Текст книги "Летнее приключение"

Глава 3

Хороший мастер по макияжу никогда не паникует. И о я была близка к панике. Никогда в жизни не видела такого количества старшеклассников с родителями. Парни и группа отцов глазели на ринг сумоистов и толпились в очереди к прилавкам с напитками с повышенным содержанием кофеина. А девушки и их матери устремились прямиком к массажистам и к нам. Люди в твидовых костюмах ждали, скрестив на груди руки. Я догадалась, что, как бы они ни старались держаться незаметно, на них все равно обратили внимание.

Анджела и Тыолия принялись за работу с ногтями. Анджела уже успела снять старый лак и принялась наносить темный слой нового на расслоившиеся и изрядно обкусанные ногти какой-то старшеклассницы. Руки этой девушки явно нуждались в дополнительном уходе.

– Давай же, Белла! – крикнул Марио со своего места, где он проворно разводил жаждущих покрасить ногти в две очереди – за темным и светлым маникюром. – Делай свое дело поскорее, чтобы София и Джейн могли заняться глазами и губами.

Я обвела взглядом целое море лиц. И взялась за свой пистолет для распыления косметики. Признаюсь, это вещь! Работает очень быстро. И аккуратно. Замечательно наносит тон, который держится на коже до тех пор, пока вам не захочется его стереть. Даже лица подростков, усеянные прыщами, с помощью такого пистолета можно сделать гладкими, как у фарфоровых кукол.

Но вот очищать этот пистолет между применениями – сущий кошмар.

– Эй, Марио! – крикнула я в ответ. – Может, для нас тоже установишь очереди?

Женщина, стоявшая прямо напротив меня, откашлялась. Ей явно нужен был оттенок NW30.

– Извините, – сказала она. Прежде чем продолжить, женщина убедилась в том, что я вижу, как она смотрит на часы. – Сколько еще времени вы будете это делать?

– Столько, сколько нужно, – отрезала я. – Есть еще вопросы?

Она заткнулась. За время работы я твердо уяснила одну вещь: стоит вам дать слабину – и люди с удовольствием откусят вам руку по локоть.

Марио наконец-то подошел к нам.

– О чем вы тут толкуете? – спросил он.

Махнув пистолетом в сторону очереди, я спросила, понизив голос:

– Я вот что подумала – не мог ли бы ты разделить их на светлокожих и темнокожих, а? Тогда дело пошло бы куда быстрее. Если ты это сделаешь, мне всего лишь придется добавлять в пистолет основу темного цвета вместо того, чтобы без конца прочищать его перед тем, как залить туда краску.

– Ты хочешь, чтобы я отодвинул темнокожих в конец очереди? – ошеломленно переспросил Марио. – Ты рехнулась?

– Просто я пытаюсь работать более эффективно, – объяснила я.

Марио положил руки мне на плечи и крепко сжал их.

– Белла, мы не можем так поступить! Это же расизм!

– О Господи! – вздохнула я. – Да при чем тут расизм, я говорю про оттенки кожи! Ведь ты же именно это сделал, разделив очередь на маникюр. А если им это не нравится, они могут сходить на массаж, ведь тут же все бесплатно. По-моему, тебе просто не нравится, когда кому-нибудь в голову приходит хорошая идея.

Женщина, стоявшая первой в очереди, опять откашлялась и посмотрела на часы.

– Белла, – снова заговорил Марио, – мы же в Бостоне. Мы все еще толком не оправились от практики семидесятых, когда черных и белых вместе не сажали в автобусы. Так что давай, работай, а то я заберу у тебя пистолет и буду сам с ним управляться.

Тут я услышала голос Тьюлии.

– Прошу прощения, – обращалась она к какой-то девушке, – но разве вы стояли в очереди не ко мне?

– Я хочу к ней, – указала девушка на Анджелу. – Не обижайтесь, но вы совершенно испортили ногти моей подруге.

– Как хотите, – сказала Тьюлия. – Кто следующий?

Я открыла новую упаковку спонжиков. В упаковке их было двенадцать, а это означало, что я уже больше двадцати пяти раз наносила основу для макияжа. Прежде чем заправлять пистолет и распылять основу, я накладывала немного маскирующего средства на спонжик и выравнивала им изъяны на коже. Когда я красила губернатора, у меня не было на это времени, но у этих бедных детей чего только не было на лицах, к тому же у многих темнели круги под глазами – то ли от усиленных занятий, то ли от чрезмерного увлечения вечеринками. А их матери от всех этих треволнений выглядели еще хуже. К тому же спонжики позволяли мне точно подсчитать, скольких человек я уже обработала. В ситуациях, подобных нынешней, мне нравится в конце дня определять масштаб моих страданий.

Я так преуспела в своей работе, что у глаз и губ образовалось небольшое столпотворение, поэтому, улучив минутку, я решила посмотреть, что же делается у прилавка возле соседней двери. А у этого Шона Райана тоже собралась приличная очередь! Он раздавал всем какие-то коробки и при этом улыбался, кивал и шутил с родителями и их детьми. Я наклонилась вперед, пытаясь разглядеть получше – нет, не Шона, а его коробки. Но тут он поднял голову и посмотрел на меня. Я поспешила отвернуться.

У моего пистолета, черпавшего энергию в силе тяжести, сверху была небольшая чашечка для жидкой основы под макияж. Если возникала необходимость сразу после лица с очень смуглой кожей тонировать лицо с очень светлой кожей, я выливала оставшуюся основу из чашечки, переворачивала пистолет, заливала в него очиститель и начинала все сначала. Когда же у моих клиентов не было столь большой разницы в оттенках кожи, мне всего-то и нужно было добавлять по капельке более темной или светлой основы, чтобы подкрасить ее в нужный цвет, подходящий очередной клиентке. Потом одним пальцем я зажимала дырку в пистолете, чтобы закрыть доступ воздуха. Основа с добавкой другого оттенка начинала бурлить, и пузырьки быстро перемешивали цвета.

– Привет, – обратилась я к девушке из очереди. – У тебя такое хорошенькое личико. – Честно говоря, истине это не очень-то соответствовало, но ты ведь не знаешь, кто из них как относится к своей внешности. Красота складывается отчасти из симметрии лица, отчасти из удивления и отчасти – из отношения к окружающему миру. Да и кому в таком возрасте не нравится выслушивать комплименты! Как и в любом возрасте…

– Спасибо вам, – сказала девушка.

Глядя на то, как засияло от удовольствия ее лицо, я порадовалась про себя тому, что преувеличила. Добавив немного оттенка NW35 к NW25, который уже был в чашечке пистолета, чтобы придать основе необходимый для этой девушки оттенок, я приложила палец к дырке.

– Ого! Я сразу умею распознать настоящий талант, как только с ним сталкиваюсь, – раздался рядом со мной голос Шона Райана. – Вы просто великолепны.

Я повернулась. Жидкость в чашечке продолжала яростно бурлить. В считанные мгновения мелкие капельки основы градом разлетелись по огромному пространству.

– Белла! – завопила Джейн. Капли основы попали даже на помаду, которую она держала в руках.

– Черт возьми! – выругалась моя клиентка. – Это же моя любимая блузка!

– Выбирай выражения, – приструнила ее мать. Она осторожно прикоснулась кончиком пальца к внушительной капле на рукаве своего белого жакета. – Надеюсь, у нас хватило ума застраховаться, – добавила она, посмотрев на меня.

Я стерла несколько капель со своей щеки и повернулась к Шону Райану, который тут же прикрылся руками.

– Извините меня. – Зажмурившись, он поднял ладони вверх, словно ожидая чуда.

Марио готовился к химчистке по худшему из сценариев – он стал раздавать всем салфетки. Схватив две, я протянула одну Шону Райану.

– Спасибо, – поблагодарил он и, развернув салфетку, зарылся в нее лицом. – Меня на время заменил приятель, так что я могу сделать перерыв, – пробормотал он, не поднимая головы. – Вот, я и хотел спросить, не согласитесь ли вы присоединиться ко мне.

Ну вот, теперь он сразу стал таким милым и забавным. Впрочем, вначале они всегда бывают с вами очень милы. А потом, прежде чем вы успеваете понять, что же произошло, ваша жизнь буквально взрывается, раскидывая повсюду обрывки вашего сердца.

Я дождалась, когда Шон оторвет лицо от салфетки.

– А разве похоже, что и я могу сделать перерыв? – спросила я, прежде чем приступить к очередному лицу.

Спустя четыре часа передо мной лежали семь упаковок использованных спонжиков. Я так устала от распыления основы пистолетом, что была готова направить его на себя. Да к тому же еще я ведь пришла последней. Так что, пока я возилась с клиентами, все постепенно заканчивали свои дела, кое-как прибирались и уходили. А это означало, что мне придется помогать Марио собирать все наше барахло и выносить его из зала.

Чтобы ускорить процесс оплаты, Марио пошел выяснять, не может ли он получить чек. Подобрав ноги, я устроилась в кресле, закрыла глаза и стала ждать.

– У-у-х… Неужто все так плохо? – услышала я голос Райана, прозвучавший издалека.

Я открыла глаза и тут же снова закрыла их.

– Разве вам мало того, что вы уже сделали? – спросила я.

– Я же извинился, – напомнил он. – Могу я рискнуть приблизиться к вам? Я имею в виду, сейчас-то вы без оружия?

– Вы чрезвычайно наблюдательны, – бросила я, не открывая глаз. Когда дело касалось мужчин, я пускала в ход собственную философию: была там-то, сделала то-то, кому они нужны…

Я наконец открыла глаза – из чистого любопытства. Шон Райан смотрел на меня сверху вниз. Наши взгляды встретились, и я ощутила какой-то толчок, который тут же вступил в серьезный конфликт с моей философией. Я проигнорировала его и сосредоточила все внимание на двух каплях основы, застывших на правой брови Шона: оттенок основы явно ему не подходил. Только сейчас я заметила, что Шон Райан держит под мышкой одну из своих коробок – как футбольный мяч.

– Так что же все-таки там? – поинтересовалась я. – эти коробки разлетались, как горячие пирожки. – Опустив ноги на пол, я чуть привстала. Шон Райан усмехнулся.

– Набор, – сказал он, – для прохождения тестирования, необходимого при приеме в колледж. – И он протянул коробку мне.

Я сложила руки на груди и спросила:

– А что вы подразумеваете под словом «набор»?

– Сейчас расскажу. Значит, так. Здесь карточки с тестами для участников, анкеты, которые помогут подчеркнуть ваши лучшие черты и определить вас в колледж вашей мечты, полные вдохновения истории тех ребят, которые уже прошли через все это и теперь благоденствуют в первом колледже, попавшемся им на глаза, записка родителям с требованием забрать ребенка из колледжа, несколько образцов продуктов, содержащих кофеин, кнут для понукания скота. Идею создания такого набора предложил один мой приятель, адвокат, специализирующийся на проблемах школы. Я помог ему собрать все необходимое и теперь провожу для него маркетинговые исследования.

Я посмотрела на Шона.

– Кнут для понукания скота? Он снова протянул мне коробку.

– Да вы взгляните сами. Я бы не позволил себе шутить по этому поводу, – заверил Шон.

– Прекрасно, – кивнула я и добавила:

– Отличная коробочка. – Коробка представляла собою этакое абстрактное вместилище с крышкой-домиком, где вместо картинки с какими-нибудь целующимися студентами красовалось изображение черепа с перекрещенными снизу костями и помещалось заявление о приеме в колледж, напечатанное большими красными буквами.

– Спасибо, – сказал Шон Райан. – Вижу, мы постарались не зря.

Краем глаза я увидела возвращавшегося Марио. Я с трудом заставила себя подняться.

– Ну что ж, всего вам доброго, желаю удачи, – попрощалась я.

Шон Райан сунул руку в карман и вытащил оттуда свою визитку.

– Я вот о чем подумал, – неожиданно проговорил он. – А не создать ли вам набор косметических средств?

– Боже мой, кажется, я поняла, в чем дело! – воскликнула я. – Похоже, вы строите некую финансовую пирамиду или еще что-то в этом духе, да?

– Не понимаю, о чем это вы толкуете.

– Ну конечно, вы получите деньги за свой набор лишь в том случае, если привлечете к делу других составителей наборов, так?

Покачав головой, Шон Райан снова сунул свою визитку в карман.

– Считайте, что я ничего вам не говорил. – Затем, подняв голову, он спросил:

– Так все-таки в чем ваша проблема?

– А сколько у вас времени?

Тут к нам подошел Марио и начал складывать столы. Я шагнула к Шону Райану.

– Послушайте, – проговорила я, – думаю, вам следует найти кого-то другого, на ком можно было бы испробовать ваш метод. Тут нет ничего личного, но я решительно настроена против мужчин.

Шон Райан кивнул так спокойно, словно я была не в состоянии сказать ничего, что могло бы его шокировать.

– И с каких же это пор? – поинтересовался он.

– С тех пор как моя сводная сестра начала встречаться с моим мужем, – отчеканила я.

Наконец-то его пробрало! Шон Райан невольно широко распахнул глаза.

– Bay! Теперь все ясно.

– Да уж, – подтвердила я.

Он снова протянул мне свою карточку.

– Вот что, возьмите все-таки это, – сказал он. – На всякий случай – вдруг вы передумаете.

Я посмотрела на него. Он – на меня. Шон Райан запрокинул голову. Я тоже. Внезапно меня охватило нелепое желание тряхнуть волосами, пробежать языком по нижней губе, чтобы она заблестела, и сказать что-нибудь глупое. В общем, пофлиртовать с ним. Однако вместо этого я опустила голову и отступила на шаг назад.

– Это насчет набора, – сказал Шон Райан. И, наклонившись, он засунул визитку в мой кейс.

Я возмущенно набрала в грудь побольше воздуха.

– А вдруг выяснится, что вы – маньяк-убийца? – предположила я.

Шон Райан улыбнулся.

– Вполне возможно. Но кто это знает заранее? Я ведь могу оказаться и отличным парнем.

Глава 4

Я как раз заканчивала с Эстер Уильямс.[2]2
  Эстер Уильямс – американская пловчиха и актриса


[Закрыть] Вообще-то ее звали Эстер Уильямсон, но она сократила свою фамилию до более гламурной после того, как «бросила этого клоуна, за которым была замужем». У нее были широкие плечи и узкие бедра, и она любила рассказывать направо-налево, что она – знаменитая пловчиха, снимавшаяся в кино. Эстер Уильямс уверяла, что после этого многие назначали ей свидания.

Эта Эстер Уильямс давненько разменяла восьмой десяток. Она приходила в «Салон де Лючио» по крайней мере раз в неделю – помыть и уложить голову, и сделать еще что-то такое, на что у нас уже и расценок-то не было. Но мы все равно обслуживали ее по специальной цене, потому что она была нашей постоянной клиенткой. К тому же она еще раз в неделю делала маникюр и раз в две недели – педикюр; также мы красили ее по полному курсу да еще и фальшивые ресницы приклеивали всякий раз, когда она заглядывала к нам. Похоже, по крайней мере один из ее «клоунов» оставил ей неплохое содержание.

При этом Эстер Уильямс и платила меньше, потому что «Салон де Лючио» был нашим основным салоном. От дома нашего отца его отделял лишь крытый переход. Это был самый дешевый из всех отцовских салонов, так как отец считал, что чем дальше находится салон от его дома, тем дороже должны быть там услуги. Даже Марио не удавалось переубедить его.

Сегодня Эстер Уильямс решила заодно покрасить волосы, что она делала раз в месяц. Она любила держать на волосах краску «Клэрол профешнл 3-Д» оттенка «ледяной русый» добрых четыре часа. Ни одной из других своих клиенток я бы этого не позволила. Но Эстер Уильямс приносила с собой DVD-плейер, коврик для занятий йогой и после того, как я наносила краску ей на волосы, отправлялась в детскую зону.

Детская зона располагалась в углу комнаты. Мои братьи и сестры, да и я сама там выросли. Зона представляла собой всего лишь слегка приподнятый помост, отгороженный от зала фальшивой каменной стеной в тосканском стиле и детскими коваными железными ворогами. Моя игрушечная плита – зеленая, как авокадо, – до сих пор стояла там.

Эстер Уильямс разворачивала такой же зеленый и жесткий коврик и пристраивала дивидишник на каменную стену. После этого она включала его и начинала выполнять упражнения – иногда это была йога, иногда – тайни, а временами – «Соло сальсы с Сиззл». Потом она смотрела фильм со своим участием – то «Русалку за миллион долларов», то картину «Опасная, когда влажная». Затем Эстер Уильямс листала журнал или дремала. Если и салон приходили дети, то они просто играли вокруг нее. Похоже, она их совершенно не замечала.

Держать краску на волосах четыре часа – это очень много, во всяком случае, в инструкции к «Клэрол профешнл» написано, что время воздействия должно быть и восемь раз меньше. Однако три-четыре года назад произошел такой случай. Я нанесла краску Эстер на волосы и надела ей на голову чистую полиэтиленовую шапочку, чтобы волосы прогревались – от этого краска действует интенсивнее. Под резинку я засунула жгут из ваты, чтобы краска не стекала ей на лицо и шею. Тут Эстер издала какой-то странный звук.

– Что-то я неважно себя чувствую, – проговорила она, поднимая одну руку к плечу, как будто собиралась дать клятву верности.

Выглядела она при этом тоже неважно. Эстер тяжело дышала, дрожала и вид у нее был встревоженный. Я позвонила в 911, а потом вернулась к ней и держала ее за руку до прибытия «скорой помощи».

Пока мы ждали, я мучительно раздумывала, что же делать с краской. С одной стороны, я не хотела брать на себя ответственность за убийство, если бы она умерла, пока я смываю краску. С другой стороны, с Эстер Уильямс было нелегко иметь дело. Если бы у нее выпали волосы, то уже она прикончила бы меня за это.

В конце концов я решила рискнуть и краску не смывать. Проводив Эстер к «скорой», я вернулась к своим обязанностям. Спустя четыре часа к салону подъехала полицейская патрульная машина. Оттуда вышли коп и Эстер Уильямс. Коп проводил Эстер в салон, подождал, пока я смою краску с ее волос и уложу их, а затем отвез ее домой. Эстер Уильямс заявила, что никогда в жизни ее так замечательно не красили. И с тех пор она требует держать краску на своих волосах ровно четыре часа.

Сняв розовые бигуди из пластика с волос Эстер Уильямс, я принялась начесывать их специальной расческой. Придав прическе форму, которую она любит, я щедро сбрызнула ей волосы лаком из аэрозоля – такого количества было достаточно, чтобы прическа держалась с неделю.

– Вы великолепны, – закончив, сказала я.

– Что еще новенького? – отозвалась она. – Впрочем, не важно. Займемся теперь моими глазами.

Я накрасила ей глаза – сделала взгляд чуть затуманенным. Для этого мне понадобились жидкие тени от «Олмей» оттенка «мерцание кофе мокко». Для подводки глаз я использовала стойкий «чернильно-черный» гель от Бобби Брауна и приклеила ресницы от «ЭнУай-Си». Ресницы были самонаклеивающиеся, но я все же добавила капельку клея – для того, чтобы Эстер не потеряла их до нашей следующей встречи. Потом в ход пошло обилие «очень черной» туши для ресниц от «Мэйбеллин». Губы Эстер Уильямс я подкрасила помадой «Макс Фактор» «страстного» оттенка.

– А теперь позови Лаки,[3]3
  Счастливчик (англ.).


[Закрыть] – велела Эстер Уильямс. Вот уже тридцать пять лет, едва открыв этот салон, мой отец пытается добиться того, чтобы люди называли его Лючио. Однако для большинства в Маршберри, штат Массачусетс, он так и остался Счастливчиком – Лаки Ларри Шонесси.

– Прошу прощения, – сказала я в точности таким же тоном, каким это всегда говорил отец. – Но он ушел, чтобы подготовиться к собранию работников. – На самом деле отец ходил на цыпочках где-то поблизости, прячась от Эстер Уильямс.

– Твой папаша очень привлекательный и сексуальный, вот что я тебе скажу, – заявила Эстер. – И не верь тому, кто придерживается иного мнения. Но для чего ему проводить какое-то собрание? Он может продать это место за миллион баксов и бездельничать до тех пор, пока не возродится к новой жизни.

Да одна лишь наша стоянка стоила, вероятно, около миллиона баксов. Мой отец выстроил целое ранчо с итальянскими колоннами и двухъярусным фонтаном, а к нему еще пристроил салон, выходивший окнами на бухту Маршберри. Это была единственная собственность с видом на море, которую не снесли в угоду строящимся модным кондоминиумам с магазинами внизу. Между прочим, несмотря на то что дом и салон дольше всех стояли на нашей улице, с каждым годом они все больше напоминали незваных пришельцев.

– Конечно, – согласилась я. – Только кто же тогда станет нашим боссом?

– Я, – заявила Эстер Уильямс. Нацепив на нос очки, она разглядывала в зеркале свое отражение. – Я все время ему об этом твержу. Лаки должен дать возможность пожилой женщине показать себя, пока он еще не умер.

Собрание коллектива по пятницам было нашей семейной версией воскресных обедов. После закрытия салона все собирались в нем, и отец заказывал пиццу. Это давало нам возможность минут двадцать, пока не доставят еду, поговорить о бизнесе.

Но даже если вы не имели к делам никакого отношения, вы оставались по крайней мере на кусочек пиццы. Иногда стилисты, свободные от работы, приезжали пораньше, чтобы поэкспериментировать с новыми идеями. Вот и сегодня две девушки – новые стилисты – уже с час как приехали и делали друг другу прически. И теперь у обеих был такой вид, словно им просто необходимо отправиться на прогулку.

– Woila,[4]4
  Искаж. французское voila – Ну вот!


[Закрыть] – сказала одна из девушек, подкалывая заколкой-невидимкой последнюю кудряшку своей подруге.

Мы с Марио переглянулись.

– Woila? – фыркнул Марио.

Тут в салон через крытый коридор вошел отец. На нем была длинная белая туника и расклешенные джинсы. Вызывающий наряд для человека, собирающегося пройти через множество трудностей, особенно если учесть, что ему было за семьдесят. Однако отца это ничуть не смущало. Он просмотрел пачку писем и отложил в сторону письма от риелторов и застройщиков.

– Барракуды, – проворчал отец. – Все они – стая барракуд. Скомкав нераспечатанные конверты, он бросил их в корзину для мусора.

Остальные письма отец положил на стол и принялся постукивать по нему пальцами – в точности как битники шестидесятых, когда они слышали хорошее стихотворение.

– Ну так вот, – продолжил отец. – Заседание суда объявляется открытым, так что встать, суд идет.

Это был сигнал для нас – нам следовало расставить свои стулья полукругом возле отца. Я постаралась сесть как можно дальше от Софии. Отец перестал барабанить пальцами, чтобы дотронуться до небольшого cornicello[5]5
  Подвеска в форме рога, которую итальянцы носят на счастье.


[Закрыть] – рога, висевшего у него на шее на массивной золотой цепочке. Рог, сделанный из ярко-красного коралла, обрамленного золотом, он носил на счастье. Если бы мы и в самом деле были итальянцами, я бы, возможно, знала, действительно ли «рог» по-итальянски – cornicello.

Я знала, что бывают педофилы, библиофилы, франкофилы. А мой отец был единственным итальянофилом, которого я встречала в жизни. Правда, я думаю, что стремление ко всему итальянскому было вызвано у него деловыми соображениями: «Итальянский салон красоты» звучит куда гламурнее, чем «Ирлавдский салон…» Я хочу сказать, много ли вам удастся заработать в ирландском «Салоне де Симус», даже если ту часть Массачусетса, в которой выживете, все называют Ирландской Ривьерой? Ах да, отец еще провел свой самый первый медовый месяц со своей самой первой женой в арендованном доме в Тоскане. Вероятно, итальянский опыт произвел неизгладимое впечатление на Счастливчика – Лаки Ларри Шонесси – и Мэри Маргарет О'Нилл и повлиял на имена их будущих детей.

– Есть какие-нибудь свадебные новости? – спросила Анджела у Марио.

Марио повернулся к Тодду. Тодд был мужем Марио, нашим менеджером по бухгалтерии и бизнесу, а также – вместе с Марио – одним из двух отцов моего племянника Эндрю, новоиспеченного жениха. Да уж, не скажешь, что в нашей семье все так просто и безоблачно.

Они оба покачали головами.

– Разве только то, что родители Эми доводят их до безумия, – сказал Марио. – Эндрю с Эми хотели сыграть обычную свадьбу, но ситуация с каждым днем все больше выходит из-под контроля. Совершенно ясно, что родители Эми рвутся устроить грандиозную церемонию в Атланте. Мне до сих пор не верится, что все произойдет в доме Маргарет Митчелл.[6]6
  Автор знаменитого романа «Унесенные ветром».


[Закрыть]

– Ты хочешь еще раз посмотреть фильм «Унесенные ветром»? – спросила одна из девушек-стилистов.

– Да, – ответила я. – Кажется, это будет прямо перед выборами.

– Скажите-ка мне еще раз, – попросил отец, – родители невесты действительно странноватые?

– Разумеется, – ответил Марио, хотя на самом деле они попросту были южанами. – Кстати, папа, звонил Дональд Трамп. Он сказал, что хочет вернуть свои волосы.

В нашей семье было много необычного, и не на последнем месте среди всего этого стояли отцовские волосы. Они были гораздо темнее, чем у Дональда, и отец всегда тщательно за ними ухаживал. Утро он начинал с пригоршни мусса, придающего волосам объем. Потом приклеивал прядь за прядью к лысой макушке. Заканчивал папа спреем «Мгновенно скрывает вашу лысину». Возможно, блеск в его карих глазах и самоуверенная манера держаться отвлекали внимание от его фальшивой прически, ведь как-никак ему удалось чем-то привлечь трех своих бывших жен.

– А мама придет на свадьбу? – спросила Анджела. У меня перехватило дыхание – так случалось всякий раз, когда кто-то заговаривал с отцом о маме.

– Но она же бабушка, так что, само собой, придет, – ответил Марио. – Во всяком случае, я на это надеюсь.

Отец сжал в руке свой cornicello. Он в самом деле верил, что коралловый рог может защитить его от дурного глаза.

– Ну и хорошо. Закончим на этом, – сказал он. – Вернемся к делам.

Тьюлия распахнула дверь. Тут же трое ее детей вбежали в салон, чтобы обхватить дедушку за колени. На Маке поверх купального костюма была надета красная футболка, а в руках он держал красный игрушечный посад. Мэгги и ее кукла нарядились в голубые сарафаны, а Майлз, как и тележка, которую он тащил за собой, были желтыми. Наклонившись к Марио, я прошептала:

– Она что, кодирует своих детей с помощью цвета, как ты считаешь?

– Возможно. Странно, что отец не делал этого с нами, ведь он буквально помешан на том, чтобы контролировать других. Так и представляю себе, что теперь я бы ходил к психотерапевту и рассказывал: «Все началось с того, что у всех цвета были лучше, чем у меня…»

Тодд рассмеялся, а потом они с Марио обменялись такими любящими и понимающими взглядами, каких я никогда прежде не замечала у них.

– Думаю, это были бы чудесные воспоминания, – заметил Тодд. – «Я был второстепенным цветом: шокирующая история о том, как братья с сестрами оскорбляли брата!»

Тут в салон вошла мать Тьюлии и, пройдя мимо нее, направилась за стулом.

– Простите, – извинилась Тьюлия. – Майку сегодня придется работать допоздна, а я забыла, что на этой неделе на собрание приходит мама.

– Да ладно вам, – проворчал отец. – Все равно они скоро будут работать здесь. – Он оторвал от себя детей, и те побежала в детскую зону.

Когда люди знакомятся с нами как с группой, нам бы следовало давать им на всякий случай специальную табличку с указанием степени родства каждого. Но даже в этом случае они едва ли смогли бы сразу разобраться, кто есть кто. Обычно так происходит с большими шумными семьями. Поэтому я всегда советую всем делать записи – позднее им, возможно, придется пройти нелегкий тест на узнавание.

А ведь, ко всему прочему, мы все еще очень похожи. У всех детей моего отца были густые темные волосы и светлая кожа. Плюс к этому – большие глаза, а в дополнение к ним – почти не сходящие с лиц широкие улыбки. Да и все жены отца были весьма похожими друг на друга, если не считать того, что цвет их волос включал в себя гамму оттенков от седого до золотистого.

Иногда, если мне приходилось объяснять кому-то, кто есть кто в нашей семье, я называла бывших жен моего отца буквами А, Б и В – для простоты объяснения. Мэри – мать Анджелы, Марио и моя, была А. Мать Тьюлии, Диди, я называла Б. Линда, мать Софии, становилась в моих объяснениях В. Так действительно было проще, особенно если учесть, что неприятный для меня переход от Б к В обычно сопровождался лишением некоторого количества волос. Диди и Линда работали в разных салонах и приходили на еженедельные собрания в разные пятницы. Моя мать вообще не ходила на них.

Она поселилась вдалеке от нас и вернулась в школу, чтобы стать социальным работником – это случилось сразу после того, как она ушла от отца, что, в свою очередь, произошло после того, как он начал обманывать ее с Диди, его будущей второй женой.

Сейчас отец выглядел очень элегантно. Это могло означать, что где-то поблизости расправляет крылья его будущая четвертая жена. Мне оставалось надеяться лишь на то, что, если она будет работать с нами, то по крайней мере ей известно, что такое приличная стрижка.

– И где же это мы сейчас были? – спросил отец.

– Еще нигде, – ответила я.

– Анджела, – вновь заговорил отец. – София. Вернее, я хочу сказать Белла. Ты красивая девчонка, но тебе нужно научиться следить за общим разговором, смотреть на то, как двигается босса.

– Он имеет в виду рот, это по-итальянски, – шепнул мне Марио.

Я ткнула его в бок локтем.

– Ну ладно, а как обстоят наши дела в отделе бабла, Тодди? – со смешком поинтересовался отец.

– Неплохо, совсем неплохо, – отозвался Тодд. Когда дело доходило до политических ошибок и раздражающих прозвищ, на которые был так щедр его тесть, он становился многословен и начинал издалека. – Большинство наших клиентов перед уходом из салона сразу записываются на следующий раз. Но мы можем заработать еще и на распродаже.

– Клиентам не нравится платить по счетам, – заявила Анджела. – Проект «Рануэй»[7]7
  Проект американского телевидения, посвященный модному дизайну.


[Закрыть] сослужил нам плохую службу. Как нам убедить людей, что лак для волос «Аведа» стоит тех денег, которые мы за него просим, если по телевизору они слышали восхваления двухдолларовому флакону «Файнесс»?

– Ну не знаю, – сказала я. – Я могу работать по-разному. Всем, к примеру, известно, что тушь для ресниц «Мэйбеллин» самая лучшая, но я закрашиваю золотую этикетку снаружи, чтобы мои клиенты думали, будто я пользуюсь только дорогой косметикой.

– Ты правда это делаешь? – воскликнул Марио. – А я и не знал. Отличная идея, между прочим.

Я подбоченилась.

– И попрошу не забывать, кому она пришла в голову.

– Да-да, совершенно верно, – кивнула Анджела.

– Белла все знает, – промолвила Тьюлия. – Она еще не говорила вам об этом?

– Конечно, знает, – подтвердила Анджела. – На этой неделе она даже умудрилась буквально в одно мгновение нанести распылителем тон на лица целой толпе.

Я спросила себя, во всех ли больших семьях творится такое, когда они собираются вместе. Но вот что я действительно знала наверняка, так это то, что мне необходимо подождать и не заглотить их наживку. Еще немного и они переключат внимание на кого-нибудь другого. А пока мне лучше держать мой большой рот – босса – крепко сжатым. Но тут я как на грех посмотрела на Софию. Как же мне захотелось стереть самодовольную усмешку с ее лица!

– Да, – сказала я, – я действительно знаю немало. Между прочим, кое-кто спрашивал меня на этой неделе, нет ли у меня желания создать специальный набор косметики… – Я помолчала, подбирая нужные слова. – Ну такой набор, для… продажи…

– Ты говоришь о том парне, который клеился к тебе на университетской ярмарке? – спросил Марио.