Текст книги "Айсберг"

– Какой выпад! – Питт засмеялся. Он встал и отодвинул стул Керсти. – С этого момента каждый мой шаг вперед будет достаточно осторожным.

Блюда из рыбы казались бесконечными. Питт насчитал более двадцати различных блюд из лосося и около пятнадцати из трески. Они вернулись за столик с доверху нагруженными тарелками.

– Я смотрю, вам пришлось по вкусу вяленое мясо нашей акулы, майор. – Глаза Керсти улыбались.

– Я много слышал о том, как его готовят. И наконец получил возможность попробовать.

Улыбка в ее глазах сменилась удивлением, когда он съел несколько кусков.

– Вы уверены, что вам точно рассказывали, как мы готовим его?

– Конечно. Мясо акул, которые водятся в холодных водах, нельзя есть свежим, поэтому его нарезают тонкими кусками и зарывают в песок на берегу на двадцать шесть дней, а затем вялят на ветру.

– Но вы едите его сырым, – настаивала Керсти.

– А что, есть какой-нибудь другой способ? – спросил Питт, отправляя в рот очередной кусок.

– Не теряйте время, пытаясь шокировать его, мисс Фири. – Сандекер бросил неприязненный взгляд на мясо акулы. – Его хобби – приготовление всяких изысканных блюд, а специализация – рыба. Он является экспертом по приготовлению блюд из даров моря.

– На самом деле, это вкусно, – произнес Питт, отвлекшись от еды. – Однако малазийский вариант мне нравится больше. Они вялят мясо акулы, завернув его в морские водоросли, называемые ехидна. Это придает ему более утонченный вкус, чем у вашего исландского деликатеса.

– Американцы обычно заказывают бифштекс или цыпленка, – сказала Керсти. – Вы первый, кто предпочитает рыбу, из тех. кого я знаю.

– Не совсем так, – ответил Питт. – Как и у большинства моих сограждан, моим любимым блюдом является двойной гамбургер с жареной картошкой.

Керсти бросила взгляд на Питта и улыбнулась.

– Я начинаю думать, что у вас железный желудок.

Питт пожал плечами.

– У меня есть дядя – первый бонвиван Сан-Франциско. По мере моих скромных возможностей я стараюсь идти по его стопам.

Остаток ужина прошел в легкой беседе. Присутствующие расслабились и наслаждались дружеской атмосферой и хорошей едой. Через два часа, после того как подали взбитое мороженое с земляникой, приготовленное специально по заказу Питта шеф-поваром, Керсти стала извиняться за то, что ей пора уходить.

– Я надеюсь, вы не сочтете мня невоспитанной, адмирал Сандекер, но, боюсь, я должна очень скоро покинуть вас, мисс Ройял и майора Питта. Мой жених пригласил меня сегодня на поэтический вечер, и поскольку я всего лишь женщина, мне трудно отказать ему. – Она одарила Тиди мягкой женской улыбкой. – Я уверена, мисс Ройял, вы меня понимаете.

Тиди мгновенно отразила этот романтический выпад.

– О, я завидую вам, мисс Фири, жених, который любит поэзию, – редкая добыча.

Адмирал Сандекер засиял улыбкой.

– Мои искренние пожелания счастья вам, дорогая мисс Фири. Я и не знал, что вы обручены. И кто же этот счастливец?

«Адмирал хорошо держит себя в руках», – подумал Питт. Он знал, что Сандекер ошеломлен, что эта новость может полностью изменить все основные установки. Даже Питт задумался о том, каковы же будут новые правила игры.

– Рондхейм. Оскар Рондхейм, – объявила Керсти, – Мой брат познакомил нас через письма. Почти два года мы переписывались с Оскаром, прежде чем встретились.

Сандекер пристально посмотрел на нее.

– Постойте. Мне кажется, я знаю, его. Не он ли является владельцем международной цепи консервных заводов? «Рондхейм индастриз»? Рыболовный флот, равный военно-морскому флоту Испании? Или это другой Рондхейм?

– Нет, вы совершенно правы, – ответила Керсти. – Его главный офис находится именно здесь, в Рейкьявике.

– Рыболовецкие суда голубого цвета с красным флагом, в центре которого альбатрос? – уточнил Питт.

Керсти кивнула:

– Альбатрос – символ удачи Рондхейма. Вам знакомы его суда?

– Да, я несколько раз пролетал над ними.

Без сомнения, Питту были знакомы эти суда и их символ. Они были знакомы каждому рыбаку любой страны к северу от сороковой параллели. Рыболовы Рондхейма пользовались дурной славой: они уничтожали рыбные отмели, обрекая рыбу на вымирание, они воровали сети у других рыболовов и устанавливали свои красные сети в территориальных водах других стран. Альбатроса Рондхейма ненавидели так же, как фашистскую свастику.

– Слияние «Фири лимитед» и «Рондхейм индастриз» создаст самую мощную империю, – медленно, как бы взвешивая все возможные последствия, произнес Сандекер.

Мысли в голове Питта бежали в том же направлении. Внезапно этот поток прервал взмах руки Керсти.

– Вот и он! Вон там!

Они обернулись, следуя за взглядом Керсти, и увидели высокого, светловолосого, хорошо сложенного мужчину, твердой походкой направлявшегося к ним. Он был достаточно молод: ему не было и сорока, с мужественным лицом, на котором оставили свой след года океанских штормов и соленый воздух. У него были холодные серо-голубые глаза, тонкий прямой нос и мягкий рот, который, как размышлял Питт, во время деловых переговоров вытягивался в твердую агрессивную линию. Питт мысленно нарисовал себе резкого и коварного оппонента. Он пожелал себе никогда не поворачиваться спиной к этому человеку.

Рондхейм остановился у столика, его белоснежные зубы сверкнули в кажущейся сердечной улыбке.

– Керсти, дорогая, как замечательно ты сегодня выглядишь! – Он порывисто обнял ее.

Питт ждал, на ком остановятся теперь серо-голубые глаза, – на нем или адмирале.

Он ошибся: Рондхейм повернулся к Тиди.

– О! Кто эта приятная молодая леди?

– Это секретарь адмирала Сандекера. Мисс Тиди Ройял, – ответила Керсти. – Могу я представить вам Оскара Рондхейма?

– Мисс Ройял. – Он слегка поклонился. – Я очарован вашими необыкновенными глазами.

Питт прижал салфетку к губам, чтобы заглушить усмешку.

Тиди начала хихикать, а Сандекер расхохотался так, что привлек внимание сидящих за соседними столиками. Питт не сводил глаз с Керсти. Он был заинтригован испуганным, почти паническим выражением, промелькнувшим на ее лице, прежде чем она смогла выдавить легкую улыбку и присоединиться к веселью присутствующих.

Рондхейм ничего не понял. Его глаза смотрели безучастно, выражая смущение, а губы угрожающе вытянулись в приступе ярости – не надо быть слишком проницательным, чтобы понять – этот человек не привык служить предметом для насмешек.

– Я сказал, что-то смешное? – спросил он.

– Похоже, что в этот вечер все говорят комплименты женщинам об их глазах, – ответил Питт.

Керсти объяснила Рондхейму о чем идет речь и торопливо представила Сандекера.

– Мне действительно очень приятно познакомиться с вами, адмирал. – Глаза Рондхейма вновь обрели свойственное им холодное выражение. – Ваша репутация моряка и океанографа хорошо известна среди людей морской профессии.

– Ваша репутация не менее хорошо известна среди людей морской профессии, мистер Рондхейм. – Адмирал пожал его руку и повернулся к Питту. – Майор Дирк Питт, директор специальных программ моей службы.

Рондхейм сделал небольшую паузу, с холодным профессионализмом оценивая стоявшего перед ним человека, прежде чем протянуть ему руку.

– Как поживаете? – Питт сцепил зубы: рука Рондхейма сжала его как клещи. Питт поборол желание выдернуть свою; напротив, он расслабил ее в мертвой хватке Рондхейма.

– Бог мой, мистер Рондхейм, вы очень сильный человек!

– Извините, майор. – Рондхейм вздрогнул и отдернул свою руку так, как будто по ней прошел ток. – Люди которые работают на меня, грубой породы, они требуют такого обращения. Когда я изредка покидаю палубу рыболовного судна, я забываю вести себя на земле как джентльмен.

– Что вы, мистер Рондхейм. вам незачем извиняться. Я восхищаюсь мужественными людьми. – Питт поднял руку и пошевелил пальцами. – Пока я могу держать в ней кисть, ей вреда не причинить.

– Вы увлекаетесь живописью, майор? – спросила Керсти.

– В основном пейзажной. Я люблю также писать живые цветы. В цветах есть что-то, что вдохновляет душу, не так ли?

Керсти с любопытством посмотрела на Питта.

– Я бы хотела взглянуть когда-нибудь на ваши работы.

– К сожалению, все мои полотна в Вашингтоне. Однако, пока я здесь, я был бы рад познакомить вас с моими впечатлениями от Исландии. Я хотел бы написать серию акварелей. Вы сможете повесить их в вашем офисе.

– Вы очень любезны, но я не смогу принять…

– Чепуха, – прервал ее Питт. – Ваше побережье прекрасно. Я только не знаю, смогу ли я ухватить контраст между морем и скалами в их естественном освещении.

Керсти вежливо улыбнулась.

– Если вы настаиваете. Но вы должны обещать принять от меня что-либо взамен.

– Только одно – судно. Писать побережье лучше всего с моря. Ничего необычного. Какой-нибудь маленький крейсер.

– Обратитесь к начальнику моего дока, майор. Он подберет для вас что-нибудь подходящее. – Она поколебалась минуту, когда Рондхейм положил ей руку на плечо и шею. – Наши судна пришвартованы на двенадцатом причале.

– Пойдем, дорогая, – мягко сказал Рондхейм, оскалив белоснежные зубы. – Сегодня вечером Макс читает свои новые стихи. Мы не должны опаздывать.

Его рука сжала ее.

– Я надеюсь, добрые люди простят нас.

– Конечно, конечно, – сказал Сандекер. – Это были чудесные два часа, мисс Фири. Спасибо, что составили нам компанию.

Прежде чем кто-либо успел произнести слово, Рондхейм взял Керсти под руку и вывел из зала. Как только они скрылись за дверью, Сандекер бросил салфетку на стол.

– Ну, Питт, не объяснишь ли теперь свои слова?

– Какие?

– «Я восхищаюсь мужественными людьми», – изобразил Сандекер.

Питт наклонился вперед, положив локти на стол. Его лицо было крайне серьезно.

– В некоторых ситуациях получаешь преимущество тогда, когда тебя недооценивают. Это одна из них.

– Рондхейм?

– Именно. Он и есть причина внезапного отказа Фири сотрудничать с Соединенными Штатами и НСГИ. Он не дурак. Как только он женится на Керсти, контроль над двумя мощнейшими частными корпорациями попадет в одни руки. Возможности будут огромны. Исландия вместе с ее правительством слишком мала, слишком зависима в своей экономике от будущего картеля Рондхейма – Фири, чтобы оказать хоть малейшее сопротивление любому хорошо финансируемому новому режиму. Затем, при правильной стратегии, и руках Рондхейма окажутся Фарерские острова и Гренландия – а это фактический контроль над Северной Атлантикой. После этого, можно только предполагать, в каком направлении будут простираться его амбиции.

Сандекер покачал головой.

– Твои рассуждения зашли слишком далеко. Керсти Фири никогда не осмелится выступить в одиночку на международной арене.

– У нее не будет выбора. В семье все пороки исходят от доминирующей личности.

– Женщина слепа в своей любви, это ты хочешь сказать?

– Нет, – ответил Питт. – Не похоже, чтобы она была сильно влюблена в него.

– Теперь ты уже эксперт по сердечным делам, – саркастически сказал Сандекер.

– Молчу, молчу. – Питт улыбнулся, – Но среди нас, к счастью, есть эксперт, обладающий внутренней естественной интуицией на эти вещи.

Он повернулся к Тиди.

– Какова твоя женская точка зрения?

Тиди кивнула.

– Она его боится.

Сандекер, размышляя, взглянул на нее.

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что сказала, – твердо повторила Тиди. – Мисс Фири до смерти боится мистера Рондхейма. Вы не заметили, как он сжал ее шею? Я гарантирую, что всю следующую неделю она будет носить высокие воротники, пока не исчезнут синяки.

– Ты уверена, что не воображаешь и не преувеличиваешь?

Тиди покачала головой.

– Она еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть.

В глазах Сандекера появилась враждебность.

– Чертов сукин сын.

Он взглянул на Питта.

– Ты тоже заметил это?

– Да.

Ярость Сандекера возросла.

– Почему же ты не остановил его?

– Я не мог, – ответил Питт. – Тогда бы я вышел из роли. Рондхейм полагает, что я растяпа. Пусть он и дальше так думает.

– Хотелось бы надеяться, что у тебя есть хотя бы смутная идея, зачем все это нужно, – проворчал Сандекер. – Но я боюсь, ты загонишь себя в угол с этой дурацкой выдумкой, что ты – художник. Я же знаю, ты не можешь провести и прямой линии, «Естественное освещение» – кошмар!

– Я и не буду. Тиди окажет мне эту маленькую услугу. Я видел образцы ее работ. Они вполне приличны.

– Я увлекаюсь абстракциями, – вмешалась Тиди, – я никогда не писала реалистических морских пейзажей.

– Ничего, – ответил Питт. – Сделай абстрактный морской пейзаж. Нам ведь не надо производить впечатление на главного хранителя Лувра.

– Но у меня нет ничего с собой. Кроме того, послезавтра мы с адмиралом возвращаемся в Вашингтон.

– Ваш полет только что отложили. – Питт повернулся к Сандекеру. – Правда, адмирал?

Сандекер скрестил руки и помолчал с минуту.

– Исходя из того, что мы узнали за последние пять минут, видимо, будет лучше, если я отложу наше возращение на несколько дней.

– Смена климата пойдет вам на пользу, – заметил Питт. – Вы даже сможете совершить рыболовную прогулку.

Сандекер посмотрел Питту в лицо.

– Подражание голубым, уроки рисования, рыболовная прогулка. Будь добр, объясни старику, что за подвижные мысли бродят у тебя в голове?

Питт поднял бокал с водой и залпом выпил его.

– Черный самолет, – спокойно ответил он. – Черный самолет, погребенный в водном саване пучины.

Глава 9

На двенадцатый причал они пришли около десяти часов утра. Высокий смуглый охранник пропустил их через шлагбаум. На Сандекере был надет старый мятый костюм и мягкая запачканная шляпа. В руке он держал удочку и сундучок с рыболовными принадлежностями. Тиди была в слаксах и блузке, завязанной узлом, поверх которой была надета теплая мужская ветровка. На одном ее плече висел мольберт, а на другом маленький рюкзачок, обе руки были глубоко засунуты в карманы ветровки. Однако охранник остановил свой взгляд на Питте, который вихляющей походкой замыкал шествие. Если Сандекер и Тиди были одеты для рыбалки, то Питт был похож скорее на гомосексуалиста. На нем были натянуты красные замшевые сапоги, парусиновые брюки, сшитые из разноцветных полос, которые трещали при каждом его шаге. Брюки поддерживал широкий гобеленовый ремень, а сверху был облегающий темно-красный свитер с желтым платком, завязанным на шее. Его глаза весело блестели из-под очков от Бена Франклина, а на голову была надета вязаная шапочка с кисточкой. Охранник в изумлении стоял, разинув рот.

– Привет, сладкий. – Питт лукаво поприветствовал его. – Готово наше судно?

Охранник, онемев, продолжал стоять. Его глаза отказывалась верить тому явлению, которое возникло перед ним.

– Пошли, пошли, – сказал Питт. – Мисс Фири любезно разрешила нам воспользоваться одним из ее судов. Которым же? – Питт уставился в промежность охранника. Парень дернулся, как будто его лягнули. Ошеломленное выражение на его лице быстро сменилось на крайнее отвращение. Не говоря ни слова, он провел их по причалу и через сто футов остановился, указывая на сверкающий тридцатидвухфутовый крейсер «Крис Крафт».

Питт прыгнул на борт и исчез в глубине. Через минуту он уже был на причале.

– Нет, нет. Это слишком роскошно. Для творчества должна быть творческая атмосфера.

Он посмотрел вдоль причала.

– А вот то, как?

Прежде чем охранник успел вымолвить хоть слово, Питт пробежал вперед и запрыгнул на палубу сорокафутового рыболовного судна. Он быстро обследовал его, затем высунул голову из люка.

– Это подходит. У него есть характер, нагая уникальность! Мы возьмем это.

Охранник минуту поколебался. В конце концов он пожал плечами и направился к выходу, кидая на Питта частые неодобрительные взгляды.

Когда он был уже далеко. Тиди спросила:

– А почему эта грязная посудина, а не та блестящая яхта?

– Питт знает, что делает. – Сандекер установил удочки и сундучок на старой, обшитой досками палубе и взглянул на Питта. – Что, есть здесь эхолот?

– Флеминг шесть-десять, лучший из лучших. Сверхчувствительные частоты для обнаружения рыбы на разной глубине. – Питт спустился вниз по узкому трапу. – Это судно – наша удача. Разрешите, я покажу вам машинное отделение, адмирал.

– Ты хочешь сказать, что мы отказались от прекрасного «Криса Крафта» только потому, что там не было эхолота, – разочарованно протянула Тиди.

– Именно так. Эхолот – наша единственная надежда найти черный самолет.

Питт повернулся и помог Сандекеру спуститься вниз по узкому трапу в машинное отделение. Затхлый воздух и сырой запах машинного масла и трюмной воды сразу же окутали их, заставив почувствовать резкую перемену после чистого воздуха снаружи. Но был и другой запах. Сандекер вопросительно посмотрел на Питта:

– Испарения бензина?

Питт кивнул.

– Взгляните на двигатели.

Дизельный двигатель для небольшого судна, особенно рыболовного, является наиболее надежным. Тяжелый, с малым количеством оборотов в минуту, медленный, но дешевый и надежный, дизель используется практически на всех рыболовных судах, кроме парусных. Здесь же, с пропеллерами, направленными в трюм, размещались два «Стерлинга» с мощностью в 420 лошадиных сил в час. Бензиновые двигатели сверкали в тусклом свете машинного отделения, как спящие гиганты, ожидающие только приказа, чтобы начать свои мощные действия.

– Какого черта на подобной шаланде установлены такие двигатели, – пробурчал Сандекер.

– Если я не ошибаюсь, – пробормотал в ответ Питт, – охранник сглупил.

– Что ты имеешь в виду?

– На полке в капитанской каюте я нашел вымпел с альбатросом. Это судно принадлежит Рондхейму, а не Фири.

Сандекер задумался.

– Мисс Фири сказала нам найти начальника дока. По каким-то неизвестным причинам его не оказалось на месте, и причал был оставлен в ведении этого седеющего типа с усами, испачканными табаком. Можно только удивляться, почему нас не вернули назад.

– Нет ничего странного. Рондхейм внимательно наблюдал за нами, но мы не дали ему никакого повода подозревать нас – ни словом, ни делом. А охранник честно ошибся. Без специальных инструкций он, видимо, решил, что нам позволено выбирать судно на причале, а потому он, естественно, предложил нам лучшее. В инструкциях ничего не было сказано, что мы выберем эту маленькую драгоценность.

– Но что она здесь делает? Вряд ли Рондхейм нуждается в месте на пирсе.

– Какая разница, – широко улыбнулся Питт, – Раз ключи в зажигании, я предлагаю завести ее и тронуться в путь, пока охранник не передумал.

Адмирала не надо было убеждать. Его не надо было уговаривать, если он считал, что эта нечестная игра приведет к благородным результатам. Он расправил свою шляпу и отдал первый приказ своей новой команде.

– Вперед, майор. Я с нетерпением хочу посмотреть, на что способны эти «Стерлинги».

Через минуту на причале показался охранник, который размахивал руками, как сумасшедший. Но было поздно. Питт уже стоял на палубе, тогда как Сандекер, счастливый, как ребенок с новой игрушкой, включил моторы и направил судно в залив Рейкьявика.

Судно называлось «Гримзи». Его крошечная рулевая рубка, находившаяся всего лишь в пяти футах от кормы, создавала впечатление, что оно движется в направлении, противоположном тому, которое задумал его создатель, устанавливавший киль. Это было очень старое судно – столь же старое, как и компас, висевший позади штурвала. Сохранившие запах моря доски красного дерева, которые устилали палубу, были вытерты, но еще достаточно прочны. С берега судно казалось старой изношенной посудиной, но как только заработали его мощные «Стерлинги», оно взмыло из воды носом вверх, как парящая над морем чайка.

Сандекер отдал дроссели назад, на холостой ход, и пустил «Гримзи» в легкое путешествие по заливу Рейкьявика. Судя по «уставной» улыбке, появившейся на лице адмирала, он, казалось, чувствовал себя капитаном военного крейсера. Он как бы вернулся в прошлое и наслаждался каждой минутой путешествия. Для заинтересованного наблюдателя пассажиры судна выглядели как обычные туристы, совершающие круиз по морю. Тиди, загорая, то и дело щелкала камерой. Питт увлеченно выписывал что-то на мольберте. Перед выходом в открытое море, они пришвартовались к одному из рыбацких суденышек и приобрели там два ведра сельди. После оживленной беседы с его хозяином они подняли якорь и тронулись в путь.

Как только они обогнули скалы, закрывающие вход в залив, Сандекер прибавил ходу. «Гримзи» набрало скорость в 30 узлов. Странное зрелище: неуклюжая посудина двигалась по волнам, как глиссер с воздушным винтом. Волны рассыпались веером брызг, чем больше «Гримзи» набирало скорость. Питт обнаружил карту побережья и разложил ее перед Сандекером.

– Это находится здесь. – Он пометил карандашом крошечное пятнышко на карте. – В двенадцати милях на юго-восток от Кефлавика.

Сандекер кивнул.

– Часа полтора, не больше.

– Погода благоприятная. Надеюсь, она продержится.

– Да, облаков нет совсем. Обычно на южном побережье Исландии в это время года тихо. Худшее, с чем мы можем столкнуться, – это толстая полоса туманов. Обычно они собираются во второй половине дня.

Питт сел, вытянул в проход ноги и стал рассматривать скалистое побережье.

– Хорошо, хоть нам не надо беспокоиться о топливе.

– Да? Что показывают приборы?

– Баки заполнены почти на две трети.

Сандекер прикинул в уме.

– Да, нам хватит. Даже с избытком. Можно не жалеть, ведь платит за это – Рондхейм.

С довольным, хитроватым выражением на лице он еще прибавил ходу.

«Гримзи» село на корму и направило свой нос, разрезавший воду двумя полосами брызг, прямо в лазурное сверкающее море.

Однако, радостное настроение Сандекера вскоре сменилось озабоченностью.

– Питт, что ты рассчитываешь обнаружить там, кроме обломков самолета и вздувшихся тел? Ты ведь не знаешь, может, кто-нибудь обошел нас?

– Шансов, что можно будет как-нибудь идентифицировать трупы, чтобы выяснить, кто стоит за этим чертовым убийством, почти нет. Это точно. И если искать только в этом направлении, то шансов у нас никаких. Но гораздо важнее – самолет. Все его опознавательные знаки были замазаны черной краской, и на расстоянии узнать что-либо, кроме силуэта, было невозможно. Но этот самолет, адмирал, единственная ниточка, которая может привести нас к убийцам Ханневелла и Матаджика. Черная краска не может скрыть серийный номер, выгравированный на двигателе или на закрытом кожухом корпусе турбины. Если мы найдем самолет, я смогу восстановить цифры. Затем останется самое малое – связаться с производителем, идентифицировать самолет по двигателю, а владельца – по самолету.

Питт замолчал, чтобы проверить показания эхолота,

– Ответа на ваш второй вопрос я не знаю.

– Ты чертовски уверен в себе, – пробормотал Сандекер. – Чем больше я начинаю ненавидеть этого сукина сына, тем более я отдаю должное его уму. Я думаю, он уже занимался поисками пропавшего самолета, понимая, что обломки крушения могут его выдать.

– Что верно, то верно. Но, видимо, он обследовал поверхность воды – мы же сейчас впервые имеем преимущество. Никто не видел сражения. Дети, которые обнаружили нас с Ханневеллом на пляже, сказали, что они начали поиски только тогда, когда нашли лежавший на берегу «Улиссес», – не раньше. Таким образом, я единственный из живых, кто знает, где искать…

Питт внезапно замолчал, остановив свой взгляд на графопостроителе. Черная линия, располагавшаяся до этого мелким зигзагом, вдруг стала расти и образовала на бумаге изгиб, похожий на небольшую горку, что означало резкое повышение уровня дна на восемь – десять футов.

– Я думаю, мы нашли его, – спокойно произнес Питт. – Поверните налево, адмирал, и идите курсом один-восемь-пять.

Сандекер взял штурвал и повернул к югу на двести семьдесят градусов, «Гримзи», рассекая волны, негромко пророкотало. В этот раз кривая, возвышающаяся над нулевой отметкой, оказалась более длинной.

– На какой глубине? – спросил Сандекер.

– Сто сорок пять футов, – ответил Питт. – Судя по показаниям, мы прошли над ним от конца одного до конца другого крыла.

Минутой позже, «Гримзи» бросил якорь на том месте, куда указывал эхолот. Берег находился примерно в миле от них. Высокие скалы блестели на северном солнце своими белоснежными вершинами. На море начинался легкий бриз, «плиссируя» набегавшие волны. Это был сигнал предупреждения о том, что поднимается ветер. Но бриз только обострил у Питта предчувствие того, что может скрываться в глубине холодных вод Атлантики.