Текст книги "Ярость"

Наконец она вновь обрела дар речи:

– Теория заговора? Вроде той, что американцы прослушивали разговоры нашего бундесканцлера?

– Это не теория заговора, а…

– А обыкновенная правда. Но она была теорией заговора, пока ее не доказали.

– Вы по-прежнему настаиваете на своем, госпожа Клаазен. Поверьте, я целиком и полностью на вашей стороне. Но то, что вы здесь рассказываете, – просто какой-то бред сумасшедшего.

Она резко остановилась и стряхнула его руку со своего плеча. Потом схватила его за бордовый галстук и притянула к себе так близко, что почувствовала его дыхание.

– Если вы, говнюки, отпустили убийцу моего отца, неважно, по какой причине, то поверьте, я привлеку вас к ответственности! Одного за другим. На остальное мне плевать. Я с вами разделаюсь и…

Он попытался отодвинуть ее, но тогда пришлось бы драться, а подобные выходки прямо перед министерством не слишком способствовали карьере статс-секретаря.

– Господи, да отпустите же, наконец! Хватит устраивать цирк!

Вдруг появились два сотрудника безопасности, которых позвал охранник. Анна Катрина не заметила, как они подошли. Она была слишком сосредоточена на докторе Кайзере.

Мужчины схватили ее за руки сзади, и доктор Кайзер сумел освободиться. Через несколько шагов он уже был у своей машины.

– Мне пора! – крикнул он ей. – Срочные встречи! В мире еще существуют реальные проблемы, которые нужно решать!

Она быстро глянула на двух мужчин слева и справа от себя. Лет по двадцать-тридцать, явно прекрасно натренированные. Но сейчас это ее не интересовало. Правой ногой она резко ударила одного из них по ступне, он взвыл, она быстро освободила правую руку и ударила его локтем под ребра.

Второго она ударила по носу лбом. Он отпустил ее, согнулся пополам и истерически закричал:

– Она сломала мне нос!

Анна Катрина бросилась наперерез машине доктора Кайзера. Она хотела остановить его. Но Кайзер решительно вцепился в руль.

Анна Катрина встала напротив крыла серебристо-серого «Мерседеса», и когда машина проехала мимо нее, она в ярости схватила первый же предмет, до которого смогла дотянуться. Это была оставленная на краю дороги банка из-под пива. Она оказалась не совсем пустой, и во время полета из нее вылетали длинные струи оставшегося пива, пока она наконец не хлопнула по крыше.

– Я до тебя доберусь! – крикнула Анна Катрина. – Доберусь до всех вас!

Теперь она смотрела в глаза молодому служащему, которого ударила по ноге. Он хотел что-то сказать, но Анна Катрина приложила палец к губам и предупредила его:

– Тсс! Спокойно, мой мальчик. Сегодня я очень, очень зла. Лучше убирайся отсюда и не дразни меня.

– Но вы не можете господина статс-секретаря…

– Женщины, – перебила Анна Катрина, – умеют терпеть очень долго. Но если их довести, они превращаются в бестий. Спросите у своей мамы!

Второй, с разбитым носом, угрожал ей:

– Я подам в суд! Подам в суд!

– Мальчик мой! Отправляйся к врачу, возьми на несколько дней больничный и забудь об этом. Поверь, это в твоих интересах! – крикнула Анна Катрина.

Потом она подбежала к охраннику, который снова звонил в службу безопасности и просил прислать подкрепление.

– Еще раз большое спасибо за помощь. И большой привет господину Науманну. Я еще вернусь.

* * *

Веллер прочесал всю базу изображений в поисках убийцы отца Анны Катрины. Но так и не нашел его.

Руперт стоял за спиной у Веллера и заливал воду в пластиковый стаканчик, где лежали разноцветные жемчужинки. Потом он все перемешал. Шум действовал Веллеру на нервы.

– Что ты ищешь в нашей базе изображений? – спросил Руперт. Веллер повернулся к нему. Теперь Руперт, морщась, пил из кружки.

– Что ты там такое пьешь? – с интересом спросил Веллер.

– Жена заказала целый пакет этой ерунды. Какая-то современная альтернатива приему пищи…

– Для похудания, что ли? – ухмыльнулся Веллер.

Руперт покачал головой, словно дело было совсем в другом.

– Нет-нет, это укрепляет здоровье в целом. От выпадения волос, импотенции и…

– А, ну с этим, к счастью, у меня проблем нет, – заявил Веллер и снова повернулся к базе фотографий.

– У меня тоже, – подчеркнул Руперт. – Но еще это помогает от рака, старения и бог знает чего еще…

В коридоре послышалось цоканье приближающихся каблуков.

– И как? Вкусно?

– Отвратительно! Ничто не может быть настолько полезным, чтобы впихивать в себя эту дрянь!

Он вылил средство в раковину.

Дверь размашисто открылась, и в проеме появилась старший полицейский советник Дикманн, словно ангел мести. Ютта Дикманн втягивала воздух, раздувая ноздри, словно нервная скаковая лошадь перед забегом. Она накинулась на Веллера:

– Я не могу дозвониться до вашей жены! Вы знаете, где она?

– Она в Ганновере. Она хотела…

– Она должна немедленно со мной связаться. Нам нужно кое-что прояснить!

Руперт выдохнул, не размыкая губ, и потряс ладонью, словно прикоснулся к чему-то горячему.

– А что случилось? – спросил Веллер, и несколько мгновений Дикманн сомневалась, стоит ли посвящать его в подробности. А потом выплюнула ответ ему прямо в лицо. Крошечные капельки летели из ее рта прямо на него.

– Она избила двух сотрудников министерства внутренних дел, а потом швырнула банку из-под пива в «Мерседес» штатс-секретаря!

Веллер сменил позу.

Руперт заметил:

– Да уж, видимо, это были прекрасные работники службы безопасности! Уж они-то наверняка прошли этот дурацкий тест Баума! Позволить избить себя женщине… Что они будут делать, если дело дойдет до серьезных неприятностей?

Веллер встал и скрестил руки на груди.

– Моя миролюбивая супруга не кидается пивными бутылками. И уж точно не в машины! Должно быть, здесь какая-то ошибка или недоразумение.

Острые ногти Дикманн напоминали Веллеру метательные ножи, в любой момент готовые ринуться в его сторону.

– Очень надеюсь! Но боюсь, господин Веллер, на этот раз ваша супруга слишком много на себя взяла! Это повлечет за собой дисциплинарные последствия! Мне нужно немедленно с ней поговорить!

* * *

Веллер еще ни разу не видел Анну Катрину в таком состоянии. Он даже не сразу узнал ее голос. Она резко втягивала воздух между отдельными обрывками фраз, словно кто-то сжимал ей горло.

Она была на вокзале. Веллер прослушал сообщение. Поезд на Бремен опаздывал по техническим причинам…

– Они отпустили убийцу моего отца, – возмущалась Анна Катрина, – и создали ему новую личность.

– Думаешь, это тот самый Штайнхаузен?

– Да. Теперь все обретает смысл.

– Анна, пожалуйста, держи себя в руках… Что там случилось с сотрудниками секьюрити? Ты их покалечила?

– Так эти мальчики были сотрудниками секьюрити?

– Анна, где ты сейчас? Пожалуйста, возвращайся. Здесь нужно многое прояснить.

– Да, прояснить действительно нужно многое, но сейчас я не могу вернуться домой…

– Прошу, Анна!

– Происходит большое свинство. Франк, пожалуйста, помоги мне. Я должна все выяснить. Кто и когда посещал его в тюрьме? Нам нужны контакты его прокурора и адвоката. Нельзя позволить убийце свободно разгуливать по нашей земле…

– Анна. Его больше нет в базах данных. Я не смог найти его даже в базе изображений.

– Нам нужно его актуальное фото, Франк. Поможешь?

– Сделаю все, что в моих силах. Но сейчас, пожалуйста, приезжай домой.

– Нет, не получится. Сначала мне нужно кое-что уладить.

Он почувствовал, как у нее горит сердце, и не смог не спросить:

– Анна, в чем дело? Что ты задумала?

– Я хочу поехать к Уббо.

– К Уббо Гейде? Но зачем?

– Хочу спросить, что он об этом знает.

– Но ты же не думаешь, что… – теперь у Веллера тоже перехватило дыхание.

С трудом выговаривая слова, она выпалила:

– Франк, если кто-нибудь что-то и знает, то он.

– Я тоже поеду, – решительно заявил Веллер, но Анна Катрина этого не хотела.

– Нет. У нас с Уббо особая связь. Ты нужен мне в другом месте. Найди мне изображение доктора Вольфганга Штайнхаузена.

Веллер по-прежнему надеялся, что всему найдется какое-нибудь другое объяснение. Более подходящее под его мировоззрение. Но он боялся, что она права. Как будто в этом могли возникнуть сомнения, он подчеркнул:

– Я на твоей стороне, Анна. Можешь на меня рассчитывать.

– Я знаю, Франк, – ответила она. Но ей было очень приятно услышать это еще раз.

Она закончила разговор и оглядела главный вокзал Ганновера. Ей показалось, что она попала на другую планету. Во всех этих запахах и цветах было что-то нереальное. Мимо нее спешили люди с целеустремленными взглядами, словно ими управляла чужая воля.

Ее несло, словно корабль без штурмана, швыряемый волнами из стороны в сторону. Она почувствовала себя одинокой и брошенной, и ей захотелось снова позвонить Франку, чтобы просто услышать его голос, словно он мог снова поставить ее на якорь.

Потом она рванула прочь. В пятнадцать двадцать один с одиннадцатой платформы отходил региональный экспресс. С пересадками в Олденбугре, Санде и Джевере у нее был шанс попасть в Харлесиль.

Она не помнила график приливов и не знала, будет ли у нее возможность отправиться на остров. Но было слишком мало времени, чтобы узнавать об этом в интернете или в кассе вокзала. Ей не хотелось упустить шанс.

Она вбежала на эскалатор и начала поспешно пробираться мимо других пассажиров, вызвав гневные комментарии.

Анна Катрина успела вскочить на поезд незадолго до отправления, и ей даже досталось сидячее место. И тут ей стало нехорошо. Она не могла вспомнить, когда в последний раз что-нибудь ела. Желудок сжался, и во рту возник кислый привкус. Ей захотелось сплюнуть, но она сглотнула, злясь, что нет ничего попить.

Когда в вагон привезли тележку с закусками и напитками, она чуть не расцеловала от радости продавца. Она купила две бутылки воды, пакетик арахиса и попросила чего-нибудь крепкого. У него были «Егермейстер» и «Дорнкат». Она взяла «Дорнкат», только ради того, чтобы почтить память отца. Напиток оказался ужасным. Он был недостаточно холодным. Но ей все равно стало лучше. Это было как возвращение домой. Как поцелуй ее отца.

Ей на глаза навернулись слезы. Проглотив снова подступившую кислоту, она залпом выпила бутылку воды.

На сайте inselflieger.de ей удалось раздобыть место на самолет до Вангероге.

* * *

Она шаталась по пешеходным улицам Нордена, словно бродячая собака в поисках небрежно выброшенной обглоданной кости. Все казалось ей каким-то нереальным. Она подбросила письма с биологическим оружием и угрозой отравить питьевую воду, но этим людям, казалось, все было нипочем.

В одном из небольших домов школьники праздновали день рождения. Возле киоска с глинтвейном Тео люди по-прежнему набивались в три ряда. Перед аптекой крутилась маленькая карусель. Из рождественских киосков пахло жареным миндалем и вафлями. В кафе «Тен Кате» Беттина Гёшль пела с детьми рождественские песни. Стояла страшная суматоха. Народу набилось до самого входа, и все подпевали.

Она заправила светлые волосы обратно под капюшон и плотно намотала платок на рот и подбородок, словно ей было холодно. Она заглянула через витрину в кафе. Лучистые детские глаза ее разозлили. Все это предрождественское веселье казалось ей ужасным. Разве они не знают, что их ждет? Неужели этих невозмутимых остфризцев не волнует угроза?

Водопроводная станция в Хаге снабжала через магистральный водопровод более десяти тысяч домов в Нордене и Хаге. Вода добывалась из четырех артезианских скважин на глубине шестидесяти метров под землей. Специальные установки очищали ее от железа.

В Остфризии была прекрасная питьевая вода. Мягкая, и потому домашние фильтры здесь практически не использовались. Вода прекрасно подходила даже для детского питания. В ней не было нитритов и было мало поваренной соли.

Но это все им не поможет, потому что она нашла возможность отравить воду. От этих мыслей она улыбнулась, и ей стало теплее.

«Вы все у меня в руках. О да, какая торжествующая мысль. Вы все у меня в руках. Я могла бы убить вас… Могла бы…»

Она повыше подняла воротник куртки, чтобы спрятать пылающую шею.

Она смотрела на веселых людей, гордых родителей, любующихся своими детьми, поющими с Беттиной Гёшль рождественскую песню. В ней рассказывалось про ребенка, который должен был прочитать Санта-Клаусу стихотворение, но забыл текст. Поэтому ребенок решил станцевать перед Санта-Клаусом, и тому так понравился танец, что он начал танцевать вместе с малышом.

Дети хлопали в ладоши и хотели еще, и остфризская певица затянула следующую песню.

«Почему бы мне просто этого не сделать?» – подумала она. Шквал смертей может начаться уже сегодня вечером…

Она ненавидела Рождество и ненавидела детские песни.

Чего я, собственно, жду?

Ей нравилось шантажировать целую область, правительство, народ. Еще недавно она чувствовала себя маленькой, беспомощной и незащищенной. Но теперь все изменилось. Она больше не была игрушкой для этого мира. Теперь сам мир стал ее игрушкой. Наконец у нее в руках появилось оружие, чтобы обороняться.

Неважно, насколько они все были самоуверенны и веселы, у каждого из них было уязвимое место: питьевая вода. В среднем каждый человек потреблял по сто тридцать литров в день.

Уже скоро ваше торжество превратится в горестные вопли, мрачно радовалась она. Уже очень скоро.

Охмурить мастера с водопроводной станции не стоило ей никаких усилий. Матиас Лютьенс так изголодался по похвале, так жаждал любви и признания. Он стал для нее легкой добычей. Теперь его переполняло чувство вины по отношению к жене и детям. Просто разрывало на части. Он так и не смог ничего им сказать, словно весь мир может взлететь на воздух под действием далекого механизма. И необходимое для конца человечества кодовое слово должно прозвучать из его уст. Это слово – «развод», а может, «любовница» или «измена». Без него не обойдется в предложении, которое он неизбежно должен будет однажды сказать жене, если не закончит свою интрижку.

Он звал ее «моя вишенка». Прозвище казалось ей ужасно глупым, но ему она об этом не говорила, ведь любовь, дружба или секс были тут ни при чем. Ей нужен был доступ на водопроводную станцию, внутренние знания и возможность обойти систему охраны.

Из кафе вышла маленькая девочка со светлыми локонами. У нее в руке было пирожное на палочке. На первый взгляд сладость выглядела как большой леденец. Мать наклонилась к своей дочери, спрятала локоны под вязаную шапочку и вытерла малышке носик.

– Ну как, – спросила она четырехлетку, – вкусно?

– Охрененно! – с улыбкой ответила та и уставилась в лицо ужаснувшейся матери.

– Где ты услышала это слово? У вас говорят так в детском саду?

Малышка покачала головой и откусила еще кусочек пирожного. Пожевала и сказала с полным ртом шоколада:

– Так говорит папа.

Вишенка ухмыльнулась и даже немного пожалела, что отравление воды затронет и этого ребенка. Но уже через несколько шагов, когда она покупала себе жареную сосиску и с трудом стерпела, когда жирный остфризец пролез вперед и отодвинул ее со словами «Спокойно, барышня», от ее милосердия не осталось и следа. От него отвратительно пахло пивом. Она подавила побуждение достать нож и зарезать его.

А потом снова подступила эта пустота. Чувство неприкаянности. Чтобы не завыть, она впадала в эту бездонную ярость. Ей становилось легче. С яростью приходило высокомерие. Чувство превосходства над всеми. Возможность повелевать жизнью и смертью.

Танцующим шагом она прошла по Остерштрассе, мимо отеля «Райхсхоф» и банка. Она представляла этот город опустевшим. Из туристического он совсем скоро может превратиться в город мертвых. Все было в ее руках.

Улыбаясь, она направилась дальше, в сторону торгового центра «Нордер Тор». Ей захотелось посмотреть на город с крыши парковки, раскинув руки.

Какое ничтожество, подумала она. У вас даже нет гор. Чтобы посмотреть на мир сверху, приходится забираться на торговый центр.

У нее за спиной засигналил водитель черного «БМВ». Он высунулся из окна и крикнул:

– Ты мешаешь проехать! Людям нужно домой! Господи, пропусти же!

Она отошла в сторону и освободила путь. «БМВ» поспешно проехал мимо нее. Она увидела, как водитель непонимающе покачал головой и сказал жене что-то вроде: «Здесь постоянно ошиваются какие-то наркоманы».

Вишенка крикнула ему вслед:

– Ты уже мертв, говнюк! Мертв! Только ты об этом еще не знаешь!

* * *

Уббе Гейде сидел на своем любимом месте возле окна, в носках, которые связала для него из овечьей шерсти жена Карола. Рядом с ним стояла чашка чая и стакан водопроводной воды.

Он не собирался пить чай. Он был нужен ему для аромата, который словно говорил ему: здесь ты дома.

Чем дольше он смотрел на море, тем более безумным казался ему мир и тем меньше хотелось участвовать в его глупых играх.

На самом деле он знал, что рано или поздно все откроется. В этом новом мире тайну невозможно сохранить тайной.

Анна Катрина уже была на верхнем променаде и боролась с ветром, направляясь к его квартире, пока он наблюдал за волнами в их вечном естественном движении. Пенные гребни становились все выше, и ветер стучался в стекло, словно просился внутрь.

Карола стояла возле плиты и переворачивала на сковородке картофельные оладьи. Уббо их очень любил, особенно с луком и крабовым мясом. Она предпочитала сладкий яблочный мусс. У них было и то и другое.

Она посмотрела на мужа сзади. Она завидовала ему, что он может часами сидеть там и смотреть на море. Иногда она садилась рядом. Они даже держались за руку, как молодые влюбленные, и это после сорока лет совместной жизни. Неважно, сколь тяжелые удары им наносила судьба – их любовь была нерушима, и Уббо всегда старался, как мог. Даже эта инвалидная коляска со стороны казалась невероятно удобным креслом, устланным овечьей шкурой, скорее передвижным троном добродушного короля, чем вспомогательным средством для инвалида.

Она направилась к двери, когда раздался стук Анны Катрины. Перед ней возникла женщина с растрепанными от ветра волосами, слишком легко одетая и с таким выражением лица, будто она секунду назад узнала, что в матрасе, на котором она спала каждую ночь, находилось змеиное гнездо. С ядовитыми змеями…

Она ничего не сказала. Просто стояла, и Карола Гейде открыла дверь еще шире, чтобы впустить Анну Катрину в дом.

Анна Катрина принесла с собой холод, он окружал ее, словно кокон.

Карола закрыла за ней дверь.

Уббо медленно повернулся. На Вангероге он забыл, что такое спешка.

Увидев Анну Катрину, он догадался: она все знает.

Он предложил ей стул, но она не хотела садиться. Она продолжала стоять. Ее по-прежнему окружал холод, когда она сказала:

– Уббо, я хочу знать только одно: ты об этом знал?

Она могла бы не произносить этого вслух, они оба понимали, о чем речь. И по глазам Уббо, по его осанке она прочитала сожаление и ответ «да».

Он поднял руку, словно хотел что-то ей объяснить. Но она опередила:

– Как ты мог так со мной поступить?

Она отвернулась. Потом все-таки начала искать место, где сесть. Она не могла больше стоять. Она боялась упасть в обморок.

К ней подскочила Карола Гейде. Поддерживая Анну Катрину, она помогла ей сделать два шага до стула. Сначала Анна Катрина только схватилась за спинку, но потом все-таки села, правда, спиной к Уббо.

Карола подошла к сковородке и убрала ее с плиты. Запах поджаренных картофельных оладий вдруг показался ей неприятным.

Уббо подкатил коляску и прикоснулся к Анне Катрине сзади. Она дернулась, сбросив его руку. Уставившись на свои колени, она свернулась почти в позе эмбриона, как человек, который хочет стать таким маленьким, словно предпочел бы вообще исчезнуть.

Потом она начала безудержно рыдать.

– Значит, все в жизни – лишь сплошной обман?

Она адресовала вопрос скорее себе, чем другим присутствующим.

Положив руки на колеса, Уббо передвинул свою инвалидную коляску к столу. Он умоляюще сложил руки и сказал:

– Прошу, Анна Катрина. Ты должна понять. Ведь это было не мое решение.

Она не смотрела на него, уткнувшись в тыльную сторону локтя. Только ее волосы, наэлектризовавшись, стояли дыбом.

Карола попыталась поддержать Анну. Она взяла свой любимый плед, в который иногда заворачивалась, когда сидела рядом с Уббо и смотрела на море. Она положила плед Анне Катрине на плечи, как защитный плащ. Та его не сбросила.

Судя по голосу, у Уббо пересохло в горле, но он, видимо, был не в состоянии дотянуться до стакана воды, стоящего у окна. Внезапно все показалось ему таким банальным. Эта арендованная квартира на верхнем променаде, еда на плите, остфризские чайные чашки – словно это событие обесценило все, да, поставило под вопрос всю его жизнь.

– Но если бы я сказал тебе, – спросил он, – что бы это изменило? Все бы стало еще хуже, Анна. Только представь. Что бы ты сделала? Ты попыталась бы это предотвратить. В своих худших кошмарах я боялся, что ты просто пристрелишь его, как он пристрелил твоего отца.

Анна Катрина поднялась из-за локтя и посмотрела на Уббо заплаканными глазами. Она открыла рот, и из него стекла нитка слюны.

– Черт возьми, да! Вероятно, ты прав. И поверь, когда я до него доберусь, я именно так и поступлю.

– Именно этого я и боялся. Отпустить его было не моим решением, Анна. В этом деле я – лишь маленький винтик. Мне даже не должны были об этом сообщать. Я узнал это лишь потому, что… – он сглотнул, – потому что город Норден играл ключевую роль и службам безопасности нужно было мое содействие для…

Она смотрела на него влажными от слез глазами, словно совсем не понимала его слов. Карола Гейде села рядом и положила руку ей между лопаток. Анна Катрина не стала ее сбрасывать.

– Почему? – спросила Анна Катрина. – Черт побери, почему?

Теперь Уббо все же подъехал к окну, бросил еще один взгляд на свое любимое Северное море, взял стакан воды и выпил.

Возможно, подумал он, это и хорошо, что все открылось. Возможно, она имеет на это право. И возможно, мне и самому станет от этого легче.

– Речь шла о подводном кабеле из стекловолокна.

Анна Катрина вытерла обеими руками лицо. Теперь она хотела полностью включиться в разговор, потому что Уббо Гейде начал нечто вроде исповеди. Она слышала это по звуку его голоса.

Он продолжил:

– Норден – не просто какой-то незначительный городишко в Остфризии. Напротив. Сюда стекаются все пути. Мы не сможем писать в США электронные письма, а возможно, интернет вообще перестанет работать, если в Нордене что-то пойдет не так… Речь идет о ТАТ-14, трансатлантическом телекоммуникационном кабеле номер 14. Он соединяет Европу с Соединенными Штатами. Электронная почта, телефонограммы, интернет-данные – все это проходит через Норден. Со всей Европы и даже из заокеанских стран. У нас заканчивается еще один кабель, SEA-ME-WE3, он соединяет Азию и Австралию. Большая часть населения Нордена даже не знает, что у нас лежит концевой участок трансатлантического кабеля. Предположительно, общая длина интернет-кабелей, соединяющих мир, – около трехсот тысяч километров.

Уббо замолчал и уставился на стол. Он раздумывал, стоит ли выпить еще один стакан воды.

Карола встала и достала еще два стакана – для себя и для Анны Катрины. Она поставила пустые стаканы на стол, налила из крана воды в графин и наполнила из него стаканы себе и Анне Катрине. Пить что-то, кроме водопроводной воды, казалось ей сейчас неуместным. Это была не та ситуация, чтобы пить вместе кофе, поднимать рюмки с крепкими напитками или наслаждаться бокалом вина. Нет, вода была сейчас как раз кстати.

Анна Катрина не притронулась к своему стакану.

– В мире стало все очень сложно, Анна, – сказал Уббо Гейде и сам же показался себе глупым. – Раньше правительства сами занимались секретными делами. Сегодня мне порой кажется, что наоборот – секретные дела контролируют не только нас, но и правительство. Убийца твоего отца, Анна, всегда и вел двойную игру. Он был осведомителем, и никогда нельзя было знать наверняка, на какую сторону он работает. Да, он был проклятой двойственной личностью, а я не люблю таких людей. Но иногда они играют важную роль. Они глубже видят мир, который известен нам только по иллюстрированным журналам. От него мы получили решающую подсказку, и он помог провести сделку.

– Что за решающая подсказка?

Уббо умоляюще посмотрел на жену, но она резко отвела взгляд.

– Я не имею права рассказывать тебе все. Тебе ведь понятно, что тогда я нарушу железные законы и подвергну всех нас опасности?

Анна Катрина даже не кивнула, настолько это было для нее очевидно.

Уббо принялся ломать пальцы. Ему очень хотелось съесть марципанового тюленя, чтобы успокоить желудок. Он даже косился туда, где марципан еще спокойно лежал в коробочке рядом с телевизором. Он втайне надеялся, что Карола поймает его взгляд и даст ему сладость, но она этого не сделала.

– Правительство Соединенных Штатов считает, что мы в Нордене – важная цель для террористического удара. А он точно знал, когда, где и как это должно произойти. Он дал нам решающую подсказку. Мы смогли предупредить удар.

– И что? Поэтому вы его отпустили?

– Мы были на пороге катастрофы, Анна. Мы их опередили, и чтобы не распространять панику среди людей, никто об этом ничего не узнал. Все держалось в строжайшей тайне.

– Но почему? Почему после этого вы не выступили великими героями, предотвратившими террористический удар?

– Это были не какие-нибудь террористы, а… – Он умолк, словно задумался и не хотел говорить правду.

Анна Катрина помогла ему, повторив его последнее слово:

– А?

– Мы столкнулись не с религиозными фанатиками… А с циничными дельцами.

– Дельцами?

Он умолк, словно уже сказал слишком много. Анна Катрина больше не могла усидеть на месте. Она резко встала, невольно оттолкнув Каролу Гейде. Любимый плед Каролы соскользнул с плеч Анны Катрины и небрежно упал на пол.

Анна Катрина принялась расхаживать по квартире Уббо Гейде, как на допросе.

– А если бы это случилось? – спросила Анна Катрина, насмешливо изогнув губы. – Что тогда? Мы не смогли бы какое-то время звонить по мобильным за океан, сломался бы интернет, никакой электронной почты – и что? Кому это нужно? Что это значит?

– Вероятно, это спровоцировало бы биржевой крах. Биржевой курс распространяется по всему интернету. В миллисекунды туда-сюда передвигаются миллиарды.

– И что? – снова спросила Анна Катрина.

Он мягко ей улыбнулся.

– Ты не понимаешь. Возникла опасность мирового биржевого кризиса. Если биржевой курс обвалится в свободное падение, национальная система экономики разлетится в пыль. Банки развалятся.

Он не стал продолжать перечисление. Но, судя по его виду, мог бы без труда сделать это. Он ждал реакции на свои слова.

Растерянность и смущение в глазах Каролы причиняли ему боль. Ей он тоже ничего об этом не рассказывал, несмотря на то, сколько лет они уже женаты. Он хотел защитить ее, но теперь между ними возникла странная невидимая стена, словно они вдруг оказались непреодолимо далеко друг от друга.

Анна Катрина стояла на месте и пристально смотрела на Уббо Гейде. Теперь ее взгляд был ясным, и ему казалось, она заглядывает вглубь его.

– Получается, вы отпустили убийцу моего отца, чтобы не обрушился биржевой курс?

Он сглотнул, но так и не смог ответить. В целом, она сформулировала все совершенно точно.

– Речь шла не просто о нескольких банках, Анна. Это… Имело угрожающие масштабы для мировой экономики…

– Но кому это вообще было нужно? – спросила она.

От этого вопроса Уббо Гейде стало легче. Теперь он мог объяснить ей причины, снова вернуться на знакомую почву.

– Большинство думает, что люди зарабатывают деньги на бирже, когда курсы растут, в экономике все хорошо и акционерные общества выплачивают разумные дивиденды. Для большинства так оно и есть. Но некоторые зарабатывают и на внезапных биржевых крахах.

– Но как?

– С помощью так называемой фиктивной продажи, или, как говорят англичане, продажи «на срок».

Анна Катрина вопросительно посмотрела на него, Карола тоже.

У Уббо оцепенел затылок. Собственная спина казалась ему доской, в которую заколачивали гвозди.

– Кто-то продает ценные бумаги, которых у него нет, за большие деньги кому-то, кто хочет их заполучить. И надеется, что акции упадут, и когда это случится, он купит их дешевле, чем продал. В таких случаях можно себе немного помочь. Пустить на бирже слух, что у фирмы проблемы, акции сразу немного опустятся, и фиктивная продажа станет исключительно выгодной сделкой для продавца. Но мы с толкнулись с людьми, которым этого было мало. Они хотели всемирного краха. Речь идет о миллиардах. В сущности, они хотели устроить на бирже аналог одиннадцатого сентября. Ведь тогда не только обвалились башни-близнецы и в Нью-Йорке погибли тысячи людей – еще за долю секунды исчезли акции стоимостью в целые миллиарды. И тогда, – тихо заметил Уббо, – это было кому-то выгодно. Не сомневайся. Вопрос только в том, откуда посмотреть.

На этот раз вмешалась его жена:

– Получается, дело всегда только в деньгах?

Уббо был рад, что может к ней обратиться.

– Да, Карола, мир сошел с ума. Мне кажется, дело всегда именно в них. Раньше, – продолжил Уббо, – больницы работали для того, чтобы лечить больных. Сегодня они должны получать прибыль. А если прибыли нет, они закрываются. Что сейчас происходит с Уббо-Эммиус-Клиник? Мы же все видим, как это безумие захватывает весь мир. Внезапно все вокруг непременно должно приносить выгоду. С каждой приватизацией мы теряем очередную частичку демократии.

– Как так? – спросила Карола Гейде.

– Раньше, – ответил он, – должность министра связи была выборной. Если он начинал делать ерунду, можно было отстранить его голосованием или привлечь к ответственности. Сегодня мы больше не можем повлиять на то, кто сидит на вершине телекоммуникаций и как он создает непроходимые тарифные джунгли, в которых нам все труднее разобраться.

Это не интересовало Анну Катрину. Она махнула рукой, словно мечом, как будто хотела перерубить канат, соединяющий Уббо Гейде с женой.

– Значит, убийца моего отца был в курсе этих дел, он обо всем рассказал вам, и поэтому вы организовали его похороны и отпустили его?

Уббо Гейде схватился за сердце. Карола наконец встала и принесла ему марципан. Это было проявлением любви. Душевной ласки. Но он так и не смог положить марципан себе в рот. Есть сейчас сладкое казалось неприличным.

– Злоумышленников должны были задержать в Нордене. Там была серьезная операция. Мы, криминальная полиция, не имели к ней совершенно никакого отношения. Меня только поставили в известность, что в Нордене находятся специальные подразделения. Это была международная группа захвата. Британцы, американцы, французы. Мы не должны были вставать у них на пути. Нам сообщили только поэтому.

Анна Катрина плотно сжала веки.

– А потом что?

– Потом – ничего. Они прознали, что их выдали. Все отменилось. Об этом не писали в газетах, не проводилось пресс-конференций, потому что даже возможность такого краха вызвала бы панику. Повысились бы меры безопасности, и…