Текст книги "Игрушка судьбы"

Клиффорд Дональд Саймак
Игрушка судьбы

Глава 1

Город был белым. Пуританским холодом и отрешенностью, недосягаемой для суетной жизни, отдавала эта белизна.

И над всем высились деревья – я увидел их, когда мы, скользя по наводящему лучу, пойманному далеко в космосе, приблизились к посадочному полю. Именно деревья поначалу навели меня на мысль, что тут – сельская местность. Возможно, сказал я себе, это такая же беленькая деревушка, какие встречаются в Новой Англии, на Земле, – уютно расположившаяся в долине, с весело журчащим ручьем и осенним пламенем рассыпанных по холмам кленов.

Я смотрел на нее благодарно и немного удивленно. Вот где, думал я, славное место! Тихое, мирное… Существа, построившие такую деревушечку, наверняка уж не подвержены особым вывертам и бзикам, которыми так часто поражают обитатели неизвестных планет…

Но деревушкой, о которой я размечтался, тут даже не пахло. Деревья – кто мог ожидать такого? – возвышались над башнями, охватить взглядом которые можно было, лишь задрав голову!

Город вздымался к небу могучим хребтом, не имеющим предгорий. Он окружал посадочное поле стадионным овалом непомерно высоких трибун и уже не сверкал, как совсем недавно, до того, как мы сели, – а источал тихое мерцание, напоминавшее игру пламени свечи в дорогом фарфоре.

И город был белым, и посадочное поле, и даже небо в своей линялой голубизне – почти белело. Белым было все, кроме гигантских деревьев.

Моя шея устала поддерживать голову в неестественно запрокинутом положении, и только теперь, оглядевшись, я увидел вокруг удивительное множество кораблей. Их была уйма – во всяком случае, больше, чем обычно бывает даже на самых крупных космодромах Галактики. Корабли всевозможных форм и размеров роднил цвет, из-за которого-то я и не разглядел их сразу. Белизна кораблей была почти идеальным камуфляжем.

Все сплошь белое, подумал я. Вся чертова планета – белая… Мерцающий город и поле с кораблями выглядели так, словно их из единой глыбы вырезал некий усердный мастер.

И не было никаких признаков жизни. Ни намека на деятельность. Никто не спешил нам навстречу. Все вокруг было мертвым…

Внезапно налетевший ветерок потрепал меня за куртку и тут же утих. Совершенно не было пыли. Ни пыли, которую мог бы поднять ветер, ни какого бы то ни было мусора вообще. Носком ботинка я потер грунт и не увидел следа. Поверхность была такой чистой, будто ее помыли всего час назад.

Сзади послышался шум. Это со своим идиотским баллистическим ружьем спускалась по трапу Сара Фостер. Ружье билось о каждую ступеньку, норовя зацепиться.

Опершись о мою протянутую руку, она ступила на грунт и принялась озираться. Я разглядывал классические черты ее лица, обрамленного роскошной копной рыжих волос, и в который раз поражался полному отсутствию тепла в этом совершенстве.

Сара Фостер подняла руку, чтобы отбросить со лба прядь, вечно падающую – с тех пор, во всяком случае, как мы познакомились.

– Чувствуешь себя букашкой… – тревожно произнесла она. – Как будто кто-то очень большой рассматривает тебя… Вы не ощущаете на себе взгляда?

Я помотал головой. Никаких взглядов не ощущалось.

– В любой момент, – продолжала Сара, – он может поднять свою ножищу и раздавить нас.

– А что наша парочка? – спросил я.

– Тук собирается, а Джордж сидит с блаженным выражением лица и говорит, что он дома.

– Ах ты боже мой!

– Вы, я вижу, недолюбливаете его.

– Да нет, тут другое… Я не в восторге от всей этой бессмысленной затеи. Джорджа можно и не замечать.

– Тем не менее мы попали сюда именно благодаря ему.

– Да-да… Надеюсь, хоть ему-то здесь понравится.

А вот мне здесь не нравилось. Что-то подозрительное было в этой безмолвной белизне, что-то таилось в этой огромности. Почему никто так и не встретил нас? Ведь наводящий луч усадил корабль именно на это поле! И вдруг – никого… А деревья? Где это видано, чтоб деревья достигали такой высоты?

Наверху что-то брякнуло, и, подняв голову, я увидел монаха Тука, уже спускающегося, и Джорджа Смита, который, отдуваясь, проталкивал в люк свои пышные телеса.

– Как поскользнется сейчас – и как свернет себе шею! – сказал я без особой тревоги.

– Не должен, – отозвалась Сара. – Он крепко держится, и ему помогает Тук.

Я зачарованно наблюдал, как монах заботливо направляет ноги слепого Смита.

Итак, слепец и бродяга, корчащий из себя монаха, а также баба-охотник решили отправиться на поиски человека, существование которого, возможно, не более чем вымысел. И я поступил крайне мудро, связавшись с этими сумасшедшими…

Спуск наконец-то счастливо завершился, и Тук, взяв Джорджа за руку, развернул его таким образом, чтобы лицо было обращено к городу. Сара сказала истинную правду насчет блаженного выражения. Счастливая улыбка Смита, словно приклеенная к лицу, выглядела нелепо.

– Это именно то место, Джордж? Вы не ошиблись? – спросила Сара, легко дотронувшись до него.

Блаженное состояние сменилось экстазом, наблюдать который было жутковато.

– Какие ошибки?! – исступленно взвизгнул Смит. – Мой друг здесь! Я слышу его и почти вижу! Я могу дотянуться до него!

Он выбросил вперед свою короткую пухлую руку и принялся ею что-то искать. «Что-то», однако, существовало лишь в его воображении.

Да, это было чистейшим безумием – полагать, что слепой человек, пусть даже слышащий некий голос, способен провести корабль через тысячи световых лет, за галактический центр, к заранее им определенной планете. Слышит он – и пускай себе слышит! Подобных индивидов всегда хватало, но разве кто-то принимал их всерьез?..

– Там город, – сказала Сара. – Огромный белый город и деревья, вытянувшиеся на высоту нескольких миль. Вы видите это?

– Нет… – обескураженно пробормотал Джордж. – Я вижу другое… Никакого города и никаких деревьев… Я вижу… – Он судорожно сглотнул слюну, лицо его напряглось, а руки возбужденно задвигались. – Не могу вам сказать. Нет таких слов, чтобы передать это.

– Что-то приближается к нам! – воскликнул Тук, указывая пальцем в сторону города. – Непонятно, что именно… Какое-то поблескивание… Но оно явно приближается!

Я посмотрел туда, куда указывал монах, и увидел не больше, чем видел он. То есть почти ничего. Едва уловимые искорки у самого основания городской стены.

Сара отняла бинокль от глаз и передала его мне:

– Что скажете, капитан?

Мой вооруженный глаз поймал плывущее пятно, которое, увеличившись, распалось вдруг на части. Лошади?! Казалось совершенно невероятным, что там могут быть лошади, но ни на что другое это не походило! Белые – а какие же еще? – лошади скакали к нам во весь опор! Очень странные, однако, это были лошадки, смешные… Они бежали как-то не так, не по правилам, совершенно несуразным аллюром, качаясь взад-вперед.

Вскоре я уже мог различать детали… Эти лошади были лошадьми лишь условно! Уши торчком, раздутые ноздри, изогнутые шеи, гривы – все это присутствовало, но в каком-то застывшем виде! Будто нарисованное бездарным художником для календаря! А ноги отсутствовали вовсе. Вместо ног были качалки, передняя и задняя. Передняя чуть поуже. Качалки, не ударяясь одна о другую, поочередно выкидывались вперед – и лошадь танцевала туда же.

Потрясенный, я вернул бинокль Саре:

– Что-то невероятное… Вы не поверите…

Лошади между тем приближались. Восемь совершенно одинаковых лошадей белой масти.

– Карусель, – бросила Сара.

– Карусель?

– Ну да! Механическое устройство, которое можно встретить в парках, на базарах – везде, где есть аттракционы…

– Вообще-то, – сказал я, несколько смутившись, – мне приходилось сталкиваться с увеселениями иного рода, но конь-качалка был в детстве и у меня.

Восьмерка наконец остановилась перед нами как… нет, не как вкопанная, а продолжая раскачиваться. Одно из этих странных созданий заговорило с нами на универсальном языке, сложившемся еще до того, как человечество две тысячи лет назад проклюнулось в космос.

– Мы быть лошадки, – сообщило оно. – Явились принять вас. Меня зовут Доббин.

Говоря это, лошадка продолжала раскачиваться, но все члены ее по-прежнему были неподвижны. Уши бодро торчали, и казалось, именно из них вылетают слова; резные ноздри пребывали в раздутом состоянии, а гриву будто сфотографировали при сильном ветре.

– Какие они славные! – громко умилилась Сара.

Другой реакции я и не ждал. Она непременно должна была найти их славными.

Доббин, никак не прореагировав на такое проявление чувств, продолжил свою речь:

– Настоятельно рекомендуем поторопиться. Времени очень мало. Для каждого из вас есть верховая лошадка. Остальные четыре повезут поклажу.

Не найдя чем восхититься в этой информации, я перебил кобылу:

– А мы, между прочим, не любим, когда подгоняют. И если вас так поджимает время – переночуем на корабле. А в гости отправимся утречком.

– Нет! – вскричал Доббин чуть ли не яростно. – Это исключено. С заходом солнца возникает большая опасность. Вы должны непременно находиться в укрытии.

– Не понимаю, почему нужно упрямиться, – пробормотал Тук, одергивая сутану. – Я лично против того, чтобы торчать здесь всю ночь. Мы даже можем не брать наши вещи, если такая спешка. Вернемся за ними позже.

– Багаж берем сразу, – возразил Доббин. – Утром не будет времени.

– По-моему, – сказал я, разозлившись, – вы просто ужасно торопитесь. Если такое дело – поворачивайте оглобли и убирайтесь. Мы уж как-нибудь позаботимся о себе сами.

– Капитан Росс, – отчеканила Сара Фостер. – Почему я должна топать в такую даль, когда мне предлагают нечто более приятное? Потому что вам под хвост попала вожжа?

– Возможно, и вожжа, – огрызнулся я. – Но я не потерплю, чтобы всякие сопливые роботы мною командовали.

– Мы быть лошадки, – вежливо поправил Доббин. – Мы не быть никакие роботы.

– А чьи лошадки вы быть? Человеческие?

– Я не понимаю вопроса.

– Вас изготовили существа, похожие на нас, да?

– Не знаю.

– Черта с два ты не знаешь, – сказал я и повернулся к Смиту. – Джордж!

– В чем дело, капитан? – Слепой повернулся ко мне своим одутловатым, еще не утратившим экстатического выражения лицом.

– В беседах с вашим другом когда-нибудь затрагивалась тема лошадок?

– Лошадок? Вы, вероятно, имеете в виду непарнокопытных, которые…

– Да нет, других. Тех, на которых качаются. Так вы говорили о них?

– Впервые слышу о таких лошадках.

– Ну как же! Ведь были у вас в детстве игрушки!

– Были конечно, – вздохнул Смит. – Но не те, что вы думаете. Я ведь уже родился слепым, и потому игрушки мои были особого рода.

– Капитан! – сердито встряла Сара. – Ваше поведение нелепо! К чему вся эта подозрительность?

– К чему? – вскипел я. – Вам растолковать? Могу.

– Знаю, знаю, знаю, – упредила она мои объяснения. – Подозрительность и еще раз подозрительность – вот что спасало вас не раз.

– О благородная леди! – воскликнул вдруг Доббин. – Поверьте мне, прошу вас! То, что появляется после захода солнца, действительно крайне опасно! Умоляю и заклинаю! Вы должны отправиться с нами! Чем скорее, тем лучше! Я категорически настаиваю на этом!

– Тук! – решительно сказала Сара. – Полезайте наверх и начинайте сгружать вещи.

Распорядившись, она повернулась ко мне с воинственным видом:

– Не будет ли каких-то возражений, капитан?

– Нет, мисс. Это ведь ваш корабль, и деньги – тоже ваши. Кому, как не вам, заказывать музыку.

– Потешаетесь?! – свирепо вскричала она. – Вы только и знаете, что потешаться надо мной! И не считаться с моим мнением!

– Вас сюда доставили? – холодно осведомился я. – Доставили. И так же доставят обратно, согласно условиям сделки. Если, конечно, вы не ухитритесь сделать эту работу невыполнимой.

Сказав так, я тут же пожалел об этом. Все-таки мы были далеко от дома, на неведомой планете. Тут нужно держаться вместе, а не затевать свар. Тем более, она действительно права – мое поведение было нелепым… Выглядело нелепым, поправил я себя. Было же – абсолютно логичным по сути. Потому что, когда попадаешь в такое местечко, нужно быть начеку. Я перебывал на множестве незнакомых планет, и нюх мой не раз спасал мою голову. Сара, конечно, тоже кой-чего повидала, но при ней всегда было целое экспедиционное войско – я же был сам по себе…

Тук уже вскарабкался наверх, предварительно подоткнув свою сутану, и теперь подавал Саре многочисленные сумки и тюки. Стоя на одной из ступенек, она осторожно скидывала все к основанию трапа. В чем, в чем, а в лености упрекнуть эту особу было невозможно. Если она не работала наравне с другими, то работала больше их.

– Ладно, – сказал я лошадкам. – Вьючные – ко мне. Принимай поклажу. Как вы это делаете, кстати?

– К сожалению, – виновато ответил Доббин, – у нас нет рук. И всю работу придется сделать вам. Уложите груз на спины лошадок – тех, что без седла, и для надежности прихватите ремнями.

– Просто гениально, – мягко съязвил я.

Польщенный Доббин, качнувшись чуть посильней вперед, изобразил поклон:

– Всегда к вашим услугам.

Ко мне приблизились четыре лошадки, и я тут же – с помощью Сары, к этому времени освободившейся, – принялся их нагружать. Когда спустился Тук, все было готово.

Солнечный диск, уже надкушенный самыми высокими башнями, опускался за город. Оно было чуть желтее земного, здешнее солнце, и, вероятно, представляло собой обычную звезду класса К. Бортовой компьютер наверняка уже исследовал этот объект, как и саму планету, вдоль и поперек. И недоумевал теперь, отчего же никто не интересуется данными об атмосфере, химическими характеристиками и многим прочим. Я интересовался, конечно. Я давно изучал бы все это, если бы не нахрапистость местных жеребцов. Несколько успокаивала мысль о том, что, вернувшись сюда утром, я заполучу наконец вожделенный листочек с данными, – но успокаивала она недостаточно. Не нравилось мне все это; не нравилось…

– Доббин! – сказал я. – О какой такой опасности, собственно, речь? Чего конкретно нам следует остерегаться?

– Этого я не могу сказать, поскольку сам не понимаю. Но уверяю вас, что…

– Да ладно уж… – Я досадливо махнул рукой.

Тук, пыхтя и отдуваясь, помогал Смиту взгромоздиться на одну из лошадок. Сара уже была в седле и, демонстрируя свою безупречную осанку, привычно предвкушала очередное захватывающее приключение – амазонка с берданкой.

Я скользнул взглядом по арене посадочного поля – к городу, по-прежнему не подававшему признаков жизни. Солнце медленно съезжало вниз, и полоса тени, отбрасываемой его стенами, становилась все шире. Некоторые из зданий уже стали черными, но ни в одном из них не было видно зажженных окон. Куда же подевались обитатели города? А также гости, между прочим… Ведь прилетел же кто-то на этих кораблях, белеющих, словно призрачные надгробия!

– Не соблаговолит ли сэр оседлать меня? – подал голос Доббин. – Наше время на исходе!

В воздухе все явственней ощущалась прохлада, а в сердце закрадывался страх. И я не понимал его причины. То ли он был связан с самой неуютностью места, похожего на западню, – то ли пугало это полное отсутствие жизни… Правда, лошадок никак нельзя было рассматривать в качестве неодушевленных предметов…

Сняв с плеча лазерное ружье и крепко сжав его в руке, я вспрыгнул на Доббина.

– Оружие вам здесь не понадобится, – неодобрительно заметил тот.

Я оставил реплику без ответа. Каждый тут будет соваться в мои дела, черт побери.

Кавалькада двинулась в сторону города. Это была удивительная езда. Нас не качало и не подбрасывало. Мы просто скользили по некой синусоиде.

А город все не приближался. Деталей, во всяком случае, по-прежнему нельзя было рассмотреть. Мы находились, как я понял, в гораздо большем удалении от него, чем это виделось поначалу. Куда внушительней оказались и размеры посадочного поля.

– Капитан!! – послышался отчаянный крик.

Я обернулся.

– Корабль! – вопил Тук. – Наш корабль! Они что-то с ним делают!

Эти неведомые «они» действительно что-то делали. Рядом с кораблем стоял несуразной формы механизм. Он был похож на пухлую букашку с длинной и тонкой шеей, увенчанной головкой – с булавочную. Струйка не то дыма, не то тумана тянулась изо рта букашки к кораблю, который мало-помалу превращался в еще один белый памятник.

Истошно закричав, я изо всех сил натянул поводья, но Доббин как ни в чем не бывало несся вперед. Будто осаживали не его, а скалу.

– А ну-ка, стой! – взревел я. – Возвращаемся!

– Нельзя, сэр, – ответил Доббин ровным голосом. – Некогда. Нам нужно поскорей укрыться в городе.

– Да есть же время, есть, черт побери!

Вскинув ружье и направив дуло между кончиками ушей моей норовистой лошадки, я крикнул спутникам, чтоб зажмурились, и нажал курок.

Яркий лазерный луч, отраженный грунтом, ослепил даже сквозь веки. Доббин вздыбился подо мной, закрутился волчком, едва не касаясь мордой хвоста, и когда я открыл глаза, мы уже направлялись назад к кораблю.

– Теперь мы все умрем, – стонал Доббин. – И виноваты в этом будете вы, безумное создание.

Я оглянулся. Лошадки покорно следовали за нами. Доббин, видно, был у них за главного. Они не раздумывая бросались за ним, куда бы тот ни повернул… То место, куда ударил луч, не было отмечено дымящейся лункой, обычной в таких случаях. Выстрел не оставил на грунте даже царапины!

Сара ехала, закрыв рукою глаза.

– С вами все в порядке? – спросил я ее.

– Вы ненормальный дурак!

– Но я же предупредил вас! Нужно было всего лишь зажмуриться!

– Предупредил он… Крикнул и сразу стрелять… Мы даже не успели ничего понять!

Она наконец опустила руку, и глазки ее вполне исправно метнули в меня заряд злости. Ничего с ней не случилось, просто она не могла упустить такую прекрасную возможность поскулить.

Букашка между тем, бросив опрыскивать корабль, уже неслась прочь. У нее наверняка были колеса или что-то вроде – уж очень резво она улепетывала, вытянув вперед свою непомерно длинную шею.

– Умоляю, сэр! – заныл Доббин. – Не теряйте понапрасну времени! Здесь вы ничего не поправите!

– Еще одно слово – и я выстрелю уже не поверх твоих ушек, – был мой ответ.

Мы почти добрались до корабля, и, не дожидаясь, когда Доббин закончит свое плавное торможение, я спрыгнул с него и побежал вперед – без единой, впрочем, мысли относительно дальнейших своих действий.

Корабль, каждый дюйм его, был покрыт каким-то странным веществом и напоминал стеклянную безделушку вроде тех, что пылятся на каминных полках.

Я потянулся рукой к корпусу. Поверхность была гладкой и твердой. Покрытие не выглядело металлическим и, скорее всего, не было таковым. Когда я осторожно стукнул по нему прикладом, по всему полю прокатился колокольный звон, самый настоящий. Городские стены швырнули в нас эхо.

– Что это, капитан? – дрожащим голосом спросила Сара. Ей не терпелось узнать, какая такая напасть приключилась с ее собственностью.

– Глазурь, – ответил я. – Причем крепенькая на удивление… Запечатан наш кораблик – вот что!

– То есть теперь мы не сможем попасть внутрь?

– Трудно сказать… Будь у нас кувалда, мы бы, конечно, справились с этой скорлупкой, но…

Тут Сара решительно схватилась за ружье и…

Своей нелепой аркебузой, как обнаружилось, воительница пользоваться умела. Грамотно стреляла, что да – то да.

Звук получился таким откровенно громким, что все лошадки одновременно поднялись на дыбы. Но едва ли не громче самого выстрела было пронзительное жужжание срикошетировавшей пули, тут же сменившееся раскатистым гулом белого, как молоко, корабля.

Шумом, однако, и ограничилось. Корпус как был безупречно гладким, таким и остался. Ни малейшей вмятины. Словно и не было чудовищного удара в пару тысяч футо-фунтов.

Я медленно поднял свое лазерное ружье.

– Бесполезно, – равнодушно сказал Доббин. – Глупые люди. Оставаться здесь нет никакого смысла. Вы ничего не можете сделать.

– Тебя же предупредили, кажется! – закричал я, круто повернувшись. – Одно слово – и дырка в башке!

– Насилием вы ничего не добьетесь, – кротко ответил наглец. – А вот дождавшись захода солнца, обеспечите себе немедленную смерть.

– Но наш корабль!!!

– Он запечатан. Как и все остальные. И то, что вы при этом находитесь снаружи, можно считать удачей.

Я не мог согласиться с ним во всем, поскольку кое в чем эта кляча была-таки права. Тут действительно ничего нельзя было сделать. Как не пробился лазерный луч сквозь грунт, так не пробьется он и сквозь этот футляр. Потому что все вокруг – и поле, и город, и корабли, включая свежеоблитый наш, – все покрыто одним и тем же невинно белеющим веществом неимоверной структурной прочности.

– Я глубоко сочувствую вам, – равнодушно сообщил Доббин. – И предполагал, что вы будете шокированы… Оказавшийся на этой планете остается здесь навсегда. Улететь еще никому не удавалось. Но это не значит, что нужно искать смерти! Убедительно прошу вас проявить благоразумие и отправиться в безопасное место!

Я вопросительно посмотрел на Сару, и она кивнула. Она кивнула, потому что торчать здесь действительно не имело смысла. Корабль запечатан с неведомой нам целью. Поразмышлять над этим можно будет и утром, вновь вернувшись сюда. Пока же лучше прислушаться к увещеваниям Доббина. Этой опасности, о которой он талдычит, возможно, и не существует – однако осторожность не помешает.

Рассудив так, я вскочил в седло. Доббин, не дав мне даже как следует усесться, круто развернулся и, условно говоря, поскакал.

– Потеряно слишком много драгоценного времени, – объяснил он чуть позже. – Теперь придется наверстывать упущенное. Мы должны успеть добраться до города.

Значительная часть посадочного поля уже погрузилась во мрак, но небо оставалось светлым. Сквозь стены сочилась копоть сумерек.

Итак, если верить Доббину, покинуть планету не удавалось еще никому. Так, во всяком случае, он изволил выразиться… Но не исключено, что нас просто хотят удержать здесь и корабль запечатан именно с этой целью! А значит, нужно найти способ убраться отсюда, как только возникнет такая потребность. Должна же быть какая-то лазейка! Каждая на первый взгляд безвыходная ситуация обязательно имеет выход!..

Город – по мере того как мы приближались к нему – увеличивался. От однородной массы, только что напоминавшей скалу, стали отделяться здания. Они казались неправдоподобно высокими и раньше, с середины поля, – но теперь взметнулись в запределье, уже не охватываемое взором.

Он выглядел по-прежнему мертвым, этот город. Ни в одном из окон не горел свет – если эти здания вообще имели окна. Внизу не наблюдалось никакого движения. И еще: отсутствовала перспектива, удаленное. Все громоздилось непосредственно у самого поля…

А лошадки жарили во весь опор. Казалось, они бежали от страшной бури, вот-вот могущей разразиться.

К своеобразию их хода нужно было, конечно, приспособиться. Причудливая синусоида требовала совершенно раскованной посадки – и только в обмен на таковую доставляла удовольствие.

Городские стены, образуемые огромными каменными плитами, грозно нависли над нами. Я уже мог разглядеть улицы – что-то, во всяком случае, весьма на них похожее. Они были как узкие черные щели, как трещины громадного утеса.

Скакуны наши метнулись к одной из таких трещин, в полумрак. Солнце пробилось бы сюда, лишь зависнув прямо над головой, – а сейчас можно было с трудом разглядеть только стены, поднимающиеся слева, справа и, как казалось, впереди, там, где улочка сужалась в точку.

Одно из зданий, встретившихся нам, стояло чуть глубже, и потому дорога здесь была пошире. От множества широких дверей тянулся общий скат, взлетев по которому лошадки, а вместе с ними и мы исчезли в зияющем проеме.

Комната была скупо освещена. Свет – что сразу бросалось в глаза – шел от прямоугольных каменных плит, вставленных в стену. Лошадки дотанцевали до одной из плит и остановились. У самой стены я увидел карлика, а может быть, гнома – во всяком случае, существо хоть и слегка, но человекоподобное. Низкорослое и горбатое, оно крутило некий диск, расположенный рядом со «светильником».

– Смотрите, капитан! – крикнула Сара.

Она испустила этот вопль совершенно зря, потому что я смотрел и без указчиков.

То, что появилось на светящемся камне, поначалу показалось сказочным подводным царством, как оно должно видеться сквозь толщу вод, зыбящихся у поверхности.

Дикий, словно кровоточащий ландшафт, с ярко-красной землей и фиолетовым небом, вспышками молний и цветами, внезапно сменился самыми настоящими джунглями, с буйством всевозможной растительности и, казалось даже, с притаившимся в засаде зверьем. Едва по моей коже пробежали мурашки – джунгли исчезли тоже. Вместо них теперь демонстрировалась освещенная луной и звездами желтая пустыня. Барханы с изогнутыми гребнями были похожи на застывшие волны.

Пустыня не исчезла, как все ей предшествовавшее. Более чем не исчезла. Она свалилась, обрушилась на нас. Взорвалась прямо перед моими глазами.

Какое-то время я отчаянно пытался удержаться в седле вздыбившегося Доббина, но потом меня швырнуло вперед и закрутило в воздухе.

Я упал на плечо, после чего долго кувыркался по песчаному склону, пока наконец не остановился. Осторожно приподнявшись, я попробовал выругаться, но сил не было даже на это.

Сара лежала рядом со мною. Чуть поодаль пытался встать, путаясь в своей сутане, Тук. Рядом с ним ползал на четвереньках Джордж – ползал и жалобно скулил, как щенок, выставленный среди ночи за дверь.

Вокруг нас была пустыня – мертвая, без клочка растительности, залитая светом огромной белой луны и множества звезд, сиявших как новенькие лампочки в этом совершенно безоблачном небе.

– Он пропал! – скулил Джордж, ползая по кругу. – Я больше не слышу его! Я потерял своего друга!

То была не единственная потеря. Заодно исчезли город и планета, на которой он находился. Мы попали в совершенно другое место…

Да, не следовало мне пускаться в это путешествие, не следовало. И ведь с самого начала не верил! А разве можно добиться успеха без веры, не видя ни малейшего смысла в том, чем ты занят?.. Впрочем, нюанс: у меня не было выбора. Я потерял способность выбирать в тот самый момент, когда на космодроме Земли был ошеломлен красотой этого корабля.