Текст книги "Вино из Атлантиды. Фантазии, кошмары и миражи"

Корень Ампои

В Оберн приехал цирк. Из длинной вереницы вагонов на запасном пути доносилась невообразимая мешанина рева, рычания и трубных звуков. По главной улице вели слонов, зебр, дромадеров, а цирковые акробаты и уродцы разбрелись по всему городу.

Парочка бородатых женщин прогуливались изящной походкой модных дам. За ними протопала целая компания лилипутов, похожих на грустных, не по возрасту искушенных детей. А потом я увидел великана, более восьми футов ростом, отлично сложенного, без малейших признаков той непропорциональности, какая часто сопутствует гигантизму. Великолепный образчик обычного человека, только крупнее натуральной величины. Чертами лица и походкой он даже на беглый взгляд напоминал моряка.

Я врач, и человек этот пробудил во мне профессиональное любопытство. Никогда еще я не встречал такого ненормального роста и массивности при полном отсутствии акромегалии.

Он, должно быть, почувствовал мой интерес. Оценивающе оглядев меня, он подошел враскачку, как ходят моряки.

– Слышьте, сэр, в этом городишке найдется, где человеку промочить горло? – спросил он осторожно.

Я мгновенно принял решение.

– Идемте со мной, – сказал я ему. – Я врач-аллопат и вижу без всяких расспросов, что вы нездоровы.

Мы были всего в квартале от моей приемной. Я провел великана на второй этаж, в свой личный кабинет. Казалось, он заполнил все помещение, даже после того как уселся. Я достал бутылку ржаного виски и налил ему щедрую порцию. Он ее выпил залпом с явным удовольствием. Прежде вид у него был несколько унылый, теперь же он приободрился.

– Глядя на меня, ни за что не подумаете, что я не всегда такой был здоровенный, – изрек он.

– Угощайтесь еще, – предложил я.

После второго стакана он вновь заговорил с некоторой печалью:

– Нет, сэр, Джим Нокс не всегда был цирковым уродом.

Мне не пришлось его долго уговаривать, чтобы он рассказал свою историю.

Нокс, типичный лондонский житель авантюрного склада, в молодости объехал пол земного шара простым матросом, а затем боцманом. Он побывал в дальних краях и пережил множество удивительных приключений. Ему не исполнилось еще и тридцати, когда беспокойная и рисковая натура толкнула его на фантастическую, невероятную затею.

События, тому предшествовавшие, сами по себе довольно необычны. Во время сильнейшего тайфуна в море Банда его корабль потерпел крушение. Нокс – судя по всему, единственный выживший – два дня носился по волнам на крышке люка, оторванной от тонущего судна. Его подобрали туземные рыбаки на суденышках-проа и отвезли на остров Салавати.

Раджа Салавати, похожий на обезьянку старый малаец, обошелся с Ноксом весьма приветливо. Раджа любил рассказывать длиннейшие истории, а боцман оказался терпеливым слушателем. Благодаря такому духовному сродству Нокс сделался почетным гостем во дворце раджи на месяц, а то и больше. Здесь, среди других чудес, он впервые услышал об одном замечательном папуасском племени.

Племя это, по рассказам раджи, населяет почти недоступное плато в горах Арфак. Женщины их ростом девять футов и белы как молоко, а мужчины, как ни странно, обычного роста и смуглокожие. Тех немногих путешественников, что сумели подняться на плато, они встречают дружелюбно и в обмен на стеклянные бусы и карманные зеркальца охотно дают рубины цвета голубиной крови, какие в изобилии встречаются на склонах тамошних гор. В доказательство последнего утверждения раджа показал Ноксу крупный неограненный рубин без малейшего изъяна, уверяя, что камень получен оттуда.

Нокс весьма сомневался насчет великанских женщин, однако поверить в рубины было куда легче. Типично для него, что он тут же, не задумываясь о трудностях, опасностях, да и полной нелепости такого предприятия, принял решение отправиться в горы Арфак.

Он простился с гостеприимным раджой, глубоко опечаленным потерей внимательного слушателя, и продолжил свою одиссею. Не знаю, на какие средства – об этом он умолчал, – Нокс накупил два полных мешка зеркалец и стеклянных бус и добрался до северо-западного побережья Новой Гвинеи. В городе Андаи, в Арраке, он нанял проводника, уверявшего, что знает, где живут великанши-амазонки, и отважно двинулся вглубь острова, к горам.

Проводник, наполовину малаец, наполовину папуас, тащил один мешок с безделушками; другой нес Нокс, надеясь возвратиться с двумя полными мешками мерцающих кроваво-красных рубинов.

Земли здесь были неисследованные. Говорили, что местные жители – людоеды и охотники за головами; впрочем, к Ноксу они отнеслись вполне дружелюбно. Однако чем дальше, тем неувереннее шел проводник. На подступах к горной цепи Арфак стало ясно, что местоположение сказочного плато, где рубины валяются прямо под ногами, проводник представляет себе немногим лучше Нокса.

Поросшие лесом склоны становились все круче. Впереди еще росли высокие тропические деревья, а за ними вздымались гранитные уступы горной гряды, за которой вскоре скрылось солнце. В ранних сумерках путешественники разбили лагерь у подножия неприступной с виду скалы.

Нокс проснулся в сиянии рассвета и обнаружил, что проводник исчез, прихватив мешок с безделушками; с точки зрения дикаря, это было целое богатство – достаточно, чтобы основать собственное дело и обеспечить себе безбедную старость. Нокс пожал плечами и выругался. Проводник – невеликая потеря, но было обидно, что его, Нокса, покупательная способность по части рубинов уменьшилась вдвое.

Он посмотрел вверх. Ярус за ярусом громоздились скалы в сиянии рассвета, и вершины их терялись в облаках. Чем дольше он глядел, тем сильнее крепла уверенность, что эти скалы охраняют таинственное плато. Безмолвные, неприступные, вечно суровые и отстраненные, они просто не могли быть ничем иным, как бастионами царства великанских женщин и рубинов цвета голубиной крови.

Он взвалил на спину мешок и пошел вдоль гранитной стены, отыскивая, где можно начать подъем. Отвесная скала была гладкой, как стальной лист: не за что уцепиться даже мартышке. Наконец он дошел до глубокой расщелины – ложа пересохшего на лето водопада. Нокс начал взбираться – немалый подвиг, потому что русло потока состояло из высоченных уступов, будто ступеней гигантской лестницы.

Нокс то висел над пропастью, цепляясь за очередной уступ кончиками пальцев, то тянулся на цыпочках, нашаривая, за что ухватиться. Подъем был трудный, и за малейший просчет ждала смерть на острых камнях внизу.

Он не решался оглядываться назад. К полудню он увидел над собой нависающую скалу. Дальше расщелина шла уже ровно, без уступов, и заканчивалась черным устьем пещеры.

Он вскарабкался на последний карниз, надеясь, что пещера ведет к верхнему устью, проделанному горным потоком. Чиркая спичками, чтобы освещать дорогу, он взбирался по скользкому склону. Вскоре пещера сузилась, и он стал упираться руками в стены, словно карабкаясь по печной трубе.

Долго он пробирался ощупью и наконец различил впереди слабый свет – крошечную искорку в непроглядном мраке. Едва живой от усилий, Нокс разом приободрился. Но дальше пещера стала еще у́же – настолько, что перемещаться по ней с грузом на спине было невозможно. Нокс отполз немного назад, сбросил мешок и двинулся дальше, толкая его перед собой. Наклон шел вверх под углом в сорок пять градусов. Нокс тогда еще был среднего роста и довольно худощав, но все же еле-еле одолел оставшиеся десять футов.

Собрав последние силы, он вытолкнул мешок наружу, затем протиснулся сам и рухнул, едва дыша. Ярко светило солнце. Нокс лежал у истока пересохшего ручья в ложбинке, по форме напоминающей блюдце, а дальше начинался пологий гранитный склон, и над его зубчатым краем, будто совсем рядом, выглядывали белоснежные облака.

Нокс похвалил себя за талант альпиниста, ни на миг не усомнившись, что находится на пороге потаенного царства рубинов и великанских женщин. Он все еще лежал пластом, как вдруг над ним, на фоне облаков возникли силуэты нескольких человек. Широкими шагами горцы направились к нему, оживленно переговариваясь и жестами выражая изумление. Нокс встал, дожидаясь, когда они приблизятся.

Должно быть, он представлял собой своеобразное зрелище: лицо и одежда перепачканы и все в пятнах от многоцветных минералов, мимо которых он протискивался в пещере. Горные жители смотрели на него как будто даже с почтением.

На них были короткие красновато-лиловые туники и кожаные сандалии. По внешности они ничуть не напоминали жителей здешних равнин. Кожа у них была цвета светлой охры, а черты лица довольно красивы даже по европейским меркам. Все они были вооружены длинными копьями, но держались дружелюбно. Рассматривая Нокса с удивлением и некоторой робостью, они обратились к нему на языке, не похожем ни на одно из наречий, которые ему доводилось слышать в Меланезии.

Он отвечал на всех языках, на которых знал хоть пару слов, но его явно не понимали. Тогда он развязал мешок, зачерпнул горсть бус, сколько поместилось в обеих ладонях, и жестами постарался объяснить, что он торговец из дальних стран.

Мужчины закивали и поманили его за собой, к обрамленной облаками гряде. Нокс поплелся за ними, совершенно уверенный, что нашел племя из рассказов раджи.

Когда перевалили через хребет, перед Ноксом раскинулось длинное плато с лесами, реками и возделанными полями. Озаренные мягкими косыми лучами солнца, Нокс и его провожатые спустились на плато по тропе среди цветущих зарослей кипрея и рододендронов. Вскоре тропа превратилась в дорогу, ведущую через лес даммаровых деревьев и поля пшеницы. Тут и там стали появляться дома, сложенные из грубо обработанного камня, с соломенными кровлями – знак более развитой цивилизации, чем на папуасском побережье с его хижинами.

В полях работали мужчины, одетые примерно так же, как спутники Нокса. А потом он заметил группу женщин, праздно стоящих в стороне. Тут ему пришлось окончательно поверить рассказу раджи, ибо женщины эти были восьми футов ростом и даже более, а сложением походили на прекрасных богинь! Кожа у них была не молочно-белая, как говорил раджа, а теплого сливочного оттенка, намного светлее, чем у мужчин. Они, словно величественные статуи, спокойно рассматривали Нокса, и он чуть не задохнулся от восторга. Он нашел сказочное царство и теперь невольно вглядывался в траву и мелкие камешки у дороги, почти ожидая, что среди них рассыпаны рубины. Впрочем, рубинов видно не было.

Вот показался город, выстроенный вокруг сапфирово-синего озера. Дома хоть и одноэтажные, но крепкие, улицы прямые и ровные. Повсюду прогуливались или праздно стояли люди: женщины все великанши, мужчины – среднего роста, с темной кожей разных оттенков умбры или охры.

Вокруг Нокса собралась толпа. Великанские женщины принялись со всей строгостью допрашивать его спутников, не переставая пристально рассматривать боцмана. Он мигом заметил, как почтительно ведут себя мужчины, и сообразил, что здешним обществом правят женщины. Те держали себя со спокойной уверенностью, будто императрицы.

Нокса привели в просторный дом у самого озера, больше и пышнее других домов. Стены внутри были увешаны тканями с примитивными узорами; в доме стояли стулья и диванчики черного дерева. Все в целом производило впечатление варварской роскоши, которое еще подчеркивали необычно высокие потолки.

В некоем подобии зала для аудиенций сидела на возвышении женщина. Возле ее трона, словно в карауле, стояли еще несколько женщин. На ней не было ни короны, ни драгоценных каменьев, и платье ничем не отличалось от коротких юбок других женщин, однако Нокс сразу понял, что перед ним королева. По сравнению с другими она была более светлокожей, с длинными, волнистыми каштановыми волосами и тонкими чертами овального лица. Взгляд ее, устремленный на Нокса, выражал женственную смесь мягкости и суровости.

Боцман принял самый галантный вид – возможно, слегка подпорченный измазанными грязью лицом и одеждой. Он отвесил низкий поклон; великанша негромко произнесла несколько слов – по-видимому, милостивое приветствие. Затем Нокс достал из мешка зеркальце и нитку голубых бус и протянул королеве. Она сдержанно приняла дары, не выказав ни удовольствия, ни удивления.

Отпустив спутников Нокса, королева обратилась к прислужницам. Те подошли к Ноксу и дали понять, что он должен следовать за ними. Они привели его во дворик, где стояла огромная ванна. Вода поступала в нее из синего озера. Нокса раздели, будто ребенка, и, как он ни брыкался, погрузили в воду и принялись тереть жесткими мочалками из волокон какого-то растения. Вместо прежней одежды одна из женщин принесла ему коричневую тунику и пару сандалий.

Несколько пришибленный таким бесцеремонным обращением, Нокс все же словно возродился, а когда женщины принесли огромные блюда с таро, просяными лепешками и жареными голубями, он почувствовал, что готов им простить свой конфуз.

Две красавицы оставались с Ноксом, пока он ел, а потом начали обучать его своему языку, указывая на разные предметы и называя их. Скоро Нокс изучил множество домашней утвари.

Позднее пришла сама королева и продолжила урок. Нокс узнал, что ее зовут Мабуза. Он оказался способным учеником, и занятия прошли ко всеобщему удовольствию. Нокс заново восхитился ее красотой; была бы она только не такой статной и величавой. Рядом с ней он чувствовал себя совсем мальчишкой. Королева же взирала на Нокса задумчиво и, похоже, благосклонно.

Он почти позабыл о рубинах, ради которых сюда явился; а вспомнив, решил, прежде чем заводить о них разговор, сначала овладеть получше местным языком.

Ему отвели комнату во дворце; и Нокс заключил из этого, что может гостить у Мабузы сколько захочет. Он ел за одним столом с королевой и ее свитой, состоявшей из полудюжины женщин. Мужчин, кроме него, во дворце, кажется, не было. Все стулья были рассчитаны на великанш, за исключением одного, похожего на высокий стульчик, на котором малыш сидит за столом со взрослыми. Этот стул и занимал Нокс.

Дни шли за днями. Нокс уже освоил язык достаточно для повседневных нужд. Жизнь здесь была безмятежная, но вполне приятная. Скоро Нокс в общих чертах узнал, как живут в стране, которой правит Мабуза; называлась эта страна Ондоар. Она была совершенно отделена от внешнего мира, поскольку окружающую ее горную цепь можно было преодолеть лишь в одном месте – том самом, на которое по счастливой случайности наткнулся Нокс. Чужеземцы попадали сюда очень редко. Местные жили в достатке и довольстве, ведя пасторальную жизнь под милостивой, хотя и абсолютной властью Мабузы. Женщины командовали мужьями просто в силу своего физического превосходства, но, судя по всему, в семьях у них царил мир ничуть не хуже, чем в странах, где дело обстоит наоборот.

Нокса весьма удивляли великаньи размеры женщин. Это представлялось ему странным капризом природы. Расспрашивать он не решался, а окружающие не спешили открывать ему секрет.

Он все поглядывал насчет рубинов, недоумевая, почему их так мало попадается на глаза. Кое-кто из мужчин носил серьги с мелкими, низкого качества рубинами, а также сапфирами и изумрудами, однако у женщин такие украшения были не в чести. Нокс гадал, не хранят ли они рубины где-нибудь в потайном месте. Ради красного корунда он одолел немыслимо трудный путь, притащил с собою целый мешок товаров для обмена, и отказываться от своей затеи ему совсем не хотелось.

Однажды он решился заговорить об этом с Мабузой. Он сам не понимал, отчего ему так трудно заводить разговоры на подобные темы с очаровательной и гордой великаншей. Однако дело есть дело.

Подыскивая нужные слова, он вдруг заметил, что Мабуза тоже как-то задумалась. Она была необычайно молчалива и поглядывала на него со значением – Ноксу даже стало не по себе. Он недоумевал, в чем причина, и у него закралась мысль, не каннибальское ли это племя. Очень уж голодным и жадным взглядом она на него смотрела.

Не успел он заговорить о рубинах и о том, что охотно обменял бы их на стеклянные бусинки, как Мабуза его опередила, в самых недвусмысленных выражениях предлагая заключить брак. Нокса ее предложение, мягко говоря, застало врасплох. Но отказаться было бы недипломатично, да и попросту невежливо. Его никогда еще не приглашали пожениться королевы и великанши, и вряд ли было бы учтиво отклонить предложение руки и сердца таких значительных размеров. Притом, став мужем Мабузы, ему будет куда сподручнее завести речь о рубинах. Да и Мабуза – женщина хоть и корпулентная, но собой хороша, тут не поспоришь. Нокс помялся и согласился. Счастливая невеста в буквальном смысле чуть не задушила его в объятиях, притиснув к исполинской груди.

Свадебная церемония оказалась совсем простой: всего-навсего устное соглашение в присутствии нескольких свидетельниц. Нокса поразило, как легко и быстро его связали священными узами брака.

Вступив в брачный союз с Мабузой, он узнал много нового. За свадебным ужином выяснилось, что высокий стульчик, на котором он обычно сидел, специально предназначен для принца-консорта. А позже ему открылась тайна великаньего роста здешних женщин. Мальчики и девочки рождались обычного размера, но матери добавляли девочкам в еду некий корешок, благодаря чему те и вырастали до ненатуральных размеров.

Корень этот собирали высоко в горах, а особенные свойства появлялись у него благодаря способу приготовления, который держался в строжайшей тайне и передавался от матери к дочери. Открыли его несколько поколений тому назад. Когда-то в племени главенствовали мужчины, а потом одна забитая жена по имени Ампои случайно обнаружила чудесный корень, и вскоре роли совершенно переменились. Женщины чтили память Ампои как своей спасительницы.

О семейном и общественном устройстве здешнего общества Нокс узнал еще много чего, но о рубинах не было сказано ни слова. Оставалось заключить, что рассказы о них – чистая выдумка, лишь бы еще сильней приукрасить историю о гигантских амазонках.

Случились в его брачной жизни и другие разочарования. Нокс ожидал, что как супруг королевы будет участвовать в управлении страной, и рассчитывал на всяческие царственные привилегии. А оказалось, что он всего лишь приложение к Мабузе, без прав, без привилегий, – не считая тех, какими ей заблагорассудится его наделить. Она была доброй и нежной, но и волевой, чтобы не сказать деспотичной. Вскоре стало ясно, что Ноксу нельзя ни шагу сделать без спросу.

Мабуза могла отчитать его, ласково, но строго, если он чем-то нарушал ондоарский этикет и вообще что-то делал не так. Ей и в голову не приходило, что он вдруг вздумает оспорить ее приказы. Он же все сильнее злился на такое тиранство. Оно задевало его мужскую гордость, гордость британца. Будь жена обычных размеров, он бы, по его собственному выражению, «отмутузил ее за милую душу». Но в сложившихся обстоятельствах следовало поостеречься учить ее с помощью грубой силы.

При всем при том он к ней по-своему привязался. Ему в ней многое нравилось. Пожалуй, она была бы образцовой женой, если б только нашелся способ умерить ее огорчительную склонность помыкать мужем.

Между тем время шло, как это у него в обычае. Казалось, Мабуза довольна супругом. Однако Нокса мучило навязанное ему ложное положение и задевали каждодневные обиды, наносимые его мужественности. Он мечтал как-нибудь поправить дело, утвердить свои природные права и поставить Мабузу на место.

Однажды он вспомнил про корень, который едят ондоарские женщины. А нельзя ли раздобыть такой корень и самому стать великаном, как Мабуза, а то и крупнее? Тогда он сможет обойтись с ней по-свойски. Чем больше он думал, тем сильнее убеждался, что это идеальное решение семейных неурядиц.

Главное затруднение состояло в том, как добыть корень. Нокс потихоньку расспрашивал других мужчин, но никто ничего не мог ему сказать. Женщины не брали их с собой, когда ходили собирать корни, а готовили всегда в укромных пещерах. Несколько раз случалось, что кто-то из мужчин отваживался украсть приготовленные корешки, и двое в самом деле выросли до великаньих размеров, но в наказание женщины изгнали их из Ондоара навечно.

Есть отчего упасть духом! К тому же Нокс начал презирать местных мужчин – что за бесхребетный народ, совсем тут обабились! Но сколько он ни ломал голову, решения найти не мог.

Быть может, он бы смирился – это случается и с лучшими людьми – да так и жил бы подкаблучником. Но счастливый случай подвернулся, когда у Мабузы родилась дочка.

Малышка ничем не отличалась от других младенцев женского пола. Нокс бесконечно ею гордился и испытывал все подобающие отцовские чувства. Но когда девочка немного подросла и ей начали давать особую еду, он сообразил, что теперь прямо в его доме имеется запас, часть которого вполне можно изъять для собственного употребления.

Простодушная Мабуза ни на миг не заподозрила его коварных намерений. Она не таясь показывала мужу удивительную еду и даже сплошь и рядом кормила дочку при нем без всякой опаски, ведь мужская покорность в этом обществе победившего матриархата считалась само собой разумеющейся. Не прятала Мабуза и большой глиняный кувшин, в котором хранила запас особенной пищи.

Кувшин хранился на дворцовой кухне, среди обычной провизии. Улучив момент, когда Мабуза отправилась куда-то по государственной надобности, а все прислужницы были заняты другими делами, Нокс пробрался в кухню, стащил немного особой еды и спрятал мешочек у себя в комнате. Страх разоблачения придавал всей операции особую прелесть – такого азарта он не испытывал с тех пор, как мальчишкой воровал яблоки с тележек у лондонских уличных торговцев.

С виду пища напоминала мелкое саго, приятно пахла и имела пикантный вкус. Нокс немедленно ее отведал, но есть помногу не решался, боясь, что ее действие будет слишком заметно. У него на глазах дочка росла не по дням, а по часам и за две недели достигла размеров шестилетнего обычного ребенка. Ноксу вовсе не хотелось, чтобы его кражу обнаружили и отняли чудесную пищу, когда его путь к великанству только-только начинается.

Он решил, что нужно скрыться от женских глаз, пока он не укрупнится достаточно, чтобы стать полноправным хозяином в доме.

Задача не из легких, когда за ним постоянно присматривают. Но фортуна снова улыбнулась Ноксу: в Ондоаре наступил охотничий сезон, когда женщины отпускают мужчин в горы выслеживать некую разновидность быстроногого оленя под названием «оклох».

Мабузу, возможно, удивил внезапный интерес Нокса к охоте на оклоха и его столь же внезапное усердие в тренировках с охотничьим копьем. Но она не видела причин отказывать ему в желанном развлечении; только поставила условием, чтобы он отправился вместе с другими послушными мужьями и всячески остерегался опасных скал и пропастей.

Присутствие других мужей не очень-то вписывалось в замысел Нокса, но ему хватило ума не вступать в пререкания. Он еще несколько раз пробрался в дворцовую кладовую и похитил довольно запретной пищи, чтобы превратиться в могучего укротителя собственной жены. Уж как-нибудь он найдет возможность съесть все украденное вопреки навязанному ему обществу слабовольных законопослушных мужчин. Он возвратится победоносным Енакимом, ревущим Голиафом и всем покажет, что такое полундра, особенно Мабузе.

Нокс спрятал пищу в своем запасе провизии под видом мешочка с просом, а сколько-то носил с собой в кармане и съедал щепотку-другую, когда другие отвернутся. А ночью, пока все мирно спали, он пробирался к мешку и пожирал ароматную пищу целыми горстями.

Результат оказался поразительный. Нокс пошел пухнуть с первой же основательной порции. Дюйм за дюймом его разносило вверх и вширь. Спутники дивились, но поначалу им не хватало воображения догадаться о причине. Он замечал, что на него косятся, – так в цивилизованном обществе посматривали бы на дикаря с острова Борнео. Судя по всему, они считали его внезапный рост причудой природы или, быть может, списывали на странности чужеземца из неведомых краев.

Компания охотников уже добралась до высокогорного района на самом севере Ондоара. Здесь, среди скалистых расщелин и возносящихся ввысь горных пиков, они охотились на пугливых оклохов. Длинные ноги позволяли Ноксу перепрыгивать через пропасти, которые другим были не под силу.

Наконец у его спутников, надо полагать, зародилось подозрение. Они начали следить за Ноксом и однажды застигли его, когда он торопливо поедал священную пищу. С ужасом в глазах они принялись втолковывать ему, что он творит нечто чудовищное и жестоко за это поплатится.

Нокс к тому времени уже не только выглядел, но и ощущал себя настоящим великаном, а потому велел им не лезть, куда не просят. Мало того, он еще и высказал без всякого стеснения, что́ думает о бесхарактерных женоподобных слабаках, какими стали мужчины в Ондоаре. Тогда его оставили в покое и только шептались между собой, в страхе неотрывно следя за ним и явно предчувствуя беду. Нокс, от души их презирая, не придал никакого значения тому, что двое охотников куда-то пропали. Сказать по правде, он этого даже не заметил.

Проведя в горах недели две, охотники набили вдоволь длиннорогих козлоногих оклохов, а Нокс доел весь свой запас ворованной пищи и разросся до громадных размеров. Теперь-то он подчинит себе свою деспотическую подругу жизни и научит, как должны себя вести примерные жены. Пришла пора возвращаться: другим охотникам и в голову бы не пришло задержаться дольше дозволенного времени, а Ноксу не терпелось применить на деле новообретенную мощь.

Они спустились с гор на равнину, и когда достигли возделанных земель, Нокс стал замечать, что спутники все больше отстают, будто робея. Сам он смело шагал вперед, неся на плече трех упитанных оклохов, как обычный человек нес бы кроликов.

На дороге и в полях им никого не встретилось, ни мужчин, ни женщин. Этому Нокс удивился, но строить догадки не стал, чувствуя себя в целом хозяином положения.

Ближе к городу тишина и безлюдье стали казаться довольно зловещими. Охотники тряслись от страха, однако Нокс не пожелал спрашивать о причине, поскольку не хотел ронять свое достоинство.

На улицах города тоже царила необычная тишина. Нигде ни признака жизни, только изредка бледное, испуганное мужское лицо выглянет из окошка или в щелку приоткрытой двери.

Наконец они приблизились к дворцу. Здесь загадка объяснилась: чуть ли не все женщины Ондоара собрались на площади! Они стояли в тесном строю, точно армия гигантских амазонок, безмолвно, в полной неподвижности, и это было страшнее, чем шум и хаос битвы. Нокс невольно дрогнул, глядя на их бугрящиеся мышцы, на размеренно вздымающиеся титанические груди и устремленные на него суровые взгляды.

И вдруг он понял, что стоит перед ними совсем один, – остальные мужчины исчезли, словно тени, как будто не смели даже смотреть, какая судьба его постигнет. Его охватило почти непреодолимое желание броситься в бегство, но британская доблесть не позволила поддаться постыдному порыву. Шаг за шагом он принудил себя идти вперед, к воинственным женщинам.

Они ждали в каменном молчании, недвижные, словно кариатиды. В первом ряду он увидел Мабузу; ее окружала свита. Королева смотрела на него, и в глазах ее он прочел только невыразимый укор. Она не произнесла ни слова, и отчего-то заготовленная дерзкая речь застыла у него на губах.

И тут все разом, ужасными решительными шагами, женщины обступили Нокса. За плотной стеной великанских тел он уже не видел Мабузу. Мощные руки схватили его, забрали копье и сорвали с плеча оклохов. Нокс отбивался, как положено доблестному британцу, но один человек, хоть и наевшийся великаньей пищи, ничего не может поделать против целого племени восьмифутовых баб.

Храня молчание, более грозное, чем крик, они провели его через весь город, потом по дороге, по которой некогда он пришел в Ондоар, и вверх по горной тропе на самый край плато. Его спустили на веревках со скалы в расщелину, где он тогда взбирался, на пересохшее русло горного потока далеко внизу, и там оставили преодолевать по мере сил опасный спуск и возвращаться во внешний мир, где он отныне будет всего-навсего ярмарочным уродом.