Текст книги "Летнее приключение"

Глава 9

– Он просто потрясающе красивый мужчина – это я о твоем брате, – проговорила Эстер Уильямс, когда мимо нас прошел Марио. Я успела подкрасить ее, пока ее волосы были накручены на розовые бигуди. Теперь мне осталось слегка начесать их, сбрызнуть лаком – и прическа будет держаться не меньше недели.

– Простите, Эстер, – сказала я, – но он уже женат на Тодде.

– Теперь разрешают такие вещи?

– Да, без проблем. Во всяком случае, в Массачусетсе, и вам, думаю, это известно.

– Какой стыд, какой позор! Тоже мне, хороши мужья! Из них получились бы великолепные танцоры, прекрасные костюмеры, а некоторые могли бы даже стать поварами. Раньше так оно и было, и я не понимаю, к чему весь этот шум. Стало так трудно найти хорошего мужа, чтобы при этом какой-нибудь гей не крутился у вас под ногами.

– Не позволяй собаке есть краску, – проговорила у меня за спиной Вики. Я через плечо посмотрела на ее отражение в зеркале.

– Отличная работа, Вики, – сказала я.

Вики была одной из тех девушек с какими-то пороками развития, которую отец нанял из организации «Путь к ответственности». Мы, правда, так и не поняли, зачем он сделал это: то ли для того, чтобы произвести впечатление на мою мать, если вдруг она узнает об этом его поступке, то ли он нарушил налоговое обязательство. Как бы там ни было, эти девушки чувствовали себя в салонах хозяйками. Подметали волосы с пола в перерывах между клиентами, смахивали перьевыми метелками пыль с упаковок с косметическими препаратами, которые были расставлены на полках. Они всегда приходили с наставником или наставницей, которые сидели в приемной и читали журналы. Если бы кто-то поинтересовался моим мнением, то я бы сказала, что от этих девушек с пороками развития куда больше пользы, чем от их наставников.

Вики была нашей любимицей. У нее длинные светлые волосы, алебастровая кожа, губы подковкой и синдром Дауна. Наставники до такой степени извели ее своими указаниями и наставлениями, что теперь она сама наставляла себя – очень громко и целый день напролет. Забавнее всего было, когда Вики заходила в ванную.

– Давай быстро, одна нога здесь, другая там, – слышали мы ее голос из-за закрытой двери. – Нечего тут дурака валять. И помой руки с мылом.

– Будь осторожна, не стискивай собаку слишком сильно, – говорила она себе теперь. Прямо посередине спины Прешес тянулся ряд крошечных мокрых колючек, и Вики должна была следить за тем, чтобы Прешес не придумала, как до них добраться.

Марио наконец заметил колючки на собаке.

– Послушай, Белла, что ты делаешь? Сюда вообще нельзя приносить животных, – возмутился он.

– Папа сказал, что ничего страшного, – заверила я брата, разумеется, вовсе не спрашивая разрешения у отца. – И скажи Тодду, что нам это не стоило ни цента. От вчерашней клиентки у меня осталось немного обесцвечивающей краски.

– И зачем она тебе понадобится? – спросил Марио.

Эстер Уильямс нацепила на нос очки, чтобы получше разглядеть моего брата, а я принялась встряхивать огромный флакон с лаком для волос от «Тайджиай» «для плохой и трудной головы».

– Понятия не имею, – ответила я. – На эту несчастную собаку надели одежду, так что ее шерсть превратилась в какую-то паклю. Вот я и подумала, что если сделать ей несколько светлых прядок, то она будет выглядеть получше. А я пока поищу ей какую-нибудь другую одежку. Мне, кстати, наконец-то удалось снять с нее это свадебное платьице. Должна тебе признаться, это было очень нелегко.

Большую часть воскресенья и весь понедельник мы с Прешес пытались разыскать хоть кого-то из семьи Силли Сайрена, но они все исчезли. Бесследно! Контракты, которые они подписали с таверной «Олд Маршберри» и с унитарной церковью, где проводилось венчание, оказались незаконными.

Отстегнув с ремня мобильный телефон, Марио открыл кожаный чехольчик и принялся жать на кнопки.

– Ты добьешься, что нас закроют за то, что мы тут опыты на животных проводим, – проворчал он. – Ты же знаешь о существовании государственного закона, запрещающего приводить собак в салоны.

– Слушай, прекрати, а! – бросила я. – Не стоит тут драму разыгрывать. Я где-то читала, что в Массачусетсе до сих пор действует пуританский закон, запрещающий перевозить по воскресеньям лед, пчел и ирландский мох.

Хотелось бы мне знать, ты и на всю эту ерунду обращаешь внимание?

– Эй! – вмешалась в разговор Эстер Уильямс. – Вам, ребята, кто-нибудь говорил о том, что через дорогу от вас открывается новый салон? Под кондоминиумом, рядом с кабинетом дантиста. В группе, где я занимаюсь танго, сплетничают, будто все работники там будут геями.

– Ну да, салон уже получил название «Лучшая маленькая парикмахерская в Маршберри», – сказал Марио.

– Серьезно? – удивилась я.

Марио кивнул.

– Но вы-то не собираетесь нас покинуть, а, Эстер? – спросил он.

Эстер Уильямс захлопала свеженаклеенными ресницами.

– А ты получше за мной присматривай, мальчик, – кокетливо промолвила она.

– С удовольствием, – улыбнулся Марио. Затем он повернулся ко мне. – А ты не очень-то увлекайся им, Белла. Ты же понимаешь, что за собакой непременно вернутся.

Я посмотрела на Прешес. Песик сидел совершенно спокойно и совал лапку Вики. Я торопилась поскорее закончить с Эстер, чтобы вынуть из шерсти Прешес колючки, пока они не запутались в ней окончательно. Хорошо еще, что размеры собачки позволяли помыть ее в любой раковине, хотя, конечно, лучше было бы сделать это в задней комнате. Там, кстати, были раковины, куда мы сливали всяческие отходы, ведь мыть собаку в раковине для клиентов не очень-то хорошо. Во всяком случае, пока Марио не ушел. Я воспользуюсь хорошим сильно смягчающим кондиционером для сухих и поврежденных волос. После этого нанесу на шерстку Прешес чуточку распрямителя для волос от Джона Фриеда – прямо на высветленные прядки, чтобы она не смогла их слизать.

– Послушай, – возмутилась я, – вовсе я «им» не увлекаюсь. Я просто купила собачке недельный запас еды. И Прешес – не «он», Марио! Это девочка. Она.

Марио оторвался от своего мобильника.

– Только не вздумай взять ее с собой вечером, Белла.

Я стала брызгать лаком на прическу Эстер, а она начала махать рукой перед лицом, загораживаясь от мелких брызг.

– А что будет вечером? – поинтересовалась я.

– Кандидаты в сенат будут выступать в прямом эфире – предстоят дебаты в семичасовом выпуске программы «Бинтаун»,[12]12
  «Бинтауном» называют Бостон.


[Закрыть] – ответил Марио. – Попробуй все-таки периодически заглядывать в свое расписание, ладно? Не понимаю, почему ты этого не делаешь.

– Я никакого отношения к этой программе не имею. А… – Мне не хотелось произносить ее имя, поэтому я замолчала.

– София не может заниматься ими обоими, Белла, – продолжил мою мысль Марио. – Их сопровождающие не хотят, чтобы перед дебатами они оба оказались в одной комнате, поэтому для грима каждому кандидату готовят отдельное помещение.

– Так не пойдет, – отрезала я. – Пошли кого-нибудь другого.

– Белла, прекрати, ты мне нужна. К тому же ты уже гримировала губернатора, и жалоб на тебя не поступало.

Только сейчас я поняла, что все еще поливаю лаком Эстер Уильямс, волосы которой были уже покрыты столь мощной броней, что ее прическа продержится не меньше месяца и запросто переживет ураган. Я поставила флакон с лаком на стол и запустила пальцы в собственные волосы, пытаясь обдумать складывающуюся ситуацию. Но не могла ничего придумать.

– Ладно, я это сделаю, – решила я наконец. – Если уж мне не придется находиться в одной комнате сам знаешь с кем. Но на этот раз мне нужен хороший кандидат.

– Белла, да прекрати же ты! София вот уже пять лет занимается им.

– Об этом мы даже говорить не будем, Марио.

Мой брат усмехнулся.

– Ну хорошо, – сказал он. – Возможно, я смогу что-нибудь сделать.

Расстегнув застежку-липучку, я сняла накидку с плеч Эстер. Марио помог ей встать, поддержав под локоть, и она подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Прешес бросилась ко мне. Наклонившись, я взяла ее на руки.

– Так и быть, я это сделаю, – сказала я. – Если только вы с Тоддом согласитесь выступить в роли бебиситтеров.

– Белла, это же собака! Ты можешь оставить ее на несколько часов одну, – возмутился Марио.

Я принялась вынимать из шерсти Прешес колючки.

– Об этом и речи быть не может, – заявила я.

Я, конечно, опростоволосилась – позволила Софии первой приехать к месту съемок. Естественно, она заняла настоящую гримерную и расставила повсюду свои принадлежности. Не стану спорить – гримерка была небольшая, размером всего с половину гардеробной комнаты, но она соединялась с артистическим фойе телестанции. В комнатке вдоль одной из стен располагался длинный прямоугольный туалетный столик. Сверху он был неплохо освещен светильниками, висевшими прямо под потолком, и перед ним даже стояло парикмахерское кресло. Был там еще и стул, стоявший в уголке, – на него можно было выставить все необходимое. А дверь в гримерке была расположена так, что можно было гримировать кого-нибудь и одним глазом смотреть телевизор. В комнате даже была кофе-машина!

Меня же отправили в холл, где устроили нечто вроде артистической грим-уборной. Правда, располагалась она в мужской туалетной комнате, точнее, на пути в мужскую туалетную комнату. Это была крохотная проходная комнатенка, через которую шли все, кто направлялся в мужской туалет. По размеру она была в половину обычной гримерной; вдоль одной стены выстроился ряд шкафчиков, напоминающих школьные, а над маленькой полкой у противоположной стены висело грязное зеркало. Освещение отвратительное. Никакого тебе телевизора. Никакой кофе-машины. Можно не сомневаться: Марио обо всем этом знал.

Я вернулась в гримерку Софии, чтобы взять там стул – разумеется, в отведенной мне конуре не было даже стула. Если бы София не расселась, торжествуя победу, в парикмахерском кресле, я бы попросила кого-нибудь приволочь его в мою гримерку, но не могла же я вытащить ее из кресла! Поэтому я взяла стул, стоявший в углу.

– Тебе нужна помощь? – спросила она.

– Только не от тебя, – отрезала я.

Я отнесла стул в свою наспех сооруженную темницу. И стала ждать. Ждала я долго. Наконец в коридоре показался сенатор-пытающийся-быть-переизбранным в сопровождении своих людей. Само собой, дверь моей темницы была приоткрыта, потому что если бы я только попыталась закрыть ее, то немедленно умерла бы в ней от жары и духоты.

Высунув голову в дверь, я наградила пришедших своей самой потрясающей улыбкой.

– Я уже все здесь для вас приготовила, – сказала я.

Однако сенатор-пытающийся-быть-переизбранным даже не сбавил шага. Его люди тоже не остановились. Один из них – возможно, это был телохранитель – бросил на меня быстрый взгляд. Трудно сказать, почему он на меня посмотрел, – то ли я выглядела хорошо и показалась ему привлекательной, то ли была потенциальной угрозой сенатору-пытающемуся-быть-переизбранным.

Прислонившись к косяку двери, я смотрела, как они направляются в настоящее артистическое фойе, в настоящую гримерку – к Софии. Она всегда получает все. Но это же несправедливо! И хуже всего в этой ситуации то, что именно я виновата в том, что так происходит. Я была абсолютно уверена, что сама превратила Софию в такого человека, каким она стала.

Мне было двенадцать лет – это очень удобный, золотой, я бы сказала, возраст для бебиситтеров, – когда родилась София. Случись это несколькими годами раньше, я и сама была бы еще сущим ребенком. Парой лет позже – и меня бы уже больше интересовали мальчики, а не младшая сестренка.

София целиком захватила меня. Я играла с ней, купала ее, кормила, одевала, как куклу, возила по всему нашему району в легкой колясочке. На ее мать, новую жену моего отца, я внимания не обращала. Вероятно, я считала себя настоящей матерью Софии или на худой конец ее приемной матерью.

Каждый раз, когда я, возвращаясь из школы, подходила к дверям дома отца, глаза Софии загорались. В те годы развод еще не считался нормой, и моя мать совершила необычайный по тем временам поступок, покинув семейный очаг. Она купила в соседнем городке небольшой домик, расположенный близко к ее колледжу, но в районе, где учебных заведений вообще-то было немного.

Марио, Анджела и я большую часть вечеров и ночей проводили в ее доме. Мы с Анджелой ютились в крохотной комнатенке и спали вдвоем на узкой кровати, у Марио комнатушка была и того меньше. Здесь мы делали уроки, ужинали и ложились спать. Утром завтракали, и мама везла нас в школу в Маршберри. После уроков мы на школьном автобусе ехали в наш старый дом к нашему старому отцу, его новой жене и, разумеется, Софии. Я с радостью отдала половину своей комнаты и по крайней мере половину собственной жизни в ее распоряжение.

Марио был на одиннадцать месяцев старше меня, а Анджела – на тринадцать месяцев младше. Так что либо меня и Марио, либо Анджелу и меня можно было принять за ирландских близнецов. А всех нас вместе, полагаю, вполне можно было бы счесть тройняшками-псевдоитальяшками. Большую часть времени Марио игнорировал меня, а я большую часть времени игнорировала Анджелу, которая, в свою очередь, большую часть времени игнорировала свою сводную сестру Тьюлию.

Так что Софии, нашей младшенькой сестрице, доставалось все мое внимание. Я вплетала ленты в ее волосы, красила ей ногти, учила ее петь песенку «Гори, гори, маленькая звездочка» и играть в «Поскакали в Бостон». А когда я переросла возраст няньки при собственной сестре, мы с друзьями стали всюду брать с собой Софию – в магазины, на футбол и даже на первые несколько часов вечеринок, на которых мы оставались до утра.

Как-то раз мне пришла в голову мысль, что это я погубила ее. София была похожа на меня, одевалась, как я, вела себя, как я. Я поступила в Массачусетский университет на отделение искусств, и через двенадцать лет она сделала то же самое. Я вернулась работать к отцу, сделав короткую остановку в школе красоты Блейн. Само собой, София поступила так же.

Вряд ли она когда-либо училась думать. А ведь я должна была настаивать на этом вместо того, чтобы таскать ее за собой по жизни – маленького человечка-хамелеона, который менял свои цвета в соответствии с моими. Я даже не могла получить удовольствия от ненависти к ней, не почувствовав себя виноватой. Ведь отчасти я была в ответе за то, что София хотела иметь все, что было у меня, включая моего мужа. И все же, несмотря на все это, должна признаться, я по ней скучала.

Глава 10

За несколько минут до семи часов, после того как продюсер в поисках моего клиента заглянул в мою темницу по крайней мере три раза, с каждым разом становясь все злее, наконец показались губернатор-баллот-риующийся-на-пост-сенатора и его люди. Вскочив со своего неудобного маленького стула, я схватила свой пистолет-распылитель для нанесения косметики. Люди губернатора остались в коридоре. Губернатор прошел мимо меня, не сказав ни слова. Спустя мгновение я услышала, как он писает в туалете.

– Боже мой! – громко сказала я. С этими словами я сделала три самых быстрых шага в своей жизни по направлению к коридору.

– Вы откуда? – спросила меня какая-то женщина. Это была та самая женщина, которая встретила меня в губернаторском особняке, из чего я заключила, что она вовсе не была его экономкой. Хотя, возможно, она была губернаторохранительницей. Женщина пробежала мимо меня, чтобы закрыть дверь. Сегодня она надела черную юбку, и я была счастлива увидеть, что на сей раз с ее костюмом все в порядке. В черной юбке ее ягодицы выглядели вполне подтянутыми, а швы от колготок лишь кое-где еле-еле проступали.

– Хм, – хмыкнула я. – Вообще-то этот угол в настоящее время является гримеркой. – Все необходимое я уже приготовила.

Следовавший за женщиной мужчина снова открыл дверь.

– Хотелось бы мне знать, где гримируют другого кандидата, – сказал он. – И не думайте, что мне не удастся это выяснить.

По коридору рысцой пробежал продюсер.

– Десять минут осталось! – крикнул он.

– Не беспокойтесь, – утешила его я. – Ему нужно всего четыре минуты.

Мы толпой ввалились в мою темницу, и в эту самую минуту в туалете спустили воду. Возможно, губернатор сильно нервничал перед дебатами. Хотя, может быть, из его желудка рвался наружу обед. Затаив дыхание, я постаралась как можно лучше распылить по его лицу жидкий грим.

– Господи Иисусе! – промолвил кто-то из его людей. – Я подожду в коридоре.

– Зеркало! – приказал губернатор через четыре минуты – после того как я быстренько припудрила его сухой пудрой. Ничего не может быть хуже, чем блестящее на телеэкране лицо.

– Он просит зеркало, – прокомментировала губернаторохранительница.

Я наклонила зеркало, чтобы ему было лучше видно. Губернатор кивнул, а потом наконец-то посмотрел на меня.

– Я оценю вашу поддержку в ноябре, – сказал он, протягивая мне руку.

Быстро отведя руку с распылителем, я просто кивнула. Я не слышала, чтобы в туалете включали воду. Губернатор он или нет, но пожимать ему руку я не стану.

В выгородке, отведенной передаче «Бинтаун», кандидатам приготовили два стула. Ведущая программы и два репортера с блокнотами в руках сели напротив. Они были уже загримированы для съемок. Интересно, и их тоже София красила? Впрочем, не надо было обладать сверхъестественными способностями, чтобы понять, что моя сестрица и этих прибрала к рукам.

После короткой перебранки между людьми кандидатов о том, кто из них на какой стул сядет, у организаторов едва осталось время пристегнуть микрофоны и быстро проверить звук.

София пробралась вперед и – в этом, на мой взгляд, не было никакой необходимости – легко пробежалась по лбу своего кандидата напудренным спонжиком. Пришлось и мне сделать нечто подобное, чтобы не выглядеть лентяйкой. Я старательно отряхнула пиджак моего кандидата.

– Освободите выгородку, – по-настоящему злым голосом потребовал, обращаясь ко мне, какой-то парень.

– Из… извините, – пробормотала я.

– Мы начнем на счет три-два-один, – сообщил парень.

Заиграла музыкальная – совершенно идиотская, на мой взгляд, – заставка к «Бинтауну», и ведущая заулыбалась своей широкой белозубой улыбкой. Я стояла рядом с Софией – должна сказать, это было не самым лучшим местом, какое я могла вообразить. Впрочем, надо признаться, с моей точки зрения, ничего не может быть скучнее, чем слушать политические дебаты.

Когда я была замужем за Крейгом, он просто обожал напыщенно разглагольствовать и вести бессвязные споры о политике. И мне даже несколько раз пришлось сделать вид, будто меня все это безумно волнует – в точности так же некоторые женщины имитируют оргазм. Но, по правде говоря, у меня ни разу не возникло настоящего интереса к политической теме.

Все политики мне всегда казались лгунами, так какой смысл слушать их? Почему бы просто не объявить вне закона все политические партии и не сделать так, чтобы все работали вместе? Помнится, когда я училась в средней школе, у нас на короткое время все игры заменили на тимбилдинг. Это было новшество, помогающее нам учиться взаимодействовать друг с другом, почувствовать себя одной командой. Так и эти кандидаты вместо того, чтобы состязаться друг с другом за право стать сенатором, могли бы взяться за руки и сказать: «Мы оба выиграли». А деньги, которые они тратят на рекламу и роскошные обеды, можно было бы пустить на строительство мостов и ремонт дорог, например, или еще на что-то полезное. Сотрудничество, а не соревнование – вот что нам всем сегодня нужно.

Во время перерыва на рекламу мне пришлось мчаться бегом, чтобы подоспеть к своему кандидату быстрее, чем София доберется до своего. Я быстренько припудрила его, а затем направилась с румянами к одному из журналистов. Так что если София считает, что ей удалось прибрать к рукам их всех, то она ошибается.

Едва я приблизилась к нему, журналист поспешил захлопнуть свой блокнот, как будто я хотела оттуда что-то списать.

– Это ведь не румяна? – испуганно спросил он.

– Не беспокойтесь, – солгала я. – Это всего лишь бронзатор.

– Мне тоже нужно немного, – сказал сосед журналиста. – В начале лета я неплохо загорел, но ведь загар, кажется, не так уж долго держится.

– Освободите выгородку, – приказал все тот же злой парень. – Прямой эфир начинается на счет три-два-один…

На этот раз мне удалось найти место подальше от Софии. Сложив руки на груди, я прислонилась к стене. Признаться, я не совсем понимала, что это за спор ради сенаторского кресла. Я хочу сказать, почему это Массачусетс должен платить кому-то за то, чтобы тот поехал в Вашингтон, вместо того чтобы оставить этого человека здесь, где, с моей точки зрения, было куда больше работы, чем в столице? Да хотя бы привести в порядок туннели и мосты – разве это не важное дело?

Эти парни были особенно нудными – даже для политиков. Если сложить их вместе, то и тогда у них не окажется той харизмы, которая нужна, чтобы быть куда-то избранным – вот так, скажу я вам. А взглянув на мониторы, я пришла к выводу, что ни один из них не был фотогеничен и никак не подходил для телесъемок. Да, грим может помочь, но жизнь жестока – камера тебя либо любит, либо не любит. В некоторых культурах даже считается, что камера может похитить душу. Насчет души i ie знаю, но вот в том, что она в состоянии отнять красоту, я абсолютно уверена.

И вот они мямлили что-то, мямлили – до тех пор, пока время передачи «Бинтаун» не закончилось. Я направилась в мужскую туалетную комнату собирать свои вещи. Мне хотелось поскорее вернуться к Марио и Тодду, чтобы узнать, как там Прёшес. Они, конечно, люди довольно ответственные, но, возможно, она уже сильно по мне скучает.

– Белла, – услышала я за спиной голос Софии, когда уже подходила к своей темнице.

– Что? – оглянувшись, спросила я.

София сделала еще несколько шагов по направлению ко мне. У нее был такой вид, словно она брела по колено в воде. А потом она просто остановилась и наградила меня своим печальным взором, знакомым мне вот уже много лет. Именно так София смотрела на меня, когда ее одноклассники делали ей что-то плохое. Под глазами у нее были темные круги, хотя, допускаю, они могли быть не совсем настоящими.

Зато в чем я не сомневалась ни секунды, так это в том, что София ждала, чтобы я сделала первый шаг к примирению, пригласила бы ее куда-нибудь выпить, и тогда она смогла бы спокойно извиниться. Ей хотелось, чтобы я помогла ей справиться с неприятной ситуацией, нашла способ сделать невозможное и наладила бы наши отношения.

София приподняла плечи и снова уронила их. Открыла рот. Закрыла рот. Облизнула губы.

Но на этот раз я ничего не могла для нее сделать. Повернувшись к ней спиной, я вошла в темницу. И рылась в своем кейсе с косметикой, пока не нашла нужную помаду.

Когда я позвонила в дверь дома Марио и Тодда, открыла моя мать.

– Привет, мам, – поздоровалась я. Поцеловав ее, я повернулась, чтобы захлопнуть дверь.

– Я думала, что ты до вторника не освободишься. И собиралась звонить тебе.

– Так уже вторник, – сказала мама. Я любила ее, но у нее была эта раздражающая привычка всегда оказываться правой.

Мама, как обычно, выглядела сногсшибательно. У нее были жесткие, седые волнистые волосы, и она никогда не выходила из дома, не накрасив губы ярко-красной помадой – собственно, другой косметикой она и не пользовалась.

Я откинула голову назад, чтобы получше разглядеть ее красные шелковистые губы.

– Новый оттенок, – заметила я. – Мне нравится. Что за помада?

Мама улыбнулась.

– «Любовник», от Шанель – ответила она.

Тут навстречу мне радостно выбежала Прешес, и от радости сердце подскочило у меня в груди.

– Детка! – проворковала я, взяв ее на руки и крепко обняв. – Я так по тебе скучала.

– Теперь я понимаю, что вы имели в виду, – сказала мама, обращаясь к Марио и Тодду.

– Что? – не поняла я.

– Белла, – строго проговорил Марио, – я хочу сказать, что тебе не стоило бы так привязываться к собаке, которая тебе даже не принадлежит.

– Нет, вы только посмотрите на него! – негодующе воскликнула я, отводя Прешес подальше от себя, чтобы получше рассмотреть ее новую футболку. Футболка была розовой, из хорошего мягкого хлопка с надписью «Хучи-Пучи», выведенной блестящими стразами. – Уж мне-то она ближе, чем вам.

– Добро пожаловать домой, – сменил тему Марио. Открыв духовку, он вынул оттуда тарелку с чем-то завернутым в фольгу – это они только что ели на обед – и поставил передо мною на стол, подложив под тарелку мягкую подставку. В центре каждой из остальных трех подставок стояли винные бокалы с фруктовым мороженым, которое уже было частично съедено. Я опустила Прешес на пол, и Тодд подал мне нож, вилку и полотняную салфетку.

Марио с Тоддом были хорошей командой. Тодд содержал в порядке записи, касающиеся нашего семейного бизнеса, а Марио предлагал идеи. Марио готовил, Тодд наводил порядок. Тодд был плотником, Марио – декоратором. Эндрю Тодд помогал с математикой, а Марио учил одеваться. Они были отличными партнерами.

– Вы полагаете, мне больше повезло бы в жизни, если бы я была лесбиянкой? – спросила я.

Марио с мамой переглянулись.

– Ну давай, отвечай, – сказала мама.

Марио кивнул.

– Нет, – ответил он. – Я считаю, что тебе больше повезло бы в жизни, если бы ты выбрала парня, не настолько сосредоточенного на своей собственной персоне, как Крейг.

Заглянув в сумку, стоявшую на кухонной стойке, Тодд вытащил оттуда еще одну крохотную футболочку, на этот раз турецкую. «ИЗ-ЗА ВАС Я ЛАЮ», – прочитал он вслух. – Мы и тебе хотели купить с такими же словами, да только у них не было футболок для людей.

– Все в порядке, – сказала я и взяла в рот креветку с соусом и рисом. – М-м-м… Как вкусно!

Тодд снова порылся в сумке и вынул футболку с черно-белой надписью «КАРМА – ПРОКЛЯТИЕ», а потом еще одну, с обращением: «НЕ ИСПЫТЫВАЙТЕ КО МНЕ НЕНАВИСТИ, ПОТОМУ ЧТО Я ПРЕКРАСНА» – нежно-желтую, напоминающую по цвету шкуру кугуара.

– Вы, ребята, просто невозможны, – усмехнулась я. – Вот подождите, станете вы дедушками! Думаю, дети Эндрю будут ужасно испорченными.

Марио с Тоддом переглянулись.

– Де-е-едушками! – со стоном повторили оба.

– Да будет вам ныть! – остановила их мама. – Это совсем не так уж страшно, как вам кажется. – Она отправила в рот еще ложечку мороженого.

– Да я жду не дождусь, когда можно будет заняться с малышом, – сказал Марио. – Надо просто к этому слову привыкнуть, вот и все. А пока такое ощущение, будто оно добавляет твоему имиджу несколько десятилетий.

– Давай сначала перестанем переживать из-за свадьбы, – предложил Тодд. – А потом пусть Эми забеременеет. После этого уже и поговорим о твоем имидже.

– Да свадьба-то совсем близко, – заметила мама. – Даже не верится, что она состоится уже в следующую субботу.

Я, конечно, безумно хотела, чтобы мой племянник поскорее женился, но кое-что меня беспокоило.

– Она ведь не посмеет привести его, не так ли? – спросила я.

Марио с Тоддом опять переглянулись.

– А ты не обращай на них внимания, – сказал Марио. – И все будет в порядке.

Я не могла поверить своим ушам.

– Да как вы можете?! – воскликнула я. – Как вы можете позволить Софии привести Крейга на свадьбу Эндрю? Да как бы ты повел себя, если бы расстался с Тоддом, а он захотел бы привести своего нового приятеля?

– Но он же отец Эндрю, – сказал Марио. – Так что у него есть на это право.

Тодд просто пожал плечами, а я повернулась к матери.

Мама улыбнулась.

– Тебе не стоит идти туда со мной, – сказала она. – Пару раз у меня были разборки с твоим отцом, так что не бери с нас пример, детка. Хочешь – приходи на свадьбу со своим приятелем. Вот увидишь, тебе станет легче от этого. – Съев ложечку мороженого, она отвернулась от нас и сказала:

– Кто знает, может, и я решусь привести своего.

Мы с Марио посмотрели друг на друга. Я спросила себя при этом, чьи глаза были распахнуты шире.