озера или моря. Здесь кавалькада отдалилась от берега, направляясь к горам.

Ровертон и его товарищи, спотыкаясь на каждом шагу, тащились вперед, спасаясь от разверстых пастей за спиной. Местность стала еще пустыннее. Больше не было ни насекомоядных косматых кочек, ни самих насекомых и никаких других форм жизни. Вокруг раскинулись неизмеримые пространства засохшей первобытной слизи – быть может, ложе исчезнувшего океана.

Земляне изнемогали от голода и усталости. Их нещадно гнали вперед, они задыхались, а мышцы словно налились свинцом. Казалось, прошли часы, но тусклое солнце не поднялось выше над горизонтом. Оно двигалось по пологой дуге, как наше земное солнце в приполярных областях. Горы не приближались, а будто отодвигались все дальше под огромным туманным небом.

В пейзаже различались новые подробности. Появились невысокие холмы, ложбины стали глубже. Кое-где равнину пересекали глубокие трещины в толще темной каменистой породы наподобие базальта. И по-прежнему никаких признаков жизни – ни травы, ни деревьев, ни поселений. Пленники устало гадали, куда их ведут и когда они доберутся до места назначения.

Что их там ждет, невозможно было даже вообразить.

Дальше их погнали по расщелине, где протекала быстрая речка. Ущелье становилось все глубже, стиснутое между отвесными скалами высотой футов сто, если не больше. Обогнув крутой поворот, земляне увидели перед собой широкий плоский берег, а над ним – скалистую стену с вырубленными в ней ступеньками и несколькими ярусами пещер. У входов в нижние пещеры толпились десятки пигмеев. При виде кавалькады с пленниками они оживленно загомонили.

– Троглодиты! – воскликнул Ровертон. В нем, несмотря на усталость, проснулся человек науки.

Пигмеи немедленно обступили троих путешественников. При ближайшем рассмотрении часть пещерных жителей оказалась другого пола – не такого, как те, что захватили землян. Были здесь и дети, самые маленькие – размером чуть больше морских свинок.

Всадники спешились и с помощью встречающих принялись разгружать корзины. Мясистые куски свалили в кучу рядом с большими плоскими каменными ступками. Когда с разгрузкой было покончено, пигмеи переложили часть кусков в ступки и начали толочь их тяжелыми пестиками, показывая жестами, чтобы пленники тоже взялись за работу.

– Видимо, эту мякоть употребляют в пищу, – предположил Адамс. – Возможно, это их основной продукт питания.

Земляне взяли по пестику и стали толочь белесый кусок. Мякоть легко разминалась, превращаясь в однородную массу, напоминающую крем. От нее шел резкий, но довольно приятный запах, и, несмотря на отталкивающие воспоминания, земляне вдруг почувствовали, что крайне голодны.

Когда все ступки наполнились кремоподобной массой, пигмеи без дальнейших церемоний принялись ее пожирать, зачерпывая не только перепончатыми руками, но и подвижными хоботами, и накладывая в оба ротовых отверстия. Они жестами показали землянам, что те тоже могут есть.

На вкус масса была солоноватая и отдаленно напоминала смесь морской рыбы с каким-то питательным корнеплодом. В целом довольно вкусно и вполне утоляло голод. В конце трапезы принесли плоские глиняные сосуды с желтовато-зеленым ферментированным напитком. Вкус у него был неприятный и очень кислый, но после нескольких глотков усталость как рукой сняло, и земляне смогли взглянуть на свое нынешнее положение с новой надеждой и отвагой.

Затем еще несколько часов все толкли оставшиеся куски мякоти. Полученную массу раскладывали в широкогорлые глиняные горшки и уносили в нижние пещеры. Землян тоже заставили работать. Низкие своды в пещерах не позволяли выпрямиться в полный рост, а сами пещеры были темные, со множеством больших и малых ответвлений. Обстановка, как и следовало ожидать, самая примитивная, хотя, к радости землян, в пещерах поддерживалась чистота. Пахло дымом, и в одной пещере развели огонь. Топливо напоминало торф. Рядом виднелись низенькие лежанки, застеленные безволосыми шкурами – вероятно, принадлежавшими животным вроде ездовых ящеров.

К тому времени как последний горшок отнесли в пещеру, солнце совсем скрылось за утесами. Сгустились холодные зеленые сумерки, от реки поползли завитки тумана. Ящеров увели в самую большую пещеру на отшибе, – очевидно, она служила своего рода стойлом. Пигмеи по двое, по трое разошлись по пещерам. Землянам указали на грот, где им следовало разместиться. Четверо пигмеев, вооруженных своими странными алебардами и утяжеленными ножами, остались стоять на страже у входа.

Тьма наполнила грот подобно бесшумному морскому приливу. Людьми овладела невероятная сонливость – реакция на перенесенные за день испытания и дикое напряжение нервов от множества новых, фантастических впечатлений. Путешественники улеглись на каменный пол, используя приземистые ложа вместо подушек, и через несколько минут уже спали.

Проснулись они под многоголосое щебетанье и чириканье снаружи, в бледном туманном рассвете.

– Похоже на общий сбор, – предположил Ровертон, осторожно выглядывая из пещеры.

На берегу реки столпилась сотня с лишним пигмеев; не меньше половины, видимо, из другого племени. Все они бурно что-то обсуждали, то и дело поглядывая круглым глазом на пещеру, где поселили землян. Их слова, жесты, выражения лиц были настолько далеки от всего человеческого, что невозможно было угадать, о чем идет речь и к какому решению склоняются – благожелательному или враждебному.

– Меня от них жуть берет, – сказал Деминг. – Не поймешь, то ли они нас слопают, то ли объявят богами.

Стражники по команде подошли к устью пещеры и дали землянам знак выходить. Когда те подчинились, перед ними поставили блюда с белой массой и чашки сладковатого матово-черного напитка; пока земляне ели, все сборище молча за ними наблюдало. Отношение к пленникам явно изменилось, но в чем состоит перемена и что она предвещает, оставалось неизвестным. Все происходящее казалось в высшей степени загадочным, чуть ли не священнодействием. Должно быть, черный напиток отчасти обладал одурманивающими свойствами. Чувства землян притупились; мозг, впрочем, работал по-прежнему четко.

– Не нравится мне это, – пробормотал Ровертон.

Всех троих одолевало смутное беспокойство, которому они не находили определенной причины. Тревога отнюдь не улеглась, когда у реки снова появились три вчерашних чудовищных ящера, а вслед за ними – еще два. На них верхом сидели вооруженные пигмеи. Приблизившись, наездники сделали землянам знак идти впереди процессии. Ровертон с товарищами двинулись вдоль берега, а всадники и вся толпа следовали за ними.

Ущелье постепенно сужалось, и стены поднимались все выше. Вскоре осталась только тропинка шириною в ярд у самого берега. Вода яростно бурлила на порогах, вздымая клубы желтоватой пены. За поворотом стало видно, что путь оканчивается устьем большой пещеры, а дальше высятся отвесные скалы.

У входа в пещеру земляне остановились. Они не могли даже строить предположений о том, какая судьба их ожидает, но нервничали все сильнее. Они оглянулись – первый ящер уже приблизился вплотную, и его разверстая пасть была страшнее черной пещеры впереди. Не броситься ли в реку? Но бурлящий поток усеивали острые камни, а судя по реву воды за утесами, там находился водопад. Взобраться по скалам не было никакой надежды, и путешественники вступили в пещеру.