Текст книги "Вино из Атлантиды. Фантазии, кошмары и миражи"

IV

Здесь было гораздо просторнее, чем в жилых пещерах пигмеев; землянам ни разу не пришлось пригибаться. Но они ничего не видели в темноте после дневного света и продвигались ощупью, то и дело спотыкаясь о камни и налетая на неровные стены. Из пещеры пахну́ло холодом и зловонием; сзади дышало в спину чудовище. Путешественники ничего не видели, ничего не знали заранее, но вынуждены были идти вперед, рискуя в любой миг провалиться в какую-нибудь гнусную яму или бездонную пропасть. Ощущение неизъяснимой угрозы обострилось многократно.

– Темно здесь, как в угольном чулане преисподней, – пошутил Ровертон.

Спутники отважно засмеялись, хотя нервы их были натянуты до предела.

Из глубины пещеры тянуло сыростью и затхлостью. Запах застойных, не ведающих солнца вод мешался с тошнотворной вонью, словно из обиталища колонии летучих мышей или из логова хищного зверя.

– Фу! – проворчал Деминг. – Мерзее, чем горгонзола вперемешку с лисьими потрохами.

Пол в пещере понемногу пошел под уклон, с каждым шагом все круче, словно какой-то инфернальный сточный желоб. Земляне уже с трудом удерживали равновесие.

Вдали, в глубине забрезжила слабенькая искорка. Понемногу свет разгорался ярче, и скоро землян окружило бледно-голубое сияние от какого-то неведомого подземного источника.

Внезапно спуск закончился. Земляне вышли в огромную пещеру, залитую этим странным светом, – казалось, его излучают стены и потолок, будто своеобычные рентгеновские лучи. Путешественники очутились на широком полукруглом карнизе, а когда подошли к краю, выяснилось, что уступ резко обрывается вниз футов на пятьдесят. Всю середину пещеры занимал обширный пруд. На противоположной стороне были еще уступы, на той же высоте, и оттуда ответвлялись пещеры поменьше. Но добраться до них от карниза, на котором очутились земляне, было невозможно. Стены между уступами были совершенно отвесные, не за что ухватиться и некуда поставить ногу.

Земляне стояли на краю и озирались. Позади уже слышалось шарканье лап ящера на крутом уклоне, и у выхода из туннеля сверкнул его единственный глаз.

– Кажется, тут и сказке конец. – Ровертон смотрел вниз, на пруд.

Спутники проследили за его взглядом. Темная вода была совершенно неподвижна и не блестела в синеватом сиянии стен, словно погрузилась в сон или умерла миллионы лет назад. Еще и разлагалась все это время, судя по запаху.

– Черт, что это? – Ровертон заметил в пруду какую-то перемену.

Под водой начало разгораться странное свечение, как будто из глубины медленно всплывала утопленница-луна. Вдруг по мертвой неподвижности пруда от центра к окружности побежала рябь, и на поверхность, мерзостно фосфоресцируя, вынырнула громадная голова. Футов семи или восьми в ширину, уродливо-бесформенная, она, казалось, почти целиком состояла из разверстых ртов и яростно горящих глаз, хаотично слепленных вместе в мешанине злобы и ужаса. Ртов было по меньшей мере пять, и каждый легко способен проглотить человека целиком. Лишенные клыков, эти пасти эластично растягивались, а беспорядочно натыканные между ними глаза пылали сатанинским огнем.

Тем временем один из ящеров выполз на карниз. Вслед за ним высыпала толпа пигмеев; кое-кто подступил к краю подле землян. Пигмеи смотрели на гнусную тварь в воде и производили нелепые жесты головой, руками и длинными гибкими хоботами, как будто заклиная чудовище или поклоняясь ему. Пронзительными голосами они затянули ритмичный напев.

Земляне оцепенели от ужаса. Никакой кошмарный сон, никакие земные легенды не могли сравниться с чудовищем подземных вод. А ритуал поклоняющихся ему пигмеев был неописуемо отвратителен.

– Эта тварь – их божество! – вскричал Ровертон. – Нас, верно, принесут ему в жертву.

Карниз заполнился пигмеями до отказа. Ящер напирал, и троим землянам едва осталась узкая полоска на самом краю.

Пигмеи, завершив свою церемонию, поднялись с колен. Пение стихло, и все взоры не мигая уставились на путешественников. Четверо всадников на спине ящера хором выкрикнули одно-единственное слово-приказ:

– Птрасай!

Ящер еще шире раскрыл пасть и подтолкнул землян брылястой мордой. Его зубы начали смыкаться, словно опускалась решетка в воротах крепости. Из пасти дохнуло гнилью. Не успев испугаться, без малейшего шанса на сопротивление земляне зашатались на краю утеса и все разом полетели вниз. Ровертон, падая, машинально вцепился в ближайшего пигмея, ухватил его за хобот и потащил за собой. С громким плеском все они рухнули в озеро и немедленно ушли под воду. Не теряя присутствия духа, земляне постарались вынырнуть поближе к стене пещеры и стали искать, нет ли в ней выемки или трещины, которые могли бы послужить опорой. Ровертон не выпустил из рук пигмея. Тот отчаянно завыл, как только голова его показалась над водой, и попытался ударить Ровертона ногой с длинными когтями.

Скалы вокруг пруда были совершенно гладкими, ни единой трещины. Земляне в отчаянии поплыли вдоль них, ища какой-нибудь уступ или отверстие. Тварь с глазами и ртами направилась к ним; смотреть, как она, фосфоресцируя, медленно скользит по воде, было мерзко и страшно до тошноты. Была в ее движении какая-то сатанинская непреклонность, ужасающая уверенность, словно она знала, что жертвам не спастись от ее бесконечно растягивающихся отвратительных ртов. Ее голова уже нависала над пловцами, и гнусное свечение озарило стены пещеры. Было видно, как поблескивает под водой длинное бесформенное туловище.

Ровертон оказался к твари ближе всех. Ее выпученные глаза все разом уставились на него, а передняя пасть растянулась еще шире, роняя тошнотворную слюну. Чудовище приближалось к нему сбоку, и Ровертона обдало зловонным дыханием. Ему пришлось прижаться к стенке пещеры. Ощутив на мгновение твердую опору, он изо всех сил толкнул пигмея в надвигающуюся пасть. Пигмей забился, вопя от ужаса, и мерзкий слюнявый рот сомкнулся вокруг него. Чудовище затихло, как будто удовлетворив на время и аппетит, и любопытство. Трое землян, пользуясь передышкой, продолжили исследовать стену.

Вдруг они заметили в гладкой скале низкое отверстие; в него, журча, утекала вода. Отверстие было очень узкое, а его свод находился в каком-нибудь футе над поверхностью пруда. Неизвестно, вело ли оно наружу, но другого выхода в пределах видимости не было. Адамс не колеблясь поплыл в отверстие, и спутники последовали за ним.

Здесь по-прежнему было глубоко; ноги не доставали дна. Поначалу стены туннеля еще светились, но потом свечение погасло, и путешественники остались в полной темноте. Они плыли, не зная, сколько над ними воздуха. Впрочем, нырять им не пришлось ни разу, и скоро пещера настолько расширилась, что они смогли двигаться бок о бок. Течение несло их все быстрее, погони не было слышно, и в душе у беглецов шевельнулась надежда. Конечно, могло оказаться, что поток унесет их в самые недра этой ужасной планеты или низринет в пропасть; или свод опустится и они захлебнутся в отвратительной вонючей воде. Но сейчас у них был хотя бы шанс на спасение; и едва ли не любая судьба лучше гнилостно светящегося чудища с ядовитым дыханием и тьмою глаз и ртов. Туннель, где они сейчас плывут, слишком узок – вряд ли оно сможет втиснуть сюда свою грузную тушу.

Беглецы не знали, как долго мчал их поток. Никакой видимой перемены в их положении не происходило, и невозможно было сказать, какое расстояние они преодолели. Темнота давила, такая же плотная и непроницаемая, как вода и как стены пещеры. Земляне покорились течению, стараясь беречь силы на случай новых непредвиденных происшествий.

Им уже стало казаться, что они навеки затеряны в непроглядном мраке, что глаза их утратили даже память о свете, и тут впереди показалась светлая искорка. Она понемногу росла, свет окреп, но пока было неясно, откуда он исходит, – приближаются ли они к очередной фосфоресцирующей стене или там в самом деле дневной свет. Так или иначе, они радовались этому бледному проблеску. Поток стал еще бурливей, в нем то и дело попадались пороги. Землян много раз швыряло в темноте, грозя расплющить о зазубренные скалы.

Вдруг течение ослабло. Миновав пороги, река разлилась широкой заводью. Вверху смутно различались высокие своды. Бледный свет лился в широкое отверстие по ту сторону водоема – очевидно, устье пещеры; а снаружи, теряясь в сияющей дымке, раскинулась гладь озаренной солнцем воды.

Беглецы внезапно ощутили, насколько они измотаны, – наступила реакция после пережитых трудностей и опасностей. Но надежда вырваться наконец из таинственного мира подземных ужасов помогла им собрать последние силы. Едва заставляя двигаться неподъемные руки и ноги, они проплыли под черной аркой входа на слепящий серебряными бликами простор огромного озера.

V

Озеро, по всей вероятности, было то самое, что они видели издалека накануне. Вид был несказанно фантастический и безрадостный. Высокие скалы возносили ввысь свои остроконечные пики, нависая над оставшейся позади пещерой, и плавно переходили в бескрайнее ровное пространство подсыхающей слизи и песка. Нигде ни следа растительности – только мрачные каменные скалы, топкие серые болота и тусклые застоявшиеся лужи. Поначалу земляне решили, что здесь и совсем нет ничего живого.

Они поплыли вдоль скал, ища, где бы выбраться на сушу. Казалось, до ровного участка много миль, а плыть в мутном застойном озере было тяжело и очень медленно. Словно эта странная безжизненная вода пропитала их до костей; убийственная инерция тянула вниз, отравляя все чувства, и в конце концов все вокруг слилось в сплошную пелену усталости. Все были измучены, не осталось сил ни говорить, ни даже думать. В тупом оцепенении они упорно продвигались к берегу, который как будто только отдалялся.

Они смутно ощутили, что на них легла какая-то тень, заслонив рассеянный свет скрытого туманами солнца. Никому не хватило энергии посмотреть вверх или хотя бы задуматься, откуда взялась эта тень. Затем послышался резкий хриплый крик, захлопали огромные крылья, и что-то зависло в воздухе почти над самой водой.

Земляне повернули головы, и им открылось невероятное зрелище. Над ними парило гигантских размеров птицеподобное создание; размах кожистых крыльев достигал никак не менее пятидесяти футов. Чудовище напоминало доисторического птеродактиля и в то же время пеликана, ибо у него под семифутовым клювом болтался объемистый мешок.

Пловцы смотрели, не веря себе. Некоторое время чудище разглядывало их злобно горящими глазами размером с суповую тарелку и внезапно ринулось вниз. Ближайший к нему Адамс почувствовал, что огромный клюв стискивает его и тащит из воды; не успев опомниться, Адамс очутился в мешке. В следующий миг рядом с ним упал Деминг; Ровертон инстинктивно нырнул, но его выудили из-под воды, будто рыбешку, и отправили к его спутникам.

Ошеломленные, они принялись шарить в гнусно воняющей темноте, но тут же повалились друг на друга: чудовище взмыло ввысь и полетело прочь от озера. Под собой земляне чувствовали каких-то извивающихся существ наподобие угрей и при этом обоняли удушливую смесь самых отвратительных запахов. Ничего разглядеть не удавалось, но они находились не в полной темноте; стенки мешка чуть-чуть просвечивали, так что здесь царил кроваво-красный полумрак. Громко хлопали громадные крылья, мешок ритмично потряхивало в такт их взмахам; земляне старались приноровиться к невероятной обстановке и к ощущению стремительного полета на головокружительной высоте.

Первым заговорил Ровертон:

– Ну и положеньице! Никакому писателю не выдумать. Должно быть, у этой твари где-нибудь имеется гнездо, и она несет нас на обед своим детенышам или подруге.

– Или, – предположил Адамс, – набрав хороший запас живого мяса, она летит поискать к нему витаминчиков.

Шутку встретили слабым смехом.

– Что ж, – прибавил Деминг, – по крайней мере, прокатимся бесплатно – в кои-то веки не нужно тащиться пешком или вплавь.

Время тянулось в смятении. Хлопанье крыльев затихло, и только встречный ветер свистел, как бывает, когда громадная хищная птица летит, раскинув неподвижные крылья. По-прежнему ощущалась невероятная скорость, и легко было себе представить, как проносятся внизу равнины, реки и горы.

От мерзкой вони подташнивало и кружилась голова. Время от времени пленники впадали в полузабытье и вновь, содрогаясь, приходили в сознание. Подавленные новым ужасом, они почти себя и не помнили, будто оказались внутри чудовищного сна или галлюцинации.

Неизвестно, сколько прошло времени, но в конце концов ощущение головокружительной скорости ослабело и снова захлопали громадные крылья: птица снижалась, и, похоже, невероятно быстро.

Вдруг снижение резко закончилось – будто остановился лифт. В мешке замерцал свет: чудище раскрыло клюв, словно желая что-то схватить. И вдруг с хриплым криком забилось, как будто в конвульсиях. Людей так и швыряло, мешок раскачивался из стороны в сторону. Все это было чрезвычайно загадочно и жутко. Адамс и Деминг почти потеряли сознание от качки, и только Ровертон хотя бы отдаленно сохранял ясность мышления. Он понял, что птица с кем-то сражается. Вскоре ее метания заметно ослабли, и наконец с последним истошным воплем она распласталась на земле и затихла; только изредка ее тело и шею сотрясали судороги, передаваясь и мешку под клювом. Судороги эти становились все реже, все слабее. Теперь птица лежала на боку, и в полуоткрытый клюв проникал дневной свет.

Как только его спутники очнулись, Ровертон пополз к свету, а они последовали за ним. Ровертон протиснулся через склизкий рот, где пузырилась похожая на кровь жидкость, встал, преодолевая головокружение, и огляделся.

Его глазам предстало зрелище, гротескностью своей превосходящее самые безумные бредовые видения. Он подумал было, что все это галлюцинация перенапряженного мозга. Крылатое чудовище распростерлось на земле, от головы до хвоста стиснутое кольцами своего врага, которого Ровертон мысленно не мог назвать иначе как «растение-анаконда». Свитые в кольца побеги, бледно-зеленые, с бурыми и лиловыми пятнами, составляли в длину несколько сотен футов и оканчивались тремя головами с множеством ртов, напоминающих присоски осьминога. Побеги обвивались вокруг птицы, очевидно обладая немалой удушающей силой: они так сдавили жертву, что ее тело выпирало в промежутках отвратительными буграми. Корни побегов уходили в черную клейкую почву; у основания имелось вздутие, похожее на ствол какого-то первобытного дерева. Все три головы присосались к спине поверженного противника и вытягивали из него питательные соки.

Куда ни глянь, повсюду струйками поднимались к небу испарения, всюду росли корявые стволы и качались на ветру ветвиусики то ли змееподобных, то ли зверообразных форм растительной жизни всевозможных размеров – от лиан примерно с коралловую змею до бесформенных глыб с сотнями извивающихся щупалец, подобных легендарному кракену. Разнообразные, как растения земных джунглей, и все омерзительно живые. Одни лишены всякого подобия листьев, у других листва, напоминающая растопыренные пальцы или клубок волосатых веревок – несомненно, выполняющих ту же функцию, что и ловчая сеть у пауков; кое-где в этих сетях запутались странные, уродливые насекомые и птицы. На некоторых деревьях висели раздутые плоды, овальные или шарообразные, и мясистые цветы, хватавшие добычу подобно жадным ртам. Сверху сквозь густые испарения почти отвесно пробивались лучи жаркого, распухшего солнца. По-видимому, чудовищная птица, летя со скоростью сотен миль в час, принесла Ровертона со спутниками в субтропический пояс неведомой планеты.

Адамс и Деминг тоже выбрались из клюва мертвой птицы и встали рядом с Ровертоном. Все трое ошеломленно озирались, не в силах выговорить ни слова. Они инстинктивно искали взглядом, как бы выбраться из чащи чудовищных растений, но просвета не было; со всех сторон только бесчисленные извивающиеся организмы, явно ядовитые и враждебные человеку. И как-то чувствовалось, что все эти растения знают об их присутствии, внимательно за ними наблюдают и даже неким способом, незаметным для человеческих органов чувств, их обсуждают.

Адамс отважился сделать шаг. Немедленно от ближайшего кракеноподобного растения метнулось длинное щупальце и обвилось вокруг Адамса. Он кричал и вырывался, но его безжалостно потащило к темной бугристой громадине, в центре которой зиял раскрытый ярко-алый рот не меньше ярда в ширину. Не успели двое остальных пошевелиться, щупальца втолкнули Адамса внутрь и рот закрылся, как закрывается горловина мешка, когда затягивают шнурок. Ровертон и Деминг окаменели от ужаса. Они еще и подумать не смели двинуться с места, а уже два щупальца потянулись к ним и обхватили каждого за пояс. Хватка была крепче стального каната, и в момент прикосновения земляне ощутили электрический удар, который окончательно их обездвижил. Едва не лишаясь чувств, они устояли на ногах только потому, что кошмарные лианы их поддерживали.

Так они и застыли на какое-то время. Невообразимая странность всего происходящего, усталость после бесчисленных испытаний этого дня и последствия электрического удара настолько оглушили обоих, что они лишь смутно сознавали судьбу своего товарища и собственную судьбу в самом недалеком будущем. Все было нереальным, как в смутном сновидении. Затем сквозь окутавший сознание туман они различили, что темная глыба с щупальцами закачалась, то раздуваясь, то сокращаясь. Эти движения вскоре перешли в конвульсии. Кольца лиан ослабели, затем разжались, и Ровертон с Демингом упали на землю. Над ними хлестали по воздуху десятки щупалец. Вдруг основная глыба извергла из себя тело Адамса – оно упало рядом с Ровертоном и Демингом. Как видно, человеческая плоть оказалась несовместима с пищеварением андромедианского растительного чудовища. Оно продолжало содрогаться, размахивая мириадами рук, словно в агонии.

Земляне не смели взглянуть на труп своего бывшего товарища. Измученные, обессилевшие от усталости и ужаса, они остались лежать там, где упали. Вдруг щупальца вновь обхватили их, но на этот раз потащили не ко рту, а прочь, к зарослям фантастических растений позади кракена. Здесь их подхватили змееподобные побеги других животных-растений и, передавая от одного к другому, поволокли через чащу. Мимо проносились то разверстые, то плотно сжатые рты самых невообразимых очертаний, длинные отростки-усики шарили в воздухе, ощупывая землян, изогнутые ветви грозили острыми, словно дротики, шипами, мелькали багровые цветы, больше ярда в поперечнике, с раздвоенных лепестков которых капал ядовитый нектар. И отовсюду слышалось шипение, стоны, визг животных, пойманных дьявольскими растениями, которые то заглатывали жертвы целиком, то присасывались к ним вампирическими ртами. Но двоих землян протащили среди всех этих ужасов невредимыми, от одной лианы к другой, от одного смертоносного плетения к следующему, через немыслимые заросли инопланетной флоры. Как будто все эти плотоядные растения были предупреждены о неудобоваримости чужаков и спешили отбросить их подальше.

Наконец немного посветлело. Приближалась окраина джунглей. Последний древесный кракен с силой отшвырнул землян могучими ручищами, перед их глазами качнулась освещенная солнцем обширная безлесная равнина, и злополучные путешественники остались без чувств лежать на земле.

VI

Ровертон очнулся первым. Голова у него кружилась, мысли путались, в глазах все плыло. Он попробовал сесть, но снова бессильно рухнул. Постепенно слабость прошла, в глазах и в голове прояснилось, и вторая попытка оказалась успешнее. Первым делом он вспомнил о товарище и огляделся. Деминг все еще лежал, распластавшись на земле.

Должно быть, прошло несколько часов. Солнце уже стояло над самым горизонтом, и столбы пара на равнине окрасились во все оттенки зари. Самая почва, влажная и блестящая, сверкала переливчатыми радужными отражениями. Ровертон оглянулся – невдалеке позади виднелись кошмарные джунгли, откуда их с Демингом так бесцеремонно выкинули плотоядные растения. Сейчас джунгли относительно притихли, но ветви и стволы все еще слегка покачивались, издавая тихий свист, словно шипела целая армия змей.

Ровертон встал, шатаясь как в лихорадке и едва держась на ногах. Во рту у него пересохло от невыносимой жажды, в голове гудело, точно внутри барабана, на котором выбивают марш. Неподалеку он увидел озерцо и пошел туда, но закончил путь на четвереньках. Он напился; темная, горьковатая вода замечательно освежала. Ровертон зачерпнул воды фуражкой (каким-то чудом она пережила все злоключения двух прошедших дней) и вернулся к своему спутнику, на этот раз сохраняя вертикальное положение. Он побрызгал водой Демингу в лицо. Деминг пошевелился и открыл глаза. Вскоре он уже смог сам пить из фуражки, а допив все до капли, встал и даже сделал несколько шагов.

– Ну, что будет следующим номером нашей программы? – Голос Деминга звучал слабо и надтреснуто, но с прежней неукротимой отвагой.

– Черт меня побери, если я знаю! – Ровертон пожал плечами. – Предлагаю убраться как можно дальше от этих проклятущих джунглей.

И он, и Деминг не в силах были думать об ужасной судьбе Адамса и обо всех тех мерзостях, что им пришлось увидеть, услышать и ощутить. Пережитое было невыносимо для человеческой психики, и даже тень воспоминания вызывала тошноту. Земляне решительно повернулись спиной к хищному лесу и, шатаясь от слабости, зашагали к туманному, кипящему испарениями горизонту, расцвеченному всеми оттенками радуги.

Эта местность напоминала дно недавно пересохшего моря – громадное пространство дурнопахнущей глины своеобразной консистенции; она не крошилась, а слегка пружинила под ногой, как резина или другой упругий материал. Ощущение от такой ходьбы получалось в высшей степени непривычное: на каждом шагу ожидаешь, что вот-вот провалишься в какую-то трясину или зыбучие пески. Теперь земляне поняли, почему не переломали себе все кости, когда их с такой силой вышвырнули из леса.

На пути им то и дело попадались лужи и небольшие пруды, а один раз пришлось обходить узкое извилистое озеро. Зрелище подсохшей слизи было неописуемо унылым, и его однообразие не нарушали ни растительность, ни скопления минералов. Однако равнина не казалась мертвой; чувствовалось, что в ней дремлют скрытые силы, как будто сама она обладает некой темной тайной жизнью.

Под косыми лучами солнца испарения понемногу развеялись, и впереди завиднелась плоская столообразная возвышенность. Даже с первого взгляда было похоже, что это остров, а когда Ровертон и Деминг подошли ближе, по всем признакам стало ясно, что не в такой уж глубокой древности здесь и в самом деле был остров, окруженный неглубоким морем. На почве у его подножия еще различались следы волн, и, в противоположность бесплодной равнине, на пологих склонах возвышенности попадались валуны и подобия деревьев, а на широкой плоской вершине путешественники разглядели полуразрушенные стены и монолиты причудливой внеземной архитектуры.

– Пришло время заняться андромедианской археологией, – заметил Ровертон, указывая на руины.

– Не говоря уж о ботанике, – прибавил Деминг.

Они с большой опаской рассматривали ближайшие деревья и кусты, того же типа, что и чудовищная растительность в джунглях, только растущие реже. Была и еще какая-то разница, и когда Деминг и Ровертон подошли ближе, стало понятно, в чем она состоит. Змееподобные ветви обвисли и неподвижно лежали на земле. Вблизи было видно, что они засохли и мумифицировались. Очевидно, деревья давно погибли.

Ровертон не без отвращения отломил кончик одного свисающего щупальца. Оно легко переломилось, и Ровертон пальцами растер его в порошок. Значит, бояться нечего! Ровертон с Демингом начали подниматься по склону к фантастическим руинам.

Теперь под ногами была твердая почва – нечто вроде серовато-лилового суглинка. Земляне достигли вершины, когда заходящее солнце почти совсем скрылось за далекой линией скал, выступающих над плоской равниной, – вероятно, там находился материк.

На вершине холма в окружении мертвых растений высились причудливые руины, которые Ровертон и Деминг видели снизу. В закатном свете развалины тускло блестели. По-видимому, они были сложены из неизвестной породы, насыщенной металлом. Руины представляли собой остатки нескольких огромных построек со следами чудовищного катаклизма, который сокрушил стены, а местами и пол, и фундамент. В одной стене сохранился дверной проем, удивительно высокий и узкий, расширявшийся кверху. Были и несколько необычных окон, почти у самой земли. Трудно представить физические особенности расы, которая строила такие здания. С человеческой точки зрения эти развалины нарушали все законы архитектуры.

Ровертон подошел к одному из монолитов. Квадратной формы, сорок футов в высоту, семь в поперечнике, и когда-то явно был выше – верхушка неровно обломана. Состоит из того же материала, что и стены. В нижней части – ряд барельефов, чередующихся со столбцами иероглифических знаков. На барельефах изображения странных существ с длинным тонким туловищем, которое вверху и внизу оканчивается венчиком суставчатых конечностей. Голова у этих созданий – по крайней мере, то, что можно было принять за голову, – располагалась на нижней оконечности туловища и имела два ротовых отверстия над сдвоенным рядом глаз. С подбородка свисали выросты, похожие на уши. Нижние конечности снабжены когтистой лапой, как у птицы, а верхние – широкими перепонками в форме зонта; понять их назначение было совершенно невозможно. Ровертон, вскрикнув от изумления, указал на барельефы Демингу. Определить, изображают ли они вымершую расу или их прототипы до сих встречаются в этом экстраординарном мире, было, разумеется, неразрешимой задачей.

Измученные всеми своими испытаниями, земляне не могли уделить много времени и сил подобным умозрительным рассуждениям. Они нашли укрытие в углу между разрушенных стен и уселись. Они ничего не ели с тех пор, как пигмеи накормили их на рассвете, и вряд ли в ближайшее время им предстояло отыскать что-нибудь съедобное. Перспективы их выглядели весьма безрадостно.

VII

Солнце зашло. Рдеющие сумерки бросали на холм, на руины и на мертвые деревья кровавые отсветы. Было противоестественно тихо. Тишину наполняло ощущение тайны, груз иномирной древности, присущей этим странным развалинам. Земляне растянулись на земле и задремали.

Проснулись они одновременно и не сразу поняли, что́ их разбудило. Сумерки сгустились до фиолетовой полутьмы; впрочем, стены и деревья все еще можно было различить. И в этих сумерках слышалось пронзительное жужжание, которое становилось громче и вдруг приблизилось вплотную.

Шум стал оглушительным. В воздухе над Ровертоном и Демингом зависла туча гигантских насекомых с пятидюймовыми изогнутыми клювами. Казалось, они в нерешительности – нападать или нет. Их были, наверное, сотни, весьма устрашающего вида. Одно существо, похрабрее других, рванулось вперед и ужалило Деминга в тыльную сторону ладони – клюв едва не пробил ее насквозь. Деминг заорал от боли и ударил насекомое кулаком. Расплющенная тварь шлепнулась на землю, распространяя тошнотворное зловоние.

Ровертон вскочил, отломил с ближайшего дерева сук и стал отмахиваться от насекомых. Рой немного отступил, но не рассеялся. Тут Ровертону пришла в голову новая идея. Он сунул ветку в руку Деминга со словами:

– Если вы их отгоните, я попробую разжечь костер.

Деминг без особого успеха замахал практически бесполезной веткой на пришедшего в замешательство врага, а Ровертон отломил еще несколько сухих древесных щупалец и сложил их в кучу. Самые мелкие куски он растер в пыль сапогом. Затем, шаря в полутьме, отыскал два осколка металлизированного камня, из которого были сложены стены, и, ударяя их друг о друга, наконец высек искру. Она упала в кучку древесной пыли; та вспыхнула. Здешняя древесина оказалась чрезвычайно горючей; через какую-то минуту вся куча сучьев ярко пылала. Напуганные огнем насекомые отступили. Их стрекотанье постепенно затихло вдали.

Ужаленная рука Деминга распухла и сильно болела.

– Эти зверюги нас бы прикончили, если бы у них хватило духу наброситься скопом, – заметил он.

Ровертон подбросил в огонь еще хвороста – вдруг рой вернется.

– Черт возьми, что за планета! – воскликнул он. – Вольмар проклятый, был бы он сейчас здесь!

Не успел Ровертон договорить, как в сумеречном небе послышался далекий гул. Земляне подумали было, что насекомые решили снова напасть, но гул стал громче и перешел в рев. Отчего-то рев казался знакомым, хотя поначалу ни Ровертон, ни Деминг не могли сообразить, что именно он напоминает. И тут в небе на фоне первых звезд проступила неясная тень, которая быстро снижалась.

– Господи! Это что, наш летун? – закричал Деминг.

Под оглушительный рев и скрежет пропеллеров летательный аппарат совершил посадку не дальше полусотни футов от костра. Блики замерцали на его металлических боках, освещая знакомый трап, по которому трое бунтовщиков совсем недавно спускались в инопланетную тьму.

Сейчас кто-то тоже спустился по трапу и подошел к костру. Это был капитан Вольмар. При свете костра лицо его было бледно, оно осунулось и словно постарело.

Капитан поздоровался сдержанно, как будто даже не без смущения.

– Рад, что я вас отыскал, – заявил он, не дожидаясь ответного приветствия. – Весь день мотался вокруг этой чертовой планеты; надеялся, что есть хоть один шанс на триллион вас найти. Ночью, когда вас высаживали, я не определил координаты и, конечно, понятия не имел, где искать. Совсем было рукой махнул, но увидел огонь и решил разведать… Летим опять со мной, – продолжал он, – а кто старое помянет… У меня не хватает людей, хочу прервать экспедицию и возвращаться в Солнечную систему. Когда мы вас высадили, почти сразу начались сбои двигателей. Пока починили, двоих убило током. Я провел космические похороны – тела теперь плавают где-то в межзвездном пространстве. Потом еще Джаспер заболел… Последние двадцать четыре часа я вел корабль в одиночку. Простите, что с вами так поторопился, – вижу, я вас высадил на невыносимую планету. Сегодня осматривал ее сверху – нигде ничего, только моря, пустыни, грязевые равнины, джунгли с какими-то безумными растениями, масса унылых развалин и никого живого, кроме здоровенных насекомых, птиц, рептилий и горстки пигмеев в скалистой местности приполярных областей. Чудо, что из вас хоть двое выжили. Пошли! Расскажете мне все, когда поднимемся на борт.

Он первым поднялся по трапу, Ровертон и Деминг шли следом. Лязг закрывающегося за ними люка ласкал слух лучше всякой музыки. Еще минута – и корабль взлетел, прочертил небеса над ночным полушарием и вырвался на дневной свет дельты Андромеды. Потом он помчался прочь по звездным океанам, и наконец громадное солнце превратилось в сверкающую точку и заняло положенное ему место в стремительно удаляющемся созвездии.