Текст книги "Йогиня. Моя жизнь в 23 позах йоги"

5. Эка пада раджакапотасана[7]7
  Поза царя голубей.


[Закрыть]

Я была похожа на жертву автокатастрофы. Левая нога торчит позади, правая спереди, колено согнуто, при этом я лежу на животе. Вообще-то, ноги не предназначены для того, чтобы принимать такое положение. Ноги созданы для того, чтобы ходить, или сидеть с изящно скрещенными щиколотками, или носить кружевные чулки и танцевать ирландские танцы. Для чего угодно, только не для этого.

«Эээ… серьезно? – спросила я Фрэн, когда мы впервые попробовали позу царя голубей. – Вы не ошиблись?»

Но прошел месяц, два, и мое отношение к позе изменилось. Я поняла, что это не столько асана, сколько археологическая экспедиция. Я закапывалась всё глубже и находила удивительные вещи. С каждым разом мне удавалось чуть больше растянуть мышцы бедер. И потом я начинала с того места, где остановилась, и чуть дальше продвигалась в раскопках, проникала чуть глубже.

У меня изменилось представление о своем теле. Оказалось, что мои бедра – великая неизведанная зона, как река Конго для первооткрывателей Африки. Разумеется, как и на берегах Конго, до появления исследователей (в данном случае меня) там много чего происходило. Я просто не обращала внимания. Мои бедра существовали в какой-то параллельной реальности. Подруга, с которой мы вместе танцевали в колледже, как-то с искренним удивлением воскликнула: «Эй, смотри! У тебя бедра двигаются». С тех пор как я стала мамой и начала целый день носить за собой ребенка, нагрузка на бедра значительно увеличилась.

Сегодня Фрэн предупредила, что мы задержимся в позе надолго. Пока мы лежали там, как жертвы автокатастрофы, она рассуждала на загадочную для нас тему кош.

– У нашего «я» существуют прослойки, которые в йоге называются кошами, – говорила она. – Можно представлять их как оболочки. Сейчас я опишу их, а вы тем временем постарайтесь найти их в себе. Попробуйте почувствовать эти различные слои вашего существа. Подумайте о том, могут ли они помочь вам выполнить эту позу – или же поза способна помочь вам обрести их.

– Первый слой или оболочка – аннамайя-коша. Буквально означает «тело пищи». Это та часть нас, которую видно невооруженным глазом. Дальше идет пранамайя-коша, тело дыхания. Или, если придерживаться определения праны как энергии, энергетическое тело.

Ненавистники позы царя голубей (имя им легион) из нашей группы начали поеживаться и хмуриться. Фрэн продолжала:

– Следующий слой – маномайя-коша. Это оболочка «я», осознание своей индивидуальности. К ней также относятся наши эмоции. Виджнамайя-коша – эта оболочка имеет отношение к интеллекту, суждению, мудрости. Мы часто принимаем эти две коши за наше глубинное «я», особенно это свойственно западным людям. Но есть еще один слой: анандамайя-коша. Тело блаженства.

Тело блаженства. Я отложила это понятие, как белка орех за щеку, для дальнейшего обдумывания. Фрэн тем временем продолжала:

– Тело блаженства и есть наше самое истинное «я», которое ближе всего к божественному. Оно всегда присутствует в нас и активнее всего во время сна. Практика всех ветвей йоги способна приблизить нас к нему. Выходите из позы.

Вытягивая ноги перед собой, я подумала о том, что рассказала Фрэн. Ее слова казались мне правильными и неправильными одновременно. В идее о теле блаженства, присутствии божественного внутри человека, определенно что-то было, она имела смысл, и я верила, что это тело может существовать, пусть даже и в виде прекрасной, хоть и примитивной, метафоры. Однако с такой же готовностью я отрицала существование чего-то подобного внутри себя. Нет, тело блаженства явно принадлежало к тем вещам, которые возможны только в жизни других людей, как сумки «Луи Виттон» и аккуратный ящичек для специй.

– Почитайте сутры, – посоветовала Фрэн – уже не впервые. – Это непростое чтиво. Но вы наверняка найдете для себя что-то интересное.

У йогов не было своей Библии, и в этом была проблема. Не было главного текста. Слова Божьего. На самом деле это потому, что йога – способ познать Бога или даже стать им. А у технологии не может быть Библии. У технологии бывают учебники. И их может быть много.

Я начала освоение сутр, питая большие надежды. Почитала про них в Интернете, в основном в Википедии, как ни стыдно в этом признаваться. Википедия для тех, кто ищет информацию – как журнал «Пипл»: все ее читают, но никто не признается, что читает. Короче говоря, я узнала, что «Йога-сутры» были написаны мудрецом по имени Патанджали во втором веке. В них он собрал знания, накопленные йогами на тот день, и записал их в форме афоризмов. Великолепно, подумала я. Афоризмы. Может, даже остроумные, как у Оскара Уайльда. И мы с Люси отправились покупать «Йога-сутры».

Мы пошли на угол улицы в районе университета, точнее, на угол переулка, где Сорок вторая улица встречалась с закутком между Юниверсити-уэй и Пятнадцатой. «Кафе Аллегро» – старейшая кофейня в Сиэтле – выходило окнами в переулок. Книжный магазин «Магус» – на улицу.

Я однажды слышала от одной сценаристки такое выражение – «шоколадный фильтр». Есть фильмы, которые как будто сняты через тоненький кусочек шоколадного кекса, объяснила она. На этом углу жизнь выглядела именно такой. Всё было старым, изношенным и коричневатым.

Сначала я зашла в «Аллегро». Много лет назад повар китайского ресторана в нескольких домах отсюда вылил в переулок кастрюлю с куриным жиром. На солнце запах застыл, и теперь в «Аллегро» всегда пахло прогорклой курятиной. И поделом, потому что заведение это было отвратное. У официанток был такой вид, будто им противны посетители. Мой муж называл их «сучками в свитерах». Мать говорила, что стоит ей только войти в двери, и ее окутывает разочарование. Мой друг Скотт утверждал, что название у кафе неподходящее и его следовало бы переименовать в «Горечь». Я же это кафе обожала. Я находила в нем пристанище от всепроникающей приятности нашей жизни.

Я сделала заказ. Официантки даже не взглянули на очаровательную малышку у меня на руках. Получив свой кофе, я завернула за угол и вошла в книжный. Толкнув стеклянную дверь, я очутилась в комнате с необыкновенно высоким потолком. Книжные полки здесь поднимались метра на четыре, а выше тоже был потолок, под которым летали пылинки, похожие на материю мыслей.

Казалось, что книги спят, а их сны витают под потолком наверху, еле видимые глазу.

По привычке я направилась сначала в раздел художественной литературы – мой любимый. Он располагался в глубине. В разделе восточных религий я чувствовала себя чужой, так же как и в любом другом, где могли бы стоять «Йога-сутры». А где, кстати? Может, в прикладной психологии? Или в фитнесе? (Вечный вопрос занимающихся йогой.) Я в такие разделы никогда не заглядывала. Когда мне нужна была информация, я обращалась к источнику: романам. В них были все чувства. Книги по религии и психологии были всего лишь диаграммами. В романах же крылась вся суть.

Неохотно я направилась к высоким полкам с нехудожественной литературой. К разделу «Восточные практики», расположенному на высокой полке в центре комнаты, можно было добраться, взгромоздившись на один из круглых металлических табуретов, которые выглядели так, будто только что телепортировались из 1950-х.

Я усадила Люси на пол рядом с собой, набрав кучу книг. «Бхагавад-Гита», «Пророк» Халиля Джебрана, «Тао Те Чин», «Упани-шады». «Йога-сутр» нигде не было. Я посмотрела на нижней полке. Там лежала брошюрка – скорее даже тетрадка на скрепках, чем книга. Я взяла ее. Брошюрка была напечатана на плотной пожелтевшей бумаге. Шрифт утоплен, что подсказывало, что книга издана не в США. Я взглянула на выходные данные: Бангалор, 1972 год.

В книге не было ни предисловия, ни вступительного слова, ни аннотации. Просто сутры под номерами. Что такое «сутра», кстати?

Номер 1: «Итак, приступим к изучению йоги». Я даже рассмеялась. Ну прямо «итак, новости на сегодня». Я продолжила читать.

Номер 2: «Йога – остановка колебаний сознания». Это я уже поняла, практикуя асаны с Фрэн: идея о том, что, когда телу представляется задача выполнить ряд сложных движений, ум тем самым учится успокаиваться, быть терпеливым и преодолевать трудные ситуации.

Но перейдем к номеру 3: «Тогда душа предстает в своем истинном сиянии». Это казалось маловероятным, и чем дальше, тем маловероятнее.

Чем дальше я читала, тем более оторванными от жизни казались «Йога-сутры» Патанджали. Слова обретали такое качество полной отчужденности от мира и собственного значения, что переставали быть похожими на слова. Это было всё равно что читать Канта. Я стала пролистывать страницы в поисках хлесткой фразы, которая бы бросилась в глаза и объяснила мне всё. Мне хотелось, чтобы сутры затянули меня эмоционально, как роман, и постепенно разложили бы весь мир по полочкам. Хотелось раствориться в них, как в мечтах о другой жизни.

Но это была не такая книга. Не роман. Не побег от реальности. Да что уж там, это даже была не книга, а трактат, и отдельные его части казались чистым безумием. К примеру, сутра 3.40: «Овладев течением энергии в голове и шее, практикующий обретает способность ходить по воде, грязи, шипам и прочим препятствиям, не касаясь их, а скользя над ними». Да уж, если бы я захотела почитать стишки, пошла бы в другой раздел.

Сутры действительно были краткими и похожими на афоризмы, но не имели ничего общего с Оскаром Уайльдом. И читать их было все равно что читать хлеб или стекло. Не-ре-аль-но.

И всё же я полистала книгу еще немного, выискивая слова, имевшие хоть какой-то смысл в моих глазах. Философию йоги я знала лишь понаслышке и, пролистывая один раздел за другим, замечала знакомые термины: например, восемь ветвей, уже не раз приходилось мне слышать о восьми ветвях, только вот иногда я путала их с буддистским восьмеричным путем. (Может, американцы так и выбирают иностранные религии – те, в которых есть списки? Руководствуясь тем же импульсом, как при покупке журналов, сулящих «10 шагов к новой жизни». Логично, ведь те, кто готов принять новую религию, и стремящиеся к самосовершенствованию, скорее всего, одни и те же люди.)

Итак, я остановилась на восьми ветвях, надеясь, что именно здесь содержится рецепт счастья, который мне был так нужен. Здесь текст становился конкретнее. Я нашла в сумочке крекер и вручила Люси, чтобы та его погрызла.

Первая ветвь включала в себя ямы, этические принципы йоги: ненасилие, правдивость, неприсвоение чужого, сексуальное воздержание и ненакопление даров. Все это казалось вполне выполнимым и разумным, за исключением одного, разумеется. Я на минутку замялась – стоит ли даже приступать к изучению религии, требующей от меня того, на что я никогда не пойду?

Второй ветвью были ниямы, качества благочестия: чистота, довольство, строгость, самоизучение и смирение перед Богом. Третьей ветвью были асаны, четвертой – пранаяма, йога дыхания. Пятой – пратьяхара, вовлечение чувств вовнутрь, которому пыталась обучить меня Фрэн; шестой – дхарана, концентрация; седьмой – медитация, и восьмой – самадхи, или блаженство.

Все инструкции передо мной выложили, но у меня не было ни малейшего желания им следовать. Одно дело – читать об успокоении колебаний сознания, и другое – попробовать осуществить это. Кроме того, мне нравились колебания сознания. Я ими на жизнь зарабатывала. Мне не хотелось, чтобы мой ум затихал. Напротив, я стремилась быть умнее и, может, даже пригласить домработницу. Отсутствие колебаний не помогло бы мне ни в первом, ни во втором случае.

Как всегда в йоге, здесь находилось противоречие. Эти указания выглядели как правила, но им было невозможно следовать. О восьми ветвях мало было просто прочесть, их нужно было практиковать, то есть проживать каждый день.

Я все равно купила книгу, расплатившись карточкой за высокой деревянной стойкой, которую украшал перекидной календарь. Потом вернулась за кофе, который оставила на полке. Его горький вкус утешил меня. Пересадив Люси с одной руки на другую, я вышла из магазина.

Меня тревожило то, что я – ненастоящая йогиня. У меня было такое чувство, что, занимаясь йогой в классе и не зная всей исторической и философской подоплеки, я являюсь фальшивкой. Начала замечать за собой уколы вины при встрече с выходцами из Индии.

Будучи книжным критиком по профессии, я должна была раздобыть больше печатной информации – это был мой предпочтительный источник.

Итак, я прочла всё, что могла, о Патанджали. Известно о нем немного. Как правило, его называют мудрецом, что в моих глазах делает его похожим на аватарку из ролевой игры. В своих «Йога-сутрах» он первым попытался свести воедино учения йоги, и было это почти две тысячи лет назад. Он не изобрел йогу, а всего лишь описал традиции, которые уже были древними на момент, когда он их записал. «Йога-сутры» стали началом классической йоги, которую иногда еще называют раджа-йогой. Как бы то ни было, это единственный текст, который ученые считают ортодоксальным.

Патанджали опирался на вековую традицию фольклора и мифов, которые постепенно сложились в описанное им учение. Тексты, существовавшие до него, не имели пометки «йога», а были частью огромного литературного наследия раннеиндийской культуры.

Дальнейшее исследование показало, что самым ранним текстом, где упоминается йога, является «Бхагавад-Гита», или просто «Гита», как ее называют крутые, знающие йоги. Этот текст – часть «Махабхараты», длиннейшей эпической поэмы, когда-либо написанной в мире (хоть это и трудно доказать. Уверена, какой-нибудь ненормальный религиозный фанатик из Вайоминга или житель лесной хижины с окраины Гренландии в своей жизни сочинил и подлиннее).

Найти «Бхагавад-Гиту» было легко. Она оказалась как книги Дэна Брауна: вроде и читать их не особо хочется, но они везде, куда ни посмотри. «Гита» обнаружилась у меня дома на полке. И как она туда попала?

В «Махабхарате» рассказывается история Арджуны, воина, который никак не может заставить себя никого убить. Кришна – возничий колесницы Арджуны и его бог – проводит с ним долгую беседу по поводу того, что означает служение богу. «Бхагавад-Гита» – переложение этой беседы. Также в «Гите» впервые в истории подробным образом объясняется, что такое йога.

Кришна говорит Арджуне, что йога – вопрос преданности богу и, убивая, Арджуна тем самым служит богу, поскольку практикует карма-йогу – или йогу действия.

Если вам кажется противоречивым, что в первом тексте о йоге, известной своей идеей непричинения вреда, пропагандируется убийство, что ж, добро пожаловать в наш клуб. Чем больше я читала, тем более цепь противоречий казалась бесконечной. Йога охватывала поистине обширную территорию и десятки разновидностей. Исторических направлений было не счесть: хатха-йога, разумеется, карма-йога, раджа-йога, бхакти-йога, йога джайнов и многие другие. Я чувствовала себя безнадежно отсталой из-за недостатка знаний в области индийской истории, казалось невозможным постичь основные идеи йоги без этих знаний. В своем смятении я была не одинока. Даже Арджуна говорил Кришне: «Мой ум озадачен, ведь в твоих словах я вижу противоречие».

Я прочла беседу Кришны и Арджуны. Прочла ее так, как ребенок читает взрослый роман – выискивая самые смачные эротические места. Только в моем случае я искала упоминания об асанах. Асаны были йогой, которую я знала и понимала, моей точкой соприкосновения с этой странной древней легендой. Но я ничего не нашла. Там было что-то о сидении в медитации – хоть понятно, о чем речь. И не лишенные здравого смысла советы, которые тоже были мне понятны: «Посвяти свое сердце работе, а не вознаграждению за нее. Работай не за награду и никогда не прекращай трудиться». Да, можно было делать позу царя голубей вечно, стремясь к идеальной форме позы, но в чем смысл? Разве сам этот процесс не способен был чему-то меня научить? Разве этого было недостаточно? А может, в самом процессе и крылся смысл? Если я надеялась, что однажды мои бедра полностью раскроются, я надеялась зря. Это был недостижимый горизонт. Нет, я должна была трудиться, никогда не прекращая.

Как и положено хорошей ученице, дальше я перешла к вторичным источникам. Это потому, что оригинальные источники меня не на шутку смутили. И я подумала, что, возможно, западные исследователи рассматривают йогу под углом, который будет мне более понятен.

Когда я пыталась выяснить, какая же книга по йоге считается наиболее авторитетной и важной, всплыли два имени ведущих западных ученых в этой области. Мирсеа Элиаде, румынский историк, проводивший исследование йоги в течение нескольких десятков лет в первой половине XX века. И Георг Фойерштейн, ученый-индолог, перу которого принадлежало огромное число работ. Имена Элиаде и Фойерштейна привели меня к плеаде менее известных ученых, и вскоре я по уши закопалась в мудреной паутине индийской истории и философии.

И вот что я узнала: если вы делаете асаны, не думайте, что вы занимаетесь йогой. Оказывается, многих западных историков коробит от одного вида белых людей, миллионами практикующих асаны; они из кожи вон лезут, чтобы объяснить: хатха-йога и раджа-йога – не одно и то же.

Столетиями рядовые индусы практиковали именно раджа-йогу с ее суровой и сложной философией, которая не имеет ничего общего с тем, что происходит в нашей йога-студии. Раджа-йога – это попытка познать Бога или достичь полной осознанности. Но кто этот Бог и что это за осознанность? Ответить на этот вопрос уже сложнее.

В западных религиях концепцию Бога и «я» легко понять (по крайней мере, западным людям). Ведь наши религии по определению дуалистичны: есть Бог и есть мы, и лучшее, на что можно надеяться, – угодить Ему. Но роль дуализма в йоге не так четко определена. С одной стороны, йога недуалистична в том смысле, что Бога как отдельного существа вроде бы и нет, точнее, он есть в каждом из нас и во всем.

Направлений йоги слишком много, чтобы разбирать дуалистические тенденции в каждом из них. Но в случае с йогой Патанджали, или классической йогой, или раджа-йогой, есть более тонкий момент. Дуализм в йоге действительно существует – это различие между материей и духом. Звучит просто, как рассуждения лютеранского пастора, но оказывается не так уж просто, когда понимаешь, что сознание тоже, в общем-то, относится к материи. Мысль. Эго. Ум. Называйте как хотите. Сам процесс мышления относится к материальному. В йоге материей считается любой объект, за которым можно наблюдать с позиции чистого сознания.

Сама мысль становится объектом наблюдения, объектом осознания. Таким образом, мысль может быть приравнена и к собаке, и к чашке; посредством практики мы должны выйти за пределы мысли, как и всего остального на Земле. Этот выход за пределы – цель йоги, и именно под ним подразумевается «познание Бога».

Но вместе с тем мысли мешают осознанности гораздо больше, чем собака или чашка. Мысль – йогический анфан террибль, вечно мотающийся под ногами. Западному человеку привычно использовать ум для постижения высшего; йога же указывает конкретные препятствия, вырастающие на пути любого, кто пытается постичь Бога посредством ума.

Йогические тексты полны категоризаций и объяснений различных способов, которыми ум и его привычные действия способны помешать практикующему выйти за пределы «я». Определяя йогу как успокоение колебаний сознания, Патанджали подразумевает, что мыслительный процесс не может нам помочь, а может, и вредит.

Я же из своих исследований извлекла вот что: согласно этим ученым, я не занимаюсь йогой. Я занимаюсь асанами, а происхождение асан довольно подозрительно. Снова и снова я натыкалась на утверждения о том, что главные йоги в индийской истории не практиковали позы, что асана – поприще шарлатанов, солдат удачи и отщепенцев. Те, кто ставил асаны во главу угла, отклонялись от классического йоговского пути.

И вот, в очередной раз согнувшись в три погибели на коврике в позе царя голубей, я задумалась: а чем я, собственно, занимаюсь, кряхтя в этой йога-студии? Я подумала о Кришне, наставляющем меня посвятить свое сердце работе. Иногда я вынуждена была поверить, что делать хоть какую-то работу, пусть даже неправильно, всё равно лучше, чем не делать ничего. Мне было очень интересно, как далеко я смогу продвинуться в позе голубя, как глубоко упрятано мое напряжение и избавлюсь ли я от него. Эту работу я была согласна продолжать.

Тогда я этого не знала, но именно в тот момент, решив, что мне всё равно, занимаюсь я «правильной» йогой или «неправильной», но вознамерившись продолжать следовать за своим учителем и стараться изо всех сил, я действительно начала практиковать йогу всерьез. Смирение, доверие, передача знаний от учителя к ученику, признание несовершенства, освобождение от эго – всему этому предстояло спасти меня от самой себя, пусть даже тогда эти качества казались чуждыми, как и Кришна с синим лицом. Но нельзя копать глубже и всё время знать, что ждет там, внизу.