Текст книги "Ярость"

– Официально Эске Таммена еще студентка. По показаниям подруги, это скорее формальность, чтобы дешевле платить за страховку.

Анна Катрина вставила:

– При сегодняшних ценах на обучение, я бы сочла это неудачной шуткой…

Дальше Веллер просто зачитал свои записи:

– Во всяком случае, она находилась в близких отношениях с доктором Вольфгангом Штайнхаузеном. Он ее финансово обеспечивал и купил ей машину – «Фольксваген Гольф». Штайнхаузен – важный свидетель, но найти его пока не удалось. Он живет в роскошном пентхаусе над крышами Лера, с сауной, спортзалом и встроенным хьюмидором.

Руперт посмотрел на него с упреком.

– Это шкаф для сигар, в котором поддерживается необходимая влажность и…

Руперт махнул рукой, словно давным-давно знал ответ и теперь смог составить для себя полную картину личности доктора Штайнхаузена.

Дикманн ясно продемонстрировала свое недовольство по поводу разъяснительного отступления Веллера. Веллер откашлялся и продолжил:

– Квартира выглядит так, будто ее спешно покинули. Никаких личных вещей. Никаких фотографий или документов. Ничего.

– Но зачем убегать, если убили твою подружку? – спросил Руперт.

– Напрашивается вывод, что он и есть преступник, – заметила Сильвия Хоппе.

Анна Катрина возразила:

– По совпадающим показаниям писателей, после нападения она хотела вернуться к своему другу. Значит, вряд ли это он. Плюс у него были более подходящие возможности ее убить, чем посреди ночи рядом с собственной квартирой…

– Согласен, – подтвердил Руперт, – бытовые убийства обычно совершают в собственных стенах. Убить любовницу в спальне куда удобнее, чем нападать на нее ночью в гавани.

Ютта Дикманн постучала карандашом по столу и укоризненно посмотрела на Руперта. Тот принялся защищаться:

– Это не мое мнение, а сухая статистика!

– Не думаю, – вступила Анна Катрина, – что доктор Штайнхаузен – наш преступник, но стоит обратить на него внимание. Предполагаю, Вольфганг Штайнхаузен – не его настоящее имя. У него рыльце в пушку, и он убежал, потому что боится попасть к нам в лапы.

Госпожа Дикманн язвительно скривила губы. Снова постучала карандашом по столу. На этот раз она даже снизошла до комментария:

– Давайте не будем отвлекаться от сути. Мы ищем убийцу. Не прелюбодея, который свил в Лере гнездышко для своей маленькой интрижки и теперь боится, что все это станет достоянием общественности. Оставьте господина доктора Штайнхаузена в покое и сосредоточьтесь на расследовании. Делается жутко при мысли о том, что по Остфризии разгуливает убийца женщин, который вымещает ненависть к матери при помощи стальной лески!

Руперт, который мгновенно ломался и превращался в маленького мальчика, если женщины начинали разговаривать в таком тоне, решил набрать очков и напомнил:

– Еще мы задержали того рыбака…

Анна Катрина вспылила:

– При чем здесь вообще ненависть к матери?

Дикманн высоко подняла тонкие брови и прокашлялась:

– Мне казалось, когда мужчина применяет насилие к женщинам, причина всегда в этом?

Веллер знал, что лучше промолчать, но не смог сдержаться:

– Иногда причина в том, что он просто глупый, несдержанный ублюдок!

Анна Катрина наклонилась к Дикманн через стол:

– Я правильно вас поняла, нам не следует дальше копать в сторону доктора Вольфганга Штайнхаузена?

Ютта Дикманн прекрасно уловила вкрадчивый тон и ответила подчеркнуто деловито:

– Как вы верно заметили, госпожа Клаазен, убийцей он быть не может. А мы сейчас ищем убийцу, и никого кроме!

Анна Катрина выпрямилась и твердо поставила ноги на пол, одну рядом с другой. Она выдохнула:

– На Эске Таммену напали дважды, практически в одном и том же месте в гавани. В первый раз ее спасли писатели, во второй, к сожалению, она была одна. Никто не смог ей помочь! – Анна Катрина подняла палец: – Два нападения на одного и того же человека за ночь. Значит, она была неслучайной жертвой. На нее охотились. Мы должны узнать все о ее окружении, друзьях и семье. И вполне логично заняться господином Штайнхаузеном.

Старший полицейский советник Дикманн встала и посмотрела на своих сотрудников, как на сборище насекомых, заполонивших офис. Она повторила жест Анны Катрины, подняв палец.

– Дважды в одном и том же месте. Возможно, преступник поджидал там любую жертву, и ей хватило мозгов дважды угодить в западню.

Ютта Дикманн специально закрыла за собой дверь очень тихо. Так было лучше слышно цокот каблуков в коридоре.

После того как она покинула комнату, все выдохнули с облегчением.

– Женщины! – простонал Руперт.

Веллер взял слово:

– Подруга Эске Таммены говорила, что та была курильщицей. Возможно, у доктора Штайнхаузена было нельзя курить, и она вышла еще раз, чтобы…

Сильвия Хоппе задумалась.

– Нельзя курить в доме с хьюмидором?

– Там уже давно не курят. Там пахло орехами и овощами, – сказала Анна Катрина, вызвав раздражение у Руперта. Все это было неотъемлемой частью расследований Анны Катрины. Запахи. Ощущения. Цвета. Ему это казалось подозрительным.

– О том, чем там пахнет, расскажет фиксация следов.

– Да, если она будет, – парировала Анна Катрина.

Только теперь до Веллера дошло.

– Хочешь сказать, в этой квартире нам вообще было нельзя… – он сжал правую руку в кулак.

– Боюсь, – ответила Анна Катрина, – мы вообще не имели права заходить в комнаты.

– И что нам теперь делать? – спросила Сильвия Хоппе.

– Свою работу, – предложил Веллер.

– Я хочу узнать все об этом докторе Вольфганге Штайнхаузене, и я, черт побери, приглашу его на беседу…

Руперту нравилось, что Анна Катрина не позволяет себя запугать.

– Но для этого нам нужно сначала его найти.

Все согласно закивали.

Вдруг Руперт поднял руку с банкнотой в пятьдесят евро.

– Ставлю пятьдесят, что я найду его раньше, чем вы все узнаете, где он…

Анна Катрина ткнула в Руперта пальцем:

– Я не одобряю подобные пари.

– Я просто пошутил! – оправдался тот, но Веллер вызывающе сверкнул на него глазами.

– Поднимаю до сотни.

* * *

Он никогда не сдавал дом на улице Фледдервег в Норддайхе. У него в собственности было двенадцать квартир и домов для отпуска, и четыре из них – в Норддайхе. За ними присматривали профессионалы, и они не доставляли никаких хлопот. В нынешние нестабильные времена ему казалось правильным инвестировать деньги в недвижимость.

Ульрих Гроссманн, живущий за счет сдачи недвижимости – весьма правдоподобное, мещанское существование…

В это время года большинство домов и квартир пустовало. Он всегда мог посмотреть в интернете точный план сдачи. Гости приедут только на рождественские праздники.

Пусть не так роскошно, как в Лере, зато здесь никто не станет его искать.

Дождь стучал по двойным оконным стеклам. Он открыл окно и услышал море, шумящее за дамбой. Над крышей кричали чайки. Закрыв окно, он принялся смотреть видеозаписи из своей квартиры в Лере.

Он не смог сдержать невольной улыбки, когда наблюдал, как Анна Катрина Клаазен и этот Веллер обыскивали его квартиру в Лере. Веллер заглянул в каждую коробку из-под сигар в хьюмидоре и даже понюхал «Монтекристо».

Анна Катрина открыла канцелярский шкаф.

Ну что за дилетантство, подумал он. В лерском убежище стояло шестнадцать камер, реагирующих на движение. Они транслировали видео прямо в интернет, и его можно было посмотреть в любой точке мира. Да, настала новая эпоха – эра интернета! Он мог наблюдать даже за уборщицей Данг Тхан Бьян в туалете.

Он знал, что она ничего не ворует и не роется в бумагах. Как ни странно, она была по-своему религиозна. Настоящая католичка – рассказывала ему все, о чем он хотел знать, и, несомненно, выходила замуж девственницей.

Идеальная уборщица для него и его надобностей. Он очень сожалел о грядущей потере. Но без вариантов – от нее и от квартиры в Лере придется избавиться. Ничего не поделаешь.

Кожа на лице пересохла. Он пошел в ванную, на мгновение испугавшись, что забыл крем в пентхаусе в Лере. Но нет, тюбик лежал в несессере.

Он уже привык собирать чемодан за несколько минут и быстро покидать квартиру. Человек с образом жизни, как у него, должен уметь исчезать мгновенно. Он не может таскать с собой слишком много лишнего хлама. Везде можно купить все новое. А важные документы в любом случае следует хранить не в квартире, а в банковском сейфе.

Но этот крем – важная деталь. С его помощью полиция может определить, что имеет дело с кем-то, кто делал пластическую операцию на лице.

Он немного напоминал самому себе Майкла Джексона, и это ему не нравилось.

Он всегда очень гордился своей внешностью и старался держать себя в форме. Биологически ему было едва за сорок, хотя на самом деле он уже вошел в пенсионный возраст. Это ему нравилось.

Ему сделали ринопластику. Он казался себе чужим с новым, курносым лицом. Форма головы стала не такой выразительной, как раньше. Из-за чертового ботокса разбухло лицо.

Он посмотрел фильм «Рестлер» с Микки Рурком. После этого ему стало легче себя принять. Сравнив Микки Рурка в фильме «Сердце Ангела» и сегодня, он понял, насколько могут изменить человека хирурги, химия и усердные тренировки.

Тем не менее кожа на лице болела, а когда он широко раскрывал рот, то боялся, что губы треснут. Даже поцелуи больше не доставляли удовольствия.

Его губы стали бесчувственными к нежности, но по-прежнему ощущали боль. Какой прогресс медицины, с иронией подумал он.

Сегодня хирурги способны на многое, даже слишком многое. Но колено по-прежнему плохо сгибалось и болело при смене погоды. Даже три операции не смогли этого изменить. Он всегда будет ненавидеть за это Анну Катрину Клаазен. Эта дрянь прострелила ему правое колено, тогда, на Спикероге. Мысли об этом – словно воспоминание о другой жизни.

Теперь ему стало тяжело подниматься по лестнице, и скорее всего, не было никаких шансов убежать, если за ним погонятся молодые, спортивные полицейские. Те времена прошли.

Он ухмыльнулся. На самом деле такие времена никогда и не наступали. Он никогда не любил убегать и предпочитал решать проблемы иначе. Остановиться, подпустить преследователя поближе… Ему всегда нравились дуэли. Глядя в глаза врагу, он чувствовал себя живым. Иногда ему казалось, что это даже лучше, чем секс. Иногда. Когда он видел страх во взгляде противника и тому становилось ясно, что в живых останется только один…

Он провел пальцами по волосам. Его серебряные волосы превратили в русые с несколькими седыми прядями. Такой процесс называется «естественным восстановлением». Так он стал выглядеть еще моложе.

Интересно, узнает ли его теперь Анна Катрина Клаазен… Вероятность весьма мала. С одной стороны, он считается умершим, его сожгли и погребли в урне. Очень полезный ход, потому что люди всегда видят лишь то, что хотят видеть. С другой стороны, его тревожило, что теоретически все же есть человек, который может его узнать, и это та самая Анна Катрина Клаазен.

Ему посоветовали поменять и фигуру. Опустить плечи и обзавестись круглым животом. Насчет изменений лица еще можно было говорить, но только не боевое тело. Он хотел быть как Владимир Кличко, который становился с годами не старше, а только лучше.

Он засунул под рубашку подушку и представил, что у него вывалился живот. Да, он мог опустить плечи, изменить походку и стать похожим на певца из норддайхского хора моряков, а не на самого опасного человека в этой части страны.

На данный момент сейф в банке Аурих-Норден казался еще вполне надежным. Но все же ему нужна была совершенно новая личность. Снова.

Ему не хотелось покидать Остфризию. Здесь, собственно говоря, располагались его охотничьи угодья. Здесь он правил бал! Здесь ему были известны все пути и средства, он был знаком с ситуацией. Здесь жили люди, которые боялись и поддерживали его, но, к сожалению, еще здесь рыскала эта маленькая ищейка…

У него было лишь два варианта: либо он вышвырнет ее с работы, либо она должна умереть. Несомненно, второе решение оптимально. Может, стоит красиво взорвать ее машину, пока они с Веллером едут домой вдоль дамбы.

Какое-то время это дело будут расследовать, но потом все быстро канет в Лету.

Она должна уйти, и, по-хорошему, этот Веллер должен уйти вместе с ней. Только тогда Остфризия станет для него действительно безопасной.

Он поставил запись на паузу и приблизил изображение, чтобы лицо Анны Катрины заполнило весь экран и он смог рассмотреть его в натуральную величину. Он погладил ее по щеке. Жаль, подумал он, что мы не встретились при других обстоятельствах.

На мгновение он живо представил ее в качестве любовницы. Она казалась очень умной и честолюбивой. Качества, которыми обладали они оба, хотя ее ум был выдающимся на фоне глупых коллег и не шел ни в какое сравнение с его интеллектом.

Но сейчас у него возникли проблемы посерьезнее Анны Катрины и этого типа. Он вспугнул целую группировку. Началась решающая борьба, и на этот раз он поставит на карту все.

Анна Катрина Клаазен жила всего в нескольких сотнях метров отсюда, в северной части Нордена. Он чувствовал ее присутствие, словно мурашки на коже.

«Ты думаешь, что охотишься за мной, – думал он. – Но ты ошибаешься, моя дорогая. Охотник здесь я, а ты – дичь. Однажды ты уже слишком сильно испортила мне жизнь. На этот раз тебе не остаться в живых. Я еще должен вернуть должок за простреленное колено. Отныне я больше не доктор Вольфганг Штайнхаузен. Теперь меня зовут Ульрих Гроссманн. И когда все это закончится, я буду потягивать холодные коктейли на берегу Карибского моря, а ты, дорогая Анна Катрина, будешь погребена в остфризской земле. Меня будут звать Гонзалес, или Круз, или каким-нибудь другим испанским именем. И каждый раз, когда у меня заболит колено, я буду поднимать бокал за тебя, проклятая ты стерва!»

* * *

Веллер и Анна Катрина сидели напротив друг друга дома в Нордене, на улице Дистелькамп, 13. Веллер приготовил какао, добавив туда эспрессо. В такую погоду – именно то, что нужно.

Анна Катрина искала в интернете следы доктора Вольфганга Штайнхаузена.

Веллер в третий раз нетерпеливо посмотрел на часы. Сегодня в Нордене, на Остерштрасе, открывается легендарный киоск с глинтвейном Тео Хинрихса. Веллер хотел непременно присутствовать. И в этом году он отправится не на машине. В прошлый раз ему пришлось ехать домой в состоянии, которое Анна Катрина метко охарактеризовала: «весел и пьян, как сапожник».

Белый глинтвейн и яичный пунш Тео были даже слишком хороши. Белый глинтвейн он впервые попробовал именно у Тео. Веллер вспомнил тот вечер. Сильный ветер и дождь со снегом буквально впечатывали их в киоск. Его сосед, каменщик Петер Грендель, и литературный критик Ларс Шаффт о чем-то горячо спорили. Толпа напирающих сзади гостей буквально впечатала Веллера между ними.

– Добро пожаловать в наш круг, – сказал Петер Грендель и положил руку ему на плечо.

Ларс произнес слегка измененную цитату из Шиллера [2]2
  Имеется в виду стихотворение Фридриха Шиллера «Порука» (нем. Bürgschaft).


[Закрыть]:

– Прошу тебя, прости нас, друг, втроем разделим мы досуг.

Мгновения, свет, смех. У него явно были пробелы в воспоминаниях. Веллер просто не привык к таким дозам алкоголя, и две жареные колбаски из киоска напротив помогли лишь ненадолго.

Анна Катрина забеспокоилась.

– Что с тобой? – спросила она. – Тебе плохо?

– Нет, просто задумался. Сегодня должен открыться киоск с глинтвейном у Тео.

При всем желании, у Анны не хватало терпения на светские беседы.

– Значит, Тео открывает киоск с глинтвейном? – переспросила она, и это прозвучало как «мне бы твои проблемы…».

Но Веллер продолжил:

– Нужно поговорить с Петером Гренделем. В тот раз он рассказывал что-то о необычной перестройке здания в Лере. Нужно было сделать из трех квартир одну или что-то вроде того. Он говорил про жилье «над крышами Лера» и упоминал о каких-то сложностях. Они хотели сломать несущую стену, что ли… Говорю же, мы были очень пьяны… Вернее, мы с Ларсом. Петер просто более выносливый.

– Хочешь сказать, Петер Грендель строил эту квартиру для Вольфганга Штайнхаузена?

– Да, гм… Думаю… Как минимум, вероятность есть.

Анна Катрина сразу позвонила Петеру и спросила о строительстве в Норддайхе, где возводились новые квартиры для сдачи туристам. Он пребывал в хорошем настроении и сразу вспомнил тот вечер:

– На самом деле твой муж выпил у Тео не так уж много. Просто ему не хватает пятидесяти килограммов.

Раньше она об этом и не подозревала. Анна спросила Петера насчет квартиры в Лере.

– А, пентхаус. Да уж. Такое не забывают. Люди с большими деньгами, но, очевидно, совершенно ничего не смыслящие, захотели нечто особенное. И, собственно, это получили. Хотя я чуть не отказался от заказа.

– Почему?

Веллер показал жестом, что тоже хочет слышать ответы Петера. Анна Катрина включила громкую связь. Он уселся на край стола, попивая какао, и слушал Петера Гренделя.

– Ну, я сказал им: люди, платите хоть в два раза больше, законы физики отменить все равно не получится. Статика есть статика, а несущая стена есть несущая стена. В конце концов они все поняли и остались довольны. Все как они хотели… Пуленепробиваемое стекло. Встроенный в стену сейф в двести килограмм. Стены, способные перенести мировую войну… Я сказал им: слушайте, бункеры строят не на крышах многоэтажек, а внизу, на земле, или глубоко под землей. Но бункер с панорамным видом – это действительно редкость.

Анна Катрина посмотрела на Веллера. У него появились усики из какао.

– Сейф? Мы были в этой квартире. Я не нашла никакого сейфа.

Петер Грендель рассмеялся.

– Обычно люди закрывают его большой картиной. Какой-нибудь олеографией с пейзажем.

Анна Катрина подняла палец и посмотрела на Веллера, и он сглотнул:

– Проклятие! Та жуткая картина маслом! Она совершенно не вписывалась в обстановку.

Веллер поставил чашку на стол, встал и ушел в соседнюю комнату. Позвонил в Лер и сообщил коллегам про сейф. Ему совершенно не хотелось из-за этого куда-то ехать. Во-первых, он был уверен, что вся слава достанется жителям города, в котором находится сейф, а во-вторых, сегодня ему еще хотелось выпить белого глинтвейна у Тео. Минимум одну порцию.

– Кем был твой заказчик? – спросила Анна Катрина.

Петер Грендель тяжело вздохнул:

– С этим тоже пришлось непросто. Последнее слово всегда было за кем-то другим, и одна рука не знала, чего хочет сделать другая. Тяни-толкай. Квартира принадлежала какой-то фирме, они планировали периодически размещать там высокопоставленных сотрудников. Какое-то общество с обгаженными оборками.

Анна Катрина не поняла.

– ООО, – пояснил Петер Грендель, – Называлось Пауль Дикманн, или Дикопф, точно не помню… Могу посмотреть. В любом случае, платили они исправно.

Анна Катрина поблагодарила его и положила трубку.

«Почему мне знакомо название этой фирмы? – задумалась она». Попыталась найти информацию о ООО в интернете, но тщетно. Речь шла явно не о производителе шоколадных конфет, но имя Пауль Дикопф показалось ей знакомым.

Снова пришел Веллер и кивнул ей:

– Лер взяли на себя наши тамошние коллеги.

– Пауль Дикопф… Разве не так звали главу ведомства федеральной уголовной полиции?

Веллер пожал плечами.

Случайность ли это, задумалась Анна Катрина, или издевка над полицией какого-то преступника, считающего себя особенно хитрым?

Ее ярость на Дикманн была по-прежнему сильна и горяча. Они решила отправиться на Вангероге, поговорить с Уббо Гейде. В каком-то смысле он по-прежнему оставался ее шефом, и она хотела с ним посоветоваться. Анна никак не могла смириться, что на его место пришла Ютта Дикманн. Найти замену Уббо будет очень непросто, и госпожа Дикманн уж точно не сможет ею стать.

– Если я еще успею на самолет, то поеду к Уббо, на Вангероге.

Веллер сразу повесил трубку, чтобы помочь ей собраться.

Анна Катрина отправилась в душ. Раздевшись в ванной комнате, она встала на весы и обнаружила, что набрала два килограмма.

«Зачем я это сделала, – подумала она. – Зачем взвесилась именно в этот момент? Я что, хочу окончательно испортить себе настроение?»

Стоя под душем и взяв в руку бутылку с шампунем, она прочитала: «Для дополнительного объема и полноты».

«Возможно, – подумала Анна, – мне стоит мыться нашим средством для посуды, чтобы похудеть. На нем написано: «Удаляет самый сложный жир». К чему мне еще дополнительный объем и полнота?»

Она принялась мыть голову.

Веллер приоткрыл дверь в ванную комнату и закричал:

– Вообще-то, сейчас уже не летают, но один самолет еще на месте. Они сказали, только ради тебя!

Анна Катрина заторопилась.

– Мне поехать с тобой? – спросил Веллер. – Наверное, сегодня ты уже не вернешься, да?

– Мне нужно просто поговорить с Уббо, понимаешь?

Он прекрасно понимал, что она хочет поехать одна, и уже предвкушал глинтвейн из киоска Тео.

Анна получила сообщение от Петера Гренделя: «Хаотичная фирма называлась ООО Пауль Дикопф».

«Спасибо», – написала она в ответ.

* * *

Это был короткий, но сложный полет против ветра. Анне Катрине показалось, что ветер защищает остров от всех вторжений.

Казалось, что Вангероге только что родился прямо из моря и оно может в любой момент проглотить его обратно.

Ей было немного не по себе, когда она вышла из самолета.

Анна Катрина наслаждалась прогулкой от аэродрома к верхнему прибрежному променаду. Ветер пробирался ей под одежду и гладил кожу. Ей нравилась прохлада.

И дождь.

Светлый песчаный берег, словно нежная защищающая рука, лежал вокруг острова, который, казалось, спал.

У Уббо Гейде горел свет.

Дверь открыла Карола Гейде. В доме пахло свежезаваренным черным чаем и миндальным печеньем.

Уббо сидел у окна в мягком кресле с подголовником и смотрел на море. Не поворачиваясь, он сказал Анне Катрине:

– Посиди со мной, моя девочка.

Анна Катрина задалась вопросом, перепутал ли он ее со своей дочерью Инзой или теперь, выйдя на пенсию, наконец смог дать волю отцовским чувствам.

Кресло рядом с ним было свободно. Несомненно, на нем только что сидела Карола. Теперь она показала на него Анне Катрине, чтобы та заняла ее место.

Эти двое, подумала Анна Катрина, сидят здесь рядышком и просто смотрят на море, как другие семейные пары смотрят в плоские телеэкраны, когда показывают телешоу.

Лицо Уббо отражалось в оконном стекле, на которое падали капли дождя, оставляя за собой соленые следы.

Он похлопал правой рукой по спинке кресла. Анна Катрина села. И увидела блюдце, на котором лежал разрезанный марципановый тюлень.

– Хочешь? – предложил он.

Она уже думала отказаться, вспомнив про свои жировые валики, но устоять перед марципановым тюленем было очень сложно. К тому же, ей очень хотелось разделить с Уббо это маленькое удовольствие.

Она положила кусочек себе в рот одновременно с ним. Пока марципан таял у нее во рту, а Карола Гейде разливала горячий чай, окна дрожали от порывов ветра.

Леденцовый сахар с треском опустился в чашки.

– Когда я сижу здесь и смотрю на могущество природы, то понимаю, что большинство наших забот и проблем – надуманная чушь. Все иллюзии, которые терзают нас и кажутся очень важными, исчезают там, в волнах прилива, – он показал на море. – Оно уносит все прочь.

Анна Катрина не стала с ним спорить, хотя была почти в полном тупике от мучительных сомнений и вопросов.

Она посмотрела на море вместе с ним и просто процитировала ему свои записи:

– Друга убитой зовут доктор Вольфганг Штайнхаузен, и с ним явно что-то нечисто. Он исчез с горизонта, и, что гораздо хуже, создается впечатление, что его никогда и не было. Он словно призрак. Да, я будто имею дело с призраком. У него есть пентхаус. Женщина. Уборщица. Но такое впечатление, что его вообще не существует. Он даже не покупал эту квартиру и не оплачивал никаких счетов за аренду. Прекрасный пример для учебника по защите свидетелей. Но особого рода. Немыслимо, чтобы без организованной поддержки кто-то вроде него…

Она не смогла подобрать подходящего слова. Уббо положил руку ей на предплечье. Карола пододвинула поближе свой стул.

– Здесь пересекаются три морских пути, – сказал Уббо. – Практически всегда можно увидеть корабль. А чаще всего несколько одновременно. Например, посмотри туда и вон туда, – он показал на баржу. – Это лоцманский катер. «Везерпилот». Грузовое судно позади него – скорее всего, «MSC Матильда». Ходит под флагом Панамы. Вероятно, в Антверпен. Отсюда кажется крошечной, но на самом деле ее длина – почти триста метров.

Он показал на баржу. Анна Катрина задалась вопросом, откуда он так точно знает названия кораблей.

Карола улыбнулась и погладила мужа по лицу.

– Он знает о морских путях вдоль Вангероге практически все. Он должен всегда точно знать, что происходит вокруг, изучает карты и…

Анна Катрина согласилась:

– Да, в участке он тоже всегда точно знал, кто сейчас куда направляется и что будет делать. Ты настоящий маньяк контроля, да, Уббо?

Он показал на море:

– А там, вдалеке…

– Уббо, пожалуйста! – прервала его Анна Катрина и тут же спросила себя, имеет ли она право вот так врываться в его личную жизнь со своими проблемами. Но все равно продолжила: – Все купила и перестроила фирма «Пауль Дикопф». Но такое ощущение, что в действительности этой фирмы никогда не существовало. Когда распадается ООО, то оно ведь обязано продать всю свою недвижимость. Или я ошибаюсь? Это все всего лишь маскировка или нет?

Уббо Гейде покрутил головой.

– Пауль Дикопф? – переспросил он. Кажется, ей наконец удалось пробудить в нем интерес.

– Да, Пауль Дикопф, так звали главу ведомства уголовной полиции, – уточнила она, чтобы показать, что сделала домашнее задание.

– Не какого-нибудь главу, Анна. Пауль Дикопф был очень спорной фигурой. Бывшим членом нацистской партии, – Уббо Гейде успокоительно подмигнул. – Две трети ведущих специалистов ведомства уголовной полиции в послевоенное время были бывшими нацистами. Дикопф был даже шефом Интерпола. Особенно пикантная подробность, потому что его друг Франсуа Генуд помог скрыть многие военные преступления. Генуд до самого конца был сторонником Гитлера. Но Пауль Дикопф уже давно мертв.

– Но почему вдруг возникает ООО с его именем, и…

Анна Катрина замолчала, ожидая реакции Уббо.

– Это знак, Анна. Внутренний сигнал. Они заботятся о новых квартирах, новых личностях и, даю пари, организуют выезды за границу и помогают людям исчезнуть, – проговорил Уббо Гейде, не сводя взгляда с моря. – И у них лучшие связи в полиции. Об этом должно говорить это название всем, кто знает историю нашей страны и… историю нашей полиции.

Из-за облака таинственно, словно прячась, выглядывал месяц.

Анна Катрина очень разволновалась.

– Каким именно людям они помогают исчезнуть?

– Понятия не имею, Анна. Но такое у меня чувство – если только название не было случайностью.

Анна Катрина возразила:

– Военных преступников уже давно привлекли к суду, или они умерли. Этому доктору Вольфгангу Штайнхаузену едва шестьдесят. Если информация верна…

Уббо Гейде сделал глоток чая. Анна Катрина решила дать своему остыть.

– Анна, думаю, ты имеешь дело с каким-то осведомителем. – Он вопросительно на нее посмотрел: – Тебе уже дали отбой?

– О да, Уббо, дали. И весьма грубо.

Он улыбнулся.

– Вот видишь. Значит, для осведомителя сочинили легенду. Я этого всего не люблю. Мои начальники всегда считали, что осведомители нужны. Но я так не думаю. То есть все эти нацистские убийства в последние годы… Мы заполонили все осведомителями. И? Какая от этого польза? По сути, мы просто содержим этих преступников за счет собственных налогов. А когда прекратим, они просто исчезнут.

Анна Катрина молчала. Месяц скрылся за облаком, и где-то вдали, в открытом море, сверкала гроза. Молнии то и дело освещали мокрое от дождя стекло.

– Хочешь сказать, это как-то связано с политикой? – уточнила Анна Катрина.

На променаде залаяла собака, просясь в дом.

– Не обязательно именно с политикой, Анна. Возможно, этот Штайнхаузен – важный осведомитель, засланный в наркокартель, и через несколько недель он должен сдать преступников. Но теперь кто-то убил его подружку, и он вынужден сразу потихоньку смыться, потому что иначе операция провалится. Лучше оставь это дело. Или испортишь работу своим же людям.

Она возмутилась:

– Так вот что ты мне советуешь? Даже ты? Я должна сдаться?

– Да, это я тебе и советую. С осведомителями бывает непросто отличить добро от зла. Их нельзя назвать по-настоящему нашими людьми, и иногда это просто обманщики, аферисты и трусливые преступники. И этот Дикопф – наглядный тому пример. Когда кончилась война, он утверждал, что сбежал в Швейцарию. Примкнул к движению Сопротивления. Другие говорили, что его направили туда в качестве агента против немецких иммигрантов, а бегство – только легенда, придуманная для него нацистами, чтобы он мог беспрепятственно работать в Швейцарии. И это вечная проблема. С этими людьми непонятно, где правда, а где – манипуляции. Задача уголовной полиции проста – выяснять правду. Разоблачать ложь и обман.

Карола Гейде тоже очень разволновалась.

– После войны, – сказала она, – все вдруг стали участниками Сопротивления. Только что они еще объявляли смертные приговоры, выступая в качестве судей Третьего рейха, и вот резко стали убежденными демократами. Нет, я никогда в это не верила.

Уббо согласился с женой:

– Несколько десятилетий ведомство уголовной полиции оставалось слепым на правый глаз, и мы все прекрасно знали почему.

– Стало быть, речь все-таки о политике?

– Нет, но, вероятнее всего, о важном осведомителе.

Теперь Анна Катрина смотрела на Каролу Гейде, словно хотела спросить у нее совета, в котором ей отказал Уббо. Повисло напряженное молчание.

Анна Катрина не выдержала:

– И что ты хочешь делать?

Она разговаривала с ним, словно он по-прежнему на службе и несет полную ответственность, но он спокойно ответил:

– Я? Сидеть здесь и любоваться стихией. Говорят, Вангероге больше не относится к Остфризии. Но думаю, Северному морю все равно. Или ты когда-нибудь слышала, чтобы море заботили государственные реформы?

Анна Катрина не совсем понимала, что он хочет этим сказать. С одной стороны, она сердилась на старого шефа, но с другой, от души радовалась за него – что он наконец обрел покой, мог сидеть здесь до скончания века и ничего не делать, только пить чай и смотреть на море.

Он взял еще один кусок марципана.

– Сегодня ты уже не вернешься на материк, Анна, – сказал он. – Хочешь переночевать здесь? У нас есть место на диване.

– Да, но это не слишком вас затруднит?

Карола поспешила заверить ее:

– Нет-нет. Напротив. Я же знаю, какую радость доставляет мужу твое присутствие.

* * *

Пока Франк Веллер, Хольгер Блём и Петер Грендель чокались друг с другом возле киоска с глинтвейном и благодушно ворчали на ветер, они не подозревали, что могут проснуться в кошмаре, который потрясет их жизнь и изменит целую прибрежную область.

В это самое время в Норден направлялась велосипедистка в непромокаемой одежде, она везла с собой три посылки. Одну – в почтовый ящик журнала «Остфризия», Штельмахерштрассе, 14, лично в руки Хольгеру Блёму, еще одну – в департамент водоснабжения, природной и береговой охраны Нижней Саксонии, на Шпортплатц, 23. Она тщательно спрятала выбившуюся прядь светлых волос обратно под капюшон своей темной толстовки. Потом спокойно подъехала к зданию полицейского участка Нордена и положила прямо на лестницу третью посылку.